
Слепящий свет, крики, свист, будто рядом взмахнули хлыстом... На меня брызнуло что-то тёплое, потом в бок врезалось что-то твёрдое, и я не удержалась на ногах. В себя пришла на полу — опрокинутой навзничь. Лицо засыпано тем, что недавно было венком из орхидей, а надо мной — синекожая бабища с высунутым алым языком и больше, чем двумя руками. Пронзительно завизжав, она замахнулась здоровенным мечом, который сжимала в одной из ладоней, и я от шока забыла имя собственного супруга. Пытаясь отползти, жалобно запищала:
— Ика... ика... ика... — но вдруг вспомнила другое имя, и закричала так, что задрожал воздух:
— Томмиииии!
Никто не откликнуся, меч засвистел, я зажмурилась... но расчленения не последовало. Послышался только тихий незнакомый голос и, поспешно распахнув глаза, я увидела здоровяка с головой слона, удерживавшего за запястья синекожую и что-то вполголоса ей втолковывавшего. Обезвредить её не составило ему труда — учитывая, что рук у слоноголового было в несколько раз больше, чем у неё. Вот уж не ожидала, что кто-то из "незнакомых" божеств за меня заступится! Но теперь самое время убраться отсюда как можно скорее, найти Томми и моего супруга, имя которого так и не вспомнила. Я неловко забарахталась, порываясь встать, но тут что-то дёрнуло меня вверх. Дрыгнув в воздухе ногами, я зачем-то заслонила лицо, полуобернулась... и облегчённо выдохнула:
— Ика-Тере...
Ну конечно! Имя моего супруга — Ика-Тере, и как только могла забыть?!
— Хвала Безбрежному Океану, что сохранил тебя, Хина! — прошептал он и бросил полный уважения взгляд на слоноголового. — Благодарю тебя, Ганапати[1]!
Тот только махнул одной из свободных рук.
— Лучше уведи свою смертную избранницу, внук Океана. Для неё здесь сейчас небезопасно.
Словно подтверждая его слова, синекожая зашипела и забилась в его руках — её длинный язык захлопал по щекам.
— Меня сейчас стошнит... — объявила я.
— Уйдём! — тут же спохватился Ика-Тере, подхватил меня за плечи, но я попыталась высвободиться.
— Нет! А как же Томми? Моя подруга... — оглянулась на место, где мы с ней только что стояли, и с подвыванием выдала:
— О неет...
На продолжавшем мерцать голубоватыми огоньками полу в луже крови лежал один из носившихся за Томми сорванцов. Другой истерично кружил вокруг него, потряхивая то за одно плечо, то за другое, заглядывая в бледное окровавленное личико и жалобно причитая. А подруги нигде не было...
— Идём, Хина, — Ика-Тере всё настойчивее тянул меня прочь.
К нам уже спешили Тангароа, Уэнуку и другие божества островитян. Я продолжала оглядываться в надежде увидеть хотя бы одного из колоссов — поклонников Томми, но вокруг царила сильнейшая неразбериха. От гигантского зеркала отбили кусок — осколки валялись на полу, и несколько похожих на гигантских спрутов тварей устроили из-за них потасовку. Стеклянные стены дрожали и рушились. Многие божества спешно покидали вечеринку, другие шумно выясняли отношения, набрасываясь друг на друга, как рестлеры на ринге. Один, в развевающейся тоге и со злобно оскаленным лицом, устремился ко мне и моему супругу с явно враждебными намерениями. Но подоспевший Тангароа с силой ударил ладонью сначала по одному своему согнутому локтю, потом по другому, что-то рявкнул, и в лицо агрессивного бога ударила струя воды. Захлебнувшись, он крутанулся в воздухе, рухнул ничком на светящийся пол, и я, коротко взвизгнув, вжалась в плечо Ика-Тере. На затылке отброшенного Тангароа божества было... ещё одно лицо, старое и морщинистое, словно портрет Дориана Грея, демонстрирующий все его пороки.
— Что.. что... — тонким голоском начала я.
— Один из латинян — Янус, кажется, — отмахнулся Ика-Тере. — Нужно торопиться, Хина!
— А как же Томми? — снова задала я тревоживший меня вопрос.
— Она — не наша забота, — пророкотал поравнявшийся с нами Тангароа.
— Черноголовые наверняка о ней позаботятся, — добавил мой супруг.
— Я не видела ни её, ни их... — жалобно протянула я. — Хотя бы послать к ним кого-нибудь, узнать...
— Хорошо, — согласился Ика-Тере. — Но сначала вернёмся на Аваики.
Все Тангата хором забормотали слова какого-то заклинания, и пол под нашими ногами превратился в прозрачную морскую воду. Тихий всплеск — волна ударила по лодыжкам, закружилась вокруг нас воронкой и утянула вниз.
[1] Ганапати — одно из имён индуисского бога мудрости и благополучия Ганеши.
Что-то коснулось лица, спустилось к шее, к груди... Я поморщилась, хотела отмахнуться и отодвинуться... но не смогла пошевелиться. И поморщилась скорее мысленно. Я будто всё ещё в беспамятстве, а тела не существует. Но очень отчётливо ощущаю, как что-то неведомое продолжает двигаться по нему, исследуя каждый изгиб. Прикосновения, сначала очень лёгкие, становятся настойчивее, всё больше напоминая ласку. Причём, не самую безобидную — в какой-то момент мне даже хочется выгнуться и застонать. Но возмущение, что лишена контроля над собственным телом, внезапно придаёт сил. Вместо стона с губ срывается негодующий вопль, я резко подскакиваю на ложе... и реальность быстро принимает чёткие очертания. То, что я приняла за ложе — скорее широкая кушетка с золочённым подголовником. Вокруг — ярко разрисованные колонны, между ними — полупрозрачные занавеси до самого пола. А из тени одной из колонн на меня внимательно смотрят бездонные глаза владыки Дуата. Нечто, похожее на бесплотную человеческую фигуру, только что метнулось прочь от моего "ложа", скользнуло к нему и исчезло.
— Ан-нубис? — заикаясь, выговорила я, но тут же взяла себя в руки и выдала обворожительнейшую улыбку. — Ты спас меня... Спасибо...
Красивое лицо ничего не выразило. Бог мёртвых продолжал молча наблюдать за мной. Чувствуя себя всё более неуютно, я спустила ноги на пол и внутренне поёжилась: на мне другая одежда — из очень тонкого льна. Повелитель мумий сам переодел меня?..
— А где моя одежда? Сменить её помогла бесплотная тварь, шарившая ладонями по моему телу?
Ехидство в моём голосе едва различимо, но, словно в ответ на него, Анубис наконец «отмер» и неторопливо направился ко мне. Я хотела подняться, но подобие тени вновь отделилось от его тела и легко удержало меня за плечи. А через мгновение владыка Дуата уже опустился на кушетку и, приподняв мою голову за подбородок, властно прижался губами к моим. Я отдёрнулась в ту же секунду, не думая, и мысленно шлёпнула себя по щеке. Не стоит так уж от него шарахаться — вдруг разозлится? А, пока не разобралась в ситуации, гнев божественного садиста мне совсем ни к чему. На всякий случай взмахнув ресницами, я повинилась:
— Прости... до сих пор голова кругом. Все эти божества, жаждавшие нашей крови... и предсказание... Что оно означает?
— Ничего, — коротко бросил Анубис.
Я подавила вздох. Всё в нём идеально — даже голос, низкий, с лёгкой хрипотцой и буквально обволакивающий. Но — какая ирония! — за этим безупречным лицом, лепным телом и голосом, погружающим в эротические грёзы одним звучанием, скрывается жуткий изверг, способный своими деяниями «затемнить лики всех лунных божеств». И я — в его власти... Смутно помнила, что было после того, как провидицы спустили на нас всех адских псов. Озверевшие божества, занесённый клинок, яркий лунный свет... Кажется, кто-то кричал и кого-то ранили... надеюсь, не Вивьен. Но Анубис умеет управлять своей тенью, и, пока «мои» божества пытались прорваться ко мне, его бесплотный «компаньон» уволок меня во владения хозяина. Конечно, Гильгамеш и Мардук бросятся на поиски, но, чтобы найти меня, наверняка понадобится время. И это время я должна продержаться.
— Ничего? — я удивлённо вскинула брови. — На большинство твоих собратьев пророчество произвело впечатление.
— Не каждое столетие о грядущих бедствиях говорят несколько провидиц сразу. Вполне понятно, что более примитивные пантеоны напуганы.
— Но не ты.
— Мне бояться Тьмы? — снисходительно отозвался он. — Я — её Повелитель.
Я мысленно хмыкнула — излишней скромностью парень явно не страдает — но, не подав вида, восхищённо улыбнулась:
— Тогда мне, пожалуй, повезло оказаться в твоих владениях. Но ведь за мной наверняка придут — Мардук и... остальные.
— Ты на это надеешься?
— Ничуть! То, что они собирались со мной сделать... — я горестно вздохнула и опустила ресницы, выжидая.
И Анубис не разочаровал, тут же спросив:
— Что именно?
На мгновение я задумалась — стоит ли говорить о внутренней политике шумерского пантеона внешнему врагу? Но Черноголовым я ничем не обязана. Спасти меня пытался Гильгамеш, остальные, не задумываясь, принесут в жертву, как только придёт время. А, может, узнав о моей "миссии", Анубис будет более сдержан и не растерзает меня в первый же час общения?
— Они собираются отправить меня в Страну, Откуда нет Возврата.
— Зачем?
Но выкладывать всё и сразу уж точно не стоит — вдруг отвлекающий манёвр понадобится позже?
— Точно не знаю, но это — что-то вроде жертвы, которую они собираются принести за мой счёт. Поэтому, — доверительно наклонилась к нему, — я совсем не против оказаться здесь.
Лицо повелителя мумий оставалось невозмутимым, но в глазах цвета ночи зажёгся едва заметный огонёк.
— И Бесстрашный Гильгамеш — среди желающих принести тебя в жертву? — прозвище Гильгамеша он произнёс с издёвкой.
— А почему он должен быть против? — очень естественно удивилась я.
— Ты делила с ним ложе, не так ли?
— С кем я его только не делила! — отмахнулась я. — Каждую ночь находила в постели нового воздыхателя. Недаром хотела, чтобы на аукционе меня купил ты, а не он!
Длинные пока ещё человеческие пальцы стиснули моё запястье, и я в мгновение ока очутилась на носу ладьи... В небе — мириады звёзд и тонкий полукруг ярко-жёлтой луны. Впереди — сгустившийся сумрак ночи, о борта ладьи тихо плещутся воды Нила... а вокруг тела обвились руки Анубиса, обнявшего меня со спины.
— Сейчас ты увидишь настоящее величие, — раздался над ухом его шёпот, и я не удержалась от ехидства:
— Только этого и жду...
В то же мгновение пламя факелов рассеялось огненной пылью, осевшей на поверхности воды, и я слабо ахнула. Справа и слева из мрака будто выступили гигантские статуи с человеческими лицами и телами львов, и наша невесомая ладья устремилась по этой аллее сфинксов в клубящуюся тьму. Всё это чем-то напоминало сцену из «Призрака Оперы»: подземный канал, лодка и сходящий с ума от страсти урод, увлекающий в неизвестность девицу, одурманенную звуками его голоса. Разница лишь в том, что меня окружают не подвальные «прелести» французского театра, а преддверие египетской преисподней. Психопат, сжимающий меня в объятиях — не чета слабонервному нытику Эрику, и, в отличие от зачарованной до оторопи Кристин, я прекрасно понимаю, куда и зачем меня «влекут»... Сфинксы закончились, вдоль берегов потянулись странные сооружения из белесоватого материала.
— Что... — начала я, но голос сорвался на судорожный выдох, когда губы моего «Призрака» впились в шею, причиняя боль.
— Храмы из костей, — опаляя дыханием кожу, пояснил он. — Место обитания потерянных душ-Ба.
— Мы уже в Дуате?
— Были здесь всё время.
— А как же... Нил? — пролепетала я. — Разве он протекает и в Мире Мёртвых?
Спросила просто, чтобы что-то говорить и как-то отвлечь всё больше теряющее над собой контроль божество от моей шеи. Но ответ отвлёк его ненадолго:
— Это не Хапи, Река Жизни[1]. Нас несут вперёд воды Реки Ночи.
— Река Ночи... — я содрогнулась от очередного болезненного поцелуя и вскрикнула, изображая страх. — А это что?!
«Это» — щупальца, зубастые пасти и кожистые гребни — начало мелькать вокруг ладьи в тёмной, как ночь, воде.
— Твари, подвластные моей воле, — выдохнул мне в волосы Анубис.
— Надеюсь, послушные, — теперь можно официально утверждать, что несу околесицу. — Но почему...
И замолчала, увидев возникшее перед нами строение из чёрного камня, настолько огромное — казалось, всё пространство впереди состоит из него.
— Дом Испытаний... — услышала жаркий шёпот Анубиса.
Только этого и не хватало! Зловещее строение встретило нас гробовой тишиной и закрытыми воротами с изображением четырёх шипящих змей. Перед воротами — две статуи-переростка, тоже из чёрного камня. Когда мы приблизились, луна, до этого будто скрытая за облаками, засияла в небе полным кругом. Её желтоватый свет упал на тотчас распахнувшиеся ворота и на колоссов... которые вдруг издали протяжный звук, очень похожий на человеческий стон... А уже в следующее мгновение мы влетели внутрь. Дом Испытаний целиком оправдывал своё название. Кричащие статуи на входе, судёнышко несущееся сквозь сумрачный "лес" из колонн и арок, губы божества-извращенца, безжалостно терзающие мою кожу... И всё же я не сомневалась, что мои испытания только начинаются.
— Зачем мы здесь? — как же странно мой голос прозвучал в этой обители кошмара.
— Ты ведь хотела видеть моё царство.
Ладья внезапно остановилась, нас окутала тьма, наполненная рычанием невидимых тварей. Развернув к себе, Анубис с грубоватой лаской погладил меня по щеке.
— Глаза, как безоблачное небо над великой Дешрет[2]. Тело — бутон лотоса, готовый распуститься... Я понимаю, почему Гильгамеш попытался отнять тебя, вмешавшись на Торжище. Но это было лишь временной задержкой, не более. Рано или поздно ты всё равно бы перешла в моё владение. И теперь ты здесь — где и должна была находиться с самого начала.
— С моей стороны — никаких возражений! — я так резко отшатнулась, что, не держи он меня, точно бы опрокинулась назад. — Но, может, узнаем друг друга поближе? Я придерживаюсь правила пяти свиданий: до пятого — никакого интима! А сейчас у нас только второе, так что... — и, дёрнувшись, замолчала, когда его заострившийся коготь прошёлся по моей груди чуть ниже ключицы.
Скорее почувствовала, чем увидела, что из пореза выступила кровь. Бог-шакал жадно растёр её между пальцев, глаза полыхнули алым.
— Ожидание почти причиняет боль, — прохрипел он. — Не сходи с тропы. Жду тебя у первых Ворот, — и исчез.
— А если не хочу никуда идти, тем более к Воротам? — бросила я во тьму.
Безмолвие. Мрак рассеялся, став полумраком, подо мной разверзлась бездна, в которой клубились бесплотные кольца исполинского змея. Только узкая каменная тропа вела через это безобразие вперёд. По обеим сторонам тропы — колонны, сплошь обвитые шипящими змеями. Смутно помнила из мифов, что египетское царство мёртвых — та ещё камера пыток со множеством каверзных ловушек, "домов" и ворот, охраняемых чудовищами. В сознании пронеслись слова Гильгамеша: "Твоё бесстрашие поразило меня и, вероятно, раздразнило Анубиса. Разве нужна изощрённость, чтобы низвергнуть уже лежащее у ног? Но сломить дух, подобный твоему — вот истинная острота ощущений"... Значит, попытки сломить мой дух начнутся здесь и сейчас? Будто подтверждая эту мысль, вдалеке, освещённые вспышкой невесть откуда взявшейся молнии, мелькнули очертания гигантских ворот. Тех самых, у которых будет ждать божественный извращенец, чтобы "обладать мной" в одном из своих обличий? Я развернулась на сто восемьдесят градусов — та же картина: тропа, колонны и очертания ворот вдалеке. Сколько же несчастных отправлялись с аукциона прямиком в этот кошмар? Но у меня есть преимущество: Анубис наверняка захочет подольше "поиграть" со смертной, приглянувшейся его недругу, и сразу меня не прикончит. Дёрнув плечом, я громко проговорила в пустоту:
Темнота. Тишина. Пустота. Только вдалеке смутные очертания человеческой фигуры. Я устремляюсь к ней, зачем — не знаю. Всё ближе и ближе. Это — девушка, совершенно обнажённая, тёмные волосы окутывают спину и плечи. Хочу её окликнуть, но она сама полуоборачивается, и я в нерешительности останавливаюсь. Это... я. Моё лицо, но никогда не видела у себя такого выражения — абсолютное, подавляющее превосходство, будто весь мир лежит у ног и не смеет поднять глаз. А взгляд... гипнотический и отрезвляющий, зовущий и отталкивающий, обволакивающий и в буквальном смысле лишающий воли. Я протягиваю к двойнику руку, пытаюсь что-то сказать, но она вдруг поворачиватся полностью, тоже протягивает руку, и в мгновение, когда наши пальцы соприкасаются, из её глаз вырывается синее пламя и они становятся лиловыми. Это настолько жутко, что я вскрикиваю и...
— Всё хорошо, просто дурной сон. Я — здесь, и не оставлю тебя. Никогда.
Растерянно хлопая ресницами, я постепенно приходила в себя. Сейчас ночь, на столике в углу мерцает светильник. Я — на ложе в моих покоях во дворце Энлиля, а рядом, прижав меня к груди, сидит...
— Гильгамеш... — мой шёпот едва различим. — Это действительно ты?
Приложив ладонь к моей щеке, он несколько мгновений молча всматривался в лицо, и я тихо попросила:
— Поцелуй меня...
Он тут же прижался губами к моим, и по моей коже пробежал огонь. Да, это — Гильгамеш, настоящий, мой. Но только я притиснулась к нему, запутавшись пальцами в волнистых волосах, Бесстрашный оторвался от моих губ и хрипло прошептал:
— Ты ещё не окрепла. Подождём хотя бы до следующей ночи.
— Почему не окрепла? Вполне! — я демонстративно отодвинулась, почти высвободившись из его объятий, и поморщилась от жжения в плече.
Оно появилось, как только губы Гильгамеша коснулись моих. Сейчас боль почти прошла, но откуда она? Я попыталась спустить с плеча тонкую ткань ночной сорочки, но Гильгамеш перехватил мою руку, и даже в неверных отблесках светильника, я видела, как помрачнело его лицо.
— Он оставил на тебе отметину. Пока убрать её не удалось, но...
— Анубис? — мне тотчас вспомнился мой вымученный поцелуй, мутировавшее лицо владыки Дуата и шок, когда его зубы впились в моё плечо.
Выдернув руку из ладони правителя Урука, я стянула с плеча ткань, обнажив небольшое пятно, похожее на скарабея.
— И что это значит?
— Он объявил тебя своей и потребовал вернуть...
— Потребовал?! Да как он...
— Тш-ш, — губы Гильгамеша снова прильнули к моим, будто успокаивая. — Никто ему тебя не отдаст, об этом даже не думай. А от клейма со временем удастся избавиться. Их пантеон всегда искал повод развязать войну, и сейчас притязания Анубиса дали такую возможность.
— Но почему? — растерялась я. — На аукционе купил меня ты, он меня похитил и только потому, что успел укусить, вдруг стал моим законным владельцем?
— Он уверяет, торг за тебя был прерван прежде, чем он предложил свою последнюю ставку, и на Празднестве ты ушла с ним добровольно…
— Лживая тварь! — возмущённо выпалила я.
Успокаивая, Гильгамеш ласково погладил меня по щеке и добавил:
— ...а Мардук и я ворвались на территорию чужого пантеона и покалечили одно из самых значимых божеств.
— Покалечили?
— Огнеокий Бык впал в неистовство и не мог остановиться, — улыбнулся Гильгамеш. — А я не хотел его останавливать. Ещё немного — и Анубис повторил бы судьбу Осириса, разнесённого Сетхом на четырнадцать частей.
Не удержавшись, я рассмеялась, и Гильгамеш снова прижал меня к груди.
— Когда только представлял, что он может с тобой сделать, мутилось сознание. Как же рад, что ты невредима...
— Всё могло быть хуже. Там... что-то произошло. Я была как бы не я... даже не могу объяснить...
— Я видел, — тихо проговорил Гильгамеш. — Как ты стояла над ним, обнажённая, недосягаемая, невыразимо прекрасная. А, когда повернулась ко мне, я едва тебя узнал. Это сила Иштар. Подозревал, она всё же проявится рано или поздно, но что это будет так...
— Как? — я отлепилась от его груди. — То есть... она ведь уже проявлялась — рядом с тобой, но... совсем не так! А это...
— Сила в тебе ещё не проявлялась, иначе бы я почувствовал, — Гильгамеш лукаво прищурил глаза. — Рядом со мной? Что ты имеешь в виду?
— А сам не догадываешься? Думала, из-за того, что эта блудница по тебе сохла, и меня бросает в дрожь, в жар и в холод одновременно, когда ты...
И замолчала, увидев выражение лица на две трети бога. Оно буквально светилось от удовольствия. Не удержавшись, я шлёпнула его по плечу, и Бесстрашный, поймав мою руку, прижал ладонь к губам.
— Нет, всё это — ты, не она. Но со мной происходит то же и ещё сильнее, моя Томми.
— Ты назвал меня по имени... — растрогалась я, но тут же постаралась вернуться к волновавшей меня теме. — Так что это всё-таки было? Я чувствовала, будто могу повелевать миром, и все в нём мне покорятся... Анубис действительно повиновался.
«С корабля на бал» — эта фраза так и вертелась на уме, когда игиги телепортировали меня в место проведения «Торжественной Трапезы» — пред светлые очи всего шумерского пантеона. Горделивые ануннаки неспешно прогуливались среди фонтанчиков, декоративных пальм и цветущих кустов в огромном зале, больше похожем на изысканную оранжерею. Но полюбоваться обстановкой я не успела — сразу оказалась в тени возникшего рядом Мардука. И тут же присела в реверансе — как-никак Огнеокий бросился меня спасать и собственноручно начистил шакалий пятачок «одному из самых значимых божеств» египтян.
— Благодарю тебя за...
Но Мардук без церемоний сграбастал меня и, не давая опомниться, прижался губами к моим.
— Сейчас не время, мой возлюбленный сын.
Ласковое увещевание не сразу отрезвило Огнеокого — его пришлось повторить, прежде чем суженый ослабил объятия, и я смогла увидеть мою "спасительницу". Ею оказалась Светлая Нинлиль.
— Впереди немало дней и ночей, когда сможешь насладиться прелестью своей невесты, — улыбнулась она.
Мардук досадливо вздохнул и, подхватив меня в охапку, двинулся к небольшому возвышению, на котором уже стояли Владыка Ветра и Владыка Глубин: Энлиль и Энки. Рассеянно перебирая ногами, я осмотрелась в поисках Гильгамеша и с трудом подавила вздох. Оставаясь в тени одного из фонтанов, мой возлюбленный не сводил с меня тоскующего взгляда.
— Прекрасная Эанна!
Сморгнув, я подняла глаза на Энки, просканировавшего меня плотоядным взглядом, и вежливо улыбнулась:
— Рада видеть тебя, Владыка Приливов.... и тебя, Владыка Ветра!
Энлиль милостивно кивнул, а Энки бархатисто протянул:
— Слышал, как ты поставила на колени Владыку Дуата! Жаль, что мне не пришлось при этом присутствовать.
— В твоём присутствии не было необходимости, — пробасил Мардук, ревниво прижав меня к себе. — Мардук не нуждается ни в чьей помощи, чтобы защитить возлюбленную им деву!
— Так уж и ни в чьей? Разве Бесстрашный Гильгамеш не участвовал в её спасении?
Мне очень захотелось опробовать пробудившуюся во мне силу на «Мудром Энки» или хотя бы залепить ему, чтобы не разбрасывался неуместными намёками. Но Огнеокий Бык только дёрнул широченными плечами.
— Мой названный брат тоже грезит о деве с глазами цвета Неба и бросился на её поиски прежде Мардука. Но дева — будущая супруга Мардука и принадлежит только ему.
— Так и есть, сын мой, — подплыла к возвышению Нинлиль. — Владыка Глубин лишь дразнит тебя, поддаваясь собственной ревности и забывая о приличиях.
Я чуть не застонала — только маслица, подливаемого этой «миротворицей» тут и не хватало! Но Мардук расцвёл счастливой улыбкой и любовно потрепал лапищей по моей щеке. Я даже не смогла выдавить улыбку... До сих пор не относилась к вопросу моего ритуального супружества серьёзно. Но, если бежать не удастся — а этого мне на самом деле хотелось всё меньше — влюблённый Мардук может стать настоящей проблемой. Может, попросту признаться ему во всём? Занятая невесёлыми мыслями, не сразу обратила внимание, что ануннаки, как по команде, поднялись на возвышение, и в зал хлынула толпа незнакомых разряженных божеств. Подойдя к возвышению, они почтительно поклонились. Энлиль их торжественно приветствовал, а те начали по очереди приносить клятву следовать за Черногловыми в огонь и в воду. Я слушала всё вполуха, пытаясь найти глазами Гильгамеша. Но увидела его, только когда официальная часть закончилась, и ануннаки спустились со своего пьедестала. Правитель Урука прошёл мимо, и на мгновение его рука коснулась моей, послав по коже разряд искр. Мардук отвлёкся, приветствуя группку стройных, словно кипарисы, небожителей, выделявшихся кожей эбенового цвета и тонкими чертами лица. А я, воспользовавшись этим, торопливо выскользнула из его объятий. Стремясь как можно быстрее смешаться с толпой, двинулась к уставленным яствами столам, выстроившимся под сенью цветущих миндальных деревьев, но не прошла и половины пути, как над ухом раздался знакомый вкрадчивый голос:
— Уже бежишь от будущего супруга?
Подняв глаза на божество-провокатора, я лишь мило улыбнулась:
— Надеешься, в твою сторону, Владыка Приливов?
Энки рассмеялся.
— Знаю, что нет. Но, на твоём месте, остался бы послушать, о чём Огнеокий говорит с нубийцами, — он кивнул на темнокожих собеседников Мардука. — В какой-то мере, вся эта шумиха с союзниками — из-за тебя.
— Не из-за меня, а из-за нескольких сбрендивших провидиц, обвинивших мою подругу и меня во всех смертных грехах.
— Пророчество, произнесённое столькими устами одновременно, может оказаться правдой, — возразил Энки. — Не знаю, какие беды уже свалились на владельцев твоей подруги, но ты, приворожившая владыку Дуата и посеявшая горькие семена соперничества между Могучим Мардуком и Бесстрашным Гильгамешем, вне сомнения можешь считаться предвестницей грядущих тёмных времён для всех нас.
— Так отдайте меня тем, кто требует моей гибели! — хмыкнула я. — Или "верните" владыке Дуата. Но у вас ведь на меня свои планы.
— Верно, — согласился Энки. — Но дело не только в этом. Ступив на Нибиру, ты стала частью этого пантеона. И неважно, кто ты — рабыня или царица, скорее Вселенная захлебнётся в крови недругов и нашей собственной, чем мы позволим кому-то извне тебя коснуться. Будь пророчество тысячу раз правдиво, никто не посмеет причинить тебе вред, пока жив хотя бы один ануннак.
— Уверен, что на Мардука моя сила не подействует? Может, всё-таки...
— Уверен, моя возлюбленная. Ещё ни разу не видел Огнеокого... таким. Ты действительно завладела всеми его помыслами.
Встреча с представителями союзных пантеонов закончилась под утро, но после неё все, включая игигов, оставили меня в покое на целый день. А ночью пришёл Гильгамеш... Перевернувшись на живот, я провела ладонью по широченной груди и мурлыкнула:
— Как ты меня назвал?
— Моя возлюбленная, — он тотчас потянул меня к себе, но я отдёрнулась и, приподнявшись на ложе, насмешливо сузила глаза.
— И скольких за свою долгую жизнь ты уже называл так, о бесстрашный властитель Урука?
Губы на две трети бога дрогнули в улыбке, в золотисто-зелёных глазах мелькнул лукавый огонёк.
— Ответить честно или разумно?
— Уже ответил! — фыркнула я. — Что ж, тогда моё будущее супружество не должно тебя задевать!
Собралась подняться с ложа, но Гильгамеш, обхватив ручищами, опрокинул меня на подушки и, тотчас склонившись надо мной, зашептал, чередуя слова с поцелуями:
— Твоё будущее супружество меня не просто "задевает", а лишает разума. Настолько, что я готов, рискуя вызвать гнев Мардука, просить его отпустить тебя...
— Отпустить? — обхватив ладонями его лицо, я заставила посмотреть мне в глаза. — Обратно на Землю?
— Всё ещё хочешь вернуться?
Хотела поддеть его, но увидев горечь, мелькнувшую в золотистых глазах, как на исповеди, призналась:
— Не знаю... Точнее... там — мой дом, но расстаться с тобой навсегда было бы выше моих... — губы Бесстрашного прильнули к моим, не дав закончить фразу.
Я с готовностью прижалась к нему, но он почти сразу оторвался от меня и досадливо покосился на сероватый свет, струившийся в опочивальню.
— Скоро взойдёт солнце, и они придут за тобой, чтобы отвести в покои Иштар в Доме Небес. Там будешь находиться до самой церемонии, которая соединит тебя с Мардуком...
— А ты? Будешь по-прежнему приходить ко мне?
— Нет, — с тоской вздохнул Гильгамеш. — До церемонии ты не будешь видеть никого, кроме прислужниц. Даже игиги не смогут навещать тебя.
— И как они это переживут?
— Легче, чем я, — грустно улыбнулся Гильгамеш. — Но прежде, чем состоится церемония, я поговорю с Мардуком. Он не лишён благородства, и, если желание обладать тобой не свело его с ума окончательно, прислушается к моим словам...
— ... и сделает что? — перебила я. — Отступит? Позволит тебе и дальше приходить на моё ложе, которое, по вашим законам, принадлежит ему? Мне не нравится этот план!
— Иного выбора нет. Отвести тебя к Разлому сейчас невозможно. Нибиру окружена очень сильной защитой — преодолеть её незаметно не получится.
— Лучше бы ты подкупил жрецов, и они избрали моим супругом тебя! — простонала я.
Ничего не ответив, Гильгамеш с отчаянием прижался губами к моим, пальцы рук переплелись с моими, и на среднем я ощутила холод металла. Оторвавшись от губ Бесстрашного, я скосила глаза на свою кисть и восхищённо ахнула. Невероятно красивое кольцо, почти закрывшее всю нижнюю фалангу пальца: тонкая вязь из серебра и крошечных алмазов расходилась посередине, будто пещерный грот, открывая в «разломе» две маленькие головки из золота, мужскую и женскую, с почти соприкасающимися в поцелуе губами.
— Подуй на него, — шепнул Гильгамеш.
И, едва моё дыхание «коснулось» кольца, глаза мужской головы сверкнули зелёным, женской — синим светом, а лица приняли черты Гильгамеша и мои.
— Какая прелесть! — вырвалось у меня. — Буду носить его, не снимая!
— На это и надеюсь.
— Подобные подарки тоже дарил многим до меня? — небрежно уточнила я.
— Многим — нет, — уклончиво отозвался Гильгамеш и, снова потянув к себе, довольно улыбнулся:
— Не подозревал, что ты так ревнива!
Я легко толкнула его в грудь и сделала вид, что пытаюсь вырваться из обхвативших меня рук. В глазах Бесстрашного мелькнуло умиление — вырваться из могучих объятий было на самом деле невозможно и, прошептав «моя ревнивица», он прижал меня к себе.
***
Солнце садилось. Небо приобретало тёмно-синий оттенок. У подножия величественного Дома Небес клубились тени. Но вспыхнул один факел, за ним другой, потом третий — и вот уже вся площадь перед гигантским зиккуратом окутана мягким золотистым сиянием. Окна дворца Энлиля — ещё одного архитектурного колосса на противоположной стороне площади, тоже ярко освещены, и я вздохнула, представив, что в одном из многочисленных покоев дворца обретается Гильгамеш. Дни в комнатах роскошного яруса Иштар тянулись ужасно тоскливо. Меня постоянно растирали какими-то маслами, полоскали в настоях, чем-то пропитывали и потом долго расчёсывали волосы... Но ухаживавшие за мной девушки никак не реагировали на попытки завязать с ними разговор, и уже к полудню первого дня я решила, что к церемонии бракосочетания непременно одичаю. Но тут вспомнила слова Энки о том, что мои пробудившиеся силы можно усовершенствовать, и ухватилась за эту идею, чтобы не сойти с ума от скуки. По моему распоряжению в очаровательный садик, окружавший покой Иштар, приволокли сначала скорпионов Адму, потом хищных птиц, потом льва, и я увлечённо "тренировала" на них мою силу. После "тестирования на животных" переключилась на другие формы жизни — и девы, наконец, заговорили! Сила на самом деле была очень мощной, ощущения от обладания ею — невероятными. Если б только она подействовала на Мардука... Оторвавшись от созерцания площади, я посмотрела на подаренное Гильгамешем кольцо. Бесстрашный так уверен, что "беседа по душам" убедит Огнеокого отказаться от прав на моё ложе! Но меня не оставляло скребущее чувство, что уже следующей ночью я окажусь в тишине божественной опочивальни один на один с распалённым страстью Мардуком. Вздохнув в очередной раз, я отвернулась от площади. Церемония уже завтра. И, если слова Гильгамеша на отпрыска Владыки Ветра не подействуют, я пущу в ход весь дар моего убеждения. Мардук влюблён, но, надо надеяться, не опустится до насилия... Едва вошла в покои, девы окружили меня, будто до этого прятались в тенях, переодели в тончайшую ночную сорочку и удалились. А я рухнула на ложе. Все эти дни старательно отгоняла от себя тревожные мысли, и сейчас поддаваться им нельзя. Завтра. Всё решится завтра.