Тульпа

1. Вондер

— Сколько раз я тебе говорила: вылезай уже из своей скорлупы! — голос Тени режет, как холодный скальпель. — И перестань тратить силы на то, что не в твоей власти.

Я отворачиваюсь. Спорить бесполезно — она всё равно задавит фактами, как танком. Стоит мне только начать формулировать мысль, у неё уже готов контраргумент. Она как будто видит моё будущее, а я всё ещё барахтаюсь в настоящем, путаясь в собственных эмоциях.

Каждый наш спор начинается одинаково: я строю в голове убийственные аргументы, уверена, что на этот раз прижму её к стенке… а потом реальность швыряет меня лицом в асфальт. И да, угадайте, кто снова прав.

Кто она такая? Иногда мне кажется, я знала ответ. Когда-то. Теперь — нет. Осталось только осознание: её не существует.

Нет, я не псих. У меня нет справки, нет таблеток, нет дурных привычек. Мне шестнадцать. Я обычная. Та, мимо которой ты проходишь, даже не заметив. Может, мы уже стояли вместе в очереди за кофе или на остановке, и ты даже не вспомнишь.

У меня обычная жизнь. Скучная до зевоты — если бы не одно «но». Я живу с ней. Всегда.

Тень — моя тульпа. Что-то вроде воображаемого друга… только гораздо хуже. И серьёзнее. Она родилась в моей голове, из моей фантазии и упрямого любопытства. Такая реальная, что иногда я теряю границу между нами.

Никакой мистики. Просто когда-то я заигралась. И создала её.

Она вся в чёрном. Длинное лёгкое платье, прозрачные рукава, как из секонд-хэнда или магазина с неформальной одеждой. Густые волосы до пояса, струятся, как чернила в воде. Иногда, когда она поворачивается ко мне спиной, я вижу бант на затылке — чёрный, как асфальт после грозы. Его края шевелятся. На одном — гримаса, как у маски театра ужаса. На другом — приветливая улыбка. А третий вообще уставился на меня глазами. Настоящими.

Сегодня она снова стояла в углу. В том самом, куда меня в детстве ставили за «плохое поведение». Стена там всегда пахла сыростью, а от пола тянуло холодом.

Тень повернулась. Её одежда, причёска, бант — всё как всегда ясно, как под прожектором. Но лицо… Лицо ускользало. Стоило мне сосредоточиться — и в голове что-то «съезжало», подобно картинке в старом телевизоре. Иногда оно расплывалось, иногда пряталось за невидимой вуалью, оставляя только призрачные очертания изящных черт. А порой не оставалось ничего — только чёрная воронка, тянущая взгляд внутрь.

Но голос… Голос я слышала всегда. Чётко. Разборчиво. Он был моим. До последней интонации.

Сейчас я вспоминаю нашу историю с самого начала, до мельчайших деталей. Я не знаю, кто такая Тень, но прекрасно помню день, когда она появилась.

Мне было двенадцать. Мы с нашей хулиганской стаей снова шли на заброшку. Наш «алтарь» — кусок кирпичной стены от развалившейся многоэтажки — торчал среди колючих кустов, окружённый грудами веток и камней. Казалось, сам двор пытался спрятать его от чужих глаз.

Мы сложили из кирпичей подобие трона для каждого. Сидя на нём, можно было чувствовать себя жрецом, читающим заклинания, или вожаком банды, которая плевала на все правила.

Там мы снимали идиотские ролики — до слёз смешные для нас, но слишком рискованные, чтобы сливать в сеть. Родители бы втащили так, что никакое «проклятие» не показалось бы страшным. Там же мы травили друг другу дикие истории и делились «секретными» знаниями, взятыми из интернета, словно это был контрабандный товар, добытый в обход всей системы.

В тот день Алиса прислала в наш чат сообщение с грифом «секретно»: всем срочно собраться, у неё есть информация, от которой мы будем в шоке. Обычно такие вбросы мы удаляли сразу, на случай если за нами уже следит ФСБ. Или хотя бы родители, обеспокоенные тем, что мы вообще имеем смартфоны.

Была осень, самое начало учебного года. Я торопливо запихнула руку в болтающийся рукав сиреневой куртки и соврала маме, будто иду к Алисе зубрить математику перед гипотетической контрольной, о которой «забыла». Мама поверила. Врать я умею с детства — с талантом и артистизмом. Сейчас Тени это, мягко говоря, не нравится.

Для правдоподобности я прихватила тетрадь, ручку и конфеты — якобы «угостить Алису». Мама осталась довольна. Наверное, даже немного гордилась моей учебной инициативой.

А я радовалась, что мир можно обмануть — если подобрать правильные слова и вовремя улыбнуться.

В тот вечер собралась вся наша гоп-компания — шесть человек: три девчонки и три пацана. «Трое на трое» — так нас называли в школе, будто мы участвовали в каком-то местном «Бое без правил». Мы же величали себя клубом активистов. Не отличники, зато пытливые умы с жаждой знаний и доступом в Интернет. Мы постоянно вляпывались в истории, которые сами же и придумывали. Наш любимый вопрос звучал как вызов реальности: «А что будет, если?..»

Пока другие дети коллекционировали наклейки или пятёрки, мы коллекционировали последствия. Взорванная в мусорке петарда во время урока? Легко. Листовки с позорными историями про учителей и учеников? Было. Но всё это оказалось лишь разминкой. Настоящее «если» случилось позже — и разделило мою жизнь на «до» и «после».

Честно? Лучше бы мы так и остались мелкими пироманами и сказочниками

Автором большинства наших баек была я. Я могла загнать любую чушь так убедительно, что даже наши скептики начинали переглядываться.

— Говорю вам, у директора нет сердца, — шептала я, нарочито страшным голосом, щёлкая карандашом по столу. — Только проводки и батарейка на девять вольт!

Кто-то прыснул, кто-то замер, но через минуту вся наша банда уже спорила, как проверить: разрезать галстук или подсмотреть под воротник пиджака.

Я подхватывала смех, крутилась в центре, сияла глазами и чувствовала, как мир готов слушать только меня. Тогда я была другой — дерзкой, смешливой, жадной до внимания. Жизнь ещё не успела меня приручить.

В тот самый вечер никто не опоздал — наоборот, все пришли раньше, будто мы собирались раскрыть государственную тайну. Когда я добралась до нашего «алтаря», компания уже мастерила новые сидушки из кирпичей: старые опять кто-то разломал. Конфеты, которые я принесла «для Алисы», исчезли в секунды — мне не досталось ни одной. Но я не расстроилась: дома целая ваза, а главное угощение вечера — вовсе не сладости.

2. Ещё одна "я"

После того дня я начала меняться.

Сильно. Необратимо.

Раньше я была дерзкой девчонкой — могла нагрубить учителю, вцепиться в волосы однокласснице, если мне казалось, что она косо посмотрела. В школе меня побаивались. Мой голос был громким, взгляд — острым, движения — быстрыми и резкими, отточенными.

Я была вихрем: живой, неудержимой, непредсказуемой.

Любила яркую одежду — джинсовые куртки с нашивками, футболки с вызывающими надписями, кеды кислотных цветов. Волосы стягивала в высокий хвост или заплетала в две тугие косички — острые, как у девчонки из банды. В зеркале я видела дерзкую, живую версию себя, и мне это нравилось.

— Ха, смотри! — фыркнула я, поправляя косички и усмехнувшись своему отражению. — Я сейчас выйду на улицу и возглавлю банду из соседнего двора. Ещё бы пистолет — и я самая крутая девочка на районе!

— Ты смешная, — холодно отозвалась Тень. — Люди смотрят и смеются. Ты думаешь, они восхищаются, а они жалеют.

— Пусть! — я дернула плечом. — Главное, что я настоящая. А ты кто? Просто приведение. Тебя и не видит никто!

Она замолчала. Но позже, когда я снова громко смеялась с девчонками, она строго смотрела на меня.

Позже, когда все разошлись, она тихо сказала:

— Будь тише. Улыбка тебе не идёт.

— Я… я просто… — попыталась возразить.

— Тебе лучше молчать, — перебила она. — Нельзя показывать людям, что ты чувствуешь. Никто не должен знать о твоих слабостях. Ты выдаёшь себя эмоциями. Вот бы твою дерзость и смелость — да без этой болтовни и вспышек чувств, цены бы тебе не было.

Я тут же засунула руки в карманы и стиснула зубы, репетируя сдержанность. Но внутри всё кипело, как старый ржавый чайник.

Вечером, когда осталась одна, я сняла с себя джинсовку с нашивками. Повесила в шкаф, глубже, за другими вещами. «Пусть пока повисит», — подумала я тогда. Но рука не тянулась вернуть её.

С каждым днём я становилась тише, медлительнее. Голос ослаб, мысли вязли. Я перебирала в памяти каждое её слово — как бисер сквозь пальцы. И чем дольше перебирала, тем больнее становилось.

Нет. Она точно не была плодом моего воображения. Не могла быть.

Потому что говорила то, чего я сама не знала. То, чего никогда не думала или давно забыла: детали разговоров, услышанных мельком, тайные страхи, обрывки воспоминаний из детства. Я не задавала ей этих мыслей. Она была отдельным существом, пришедшим извне, поселившимся в мои дни, мои мысли, моё тело.

И день за днём притворяться, что всё нормально, становилось всё труднее. Спокойно ужинать с родителями, когда в углу комнаты стоит чёрное существо, слегка покачиваясь, склонив голову набок. Сидеть на уроках, когда оно беззвучно занимает соседнюю парту, рассеянно чертя пальцем невидимые линии на столе.

А хуже всего — первый день рождения с ней.

Мне исполнялось тринадцать. Комната была залита светом гирлянд. Хлопушки гремели, ленты падали в волосы, друзья хохотали, размахивая бумажными трубочками-сюрпризами. Передо мной поставили торт — белый крем, разноцветные свечи. Красный картонный колпак чуть сползает на глаза.

— Ну давай, загадывай желание! — закричала Алиса.

— Дуй сильнее, а то не получится! — смеялся кто-то из мальчишек.

Я вдохнула. Свечи дрожали, отражаясь в моих глазах. И тут я услышала её.

— Загадала? — прошептал мой голос, склонившись на ухо.

Я дёрнулась, но никто не заметил. Все хлопали в ладоши, смеялись, отсчитывали:

— Три!.. Два!.. Один!..

Я задула свечи. В тот же миг почувствовала, как она села рядом. Точно так же, как остальные. Деревянная табуретка скрипнула под её несуществующим весом. Она взмахнула рукой, глядя прямо на меня. И запела. Моим голосом. В унисон с хором друзей:

— Happy birthday to you…

Я улыбалась — куда было деваться? Но внутри всё рвалось, провалилось в пустоту. Её губы шевелились синхронно с моими. Никто не слышал. Никто, кроме меня.

— Эй, Лия, ты чего такая серьёзная? — спросила Алиса, заглядывая мне в лицо.

— Ничего, — быстро ответила я и снова натянула улыбку. — Думаю, один кусок взять или сразу два.

Хор друзей продолжал петь, хлопушки гремели. А рядом она тихо подпевала, не отводя взгляда.

Весь вечер я сидела как на иголках. Впервые в жизни мне пришлось улыбаться неискренне.

Смеяться над шутками, которых не слышала. Изо всех сил стараться удержать ускользающее внимание.

А она всё это время сидела рядом. Молчала, смотрела. Будто знала: с этого дня я уже никогда не останусь одна.

Музыкальные уроки превратились в пытку.

Учительница в очках сидела напротив, тихо стучала ногтем по корпусу своей гитары:

— Лия, ты опять мимо. Слушай внимательнее, ладно?

Я сжала гриф. Пальцы дрожали, звук выходил грязным.

А она — Тень — стояла в углу класса, скрестив руки на груди, пристально глядя.

— Вот так, — прошептала она, двигаясь ближе.

Её руки накрыли мои. Холодные, прозрачные. Я вздрогнула, но аккорд зазвучал идеально. Чисто, уверенно, без единой ошибки.

— Видишь? — её голос совпал с моим внутренним. — Этоты. Простоянаправляю.

— Нет, это не я, — прошипела я сквозь зубы. — Это ты!

— Что «это я»? — настороженно спросила учительница, вскидывая брови.

— Ничего… Мысли вслух. — торопливо отрезала я, чувствуя, как жар заливает лицо.

Я решила проверить. Съехала пальцами специально — фальшиво брякнула струна, звук резанул уши.

«Ну? Исправь», — мысленно бросила я вызов.

И она исправила.

Пальцы сами скользнули к нужному ладу. Аккорд засиял кристально чисто.

Учительница замерла, радостная:

— Вот… вот это другое дело! Видишь, когда сосредоточишься — у тебя выходит!

Я кивнула, а сердце колотилось.

— Всё просто, — шепнула Тень довольным тоном. — Я всегда рядом.

На мой отчаянный вопрос «почему?!» Тень ответила холодно, спокойно: