Впервые я сбежала, когда мне исполнилось шесть лет.
ОН поднимает брови, на лбу скапливаются морщинки, уголок губ нервно дергается, челюсть крепко сжата. Я знаю, что ОН сейчас сделает, и не должна допустить этого.
Мое дыхание учащается, в ладонях скапливается пот.
ОН тянется к двери, нащупывая тяжелый ремень.
Я почти не дышу.
Мигом бросаясь вперед, краем глаза улавливая коричневый кожаный ремень в ЕГО руках. Злобный рык злости режет мой слух, но я уже бегу, направляясь к двери.
— А ну, стой, мерзкая девчонка! — раздается грубый голос, который снится мне каждую ночь в самых страшных снах.
Я резко захлопываю дверь, вдыхая знакомый аромат Копенгагена. На мгновение он опьяняет, но спустя несколько секунд я осознаю всю серьезность происходящего. ОН гонится за мной. ОН никогда не оставит меня в покое.
Я бегу изо всех сил, хватая ртом воздух. Прохожие странно озираются на меня, но я продолжаю бежать. В горле ощущается привкус желчи, и я практически не дышу.
Не знаю, бежит ли ОН за мной, оглядываться в данной ситуации не лучшая затея.
Когда-нибудь я буду свободной, словно птица, и никто не посмеет поднять на меня руку.
Чувствую прохладные слезы.
Ветер обдувает влажные щеки, отчего создается впечатление, будто кожу обмазали мятным бальзамом. Я хочу раствориться, исчезнуть, уйти в небытие, больше не чувствовать страх, и эту ноющую боль в груди и лодыжках, которая напоминает мне, что я все еще бегу.
Когда-нибудь я буду свободной, словно птица, и никто не посмеет…
Больше не могу дышать.
Заворачиваю за угол улицы и ощущаю резкий толчок в бок, отчего мигом лечу на асфальт, всем нутром ощущая, как начинают гореть ладони, разодранные до крови. Бросая взгляд на едва проступающую кровь на поверхности кожи, я задерживаю дыхание, пытаясь стерпеть жуткую боль.
— Прости, я не хотел, — раздается растерянный мальчишеский голос сверху.
Оттряхивая пыль с разодранных ладоней, я поднимаю испуганный взгляд, одним движением руки пытаясь незаметно смахнуть предательскую слезу.
Мальчик.
Он стоит передо мной с нелепым выражением лица, будто только что съел самый кислый лимон на рынке «Израиль Пладс». Очередной поток бесшабашного копенгагенского ветра колышет его пушистые волосы цвета спелой пшеницы, а тревожная голубизна глаз с неким удивлением бегло рассматривает мое лицо.
— С тобой все в порядке? — растерянно проговаривают его губы.
Я с ужасом оглядываюсь за угол улицы и натыкаюсь на противное выражение лица отчима, которое источает всю вселенскую злобу. ЕГО лицо будет встречать меня в аду, и оно приближается с каждой безбожной секундой.
Ноги уже несут меня на другой конец улицы со скоростью света, стараясь как можно быстрее исчезнуть из этого чертового города.
— Стой! — раздается громкий мальчишеский голос. — В машину!
Недолго думая, я резко останавливаюсь, заглатывая огромный поток воздуха, отчего мои легкие говорят мне спасибо. Оглядываясь назад, я натыкаюсь на того голубоглазого мальчика, активно машущего из черного автомобиля. Спустя мгновение я мигом усаживаюсь на мягкое прохладное сиденье, громко захлопывая за собой дверь.
Тяжело дыша, на заднем сидении автомобиля я встаю на колени и оглядываюсь назад, наблюдая как мужчина яростно озирается по сторонам, пытаясь отыскать свою излюбленную жертву. Несколько секунд спустя наши взгляды встречаются: ЕГО прищуренный и мой растерянный. Я перестаю дышать. Сгибаюсь пополам, пытаясь стать продолжением задних сидений, слиться с черной кожей. Кажется, мое сердце сейчас выпрыгнет из груди и все люди в мире поймут наконец, что это за громкий и тикающий звук…
— Все нормально, он тебя не увидел, — спустя целую вечность раздается тихий голос мальчика, отчего я слегка вздрагиваю. — У нас в машине необычные окна! Ты видишь всех, а тебя никто не видит. Правда, я забыл, как это называется…
— Тонировочные окна, — напоминает мальчику уверенный мужской голос с переднего водительского сиденья.
Я поднимаю взгляд и только сейчас осознаю, что все это время не дышала. Замечая, что мы здесь не одни, я направляю взгляд вперед и натыкаюсь на мужчину средних лет в потертой потной футболке и старых спортивных штанах, мельком поглядывающего на меня через зеркало заднего вида. Его лицо отражает небольшую вспышку удивления, исчезнувшую ровно в тот момент, когда он удивился и больше ничего, абсолютно ничего.
— Кто это был? — любопытно спрашивает мальчик, все еще поглядывая мужчине вслед.
Я не привыкла жаловаться людям, но как только в воздухе звучит этот невинный вопрос, мои губы тотчас же начинают дрожать и из глаз градом льются слезы, словно оплакивая всю бедность моего положения.
— Эй! Не плачь. Девчонкам не идут слезы, они портят их красоту, — с искренней улыбкой говорит мальчик, протягивая горстку маленьких конфет в пёстрых упаковках. — Меня Чарли зовут, а этот угрюмый мужчина мой дядя Хенрик.
Я хлюпаю носом, вытирая оставшиеся слезы и ощущаю, как сердце приходит в себя после бешеного, практически ежедневного марафона.
Тринадцать лет спустя
— Совсем скоро в Копенгагене начнется отбор на будущую принцессу, супругу нашего дорогого принца Дании Кристиана!
— Да, Нилс, совсем не верится, что всего через месяц этот замечательный дворец Фреденсборг, возле которого мы ведем прямой репортаж, заселят прекрасные и талантливые дочери Дании.
— Согласен с тобой, Хелл. Но также через месяц у нашего принца будет двадцать четвертый день рождения и после оглашения результатов первого отборочного тура — Его Высочество впервые за двадцать четыре года откроется публике.
— Я уверена, что каждому жителю нашего королевства интересно посмотреть на будущего монарха. Тем более, что по многолетней традиции, к сожалению, принцев нашего королевства скрывают от народа до их женитьбы. Но мы с вами все прекрасно знаем, что все это делается ради безопасности не только принца, но и нашего королевства в целом.
— Действительно, Хелл, через несколько дней мы все увидим нашего обожаемого принца. И да, дорогие девушки, у всех у вас есть шанс стать принцессой и, возможно, даже королевой нашей родной страны! Не упусти свой шанс, ведь именно ты можешь стать будущим нашего королевства!
— Внимание, сообщение с пометкой "молния": вооруженные повстанцы только что захватили «Оперный театр» Копенгагена, где, по неофициальным данным находятся несколько титулованных особ. Повстанцы требуют незамедлительное внимание властей и с каждой минутой выдвигают новые условия, угрожая расправой над приближенными королевской семьи. Напоминаем, что это уже не первый случай, когда экстремисты заявляют о себе. Ровно две недели назад мятежники устроили протест на Центральной площади столицы, нападая на Королевскую гвардию и разрушая памятники культуры. К счастью, это восстание было подавлено вооруженными силами…
— Элизабет, прошу тебя, выключи это, — раздаётся усталый голос матери с кухни. — Можешь прогуляться до ужина. Сегодня чудесная погода, а ты сидишь дома.
Я подхожу к кухонному столу и, опираясь на него локтями, высматриваю что-нибудь вкусненькое.
— У Чарли какие-то дела наметились, — говорю я, запихивая в рот четвертинку огурца, — он говорил что-то насчет бабушки. Я не уточняла.
Мама тихонько бьет меня по рукам, подавая знак, что ингредиенты из салата брать не стоит.
— Что вы за друзья такие, что не уточняете планы на день?
— Мам, не начинай… — мычу я, облизывая пальцы от майонеза.
— Может, у него что случилось? — обеспокоенно спрашивает она, вытирая влажные руки об кухонное полотенце.
В гостиной звенит мой мобильник и, не дослушивая мамин вопрос, я бегу, схватывая телефон на лету. На большом сенсорном экране высвечивается сообщение:
Чарли:
«Я заеду через пять минут».
Элизабет:
«???».
***
— Почему так долго? — спрашивает он, приглушая звук радио.
— Потому что надо заранее предупреждать, — ворчу я, закрывая дверь машины. — Эй, ты опять не закрепил волосы лаком? Я же говорила, что небрежная прическа тебе к лицу, — говорю я и тянусь к нему, чтобы растрепать волосы.
— Честное слово, у тебя какая-то мания к моим волосам, — с ухмылкой проговаривает Чарли через зеркало заднего вида, пытаясь исправить ситуацию на голове после прошедшего урагана, который носит мое имя.
— И почему ты постоянно ходишь в этих черных очках? — спрашиваю я, надевая очки друга на себя.
— Потому что мне так нравится, Элизабет, — говорит он, поворачивая голову в сторону проезжающих машин.
Я закатываю глаза.
— Боже, Чак, ты в курсе, что их придумали, чтобы защитить глаза от солнца? Или ты боишься, что твои глаза раскроют все твои скелеты в шкафу? — с ухмылкой проговариваю я, подозрительно прищуриваясь.
— Прошу, не называй меня так, я чувствую себя какой-то двенадцатилетней девчонкой, —улыбается он.
— Чаки, Чаки, Чаки…
Он закатывает глаза, и мы оба смеемся, а я откидываюсь на спинку сидения, устремляя взгляд на пешеходную часть. И через несколько секунд замечаю, как молодая девушка в светлом элегантном платье по колено, в легком небрежно накинутом на волосы платке и коричневых очках наблюдает за нашей машиной. Она удерживает несколько разноцветных фирменных пакетов в руках, стоя возле огромного цветка, листья которого слегка скрывают черты ее лица.
— Кто это? — тихо спрашиваю я, продолжая смотреть на девушку. — Почему она так смотрит на нас?
— Где? — Чарльз устремляет взгляд на пешеходную часть и плотно сжимает губы, проведя рукой по волосам. — Черт, только не это.
— Эй, с каких это пор ты начал употреблять мои словечки? — ухмыляюсь я.
— Не сейчас, Лилибет, — говорит он, глубоко выдыхая.
Я уже хочу вновь упрекнуть его в том, чтобы не называл меня этим противным именем, но как только я открываю губы, чтобы произнести хоть что-то, так замечаю, как спустя мгновение, девушка начинает быстро приближаться в нашу сторону, стараясь не споткнуться на огромных каблуках.
Выпускной в Дании имеет весьма специфичные традиции, которые каждый датчанин считает своим долгом выполнить. После официальной части в школе начинается самая основная традиция: выпускники забираются в огромные открытые грузовики и запасаются большим количеством спиртного. После того, как все бывшие школьники загружаются в грузовики, машины по одной отъезжают от здания школы и едут к каждому из учеников домой, чтобы каждый родитель смог выпить за окончание школы и за будущие успехи своего ребенка. Это действие происходит в течение дня во всей Дании, так что почти на каждой дороге можно встретить проезжающих мимо ребят, которые вопят во все горло и выпивают алкоголь.
В одиннадцать часов утра мы идем в школу, которая находится в паре кварталов от моего дома. Нас встречает огромное прозрачное здание, с прозрачными классами и большим залом на первом этаже, где собираются все ученики, учителя и родители. Все ребята одеты в выпускные шапки, которые отличаются только цветом окантовочной ленты.
Наш выпускной начинается с выступления директора школы, далее слово берет одна из учениц. Девушка произносит долгую речь с благодарностями и почестями, публика смеется и аплодирует. После ее выступления на сцену выходят все учителя и поют гимн нашей страны, им подпевают все выпускники и родители. После всего этого официальная часть нашего выпускного заканчивается.
Весело, правда?
Все бывшие ученики выходят на улицу вместе с родителями, чтобы начинать готовиться к отъезду на грузовиках. На автостоянке стоят несколько открытых машин, украшенных разноцветными шарами, различными надписями на ватмане и старыми консервными банками, увешанными по сторонам фургона, чтобы они заранее оповещали о нашем визите.
— Ты кого-то ищешь? — с волнением спрашивает мама, кладя руку мне на плечо.
— Нет, уже никого, — утешаю я ее, поправляя прическу, над которой потела все утро.
— Эли, пожалуйста, будь аккуратнее, — обеспокоенно говорит мама, направляя взор в сторону грузовиков.
— Постараюсь, — киваю я.
— Эли, давай живее! — кричит Грета из самого крайнего грузовика с неприличными надписями.
Я в последний раз оглядываюсь на маму и бегу к грузовику.
— Давай помогу, — Грета протягивает руку, и я быстро залажу в странный грузовик.
— Кто придумал эти идиотские надписи? — спрашиваю я, отряхивая джинсы.
— Я думала, ты сама догадаешься. Кто еще может придумать такое, кроме Томаса? — усмехается она, потягиваясь за банкой пива.
В грузовиках собирается достаточное количество выпускников и через несколько минут машины начинают по очереди отъезжать от здания школы. Все ребята машут родителям, те, в свою очередь, машут чадам в след. Как только мы отъезжаем от школы на приличное расстояние, сразу начинает грохотать музыка и все выпускники принимаются разливать спиртные напитки в одноразовые стаканчики.
— Кто у нас первый на очереди? — спрашивает Томас, отпивая прямо с горла бутылки.
— Ноа, его родителей не было в школе, — сквозь сумасшедшую музыку кричит Лоун.
— Отлично, Ноа, тебе повезло, — кричит Томас, взъерошивая парню волосы.
Ноа смущенно улыбается, позволяя своему однокласснику уничтожить аккуратно уложенную прическу. Сквозь лучи утреннего солнца, кажется, словно у этого смущенного парня стало еще больше мелких бежевых веснушек.
— Эли, лови! — перекрикивает музыку Грета, бросая бутылку пива в мою сторону. — Пора развлечься по-взрослому!
— Эй, что с тобой? — Карен надувает губы. — Почему не веселишься? У тебя впервые появилась возможность прийти домой пьяной на законном основании!
— Уже не важно, — перекрикиваю я, делая несколько глотков пива.
Мы едем на огромной скорости по центральной дороге города. В ушах раздается ни на минуту не стихающий ветер, вперемешку с грохочущей попсой. Мимо проезжают машины, которые не прекращают сигналить нам вслед. Пешеходы останавливаются, чтобы внимательно рассмотреть нас, некоторые достают смартфоны и начинают снимать все происходящее на камеры. Ребята начинают безудержно кричать и прыгать по салону одновременно. У кого-то вываливается из рук стеклянная пивная бутылка и разбивается вместе с содержимым на дорогу. Несколько секунд мы провожаем ее странными взглядами и спустя мгновение забываем про этот случай. Некоторые особо буйные выпускники даже не замечают этого противного стеклянного треска.
Мир вокруг начинает пошатываться, и я цепляюсь за первую попавшуюся руку.
— О, детка, тебе плохо? — усмехается Томас, обхватывая мою талию.
— Эли, тебе помочь? — вмешивается Грета, я замечаю ее волосы ржавого оттенка, свободно развивающиеся на ветру.
— Не стоит, — слабо отвечаю я, крепче ухватываясь за парня.
— Ну, что ты, детка, я помогу тебе, — тихо говорит Томас, приближаясь ко мне.
Спустя секунду наши губы соприкасаются, и я ощущаю ураган эмоций. Во рту появляется странный привкус мяты и текилы, вперемешку с пивом. В животе возникает неприятное ощущение, будто за несколько секунд в моем организме проносится торнадо, переворачивая все к чертям. Я резко отрываюсь от него и бросаюсь к бортику грузовика, оставляя свой завтрак на дорожной части. Вокруг раздаются яркие аплодисменты от мужской половины нашего класса.
— Вот скажи мне, зачем ты общаешься с какой-то незнакомой пьяной девчонкой? — спрашиваю я, зарывая руки в запутанные каштановые волосы.
Дверь бара со скрипом открывается, и мы все с интересом поворачиваем головы назад. В помещение заходят три сотрудника полиции, несколько раз оглядывая всех изучающими взглядами. Макс медленно отворачивается в сторону барной стойки, сосредоточенно всматриваясь в одну точку, максимально изображая вид, будто эта ситуация совершенно не волнует его.
— Добрый вечер, будьте добры, покиньте заведение, — уверенно проговаривает один из полицейских, продолжая осматривать столики.
— Если мы сейчас сбежим, ты пойдешь с нами? — тихо спрашивает Макс, наклоняясь в мою сторону.
— Что? — удивляюсь я. — Но куда? И зачем нам убегать?
— Просто скажи — да или нет, — шепчет парень.
— Нет, — со стальной решимостью оповещает знакомый голос. — Она никуда не пойдет.
Я резко оборачиваюсь и натыкаюсь на Чарльза. Его стальное лицо, полное ненависти и безрассудства слегка пугает меня.
— А кто ты такой, чтобы решать за нее? — громче проговаривает Макс, вставая со стула.
— А что здесь, собственно, происходит? — присоединяется друг Макса.
— Алекс, да все нормально, — успокаивает его Карен.
— Вам нужна помощь? — обращается один из полицейских к Чарльзу.
— Нет, благодарю, — говорит он, продолжая устремлять грозный взгляд в сторону Макса.
— Какого черта ты здесь делаешь? — спрашиваю я друга.
— До тебя еще не дошло? — удивляется он, с вызовом приподнимая одну бровь.
— Лилибет, я жду твой ответ, — спокойно говорит Макс.
Я замечаю, как сильно он сжимает кулаки, костяшки его пальцев белеют. На лице отображаются знакомые эмоции: блеск в глазах, брови опущены, рот плотно сжат в одну линию. Я догадываюсь о том, что он собирается сделать.
— Прости, — шепчу я, искажая лицо в кислой гримасе.
Несколько секунд спустя я ощущаю на своем плече теплую ладонь Чарльза.
— Нет! — выкрикиваю я, но этого оказывается недостаточно.
Замахиваясь, Макс одним ударом руки вырубает одного полицейского, тот с грохотом падает и прихватывает за собой несколько стульев. В помещении раздается крик девушек, я пытаюсь хватать ртом воздух, чтобы не сойти с ума от происходящего. Но Алекс не дремлет и наносит второму полицейскому неожиданный удар по спине алюминиевым стулом, тот в точности повторяет падение своего напарника. Третий полицейский немедленно достает пистолет, направляя его на нарушителей порядка. Мое сердце продолжает разрываться в бешеном ритме, и я прикрываю рот ладонью, чтобы не закричать на всю улицу.
— Что вы делаете?!— недоуменно спрашивает молодой полицейский, продолжая неуверенно удерживать в руках пистолет.
— Отвлекающий маневр, — отвечает Алекс, приподнимая перед собой руки, словно сдаваясь в плен. — Слышал о таком?
Я улавливаю взгляд Макса, в его глазах проносится адреналин, уголок его губ приподнимается вверх и через мгновение быстрым рывком он проносится к открытой двери, исчезая в темной улице.
— Аrrivederci! — восклицает Алекс, перед тем как захлопнуть за собой дверь.
Через несколько секунд на улице раздается рев скутеров, который практически мгновенно исчезает так же, как и их хозяева.
— Меня сейчас стошнит, — проговаривает Карен, прикрывая рот ладонью.
Я оглядываюсь по сторонам. Нас окружают полуразрушенная мебель и разбитые бокалы. Двое полицейских начинают приходить в себя после нескольких ударов. Один из них с горем пополам хватается за круглый стол, пытаясь опираться на него, третий полицейский приходит к нему на помощь.
— Я ничего не понимаю, — тихо проговариваю я, хватаясь за голову.
Мир вокруг медленно пошатывается, перед глазами расплываются предметы. Будто то, что было несколько минут назад и не существовало вовсе. Будто, те мгновения, которые я провела с тем странным парнем — исчезли, испарились, и сейчас я очнулась в суровой реальности.
— Вы, — говорит Чарли, указывая на Грету и Карен, — живо в машину.
Спустя несколько минут мы оказываемся в знакомом черном автомобиле Чарльза и молча усаживаясь по местам, пытаемся пристегнуть ремни безопасности.
— О, нет, мне нельзя домой в таком состоянии, — машет головой Карен.
— Мне тоже, — Грета морщится, укутывая Карен легкой кофтой.
Родители Греты немцы, причем ярые католики. Если они узнают, что их единственная дочь надралась на выпускном в сомнительном баре, да еще и в добавок с какими-то мутными парнями, то объявят ей пожизненный домашний арест и мы будем видеться с ней строго по расписанию.
— Мы вообще-то договорились с тем парнем, что он покатает нас на скутеру по ночному Копенгагену, — еле проговаривает Карен, надувая губы, пытаясь избавиться от приступа икоты. — Поедемте в клуб.
Я просыпаюсь с невыносимой головной болью и непреодолимым желанием уничтожить все звуки, которые продолжают звенеть вокруг меня, провоцируя мигрень.
— Я же просил тебя, Белла, — раздается сердитый голос Чака, — и что я вижу в итоге? Разбросанные бутылки из-под вина и страдающие от похмелья школьницы?
— Прошу заметить, уже не школьницы, — умирающим голосом пытается произнести Карен.
Я чувствую, как правая рука затекает под тяжестью чьей-то головы с густой шевелюрой. Открывая глаза, я обнаруживаю, что мы с девочками втроем лежим на огромной мягкой кровати с невероятно белоснежным пушистым и мягким одеялом. Напротив нас располагается сердитый Чарли, нервно наматывающий круги вокруг кузины, а она в свою очередь, беззаботно плывет по комнате, стараясь и вовсе не замечать кузена.
— Мой маленький Чарли, — воркует она, приближаясь к нему, а парень в ответ угрюмо хмурит брови, — прошу тебя, не будь таким занудой. Тебе ужасно не идет.
— Доброе утро, — вяло проговариваю я, усаживаясь на огромной кровати, стараясь не умереть от головной боли.
— Буди подруг, — Чарльз бросает сердитый взгляд в мою сторону, — мы уезжаем.
Герцогиня лишь пожимает плечами и направляется на балкон, предварительно отворяя прозрачные французские окна.
— Почему мы так рано едем домой? — сонно спрашивает Карен, когда мы с божьей помощью усаживаемся в автомобиль Чарли.
— Рано? — раздраженно бросает он, настраивая зеркало заднего вида. — Сейчас почти полдень и ваши родители наверняка волнуются.
Я смотрю на Чака и понимаю, что давно не видела его в подобном состоянии. А если быть точнее — никогда. А самое ужасное то, что я до сих пор не могу понять причину его раздражительности и нервозности, но точно могу сказать, что завелся он явно не от вопроса Карен и от проделок кузины. Причина явно лежит где-то глубоко внутри, и я срочно должна принять участие в раскопках. Я терпеливо жду пока Чак отвезет подруг по домам, прежде чем накинуться на него с вопросами.
— Что случилось? — тихо произношу я, как только мы начинаем отъезжать от дома Греты.
Он хмурится, тщательно подбирая слова, словно ведет внутреннюю борьбу с собственными мыслями.
— С чего ты взяла? — не отводя взгляд от дороги интересуется он, крепче сжимая руль обеими руками так, что костяшки пальцев начинают бледнеть.
— Что я сделала не так? — игнорируя его вопрос, продолжаю я. — Вообще-то это я должна сердиться на тебя, а не наоборот.
Чарльз останавливает машину, паркуясь возле очередной придорожной забегаловки.
— Эли, — тихо произносит он, впервые за все утро глядя мне в глаза, — могу я попросить тебя?
Я нервно сглатываю. Никогда прежде не видела Чака в таком состоянии и уж тем более не слышала от него подобных вопросов. Пару раз я неуверенно киваю, он тяжело вздыхает. Его губы плотно сжаты в одну сплошную линию, пальцы левой руки нервно барабанят по кожаному рулю, глаза цвета безоблачного неба блуждают по моему лицу.
Ему трудно об этом говорить.
— Прошу тебя, — тихо продолжает он, прикрывая мою ладонь своей, — в ближайшее время не заводи знакомств с подозрительными людьми. Это … может быть опасно.
Мой взгляд падает на его ладонь, прикрывающую мою, и я хмурю лоб.
— Ты не хочешь со мной поделиться? — я отстраняю от него руку. — Почему ты никогда ничем со мной не делишься? Почему я все должна узнавать исподтишка?
— Прости, я знаю, тебя это обижает … — медленно проговаривает он, смотря перед собой, — но я ничего не могу сказать тебе прямо сейчас.
— Прямо сейчас? — от собственного бессилья я вскидываю руки. — А что изменится, если ты расскажешь сегодня? Или завтра? Или может быть через неделю?
Он громко выдыхает и, прикрывая глаза, откидывается на спинку сиденья.
— Понимаешь, меня угнетает тот факт, что с тобой явно что-то происходит, и я не могу понять, что именно. А еще хуже всего осознавать, что я ничем не могу тебе помочь, — проговариваю я на одном дыхании, почти забывая дышать. — Ведь ты все время помогаешь мне, спасаешь из разных передряг, прикрываешь меня … А я что? Подарю тебе подарок на день рождения и то раз в год?
— Мне нравятся твои милые подарки, честное слово, — он выдавливает еле заметную улыбку, чтобы хоть немного разрядить обстановку. Но, похоже, до него доходит, что все это бесполезно и от едва заметной улыбки не остается и следа.
Закатывая глаза от раздражения, я молча открываю дверь автомобиля и выхожу, чтобы подышать свежим воздухом и избавиться от этой нагнетающей атмосферы. Я знаю, что он тут же последует моему примеру, и водительская дверь автомобиля моментально закрывается вслед за моей.
Сегодня на улице необычайно прохладно и с новым потоком ледяного ветра я плотнее укутываюсь в кардиган. Слышу, как Чак произносит мое имя и говорит что-то еще, но я продолжаю идти вперед, пока не натыкаюсь на дверь местной забегаловки. Войдя в помещение, мой слух улавливает тонкий звон колокольчика, оповещающего о моем визите. Сразу бросается в глаза немноголюдное пространство, меня окружают от силы лишь пара-тройка посетителей, что не может не радовать человека, который хочет побыть один. Я усаживаюсь за первый попавшийся столик возле окошка и, опираясь локтями об стол, роняю голову на руки. Спустя мгновение звон колокольчика повторяется вновь, и хоть я не вижу этого, но держу пари, что вслед за мной в помещение вошел Чак.
— Девочка моя, просыпайся, — раздается голос мамы из кухни, — тебе пришло письмо с королевским гербом.
Открывая глаза, я резко подаюсь вперед, на бегу откидывая одеяло. Рывком открывая дверь своей комнаты, я натыкаюсь на удивленное лицо мамы, которая продолжает удерживать в руках белоснежный конверт с письмом. Я выхватываю у нее из рук конверт из плотной бумаги и тут же принимаюсь распаковывать содержимое.
— Что случилось? — обеспокоенно спрашивает мама. — Откуда это письмо?
Я не замечаю ее вопросов, полностью погруженная в долгожданное содержимое. Откладывая белоснежный конверт на стол, я принимаюсь разглядывать плотную бумагу формата А4, наблюдая за идеальным каллиграфичным почерком:
«Уважаемая Элизабет Хансен,
С удовольствием приглашаем вас на отборочный тур, который состоится седьмого июня в 15:00 по адресу:, Copenhagen, Frederiksborg Slot 10, 3400 Hillerød, Denmark. Будем рады видеть вас в назначенное время в назначенном месте! Еще раз предупреждаем, что на первом отборочном туре вас ожидает полный медицинский осмотр. Желаем удачи!
С уважением, Администрация отборочного тура».
В конце письма аккуратно выведена печать с гербом королевской фамилии и размашистая подпись администрации отбора.
— Это что, какая-то шутка? — недоуменно спрашивает мама, дочитывая письмо до конца.
Я с визгом радости принимаюсь обнимать ее, медленно покачиваясь из стороны в сторону, словно китайский болванчик.
— Мама! Это же такой шанс! — громко сообщаю я, отрываясь от объятий.
— Эли, ты шутишь? — с недоверием проговаривает мама, отбирая письмо. — Ты же не глупая девочка и должна понимать, что этот конкурс заранее куплен!
— Мамочка, не переживай, моя задача продержаться там как можно дольше, чтобы нам выплатили как можно больше пособий, — я целую ее в щеку. — Стоп, седьмое июня уже сегодня! Я в душ и собираться!
Когда я направляюсь в душевую, со стороны мамы доносится разочарованный вздох.
Все утро я привожу себя в порядок, попросту забывая про завтрак и обед. Когда мои волосы идеально уложены, естественный и неброский макияж готов, а классическое облегающее платье цвета пудры аккуратно висит на вешалке — я, наконец, решаю уделить немного времени обеду.
— Эли, я все-таки против, чтобы ты участвовала в этом шоу с камерами, — обеспокоенно говорит мама, пододвигая мне тарелку с бутербродами Андерсена, — ты прекрасно знаешь сегодняшнюю политическую обстановку в нашей стране.
— Мам, я тебе обещаю, все будет хорошо, — утешаю ее я, запивая вишневый сок, — тем более, меня еще никто никуда не взял. Или ты боишься, что прекрасный принц разобьет мне сердце?
Лицо мамы остается непроницаемым, впервые за последнее время я не могу прочесть ее эмоции.
— Это не шутки, — наконец проговаривает она, — это может привести к серьезным последствиям для нашей семьи.
— Я не понимаю, почему ты так беспокоишься по этому поводу? Мы что, скрываемся от государства? — недоумеваю я, дожевывая бутерброд.
— А что будет потом, когда ты вернешься из этого шоу? Ты думала об этом? Ты подумала о дальнейших действиях? — не унимается мама, закидывая меня вопросами.
— Мам, все будет хорошо, — уверяю я, допивая сок, — устроюсь в ресторан через дорогу, где работает Карен. Да и потом, после отбора, может быть, появится много других предложений, и мы обязательно накопим на твою операцию.
Мама обреченно вздыхает, опуская взгляд вниз.
— Я побежала, пожелай мне удачи! — по пути говорю я, обувая черные туфли на танкетке.
—Удачи… — раздается тихий голос мамы.
От моего дома до дворца Фреденсборг — около тридцати километров езды или около десяти станций метро, так как он находится за чертой города. Я благополучно добираюсь до ворот дворца, изнемогая от желания снять туфли и, наконец, пойти босиком. У ворот Фреденсборга уже образовалась приличная очередь из разнообразных девушек, которые то и дело постоянно что-то обсуждают. Некоторые пришли сюда целыми компаниями, а кто-то, как и я пришел на отбор поодиночке. Возле самих ворот стоит молодой парень с планшетом в руках, на нем светло-розовая футболка организатора с логотипом отбора и бейсболка того же цвета. По бокам от него стоят два суровых охранника, преграждая путь незваным гостям. Судя по слухам из толпы, юноша с планшетом удостоверяется в личности каждой девушки, проверяет наличие ее имени в списках приглашенных, затем выдает специальный пропускной тоненький браслет.
Я встаю в очередь за одинокой молчаливой девушкой в легком летнем сарафанчике бежевого оттенка, едва прикрывающий ее бедра. Ветер слегка колышет ее длинные волосы цвета молочного шоколада, она то и дело пытается придерживать челку, чтобы она не перекрывала ей взор.
— Но такого не может быть! — раздается возмущенный женский крик из очереди.
— Кэтрин, я тебе еще раз повторяю, тебя нет в списках приглашенных. Ты можешь отправить анкету на участие повторно, а сейчас, прошу, не задерживай очередь и покинь дворец. — раздается монотонный голос парня с планшетом. — Следующая девушка!
Гул в очереди возобновляется с новой силой, и с нахмуренными бровями девушка покидает очередь, уходя в противоположную сторону дороги.
Улавливая знакомый немецкий значок на сверкающем капоте автомобиля, я замечаю, как открывается дверь и из машины выходит парень в черных квадратных очках с атлетическим телосложением, которое подчеркивает облегающая черная футболка. Он проводит рукой по коротким каштановым волосам, и сбоку на шее я замечаю знакомую татуировку в виде черного перевернутого католического креста.
— Так и будешь стоять как вкопанная? — надменным голосом проговаривает парень. Одной рукой он облокачивается об крышу автомобиля, а другой на край дверцы.
— Ты за мной следишь? — недоумеваю я, вскидывая руки. — Вообще-то, я не мешаю твоей машине спокойно проехать дальше.
Макс с широкой улыбкой на лице снимает черные очки с таким видом, будто я только что сказала полнейшую чушь.
— Куда собралась такая красивая? — спрашивает он, оглядывая меня с ног до головы оценивающим взглядом, слегка приподнимая правую бровь, отчего на мгновение я испытываю легкое смущение, и мои щеки начинают пылать. Спустя секунду он направляет взгляд на дворец позади меня, и широкая улыбка на его лице тотчас же меркнет. — Или откуда… Ты ходила на отбор?
— А вот это уже не твое дело, — гордо заявляю я и, слегка приподнимая подбородок, пытаюсь обойти капот автомобиля, но не успеваю я сделать и шаг, как Макс одним резким движением хватает меня за запястье своей теплой массивной ладонью. В воздухе плавно расплывается знакомый аромат «Hugo Boss», словно окутывая меня своим расслабляющим шлейфом с нотками мяты и хвои.
— Да ладно тебе, я же пошутил, — протягивает он, и прежняя забавная улыбка вновь озаряет его лицо. На таком близком расстоянии я замечаю, как искрятся его глаза цвета свежезаваренного кофе с молоком и при дневном свете они кажутся практически серыми. — Садись, я тебя подвезу, — сообщает он и, улавливая малую толику протеста на моем лице — подходит к двери своего автомобиля и оборачивается, — и возражения не принимаются.
Я наблюдаю, как парень садится в автомобиль и продолжаю стоять как вкопанная, то открывая, то закрывая губы от возмущения, пока очередной гудок автомобиля не заставляет меня снова вернуться к реальности. Громко выдыхая, я дергаю ручку двери и усаживаюсь на прохладное сиденье авто.
Почему я согласилась? Чем таким обладает этот парень, что я слушаюсь его?
— Полегче с дверью, принцесса, — предупреждает он, приподнимая подбородок, чтобы аккуратно объехать впередистоящий автомобиль, — у меня нет с собой запасной.
С легкой улыбкой на лице я закатываю глаза, пристегивая ремень безопасности.
— Ты даже не спросил, куда меня отвезти, — констатирую я, наблюдая, как мы объезжаем Фреденсборг и выезжаем на дорогу, ведущую к городу.
— Я везу тебя туда, куда тебе нужно, — уверенно сообщает Макс, на мгновение бросая взгляд в мою сторону.
Меня всегда слегка раздражала эта мнимая мужская самоуверенность, причем иногда совершенно ни к месту.
— Надеюсь, я вернусь домой в целостности и сохранности?
— В целостности — да, в сохранности — не обещаю, — проговаривает он с широкой улыбкой на лице.
Несколько секунд мы едем молча, в салоне автомобиля продолжает играть едва приглушенная музыка. Подъезжая к светофору на въезде в город, водитель плавно останавливает авто и поворачивается ко мне, принимаясь рассматривать мое лицо с легким прищуром и чуть приподнятым уголком губ.
— Ну, рассказывай, — говорит он, — зачем подавала заявку на отбор? Неужели ты, как и все наивные маленькие девочки мечтаешь выйти замуж за принца на белом коне и жить в прекрасном замке?
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой, — коротко говорю я, устремляя взгляд в лобовое стекло. — Да и вообще, с чего ты взял, что я оттуда?
Несколько секунд Макс смотрит на меня как на умалишенную и медленно обхватывает мою левую кисть, приподнимая ее вверх, на которой красуется красный силиконовый браслет с логотипом отбора.
— Ты думаешь, я настолько глуп? — надменно проговаривает он, опуская руки на руль.
На светофоре загорается зеленый цвет, и автомобиль продолжает свое плавное движение по дороге в Копенгаген.
— Повторюсь, я не намерена с тобой это обсуждать, — я твердо продолжаю настаивать на своем.
— Ладно, ладно, — наконец сдается он, слегка приподнимая руки, сгибая их в локтях. — Не кипятись, принцесса. Ты же умеешь читать эмоции, так посмотри на мое лицо, на нем нет даже и намека на то, чтобы сейчас чем-то уколоть или обидеть тебя.
— Сейчас на твоем лице я вижу только легкую ухмылку, — констатирую я, складывая руки на груди.
— Тебя она раздражает? — удивляется он, вопросительно изгибая брови. — Я думал эта ухмылка мне очень даже идет.
— Ты ошибся, с кем не бывает, — говорю я, подавляя легкий смешок.
— Ну, вот видишь, ты хотя бы начала улыбаться, — через некоторое время замечает он, пару раз бросая взгляды в мою сторону. — Я думал, ты так и будешь хмуриться, поглядывая на меня с недоверием.
— Это вполне логично, ведь я совсем не знаю тебя, — констатирую я, — так почему же я должна тебе доверять?
Я снова замечаю еле заметную ухмылку на его лице.
Провожая маму в больницу, я принимаюсь готовить ужин под включенный в гостиной телевизор. Нарезая овощи для салата, мой слух улавливает звонкий дверной звонок, который раздается сквозь громкий телевизор.
— Почему ты не отвечаешь на звонки? — раздается грозный голос Чарльза, когда я открываю дверь квартиры. Быстрым шагом он проходит в гостиную, зарываясь рукой в песочные волосы.
— Прости, я была занята, — говорю я, вспоминая, что забыла вчера ответить ему на сообщения. — А что случилось?
— Что случилось?! — переспрашивает он, разворачиваясь ко мне. — В городе объявлен оранжевый уровень опасности! Повстанцы планируют мощную атаку на участниц и организаторов отбора и, соответственно на тех, кто, приближен к королевской семье.
Я хмурю брови, пытаясь разобраться, что сейчас происходит.
— Чак, причем здесь я? — спрашиваю я, пытаясь сохранять спокойствие и ничем не выдавать себя от только что полученной информации. — Почему ты такой нервный? У тебя все нормально?
Он садится на диван, облокачиваясь руками об колени и, удерживаясь за лоб, тяжело выдыхает.
— Лилибет, — спустя какое-то время глухо произносит он, все еще не поднимая головы. Я медленно подхожу к нему и устраиваюсь на пол напротив, чтобы взглянуть в глаза цвета неба. — Я должен уехать на какое-то время и совсем не хочу оставлять тебя в этом городе одну без защиты.
Я издаю нервный смешок.
— Мне же не пять лет, Чак! — восклицаю я. — Что-то случилось с родителями?
Он впервые поднимает на меня взгляд голубых глаз, полный отчаяния.
— Бабушка в больнице, — глухо констатирует он, — подозрения на инфаркт. Это уже второй инфаркт, Лилибет.
— Может я смогу помочь чем-нибудь? — тихо спрашиваю я, поглаживая его ладонь.
— Сейчас ей могут помочь только доктора, — отзывается он, захватывая обеими руками мою прохладную ладонь. — Мама уже в больнице, я сейчас собираюсь туда. Заехал узнать все ли у тебя в порядке.
— Как видишь, у меня все в полном порядке, — нервно сглатывая, проговариваю я, пытаясь выдавить радостную улыбку. — Я приготовила суп с фрикадельками, твой любимый!
Чарльз расплывается в ленивой улыбке, не в силах отказать моему фирменному супу, который я готовлю с седьмого класса.
— Почему дверь открыта? — раздается удивленный голос Карен. — Эли?
Подруга проходит в гостиную с огромным пакетом еды и вопросительно вскидывает брови.
— Чак? Я думала, мы будем только вдвоем.
— И тебе привет, Карен, — говорит Чарли, поворачиваясь в ее сторону.
Я прохожу в кухню, принимаясь раскладывать тарелки для супа на стол.
— Ты как раз вовремя, — с легкой улыбкой говорю я подруге, которая начинает раскладывать продукты на кухонную столешницу.
Чак удобно усаживается на барный стул, опираясь локтями на стол.
— Я надеюсь, мы сегодня оторвемся вдвоем по полной. Я так устала за вчерашнюю восемнадцатичасовую смену, — Карен закатывает глаза, облокачиваясь руками об стол, громко откусывая зеленое яблоко. — Кстати, администратор сказала, что ты можешь приступать к своим обязанностям уже завтра.
— К каким обязанностям, Лилибет? — удивляется Чак, вопросительно вскидывая брови. — И что значит оторвемся? Надеюсь, вы никуда не поедете?
Я подавляю нервный смешок, аккуратно опуская тарелку с супом возле юноши.
— Под оторвемся, Карен имела в виду, что мы просидим весь вечер у меня дома, просматривая слезливые мелодрамы, — я изображаю более убедительную и неоспоримую улыбку.
— Боже, Чак! — взрывается подруга, эмоционально вскидывая руки. — Прекрати уже опекать Эли, ей больше не двенадцать лет!
— Карен, не надо… — я хватаюсь за ее запястья и увожу в сторону холодильника, подальше от Чарли, одним глазом замечая, как злобно играют желваки на его лице и взгляд за считанные секунды становится напряженным. Он продолжает непрерывно испепелять взглядом Карен, по-прежнему не двигаясь с места.
— Ты прекрасно знаешь обстановку в городе, — тихо проговаривает Чарльз спустя считанные секунды.
С самого детства я завидовала его терпению и великолепной выдержке.
— Вам не надоело еще делить меня каждый раз? — я приподнимаю руки перед собой, сгибая их в локтях. — Давайте просто сядем и спокойно поедим.
Все оставшееся время мы с Карен молча раскладываем тарелки с едой на стол. Чарли безмолвно наблюдает за нами, в то же время копошась в телефоне, отвечая на звонки и сообщения.
— Ты так и не сказала, куда уехала твоя мама, — вспоминает Карен, откусывая смёрребрёд.
На мгновение я теряюсь, копаясь в мыслях, что же такого ненавязчивого сказать друзьям.
— Она… уехала к бабушке в Орхус на некоторое время, — на одном дыхании проговариваю я, запивая вишневый сок.
— Она же совсем недавно была у нее. Что-то случилось? — интересуется Чак, вопросительно изгибая бровь.
— Нет, все в порядке, просто… бабушке нужна помощь в некоторых вопросах… — отвечаю я, опуская взгляд вниз.
— Черт, мы опаздываем, Эли! — сквозь сон доносится взволнованный голос Карен.
— О, Боже, — хриплю я, отрывая голову от подушки. — Хорошо, что ресторан находится возле моего дома.
— Значит так, — подрывается с места подруга, едва не опрокидывая миску с остатками попкорна, — завтракать у нас уже нет времени, быстро одеваемся и выходим!
Спустя несколько минут мы выходим из дома, быстрым шагом направляясь к вывеске знакомой вывеске ресторана. Тяжело дыша, мы открываем двери и заходим в уютное теплое помещение. В зале ресторана располагаются небольшие круглые столы, покрытые белой скатертью, вокруг которых стоят темно-серые стул-кресла, а посередине столов аккуратно расставлены цветы различных сортов. Стены зала украшены приятными бежевыми оттенками, а на белоснежном потолке красуются бесконечные маленькие лампочки. Ресторан на данный момент закрыт для посетителей, поэтому вокруг барной стойки стоят пара официантов, о чем-то оживленно беседующие с барменом.
— Еще пять минут, Карен, и ты вместе с подругой получили бы штраф за опоздание, — строго проговаривает девушка в белоснежной блузке и облегающей юбке, медленно приближаясь к нам с планшетом в руках.
Она нарочито медленно поправляет свои очки в бронзовой оправе, осматривая меня сверху вниз надменным взглядом. В глаза бросаются ее обесцвеченные волосы от корней до кончиков желтоватого оттенка.
— Знакомьтесь, — произносит подруга, направляя руку вперед, — это наш администратор Верóника, а это моя подруга Элизабет.
— Приятно познакомиться, — киваю я.
— Не время для любезностей, — строгим голосом проговаривает администратор. — В служебном помещении тебя ждет униформа, далее в течение получаса я проведу тебе инструктаж, и мы тщательно пробежимся по самым популярным блюдам в нашем меню. С персоналом познакомишься во время работы. Я надеюсь, у тебя имеется опыт работы с посетителями и с титулованными особами, тебе ничего не нужно объяснять в этом плане?
Я тут же убедительно киваю, недолго раздумывая над ее вопросом.
***
Последний час я с трудом запоминаю сложные названия эксклюзивных блюд от шеф-повара, после изучения нудного инструктажа. Отдавая свои документы Верóнике, я направляюсь в служебное помещение со шкафчиками для персонала, чтобы переодеться в форму.
— Что ж, для новичка ты справилась относительно неплохо, — надменно проговаривает администратор. — Посмотрим, как ты проявишь себя за эту смену. Ключ от шкафчика я тебе уже дала, переодевайся и ступай на кухню, там накопилась приличная куча посуды, посудомоечная не справляется, а открытие уже через полчаса.
— Но я же устраивалась официантом, — разочарованно произношу я.
— Надо же с чего-то начинать, — ухмыляется Верóника. — Приступай к своим обязанностям.
Я наблюдаю, как девушка скрывается из виду, поражаясь насколько она тверда и бессердечна. Натягивая форму официанта, я завязываю фартук посудомойки вместе с перчатками. Собираясь с мыслями, толкаю кухонную дверь и вступаю в помещение больших размеров с бесконечным количеством столов и различного вида варочных панелей. Меня встречают несколько любопытных мужских глаз в белых фартуках с повязками на голове. В самом углу кухни я замечаю до неприличия огромную кучу грязной посуды и со вздохом направляюсь к ней.
— Новенькая? — с любопытством бросает мне вслед парень старше меня примерно лет на пять, который продолжает разделывать небольшую рыбу. Его форма немного отличается от формы всех остальных поваров, выглядит более элегантно?! Он продолжает смотреть на меня своими глазами серебряного оттенка, а так как он без шапочки на голове, я замечаю в меру короткие каштановые волосы.
— Да, Элизабет, — я пытаюсь натянуть дружелюбную улыбку.
— Наконец-то хоть кто-то будет мыть посуду, — бурчит мужчина средних лет, обжаривая что-то на сковороде.
— Не обращай внимания, — спокойно говорит парень, — меня Арон зовут, а этого ворчуна Джордж. На десертах у нас Дэвид и Марк.
Молодые люди чуть старше меня, практически одновременно машут мне руками, не отрываясь от приготовления десертов.
— Вообще-то я устраивалась сюда официанткой, — осведомляю я, пожимая плечами.
— Все вы так говорите, — хрипливым голосом отвечает Джордж, резко втыкая свой нож в толстую деревянную доску. Довольный своим творением на сковороде, он плавно поправляет седые усища.
— Не переживай, Вероника всех новичков так проверяет на стойкость, — с добродушной улыбкой отвечает Арон, и в этот же момент я замечаю милые ямочки на его щеках, а взгляд глаз цвета грозовой тучи становится более открытым и дружелюбным.
— Я в свой первый рабочий день мыл полы в кухне по личному приказу нашего шефа, — сообщает Дэвид, аккуратно и кропотливо проделывая фигурки на маленьком торту.
— Это своего рода посвящение? — удивляюсь я, включая воду в раковине огромных размеров, потихоньку принимаясь мыть посуду.
— Да, что-то вроде того, — отстраненно отвечает Дэвид, не отвлекаясь от своего шедевра.
***
— Мальчики, можете кричать и хлопать в ладоши, — торжественно сообщает Карен, врываясь в кухню с чеком в руках. — Первый заказ шоколадные блины, стейк "Тартар" с апельсиновым гратеном, бланманже, миндальный латте и кокосовое печенье с кукурузными хлопьями. Дерзайте! — она прикрепляет чек магнитиком, чтобы повара просмотрели его от и до, и выходит в зал к посетителям.
Подпрыгивая в такт очередной попсовой песенке, раздающейся по всему дому, я забиваю огромный малиновый чемодан, устраивая полнейший хаос в квартире, ведь до начала отбора остается буквально три часа.
В этот миг все кажется иным. Впервые за эти дни у меня появляется ощущение, что я не одна, что с мамой все в порядке и она просто уехала к бабушке, что я не ссорилась с Карен и что Чак вот-вот приедет за мной, чтобы мы отправились на очередную прогулку...
— Вот значит, как ты тут одна развлекаешься? — раздаётся громкий голос сквозь музыкальные мотивы, грубо разрушающий мою идиллию.
Я резко вздрагиваю, оцепенев от испуга. Разворачиваясь в сторону входной двери, на пороге я обнаруживаю самодовольное лицо Макса. Сегодня он одет в чёрную однотонную рубашку, высокий воротник которой благополучно прикрывает небольшой черный крест на шее и обычные чёрные слаксы, а вместо привычных кроссовок на нем сидят классические мужские туфли.
— Стучаться не учили? — я возмущённо изгибаю бровь, выключая телевизор с музыкальным каналом. — А вдруг я тут голая хожу?
— Вот поэтому я и не стучался, — ухмыляется он, пряча руки в карманах брюк, одновременно оглядывая весь хаос вокруг меня. — Собираешься во Фреденсборг? Ещё не передумала?
— Не твоё дело, — огрызаюсь я, продолжая собирать вещи.
— Я все никак не могу понять, — продолжает он, медленным шагом направляясь ко мне, и я резко разворачиваюсь спиной к нему, продолжая складывать одежду. — Ты злишься на меня?
Я закатываю глаза, глубоко вдыхая знакомый аромат с нотками мяты. Он стоит всего в нескольких сантиметрах от меня.
— Ты просто выбрал не ту девушку и не самое подходящее время, — отстранённо отвечаю я, стараясь отогнать мысль, что в любой момент он может прикоснуться ко мне.
— Значит всё-таки неподходящее время? — тихим бархатистым голосом интересуется он, и я ощущаю его горячее дыхание. — Может, всё-таки передумаешь и не поедешь на отбор? — он слегка касается губами мочки моего уха, а рука плавно опускается на мое предплечье, и я вздрагиваю.
— Я тебе все сказала, — я резко отстраняюсь, уходя к чемодану и продолжаю складывать различные принадлежности.
Некоторое время он молчит, и краем глаза я улавливаю как он снова прячет руки в карманы брюк. Значит я была права — он явно что-то скрывает. Прятанье рук может указывать на желание что-то скрыть или исказить сообщаемую информацию. И это не что-то вроде аллергии на цитрусы или плохие оценки в школе, а что-то наиболее масштабное.
— Отбор начнётся через три часа, я тебя подвезу, — сообщает он, подходя к огромному чемодану малинового цвета.
— Только это не будет значит, что я даю тебе шанс, понятно? — бросаю я через плечо и надавливаю на чемодан, закрывая молнию на замок.
— Как скажешь, принцесса, — с легкой улыбкой на лице сообщает парень, поднимая чемодан.
— И чего это ты так вырядился? — недоуменно спрашиваю я, натягивая сумку через плечо, бросая на него подозрительные взгляды.
— Я разве тебе не говорил? Я тоже еду на отбор, — с ухмылкой отвечает он, выходя с моим чемоданом из квартиры.
— Ага, конечно, — отстранённо проговариваю я, вспоминая в уме все ли нужные вещи я взяла.
Несколько минут мы молча едем по дороге к Фреденсборгу, в салоне играет приятная расслабляющая мелодия, подобная для меня эффекту кобры. Я удостоверяюсь, что на левой руке у меня свободно свисает красный силиконовый браслет и замечаю, как ладони начинают потеть. Что это? Волнение? Тревога? Кажется, будто ничто в этот момент не расслабит меня. По дороге ко дворцу, ко мне приходит полное осознание того, что с этого момента моя жизнь уже не будет прежней. Возможно, после отбора меня будут узнавать на улице, а может быть даже предлагать выгодное сотрудничество как участнице, прошедший первый отборочный тур или дошедшей до финала...
— Ну, все, приехали, — спокойно проговаривает Макс, паркуя автомобиль через дорогу от дворца. Глядя на мое лицо, он издает легкий смешок. — Да, ладно, не бойся, принцы не кусаются. Ну, разве что в постели.
Я недовольно хмурю лоб на его неуместные шуточки, продолжая смотреть, как возле ворот дворца скапливается приличная толпа девушек с огромными чемоданами одежды и косметики. Вокруг них я замечаю огромное столпотворение прохожих, которые своими глазами хотят узреть будущую королеву страны. Грозные и мощные парни в чёрных футболках и штанах аналогичного оттенка, заканчивают ставить ограждение в виде небольшого серебристого забора, чтобы посторонние не проникли во дворец и не мешали производить регистрацию участниц. Они делают небольшой квадрат из ограждений возле ворот дворца и становятся возле каждого, чтобы особо ушлые граждане не проникли во дворец. Один охранник по очереди пропускает участниц через ограждение, а парень, облачённый в эмблемы отбора, удостоверяется в личности каждой.
Макс одной рукой открывает багажник, а другой хватает чемодан, через секунду вручая его мне в руки.
— Хочется пожелать тебе удачи, но не в этот раз, — говорит он, щурясь от летнего солнца.
— Спасибо, — отстранённо отвечаю я, крепко цепляясь за ручку чемодана и направляюсь к бесконечной толпе.
Я твёрдо ступаю по старинной кладке в туфлях на танкетке, одновременно щурясь от палящего солнца. Чемодан подпрыгивает на каждой ухабине, поэтому в очередной рад я разворачиваюсь, чтобы потянуть его на себя и краем глаза замечаю, что Макса и его машины уже нет на прежнем месте. Недолго он горевал без меня.