Ты — моя ошибка

Пролог

Я ахнула, когда Марк вошёл в меня одним резким, сильным толчком. Ощущение его внутри было ошеломляющим, опустошительно реальным. Каждая часть моего тела сжалась и потянулась к нему, жаждая быть полностью заполненной. Его сильные руки схватили меня за талию, пальцы впились в кожу, а тяжёлое, почти дикое дыхание разливалось у меня на плече.

— Скажи, что хочешь меня, — прорычал он прямо в мою шею. — Скажи, что ты моя.

Он начал двигаться быстрее, и каждый новый толчок проникал глубже, излучая волны жара, заставляющие дрожать каждую мышцу. Его пальцы вцепились в мои бёдра, с силой прижимая меня к себе, пока он погружался всё глубже и сильнее, полностью овладевая мной.

— Вероника… — его голос был низким и хриплым, переполненным похотью.

Я могла лишь хныкать и стонать его имя между бесстыдными криками удовольствия, отдаваясь этим всепоглощающим ощущениям. Я видела его ухмылку, когда он с новой силой врезался в меня, заставляя мои бёдра выгибаться навстречу его безжалостным толчкам. Каждое движение было грубым, но чувственным вторжением. Он исследовал меня, доводил до предела, ломал мои границы и делал их своими.

Его руки жадно скользили по моему телу, лаская каждый изгиб, прежде чем схватить меня за задницу так сильно, что остались следы. Я извивалась под ним, опьянённая ощущениями, каждый нерв пылал желанием. Я чувствовала его жар, его силу — и это сводило меня с ума.

— Ещё… — выдохнула я отчаянно, не в силах связно говорить.

Он мрачно усмехнулся и одарил меня серией быстрых, беспощадных толчков, заставивших меня выкрикивать его имя. Звуки наших тел, прерывистое дыхание и мои крики смешались в развратную симфонию похоти. Он сжимал мои бёдра, удерживая меня на месте, и вбивался в меня с дикой страстью, гоняясь за собственным удовольствием, одновременно поднимая меня на высоты, о которых я и не подозревала.

— Вероника! — взревел он, когда его тело напряглось в экстазе.

Я почувствовала, как горячая волна его семени заполнила меня, и тут же накрыл мой собственный оргазм. Я закричала, ногтями царапая его спину, моё тело неудержимо содрогалось, словно разрывалось от переполняющей силы. Его вес обрушился на меня, сердце колотилось рядом с моей грудью, а мы оба задыхались и дрожали, скользкие от пота и наших выделений.

Когда туман похоти начал рассеиваться, меня охватило глубокое чувство насыщенности, болезненной полноты. Не только от того, что он всё ещё был во мне, но от самого ощущения принадлежности.

Марк поднял голову, его глаза были тёмными и полуприкрытыми, губы изогнуты в самодовольной усмешке.

— Это было… невероятно, — пробормотал он низким, интимным голосом. — Ты… была невероятной.

Я только блаженно застонала, слишком истощённая, чтобы подобрать слова. Его усмешка стала шире, он наклонился и накрыл мои губы медленным, глубоким поцелуем, в котором отразилось всё его удовлетворение.

Мы лежали, переплетённые, купаясь в сиянии нашего соития. Каждый сантиметр моего тела ныл от его прикосновений и страсти, которой он меня отметил. Засыпая в его объятиях, я знала одно: я его.

Глава 1

Пахнет мокрым камнем и кофе, я вваливаюсь в лобби с коробкой, которая вот-вот расползётся по швам. Дождь бьёт по стеклу как злой барабанщик, с каблука слетает набойка, и я нелепо подпрыгиваю, чтобы не упасть. Охранник на посту морщит лоб, не сердито — по инструкции. Я ставлю коробку на коврик, вытираю ладони о платье и пытаюсь сделать вид, что у меня всё под контролем, хотя контролировать тут нечего, кроме собственного дыхания.

— Девушка, пропуск, — напоминает он, смотрит поверх монитора. — У нас чужих не пускают.

— Я только переждать, — отвечаю ровно. — Пять минут. Дождь льет, видели какой?.

— Понимаю, но правила есть правила, — он кивает на турникеты. — Не задерживайтесь у прохода.

Я машинально трогаю каблук, будто это поможет. Металл хрустит, шпилька сдаётся окончательно. Отлично: одна туфля нормальная, вторая — цирковая. Коробка тяжёлая, документы внутри влажные и, кажется, обиженные. Я подтягиваю её к себе, ставлю так, чтобы не мешать потоку людей с картами и бейджами. В лобби пахнет деловым утром, хотя сейчас вечер; в таких местах время всегда деловое.

— Если хотите, присядьте на лавочку, — смягчается охранник. — Минутку-другую не тронут.

— Спасибо, — говорю. — Сейчас отогреюсь и уйду

Пока стою, двери с шорохом раскрываются, турникеты вежливо пикают, и через них идёт он. Высокий, сухой, собранный. Тёмный костюм, белая рубашка, никаких ярких жестов. Только взгляд цепкий. Он проходит мимо, останавливается на полшага, и из нагрудного кармана выходит белый платок.

— Возьмите, — говорит спокойно.

— Спасибо за проявленную социальную ответственность, — отвечаю я, принимая платок. Ткань плотная, хорошо стираная, без запаха. Странно, как вещь может быть просто честно чистой. — Верну после химической очистки.

— Вернёте, — кивает он, игнорируя колкость. Охраннику кидает короткий взгляд: коротко, по делу. — Добрый вечер.

— Господин Северин, — откликается охранник с подобострастием. — Лифт готов.

Я понимаю, кто передо мной. Тот самый порядок, который любит расписания и ненавидит сюрпризы. Тот, кто по слухам, меняет девушек как перчатки, неадекватный чистюля и крайне неприятный тип, копия своего отца. Он переводит взгляд на мою коробку, на распластанный каблук, на капли на подбородке.

— У вас промокли документы, — констатирует он, словно сообщает температуру воздуха. — И обувь травмоопасна.

— Блестящее наблюдение, — отвечаю я. — Дождь, знаете ли, не знаком с правилами техники безопасности.

Он кладёт на стойку визитку. Белую, как платок, с чёрными буквами без украшательств. Имя, телефон. Никаких «вице» и прочих блёсток. Лаконичность, которая умеет закрывать сделки.

— В девять, — произносит он так, будто эта фраза всегда принадлежала этому месту.

— Что — в девять? Начинается аукцион по продаже душ? — спрашиваю я.

— Приходите, — говорит он, не удостаивая сарказма ответом. — Ресепшен предупредят.

— У меня планы, — парирую рефлекторно. — Например, выспаться и забыть этот день.

— Планы можно сдвигать. Жду вас в девять.

— А вы часто добиваетесь своего таким напором? Или я особенная?

— Хорошо, — он не спорит. — Тогда официально приглашаю вас на собеседование завтра в 9 часов. Мне понравилось ваше портфолио. И чувство юмора.

Он разворачивается. Охранник сообщает про двадцатый этаж, турникет снова вежливо пикает. Северин останавливается ровно на секунду, глядит на мой злополучный каблук.

— Осторожнее на улице, — произносит почти тепло. — Потратить время на травмпункт будет очень не кстати.

— Не беспокойтесь, господин Северин. Если что, подам на город за моральный ущерб и испорченное настроение, — отвечаю вполголоса.

— В любом случае, — он едва заметно усмехается глазами. — До завтра.

— Не до завтра, — автоматически. — До никогда.

— До завтра, — спокойно повторяет он, и это звучит как окончательный приговор. Из лифта дует прохладой, двери закрываются, и вместе с ними закрывается его ровная линия плеч.

Я остаюсь с коробкой, белым платком и фразой, которая больно бьет по ушам. Кто он такой, если решил, что может по щелчку пальцев решить мою жизнь? Видя, в каком я положении, зная, в каком я положении — так небрежно предлагать мне место под его плечом? Чувствую себя униженной. Охранник кашляет и кивает на лавку: мол, сядьте уже, не геройствуйте. Я сажусь. Разглаживаю платок, промокаю лицо, не размазывая тушь сильнее, чем она уже решила размазаться. Платок остаётся белым. Конечно остаётся.

— Он у вас часто такой? — спрашиваю у охранника, пока лобби шумит чужими делами.

— Если сказал — значит, будет, — отвечает тот, понижая голос. — И не кричит, что уже достижение.

— Удобно. Мечта для тех, кто помешан на таблицах и графиках.

— Для тех, кто верит, что слово должно становиться делом, — поправляет он. — Нынче редкость.

Я молчу. Совпадение слов и дел — мой больной вопрос. Сегодня мне выдали коробку и «спасибо за работу». Всё честно, всё подписано. И всё равно зудит под кожей.

Я поднимаю визитку, стираю с неё пару капель. Картона приятно много, типографский шрифт строгий. Хочется положить её обратно на стойку, но почему-то я прячу её в коробку — между папок.

— Хотите скотч? — предлагает охранник, заметив, как коробка гнётся. — Подмотаем, чтобы не расползлась.

— Хотелось бы подмотать мой день, — усмехаюсь, — но давайте хотя бы коробку.

Он приносит серую ленту, и мы вдвоём молча закрепляем углы. Он рвёт зубами, я прижимаю ладонью — командная работа людей, которые вряд ли встретятся ещё раз. Потом он возвращается на пост, а я поднимаю коробку, проверяю, держит ли. Держит.

— Девушка, — напоминает он мягко, — у нас всё же пропускной режим. Вы не обижайтесь.

— Я не обижаюсь, — отвечаю. — В мире просто сегодня очередь из дверей, в которые мне нельзя.

— Дождь всё равно скоро стихнет, — говорит он, посматривая на стеклянную стену. — С такими ливнями всегда так.