– Обед! Дежурные уже накрыли к обеду! Выходим!
Я сидел в своей комнате и наблюдал за падающим снегом. Хлопья были такие крупные, что практически закрывали плотной стеной второй двухэтажный жилой корпус из белого кирпича, стоящий напротив того, в котором жил я вместе со своей «семьей». Наш интернат находился недалеко от крошечного городка. Однажды кто-то решил, что брошенным детям будет лучше жить на природе: самим растить овощи для пропитания, приучаясь к трудолюбию, дышать свежим воздухом, читая книги в яблоневой аллее, общаться с животными, наблюдая, как в небольших загончиках растут свиньи, кролики и козы. Может быть, это и не самое дурацкое чье-то решение. Но еще полгода, и я уеду отсюда: наконец-то поступлю в университет в крупном городе.
Попытался рассмотреть густой бесконечный лес, который раскинулся за корпусами. Но сегодня из-за метели не видно ни его, ни школьный огород, где всю осень мы вырезали капусту и копали картошку. От воспоминаний тут же потянуло в пояснице, и я перевел взгляд на одно из окон напротив. В нем только что погас свет.
Онакуда-то уходит?
Я хлопнул себя по лбу.
Обед! Совсем забыл…
– Денис?! – Надежда Павловна, она же Свёкла, появилась на пороге нашей с Сёмой комнаты, выдернув меня из размышлений. Голос воспитателя сквозил возмущением, щеки налились румянцем, а волосы, собранные в короткий хвостик, тряслись из-за наполнившего Свёклу напряжения.
– Да-да, уже иду, Надежда Павловна. Простите. Задумался.
Звучно захлопнул книгу, которую читал вот уже несколько часов, и аккуратно положил ее на краешек письменного стола. Небрежность воспитателями не поощрялась. Если они были не в настроении, можно было легко нарваться на «штраф» или на время лишиться любимых занятий и вещей: компьютера, телефона или десерта. Я поправил покрывало на кровати и вышел из комнаты под пристальным взглядом воспиталки. Она же пошла дальше проверять остальные комнаты по коридору, звеня в колокольчик.
– Опять ее достаешь? – перед лестницей на первый этаж, пыхтя, меня догнал Миша, самый маленький воспитанник в нашей «семье». Ему шел уже восьмой годок, но из-за того, что он был пухленький, казался чуть старше. Неловкими движениями он наматывал на ходу синий клетчатый шарф поверх ветхого пальтишка.
– Не-а, Мешочек. Наблюдал за падающим снегом и забыл обо всем, – я предложил малому руку, и он с готовностью схватился за нее. Не хотелось, чтобы он оступился и полетел кубарем с лестницы. Уж очень крутые они были в жилых корпусах!
– А я сразу услышал звонок, – он озорно захихикал, отчего его щеки забавно затряслись. – Но хотел дочитать главу в комиксах. Едва успел захлопнуть томик и слезть со стула, как Надежда Павловна распахнула дверь в нашу с Лёнькой комнату и превратила меня одним взглядом в кучку пепла.
Мы рассмеялись и вышли на занесенный снегом двор – м-да, провинившимся будет чем заняться сегодня – направились в сторону столовой, которая стояла между жилыми корпусами и самой школой. Медленно плелись мимо белых бань, прачечных, мимо хозяйственных построек, где содержались кролики, козы, свиньи и куры. За столовой виднелся школьный стадион, а там дальше – библиотека, разные мастерские, склады и бесконечные огороды, где по весне мы сажали овощи. Настоящее маленькое государство, огражденное от большого мира витым металлическим забором по периметру.
Я лениво пнул только что выпавший снег потрепанным старым ботинком. Вдоль дорожки по обе стороны пестрели крашеными боками автомобильные резиновые покрышки, внутри которых каждую весну мы высаживали цветы. Сейчас на них росли вместо анютиных глазок небольшие сугробы. Направляясь к столовой, я придерживал Мишу за капюшон, чтобы он не поскользнулся. Малой жил в нашем интернате уже пять лет, поступил сюда совсем крохой, так что за эти годы я к нему очень прикипел. Тем более, мне приходилось несколько лет подряд водить его за ручку в детский сад и забирать оттуда вечером. Такая обязанность ложилась на всех подростков: ведь малышей было много, и воспитателей на всех не хватало. Когда Мишу распределили в нашу семью, Свёкла сразу поручила мне приглядывать за ним, потому что Сёма, мой сосед по комнате, уже гонял в садик за братом Лёнькой. К счастью, теперь Мишка ходил в школу, и каждый раз нам было по пути.
Я отвернулся от занесенных снегом построек с побеленными стенами и посмотрел на дорожку перед нами. Воспитанники тянулись в сторону столовой отовсюду: и от школы, и от жилых корпусов, и от библиотеки, и от мастерских. И парочками, и целыми семьями, а кто-то плелся один. Мой взгляд зацепился за такую одинокую фигурку. Из-под пышного розового шарфа и вязаной шапки выбивались вьющиеся светлые волосы. Она повернула голову в сторону школы, будто кого-то высматривала. За длинные ресницы цеплялись пушистые хлопья снега. Я сглотнул сухой ком в горле.
– Катька сама вот эти штуки вяжет? – спросил Мишка, заметив, что я заинтересованно наблюдаю за ней.
– Наверное.
– Надо попросить ее, чтобы связала мне новый шарф, а то этот колючий до невозможности. Вот, посмотри! У меня вся шея в красных пятнах.
– У тебя же был какой-то… синий с гусеницей? – я взглянул на его раздраженную кожу.
– Ха! Вспомнил! Его же украли, когда я ходил в старшую группу детского сада! – махнул рукой Мишка. – Да и не солидно это! Носить шарф с гусеницей.
Я улыбнулся его деловитости и снова уставился на Катю, которая уже поднималась по деревянной лесенке, надстроенной над теплотрассой. Черные огромные трубы тянулись от котельной интерната к нашей школе и жилым корпусам. Они были теплые и парили в некоторых местах. Точно такое же тепло разливалось сейчас у меня в грудной клетке. Хотелось ускорить шаг и догнать Катьку, взять ее за руку. Но я, конечно же, не стал этого делать. Убедил себя, что я затормозил только потому, что приходилось держать капюшон Мешочка. На самом же деле мы не были близко знакомы с Катей, и я любовался ей издалека, на переменах или в библиотеке. Не уверен, что она мечтала о моем внимании. Она даже не замечала меня, а я все никак не решался подойти.
На заснеженный стадион перед школой опустился глубокий вечер. Голые ветви яблонь в аллее чернели и покачивались на фоне потемневшего синего неба, подсвеченные фонарем. Он же освещал древнюю статую пионеров и небольшую площадку с выглядывающими из-под снега колесами, по которым летом прыгала малышня. В детстве, когда я возвращался с уроков, то часто задумчиво смотрел на этот фонарь: его двойной плафон напоминал мне лошадиные ноздри, и я представлял, будто над школой гулял огромный черный конь. Сейчас же не обращал на него никакого внимания, мне было не до всяких глупостей и фантазий. Я шагал туда, куда от него уже не падал свет, в непроглядную темноту. Прошел мимо закрытой библиотеки с чернеющими глазами-окнами и мимо столярных мастерских. Через некоторое время я более-менее привык ко мраку, потому различил впереди коричневые коробы складов под белыми шапками снега. В душе ворочалось беспокойство, а в голове сигналила мысль – может, развернуться и уйти в корпус? Кому нужны эти глупые разборки и почему я должен бежать на них по первому свистку. Хотелось помыться после игры и отдохнуть, а не выслушивать чужие недовольства и нытье о проигрыше.
Ладно, я уже почти пришел. Поздно поворачивать назад.
Я нехотя побрёл дальше, снег поскрипывал под подошвами старых ботинок. Над головой покачивались заледеневшие ветви высоченных деревьев: эта тополиная аллея вела к выходу с территории интерната. Вот бы свернуть на нее и навсегда покинуть это место. Жаль, что я ничей, никому ненужный, так что… пришлось идти к складам. До места оставалось несколько метров, как позади послышались торопливые шаги.
– Стой! – Отдуваясь, крикнул Мешочек. – Дэн, я с тобой.
– Иди в корпус! – шикнул я на него, развернулся и пошёл дальше. Но маленькие ножки позади упрямо следовали за мной.
Я вздохнул. Надеюсь, Мишка хотя бы додумается спрятаться.
– Слушай, – пришлось остановиться, – раз ты всё-таки тащишься за мной, может, заберешь мой телефон на время? А то выпадет из кармана в снег, промокнет и замкнет.
– Ты драться собрался?
– А ты как думаешь? Считаешь, Гришка хочет просто поговорить? Обсудить сегодняшнюю игру?
Мешочек подошел ко мне, пожал плечами, а я вложил гаджет в протянутую руку. Недалеко послышался хохот: где-то там, в темноте, уже виднелись красные огоньки и несколько знакомых теней. Меня ждали. Лучше не задерживаться, иначе будет только хуже.
– Спрячься за этим сугробом. Ты же не хочешь получить от старшаков за то, что подслушивал взрослые разговоры? Я скоро приду.
На этот раз Мишка меня послушался и затаился возле деревянного забора огорода, где летом разрастались плантации капусты. Я со свистом выдохнул, подобрался и смело шагнул в темноту.
– Смотрите-ка, явился, – Гришка Питбоев сплюнул и выбросил окурок в сугроб. Красные искры рассыпались в стороны и тут же погасли. – Слышь, ты! Кирпич! – Он подошел ко мне и сразу толкнул в грудь, так что мне пришлось даже сделать шаг назад, чтобы удержаться. – Думаешь, самый крутой игрок?
– Никакой я не Кирпич! Не называй меня так! – Ответил я невозмутимо.
– Да мне плевать, чего ты там хочешь. Считаешь, что никто из команды не заметит, что ты играешь нечестно?
– Я играю по правилам.
– Ты толкнул меня, и из-за этого я выронил мяч. Только поэтому тебе удалось забить трёхочковый.
– Вранье! Не было такого! – я смело поднял подбородок вверх, взглянув на среднего Питбоева свысока.
– Я тоже видел, – поддакнул его брат Толик. – Хитришь, Кирпич!
– Хочешь сказать, что мне просто показалось? – Гришка снова пихнул меня. – Ты! Отвечаешь за свои слова, что я вру?
На этот раз я не стал терпеть его тычки и пихнул его в ответ. Он просто нарывался на драку. Видимо, у него чесались кулаки от обиды, что их команда снова проиграла.
– Пошел ты, Питбоев! Тебе ещё учиться и учиться делать броски, отдавать пасы и выстраивать стратегию игры. Обмануть тебя на площадке проще простого, потому что ты тупой.
– Че сказал?
Пояснить я не успел, потому что из глаз посыпались искры, а во рту появился металлический, соленый привкус железа. От накатившей злости я тоже запустил свой кулак Гришке в нижнюю челюсть. Мне в ответ прилетел очередной удар – в нос. Пришлось сделать шаг назад и подставить Питбоеву подножку, чтобы угомонить его. Он повалился в снег, как мешок картошки. Так что я поспешил сесть на него сверху и осыпать его грудную клетку ударами. Но Гришка тоже не промах: запустил мне в лицо пригоршню снега и вмиг скинул меня с себя. Пока я оттирал глаза, он уже вскочил и начал меня пинать. Резкие удары кожаных ботинок приходились то по моей спине, то по ногам, то по грудине. По тем местам, куда не доберутся изучающие взгляды учителей и воспиталок: под одеждой синяков никто не увидит.
– Ещё раз толкнешь меня во время игры, и мы изобьём тебя все вместе. Понял, ботаник? – Гришка сидел возле меня на корточках, а потом кивнул братьям. – Идём.
– Твой старший бро так-то тоже учится на отлично. Он тоже ботаник?
Гришка и Толик отвесили мне красноречивые жесты: оттопырили свои средние пальцы. Их старший брат Артем подтолкнул их в сторону тропинки, показывая, что разборки окончены.
Когда Питбоевы скрылись за библиотекой, Мишка выскочил из-за своего укрытия и подбежал ко мне. Я сидел на снегу, прижав один холодный комок к губе, второй – ко глазу.