Твоя... Только твоя...

Глава 1

У него светло-карие глаза. А в них — золотистые точки. Словно звёзды стынут в янтаре. Рыжие волосы, россыпь веснушек, длинные ресницы на тон темнее волос, аккуратная бородка. Для кого-то он просто симпатичный, для меня — самый красивый на земле.

А ещё у него есть шаловливая татуировка.

С неё-то всё и началось.

…В наш с Дариной салон они в тот день заваливаются всем «зверинцем»: Волкодав, Медведь, Гепард и Лис. У Волкодава есть Дарина, у Медведя и Гепарда свои пассии, а вот Лис, Илья Лисовский, мой. Вот уже две недели, как мой…

Это случилось внезапно. Мы просто соприкоснулись взглядами и…вспыхнули. Оба. Стояли друг напротив друга и глаз не могли отвести. Он первым протянул руку:

— Илья.

— Гульназ, — ответила я, вложив свои пальцы в его ладонь.

Он не пожал мне руку, нет. Наклонился и поцеловал.

И мир шатнулся и уплыл куда-то в сторону — никогда прежде мужчина не обращался со мной так, будто я была хрустальной принцессой.

— Кажется, — проговорил он, кутая меня в бархат своего голоса, — твоё имя связано с цветами.

Я покраснела ещё сильнее, хотя сильнее, казалось, некуда.

— В дословном переводе — «нежный цветок», — проговорила тихо, потому что крайняя степень смущения мешала произносить слова внятно.

— Тебе очень идёт, — отозвался он.

Вскинула глаза, хотя воспитание требовало, чтобы я не смела смотреть на постороннего мужчину, и залипла в его взгляде. Как мушка — в тёмном янтаре. Пропала. Потерялась.

Разом забыла, что где-то у меня есть жених — жестокое беспощадное чудовище. Что старший брат сейчас за решёткой, в том числе и по вине этого рыжего. Чему учили в школе и наставляли в клане.

Предала сразу всех. Перечеркнула одним взмахом ресниц.

И хотя притяжение было колоссальным, высвободила руку и произнесла гордо:

— Только я вовсе не нежный цветок. Сорняк придорожный. Чертополох.

Именно так меня зовет Мириам — глава клана Алиевых. Внебрачная дочь её грозного мужа, прижитая от глупой служанки. Принятая в клан из милости.

А рыжий лишь хитро улыбнулся и вновь нежно взял мою руку:

— А мне нравится чертополох. Очень красивое растение.

И мой мир схлопнулся, сжался до одной точки, в которой чуть насмешливо поблёскивали карие глаза.

И я поняла, что буду предавать дальше.

И предавала.

И когда ощутила на своих губах его поцелуй. И когда ответила на него, и вчера, когда повелась на банальную провокацию…

— Гуля, а ты знаешь, где у Лиса татуировка? — басит Медведь, в миру — Станислав Мишутин. Гепард, Тимур Северин, лишь ехидно улыбается и смотрит на меня с лёгкой издёвкой.

Я сейчас, наверное, краснее помидора.

— На правом предплечье, — говорю я, пытаясь соскочить с этой темы. И вообще у меня сложный заказ — композиция с кактусами и суккулентами. Как говорит Дарина — твои любимые колючки. Сама она предпочитает работать с более нежными цветами. Я волнуюсь, колю палец, ойкаю…

Лис тут же оказывается рядом — берёт меня за руку, слизывает капелю крови.

— Глупый, — корю я, — а если бы ядовитое.

— Значит, умерли бы вместе. Разве это не счастье?

Мотаю головой: нет, милый, счастье жить. Счастье тонуть в твоём взгляде. И мне кажется, Илья меня слышит, потому что в его глазах я явно читаю: «А мне — в твоём»

— Лис, — вклинивает в наш зрительный разговор Медведь, — ты почему своей девушке татушку не показываешь?

Илья не выпускает моей руки, смотрит с вызовом и говорит, будто друзьям, а на самом деле — только мне:

— А она не просит.

Фыркаю и высвобождаю руку:

— Как я могу просить о том, о наличие чего даже не догадываюсь.

— А хочешь узнать? — он наклоняется и щекочет мой затылок горячим дыханьем. Почти целует в шею. По телу пробегает сладкая дрожь.

И тут же перед глазами встаёт перекошенная злобой физиономия Аскера, моего жениха. Мне даже руку хочется вскинуть к щеке — так явственно ощущаю его пощёчину. И страх, леденящий страх. Хочется кинуться прочь, спрятаться в объятиях моего рыжего солнца, согреться.

Голос Аскера звучит в ушах, заставляет дрожать: «Пробуй мне только, тварь, не целкой оказаться. Пожалеешь, что родилась. Убью»

Пока Вазир был на свободе, он хоть как-то защищал меня от посягательств Аскера, оттягивал нашу свадьбу, даже выучиться мне позволил… А теперь? Мириам не станет меня прикрывать. Даже если я сделаю то, зачем оказалась здесь. Аскер убьёт меня в любом случае, как убил моих мать и тётю. Одна была невинна, другая — нет. Для него нет разницы. Это животное получает удовольствие, видя мучения других.

А так я умру, хотя бы познав ласки мужчины, которому нравлюсь.

Поэтому вскидываю голову, ловлю его взгляд и говорю:

— Хочу.

— Тогда поехали, — он протягивает мне руку.

Я качаю головой:

— Не сейчас. Нужно доделать заказ.

Лис терпеливо ждёт. Я заканчиваю, отправляю заказ на доставку, подхватываю сумочку и заглядываю к Дарине в кабинет — сообщить, что уйду пораньше.

Она сидит на коленях у Кирилла, и жадно целует своего Волкодава. Я ойкаю, поспешно закрываю дверь, через минуту из-за двери высовывается растрёпанная голова Дарины.

— Ну чего? — недовольно бросает она.

— Я пойду… Меня Лис на свиданье позвал…

— Оу! — тянет Дарина. — Беги, конечно. Только с тебя потом грязные подробности.

Фыркаю: мол, не дождешься. И ухожу.

В машине, сидя рядом с Ильёй, и глядя на его руки, сжимающие руль, я ещё раз взвешиваю своё решение: сейчас я, возможно, подписываю приговор не только себе, но и Лису. Аскер не простит, что кто-то первым снял пробу с лакомства, которое тот готовил для себя.

Меня потряхивает, я комкаю сумочку, прячу глаза.

Ну же, не трусь, ты должна сказать. Помнишь, как учили в школе? Всегда говори правду, какой бы болезненной она не была.

— Илья… я…

Его руки плотнее сжимаются на баранке, даже костяшки белеют.

Глава 2

Мои тайны слишком грязные и слишком тёмные. Они не для тебя, милый.

И я ухожу от ответа, соскакиваю с темы, спрашиваю сама:

— Что мы будем делать теперь?

Илья с явной неохотой отрывается от моего тела. Приподнимается на локтях, заглядывает в глаза.

— Теперь я, как честный человек, обязан на тебе жениться. Ты ведь мне свою невинность подарила.

Мотаю головой, бормочу еле слышно:

— Мы не можем… Я же тебе говорила: у меня есть жених!

Лицо Ильи снова суровеет.

— Колючка моя, — говорит он со сталью в голосе, — давай определимся сразу: отныне никаких других мужчин, кроме меня в твоей жизни нет. Прости, но тебе придётся забыть твоего жениха.

Всхлипываю, отвожу взгляд, губы дрожат предательски:

— Я не могу. Илья — это нечестно по отношению к тебе. Он — монстр. Зверь, не человек. Ему нравится мучить, убивать…

Илья вдруг отстраняется и хохочет. Неприятно так. Будто шайтан в него вселился и мутит изнутри.

— Монстр, говоришь… Да ты монстров не видела… — произносит он, но тоном таким, что у меня кровь в жилах стынет. И мне кажется, будто тень за его спиной начинает расти, обретает плоть, тянет чёрные щупальца.

Я шарахаюсь, отползаю подальше на кровати, дрожу вся.

Его глаза светятся потусторонним жёлтым огнём. Однажды в лесу — в школе у нас была практика по выживанию — я видела волков. Их глаза сверкали так же голодно и недобро.

Но Илья не собирается меня пугать: быстро скидывает жуткую личину, кидается ко мне, сгребает в охапку, баюкает…

— Тише-тише, Колючечка моя, всё уже хорошо.

Приподнимает подбородок, заглядывает в глаза — пристально, пронзительно, будто в самую душу.

— Ну, что, есть у тебя козырь покруче моего? Побьёшь?

Мотаю головой: нет, такого у меня точно нет. Моя карта бита.

— Кто ты? — спрашиваю с опаской.

Монстрам нельзя задавать такие вопросы, они могут разозлиться, но мне надо знать ответ.

Илья горько усмехается. Но, видимо, он тоже из тех, кто предпочитает говорить правду, какой бы болезненной она не была.

— Генетический мутант. Плод лабораторных исследований. Нас называют «Идеальными».

Я выбираюсь из его объятий и прошу уйти. И он слушается, хотя это — его квартира.

Заворачиваюсь в покрывало, обнимаю себя за плечи, раскачиваюсь… Потому что меня накрывает воспоминание, такое ужасающее, что сердце замирает в груди. Я слышала об этих «Идеальных». Жених моей лучшей подруги был одним из них.

Там, в нашей элитной школе, где готовили будущих жён для богачей и аристократов, у меня была только одна подруга — Лейла[1]. Я не видела девушки красивее. Даже Дарина с её безупречной красотой фарфоровой куклы и в подмётке не годится моей Лейле. Её глаза — огромные, в пушистых ресницах, — тёмно-зелёные, как лесные омуты, и столь же бездонные. В темных волосах, ниспадающих почти до колен, спорят золото и медь. Нежная кожа цвета слоновой кости. Губы — спелые вишни. Фигура — тонкая, гибкая, с пленительными изгибами, такой любая пери[2] позавидует. Когда Лейла танцевала, позвякивая браслетами на изящных запястьях, все вокруг замирали. Казалось, горы, лес и само солнце смотрят только на неё.

У Лейлы был жених, её любимый Рашид. Родители сговорили их, когда Лейле едва исполнилось десять. Они оба — из одного селения. Знали друг друга, росли с детства вместе. Рашид не мог дождаться, когда Лейле исполнится шестнадцать, чтобы жениться на ней.

Но в шестнадцать её мечты разбились в прах — к ней явился он: «идеальный» монстр, нефтяной магнат Дамир Лероев. Лейла не знала точно, что связывало такого человека с её отцом, скромным бухгалтером из сельской администрации. Но речь шла о каких долгах. Фантастической сумме, которой у отца Лейлы не было и быть не могло. И тогда, в уплату долга, Лероев потребовал дочь. «Будем считать, я тебе за неё калым отдал». Отцу пришлось согласиться: иначе бы на весь род их лёг позор. Лейлу забрали из семьи и отправили в ту школу — замок, затерянный далеко в горах. Нас там растили и берегли, мы были недоступны, как гордые эдельвейсы. Пять лет мы с Лейлой были неразлучны. И хотя я получила специализацию биолога, а она — финансового аналитика, мы могли болтать ночи напролёт. Вот тогда-то она и рассказала мне о Лероеве, назвала его «идеальным». Тогда я думала, что это касается лишь внешности, — её жених действительно был очень красив, но она пояснила, что речь идёт о некой генетической мутации, о касте сверхлюдей. Навязанный жених пугал её до дрожи.

А потом — в день своего двадцатиоднолетния — она исчезла. Вернее, в ночь… Я проснулась, хотела кинуться и поздравить свою подругу, но её кровать оказалась гладко заправленной, а самой Лейлы и след простыл. Ни одной вещички, ничего, что говорило бы о пяти годах её пребывания здесь…

Я искала её, как могла. Спрашивала у Вазира, он наводил справки по своим каналам. Но никто ничего не знал. Лероев оказался слишком из другого мира, куда Вазиру ходу не было, — мира больших денег и стратегически важных дел. Мира, закрытого для простых смертных. Мира, по которому нефтяные воротилы проносятся в безумно дорогих тонированных машинах, за стёклами которых ничего не рассмотреть…

Неужели теперь у меня появится шанс узнать хоть что-то о судьбе моей драгоценной Лейлы?

Если так — я стерплю близость монстра.

Хорошо, что Лис оказался таким: теперь я смогу его убить…

У нашего народа есть правило: не доверять рыжим. Именно их шайтан избирает своим сосудом. Именно тёмную сущность я видела в горящих жёлтым пламенем глазах Ильи, она тянула ко мне свои чёрные лапы из-за его спины, её голос звучал в его смехе…

Да, все эти годы я боялась Асера, но он — понятное зло. А с понятным — можно бороться. Как бороться с тем, что непонятно?

Хотя… я же биолог. Кому, как не мне знать, что генетические мутации — двигатель эволюции? Мне подобное вообще не должно казаться фантастическим. Моя преподаватель генетики, Феруза Камиловна, которой пришлось в своей жизни даже в секретной лаборатории поработать, рассказывала, что они создавали вполне жизнеспособных химер, но таких страшных и опасных, что их приходилось уничтожать ещё крохами.

Глава 3

… Дарина не обманула — клиенты действительно едва ли не дверь с петель срывают. Приходится вежливо извиниться и сказать, что мы всех примем буквально через пять минут.

Интересно, чем заняты Юля и Ксюша? Опять в Инстаграм зависают? Почему до сих пор двери не открыли!

Влетаю в магазин злая, как фурия. Дарина разбаловала наших флористов. Если бы не я — они бы у неё на шее сидели и ножки бы свешивали. Захожу в «служебку» — сидят красотки! Над смартфонами склонились, хихикают.

— Кто-то хочет остаться без премии? — я умею говорить тихо, но так, что другие аж подпрыгивают. Нас этому в школе учили.

Девчонки реально подскакивают и зло уставляются на меня. Они обе у нас — модельной внешности и такого же роста. Не то, что мы с Дариной — низенькие и миниатюрные. Однако девушки встают передо мной по стойке «смирно», вытягивают руки по швам. Я знаю, что за глаза они называют меня стервой. Но лучше так.

— Бегом открываться и принимать заказы. Пулей!

Девчонки убегают, а я сажусь за скучную «бухгалтерию» — нужно ввести продажи, списать лом и неликвид, сделать новый заказ у поставщиков. Дарина страшно не любит бумажную волокиту, как она выражается. Поэтому свалила всё на меня. Благо, поставщиков искать не заставила — у неё надёжные, проверенные, самые лучшие. Они обеспечивают нас свежим цветком. И способны достать любую редкость и экзотику.

Дарина у нас — вольный художник. Она берётся только за самые сложные, изысканные заказы. И всегда делает так, что клиент немеет от восторга. Нужно признать, что Дарка — очень талантлива. Только это и заставляет меня мириться с её характером.

Работа кипит, клиент идёт, Дарина забегает лишь ненадолго, проводит короткое совещание, раздаёт задание, потом за ней заезжает Кирилл, и они уезжают по делам. Дарине идёт быть такой деловой, озабоченной и беременной. Она сейчас будто светится изнутри. От той девчонки, что пожала мне руку и пропустила мимо ушей запинку в фамилии в новой Дарине не осталось и следа. Она превратилась в очаровательную юную женщину, знающую себе цену и умеющую любить.

В обед я отпускаю флористок в их любимую кафешку, включаю тихую музыку и начинаю потихоньку готовить заказы на вечер.

Пока в магазине царила суета, я была спокойна. Но сейчас… Сейчас снова накатывает предчувствие глобальной катастрофы. Такое было со мной в ночь перед тем, как исчезла Лейла. Я предупреждала её, она лишь отмахнулась. И за день до того, как люди Вазира взяли Дарину,[1] я не находила себе места. Но тогда брат тоже не услышал меня. Сейчас интуиция вопит дурниной, и игнорировать её становится всё сложнее.

Дверь открывается, и на пороге появляется девица. Не люблю таких — они, в лучшем случае покупают три тюльпанчика в крафте. Но нам дорог каждый клиент, даже если он пришёл за одной кустовой хризантемкой. Поэтому выхожу из-за прилавка и надеваю дежурную улыбку:

— Здравствуйте, — говорю я, — вы хотите заказать букет?

Она почему теряется, ведёт себя подозрительно. Шарит глазами. Воровка что ли? Хотя рваные джинсы только бабуль сейчас могут в заблуждение ввести. Девушка явно одета весьма презентабельно. Хотя синие пряди меня бесят. Не люблю крашенных — ни цветы, ни девушек.

— Нет, — отзывается она и обозначает цель визита: — Я бы хотела увидеть Дарину Тихомирову…

Мне это не нравится. Ой как не нравится. Но я пока сохраняю спокойствие ­– улыбаюсь, развожу руками:

– Они с Кириллом Владимировичем только уехали, — поясняю.

– А Кирилл Владимирович?.. — в её глазах светится такой очевидный вопрос, что я отвечаю без труда:

— …муж Дарины Степановны.

— Понятно, – тянет она и немного теряется. — А вы не могли бы записать мой телефон и попросить её связаться со мной?

Удивлённо вскидываю брови:

— Странно, — говорю, — Обычно нам сами перезванивают.

И это действительно так.

Но она спешно уточняет — и это уточнение спускает мои внутренние тормоза:

— Я журналист. Представляю журнал «Лица города». Мы пишем о молодых предпринимателях…

Мне хочется воскликнуть: «Ах вон оно что?!» Мне вовсе не хочется, чтобы какая-то ищейка тут всё разнюхивала. А она непременно докопается до того, кто я и зачем здесь.

Шайтан тебя забери, писака!

Вскидываю руку, и она замолкает:

— Дарина Степановна не даёт интервью и вообще не имеет дел с прессой, — чеканю я таким тоном, от которого даже подельники Вазира вытягивались во фрунт.

Девчонка ещё трепыхается, подбирает аргументы:

— У нас просто имиджевое издание…

Но я упираю руки в бока и иду на неё:

— Это неважно! – резко обрываю, с удовлетворением замечая, как она тушуется и бледнеет: — Не суй свой нос в это дело, ищейка. Целее будешь.

Истинную правду говорю: есть тайны, которые лучше не ворошить. Потому что это всё равно, что тыкать палкой в осиное гнездо. Она спешно убегает за дверь…

Вот и хорошо. Значит, это о ней предупреждала интуиция? Хм… было бы с чего так орать? Подумаешь, журналисточка. Не таких на лопатки клали.

Оставшийся день проходит спокойно и даже расслаблено. Интуиция больше не пищит. Я успешно делаю все заказы, пополняю галерею в Инстаграм и ВКонтакте, переписываюсь с клиентами в чатах. Ну вот и всё, ещё один день прошёл, можно идти домой.

Магазин закрывают флористы – им ещё предстоит уборка, а я беру сумочку и выхожу за дверь.

Уже осень, поэтому темнеет намного раньше, а из-за этого теряется сосредоточенность. Поэтому я не сразу замечаю тонированную чёрную машину, что будто хищник крадётся за мной.

Я притормаживаю, оглядываясь, куда можно юркнуть, судорожно ищу в сумочке телефон, жалея, что Лис не поставил мне такую программу-«следилку», какая была у Дарины, когда её забирал мой брат…

Пока я ищу пути отхода, из машины выходят двое мужчин — явно горцы — и направляются ко мне.

Я теряю дар речи. Даже заорать не могу. Только бормочу, как заклинание:

— Не подходите! Не трогайте!

Глава 4

На экране — крупным планом — наши с Вазиром особенные отношения. Он предпочитал брать с меня плату за покровительство. Брату нравился горловой минет.

«Полезный навык, Гульназ, — говорил он, когда я опускалась перед ним на колени, а он горой нависал надо мной. — Твой муж обязательно оценит»

Ему не нравилось, когда я просто сосу. Нужно было ещё и себя ласкать, чтобы тоже кончить — брат у меня великодушный. Он снимал всё на видео, и отснятое отправлял Асеру. Тот ублажал себя, глядя на нас. И вот теперь жених, видимо, решил пойти ва-банк и обнародовал эти материалы.

Голос корреспондента за кадром равнодушен:

— В деле Вазира Алиева по кличке Зверь всплывают всё новые шокирующие подробности. Как стало известно следствию, он имел связь со своей младшей сестрой…

На этом трансляция обрывается: Дамир Лероев вырубает телевизор через свой айфон. Потом полный холода и брезгливости голос разрезает почти оглушительную тишину, что повисает в комнате, после того, как обрывается передача:

— Вон из моего дома! Немедленно! И жене моей звонить не смей! Забудь о ней. — Он не просто чеканит слова, он сечёт меня ими.

А я встать не могу, пошевелиться не могу. Стыд и ужас разъедают меня, как кислота. Я понимаю, что теперь мне нигде не найти пристанища. От меня отвернуться все, кто любил, или был просто близок со мной — Лис, судя по всему уже, следом Лейла…

Но подруга делает то, чего я никак от неё не ожидала: она выныривает из-за широкой спины своего мужа, и становится между нами, пылая гневом, будто ведьма.

— Вот как! — произносит она, упирая руки в крутые бёдра. — Значит, ты решил за меня, с кем мне общаться, а с кем — нет. Ставишь меня перед выбором, да, Дамир? Не боишься, что он будет не в твою пользу?

Что за шайтан вселился в мою тихую нежную подругу? Как может она, воспитанная в традициях горцев, так говорить со своим мужем?

— Лейла, — почти шипит Лероев, сжимая кулаки, — ты забываешься! Веди себя, как подобает порядочной жене! Сейчас ты защищаешь падшую женщину, одно нахождение которой в нашем доме позорит нас.

Лейла вскидывает голову и презрительно фыркает — маленькая и тоненькая против верзилы под два метра ростом.

— Тогда и я — падшая женщина. И если Гульназ сейчас уйдёт отсюда — с нею уйду и я. Так и знай.

Нет, Лейла, не делай этого! Хочу крикнуть, но слова застывают в горле. Что же она делает? Дамир ей такого никогда не простит: подобное поведение жены — позор для мужчины-горца. Он же теперь может с ней что угодно сделать, и будет прав. Его не осудят — он защищал честь семьи, призывал жену к порядку.

Мне страшно, что Лероев сейчас сорвётся и начнёт избивать Лейлу — вон как грозно сверкают глаза, как ходят желваки, как сжимаются и разжимаются кулаки.

Однако говорит он максимально спокойно, всё ещё пытаясь вывести ситуацию в мирное русло:

— Если ты уйдешь отсюда с ней — назад не вернёшься. Я тебя не приму.

В её глаза блестят слёзы, дрожат на кончиках длиннющих ресниц — Лейла сейчас невероятно красива: щёки раскраснелись, грудь высоко вздымается, тоненькие пальчики подрагивают…

— Вот и хорошо! — произносит она, и я чувствую, как ей больно сейчас, что она режет по живому, обрывает нити между их сердцами. — Так я, по крайней мере, не буду чувствовать себя бесправной игрушкой, которую купил богач для личного пользования.

Грань, которую переходит Лейла сейчас, бьётся с тонким, хрустальным звоном. Кажется, это называют точкой невозврата.

И Лероев срывается: он хватает жену поперёк талии и тащит прочь, вопящую, брыкающуюся. Сам же он рычит и шипит, как разъярённый барс, обещая ей все мыслимые и немыслимые кары. Я слышу, как в соседней комнате хлопает дверь. Супруги спорят на повышенных тонах. А ведь ещё недавно они нежно ворковали и светились рядом друг с другом от счастья. Глядя на них, сомнений не возникало — эти двое влюблены и довольны своей судьбой…

А теперь — крики, плач, грубый мужской голос, что-то бьётся…

Это всё я. Я виновата. Убиваю счастье.

Касаюсь хороших светлых людей — и мараю их своей тьмой, пятнаю своей грязью.

Дамир прав: я должна уйти. И никогда больше не появляться в жизни Лейлы. Возможно, они ещё и помирятся, хотя я сомневаюсь, чтобы восточный мужчина спустил такое поведение даже горячо любимой жене. А значит…

Значит, я всё разрушила…

Шатаясь, встаю, иду к двери, стараясь не вслушиваться в скандал, который бушует в соседней комнате.

Прочь отсюда.

Навсегда.

Пока не сделала только хуже.

Захожу в лифт, нажимаю первый этаж и будто лечу вниз, под землю, в преисподнюю, где мне самое место…

И лишь выйдя из этой элитной многоэтажки в ночь, я понимаю, что забыла телефон в квартире Лероевых…

Я иду, не разбирая дороги. Обнимаю себя за плечи, потому что осенние вечера — промозглые, а я лишь в тоненькой блузе и лёгком джинсовом сарафане. Заболею, умру, нет, сдохну, никому ненужная. Ведь я забыла не только телефон, но и сумочку с деньгами. У меня нет возможности даже вызвать такси, а идти пешком до моей квартиры — несколько километров по ночному городу. Проще дойти до магазина Дарины и переночевать там. Хотя… Захочет ли Дарина меня видеть после сегодняшнего репортажа?

А я ещё, дура, переживала, что та журналистка докопается до моего прошлого? Выставит напоказ. Без неё выставили. На весь экран. Спасибо, хоть причинные места зацензурили.

О, Всевышний! Как же мерзко от самой себя! Да, можно оправдываться. Сказать: меня заставили, принудили, что я могла против целого клана? Только вряд ли оправдания смоют позор. Такой позор смывается только кровью.

Асер поступил максимально жестоко, как он и умел – вычеркнул меня сразу из жизни всех тех, кто мог обо мне позаботиться. Протянуть руку помощи. Теперь я один на один с судьбой и с ним. Он будто хочет показать: я и есть твоя судьба!

Ведь кто теперь захочет общаться со мной?