— Вероника, ты почему еще не встала?! — слышу голос моей воспитательницы Лины Петровны, сейчас он кажется мне особенно громким, так что у меня в голове словно стучат молоточки, и с каждым ее словом стук становится сильнее. — Все уже встали, а ты всё лежишь!
Она сдергивает с меня одеяло, и я сразу же покрываюсь мурашками, обхватываю себя руками, чтобы хоть немного согреться.
В нашей комнате довольно холодно. Даже то, что она общая и мы спим практически все вместе, не спасает нас от холода. Деревянные рамы окон давно пора заменить, а воспитатели их даже не заклеивают, говоря, что мы все врем и в комнате тепло. Возможно, это бывает только днем, а ночью мы иногда приходим друг к другу, согреваясь хоть так.
— Можно я еще немного посплю… — хрипло прошу я. Горло словно режут ножом, и с каждым словом всё труднее говорить, так что приходится скривиться от боли.
— Нет! Ты же у нас поёшь! — продолжает кричать она, больно хватает мою руку и тянет на себя, поднимая меня.
Голова начинает еще больше болеть, теперь ее словно бьет один огромный молоток, так что мне приходится вжать голову в плечи; а в глазах иногда темнеет.
— Ты что, не хочешь выступить перед гостями? Они специально приезжают к нам! Дают тебе крышу над головой, — начинает она перечислять заслуги людей, которых я даже не видела никогда, но должна любить и восхищаться ими, — одевают и кормят тебя. А ты даже не хочешь должным образом поприветствовать их!
— У меня очень болит горло и голова, — хриплю я, не смотря на нее, так как мне просто тяжело поднять голову.
— Всё ты врешь, просто не хочешь идти, но я тебе скажу одно словно: «Надо!» Всегда надо, если ты хочешь чего-то добиться! — она продолжает тянуть меня за руку, и мне приходится встать. Мир немного кружится перед глазами. Я не чувствую тепла, только холод.
— Пожалуйста, — умоляю, но в глубине души знаю, что это не поможет. Лина Петровна от меня не отстанет.
— Смотри, какое платье я тебе принесла, — она размахивает передо мной красной тканью, а меня начинает тошнить, хочется оттолкнуть ее и лечь обратно в кровать, завернувшись в одеяло, чтобы хоть как-то согреться.
Поджимаю пальцы, тапочек у нас нет, поэтому утром нам кажется, что пол — это минное поле, обжигающее холодом, который пробирает до костей.
— Я не хочу идти… — еще раз предпринимаю слабую попытку вырваться.
Но тут терпение Лины Петровны кончается, вместе с улыбкой и милотой. Она резко сажает меня на стул.
— Я что, с тобой нянькаться буду?! Живо одевайся, я сказала! — и сама уже стаскивает с меня тонкую пижаму. Затем надевает на меня платье. Оно колется в некоторых местах, но я этого практически не замечаю, головная боль становится сильнее.
— А теперь марш умываться и только попробуй мне намочить платье! — угрожающе произносит она. — Будешь у меня стоять в углу целый час.
Не самое худшее наказание, но неприятно, ведь там очень холодно и темно.
Иду в туалет, а потом к раковине. Сразу же включаю горячую воду, чтобы почти обжечь руки, но согреться; но это не помогает. Мне все равно холодно, и уже начинают стучать зубы.
Кое-как чищу зубы, умываюсь и иду обратно к Лине Петровне, которая уже стоит с расческой и красным бантом. Она больше ничего не спрашивает, только с силой опять сажает меня на стул и начинает расчесывать мои спутанные волосы. Больно почти до слез. Воспитатель цепляет на меня бант, который сильно стягивает мои волосы.
— Ну вот, какая красавица, — ее голос опять мил. — Завтракать не будешь, так как проспала. А теперь пошли к Евгении Федоровне, покажем тебя.
А мне уже неинтересно, куда мы идем и что делаем. Женщина берет меня за руку, и мы выходим из комнаты. Поднимаемся на второй этаж, в кабинет нашего директора.
— Евгения Федоровна, вот, привела к вам Веронику, — Лина Петровна подталкивает меня в центр комнаты, где на меня смотрит тучная женщина с жирными, как сосиски, пальцами, с ярко-алым маникюром и золотыми кольцами. Она что-то крутит в руке, смотря на меня.
— Подойди, — четкий приказ, давящий, и я тихонько подхожу ближе и чуть не спотыкаюсь.
— Клуша, — раздраженно бросает она мне. — Ты не должна опозорить наш детский дом. Олег Васильевич будет не один, а с сыновьями и женой.
Зачем мне это знать, я так и не поняла, но я смирно стою напротив, не поднимая глаз, и смотрю в пол, пытаясь хоть немного сосредоточиться и унять боль в голове.
— Поэтому пой хорошо, деточка, — говорит она с нажимом. Она всех девочек называет именно так, деточками, скорее всего, не зная, наших имен, и так ей более удобно.
— Евгения Федоровна! У Матвея все же простуда, — слышу голос нашего врача, Алевтины. Она попросила называть ее именно так.
Она быстро заходит в кабинет, и из всех мне кажется самой доброй.
— Тогда отправь его в лазарет, пусть не мельтешит, — бросает Евгения Федоровна, морщась, словно услышала жужжание мухи.
— Ой, кто это у нас такая красивая! — ко мне подходит Алевтина, присаживается на колени передо мной, оказываясь со мной на одном уровне. — Вероника, ты готова выступать?
— Горло болит… — смотрю я на нее жалобно.
— Чтобы сегодня не смела попадаться мне на глаза!
Больше она ничего не говорит, оставляя меня в коридоре, а сама возвращается на концерт. Чувствую, что у меня опять начинается озноб. Иду к Алевтине. Я знаю, она поможет, она добрая.
Захожу в ее кабинет и вижу, что она плачет, склонившись над столом. Не понимаю почему, ведь ей никто не сделал больно.
— Что случилось? — спрашиваю осипшим голосом.
Противная жидкость мне и правда помогла, но, увы, ненадолго, так как я опять чувствую, как начинает болеть горло и голова. Молоточки опять начинают бить по ней.
— Все хорошо, Вероника, не обращай внимания, — говорит она, быстро вытирая глаза и с улыбкой смотря на меня. — Как ты себя чувствуешь? Ты смогла спеть?
Отрицательно качаю головой, опустив взгляд, ведь я провинилась.
— Нет, я забыла слова, — и это правда, хотя я всегда их помнила, а тут словно музыка мне знакома, а вот слова — нет.
Она подходит ко мне и опять трогает лоб своими мягкими руками. У нее нежная кожа, прохладная, только у нее такая. А у Лины Петровны более грубая и шершавая.
— У тебя опять начинается жар! — говорит врач, проводя рукой по моей шее. — Ты сможешь дойти до своей комнаты? Я пока подготовлю тебе место в лазарете. Тебя нужно лечить, будет не очень приятно, но тебе станет легче.
Киваю. Да, я хочу оказаться там, там тепло, а Алевтина будет ласково говорить со мной и гладить мои волосы.
— Хорошо, тогда иди и принеси всё, что тебе надо, — улыбается она мне, подталкивая меня к выходу, а сама направляясь в соседнюю комнату.
Иду вдоль коридора, почти никого нет, даже мальчиков-хулиганов постарше, которые забирают у нас сладости и кладут наши ботинки в труднодоступные места, и потом приходится просить воспитателей, чтобы они достали их. А они ругают нас, думая, что это сделали мы, что нам так веселее. Но это неправда. Бывает, приходится даже ничего не говорить, ведь иногда воспитательницы наказывают нас за это.
Я так задумалась, что даже не увидела мальчика, который появился из-за угла. Пугаюсь, отшатываясь, чуть не падая на холодный пол.
— Ты че, слепая, что ли?! — слышу незнакомый голос.
Вскидываю голову и сталкиваюсь с холодными серыми глазами. Это сын нашего гостя, который почти смеялся, когда я выступала.
— Ты че, язык проглотила?! — уже более грубо спрашивает он, подходя ближе. — Я спрашиваю, ты слепая?!
— Н-нет, — тихо отвечаю, заикаясь.
— А что тогда не видела, что я шел?! — наступает на меня.
Не понимаю, что я ему сделала, зачем он вообще остановил меня? Потому что я не уступила?
— Нет, — хриплю я, отчего-то мне становится страшно. Может, потому, что от ребят постарше ты знаешь, чего ожидать, а от этого — нет. Сын богатых родителей, ему ничего не будет.
— Хм, — усмехается он, все так же тесня меня к стене, так что я уже упираюсь в нее лопатками. — Но мне это не понравилось, поэтому ты должна мне теперь.
Смотрю по сторонам, в надежде, что кто-то из взрослых увидит нас. Моя паника возрастает, когда его рука упирается в стену около моей головы.
— Хочешь конфетку? — он что-то достает из кармана брюк.
Смотрю на его руку, это и правда конфета, очень вкусная, я пробовала ее только один раз, но вкус помню даже сейчас. Кокосовая стружка, нежный крем и орешек внутри. Я знаю, что это дорогие конфеты, ими угощала нас воспитательница в свой день рождения. И я хочу еще раз почувствовать этот вкус.
Незнакомец держит сладость перед моим лицом, и я могу просто протянуть руку, чтобы взять ее. Что я и делаю, вставая на цыпочки, но тут он смещает руку еще выше, так что я чуть не падаю на него.
— Но конфетку надо заслужить, — улыбается он, и теперь я понимаю, что это не добрая улыбка.
Злюсь, сжимая кулаки. Что он хочет, зачем вообще пришел сюда, тут только наши комнаты!
— Если хочешь сладкое, то спой для меня, — скрещивает руки на груди, смотря на меня с усмешкой.
Уже не боюсь, а злюсь на него. Я не буду для него петь. Поворачиваюсь и хочу уйти, но нахал оказывается быстрее, ловя меня за руку и притягивая обратно.
— Ты никуда не пойдешь, пока не споешь для меня! — угрожающе говорит он.
Теперь он не отпускает меня, упираясь обеими руками в стену, с двух сторон от моей головы. Я в ловушке, чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Я не марионетка! Кто он такой, чтобы приказывать и не выпускать меня! Мне плевать, кто его отец.
— Отпусти меня, — хриплю я. Возможно, он поймет, что у меня больное горло.
Но он словно не слышит этого, медленно качает головой.
— Споешь и получишь сладкое, ну и я тебя отпущу, побежишь в свой клоповник, — насмехается надо мной.
Клоповник — вот чем он считает наши комнаты. Скорее всего, и о нас не лучшего мнения. Золотой мальчик, которому повезло родиться в богатой семье, а не у матери-наркоманки. Он не знает, что такое выживать, каждый день страдать от холода, есть только кашу, иногда холодную, носить застиранную до дыр одежду... Куда ему, ведь он ест эти дорогие конфеты каждый день, носит их в кармане и иногда угощает таких бедняжек, как мы, чтобы мы его развеселили.
Мне тогда сильно досталось, хоть я и тяжело заболела. Алевтина порывалась положить меня в больницу, так как ее лечение не помогало. А я, наоборот, страшилась этого, не люблю незнакомые места, они меня пугают.
Лина Петровна все равно наказала меня, и я месяц убиралась в комнате, но это не самое ужасное, что она могла сделать со мной. Поэтому, можно сказать, мне повезло.
С тем мальчиком я так больше и не встретилась, да и этот спонсор у нас не появлялся. Приходили другие, им также устраивали концерты, но теперь меня не брали участвовать, словно боялись, что я опять опозорю их. Но мне даже некогда было об этом думать. Я пела для себя, когда все уходили из комнаты, а я, вооруженная тряпкой, мыла руками пол.
Потом все изменилось: я пошла в школу. Дети из семей смотрели на нас так, словно мы другие, дикие. Они говорили своим родителям, что мы воруем их вещи, ломаем предметы. Но зачастую они сами так поступали по отношению друг к другу, подставляя нас. Нас некому было защищать. Дошло до того, что нас изолировали, сделали отдельный класс для детей из детдома. Теперь с нами никто не общался, и некоторых моих одноклассников это бесило, они стали более агрессивно вести себя с детьми из семей, и все это переросло в войну. Страдала школа и учителя…
А я поняла для себя одно: я хочу выбраться из этого, стереть с себя это клеймо. Чтобы на меня не смотрели по-другому. Хочу быть как все. Поэтому я начала усердно учиться.
Нам пророчили только колледжи и техникумы, где изучают лишь рабочие профессии. А я хотела в университет, на архитектора. Моими любимыми предметами были математика и черчение. Для поступления оставалось подтянуть некоторые предметы, в том числе и гуманитарные, и я делала это.
У меня была цель. Я не ушла после девятого класса, учителя сами оставили меня, видя, что я иду на золотую медаль. Одна из немногих. Меня перевели в обычный класс, где учились дети из семей. Они не относились ко мне плохо, но я все равно чувствовала себя чужой. Наверное, поэтому я так и не нашла за столько лет себе подругу.
Экзамены проходили тяжело, я вдруг осознала, что если у меня не получится, если не сдам, то моим планам конец. Я не добьюсь поставленной цели, а смогу ли поставить новую — большой вопрос. Возможно, я даже сломаюсь…
Но я старалась не думать об этом.
«Нет! Я смогу! — говорила я себе. — Я выберусь из этого замкнутого круга. Я поступлю туда, куда захочу».
О коммерции не было и речи, за меня некому было платить, поэтому я изо всех сил старалась поступить на бюджет. И я сделала это! Блестяще сдала все экзамены. Помню, как прыгала по комнате и визжала, когда увидела свои баллы, чем очень сильно перепугала своих соседок. Но я была счастлива как никогда.
И вот первое сентября, и я нахожусь около дверей большого старинного здания голубого оттенка. Я читала его историю: раньше тут была гимназия только для мальчиков, а во время войны — госпиталь. Я чувствовала: оно хранит очень много тайн.
Берусь за деревянные ручки двери, потянув их на себя. Я немного волнуюсь, ведь это первый день и я должна увидеть своих одногруппников и познакомиться с ними. Для себя я решила, что буду вести себя как все, постараюсь найти друзей. Никто не знает, откуда я. И не должны.
Я обычная.
Как все!
Прохожу внутрь, университетское Первое сентября сильно отличается от школьного. Тут и там слышится музыка, все бегают разукрашенные, словно сегодня не первый день учебы, а праздник.
— Привет! Кем будешь? — возле меня останавливается девушка в маске кошки. На ней черная футболка и меховые перчатки.
— Первый курс, архитектура, — отвечаю я, улыбаясь, но совсем не понимаю, что делать. Тут все куда-то бегут, орут и кричат.
— Да нет, — смеётся она, махая своей меховой лапой. — Как тебя зовут? Каким персонажем будешь?
— Меня зовут Вероника, а каким персонажем… — задумываюсь.
— Давай ты будешь вороной, это не персонаж, но, мне кажется, подходит к твоему имени, — смеется она, прикрывая рот рукой.
Ну, возможно, и так.
— Я не возражаю, — отвечаю я. Мне как-то вообще без разницы, пока я не понимаю, что тут происходит.
— Отлично, тогда тебе нужно нарисовать маску, — она тянет меня за руку куда-то по коридору. Мимо нас тут и там пробегают люди, и краем уха я слышу, что они ищут какой-то клад.
— Кэт, у нас новенькая!
Мы подходим к рыжей девушке, которая уже разукрашивает какого-то парня.
— Это Ворона, то есть Вероника, сделай ей опупенскую маску!
Рыжая девушка сначала смотрит на меня скептически, и мне немного не нравится ее взгляд. Словно я грязь под ее ногтями. Или, возможно, она просто устала, судя по тому, что сидит тут одна и разукрашивает всех. Не обращаю внимания на ее взгляд, я должна быть дружелюбной.
— Будет сделано, сейчас закончу с ним, — кивает она в сторону парня и берет палитру и кисточку, продолжая рисовать на его лице.
— Все, отлично, тогда я побежала! — говорит девушка, которая встретила меня на входе, а потом она оборачивается ко мне: — А ты приходи потом, у нас тут самое веселье.
Киваю, у меня нет выбора. Через пятнадцать минут девушка сажает меня к себе, начиная колдовать над моим лицом. А я думаю только об одном, глядя на нее: «Надеюсь, это смоется…»
После того как он заходит, все начинают перешёптываться. Неужели узнали сына известного магната?
— Кхм, кхм, а вы кто у нас? — Герман Рудольфович явно сбит с толку таким наглым появлением.
Я тоже немного в шоке. Ладно, просто в шоке, оттого, что встретила его. С тех пор как мы виделись последний раз, прошло довольно много времени. Надеюсь, он не запомнил меня.
Он изменился, черты лица уже не детские, как и фигура. Такого можно назвать красавчиком, особенно если в придачу у него есть машина и внушительная сумма в банке. У него это точно есть, я уверена.
— Меня зовут Егор, — спокойно говорит он, смотря на аудиторию, словно сканируя. А потом без разрешения преподавателя заходит и садится на свободное место.
Некоторые оборачиваются, с восхищением смотря на него. Словно он местная знаменитость.
Герман Рудольфович так не считает, старик уже открывает рот. Наверное, в его практике такая наглость вообще неприемлема.
— Молодой человек, это университет, и прежде чем войти, вы должны спросить! — говорит он возмущенно.
Но парень уже не слушает, а достает свой смартфон, скорее всего последний модели, и начинает лазить в нем.
Егор полностью игнорирует реплику куратора, продолжая что-то писать в телефоне.
— Кхм, ладно, проехали, — Герман Рудольфович понимает, что с этого студента уже ничего не возьмешь. — Тогда через неделю соберемся и выберем старосту. А пока можете идти. И да, с первым днем, дорогие теперь уже студенты!
Тут все начинают хлопать и благодарить. И Герман Рудольфович понемногу оттаивает от произошедшего. Он выходит, и мы остаёмся одни.
— Может, куда сходим? Познакомимся, а? — предлагает сразу же рыжий парень с серьгой в ухе и как-то заискивающе смотрит на Егора. А тот только пожимает плечами, словно ему все равно.
— Я не против! — кричит пышногрудая блондинка с другого ряда, тоже смотря на парня с интересом и не скрывая этого. — Надо обменяться инстами, чтобы хоть в лицо всех узнать. Если что, у меня сто тысяч подписчиков.
Она говорит это и явно ждет реакцию Егора, но тот опять смотрит только в телефон.
— Мы за тебя рады, — усмехается еще один парень.
Начинается обсуждение и обмен контактами в инсте.
Я все же непродвинутый человек, ее у меня вообще нет. Просто не видела смысла ее заводить. В детском доме никто не снимал каких-либо видео, ну и я подумала: «Зачем мне это делать? Лучше заняться учебой». У меня и телефон был старой модели. Это ребята скинулись и подарили мне его на шестнадцатилетие. Мне было очень приятно, я даже расплакалась тогда. Телефон был недорогим, но я его берегла как самый драгоценный подарок.
Узнав, что у меня нет инстаграма, некоторые только хмыкнули и закатили глаза, а некоторые, наоборот, одобрительно закивали. Мол, зачем, это тупая трата времени. Кстати пышногрудую блондинку звали Николь. Она больше всех и сокрушалась по поводу отсутствия у меня инстаграма. По ее манерам и внешнему виду я сразу поняла, что мы не подружимся.
Потом группа начала обсуждать, куда мы пойдем. И тут я напряглась: я пока не нашла работу, так как летом усиленно занималась экзаменами. А как только стукнуло восемнадцать и мне дали квартиру, то сразу же сняли с баланса. Поэтому сейчас шиковать было не на что.
— Вероник, ты идешь? — спрашивает меня одна девушка, вроде бы Карина. Тихая и маленькая, она словно мышка. Кстати, и цвет волос у нее какой-то мышиный.
— М-м… скорее всего, не смогу, хочу подыскать работу, — почти искренне говорю я.
Я и правда хотела рассмотреть несколько объявлений. Мне нужно узнать расписание, чтобы точно понять, по каким дням я смогу работать.
— Я тоже иду на работу, в местную «Шоколадницу», график хороший. Надеюсь, буду успевать. Кстати, тут недалеко, — зачем-то уточняет она.
— Отлично, тогда давай узнаем расписание, — улыбаюсь ей.
Ну хоть кто-то тоже не идет, хотя если бы у меня было хоть немного лишних карманных денег, то я бы, конечно, пошла. А пока мне лучше сэкономить и поесть дома.
— Эй, девочки, вы что, не идете? — кричит нам вслед тот же самый рыжий парень, теперь я знаю, что его зовут Миша.
— Мы на работу, — отвечает ему Карина. — Кстати, нужно узнать расписание…
Тут я ощущаю, что на меня кто-то пристально смотрит. Оборачиваюсь и натыкаюсь на взгляд холодного серого оттенка. Словно на дворе пасмурная зима. Его взгляд не изменился, все такой же, как в тот раз.
Отчего-то начинаю волноваться, словно он узнал меня. Ту маленькую девочку из детского дома. Хотя мы виделись всего лишь раз, а сейчас я вообще в маске. Делаю вид, что не замечаю его взгляд на себе, но чувствую, как у меня горит кожа и учащается дыхание.
Он не помнит меня! Это только мое воображение…
— Ой, точно, — хлопает себя по лбу рыжий. — Ну вы же пойдете туда, скинете потом в общий чат.
Карина только кивает, хотя наш ответ уже никому не интересен. Выходим из аудитории и спускаемся, в коридоре уже не так многолюдно. Многие как раз толпятся у расписания, мы тоже подходим. У меня довольно сносный график занятий, с учетом того что в субботу я не учусь. Думаю, смогу что-нибудь найти для подработки.
— Ну, здравствуй, Сахарок.
Я даже немного отскакиваю от неожиданности. Быстро оборачиваюсь. Егор собственной персоной.
— Что ты тут делаешь? — ошарашенно спрашиваю я, смотря на него.
Как он нашел меня? Следил? Но он же пошел со всеми в кафе.
Лихорадочно дотрагиваюсь до лица. На мне нет макси, значит, он узнал меня.
— Проезжал мимо, увидел знакомую фигуру моей теперь уже одногруппницы, дай, думаю, поздороваюсь, — елейным голосом отвечает он. — Ну и еще решил припомнить кое-что…
— Что? — спрашиваю хрипло я, смотря на него словно под гипнозом.
Тут он вытаскивает конфетку, похожую на ту, которая была тогда с орешком.
— Не понимаю, о чем ты… — решаю сделать вид, что ничего не помню. — Я, пожалуй, пойду, время позднее, еще к завтрашнему дню готовиться…
Уже хочу уйти, но вдруг парень резко хватает меня за руку и притягивает к себе, так что я почти впечатываюсь в его грудь лицом. В нос сразу же ударяет запах ментола и мяты. Ему подходит этот запах, к его холодным глазам.
— Еще напомнить? — спрашивает он все так же обманчиво добро. Понимаю, что мне не убежать, его хватка слишком сильная.
— Хорошо, чего ты х-хочешь? — немного заикаясь, говорю я.
Неужели он помнит то, что было так давно? Сколько раз он еще ходил на эти выступления детей из детдома? Скорее всего, кучу. Неужели его так задело, что я выкинула его конфетку, послала его? Сын богатого магната, спортсмен, а затаил обиду на простую девочку из детдома.
— А вот и правильные вопросы пошли, Сахарок… — шепчет он мне на ухо, склоняясь так, что я чувствую его горячее дыхание на своем лице.
Почему Сахарок? Ведь меня зовут Вероника. Что за странное прозвище!
— Я хочу, чтобы ты стала моей, — без тени смущения говорит он. Смотря на меня свысока. — Взамен я решу все твои проблемы. Ты небогата. Скорее всего, денег не хватает, одеваешься в дешевое тряпье...
Он дотрагивается до моей джинсовой куртки, которой уже лет пять.
— Ты будешь жить со мной и не будешь ни в чем нуждаться.
— А взамен? — хочу выслушать все до конца.
— Готовность удовлетворить меня по первому желанию и покорность. Мне не нужны отношения, хочу только тело, — холодно говорит он, обнажая свои истинные эмоции.
Наверное, я должна была оценить это предложение. Меня выбрал богатый мажор, спортсмен, у которого и так немало поклонниц. Он предлагает мне секс и обещает, что я не буду ни в чем нуждаться. Но я не для того преодолела столько трудностей, чтобы в итоге лечь под первого попавшегося мажора.
Нет!
Этого не будет, никогда. Пусть не думает, что меня можно купить. Не все измеряется деньгами. А шмотки... Да, у меня они не новые, но они мне нравятся, и скоро я устроюсь на хорошую работу и обязательно куплю себе обновок. Как говорят, в человеке главное — его душа, а не эти тряпки.
Когда меня что-то задевает, во мне просыпается Ника, вытесняя простую Веру. Так было всегда. В детском доме, когда ребята постарше ставили нам подножки; в школе, когда доставали одноклассники. И сейчас она опять поднимает голову, чтобы достойно ответить наглецу, который возомнил себя королем жизни.
— В отличие от других, я не продаюсь и не покупаюсь! Советую запомнить это раз и навсегда! — обманчиво спокойно отвечаю. — А сейчас попрошу отпустить мою руку, мне нужно готовиться к завтрашнему дню, ведь у меня нет богатеньких родителей, которые решают проблемы по первому моему зову.
Смотрю на него, так же холодно и с превосходством, как он на меня минуту назад, когда обещал решить все мои проблемы. Он молчит, но я вижу, что мой ответ его взбесил. Теперь в его глазах огонь, и он не сулит мне ничего хорошего, но я чувствую победу и наслаждаюсь этим моментом.
Вырываю руку из его захвата, хотя, если бы он захотел, я бы не смогла это сделать. Не прощаюсь и уже хочу уйти, но тут он все равно берет меня за локоть, не слишком сильно, и поворачивает к себе, склоняясь к моему лицу.
— Не пожалей потом о своих словах, Сахарок, — немного хрипло говорит он, так что слышно только мне, — я могу быть и не таким милым…
Я ничего не отвечаю, но понимаю, что играю с огнем. Надеюсь только на то, что мы начнем учиться и он забудет обо мне, переключившись на кого-нибудь более сговорчивого.
В этот раз он сам отпускает меня, заставляя остаться на месте и смотреть на то, как он походкой хищника направляется к своему автомобилю. Момент, и мне он оставляет только черные следы шин и едкий дым.
Настроение портится, но стараюсь сильно не переживать по этому поводу, надеясь, что все обойдется.
Домой прихожу через полчаса, зайдя при этом в продуктовый магазин. Брат, скорее всего, ничего не приготовил, да и за продуктами не сходил.
Да, мы живем вместе. По закону, после того как нам стукнет восемнадцать лет, нам должны дать квартиру. Так и случилось, нам повезло, что не пришлось ждать жилье еще года три. Но квартиры были очень убитые, даже косметический ремонт не помог бы нам, а на хороший ремонт нужны были деньги, которых у двух детей, только вышедших из детдома, попросту не было. Поэтому мы решили продать наши однокомнатные квартиры и купить одну двухкомнатную.
Прошел первый семестр, наступила первая зимняя сессия. Учеба давалась мне легко, я схватывала все на лету и старалась не пропускать занятия. Герман Рудольфович даже решил меня сделать старостой группы. Мне эта перспектива не слишком нравилась, так как отношения в группе складывались не очень хорошо. Всему виной был Егор. Он словно мстил мне за отказ, но делал это не своими руками, а придумывал изощренные способы, как кукловод, дергающий за ниточки.
Надо мной часто подшучивали в группе. Сначала мне казалось это обидным, я даже пару раз в слезах убегала в туалет, но со временем просто перестала обращать внимание на это. Егор ожидаемо стал самым популярным парнем в университете. С ним хотели дружить, большинство девочек вздыхало по нему. Конечно, красивый спортсмен, при крутой тачке и с кучей денег — лакомый кусочек. Почти каждая вешалась на него, а он только пользовался, меняя девушек как перчатки.
Не обходилось и без драк. Наивные девицы выясняли, кто больше места занимает в его сердце, и прибегали даже к кулакам. Я только смотрела на это, хотелось открыть им глаза. Сказать: «Девочки, никто не занимает места в его сердце. Он самовлюбленный тип, который любит только себя. А вы лишь подстилки для него, на одну ночь, мясо».
Конечно же, я молчала, я вообще старалась лишний раз не высовываться. Да и времени не было. Брат так и не нашел работу, и все приходилось тащить мне, случалось даже не спать ночами и брать по две смены, чтобы мы хоть как-то смогли сводить концы с концами. А брат словно не понимал, что мне и так тяжело, и ставил в пример Люду. Дошло до того, что я влепила ему пощечину за это. Меня переполняли эмоции, я стала комком нервов, который вот-вот взорвется.
Проблемы сыпались одна за другой. Я стала замечать, что управляющий кафе недвусмысленно намекает мне остаться после работы, то и дело касается меня. Он был неплохим мужчиной, но женатым, и мне почему-то было противно от такого его поведения. Я старалась брать смены, когда его не было, делала так, чтобы мы не пересекались, а если это происходило, то кто-нибудь был рядом. При других официантах он такого не предлагал, вот я и старалась не оставаться одна. Но после зимней сессии мне все же это не удалось сделать.
Сессию я сдала на отлично и сделала это одна из первых. Сегодня у меня была смена, поэтому я сразу же поспешила на работу. Очень удобно, когда твоя работа рядом и тебе не приходится бегать по городу. До кафе я добралась за каких-то пятнадцать минут. Предыдущая смена как раз уходила, а я направилась в подсобку. Там у нас была раздевалка для сотрудников, ну и еще иногда она заменяла нам обеденную. Наверное, я слишком устала и даже не заметила, что в подсобке я не одна.
Наш управляющий, Юрий Владимирович, зашел следом за мной и закрыл дверь.
— Ну, привет, Вероника, что-то давно тебя не видел, — вроде спокойно говорит он, а у меня мурашки бегут по коже от его голоса.
Начинаю бегать глазами по маленькой комнате в поисках любых средств защиты, но, к сожалению, кроме списанных тарелок, ничего не нахожу.
— Я всегда была тут, — отвечаю я, пытаясь сохранить спокойствие в голосе.
Как я могла забыть закрыть за собой дверь! Обычно я всегда делаю это, когда переодеваюсь, а сегодня просто забыла. Моя усталость дала о себе знать, и сейчас это может сыграть со мной плохую шутку.
— Ну и хорошо, что ты тут, — усмехается он, тесня меня дальше, в тупик. — Мне кажется, нам нужно поговорить более открыто.
— О чем? — спрашиваю я, стараясь потянуть время, надеясь, что кто-то войдёт и увидит нас.
— Ты мне нравишься, Вероника. Красивая, трудолюбивая девочка. Я понимаю, тебе не сладко приходится. Из детдома, не видевшая ничего в жизни, кроме объедков от богатеньких людишек, — начинает он, а мне кажется, я уже это слышала. Начинаю злиться. — Но сейчас другое время, и ты можешь выбраться в люди, у тебя есть все данные, и я могу помочь в этом…
Мне хочется рассмеяться ему в лицо. Хочет сделать меня барменом или управляющей, уступив свое место?
— Извините, но я не стремлюсь к этому. Что бы вы ни предложили, я отказываюсь, — спокойно, но строго говорю я.
Я знаю, к чему он клонит, и ему правда лучше этого не предлагать.
— Очень жаль, Вероника, ведь такими темпами ты можешь лишиться работы… — как-то по-издевательски произносит он.
— К чему вы клоните? — спрашиваю я, чувствуя, как у меня начинает колотиться сердце.
Он не может меня уволить! Нет, только не когда мне так нужна эта работа.
— Ну раз ты отказываешься от моего предложения, тогда ты уволена, — пожимает плечами он, смотря на свои ногти, словно там что-то интересное.
— Что? — шепотом говорю я, надеясь, что ослышалась.
— Ты у-во-ле-на, — по слогам произносит он, доказывая, что это не иллюзия и мне не послышалось.
— Вы не имеете права… — все же делаю слабую попытку отстоять свою позицию, но только смешу его этим.
— Я управляющий, — на последнем слове он делает особый акцент, — и имею право как нанимать, так и увольнять. Ты не справляешься с моими заданиями, не слушаешь меня... Поэтому ты уволена без выходного пособия, отрабатывать не нужно, — бросает он мне напоследок. — Забирай свои дешевые котомки и проваливай.
Больше он ничего не говорит, только бросает на меня полный превосходства взгляд и уходит, оставляя меня одну.
А я оседаю на холодный пол. Мне хочется плакать, реветь, срыва голосовые связки. Выплеснуть все эмоции, всю боль от несправедливости этого мира. За что мне такое? Ведь я ничего не прошу, ничего не требую. Я просто хочу жить, а не выживать, хочу учиться, познавать новое, путешествовать. Но на мне словно злой рок, который не дает мне это делать, каждый раз чиня все новые препятствия. Чтобы я сломалась окончательно, как когда то сломалась наша мать…
— Что за работа? — спрашиваю я, начиная пробуждаться.
С Дмитрием мы не так чтобы общались, пересекались пару раз в подъезде. У него есть жена и маленькая дочка. Приличный семьянин.
Телефон он, скорее всего, узнал из нашего общедомового чата. Там находятся все жильцы нашего дома, и туда же скидывают нужную информацию. Ну или просто любят потрындеть и поворчать друг с другом. Особенно, кстати, ворчат на Людмилу с пятого.
— Извини, что так внезапно, слышал от нашей соседки, что ты работаешь официанткой.
Теперь, скорее всего, лучше сказать, что работала, так как со вчерашнего дня меня уволили, к сожалению. А может, и к радости.
— Да, уже полгода, — отвечаю я, вставая.
Смотрю на себя в зеркало: запутанные волосы, не до конца смывшийся макияж. Вчера сил хватило только добраться до кровати.
— Отлично, значит, опыт работы есть, — слышу его облегченный выдох. — Я организовываю мероприятия, вернее, моя фирма организовывает их. Очень важным людям, между прочим. Депутатам, звездам… Там нужен персонал, молчаливый, который потом не будет болтать на каждом углу, кого видел и с кем развлекался наш мэр. Все конфиденциально, или огромный штраф и проблемы… Платят хорошо, за один выход… — и он называет сумму, а я прихожу в легкий шок, я ведь столько и за месяц не получала. — Надо поработать этот день и, возможно, ночь. Ничего такого, эти люди сами не хотят марать себе репутацию. Просто нужно будет обслуживать их и, если что, выполнять мелкие просьбы типа принеси-подай.
Вроде все хорошо, бери и соглашайся. Но все равно какой-то червяк сомнения гложет меня.
— А там будет охрана? На случай если они попросят что-то кроме принеси-подай? — все же уточняю я.
— Не волнуйся, Вероника, охрана будет, и специально для этого девочки будут, поэтому не стоит переживать. Все официально, ты подписываешь договор.
Вроде все хорошо. Надо соглашаться, ведь мне очень нужны деньги. Эта скотина — мой бывший управляющий — даже не выдал мне зарплату за половину месяца. А деньги нужны уже сейчас.
— Хорошо, я согласна, — твердо говорю я после минутного молчания. — Когда приступать?
— Отлично, я как раз собираюсь ехать туда. Ты сможешь выйти через час?
Смотрю на часы, висящие на стене, думаю, смогу и даже время останется. Я не из таких девушек, которые собираются три часа. Жизнь научила всегда делать это быстро.
— Да, смогу.
— Все, тогда договорились.
Сосед отключается, и я начинаю собираться. Первым делом иду в душ. После него мне сразу становится лучше, и я уже бегу одеваться и краситься.
С Дмитрием встречаемся ровно через час около подъезда. Сегодня, кстати, тоже морозно и солнечно.
— Отлично, ты быстро, думал, опоздаешь, — бросает он мне, когда я выхожу. Он стоял у своей машины и чистил ее от снега.
— Я быстро собираюсь, — улыбаюсь ему.
Мы садимся в машину и едем куда-то в центр города. По дороге рассказываю ему о произошедшем вчера. Мне хочется хоть с кем-то поделиться этим. Хотя опрометчиво рассказывать такое своему будущему нанимателю.
— Прям при всех сказала? — не верит Дмитрий, ошарашенно смотря на меня, но я вижу, что он вот-вот начнет смеяться.
Мы подъехали к одному из зданий в центре города. Ничего особенного: трехэтажное строение с тонированными стеклами, из светлого кирпича. Таких полно в центре, но, оказывается, тут любят развлекаться большие шишки.
— А ты дерзкая, Вероника, но тут лучше этого не показывать, проблем потом не оберешься, и мне репутацию попортишь, — сосед открывает передо мной дверь в здание.
Проходим внутрь, тут довольно темно.
— Прямо и налево, — подсказывает он мне и проходит вперед.
Мы попадаем в еще одно темное помещение, в центре которого расположены мини-сцены. Скорее всего, тут и будет развлекательная программа для важных шишек.
— Я не буду и все поняла, — сразу же говорю я серьезно. — Просто он меня вынудил…
— Понимаю, и ты полностью права, что так поступила, — соглашается со мной мужчина.
Мы проходим дальше, в какое-то подсобное помещение. Тут намного светлее, так что у меня сначала даже режет глаза и я не могу разглядеть, кто тут есть. После того как глаза хоть немного привыкли, вижу троих парней и девушку. Все они в одинаковой форме. Скорее всего, это и есть официанты.
— Отлично, все в сборе! Вот еще к нам присоединилась Вероника, — Дмитрий кивает на меня. — Она тоже будет с вами сегодня.
Здороваюсь со всеми, но они только кивают, словно у них нет языка. Понятно, тут слишком все конфиденциально.
— Пойдем, Вероника, подпишешь договор, и можно приступать.
Проходим с Дмитрием дальше, оставляя молчаливых официантов одних.
Решаю прочитать весь договор, даже где мелкий шрифт. Все же неспокойно мне. Как говорят, бесплатный сыр только в мышеловке. Дмитрий не торопит меня, понимая, что мне нужно изучить все, прежде чем подписывать. Но тут вроде ничего такого, кроме того, что если я где-нибудь пикну о том, что видела и слышала, то не расплачусь за свою оплошность ни в жизнь.
— Ты слишком много натворила за последнее время, пора тебя хорошенько проучить, — он берет меня за подбородок, заставляя приподняться на цыпочках и посмотреть на него.
— Я правда не хотела, — моя смелость куда-то улетучивается.
Теперь все зависит от него, и в его глазах я вижу, что он не намерен так просто меня отпускать.
— Но сказала, — усмехается он недобро. — Поэтому сегодня весь день будешь прислуживать мне.
Что?! Он в своем уме?
— Лично, — добавляет.
А я чувствую, как опять начинаю злиться. Кем он себя возомнил? Богом? Но я понимаю, что мне не нужны проблемы. И так уже набралась их куча. А сейчас мне нужны деньги.
— Хорошо, — тихо отвечаю я.
— Тогда приступай к своим обязанностям, Сахарок. Принеси-ка мне водичку без газа, — выдыхает он мне в лицо, смотря на меня с победной улыбкой.
Егор немного отодвигается, позволяя мне обойти его. Разворачиваюсь и хочу уже пойти на кухню, но он опять легонько похлопывает мою попу. Хочется выругаться.
— Шевели булками, Сахарок, — доносится мне вслед.
Бесит! Чтобы подавился этой водой! И тут мне в голову приходит идея! Ну все, Егор, ты эту воду запомнишь надолго. Мне нужно только кое-куда сбегать. Отпрашиваюсь у Дмитрия на пару минут и бегу в ближайшую аптеку. Благо она находится буквально за углом. Быстро возвращаюсь, надеюсь, у него там не произошел сушняк. Открываю бутылку и наливаю воду в стакан, добавляя кое-что «вкусное», ему точно понравится. Иду обратно в зал. Тут уже стало больше народу, и за столом почти никто не сидит, все играют в приставку на плазменном телевизоре. Нахожу Егора, который стоит рядом с каким-то парнем и обсуждает игру.
— Вода, — подхожу с подносом.
Парень смотрит на меня с усмешкой, качая головой.
— Слишком долго, уже не хочу…
Блин! Нет!
— Ты несла ее слишком долго, совсем не стараешься, Сахарок! — добавляет он.
— Прости, просто у нас она закончилась, поэтому я бегала в соседний магазин, — с грустью отвечаю я.
«Выпей ты ее!» — почти кричит мое сознание.
Егор еще раз оглядывает меня, но потом все же берет стакан. Начиная из него пить.
— Холодненькая, прекрасно, — комментирует он.
А я еле держусь, чтобы не расплыться в коварной улыбке. Подождем. Он ставит пустой стакан на поднос.
— Принеси еще газировки и вытри стол, я там разлил. Специально просил не убирать, чтобы это сделала ты, — елейным голосом говорит он.
Гад! Ну ладно, посмотрим потом, кто будет смеяться последним.
Уношу стакан на кухню и достаю газировку из холодильника. Возвращаюсь обратно в зал, там уже вовсю играют, а Егор с тем парнем так и стоят, теперь немного в стороне.
— Че, не дает, брат? — слышу голос собеседника Егора.
— Скоро даст, — отвечает тот уверенно.
От такого откровения замедляю шаг, прислушиваясь.
— А она тебя зацепила, не отрицай, — продолжает парень весело.
— Да, она смешная, хочется немного порезвиться с ней, — так и вижу усмешку Егора. — Попробовать что-то новое…
— Ну да, ну да… — собеседник словно не верит.
А мне хочется вылить эту газировку на голову Егора. Вроде ничего удивительного, но задевает. Богатенький сыночек хочет порезвиться. Он считает меня диковинной игрушкой, чем-то новеньким в его жизни. Ну конечно, я же не вешаюсь и не дерусь за него. Может, начать это делать, чтобы перестал обращать на меня внимание? Но мне кажется, я не смогу сыграть, прикончу его где-нибудь в темном углу, когда мы пойдем на свидание и он что-нибудь скажет.
Егор с приятелем начинают болтать об игре. И я наконец-то обозначаю своё присутствие.
— Вот, уже лучше, Сахарок, — хвалит меня парень, словно я дрессированная собачка. — А теперь иди и протри там, где я разлил, — дает мне новое указание.
Хочется ответить что-то едкое, но я держусь. Спокойно, Вероника, скоро ему тоже будет весело.
Пока убираю пролитую на пол жидкость, чувствую на себе его взгляд, он не пропускает ни одного моего движения. А мне кажется, что он прямо трогает меня взглядом. Чувствую, как у меня горит кожа и учащается сердцебиение.
Делаю все как можно медленнее, чтобы он не дал мне новое задание. Но Егор понимает мою уловку и сам подходит ко мне, придумав очередное поручение.
Даже не знаю, сколько прошло времени до того момента, когда слабительное наконец-то подействовало. Но я правда уже устала бегать по его указке, он натуральным образом издевался надо мной, не давая присесть, гоняя меня по каждой мелочи. То вода без лимона, а теперь он хочет с лимоном, креветки слишком маленькие, он хочет больше...
Я уже прокляла его сто раз.
Но вот этот момент настал: Егор побежал в туалет. Скорее всего, пока не понимая, что это только начало.
— Сахарок, принеси-ка мне еще воды, простой, — уже без усмешки просит он. Вижу, как он бледнеет, а на лбу появляется испарина.
Хоть Дмитрий мне и помог, все равно надо искать работу. Заработанных денег мне хватит на месяц точно, но за зимние каникулы мне нужно обязательно найти работу. И желательно, чтобы она была недалеко от университета или дома.
Захожу на разные сайты, рассылаю резюме. Но мне либо отказывают сразу, либо пишут, что перезвонят. Отчаявшись, иду по первому попавшемуся адресу. А вдруг! Небольшое кафе находится в центре, и, кстати, там недалеко и мое предыдущее место работы.
Собираюсь. Брат где-то опять пропадает. Мы почти не разговариваем. Мы словно отдалились, и с каждым днем стена между нами все выше. Хочется верить, что это ненадолго и Вадим найдет работу и не будет ввязываться со своими дружками в сомнительные авантюры. Его приятели из детского дома мне тоже не нравятся. Склизкие, лживые… Они кинут его при любой проблеме, а он, дурак, не видит этого. Не верит мне. Обидно, но я смирилась, он большой мальчик, справится сам.
Выхожу из дома. Сегодня погода решила «порадовать» жителей города настоящей метелью, поэтому решаю ехать на автобусе; снег слишком сильный, и я могу просто вся промокнуть.
Кафе и правда небольшое. Меня сразу же встречает женщина старше меня лет на десять. Она представляется хозяйкой заведения. Вроде приветливая, но в то же время строгая. Что-то мне в ней не нравится. Внутреннее чутьё...
Но мне нужна работа, поэтому чувства засовываю в самый дальний угол. Мне же не детей с ней крестить.
— Я дам тебе испытательный срок, справишься — возьмем, — она рассматривает мои документы. Хорошо, что они у меня в полном порядке.
— Хорошо, я могу приступить прямо сейчас, — решаю, что дома валяться все равно нет смысла и я могу приступить уже сегодня.
— Отлично, тогда сейчас выдадим тебе форму, — говорит она, а потом ловит одного из официантов: — Эдик, покажи девушке все и выдай все нужное.
Следую за парнем и переодеваюсь. Эдик явно не рад моей компании, он то и дело закатывает глаза, если я что-то уточняю или не слышу в виду громкой музыки. По его глазам видно, что он хочет скорее от меня избавиться.
Плохо, что коллектив недружный. Вот на старом месте все были доброжелательными. Ну, возможно, это просто первое впечатление. С такими мыслями начинаю работать. Клиентов тут, конечно, меньше, чем было в старом кафе, соответственно, и чаевых меньше. Ну ничего, главное, чтобы взяли.
В душе я все же оптимист, жаль, что жизнь диктует свои правила.
Так проходит почти весь испытательный срок. Вроде Элеоноре — хозяйке кафе — я нравлюсь, поэтому жду, когда она наконец-то скажет, что берет меня на постоянной основе. С коллективом все же не сложилось, тут каждый сам за себя, что, кстати, очень вредит работе. С чем это связано, я так и не поняла. Возможно, дело в Элеоноре, которая как руководитель не смогла сплотить коллектив. Но главное, что рабочий процесс идет, а остальное неважно.
В один из дней беру первую смену, так как во второй половине дня меня приглашают погулять друзья со старой работы. Мы, кстати, после моего ухода стали больше общаться со всеми, и это радует. Ведь иногда хочется погулять с кем-то, поболтать, обсудить какую-нибудь ерунду и просто почувствовать себя в компании.
Сегодня Элеонора ясно дала понять, что возьмет меня официально, так как ей все нравится. Поэтому я не работаю, а парю, в два раза шире улыбаясь клиентам, даже тем, кому это делать не хочется. Ровно до того момента, когда в зале появляется Егор.
«Что он тут делает?!» — в панике спрашиваю сама себя.
Я не видела его с того дня, когда подмешала в его воду слабительное. Дмитрий сказал, что парень больше не подходил к нему и не говорил обо мне. Возможно, не хотел позориться или просто пожалел. Хотя в последнее очень мало верится…
Парень заходит не один, а в компании двух девушек, одна из которых виснет на Егоре, и еще одного парня. И все они садятся за стол, который я должна обслуживать. Хочется смачно выругаться! Почему именно я?
Лихорадочно соображаю, что же делать, ведь перспектива встретиться с Егором совсем не радует. Смотрю на Эдика, который бегает между столиками. Возможно, я смогу его уговорить поменяться со мной. Хотя за время работы тут, я поняла, что парень не любит помогать и сам никогда не просит помощи. Но вдруг мне повезет, ведь других вариантов у меня нет.
— Эдик, можешь поменяться десятым столиком со мной? Только в этот раз, пожалуйста, — умоляюще смотрю на него. Стараюсь сделать такое же лицо, как у кота из знаменитого мультфильма «Шрек».
— У меня и так полно работы, а их много, — бросает он мне и морщится, словно у него сильно болит голова.
— Ну пожалуйста, — снова предпринимаю слабую попытку, хотя знаю, что это бесполезно.
— Нет, — категорично отвечает парень. — Элеоноре это не понравится.
А потом и вообще уходит, оставляя меня так и стоять спиной к ним и лицом к неизбежности.
— Нам кто-нибудь принесет меню? — слышу писклявое возмущение одной из девиц.
Вздыхаю и оборачиваюсь. Это сказала одна из девочек рядом с Егором. Блондинка надувает губы, как кукла, явно желая произвести впечатление на парня.
Беру меню и иду к ним. Не доходя до их столика, слышу отголоски речи все той же блондинки:
Из кафе выхожу раздавленная. Обидно, что я потратила там много дней, а в итоге меня выкинули из-за случайности, которая решила все. Хочется плакать, но я стараюсь быть сильной. Ничего, прорвёмся. Не с таким справлялись. В интернете еще много объявлений. Может, возьмут без испытательного срока.
На встречу решаюсь все же идти, домой совершенно не хочется. Может, немного отвлекусь от всего этого или кто подскажет места со свободными вакансиями. До нашей встречи с ребятами осталось два часа, и я решаю убить это время в торговом центре. Просто пройтись по магазинам, рассматривая красивые вещи, которые, к сожалению, я пока не могу себе позволить. Покупаю в местной лавке чай и пирожок, ведь я так и не пообедала.
Ребята приходят вовремя, так как у них у всех как раз закончилась смена. Илья, Дамид и Вера. Раньше мы работали вместе в «Шоколаднице». Все они тоже студенты, как и я, просто постарше курсом.
— Ты сегодня грустная, Вероника, — замечает мое состояние Дамид.
Мы решаем прогуляться по парку, который находится недалеко от места нашей встречи.
— Меня уволили, в последний день моей стажировки, — с грустью произношу я, и обида опять горечью проходит по телу, отчего становится еще неприятнее.
— Как это?! Специально, что ли! — в шоке спрашивает Вера, слыша наш разговор.
— Нет, по коридору шла девушка, а я ей навстречу, я не видела ее, держала поднос, и на повороте мы столкнулись, все на подносе вылилось на нее, — начинаю рассказывать я.
— Это точно не подстава? — спрашивает с подозрением Илья. — Я слышал, что некоторые управляющие так делают. По сути, за стажировку платят минимум, подстраивают какую-нибудь оплошность и выкидывают тебя, а потом набирают новых стажеров.
Скорее всего, это была не подстава, а чистая случайность, просто не повезло, что мне на пути попалась та блондинка, которая пришла с Егором и явно не испытывала ко мне симпатии с самого начала. Возможно, будь кто-то другой на ее месте, все бы прошло менее заметно и меня бы не выкинули.
— Нет, не думаю, это случайность, — качаю головой.
— Тогда сочувствую, — произносит Илья.
— Спасибо, давайте не будем о грустном, — улыбаюсь им. Зачем их грузить, да и мне неохота вспоминать об этом. Лучше скорее забыть, чтобы не расстраиваться.
— Пошлите в Национальный музей, сегодня как раз вторник, начало месяца, а значит, вход бесплатный, — предлагает Вера. — Мы с группой хотели, но пока все соберутся, эта акция уже закончится.
— А я согласен, — поддерживает идею Дамид, идущий рядом со мной. — Ты как, Вероника?
— Конечно согласна, почему бы и нет.
И мы направляемся в музей, который находится в центре города, почти у самого нашего кремля. Таких людей, как мы, то есть пришедших в этот день, чтобы посмотреть экспозицию бесплатно, много. Нам приходится немного подождать, так как в залы впускают только по двадцать человек. Но мы не теряем время и веселимся как можем. Илья смешит нас, рассказывая, какие гости у него были. Ему явно сегодня повезло, или, можно сказать, нет, так как ситуация точно закончилась бы дракой. Сегодня у него за столом был мужчина со своей любовницей, и, словно в насмешку, мимо кафе проходила жена мужчины. Был грандиозный скандал, с разборками и обвинениями. А посетители не жаловались на шум, а, наоборот, смотрели с любопытством, словно ток-шоу, где они сидят в первых рядах. Все это Илья смешно изображал, так что я смеялась до слез и колик в животе.
Затем мы наконец-то зашли в музей. Он оказался очень интересным, даже не знала, что у нас в городе такое есть. Мы рассматривали быт прошлых лет и то, как все со временем менялось. Все было в игровом и интерактивном формате.
А потом мы просто гуляли и смеялись, ели мороженое и даже валяли друг друга в снегу. Нам было и правда весело, и все проблемы отошли на второй план.
— Ладно, ребят, я пошла, еще обещала соседке помочь подготовиться к зачету, — говорит Вера. — Еще обязательно так же погуляем.
— Мне, кстати, тоже пора, — и Илья начинает собираться.
— Спасибо за компанию, — благодарю их. — Я тоже пойду, мне нужно искать работу. Надеюсь, успею послать пару резюме…
— Слушай, а ты не слышала? Юрия-то уволили, — говорит мне Илья, а я смотрю на него удивленно.
Юрий — это управляющий с моего бывшего места работы, который и уволил меня.
— Как? Давно? — ошарашенно спрашиваю я.
— Нет, примерно три дня назад, — пожимает плечами Илья. — Просто пришли люди из инстанции выше и сказали, что все, пакуй вещи.
Вот это шок. Совру, если скажу, что я не рада этому факту. Все же бумеранг существует, как ты поступил с другими, так однажды поступят и с тобой.
— И кто сейчас вместо него? — интересуюсь я. Возможно, кого-то из официантов повысили, место освободилось и мне вновь улыбнется удача.
— Олег. Неплохой парень, кстати, и хорошо шарит в этом всем, хотя без понятия, откуда он, — качает головой Илья. — Но, вообще, можешь попытаться восстановиться, — словно читает мои мысли он. — Твои данные у него сто процентов сохранились, да и, если что, мы подтвердим, что ты работала у нас.
— Спасибо вам! — искренне благодарю я их. — Завтра тогда сразу же попробую.
Меня взяли! Без какого-либо испытательного срока. Моей радости не было предела, мне хотелось просто прыгать и кричать от счастья. Олег оказался очень лояльным управляющим, да и вообще, он гораздо приятнее этого Юрия.
Он не строит из себя крутого управленца, говоря об этом в открытую, он показывает это поступками. Узнав, что я когда-то работала тут, да еще и с хорошими отзывами коллег, он решил, что примет меня обратно. Поэтому теперь насчет работы я не переживаю, насчет учебы тоже, хотя Егор словно мстит мне за тот раз. Однажды в мое какао, которое я купила в столовой, он положил… глаз. Это, конечно, был не человеческий глаз, а всего лишь мармелад. Но я испугалась так, что уронила чашку, пролив горячий напиток на свою новую футболку.
— Ты больной! — кричу я на него, не стесняясь. Он сидит с еще несколькими парнями за столом, и они сейчас только улыбаются, глядя на меня. Но я сразу понимаю, кто был инициатором этого спектакля.
— Что ты визжишь, Сахарок, — шутливо, поднимает руки Егор, словно он тут совсем ни при чем, но я-то знаю, что это он.
— Это ты сделал! — кричу на него, бью кулаком по его стальной груди. Хочется сильнее, но мне кажется, что у меня скорее сломается рука, чем ему станет больно.
— Чем докажешь, Сахарок? — с легким прищуром спрашивает он. — Или ты просто наговариваешь?!
— Я знаю, что это ты! Или один из твоих шакалов. — Смотрю с презрением на всех этих безвольных парней.
Вообще, я поняла, что Егор — лидер, а они только пешки, которые совершают грязные поступки с его подачи. И сейчас они мне омерзительны, вместе с их главарем.
— Я бы не был так уверен, если не можешь доказать, — он все так же смотрит на меня с превосходством и прищуром.
А меня раздражает это еще больше. Чувствую, как промокшая одежда неприятно липнет к моему телу.
— Да пошел ты! — опять не выдерживаю и кричу на него. Я понимаю, что ничего не добьюсь, только еще больше опозорю себя. На нас уже смотрит половина столовой.
На секунду замираю, всем своим видом показывая, как я его ненавижу, разворачиваюсь и направляюсь прочь.
— Сахарок, если что, глазик можно есть, он сладкий, как конфетка… — слышу вслед, а потом раздается гогот парней.
— Очень смешно… — зло говорю сама себе же.
Сегодня у нас среда, а значит, физкультура. Самой первой парой. Так что мне есть во что переодеться. А то находиться в промокшей одежде с каждым движением становится все более неприятно.
Захожу в раздевалку, беру свои вещи и направляюсь в туалет. Лифчик, к сожалению, как и футболка, тоже промок, поэтому мне приходится снять и его. Кладу все в пакет, надеюсь, за время пар какао не слишком въестся в ткань и я смогу все отстирать.
В аудиторию захожу последней, Герман Рудольфович без каких-либо нотаций пропускает меня. Вообще, он всегда хвалит меня, говоря, что меня ждет успех. Хочется, конечно, ему верить, но я и сама постараюсь.
На Егора не смотрю, но на протяжении всей пары прямо кожей ощущаю его взгляды. Что ему еще надо?! Подшутил, и ладно.
После пары я ненадолго остаюсь в аудитории, так как у меня заедает замок на сумке. Ее давно надо было сменить, но времени совсем нет. Надеюсь, на предстоящих выходных я смогу это сделать.
Встаю и только сейчас понимаю, что в аудитории я не одна: здесь еще и Егор, который в данный момент стоит на входе, облокотившись о дверь, и при этом смотрит на меня, скрестив руки на груди, так что его мышцы еще больше выделяются. Хорошо, надеюсь, сейчас я попрошу его пропустить меня и он это сделает, правда же?
Сохраняю спокойствие и встаю со своего места, подходя к нему. Он смотрит на меня исподлобья, так, словно раздевает. Жар окутывает мое тело, но я стараюсь игнорировать его. Это Егор, бабник, каких поискать.
— Я хочу выйти, отойди, пожалуйста, от двери, — говорю как можно спокойнее и дружелюбнее.
— Нет, — качает он головой. — Ты выйдешь, когда я разрешу, Сахарок.
Я опять начинаю раздражаться. Кем он себя возомнил?!
— Видит Бог, я хотела по-хорошему, — с меня слетает маска хладнокровия. — Я хочу выйти! — подхожу к нему и пытаюсь отодвинуть от двери, но не тут-то было.
Даже не успеваю сделать хоть что-то, как меня прижимает к двери его сильное тело. Я в ловушке, его руки упираются в деревянную поверхность по обеим сторонам от моего лица.
— Что ты… — хочу спросить, что он себе позволяет, но он затыкает меня, прикладывая палец к моим губам.
— Сахарок, не зли меня, говоря очередную глупость, — словно змий-искуситель произносит он, опаляя своим дыханием мое лицо. — Ты хочешь меня?
Вопрос настолько неожиданный, что я остаюсь в ступоре, не зная даже, что ответить. Мысли скачут, когда он костяшками пальцев ведет по моему подбородку, очерчивает контур губ...
— Они такие пухлые, я бы хотел увидеть, как красиво они будут смотреться на моем члене, — хрипло произносит он.
Инстинктивно сглатываю и провожу кончиком языка по губам, и вижу, как у него дёргается от моего движения кадык. В холодных серых глазах горит огонь. Он прижимается ко мне сильнее, так, что я явственно чувствую его бугор в штанах.
Захожу в аудиторию, стараясь ни на кого не смотреть. Всю пару у меня из головы не выходит диалог с Егором. Откуда он знает об Олеге? Что вообще это было сейчас между нами? Ведь я должна его ненавидеть, а не испытывать чувства, которые ощущала сегодня. Это ненормально. Может, он что-то подмешал мне, что я так реагирую на него? Другого объяснения я просто не могу дать.
Еще его слова об Олеге... Парне, который теперь управляет нашим кафе. Не знаю, как это получилось, но между нами возникла симпатия, мы начали общаться. Он оказался очень веселым и интересным человеком. На выходных мы даже ходили в кино, но на работе у нас исключительно деловые отношения и никто не знает, что мы общаемся. Теперь вопрос! Как Егор узнал об этом? Он явно говорил об Олеге, в этом нет сомнения. А его угроза по этому поводу... Я чувствовала, что он не шутит и точно исполнит все, что сказал.
Но как он узнал? Возможно, видел нас в кино? В зале было довольно темно, поэтому непонятно, кто еще там был. Да, скорее всего, там, так как больше логичного объяснения у меня нет.
От всех этих раздумий у меня разболелась голова. А преподаватель понял, что я не слушаю его.
— Вероника, о чем я сейчас рассказывал? — строго спрашивает меня мужчина, сверля пристальным взглядом.
Лихорадочно начинаю вспоминать, что это за предмет. Сюда я пришла на автомате, словно заведенная. Слава богу, аудиторией не ошиблась.
— О свойствах металла? — неуверенно спрашиваю я. Просто прочитав то, что написано на доске.
— Эта тема была у предыдущей группы, вам слишком рано изучать это! — поймал меня преподаватель.
— Простите, я прослушала, — сознаюсь я, склоняя голову.
— Не разочаровывайте меня, Вероника! Вы способная ученица, будьте внимательны на парах, — качает головой мужчина, но наконец-то отходит от меня, продолжая лекцию. Фух!
Егор, кстати, на пару не пришел. Это даже хорошо, я не представляю, как бы смотрела ему в глаза после сегодняшнего.
После пар иду в кафе, сегодня у меня смена до ночи. Поэтому выпиваю чашку кофе. Мне улыбается Олег, и я улыбаюсь ему в ответ. Вчера мы договорились, что в выходные сходим еще куда-нибудь, поэтому я с нетерпением жду их.
Сегодня народу немного. Конечно, чаевых меньше, но и работать легче. А с учетом того, что сегодня было много пар, это даже хорошо. Ноги гудят, поэтому немного раскошеливаюсь и вызываю такси, так как чувствую, что даже до остановки дойти не смогу.
Квартира встречает меня удивительной тишиной, хотя брат сказал, что будет дома. Раздеваюсь и иду в гостиную. И да, он тут, но в несвойственной ему тишине. Обычно он любит, если что, включить телевизор, даже если ему там нечего смотреть.
Вадим сидит на полу, прислонившись спиной к дивану и руками сжимая голову, раскачиваясь то в одну, то в другую сторону. Мне становится страшно, это и правда не его обычное состояние.
Тихонько подхожу к нему и кладу руку на плечо, он дёргается, чуть ли не толкая меня, вскидывает голову.
— А, это ты… — понимая, кто стоит перед ним, произносит Вадим.
Становится обидно за такое отношение, но решаю не обращать на это внимания, так как брат словно правда не в себе.
— Да, это я, твоя сестра, — решаю немного подшутить, но брат никак не реагирует, опять обхватывает голову руками. И только сейчас я вижу красную ссадину на его лице.
— Что это? — прислоняю руку к его лицу, это явно сделал не он, кто-то намеренно ударил его.
— Я попал… Блять, я попал! — словно раненый зверь, скулит он, отчего мне становится еще страшнее.
— Куда ты попал, что произошло? — начинаю сыпать вопросами, так как ничего не понимаю. Сажусь рядом с ним на корточки и пытаюсь убрать его руку с лица, чтобы посмотреть, есть ли у него еще повреждения.
— Блять! Мелкая, ты понимаешь, что я попал?! — больно отпихивает мою руку. — Они найдут меня и убьют!
Он говорит это с таким отчаянием, что мое сердце сразу же сжимается в нехорошем предчувствии.
— Кто убьет? Расскажи мне все! — прошу его, понимая, что тут произошло что-то и правда плохое.
— Они придут за нами, мелкая! И убьют! — опять невнятно говорит он, раскачиваясь из стороны в сторону.
Понимаю, что он просто не в себе, ему нужно успокоиться. Поэтому встаю и иду на кухню, беру пузырек с валерьянкой, капаю в чашку несколько капель и заливаю их водой. Иду обратно в гостиную.
— Пей! — почти приказываю, поднося чашку с пахучей жидкостью к его лицу. — Или я сама сейчас ее тебе волью!
Хотя сомневаюсь, что смогу это сделать: силы слишком неравные. Он сначала не хочет, но потом все же берет чашку и пьет до дна. Отношу ее на кухню и возвращаюсь к брату. Несколько минут мы сидим молча, каждый думая о своем, но наконец-то он начинает рассказывать.
— Я задолжал деньги, много денег, мелкая, — тихо говорит он, а я чувствую, как у меня холодеет тело.
— Кому? — задаю единственный вопрос.
— Местным авторитетам. Я решился на новый бизнес и прогорел, а деньги… думал, отдам со временем, но они хотят сейчас…
А мне хочется сейчас кричать на него. Зачем?! Почему нельзя было просто устроиться на работу, не организовывать очередной бизнес! Или хотя бы накопить на него для начала. У нас и так непростые времена, а он опять создает проблемы! Хочется плакать от бессилия.
— А вот это правильный вопрос, детка, — ухмыляется все тот же мужчина, скорее всего главарь. — Хотим привет передать твоему братцу.
Бандит ведет ножом по моей шее... Холодный метал, как огонь, оставляет горячие следы на моей коже.
Мне становится по-настоящему страшно, я даже не могу двигаться, так как он прижал меня к холодной стене. Горячие слезы уже бегут по моим щекам, тело дрожит.
— Что… в-вы хотите? — хриплю я, пусть возьмут все: деньги, вещи. Пусть только отпустят, живой…
— Того, что ты можешь нам дать, слишком мало по сравнению с тем, сколько он задолжал. Мы просто хотим сказать, что ждем и помним, пусть не надеется сбежать, — усмехается главарь, все так же играя ножом около моего лица. Я чувствую его гнилое дыхание, и меня начинает тошнить. — А ты красивая, мне даже нравишься…
— Может, возьмем ее? В уплату долга, — гогочет второй, лысый, облизывая свои сальные губы, смотря на меня так, что мой страх усиливается вдвойне. Мне кажется, что я сейчас просто потеряю сознание. Хотя, скорее всего, лучше так, чем узнать то, что они хотят со мной сделать.
— Нет, ты же слышал Барона, ему нужны деньги, а не люди, — осаживает его главный, но потом как-то плотоядно смотрит на меня. — Хотя, детка, мы можем подкинуть тебе деньжат. Мы парни щедрые, за твои услуги хорошо заплатим.
Тут я вижу одобрительный кивки. Нет! Ни за что! Лучше умереть от этого ножа, чем так, в их руках.
— Пожалуйста…. Отпустите… — плача, молю я.
Главный смотрит на меня, а потом и правда отходит.
— Ну хорошо, если не хочешь, то мы отпустим, мы же не насильники, — он разводит руками, усмехаясь. — Но мы передали послание твоему брату, донеси ему все, скажи, мы ждем денег, ведь время тикает, а последствия могут быть очень плачевными… Поняла?
Кое-как киваю, не могу отвести от него взгляд. Мне не хватает воздуха, меня всю трясет.
— Вот и славненько, — улыбается он, обнажая несколько золотых зубов, а потом поворачивается к мужчинам. — Пойдемте, парни, у нас еще много дел.
Они уходят, наконец-то оставляя меня одну. Когда шаги в подъезде стихают, я спускаюсь по стенке вниз, обнимая себя руками. Дрожь так и не отпускает мое тело, я быстро и часто дышу, мне кажется, я сейчас просто задохнусь. В соседней квартире открывается дверь.
— Ты чего тут сидишь, Вероника? — спрашивает меня как ни в чем не бывало Эльвира, наша соседка. Женщина живет одна, так как мужа у нее нет, а дети давно съехали.
— Ничего, просто немного нехорошо стало, — отвечаю я сипло. Беру себя в руки и встаю, не дело тут сидеть, лучше дома, там безопасно, наверное…
— Может, скорую? — спрашивает она, смотря на меня с любопытством.
— Нет, спасибо, дома полежу, — качаю головой и, немного пошатываясь, поднимаюсь по лестнице.
Открываю своим ключом дверь и сразу же захожу внутрь. Запираюсь на все замки. Я в безопасности. Кое-как снимаю обувь и одежду, прохожу в гостиную, чтобы сразу же попасть в свою комнату. Но тут вижу брата, похрапывающего на диване. И мой страх перерастает в злость. Подхожу к нему, стягиваю подушку и бью его ею со всей силы. Во мне кипит злость, оттого, что именно по его вине я пережила такое сегодня. Меня чуть не убили и не похитили, а он просто спит дома как ни в чем не бывало. Бью сильнее. Мне кажется, сейчас я вымещаю на нем всю боль и страхи.
— Ты, блять, сдурела, что ль? — брат спросонья не понимает, что происходит, отбирает у меня подушку. — Ты что, блять, делаешь?!
Встает напротив меня.
— Что делаю! — кричу на него, горькие слезы уже градом льются по моему лицу. — Меня сейчас чуть не убили и не изнасиловали, а ты спишь тут как ни в чем не бывало!
— Что? — брат в шоке смотрит на меня.
— Да! Это ты виноват! Они приходили к тебе и требовали вернуть долг! Зачем ты подвергаешь нас такой опасности?!
— Сука, они были тут?! — теперь он понимает, о чем я, начинает сам трясти меня. — Что они сказали?
— Что напоминают тебе о долге! Что придут за ним! Вадим, это все серьезно, они не шутили!
— Я знаю, что они не шутят, — его раздражает моя истерика, но по-другому я уже не могу. Мне нужно выплеснуть эмоции.
— Тогда почему ты бездействуешь?! Почему?! — кричу на него. — Хочешь, чтобы они убили или тебя, или меня, а может, обоих?! Так ты хотел, чтобы началась наша жизнь после детского дома!
— Мелкая, ты не понимаешь! Я хотел как лучше! — тоже кричит на меня.
— Как?! Это как сейчас?! Когда мне угрожали в подъезде собственного дома?! — меня уже не остановить, голос хрипит, зубы ходят ходуном от стресса, но я все равно кричу на него.
— Блять, они что, сделали это тут?! — он начинает метаться по квартире, словно загнанный зверь. — Мелкая, нам нужно сматываться отсюда срочно! Они найдут нас, достанут везде.
Закрываю лицо руками, мне хочется смеяться, у него все просто. Его ничто тут не держит. Детдомовские друзья? Сегодня они есть — завтра нет. Ни работы, ни друзей. А у меня тут все: работа, учеба, друзья, хоть и не много. Я не могу все это бросить.
— Нет!
Я все же уезжаю в лагерь. Возможно, кто-то скажет, что это бегство от проблем. Но сейчас это вопрос жизни. Неизвестно, когда брат погасит все свои долги, а мне просто страшно ходить по улицам. Мой дом — моя крепость, но такими темпами он может стать моим личным адом. Когда не хочется туда идти, так как страшно, что в этот раз они будут поджидать и дело не кончится простыми угрозами. Как только я вспоминаю тот день, меня начинает бить крупная дрожь. Мне страшно.
— Жаль, что ты приехала так рано, я пока не нашел деньги, — говорит отстраненно Вадим, а мне хочется опять крикнуть на него. Прошло почти три месяца, а он так и не решил проблему!
— Вадим! Три месяца! Что ты делал все это время? — все же не выдерживаю и ору на него.
Это происходит в нашей квартире. Он тоже где-то был все лето. Скрывался от тех бандитов. Но где, он не говорит. В период разлуки мы очень сухо общались. Между нами образовалась пропасть, которая разрасталась с каждым днем. Наступила точка невозврата.
— И что, блять! Что ты хочешь услышать?! — тоже кричит он на меня. — Это огромная сумма, ты готова попрощаться с квартирой?
Смотрю на брата и не верю, что это он. Его словно подменили за эти несколько месяцев. Он осунулся, словно болеет, появились мешки под глазами, да и в целом вид бледный. Раньше он занимался спортом, держал себя в форме. А сейчас словно забыл об этом. Он изменился, и иногда мне кажется, стал чужим.
— Вадим, это наша общая квартира! Ты не можешь продать ее, ведь там и моя доля, где мы будем жить? Сомневаюсь, что мне дадут общагу. А ты, куда пойдешь ты? По друзьям? Не смеши, они выкинут тебя в первый же день. Продать квартиру — это не вариант.
— Тогда что?! Что ты предлагаешь, мелкая? — уже более спокойно спрашивает он. — Давай, может, все же на панель?
Он говорит это таким будничным тоном, словно и правда предлагает мне что-то дельное. Для него торговля своим телом — это нормально. Он предлагает мое тело отдать за деньги.
— Я слышал, там можно хорошо так заработать, месяца три — и мы распрощаемся с долгом, — рассуждает он.
— Замолчи! Слышишь! Замолчи! — кричу я, подходя, и бью его со всей силы, так что от неожиданности он покачивается, чуть ли не падая назад. — Я никогда этого не сделаю. Никогда не буду торговать своим телом! Даже не думай, лучше иди сам, если тебе так интересно это!
Больше не могу его видеть, мне становится мерзко. Мерзко от родного человека. Сейчас он для меня чужой. Больше ничего не говорю и бегу в свою комнату, запираюсь. У меня начинается самая настоящая истерика. Мне обидно, что родной брат предлагает такое. Вся эта ситуация меня убивает. Я чувствую себя по-настоящему одиноко. Нет никого близкого рядом, кто бы помог или элементарно успокоил.
Не знаю, сколько я плачу, так как засыпаю, но сон граничит с явью. Я слышу шорохи и голоса. Хорошо, что я закрыла дверь в свою комнату на замок.
Утром я встаю с разбитой головой. Тело болит от неудобной позы. Мне кажется, меня словно переехал грузовик. Даже холодный душ не спасает, хочется опять лечь спать, настроения идти куда-либо нет. Вот в чем минус работы: она никогда не спрашивает, чего ты хочешь. Тебе просто надо. Поэтому я просто беру себя в руки и делаю.
Сегодня день открытия нашей новой кофейни, хотя правильнее сказать — отремонтированной и расширенной. Всех собирают на планерку, чтобы все показать и рассказать, а потом, конечно же, отправить работать.
Когда вижу своих знакомых, настроение немного поднимается, все кажется не таким ужасным, как могло было быть.
В кафе и правда стало красиво и просторно, новый дизайн, панорамные окна и много пространства. Теперь столы расположены дальше друг от друга, что очень радует, так как иногда приходилось пробираться через толпу посетителей, сидящих в зале.
— Всем доброе утро! Я очень рад вас видеть! — к нам выходит Олег. Тоже отдохнувший и загоревший. Рядом с ним появляется эффектная брюнетка в белом костюме и солнцезащитных очках.
«Леди, тут нет солнца, можешь снять их», — очень хочется сказать, но я сдерживаюсь, мне нужна эта работа.
— Ну как вам обновление? — интересуется Олег у коллектива.
Конечно же, все начинают восхищаться, но это и заслуженно.
— Отлично, я очень рад, позвольте вам представить Анастасию Эдуардовну, нашего нового менеджера по продвижению, — объявляет Олег, и только сейчас я понимаю, что между ними что-то есть.
Теперь пазл сходится. В начале лета мы часто переписывались с Олегом, мужчина писал мне, но потом словно забыл, в один прекрасный день. Я сама писала ему, но получала только короткие, односложные ответы. И все, на этом наше общение прекратилось. Скорее всего, как раз из-за Анастасии.
Жалею ли я? Нет, я не ощущаю абсолютно ничего по отношению к этому человеку, мы не были так близки, чтобы я сейчас ревновала его. Глядя на них, я понимаю, что она ему подходит больше, чем я.
— Всем доброе утро, — начинает она, слишком широко улыбаясь, обнажая белые зубы, которые кажутся скорее вставными, чем натуральными. — Я рада видеть всех вас. Нас ждет очень много перемен, но это хорошие перемены, которые приведут это кафе к успеху. Нам предстоит много работы, поэтому я надеюсь на ваше понимание и содействие! Если кто-то, к сожалению, не захочет это делать, нам придется попрощаться с таким «ценным» сотрудником, — я так и улавливаю в ее словах сарказм.
Боль.
Такая сильная, что хочется выть.
Но меня берут за шиворот и заставляют встать.
— Ну что, красавица, не хочешь по-хорошему, тогда будем по-плохому…
Перед лицом все плывет, я не могу сфокусировать взгляд, только вижу темное пятно перед глазами. Скорее всего, лицо главаря. Чувствую привкус металла на губах. Похоже, я сильно разбила губу.
Меня берут за шею, немного сдавливая. Тут же вцепляюсь в руки мужчины, стараясь оторвать их от себя. Мне становится очень страшно, поблизости никого нет, меня могут убить прямо тут и увезти в лес, и никто даже не узнает. Паника доходит до самого предела, я уже не соображаю ничего, начинаю кричать:
— А-а! Помогите!
К моему лицу прижимают вонючую ладонь, больно сдавливая, так что травмированная губа начинает жечь и я почти вою от боли. Лучше бы я не орала.
— Ты, сучка, нас, походу, не поняла, мы хотели поговорить, как старые добрые друзья… — с издевкой начинает главарь. — А ты упрямишься, кричишь, зовешь на помощь… Нам проблемы не нужны. Поэтому все объясним сейчас тебе.
И тут он еще сильнее сдавливает мое лицо, вынуждая смотреть на него.
— Последнее предупреждение твоему брату. Еще раз он убежит — будет кормить рыб в реке, — вкрадчиво начинает он, так что от его голоса у меня по спине бегут мурашки. — Начнешь брыкаться — пойдешь вместе с братом на корм. Я ясно объяснил?
Смотрю на него. Мне кажется, я могу умереть сейчас просто от страха и боли. Киваю, показывая, что я все поняла.
— Ну и прекрасно, сейчас я уберу руку, и ты не кричишь, потом мы тебя отпускаем, и ты бежишь к своему братику домой и все ему рассказываешь.
Опять киваю. Да, я хочу домой, пожалуйста, мне страшно. Он и правда отпускает меня. Так что я могу дышать полной грудью. Делаю это, хватая ртом воздух, но мне кажется, я так и не избавлюсь от запаха гнили и пота от рук их главаря.
Напоследок бандит улыбается, желая хорошего вечера, и они уходят. Я тоже не останавливаюсь и почти бегу, боясь, что они передумают.
Забегаю в дом и пытаюсь отдышаться. Сердце колотится так, словно сейчас выпрыгнет из груди. Я как напуганный зверь, которого поймал охотник, но потом отпустил, сказав, что придет позже и снова поймает.
На дрожащих ногах направляюсь к двери квартиры. Брат дома, так как дверь закрыта только на нижний замок.
Сразу, как только захожу, понимаю, что у нас гости. По запаху сигаретного дыма и отборному мату. Вадим не один, а, как он говорит, со своими друзьями, сегодня их четверо. Двоих я знаю, а вот остальных — нет.
— Ой, что за цыпочка? — спрашивает первый, сразу же видя меня. — Вадим, ты кого-то заказал?
— Бля, братан, это моя сестра, вообще-то, — ворчит брат, не отрываясь смотря на экран, где идет футбол.
— Оу, а она у тебя ниче такая, зачетная, и эти ножки, и фигурка… — он плотоядно облизывается, и мне становится противно. Этот сальный взгляд... Парень, скорее всего, хочет подойти и познакомиться, но покачивается и опять садится обратно.
— Твои «друзья» передавали тебе привет, — охрипшим голосом говорю я, смотря только на брата. — Спрашивали, когда вернёшь долг. И если в скором времени этого не сделаешь, пойдешь на корм рыбам.
Брат отрывается от телевизора и в ужасе смотрит на меня. А мне уже плевать, что будет дальше с ним. Я не хочу больше жить в страхе.
— А что… — хочет спросить он что-то, но я уже не слушаю, ухожу в свою комнату, запираясь на замок, чтобы его пьяным друзьям не вздумалось потом зайти ко мне в гости.
Раздеваюсь и смотрю на места ушибов, у меня разодраны коленки, а еще уже вылезают багровые синяки в некоторых местах, в том числе и на руках. Приходится опять выйти из комнаты, чтобы взять аптечку. Но, к моему облегчению, никто не обращает на меня внимания, все с азартом смотрят футбол. Поэтому быстро беру все необходимое и иду в ванную. Там включаю воду и начинаю тихонько обрабатывать раны, морщась от боли. Мне кажется, я не смогу уснуть, поэтому капаю себе успокоительное, чтобы хоть как-то отключиться. Завтра у меня первый учебный день в университете. Только сейчас понимаю, что пакет с покупками при беге разорвался и канцелярские принадлежности остались там, на улице. Становится жалко себя. Опять начинаю плакать, включаю еще сильнее кран, чтобы заглушить плач.
Утром кое-как просыпаюсь, не знаю, сколько я проспала, но яркое солнце уже явно клонится к обеду.
Черт! У меня же первый день учебы! Знакомство с новым куратором! К сожалению, Герман Рудольфович вышел на пенсию по состоянию здоровья, поэтому сейчас у нас будет другой преподаватель. Встаю, чтобы быстро одеться, но от резких движений у меня начинает кружиться голова и болеть все тело. Вчерашний побег дает о себе знать. Уже не так активно бреду до туалета. Прохожу мимо гостиной, где вчера пил Вадим со своими друзьями. Явного бардака нет. Ну хоть убрал за собой! Но вонь все равно витает, не очень приятная.
Смотрю на себя в зеркало, и лучше бы я этого не видела. Страх в глазах, ссадина на щеке, губа распухла и покраснела. Багровые большие синяки на руках и теле. Стону. Как же я пойду в таком виде?
Приходится прошерстить всю свою косметичку в поисках тоналки, нахожу уже довольно засохшую, поэтому замазываю только чуть-чуть, чтобы хоть не так сильно бросалось в глаза.
Сегодня моя смена в кафе. Мне не хочется туда идти. В последнее время мне вообще не хочется куда-либо идти. Словно лампочку в моем организме выключили и он работает кое-как в темноте. Из-за всех эти событий я начала плохо спать, все кажется, что в квартиру ворвутся бандиты и просто убьют нас, задушат во сне. Как только я засыпаю, мне снятся они, и запах гнили, а еще то, что я задыхаюсь. Словно выброшенная на берег рыбка, не могу сделать вдох, поэтому начинаю барахтаться, открывая широко рот. Потом я просыпаюсь в холодном поту и дрожу всем телом, сразу же кладя руку на шею, говоря себе, что это просто сон и меня никто не душит. После этого я так и не могу уснуть и вожусь на кровати.
Я стала параноиком, мне везде чудится, что за мной следят, поэтому лишний раз я не выхожу на улицу. Только за самым необходимым. Аппетит пропал окончательно, засовываю в себя хоть что-то только ради того, чтобы я могла работать. Даже улыбаться клиентам стало тяжело, ничего больше не хочется делать. С братом мы почти не разговариваем. Он тоже не в лучшей форме, бледный, осунувшийся. Я списываю это на то, что он тоже боится и так же, как и я, чувствует, что за ним следят. Но причина, оказывается, в другом…
Собираюсь в кафе, сегодня у нас отменили пары в связи с тем, что в университете отключили свет. Поэтому студентов отпустили, предварительно об этом оповестив. Половину дня я просто сплю, все время просыпаясь, так что сил мне это не добавляет. С разбитой головой иду в кафе.
Кстати с Анастасией Эдуардовной у многих не сложилось. Она делала замечания почти всем, словно была управляющей. Мы намекали ей, что она не является нашим руководством, но она сразу же обижалась и шла к Олегу, который точь-в-точь повторял ее слова. Из-за этого в зале, да и на кухне, периодически происходили скандалы. Некоторые даже ушли. Анастасию ненавидели все, а Олег даже не видел, что из-за нее ломается коллектив. Он был просто поглощен своей новой девушкой, которая вертела им как хотела, пользуясь своим положением.
— Вероника, ты неправильно принимаешь заказы, нужно предлагать взять что-то еще, — в этот раз пристала она ко мне. — И улыбайся, не нужно людям смотреть на твою кислую мину.
— Я улыбаюсь, — натягиваю улыбку на лицо. — И да, я предлагаю, но многие категорически отказываются, да и это раздражает посетителей.
— Нужно делать это лучше! Чтобы это не раздражало! — она упирает руки в бока и нависает надо мной, словно я в чем-то провинилась. — И улыбаться ты нормально не умеешь.
А мне так и хочется сказать, что пусть сама покажет, как это делать, со своими вставными зубами.
— Неужели у нас упала выручка? Мне кажется, наоборот, должна расти, с учетом того, что мест стало больше и клиентов, соответственно, тоже, — говорю это как можно спокойнее, чтобы не идти на конфликт.
— А официантов все меньше и меньше. Категорически не хотите работать нормально, только и умеете, что ныть, — фыркает она, произнося это так, словно в этом я виновата и ее методы работы совершенно ни при чем.
— Мне нужно работать, Анастасия Эдуардовна, меня ждут клиенты, — достаю блокнот с ручкой, делаю вид, что мне нужно идти.
— Хорошо, но не забывай нормально улыбаться, — машет она рукой, словно разрешает идти.
Специально опять фальшивлю с улыбкой и направляюсь к одному из столиков, который только что заняли новые посетители.
Заканчиваем мы сегодня позже обычного, примерно в час ночи, так как Анастасия решает заставить нас драить полы до идеального блеска. Хотя для этого есть уборщица. Некоторые психуют и уходят, узнав об этом, Анастасия говорит, что накладывает на них выговор. Но несколько официантов плюют даже на это. Я остаюсь, мне кажется, что я амеба: мне говорят — я делаю. Поэтому сейчас без особого энтузиазма вожу тряпкой по полу.
— Чтобы ей, блять, так же полы драить! — слышу тихое ругательство Георгия, тоже официанта, который намывает полы вместе со мной, смотря с ненавистью на девушку, которая внимательно следит за нами. — Если попрут, даже не расстроюсь.
Скорее всего, он хотел, чтобы я тоже высказалась, но я молчу.
После этого нас отпускают и даже заказывают такси за счет Олега. Кстати, это была его инициатива.
Спокойно доезжаю до дома. Я устала и вымоталась, и всего лишь хочу принять душ и лечь спать.
Захожу в подъезд и поднимаюсь на наш этаж, но, не дойдя еще один пролет, слышу голос брата:
— Принес?
— Да, да, но оплата вперед, — отвечает ему незнакомый голос, мужской.
— Блять, последнее отдаю, — ворчит брат, и я слышу шуршание, скорее всего купюр.
— Ну тогда не брал бы, — как-то ворчливо произносит мужчина.
— Сука, без этого уже не могу…
— Понимаю, сам не могу слезть, ломает не по-детски, — одобрительно произносит незнакомец.
— Я еще Барону пипец сколько должен за первые две партии травки, я же не знал, что у вас дешевле. Хэ зэ, че делать…
И тут мое тело каменеет. Травки? Он сказал — травки?
— Конечно, у нас самая лучшая продукция. Кстати, на, попробуй новинку, в глаза нужно капать, чистый кайф потом, — опять шуршание.
— О, братан, спасибо, — хлопает его, скорее всего по плечу.
Наша мама была наркоманкой. Не помню, как это началось. Я была слишком мала, чтобы что-либо понимать. Иногда она была нормальной, доброй, любящей мамой, которая пела нам песни, готовила блины по субботам, целовала и обнимала нас. Но иногда были моменты, когда ее словно подменяли. Не человек, а монстр. Зверь в человеческом обличии. Только повзрослев, я поняла, что это наркотики, они делали ее такой: безумной, не соображающей ничего. Она могла сделать все ради очередной дозы. Когда ей становилось лучше, она плакала, раскаивалась, что в очередной раз сорвалась. В те дни она особенно старалась показать свою любовь. Ее мучила совесть, и она искупала свою вину как могла.
В один из вечеров Вадим пошел играть с друзьями в футбол, а я осталась одна. Играла в куклы, ничего не подозревая. Тогда нашу мать накрыло жестко. Смертельно…
Я помню тот летний день. Горел ярко-оранжевый закат, в комнате было душно, но приближался вечер, обещающий прохладу.
Тогда я услышала ее крик. Даже не крик, а вой раненого животного. Я испугалась и побежала к ней. Мне стало страшно. Она сидела на кухне, скрюченная, словно ей неимоверно больно, держалась за кухонный стол и тяжело дышала.
— Мамочка… — тихонько сказала я, приблизившись к ней.
Мне хотелось ее обнять, почувствовать себя защищенной.
Я так и сделала, но это было моей ошибкой. Как только я дотронулась до нее, она обернулась, отшатываясь, и посмотрела на меня. И этот взгляд… Он словно был не человеческий. Страшный и пугающий. Не ее…
— Убирайся! — полурык-полустон. А потом она закричала так, словно ее режут.
Испугавшись, я побежала в свою комнату и спряталась за шкафом. Там было узко, но я пролезла между ним и стеной. Меня трясло, от ужаса и страха. А она кричала все громче. Начала греметь посуда, я закрыла уши и зажмурилась, чтобы не слышать всего этого. По моим щекам катились слезы. Я пыталась вспомнить что-нибудь хорошее, как советовала мне мама.
«Вспомни что-нибудь хорошее, чтобы не было страшно», — так говорила она, и я пыталась, но в тот момент ничего не получалось. Даже через закрытые уши я слышала ее крик. И мне казалось, что ее просто режут пополам. А потом все прекратилось. Как по щелчку. Тишина. Словно несколько секунд назад не было этих криков. Я не могла выбраться, ноги затекли, поэтому мне пришлось выбираться почти на четвереньках. Мне было страшно. Вадима не было, а мама…
Она лежала посреди гостиной, словно спала. Бледная, но с улыбкой на губах. Будто реально спит и ей снятся счастливые сны. Я так надеялась, что ей стало лучше и она решила вздремнуть, только не дошла до кровати. Поэтому я не стала ее будить и просто пошла в свою комнату.
В тот день я узнала, что она и правда уснула и больше никогда не проснется. Она уснула навсегда со счастливой улыбкой на губах, и я надеюсь, ей и правда снятся хорошие сны.
Мамы не стало… Других родственников у нас не оказалось. Или они просто не хотели нас брать. И правда, кому нужны? Два отпрыска от матери-наркоманки. Неизвестно, не будем ли мы потом такими. И нас отдали в детский дом, где началась совсем другая жизнь. На выживание. Там не было мамы, которая пела песни и готовила блины по утрам. Там была только воспитательница, которая больно заплетала косички, а на завтрак мы ели безвкусную кашу и слушали, как на нас орет все та же воспитательница. Никаких поцелуев и ласк. Только подзатыльники, за то, что мы «лентяи». Больше нет семьи, счастливой семьи. А была ли она? Только в те редкие моменты, когда маме было хорошо. Но и тогда она заботилась о нас, лишь чтобы успокоить свою совесть за очередной срыв. Но все равно это были мои самые счастливые моменты.
Тогда под деревом мы поклялись, что никогда не притронемся к этой дряни. Никогда не станем как она, не разрушим свои жизни. Но мой брат не сдержал слова.
— Ник, я правда не хотел, я брошу, честно… Я не буду как она… — говорит хрипло брат. Ему становится стыдно.
— Как давно? Как давно ты подсел на это? — со вздохом спрашиваю я. Не могу поверить, что он это сделал. Мне кажется, сейчас все ломается, рушится. Потому что это то, с чем бесполезно бороться. Эта зараза проникает в твою кровь, и ее нельзя ничем вытравить. Это как смертельная болезнь. Ты думаешь, что сможешь ее побороть, но она прогрессирует, не давая шансов на спасение…
— Четыре… Четыре месяца… — ошарашивает меня он.
А мне хочется плакать. Биться об стену, раздирая руки в кровь. Почему я была так слепа, не поняла все это с самого начала, не разглядела?!
— Я правда вылечусь! — уверяет меня брат.
Но я не верю, мне кажется, он сам, в глубине души, не уверен.
— Я клянусь тебе, Ник!
— Что стоит твоя клятва, — качаю головой, смотря на него сквозь слезы. — Ты уже нарушил одну-единственную, которая была табу. Я больше не буду тебе помогать. Ты должен выбраться из этого сам, или погибнешь, как она…
Да, жестко, но это правда. Тяжелая правда, которую он должен принять, если хочет жить. А не умереть со счастливой улыбкой на губах, как наша мать.
— Ника…
— Я устала и хочу спать… — только говорю я.
Я и правда очень устала, так, что мне кажется, что я сейчас просто-напросто упаду. Я оставляю его одного. Он должен сам принять решение.
— Куда спешим, красавица?
Передо мной стоит главный бандит. Он возникает так внезапно, что я отшатываюсь, чуть не потеряв равновесие. Что он хочет от меня? Что ему надо? Мне становится страшно.
— Ну что молчишь и смотришь на меня, как пугливая лань? Я пришел с миром, — улыбается он мне, думая, что так выглядит более привлекательно, но на самом деле нет. Мне страшно от этого взгляда. — Пока с миром…
— Ч-что вам от меня надо? — спрашиваю я, сжимаясь всем телом.
Оглядываюсь по сторонам. Его приспешников нет рядом. Но, возможно, они где-то недалеко.
— Их нет, я же сказал, что пришел с миром, — словно читает мои мысли бандит. — У меня к тебе предложение.
Он хочет подойти ко мне, но я опять отшатываюсь. Мне страшно. Я не хочу его слушать, мне хочется бежать домой.
— Твоего брата поставили на счетчик очень авторитетные люди. Но деньги им не сильно нужны. Думаю, с ним порезвятся скоро где-нибудь и закопают, — он говорит это таким обыденным тоном, словно рассказывает о погоде, а не о том, что моему брату грозит смерть. — Тебя не оставят в покое после его смерти, поэтому… я предлагаю тебе сделку.
Он быстро протягивает руку к моему лицу. Проходясь костяшками пальцев по моей щеке, словно оставляя ожоги.
— К-какую? — дрожу всем телом, даже не понимая отчего.
— Ты станешь моей, — усмехается он, облизывая языком губы, словно уже сейчас готов съесть меня. — Ты красивая и понравилась мне сразу же. Я хочу наслаждаться твоим телом. Ты будешь моей игрушкой. Возможно, я отпущу тебя потом, а может, и нет… Это будет зависеть от тебя, моя дорогая. Взамен я обещаю защитить тебя. Брата — нет, но тебя…
Сглатываю. Он хочет, чтобы я стала его, но даже не представляет, что я просто дрожу от ужаса при виде него. Я хочу только одного: чтобы они оставили меня.
— Н-никогда! — стараюсь говорить уверенно.
Я не готова отдать душу тому, кто угрожал мне еще несколько дней назад. Это просто немыслимо.
— Ты уверена? — его улыбка превращается в оскал. Он недоволен моим ответом. И явно ожидал другого.
— Да. Никогда! — почти выкрикиваю ему в лицо.
Он поднимает руку, и мне кажется, что сейчас он ударит меня. Вся сжимаюсь. Но ничего не происходит. Он лишь тяжело дышит, а потом словно успокаивается.
— Хорошо, но ты пожалеешь, будь уверена! — говорит он, не скрывая угрозы. — Я лично прослежу за тем, чтобы на тебя началась охота. Пойдешь вместе с братом, но только уже в бордель, где тебя будут иметь как шлюху, бесплатную шлюху, которая будет давать всем. И тогда ты вспомнишь мои слова, сидя на очередном хуе.
Мне становится противно вдвойне. Словно он вылил на меня ведро помоев. Лучше умереть, чем так.
— Всего доброго, красавица, — отморозок опять натягивает улыбку и уходит, оставляя меня совершенно одну. Напуганную его словами.
В голове проскальзывает только одна мысль: «Я должна бежать! Скрыться!»
Он и правда сделает то, что задумал. Теперь мне должно быть плевать на брата, он уже предал меня. Сделал свой выбор. Я теперь сама за себя.
Несмотря на то, что мне плохо, я дохожу до дома. Уже не смотрю на брата и его друзей. В моей голове только мысли о том, что мне делать. Куда бежать? Нужно снять квартиру. Денег не хватит на дорогую, но самую дешевую можно.
Выпиваю лекарства, и к вечеру мне становится немного лучше. Я начинаю искать варианты съемного жилья, но с моим бюджетом это может быть только комната. И то на окраине города. Но я подбадриваю себя тем, что на кону моя безопасность. Наверное, даже брату не стоит знать, где я.
Через день мне становится лучше. И я начинаю осуществлять задуманное. Из вещей беру самое необходимое. Только то, что понадобится мне на первое время. Мне везет, брата дома нет, и я собираюсь спокойно. В квартиру еду ближе к вечеру. Чувствуя, как у меня опять поднимается температура. Мне нужно лечиться, но сейчас главное — обезопасить себя.
— Оплата сразу, и она не возвращается, — говорит мне полноватая неприятная женщина, хозяйка квартиры.
Моя комната, как и вся остальная жилплощадь, выглядит даже хуже, чем это было в детском доме. Хочется плакать, ведь я хочу обратно в свою комнату, теплую и уютную, а не сюда, где очень сыро и, мне кажется, даже стоит запах плесени.
— Если что испортишь, платить будешь сама, — строго говорит женщина, смотря на меня. Она даже не спросила моих документов, ей нужны только деньги.
Мне хочется рассмеяться. Что здесь можно сломать, если тут практически ничего нет, кроме видавшей виды кровати, стола и тумбочки? Почти голые стены с потрепанными обоями. Это то, что будет меня окружать в ближайшие месяцы. Зато здесь меня не найдут, это не слишком благополучный район, и я надеялась затеряться тут.
Опять начинает болеть голова. Мне становится плохо. Поэтому я кое-как застилаю матрац (хорошо, что белье у меня свое) и ложусь на кровать прямо в одежде. Тут холодно, а мне нужно согреться. Женщина наконец-то уходит, а я проваливаюсь в спасительный сон.
Мне звонит брат. Скорее всего, он понял, что я съехала, хотя вещей я взяла не много. Не хочу с ним разговаривать. Не сейчас.
Ангелина Олеговна стала тем человеком, который и вытащил меня из пропасти. Простое сообщение, но мне показалось, что она словно протянула мне руку помощи. Помощи, которой мне так не хватало и которую она могла и не оказывать.
Поэтому я не раздумывая собираю свои вещи и бегу по ее адресу. Я иду так, словно за мной кто-то гонится, хотя мне кажется, что так и есть. Пока я не могу забыть пережитое.
До нужного дома добираюсь быстро. Наверное, прежде чем зайти, нужно придумать, что сказать, или, возможно, хотя бы купить что-нибудь. Но мои мысли словно улетучиваются, мне кажется, что там, за этой дверью, безопасный островок, поэтому больше ни о чем не думаю и нажимаю на звонок.
Ангелина Олеговна явно не ожидала, что я приду, мне становится стыдно и неловко. Может, она написала это так, из вежливости, а я тут подумала…
Но она приглашает меня к себе домой. Поит чаем и успокоительным. Не знаю почему, но я ей доверяю. Поэтому рассказываю все. Не обходится без слез, слишком страшно и больно. Она предлагает пожить у нее, мне неудобно, но возвращаться обратно я тоже не хочу, только не сейчас. Поэтому не возражаю, просто настраиваю себя на то, что обязательно отплачу ей за это.
У нее очень красивая гостиная, все кажется таким воздушным, словно ты паришь над облаками, тут вкусно пахнет, ванилью и вишней. А еще мне хочется тут остаться, хотя бы ненадолго. Передохнуть, чтобы не сойти с ума.
— Тут очень красиво! — с восхищением произношу я.
— Спасибо, — отвечает Ангелина Олеговна, ей явно приятно слышать такое.
Она помогает мне заправить постель и разложить мои немногочисленные пожитки. Она даже решает поделиться со мной некоторыми своими вещами, так как моя куртка, например, слишком тонкая и явно не подходит для нынешней погоды. Я и сама понимаю это, хотела съездить к брату в ближайшее время, но пока боюсь.
Фигуры у нас почти одинаковые, поэтому проблем с размерами нет. Я еще раз благодарю ее за все и обещаю, что завтра обязательно пойду в университет. Она права, мне нужно появиться там, у меня бюджетное место, и я иду на красный диплом. Очень жалко будет лишиться всего этого.
С такими мыслями засыпаю. Мне снятся облака, они такие воздушные, и мягкие, и теплые, и еще они вкусно пахнут. И я парю на них, мне слишком хорошо. Кажется, я могу быть тут вечность.
Хотя Ангелине Олеговне я обещала, что обязательно пойду в университет, на следующий день я этого не делаю. Я банально проспала, и уже бессмысленно куда-либо идти. Поэтому решаю устроить себе еще один выходной, главное, чтобы это не вошло в привычку.
Почти весь день я сплю, до прихода Ангелины Олеговны.
На следующий день я встаю рано. Поэтому успеваю сделать все. Даже накраситься и красиво уложить волосы.
Сегодня мне ко второй паре, решаю зайти в свое кафе. Надеюсь, меня не уволили за то, что я пропала на такой долгий срок. Жалко будет лишиться такого места.
— Вероника! Наконец-то ты тут! — ко мне подходит Олег, сразу чуть ли не обнимая. Не понимаю, с чего бы это, но решаю не уточнять.
— Да, прости, что так долго, пришлось задержаться, к сожалению… — виновато говорю я, опуская глаза. Я и правда чувствую себя ужасно в этой ситуации. — Надеюсь, ты не уволишь меня. Мне тут очень нравится.
Опять поднимаю на него взгляд, стараюсь сделать его таким же, как у кота из знаменитого мультика «Шрек».
— Что ты, Вероник! — восклицает он. — У нас тут официантов не хватает. Все увольняются. Вроде и платим хорошо, и все... Новенькие нехотя идут.
— Многие уволились? — спрашиваю я.
Неужели все?! И почему так резко? Хотя, мне кажется, я знаю причину, и она идет прямо к нам, ослепляя своим ярко-алым платьем.
— Здравствуй, Вероника! Что-то ты нас подводить стала. — Анастасия Эдуардовна собственной персоной встает рядом с Олегом и с прищуром смотрит на меня. — Это очень непрофессионально, знаешь ли… Мы можем внести твою кандидатуру в список на увольнение.
— Насть, ты вообще о чем! — тут не выдерживает Олег. — У нас и так людей нет. Какое, на хер, увольнение!
Он почти орет на Анастасию, так что та явно в легком шоке. И сразу же замолкает.
— Но… — хочет что-то сказать она, но Олег ее перебивает:
— Я тут главный! — строго напоминает он.
Ой, неужели любовь проходит и перестает пудрить мозг нашему управляющему?
Олег снова поворачивается ко мне:
— Вероника, пожалуйста, приходи сегодня вечером, наши новенькие не справляются, а ты все знаешь тут… и вообще... В общем, выручай.
— Конечно приду, — соглашаюсь я. Мне как раз лишние деньги не помешают.
— Все, отлично!
Я ухожу, но слышу, как Анастасия Эдуардовна что-то высказывает ему недовольно. Типа он подорвал ее авторитет перед официантами. А я очень надеюсь, что розовые очки Олега слетели и разбились вдребезги.
Я еще сижу в кафе, здороваюсь с барменом, который тут давно и с которым мы неплохо общаемся. Он подтверждает мою догадку: Анастасия Эдуардовна достала всех, и многие уволились именно из-за нее. Олег закрывал на это глаза, думая, что его девушка делает все правильно, но когда официантов стало не хватать, задумался, и теперь осознание того, что все катится не туда, все чаще приходит ему в голову. Надеюсь только, с этой девушкой у нас не будет конфликтов.
— Мое терпение на пределе! — почти рычит он. — Отвечай! Кто это сделал?! — требует.
Мне лучше сказать, но отчего-то не хочется посвящать его в это. Он не поймет, только посмеется.
— Егор! — слышу я строгий голос нашего завкафедрой, Андрея Борисовича. — Вы что тут делаете?! Почему не на паре?
Он подходит к нам и теперь видит и меня.
— Вероника, а вы что тут делаете?! У вас и так куча прогулов, — отчитывает он меня, но я даже не возражаю, он прав, а еще он только что спас меня от Егора, который сейчас смотрит в упор на мужчину, и по выражению его лица понятно, что это не самый дружелюбный взгляд. Его кулаки сжимаются, а тело напрягается еще больше. — Мне и так пришлось поговорить с некоторыми преподавателями, потому что вы способная девушка. Надеюсь, вы не хотите лишиться своего места. Вылететь легко, а вот восстановиться очень сложно!
— Да, да, простите, Андрей Борисович, больше такого не повторится, — обещаю я, склоняя голову.
— Тогда идите на пару, а с вами, Егор, мне как раз и нужно поговорить, — теперь он хмуро смотрит на парня.
Я хочу как можно быстрее уйти, но тут слышу голос Егора у самого моего уха:
— Мы не договорили… — тихо говорит он, так, что слышу это только я.
Больше не останавливаюсь, а быстро иду в аудиторию, не оглядываясь. В этот раз пронесло, а что же будет в следующий?
Захожу на пару и сажусь за самую крайнюю парту. Ангелина Олеговна вопросительно смотрит на меня, так как, скорее всего, мое лицо в легком ужасе. Но я киваю ей, как бы говоря, что все хорошо. Егор на пару не приходит, он появляется только на третьей. И его взгляд опять падает на меня. Я прямо кожей ощущаю его, но пытаюсь игнорировать.
После пар мчусь в кафе. Там мне некогда думать и анализировать. Работать очень тяжело: новички еще неопытны и нерасторопны, а клиентов все больше. Радует только то, что ко мне не цепляется Анастасия, только недовольно смотрит. Похоже, Олег ей пригрозил, чтобы не трогала меня.
Домой прихожу за полночь, очень уставшая. Поэтому только раздеваюсь и сразу ложусь спать.
Весь следующий месяц я стараюсь избегать Егора. А парень, словно маньяк, только и делает, что оказывается рядом со мной. Но в этом плане мне везет: я всегда стою хотя бы с кем-нибудь, а при других он ничего не говорит.
С Ангелиной Олеговной мы живем дружно, хотя теперь, наверно, будет трудновато, ведь, оказывается, у нее есть жених. Один раз я уже застала их на кухне, в немного неприличном виде. Хотя все же в приличном, ведь на них была одежда… А если в следующий раз будет по-другому?
Я начинаю задумываться о том, куда бы я пошла сейчас. Квартира мне очень нравится, и Ангелина Олеговна говорит, что, возможно, сама скоро переедет отсюда. Может, мне удастся договориться с хозяевами. Хотя с оплатой будет напряженка.
Домой я не хочу возвращаться: мне просто страшно. Брат пару раз звонит мне и отстраненным голосом спрашивает, где я и когда вернусь, но я не отвечаю ему, а, наоборот, спрашиваю о долге, который он должен вернуть. После этого он начинает психовать, обзывая меня всеми словами, а потом вообще бросает трубку. Так и проходят наши разговоры. Кроме одного, решающего для меня…
Я, как всегда, собиралась на работу. В тот день у меня не было пар, поэтому я занималась своими делами. Уже на выходе из квартиры мой телефон завибрировал. «Вадим» — высветилось на дисплее. Брать не хотелось, но какое-то щемящее чувство поселилось в душе.
— Алло.
— Вероника, сестренка… — слышу хриплый голос брата, сердце начинает биться быстрее. С ним явно что-то не так, я слышу его хриплое дыхание.
— Вадим? Что случилось?! — сразу же спрашиваю его.
— Они… они нашли меня, понимаешь… — хрипит он, чуть не плача. — Они чуть не убили меня! Понимаешь!
У него самая настоящая истерика.
— Успокойся, — сама стараюсь успокоиться, хотя у меня начинают трястись руки. — Где ты сейчас?
— Д-дома, Вероника, они чуть не убили м-меня, у них было оружие… — хрипит он. — Оно такое холодное… Они приставили его к моему виску… Спрашивали, когда долг отдам…
Потом он говорит сквозь всхлипы что-то невнятное. Никогда не видела, как брат плачет, даже в детстве.
— Вадим, давай я приеду, слышишь?! — предлагаю я, брату явно нужна помощь.
— Нет! — почти кричит он. — Они тоже тебя найдут тогда. Вероника, они страшные люди… они убьют нас…
— Вадим… что же нам делать? — сама чуть не плачу, вспоминая весь ужас, который испытала той ночью.
— Прятаться. Я свалю из города на время, ты тоже сделай так же, — советует он.
А мне хочется закричать, что это не вариант, что это не решит нашу проблему. Так мы будем жить как крысы, вечно прячась, чтобы нас не поймали.
— Вадим, все серьезно, ты понимаешь? — тихо начинаю я. — Они ведь хотят денег. Может, мы сможем где-нибудь найти…
— Нет, блять! — кричит он гневно. — Теперь они ничего не получат от меня, ни копейки!
Истерика брата превращается в злость. Словно он забыл, что еще секунду назад дрожал от страха.
— Но… — хочу сказать, что это не выход, но брат перебивает меня:
— Все, Вероника! Я все сказал. Советую тебе скрыться, и вообще, давай пока повременим с разговорами, они могут вычислить нас даже по телефону!
— Вадим, я боюсь… — делюсь я своими страхами с родным человеком, надеясь на поддержку, но ее не следует.
— Я тоже, поэтому мы должны пока скрыться из виду, — только говорит он. — Ну все, я пошел, вдруг они нас вычислят.
И больше не говоря ни слова, он отключается. На меня накатывает волна страха и обиды. Брат даже не пытается решать проблемы, советуя и мне бегать от них. Ничего удивительного, этот девиз был всегда в его жизни. Но мне все равно очень обидно, хотя за столько лет можно привыкнуть.
На работу иду как на иголках, то и дело оборачиваясь, словно за мной следят. Стараюсь слиться с толпой, так мне спокойнее, но ощущение слежки все равно не покидает меня, даже на работе, хотя на ней я всегда отключаюсь, заполняя свою голову заказами и счетами. Но сегодня что-то явно пошло не так. Меня даже немного ругает Олег за рассеянность, так как я перепутала заказы, хотя со мной такого обычно не бывает.
Мой страшный кошмар появляется под вечер, почти перед закрытием. Главарь бандитов. Он довольно ухмыляется, смотря на меня, и занимает самый дальний столик. Мой столик. Тот, который я обслуживаю. Внутри все превращается в лед, руки начинают дорожать, как и все тело. Я роняю ручку, и она громко падает на пол, а я словно глохну от ее стука.
— Вероника! Ты почему такая неуклюжая! — шипит на меня Анастасия, появляясь тут как тут. — Иди прими того мужчину, — она кивает в сторону бандита. — Смотри, как на тебя смотрит, явно знает уже, что хочет.
Я сама знаю, что он хочет. Денег или моей смерти.
Как бы мне ни не хотелось это делать, мне приходится подойди к нему.
— З-здравствуйте, — говорю я и останавливаюсь почти в метре от него.
— Ну, здравствуй, красавица, — усмехается он, оглядывая меня похотливым взглядом. — Давно не виделись, я даже успел соскучиться.
Молчу. Я точно не скучала по нему.
— Ну что молчишь, язык проглотила? — спрашивает он, вальяжно откинувшись на спинку стула.
— Я… Что вы хотите? — говорю я, поднимая блокнотик с ручкой к груди, словно он меня защитит.
— Тебя, сидящую голой на коленях у моих ног и сосущую мой член, а потом я хочу выебать тебя во все щели, — мерзко смеется он. — Ну как, понятно объяснил мои пожелания?
Сглатываю. Мне просто страшно представить эти картины, так как к горлу сразу же подкатывает тошнота.
— Так что, красавица, жду тебя после работы около моей машины, будешь отрабатывать долги своего братца, — уже более серьезно говорит он. — А теперь пошла работать. И принеси мне кофе. И сама можешь выпить его, у нас сегодня вся ночь впереди, тебе понадобятся силы…
Он начинает смеяться, словно и правда сказал что-то смешное. А я разворачиваюсь и иду прочь от него. В голове бьет только одна мысль: «Мне нужно бежать!»
Хорошо, что после ремонта тут сделали два выхода. Один находится на кухне, и там принимают товар. Бегу туда, делая вид, что спешу на кухню, чтобы отдать заказ. А сама быстро переодеваюсь, беру свои вещи и устремляюсь туда.
Несколько поваров спрашивают меня, что случилось. Но я не отвечаю, бегу к выходу. Хорошо, что он открыт. Толкаю дверь, и меня сразу же пронизывает холодный осенний ветер. Единственная дорога ведет прямо в парк. Бегу по ней, чтобы скрыться, но в паре метров от себя вдруг вижу знакомую фигуру.
Егор, облокотившись о свою дорогую машину, пишет что-то в телефоне.
Я даже не понимаю и не анализирую, что делаю, когда ноги словно сами собой несут меня к нему.
— Пожалуйста, помоги! — шепчу я, по щекам опять начинают литься слезы, меня сотрясает крупная дрожь. — Защити меня, слышишь! Я согласна! Согласна стать твоей… игрушкой…