Пламя костра лижет мои ноги, обжигает подол платья. Дым разъедает глаза, но я вижу его — Святозара, моего предателя. Он стоит в толпе, опустив глаза, будто стыдится того, что натворил. Но нет, нет стыда в его взгляде — лишь страх перед церковниками, перед их властью.
— Лада! — кричит он, делая шаг вперёд. — Прости! Я не хотел…
— Молчи! — мой крик тонет в рёве пламени. — Ты продал меня за призрачную безопасность, за место подле нового бога!
Священники в чёрных рясах смотрят на меня с презрением. Такими же глазами смотрели на моего деда-волхва, прежде отнять у него жизнь. Такими же глазами выжигали память о наших богах, крали наши праздники, клеймили ведающих ведьмами. Я — последняя травница, целительница из Озерков, и моё пламя станет их кошмаром!
Слышала я от деда, что в заграничной Европе всех ведающих ведьмами называли, да только под тяжёлую руку церкви всех подряд загребали. Сотни невинных красавиц сожгли за зеленый цвет глаз и огненный оттенок волос. А я не была ни рыжей, не зеленоглазой. Круглолицая, румяная, с толстой русой косой, но я была ведой.
Я с ненавистью окинула взглядом представителей церкви, укравших наши праздники и уничтоживших все записи о наших богах до которых смогли добраться. Такие же выдающиеся как я шли по миру и раз носили правду, исцеляет людей, открывали глаза на добровольное вступление в рабство к чужому богу. Ведь вот всех их наговорах, именуемых молитвами, они сами себя так и кликали "раб божий".
Губы церковников шевелятся в молитвах, но я слышу только своё сердце, отбивающее последний ритм.
— Святозар, слушай меня! — через кашель кричу я тому, кого так беззаветно любила, — Клянусь древними богами, клянусь силой трав и камней, призываю Перуна в свидетели, что отомщу тебе! Твой род будет проклят! Каждый твой потомок познает боль предательства! После чего сгинет со свету белого!
Пламя охватывает меня целиком. Боль становится невыносимой, но я продолжаю:
— Пусть даже через века, пусть даже в новом мире — я найду! – снова заливаюсь кашлем от горького дыма, – Найду их всех! И тогда… тогда ты поймёшь, что значит потерять то, что любишь!
Последнее, что я вижу перед тем, как огонь поглощает меня полностью — ужас в глазах Святозара. И тихая, торжествующая улыбка касается моих губ.
Но я тогда ещё не знала, что обещание придётся выполнить самой…
Тьма. Боль. А потом… странные звуки. Гул, от которого закладывает уши. Металлический скрежет. Резкий запах чего-то едкого и незнакомого.
Я пытаюсь открыть глаза, но веки словно свинцовые. Тело не слушается, будто не моё. Каждый вдох отзывается острой болью в груди.
— Жива… слава богу, жива… — слышу я чей-то голос. Мужской. Молодой.
Меня куда-то везут. Что-то огромное, но спиной чувствую нечто гладкое. Грохот, визг, резкие повороты. Меня бросает из стороны в сторону, и я снова проваливаюсь в темноту.
Следующее пробуждение более осознанное. Я лежу на чём-то ровном и мягком. Пахнет травами, но какими-то странными, незнакомыми. Открываю глаза и вижу потолок — белый, гладкий, словно камень, но легче. Ничего подобного я в жизни не видела.
Пытаюсь пошевелиться и чувствую чью-то руку на своём запястье.
— Тише-тише, не напрягайтесь. Вы в безопасности.
Перевожу взгляд на человека рядом. Молодой мужчина. Блондин. Очень красивый. На нём странная одежда, ничего похожего на рубаху или порты. Говорит тоже странно, непривычно произносит вроде бы знакомые слова.
— Вы кто? — мой голос звучит хрипло, незнакомо.
— Меня зовут Максим. Я тот, кто… сбил вас. И я готов понести за это ответственность.
Сбил? Меня? В горячке что-ли? Пытаюсь сесть, но тело не слушается. Оно чужое, слабое.
— Лежите, пожалуйста. Вам нужно отдохнуть. Вы сейчас в лучшей клинике нашего города. Здесь вас подлечат и после выписки я отвезу вас домой.
Лечить меня? Но я же… я же горела! Вспоминаю пламя, крики, лицо Святозара… А потом — темнота и резкие звуки, запахи... Судорожно ощупываю своё тело.
Максим наклоняется ближе, и я замечаю в его глазах тревогу. Он действительно переживает. Но почему? Разве барину может быть дело до какой-то девки? Судя по одежде — барин, но какой-то чудной. Ни парчи, ни кумача, а ткань ровная, гладкая, ни единого шва. Так по сему возникает вопрос - ему надо что-то от меня?!
— Не бойтесь, — словно прочитав мои мысли, говорит он. — Я сделаю всё, чтобы помочь вам. Но надеюсь мы сможем мирно договориться? Камеры в машине всё засняли... Вы сами бросились под колёса. Я не виноват... Но мне не хочется тратить своё время на разбирательства.
Кто снял? Куда снял?
Он продолжает говорить и говорить, но я уже не слушаю. Его слова звучат как загадка. Как будто из другого мира. Из мира, где всё не так, как я привыкла.
Максим достаёт из кармана странный блестящий предмет и начинает с кем-то говорить. Его речь звучит отрывисто и напряжённо.
Вскоре в палате появляется ещё один человек в странной белой одежде. Максим о чём-то тихо с ним беседует, и я слышу незнакомые слова: «компенсация», «медицинское обслуживание», «конфиденциальность».
— Вы согласны не предавать эту ситуацию огласке? — обращается ко мне Максим. — Я обеспечу вам лучшее лечение и полную поддержку.
Я киваю, всё ещё не понимая, что происходит. Этот мир настолько чужд мне, что каждое слово звучит как загадка. Не дам согласие, что будет со мной? Пожалуйста пока тише воды побуду и ниже травы.
Максим достаёт из кармана небольшой гомонок и передаёт врачу чёрную пластинку. Присматривать к написанному на ней - не по нашему. Да что же это такое?! Куда меня черты мои занесли?
— Это на лечение, — объясняет он странному человеку в белом. — И вот моя визитка. Если что-то понадобится — звоните в любое время.
Я прячу лицо под одеяло и слышу как захлапывается дверь. Медленно выглядываю – ушёл. Делаю глубокий вдох, затем выдох, успокаиваюсь. И потсему, что вижу, делаю вывод, что я вовсе не в лечебнице в наших Озерках.
Пролежала я в больнице несколько месяцев; медики часто шептались о реабилитации, сестры приходили убраться в палате по расписанию, а я лежала почти без движения со сломанными ногами и сотрясением мозга, считая дни, словно зернышки на нитке. Скуку разбавлял телевизор, чудо прогресса, о котором в мои времена даже в сказках не сказывали. Хотя в сказках было нечто похожее - свет зеркальце. Вот через него по приданиям могущественные волхвы и Веды могли на весь мир глядеть. А моя весна проходила мимо окна.
Благодаря телевизору я узнала о многих вещах в этом мире, особенно мне нравилось смотреть новости и познавательные программы. Так я постепенно поняла в каком времени нахожусь и как сильно изменился язык. С дня моего сожжения миновало почти полное тысячетеление.
Слова стали короткими, речи рваными, не льется говор больше как ручей по камушки. У нас каждая буква смысл имела. Однако грамоте обученных было один два человека на село. Потому радуюсь, что люди учиться могут вот так, даже не вставая с постели. Знания - свет. Как сейчас помню первый день в больнице. И почему больница, а не лечебница? Здесь больно делают, а не лечат что-ли? В тот день ко мне в палату вошла женщина в в белой одежде.
— Алиса Самойлова, пора пройти обследование, — произнесла она.
Я замерла. В голове пронеслось смутное воспоминание, словно тень — и молчала я преднамеренно.
— Вы меня слышите? — женщина подошла ближе. — Алиса, нам нужно пройти несколько процедур.
Я качнула головой.
— Вы ошиблись. Я не Алиса.
Женщина переглянулась с кем‑то в коридоре. В палату вошёл ещё один человек в белом и с прибором в руках. Он сел рядом, надел мне на руку широкий браслет и тыкнул в маленькую коробочку. Коробочка заревела, зажужжала, и я вздрогнула.
— Не бойтесь, это тонометр. Мы померяем давление, потом — МРТ. Просто полежать внутри аппарата.
Показания дисплея одобряюще мигнули:
— Сто двадцать на восемьдесят. Хоть сейчас в космос, — пробормотал лекарь, будто гордился своей машиной.
— В космос? — с ужасом переспросила я, не зная, что это за космос такой в который они мени спихнуть хотят. Может надоело им меня лечить таку бестолкову.
Без лишних слов меня усадили в кресло на больших колёсах и повезли по длинному коридору. Ходить я сама не могла: ноги были в гипсе, обмотаны тряпками до колен, и каждое движение давалось с трудом. Ощущение, что мои кости затянуты глиной доставляло беспокойство. Стены здесь были гладкие, будто выточенные из одного куска камня, и звуки отражались от них, образуя странный, тугой гул.
Я смотрела через прозрачную преграду на огромную трубу аппарата и не могла ни слова вымолвить.
— Куда вы хотите меня положить? Это же каменный змий! — проревела я.
Медсёстры старались сохранять спокойствие, как будто я говорю на каком‑то своём родном диалекте.
В кабинете с аппаратом становится ещё хуже: меня укладывают на холодный металлический стол и пристёгивают ремнями.
— Это для вашей безопасности, — объяснил врач, когда я начала заметно нервничать.
Когда стол задвинули в трубу, в горле пересохло. Стены словно сжимались, и дыхание стало редким.
— Не могу… выпустите! — закричала я, – Пустите ироды!
Однако они продолжали нажимать кнопки. Магнитный гул напоминал рой пчёл; вибрация била в ребра, как предвестник грозы.
Позже мне рассказали, что следующая процедура называлась КТ. Она оказалась не столь страшной: я лежала, как скоморох на ярмарке в шапочке с верёвочками, недовольная и сердитая. Брать кровь меня пугало сильней всего: эти иглы я никак не могла принять. Мой дед никогда кровопусканием не занимался, называл это «чужим ремеслом», а тут люди без зазрения совести втягивали в иглу кровь человека.
Каждый анализ — новый удар по душе. Я не понимала, как можно доверять этим железкам и трубам, когда раньше лечили травой и молитвою. «Золото не лечит, корень лечит», — проворчал бы дед мой, и я с ним согласна: не та сила в блеске, а в корне да в траве.
К вечеру я окончательно убедилась: попала в иной мир, где всё перевёрнуто. Имя — чужое, тело — чужое, и всякое понятие о привычном быте повёрнуто наизнанку.
Вечером та же женщина в белом принесла поднос с едой; запах был привычен и тёпл, но посуда казалась мне чересчур искусной.
— Покушайте, вам нужно набираться сил, — улыбнулась она и поставила тарелку.
Я с подозрением разглядывала кашу и суп.
— Что это? — указала я на непонятную массу.
— Овсяная каша, — ответила она. — Ешьте, не бойтесь.
Я отодвинула тарелку и взялась за бульон — дед-то говорил: "Хороший бульон — лучше всяких медицин".
В этот момент в дверь постучали. Вошёл Максим; на лице его читалось озабоченное участие.
— Как она себя чувствует? — спросил он у медсестры.
— Вроде неплохо, но есть проблема, — понизила голос сестра. — Кажется, не помнит элементарного.
Максим сел рядом и мягко взял меня за руку.
— Алиса, как вы себя чувствуете? — спросил он.
Имя вошло в мою голову, как чужой ключ, и не подошло к замку. Я уже не была так напугана мужчиной; наоборот, разглядывала его смело: светлые русые волосы, голубые глаза, правильные черты. Не мальчик, а— мужчина в рассвете своих лет, с лёгкими морщинками под глазами.
— У неё полная амнезия, — вбежал в палату врач. — Не помнит даже своего имени.
Максим вздохнул тяжело.
— Что же нам теперь делать?
Они говорили обо мне, будто меня здесь и вовсе не было: как о ребёнке, которого надо опекать. Мне это не нравилось. Словно я действительно недоразумение.
— Нужно быть терпеливыми, — сказал врач. — Постепенно память может вернуться.
Максим снова посмотрел на меня с жалостью. Жалость — удобная вещь, думала я, словно тёплая переносица для льда. Она греет, но не даёт силы.
Вечером, когда палата опустела, я лежала без сна и слушала чужой мир. Они считали меня беспомощной, но внутри горела другая правда: моя душа помнила куда больше. "Не всё то золото, что блестит" — говорила мне внутренняя мудрость. Я посчитала: пока пусть думают, что я слаба. Пусть считают — это пойдёт мне во благо.
Пустовавшая несколько месяцев квартира была вся в пыли. Ну что же, засучим рукова и за дело! Я взяла в руки тряпку и оценила объем работы: пыль везде, в воздухе затхлые запахи из-за закрытых наглухо окон, местами на стенах висела бумага. Первым делом открыла настеж окно, впуская свежий воздух.
Уборка шла медленно — шкафы, полки, пыль с рамок; каждый предмет проходил через мои пальцы, изучался и возвращался куда ему положено. Я укладывала вещи в их привычные места не столько ради порядка, сколько ради обмана: пусть все кто в этот дом вхож думают, что это дом Алисы, а я — что дом не выдаст мою тайну раньше времени.
В старом кармашке сумки, которую я ещё не успела разобрать, наткнулась на конверт. Сначала подумала, что бумажки — чей‑то мусор; но он был плотный, аккуратно запечатанный. Внутри лежали пять купюр с надписью "билет банка России" номиналом в тысячу рублей. Я с сомнением повертела деньги в руках. Тысяча рублей в мои времена могла обеспечить целый город зерном и скотиной. Даже не знаю сколько сейчас потребностей можно закрыть этими деньгами...
Я прижала деньги к груди и тихо улыбнулась: «Мал золотник — да дорог», — пронеслось в голове. Надеюсь эта сумма сможет покрыть одну маленькую потребность: приличное платье. Не то чтобы я мечтала о роскоши — для меня «приличное» значило скромно, но честно: длина до щиколотки, рукава не короче локтя, узор без пошлости. В этих вещах тело кажется хозяином, а не выставкой.
Я не стала ждать. День был ясный; уличная суета казалась мне шумом чужого праздника. Магазин был недалеко — несколько остановок пешком. Прохожие были одеты по новомодному, словно пришлые: одежды короткие, узкие и ни на ком обережной вышивки. Чего добились церковники? Люди забыли свои корни, кругом распущенность... Я пересчитала деньги ещё раз и вошла в огромное стеклянное здание с сияющей вывеской "Торговый центр Сияние".
В торговом центре было множество стеклянных кабинок с товарами на любой вкус. Какое-то время я просто ходила и разглядывала витрины, ловя недовольные взгляды продавцов. Проходя мимо очередного стеклянного помещения я остановилась перед тёмно‑зелёным платьем с рукавами, собранными в локте, и с подчёркнутой талией. Оно было не модным, но говорило: «здесь живут порядок и достоинство». Вывеска гласила "Бутик #7 ИП Коновалов М. Ю. "
Не знаю что значит это ИП, но бутик видимо название лавочки. Продавщица улыбнулась удобной улыбкой, видимо обрадованная, чтот кто-то обратили внимание на завалявшийся в магазине товар и помогла примерить. В зеркале я увидела не Алису из снимков в открытых тоненьких платьях, едва годившихся на сорочку для пробуждения интереса у остывшего супруга, а женщину, которая умеет держать слово и умеет ждать. «Пусть думают, что хотят», — подумала я, уловив перешоптывания и смешки девушек в магазине. Сейчас я чувствовала силу в кожухе этого платья.
– Сколько просите за это платье? – поинтересовалась я у продавщицы.
– Семь тысяч! – уверенно ответила она.
– Семь тысяч?! – я испуганно принялась снимать с себя платье, – Ужас какое дорогое!
– Подождите, – девушка мягко схватила меня за руку, – Мы можем вам сделать скидку, так как оно последнее.
Слово "последнее" прозвучало неестественно, фальшиво. Я уверилась в своих выводах.
– И сколько? – уточнила я.
– Пять тысяч! – весело ответила девушка и продемонстрировала растопыренную пятерню.
Я подумала, что это все деньги, которые у меня сейчас есть, но согласилась, так как ходить в вещах Алисы для меня, что голой перед честным народом расхаживать.
Я расплатилась наличными. Купюры тихо шуршали в ладони, как будто одобряли сделку. Возвращаясь домой, я думала о том, как мало порой нужно для того, чтобы обрести форму: платье, чистота, небольшой запас наличности — и мир кажется чуть более управляемым. С последним вырисовывалась большая проблема.
Был уже вечер, когда я подошла к подъезду. Свет фонарей тонко вырисовывал тени на ступенях. В подъезд я вошла осторожно— шаги мои были как у зверька, что чувствует чужую тень.
Возле моей двери кто‑то стоял в темноте. Мужчина резко выскочил из тени, заметив мое приближение, одновременно с ним под потолком загорелась лампочка. Я не узнала его по голосу, да и не могла узнать. Но тон у мужчины был такой, словно он привык мне приказывать и кричать. Сердце подскочило не от страха за тело, а от поднявшейся из неоткуда старой боли. Неужто часть воспоминаний Алисы осталась в виде душевных откликов?
— Значит, ты жива, — сказал он. Его лицо было острее, чем мне хотелось бы; глаза — серые, потускневшие, холодные и знакомые. — Думала, что я больше не вернусь?
Я сделала шаг назад, но ступень под ногой держала уверенно. «Не всякая буря ломает корень», — подумала я. В голове перебежали варианты: крик, бег. Я выбрала — молчание.
Он подошёл ближе, и в его руке мелькнул предмет — тот самый, который я хорошо знала: сумка с моими документами и вещами, что оставалась в коридоре. Его голос стал тише, но оттого не менее тяжёлым.
— Ты думала, что всё прошло гладко? — прошипел он, оценивая взглядом мое новое платье. — Взяла денежки и не поделилась?! Как же ты была послушна когда стояла у дороги — помнишь? — это я тебя подтолкнул. Я заставил тебя прыгнуть под колёса. Где деньги которые дал тебе этот мажор? Ты должна со мной поделиться!
Слова упали на меня, как лед. В груди стыло оттого, что прошлое Алисы внезапно приобрело лицо, и это лицо не собиралось молчать. Я ощутила не столько физическую боль, сколько сочувствие к бедной девушке, жизнь которой оборвалась из-за этого мужика. Но так же мелькнула благодарность, что судьба позволила мне занять её тело. Его признание — хуже любого удара: правда, явившись, облегчает дух, но рубит опору.
Я не закричала. Крик выглядел бы глупо, ведь в теле Алисы теперь я – Лада. А лада не кричала и не плакала даже когда горела в пламени костра. Вместо этого я шагнула вперёд и посмотрела ему в глаза, как будто мерила его на прочность.
Разговор с бабой Машей открыл мне многое. Во-первых: Кирилл - муж Алисы, точнее уже бывший муж, преследует её уже больше года. Они развелись из-за того, что Кирилл сначала пить начал, да Алису покалачивать. А потом азартные игры и наркотики подтянулись. Ладе даже слушать было противно обо всех издевательствах Кирилла. Во-вторых: у Алисы был большой долг перед банком. Она взяла кредит на машину, ещё когда жила с Кириллом. За время, которое я лежала в больнице, платежи естественно никто не вносил, что грозило мне большими проблемами. Не знаю как в это время, в наше время ростовщики могли всё отобрать за долги. Оставаться на улице без денег и работы мне естественно не улыбалось. Но и платить было нечем. Поэтому вопрос о работе стал теще острее. Но на любую работу я не могла пойти, потому чтотне было у меня образования. А Алиса работала продавцом в магазине, и хорошо владела счётом.
- Ирод этот, будь он не ладен, машину то разбил, а долг на тебе и остался. - сокрушалась Мария, - И ничего ему не было. Как с гуся вода. Хорошо, что не убил ни кого в аварии, лишь забор пострадал, да машина твоя.
Баба Маша перекрестилась.
- Мне это сложно понять. - ответила, осознавая всю сложность современных законов.
- Ты, Алиса, если делать что-то надумаешь, ко мне зайди сначала, посоветуйся. - по матерински нежно похлопывая меня по плечу, предложила баба Маша. - У меня внук юрист. А у тебя и родственников нету, буду тебе за вместо бабушки. Мне ведь почитай девяносто лет уже. А может тебя с внуком моим познакомить, а?
- Ох и хитра ты, баб Маш. Приютила, обогрела, да сразу за муж советуешь, пока тепленькая. - отшутилась я тогда.
– А чего тянуть? Помру вот и правнуков не дождусь.
Я ушла от нее в приподнятом настроении. В моей квартире было прохладно - окно до сих пор было открыто и с наружи дул прохладный ветер. Я выглянула в окно и принюхалась.
–Дождь будет.
Захлопнув окно, оценила беспорядок, оставленный Кириллом. В поисках денег он покидал все вещи из шкафов на пол, покидал содержимое всех ящиков, фотографии и книги, и потоптался по ним. Вернулась к входной двери и закрыла дверь на цепочку, как мне баба Маша посоветовала, провожая до порога своей квартиры. Белый лохматый Цезарь тоже провожал меня с радостным лаем. Вообще мне баба Маша мою бабулю напомнила. Такая же маленькая, щекастая и с выцвешими когда-то голубыми глазами. Но при этом щёчки её возраст не забрал, как в юности круглые да румяные. Только вот руки у нее совсем сил не имеют, пальцы дрожат, от того Цезаря и держит на широком поводке, что тоненький взять крепко не может.
На уборку всего, что было разбросано я потратила больше часа. Устала как лошадь, но спать не легла.Передо мной сейчас остро стоял вопрос денег.Чтобы их заработать мне нужно удачу привлечь, чем я и вознамерилась сегодня заняться. Оглядев порванное платье, бывшее ещё сегодня новым, переоделась в одно из платьев Алисы, сильно не думая как оно выглядит. Хоть мне и были неривычны короткие платья, это было хотябы до колен и с широким куполообразным подолом. Расправив на сером платье с коротким рукавом и мелким узором из белых ромашек невидимые складочки, села на диван и испуганно подскочила, когда громко закричал телевизор. От усталости и рассеянности я не посмотрела и села на пульт.
– Вот бесовская игрушка! – ругалась я, нажимая все кнопки подряд на пульте, от испуга забыв, какая из них выключит это чудо современных технологий.
Преисполненная негодования, я подошла к орущему на весь дом телевизору и выдернула шнур из розетки. В наступившей тишине было какое-то родное успокоение. Чуждо мне все это! Стены чужого жилища давят.
Схватив с полки в коридоре ключи и сумку с паспортом, спасибо той же бабе Маше, что посоветовала в город без документов не ходить( с моей-то памятью), я вышла наружу и выскользнула на свежий воздух.
Ляпота! Что может быть прекраснее звёздного неба над головой и чистого, ну почти чистого воздуха в начале лета? Ещё не жарко, но уже и не так холодно. В мои времена не было этой осязаемой вони он ревущих вокруг машин.
– Итак, – сама себе коментировала я, – Чтобы поймать удачу, нужно от негатива избавиться. Где-то я тут шиповник днем видела. Сейчас мы сделаем обережный мешочек.
И я действительно пошла по улице в поисках кустов шиповника, которые видела из машины Максима.
– Нашелся! – обрадовалась еще не завявшим цветам на кусте.
Цветов мне тут на обережный мешочек точно хватит насушить, да еще пару веток сорву для венка с полынью и на дверь определяю, чтоб нас нечистыми мыслями ко мне не приходилось никто. Думаю в квартире найду хоть одну шёлковую тряпицу, чтобы этот самый мешочек сшить. Мимо изредка проезжали машины, ослепляя меня фарами. Где-то рядом пролетали мотоциклы, противно и громко ревя своим металлическим нутром. Я так увлеклась своим занятием, что не сразу услышала крики о помощи. Когда крик долетел до меня второй раз я выпрямилась и обернулась в его сторону.
Кричала девица на другой стороне двора. Какой-то супостат тащил её на плече к своей машине. Не долго думая, я рванула в их сторону с букетом колючего шиповника, пробегая мимо детских кочелек, отправила дереву короткий наговор на защиту:
Упавшая полусухая ветка в тот час же оказалась в моих руках. Пока я до бежала, мужчина уже затолкал деваху внутрь салона и закрыл дверь. Удар! И безвольное тело опало на землю как мешок картошки.
– Вы в порядке? – спрашиваю, открывая дверь и вглядываясь в лицо голубоглазой девицы с белыми как снег волосами.
– Д-да, – заикаясь и сквозь слезы отвечает она.
Позади меня раздаётся неприятный двойной сигнал и мигает свет.
– Руки над головой и не двигаться! – кричит подбежавший ко мне мужчина в причудливой кепке, чёрной одежде и и светящейся жилетке, и тычет странной штукой в лицо.
– Меня, меня похитили! – кричит, выбираясь из машины спасенная мной девица, – А девушка меня спасла. Вот этот похитил.
– В участке разберемся! – грубо ответил он, но странную штуку убрал в треугольную сумку на поясе, – Садитесь в машину. Сабчук, вызывай скорую!
Дорогие читательницы и читатели, книга участвует в конкурсе "Чай с корицей". Прошу максимальной помощи от вас. Очень нужны звездочки рейтинга и коментарии. Чтобы повысить рейтинг, нужно открыть информацию о книге, и рядом с медалькой нажать на звездочку. Чтобы оставить комментарий нажмите на главу когда до читаете и плашка комментариев всплывет. После главы тоже есть возможность оценить саму главу.
P. S. Плюс в карму если найдете ошибку и напишите о ней, чтобы я могла исправить. Очень жду ваших отзывов. 🥰
– Максим! – возмутилась Ира, – Алиса спасла меня! И я не позволю тебе так с ней разговаривать!
Ира встала между нами, подтверждая свою готовность встать на мою защиту.
– Живо в машину! – рявкнул Максим.
– Ну, Макс! – закапризничала Ира и как маленькая девочка затопала ножками.
– Я с тобой дома поговорю! – словно грозный родитель заявил Максим и, демонстративно открыв дверь черной машины, усадил в неё Иру и обернулся ко мне – Спасла, говорите?! От чего?
Сначала я вскипела изнутри и хотела высказать, что я думаю о таком отношении и обращении ко мне, но... Вдруг вспомнила, что вообще-то у меня в руках до сих пор букет из шиповника, цветы которого вянут, вместо того чтобы бережно сушиться, ожидая превращения в оберег и этому Максиму я ничего не должна.
Даже его на первый взгляд благородный жест оплатить мое лечение был ничем иным как способ отбелить своё имя. Если меня толкнули под колеса его машины и он не виноват, то тогда зачем покупал своё спокойствие? Видится мне, что всё же была в том событии и его вина тоже. Поэтому быстро сменив гнев на милость, резко развернулась и пошла своей дорогой. И не важно, что даже не знаю в каком направлении идти.
– Стой! – крикнул Максим и схватил меня за руку, – Я не разрешал тебе уходить!
– Я не ваша крепостная! – возмутилась я и выдернула руку из его крепкой хватки, – Вольна идти куда хочу!
Стекло в машине опустилось и наружу высунулась Ира.
– Если что крепостное право отменили в тысяча восемьсот шестесят первом году! – нравоучительно сообщила она.
– Что вы обе несёте?! – возмутился Максим и взъерошил свои светлорусые волосы, – При чем здесь крепостное право?
– Так к слову. – Ира снова спряталась в машине, – Для тех людей, кто еще считает, что могут указывать другим как жить...
– Я запрещаю тебе общаться с этой Женщиной! – безапелляционно заявил Максим.
Ира вспыхнула краской и выскочила из машины, набрасываясь на брата и тыча ему в грудь пальцем. Маленькая юная девица ощетинились как кошка на большого и сильного льва. Максим был высокий и крепкий, а Ира ему чуть до подбородка ростом.
– Ну уж нет, – шипела она, – Я уже достаточно взрослая чтобы выбирать себе друзей!
– Взрослая?! – Максим усмехнулся, – Это поэтому мы стоим посреди ночи возле отдела полиции? Поэтому меня ночью будит звонок и я узнаю, что ты не спишь у подруги, как мне обещала?
Ира сдалась под натиском правды и вины и отступила.
– Неделю домашнего ареста! – объявил Максим, – Нет, месяц будешь сидеть дома!
– А институт? – пропишала Ира.
– Будешь ездить с водителем! – Максим пригрозил ей пальцем.
Я не выдержала и хихикнула, чем случайно привлекла внимание Максима.
– Вы находите это смешным? – спросил он, буравя меня взглядом.
– Вы похожи на отца с дочерью, хоть и молоды чтобы быть ей отцом. – пожав плечами и улыбаясь, ответила я, – Больно строги. Хоть я и не оправдываю её. Все же не гоже незамужней девице расхаживать в таком виде ночью, да ещё и одной.
Максим как-то странно на меня посмотрел. Сначал в его лице промелькнуло удивление, затем интерес, а после появилось презрительное выражение. Глаза сверкнули и он опасно приблизился.
– Не тебе мне говорить о порядочности. – обжигая дыханием, прошептал он мне на ухо, – Я навёл о тебе кое какие справки.
– О чем вы говорите? – отстранилась я.
– Я же сказал ещё в больнице, что твой прыжок под колеса моей машины записан на видеорегистратор. Так вот там мелькнул очень интересный кадр. – он хищно прищурился, обдав льдом голубых глаз, – Твой муж, который оказался весьма интересной личностью.
– Бывший! – поправила я, подняв вверх палец.
– Бывший или нет это не важно, – Максим снова шагнул ко мне, вынуждая сделать ещё один шаг назад, – Он крутился вокруг меня в течение недели, явно вычисляя привычный маршрут. Хотели денег срубить по быстрому?
– Больно надо! – огрызнулась я, ещё раз отступая назад, переполненная злостью на него, на Кирилла, на Святозара, на весь мужской род в целом, и споткнулась за кирпичное ограждение клумбы за спиной.
Взмах руками для поддержки равновесия, но тело плавно падает назад в сопровождении моего удивленного писка. Затем захват моего запастья крепкой мужской рукой и рывок вперёд. По инерции продолжаю движение и останавливаюсь лишь от удара об крепкое мужское тело. Чувствую как вторая его рука крепко удерживает меня за талию и заливаюсь краской. Резко толкаю его в грудь и отстраняюсь, отворачивая горящее от стыда лицо. Эта неожиданная близость к этому мужчине заставила биться моё сердце как бешеное. В мои времена даже за руку постыдно было держаться, а тут оказаться в объятьях, да на людях! Стыдоба-то какая. С трудом подняла глаза на мужчину. Максим выглядел растерянным не менее меня.
– Вы в порядке? – откашлявшись, спросил он.
Я́ просто кивнула и принялась собирать ветки шиповника, рассыпавшиеся во время моего падения, пытаясь успокоить взволнованное сердце.
– Глупое сердце. – бурчу тихо себе под нос, – Чего трепыхаешся невольницей в клетке? Али магия какая на этом молодце?
Возникло неловкое молчание, которое поспешила разрядить Ира. Она снова выскользнула из машины и подхватила брата под руку.
– Братик, а может кофе попьем? – медовым голосом предложила Ира, – Думаю нам стоит получше узнать Алису. Я не верю, что девушка, которая самоотверженно бросилась отбивать другую девушку из лап похитителя, может быть такой какой ты её только что описал. Тем более у неё амнезия и она не может опровергнуть твои обвинения или извиниться за свои действия...
– Тебя пытались похитить? – глаза Максима расширились.
– Ерунда, – отмахнулась Ира, – Обошлось же.
Максим закатил глаза и обречённо вздохнул.
– Чувствую, что без кофе нам точно не обойтись! – согласился он, одарив нас обеих строгим взглядом.
– И поесть бы. – с улыбкой предложила Ира.
– Хо-ро-шо, – по слогам отчеканил Максим, кидая взгляд на круглые позолоченные часы, – Садитесь в машину. Мне уже через несколько часов на работу.
Как бы мне не хотелось поспать после такой волнительной ночи, встала я как только солнышко коснулось через окно до моего лица. На часах семь утра, получается я поспала от силы полтора часа. Умылась, включила чайник, хвала богам за это чудо цивилизации, и заварила чай. В шкафах мышь повесилась, хорошо, что ночью поужинала. Поглядывая в окно во двор и прихлебывая горячий чёрный чай без сахара, я изучала мир в котором живу.
– У меня сегодня первый рабочий день. – сама себя похвалила, – Только пока не знаю какая работа меня ждет?
Время ещё есть, чтобы подобрать себе приличное платье. Конечно приличное для меня. Оценивая одежды прохожих вчера и сегодня с утра я наконец-то поняла, что одежда Алисы ничем не отличалась. Однако, все платья не нашли во мне отклика, поэтому я обратила внимание на порванное Кириллом. Руки у меня с нужного места, нитки в квартире нашлись, время до выхода есть. Поэтому ставлю заплату на подол и принимаюсь за вышивку. На вечорках зимними вечерами я в скорости вышивания и искусности узора не отставала от более опытных мастериц.
Спустя четыре часа я осматривала себя в зеркало. Темно зелёное платье до шикотолок с рукавами в три четверти и аккуратным вырезом на груди украсила веточка смородины, скрывающая заплату. Рыжие густые волосы красиво легли в пышную косу. Так как я считаюсь не замужней, то имею право ходить с одной косой и вплетать в волосы ленты. Получилось довольно приглядно. Ну что же, пора выдвигаться. Поскольку денег у меня совсем не осталось, то мне стоит выйти сейчас. До торгового центра идти не долго, но мне не хочется сидеть в душной квартире.
Хватаю сумку, ключи и на улицу. В припрыжку спускаюсь по лестнице и замираю. У подъезда стоял черный Вольво, а возле него с недовольным видом, сложив руки на груди стоял Максим. Рядом с ним суетилась Ира в белом спортивном костюме.
– А я говорю пошли! – требовала она и пыталась расцепить его руки, – Ты же знаешь в какой квартире она живёт?
– Сама выйдет! – ворчал он, отворачиваясь от нее, встретившись взглядом со мной.
Он сразу выпрямился, засунул руки в карманы брюк и кивнул мне в знак приветствия.
– Алиса! – заметив меня, замахала обеими руками Ира, – А мы приехали подвезти тебя!
– Благодарю, но не стоило так беспокоиться. Тут недалеко и могу пешком дойти. – ответила я.
– Я же говорил. – хмыкнул Максим, скользя по мне взглядом, с удивлением задерживаясь на вышивке.
Я покраснела, подумав о том, что он заметил заплатку на подоле. Не знаю с чего вдруг стыдиться стала, ведь раньше и не в таких одеждах ходила. Нервно теребя ткань, я чуть повернулась, чтобы вышивку стало не видно.
– Отлично выглядишь! – неожиданно сказал Максим.
– Что? А, благодарю.
– Откуда такое чудесное платье? – Максим улыбался, а в глазах читался не поддельный интерес.
– Это? – зачем-то переспросила я, словно у меня еще какое-то платье есть прямо здесь и сейчас, – Из торгового центра.
– Сияние? – уточнил он и почему-то приосанился.
– Максим, – вмешалась Ира, – Ты что не узнаешь платье из своей же прошлой коллекции?
– Вашей коллекции? – переспросила я.
– Так ведь мой братик знаменитый в Озерске модельер! – присполненная чувства гордости за талант брата, пояснила Ира, – У нас и бутик есть в Сияние. Между прочим не единственный.
Максим медленно обошёл меня и снова принялся рассматривать вышивку.
– Интересно, – комментировал он, – Сама сделала?
– Сама. – ответила я, всё ещё краснея.
– Немного бедновато, не хватает деталей. – дал оценку он наконец-то.
– Так что успела за утро, то и есть. – пояснила я и нахмурилась, – А что это вы меня так разглядываете? Не знала я, что это ваш магазин!
Максим сделал вид, что не видит моего недовольства и снова спросил:
– А если больше времени будет, что сможешь сделать?
– Много могу. – ответила я, – Только вам оно на что?
– Я передумал! – хлопнув по карманам, заявил он, – В магазин я тебя устраивать не буду. Едем в мастерскую!
– Зачем? – удивилась я.
– Посмотрим, что ты умеешь. – он открыл для меня заднюю дверь
– А я?! – запротестовала Ира, – Я тоже с вами хочу!
– А тебя я сейчас заброшу в институт! И только попробуй прогулять! Вечером заберу.
Я улыбнулась. Ну точно вылитый строгий папенька. Ира надула губы, но в машину села. Пока мы ехали до её института, в машине никто не проронил и слова. И только когда мы остановились, Ира вышла из машины и на прощание сказала:
– Увидимся после занятий, Алиса.
– Учись хорошо! – напутствовала я, улыбаясь.
Ира хоть и взрослая девица уже, девятнадцать годков, но вела себя как дитя малое. С этими мыслями я проводила её взглядом и снова поехала в тишине.
Максим всю дорогу молчал. Молчал и когда мы доехали мастерской, когда открывал мне дверь тоже молчал. И так же ни слова не сказав провёл внутрь святая святых, где рождались его шедевры, больше похожее на маленький завод. Большое кирпичное здание на окраине, шлагбаум и охрана. Он так же не проронил и слова пока вёл меня по цеху, в котором мастерицы занимались пошивом одежды. На нас бросали заинтересованные взгляды, с Максимом уважительно здоровались, а он в ответ вежливо кивал. И только когда мы вошли в отдельный кабинет, где на столе лежали выкройки, а вдоль стен стояли куклы в полный рост, одетые в разного вида платья, он наконец-то произнёс:
– Какой фасон тебе больше нравится?
– Какой кто? – не поняла я.
– Фасон платья. – Максим указал на куклы, – Выбирай любое платье нсделаекене и продемонстрируй мне своё видение.
Я осмотрелась. Больше всего мне приглянулось пышное струящееся в пол. Оно было цвета цветов сирени, светлое сверху и постепенно темнее к подолу. Только не понравилось мне, что верхняя часть была пошита из прозрачной ткани и зона груди открыта, да лямки тонкие. Под прозрачной тканью был виден корсет в цвет платья, а подол гладкий словно шёлк.
– Я могу изменить что хочу? – решила уточнить.