Ты моя свобода

Глава 1

Ассоль

- Я хочу тебе кое-что показать.

Когда Руна так говорит, мне хочется зажмуриться. Ее секреты могут дорого мне обойтись. К сожалению, отказаться не возможно. Только Меннерс может сказать «нет» своей дочери. И не потому, что она его единственный ребенок и любимица. Это вопрос принципа, а принципы Меннерса обходятся всем, кто хоть как-то от него зависит, еще дороже.

Она берет меня за руку и ведет к лифту в конце коридора. Красная лампочка загорается, когда она нажимает на кнопку. Мы стоим, почти касаясь друг друга подолами платьев, наши фигуры отражаются в отполированной стали дверей.

Нас можно принять за близнецов. У нас одинаковый рос и вес, и, благодаря краске «Пепельный блонд» от Эстель де Люкс, одинаковый цвет волос. Только она полностью натуральная, а я подделка. На самом деле, мои волосы напоминают цветом красное дерево, так что посещение мастера из салона красоты раз в две недели – обязательное условие моего контракта. Каждая калория в моем меню точно рассчитана, и я, наверное, должна благодарить Вселенную, что Руна унаследовала широкую кость своего отца, иначе меня заморили бы голодом. При всех ее усилиях сбросить вес, моя грудь меньше, а бедра уже, однако, в этих вечерних платьях с их пышными юбками разница практически не заметна.

Мелодичный звонок сообщает о прибытии лифта. Двери открываются, и Руна снова дергает меня за руку:

- Идем.

Мы дружно делаем шаг внутрь. Я смотрю на свои часы, это не усыпанные бриллиантами Пармиджиани, но очень хорошая подделка:

- Мы опоздаем.

Ее палец с идеальным маникюром скользит по панели с кнопками:

- Подождут.

- Твой отец будет недоволен.

Я не хочу злить Хэма Меннерса. Конечно, он и пальцем меня не тронет, но, честное слово, лучше бы избил до полусмерти.

Руна морщит нос:

- Я вообще не хочу никуда ехать.

Я стараюсь придать моему голосу бодрое звучание:

- Но сегодня твоя помолвка.

- Вот именно. – Она вздыхает, затем смотрит мне в глаза: - Я не хочу выходить за Леона Ганувера.

У меня нет ответа, тем более оптимистичного. Я не знаю Леона, и она тоже. Брак заключают две семьи – Гануверы и Меннерсы. Оба клана составили первичный капитал на контрабанде, но вложили его в разные проекты. Гануверы прибрали к рукам оружейный завод, а Меннерс начал скупать земельные участки вдоль береговой линии в своей родной Каперне. Когда на противоположной стороне Адриатики грянула война, они с удвоенной энергией приступили к эвакуации части населения нескольких стран, по непонятным мне причинам признанного «недолюдьми». Рейхсмаркам, лирам и франкам Меннерс не доверял, так что беглецы платили драгоценностями и предметами искусства. По слухам, не все из этих богатых изгнанников достигли безопасных берегов Иллирии. Зато теперь стены Палаццо Меннерс украшали Дега, Ренуар и даже Боттичелли.

Лифт останавливается в подвале, где находится гараж, но Руна не торопится выходить. Она нажимает на панели несколько кнопок, двери снова закрываются, и мы спускаемся еще ниже. Под гаражом есть еще один этаж. Мы выходим в короткий коридор. Срабатывают невидимые датчики, и включается голубоватый верхний свет. Здесь прохладно, но воздух свежий, что указывает на добросовестно отрегулированную вентиляцию. Наши высокие каблуки цокают по полу, пока мы идем к массивной железной двери с похожей на корабельный штурвал ручкой. Я видела такие двери в кино про грабителей банков.

Руна снова набирает код на настенной панели. Я по привычке запоминаю числа. Это просто, надо только подобрать слова взамен цифр. «Четыре серых паука в дырявой тюбетейке». Звучит нелепо, но забыть почти невозможно. Я не пойду в эту комнату одна, я не самоубийца. Просто привыкла все замечать, запоминать и делать вид, что ничего не знаю. Я с шестнадцати лет помню данные паспорта Руны, номера ее банковских счетов, почти всю ее телефонную книжку. Неделю назад ей исполнилось двадцать три года, я на шесть месяцев старше. Семь лет – достаточный срок для практики.

Поворот ручки на два часа, и дверь беззвучно открывается, только вместо металлических шкафов с рядами депозитных ячеек моему взору открывается просторная комната с мраморным полом и большими зеркалами.

- Вот, - она указывает на столб посреди комнаты, - смотри.

- Не надо, давай уйдем, - прошу я, но она уже на полпути.

Я осторожно оглядываюсь, затем вхожу и останавливаюсь рядом с ней.

В стеклянной витрине на вершине колонны лежит красный камень, такой огромный, что трудно поверить, будто он настоящий. Острые грани переливаются всеми оттенками красного, а в глубине клубится тьма.

- Сто двадцать каратов, - говорит Руна, изучая камень. – Меньше, чем в Рубине Черного принца. Но это настоящий рубин и уже ограненный. А в британской короне всего лишь отшлифованная шпинель. Говорят, что он когда-то принадлежал семье Грэев.

Ее презрительное «всего лишь» в адрес короны огромной империи звучало бы смешно, но этот идеальный камень действительно символизирует богатство и власть, доступные лишь единицам. И, как и все, чем владеет Меннерс, он запятнан кровью. Такие вещи невозможно купить ни за какие деньги, и я стараюсь не думать, как бывший трактирщик и контрабандист завладел этим сокровищем.

Все, что я знаю о Грэях, это их способность в течение веков вновь и вновь возрождаться из пепла. В небытие уходили или истощались величайшие династии – Каролинги, Плантагенеты, Лузиньяны – но Грэи, то падая, то снова возвышаясь, неуклонно передавали свое имя по мужской линии уже более полутора тысяч лет. Существует легенда, что силу их крови питает некий таинственный рубин.

Я смотрю на Руну почти с испугом:

- Зачем ты мне его показываешь?

- Не тебе, - ее тон холоден и безразличен. – Я хотела увидеть его до того, как Леон наденет мне кольцо на палец.

- Почему?

- Я хотела посмотреть, сколько я стою. – Она с ненавистью смотрит на алое чудо на черном бархате. – Вот почему Леон женится на мне.

Глава 2

Артур

Подняв бессильное женское тело на руки, я возвращаюсь к дороге, где меня ждет брат с джипом. Еще две наших машины блокируют подъезд у поворота и выше, хотя вероятность, что кто-то захочет навестить фабрику среди ночи, близка к нулю.

Санди стоит под фонарным столбом и наблюдает, как я со своей ношей взбираюсь вверх по склону канавы. С голубоватом свете лампы его лицо напряжено, щеки запали, под глазами глубокие тени. При виде женщины в моих руках его губы сжимаются в тонкую линию.

Он уделяет ей внимание всего на пару секунд, затем переключается на меня.

- Что делать с охраной Меннерса?

Я останавливаюсь перед ним. Перемещая вес Руны на плечо, я быстро принимаю решение:

- Возьмем их с собой.

Его лицо ожесточается:

- Лучше убить.

Брать их с собой рискованно, но эти люди могут оказаться полезными.

- Не забудь всех связать, - говорю я и, отсекая дальнейшие возражения, сажусь на заднее сиденье джипа.

Брат сжимает кулаки, но уже через секунду идет к машине на обочине дороги. Стараясь не зацепить Руну головой о крышу, я устраиваюсь удобнее и укладываю ее себе на колени.

Георг, мой двоюродный брат, за рулем. Он запускает двигатель и трогается с места, не глядя на меня и не задавая лишний вопросов. Мы проезжаем под мостом и поворачиваем вправо, минуя по пути металлургический и кожевенный заводы. Промышленная зона по эту сторону автострады не контролируется камерами дорожного движения. Мы тщательно выбирали место для засады. Вдалеке воют сирены, но мы уже въехали на шоссе и мчимся к западной окраине Лисса.

Положив пистолет на сиденье рядом с собой, я двумя пальцами сжимаю тонкое запястье Руны. Ее кожа холодная, но под моими пальцами бьется сильный и ровный пульс. У нее сочится кровь, а разорванное на боку платье пропитано кровью и грязью. Я кладу ее голову к себе на колени и снимаю куртку, чтобы прикрыть девушку.

Наконец Георг бросает на меня вопросительный взгляд в зеркало заднего вида, но я еще не готов ему ответить. Я знаю, что он думает. Почему я так нянчусь с дочерью нашего врага? Ответ прост: она наш самый главный козырь.

На проселочных дорогах машин почти не видно. С свете мелькающих фонарей я рассматриваю лицо Руны. Я нанял частного детектива, чтобы собрать информацию о ней. Ее немного, буквально крохи. У нее нет аккаунтов в соцсетях, сфотографировать ее удается редко, но даже случайные снимки показывают, насколько она красива. А в жизни еще красивее. У нее безупречный овал лица и тонкие черты. Она не носит облегающую одежду, но фотографии позволяют догадаться, что фигура у нее женственная со всеми полагающимися изгибами. Девушка на моих коленях кажется почти невесомой, как птица.

И, несмотря на свой небольшой рост и тонкую кость, она храбрая. Настоящий боец. Даже зная, что у нее нет ни единого шанса, Руна сопротивлялась до последней секунды. В моей груди вспыхивает нерациональный гнев на Меннерса, который отправил ее в ночь всего с несколькими телохранителями. Этот бандит должен был лучше защищать свою дочь. Она досталась мне слишком легко.

- Приехали, - сообщает Георг.

Я отрываю взгляд от лица Руны и смотрю на него. Он с нахмуренными бровями изучает меня в зеркале. Я продолжаю молчать, и он останавливается у переговорного устройства. Через открытое окно водителя в салон врывается холодный воздух. Он вводит код, и ворота распахиваются. Вооруженный автоматом охранник кивает, мы въезжаем на территорию поместья.

Мой кузен высовывается из окна:

- Еще две машины подъедут минут через пять.

Охранник выпрямляется, всем видом показывая, что понял приказ пропустить их как можно быстрее. В наших машинах стекла тонированные, но эта часть города буквально нашпигована камерами, так что нам не стоит привлекать к себе излишнее внимание.

Георг паркуется перед домом. Здание в современном стиле со стеклянным фасадом расположено на холме, откуда открывается красивый вид на море городских огней, набережную и порт. Кузен открывает дверь машины и тянется, чтобы забрать у меня Руну, но я игнорирую его предложение помощи и выхожу с ней на руках. Он спешит вперед, чтобы открыть распахнуть дверь и включить свет.

Дом принимает нас в свои теплые объятия. Я оставляю Георга в холле ждать Санди, а сам поднимаюсь наверх в свою комнату. Санди понадобится помощь, чтобы разобраться с заложниками. В спальне я укладываю Руну на кровать, иду в ванную и включаю горячую воду. Минут через пять вода нагреется, а пока я достаю из шкафа аптечку и раскладываю на мраморной столешнице все необходимое. Засучив рукава, я проверяю локтем воду, затем затыкаю слив ванной и возвращаюсь за своей добычей.

Санди распахивает дверь спальни, как раз когда я наклоняюсь над девушкой. Он несколько секунд злобно пялится на нее, затем переводит взгляд на меня:

- Ты что делаешь?

Приходится сжать зубы, чтобы подавить мгновенно вспыхнувшее раздражение.

-Ей нужна помощь. Ты забрал у них телефоны?

- Все уже уничтожены. И ее тоже. – Он небрежно кивает в сторону Руны. – У нее был одноразовый телефон. Валялся под ковриком. Модель самая дешевая, но с трекером.

- Хорошо. – Пока Меннерсу не нужно знать, где его дочь. Сообщу, когда придет время. – А что насчет раций?

- Тоже самое. Уничтожены.

Снова переведя взгляд на кровать, он говорит:

- Отправь ее в подвал к головорезам Меннерса. Ее место там.

- От нее не будет никакой пользы, если она подхватит пневмонию.

Санди открывает рот, чтобы возразить, но я обхватываю его затылок и притягиваю к себе. Прижавшись лбом к его лбу, я смотрю в его глаза:

- Больная или мертвая, она будет бесполезна.

- Она Меннерс, - сипит он. – Дочь врага. Ты забыл?

- Я никогда не забуду, - говорю я со сдержанным бешенством. – Но я должен просчитывать все на три шага вперед.

- То есть, она средство для достижения цели?

- Да. А теперь спустись вниз и проверь, чтобы все люди Меннерса были заперты по камерам.

Глава 3

Ассоль

Как только за Артуром закрывается дверь, я сбрасываю одеяло и сажусь. Каждое движение причиняет боль, но я, сцепив зубы, заставляю себя встать с кровати. Мышцы болят, шов горит, шея затекла, как после тяжелой тренировки. Бок пульсирует, на что похожи мои ступни, даже думать не хочется.

Я изучаю свое голое тело. Порез, идущий от талии к бедру, зашит грубо, но мне наплевать. Уже проявляются синяки, есть несколько ссадин, но по-настоящему серьезных травм нет.

В комнате тепло, но меня знобит. Действие адреналина закончилось, и мое тело больше не в силах бороться. Такое впечатление, что источник холода находится внутри меня, пронизывает до мозга костей, и прогнать его не сможет никакой обогреватель. Надо найти одежду. И не для того, чтобы согреться. Просто я не хочу выглядеть уязвимой или униженной.

Дверь справа приоткрыта, через неширокую щель протянута полоска света. Я ковыляю через комнату. Плитка под моими босыми ногами теплая, полы явно с подогревом. Учитывая, что зима в Иллирии длится от силы месяца два, у нас принято экономить на отоплении. Но Артур на себе не экономит. Я останавливаюсь на пороге и заглядываю в ванную комнату. Она огромная. Зеркала и хромированные детали запотели, в воздухе витает запах чего-то хвойного. Здесь недавно принимали душ или ванну. Я стараюсь не думать, мыли ли меня здесь или просто обтерли полотенцем, и кто это сделал. Проснуться голой в чужой постели уже само по себе жутко. Но, по крайней мере, Артур меня не тронул. Я бы почувствовала. Это немалое утешение.

Мое отражение в зеркале не радует. Под глазами потеки туши, прическа, над которой больше часа колдовала сеньора Гринвальд расползлась, живот превратился в сплошной багровый синяк. Я замечаю мокрый коврик перед ванной. Вот где Артур меня отмывал. Я смачиваю под краном уголок полотенца и вытираю потеки туши под глазами. Я не хочу выглядеть привлекательно, нет, но мне нужно скрыть свою слабость и выглядеть здоровой и сильной.

Здесь есть еще одна дверь, она не заперта. Я осторожно отжимаю ручку вниз и заглядываю внутрь. Это гардеробная и, конечно, большая. Внутри пахнет мужским одеколоном. Запах тонкий, не подавляющий, как у Меннерса. Это запах опасности. Он говорит об умеренности и самоконтроле. О силе воли и уверенности в себе. Такие мужчины достаточно уверены в себе, чтобы не перебивать искусственными ароматами запах других самцов. Эти мужчины самые непредсказуемые.

Дверцы всех шкафов и ящиков стеклянные, подсветка демонстрирует содержимое белых полок. Пиджаки и брюки рассортированы по цветам и висят на вешалках ровными рядами. Свитера и рубашки аккуратно сложены в стопки. Женской одежды нет. Артур живет один.

Я беру футболку и спортивные штаны и, наконец, одеваюсь. Чувствуя себя более уверенной под защитой одежды, я просматриваю ящики для часов и запонок, но ни оружия, ни телефонов не нахожу. Неудивительно, но жаль.

Больше мне здесь делать нечего, так что я возвращаюсь в спальню. Не сказала бы, что здесь уютно. У окна стоит белый кожаный диван и стеклянный журнальный столик. Удобно читать. Кровать представляет из себя огромный матрас на ножках, приставленный к обитому черным бархатом подголовнику. Постельное белье черное. Вместо телевизора на стене висит большой холст без рамы – черно-белая абстракция. Стены, двери, ковер белые. Чистенько и депрессивно.

Я торопливо обыскиваю комнату. Ящики прикроватных тумбочек заперты. Глупо было бы рассчитывать, что я найду здесь что-то тяжелое или острое, но я не могу перестать надеяться. Это все равно, что сдаться.

Я дергаю ручку двери, заранее зная, что обнаружу. Она заперта. Подавлять панику становится все труднее. Я догадываюсь, почему Артур решил забрать Руну. Она не просто так решила именно сегодня показать мне рубин Грэев. Должно быть, Меннерс что-то сказал ей. Или Артур прислал сообщение или угрозу. Есть вероятность, что они ожидали нападения именно сегодня перед помолвкой, но не хочу в это верить. Уж к очень неприятным выводам ведет такое заключение. Если они знали, чем закончится сегодняшний вечер, и все же послали меня одну в сопровождении всего четырех охранников, значит, я стою еще меньше, чем думала. Я мотаю головой, чтобы прогнать эту неприятную мысль. Я не должна так думать. Меннерсу нужен двойник его дочери. На меня потратили восемь лет и слишком значительную сумму денег, чтобы израсходовать так небрежно. Он позаботится о том, чтобы я осталась жива. Я еще нужна ему.

Правило второе: тяни время, играй свою роль.

Это мой единственный шанс выбраться отсюда живой. Если Артур заподозрит, что я не Руна, он просто свернет мне шею. Меня сотрясает дрожь, затем начинают стучать зубы. Из-за меня погибли по меньшей мере пять человек. До сих пор возможность быть пойманной казалась чисто гипотетической. Просто учебная тревога, безопасная тренировка. Глупо думать, что к такому можно приготовиться на самом деле. Я боюсь думать, что Артур может сделать со мной. Я мотаю головой, чтобы прогнать из сознания образ изорванного человеческого тела. Меннерс заставил меня смотреть. Он лично показал мне, какой может быть моя судьба.

Я изо всех сил давлю ладонями на глаза. Сейчас не время для слабости. Я должна оставаться собранной и рациональной. И все же часть меня балансирует в опасной близости с истерикой. Нужны огромные усилия, чтобы оставаться в здравом уме. Я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, пока дрожь не прекращается.

Я буду играть свою роль.

Пока Артур верит, что я Руна, он меня не убьет. Она слишком ценна. Мне просто нужно притворяться, пока Меннерс не заплатит выкуп. А пока единственное оружие в моем арсенале – информация. Мне нужно узнать как можно больше. Надо понять, где я нахожусь. Если появится возможность сбежать, я воспользуюсь ею без колебания.

Жалюзи открыты. Я подхожу к окну. Городские огни сплошным потоком стекают вниз и обрываются у невидимой в ночи линии. Мы на холме, а там, за границей огней море. Там либо порт, либо пригород с виллами миллионеров.

Глава 4

Артур

Итак, моя пленница надежно заперта. Комнату для нее подготовили заранее. Шкаф забит одеждой, а шкафчик в ванной полон туалетных принадлежностей ее любимой марки. Есть даже корзина с минералкой и фруктами, так что голодной она не останется. Конечно, она не заслуживает такого комфорта, но в мои планы не входит уморить ее голодом.

К комнате нет острых предметов вроде ножниц или пилочек для ногтей, но я все же оставил у ее двери человека на случай, если она решит разбить окно или зеркало и воспользоваться осколком стекла. Тогда придется ее сначала лечить от порезов, а потом наказывать. От этой кошки можно ожидать сюрпризов, моя расцарапанная физиономия тому доказательство.

Поручив сторожу сразу сообщать мне обо всех нарушениях, я иду, куда и собирался - в бильярдную. Вся она заполнена людьми. Кто-то пьет, кто-то режется в дартс, кто-то катает шары. Санди тоже тут. Он наливает порцию бренди и протягивает мне. Пока нас никто не слышит, я пользуюсь случаем обкашлять с ним пару вопросов.

- Масло? – спрашиваю я, не скрывая своего недовольства.

Он только поджимает губы. Это не ответ.

- У нас закончилась ветчина? Или сыр?

Он хлопает ладонью по столешнице:

- Это у Меннерса она принцесса, блин. А здесь она никто.

- Спасибо, я в курсе, - мой тон холоден и безразличен.

- Тогда с чего ты так с ней носишься?

Я поднимаю бровь:

- По-твоему, украсть ее и запереть, это королевское обращение?

Он отвечает мне ехидной ухмылкой:

- Все равно мы скоро вернем ее Меннерсу. Пусть он и нянчится со своей куклой.

Я делаю глоток своего напитка и пристально смотрю на него поверх стакана.

Ухмылка на его лице тает, глаза удивленно выпучиваются:

- Ты не собираешься ее возвращать?

Я молчу.

Он запускает пальцы в свою шевелюру:

- Блять. – Понизив голос и оглянувшись по сторонам, он спрашивает: - Собираешься ее убить? Ты поэтому нас не отпускаешь?

Мой тон суров:

- Пока я глава этой семьи, я делаю, что должен, а ты выполняешь приказы.

Он поднимает руки в знак капитуляции:

- Отлично. Если хочешь командовать парадом в одиночку, будь по-твоему.

- Не в этом дело, - выдавливаю я. – Ты должен верить мне.

- Тогда какой следующий шаг?

Я даю ему тот же ответ, что и раньше:

- Пусть Меннерс подождет.

Санди с силой втягивает воздух через нос:

- Я ненавижу ее не меньше тебя. Но мы не убиваем женщин. Это не наш метод.

Похлопывая его по плечу, я говорю:

- Иногда, братишка, смерть не самый плохой вариант.

Он смотрит мне в спину, пока я иду в центр комнаты и требую внимания моих людей.

Несколько минут я выслушиваю отчеты об уборке. Как уже подтвердил мой информатор в полиции, у властей нет средств прочесать всю местность до самой фабрики на предмет сбора отпечатков пальцев и ДНК, но я никогда не оставляю следов.

Убедившись, что мы сделали все возможное, я возвращаюсь в кабинет и закрываю дверь. Надо собраться с мыслями, привести в порядок нервы. Потирая шею, я опускаюсь в кресло. Я так долго горел этой местью, что не знаю, как буду жить дальше. До сегодняшнего вечера наказать Меннерса и вернуть рубин было моей единственной целью. И вот передо мной встал вопрос: а что же дальше?

Придвинув рамку на столе, я задумчиво изучаю фотографию. Вот отец обнимает маму. Она в белом сарафане, улыбается, ее волосы развеваются на ветру. Рядом мы с Санди. Я почти подросток, а Санди совсем цыпленок, смешной и лопоухий. Это последняя наша совместная фотография. Я не держу у себя более поздних, где мы с дядей и тетей, испуганные, замкнувшиеся в своем горе. Я и так никогда не забуду, как нас спрятали сначала соседи, а затем ночью приехал дядя и вывез нас в тайнике под задним сиденьем его машины. Эти воспоминания крепко-накрепко заперты в моем сердце. Я боюсь последствий, если они когда-нибудь вырвутся наружу. Я должен сохранять контроль над собой, чтобы Меннерс не умер слишком быстро. Он не заслуживает легкого конца. Нет, сначала он потеряет все, чем дорожит, будет прозябать в нищете и вечном страхе, а только потом получит честно заслуженную пулю. Око за око. Честный расчет.

Я вздыхаю, когда открывается дверь. Мои несколько минут покоя закончились. В комнату вваливаются Санди с Георгом. Кузен несет бутылку нашего лучшего бурбона, а брат стаканы.

Георг наливает:

- Тост.

Санди поднимает свой стакан:

- За нас.

Сегодняшний успех заслуживает тоста. После многих лет тщательного планирования, я, наконец, сделал первый шаг. Колеса пришли в движение, шестеренки закрутились. Теперь меня не остановить.

Я чокаюсь с ними и пью.

- Как ты свяжешься с Меннерсом? – Спрашивает Георг.

- Пошлю гонца. Но когда придет наш день, я убью его своими руками.

Санди откидывается на спинку кресла. Сидя вот так с широко расставленными коленями, он похож на китайский иероглиф.

- Надо обсудить детали обмена. Меннерс обязательно попробует нас обжучить.

- Пусть попытается, - смеется Георг.

- Всему свое время, - я делаю последний глоток. – Давайте не будем торопиться.

Санди внимательно смотрит на меня:

- Зачем тянуть?

Как и я, он жаждет справедливости. Вот только в отличие от меня терпения у него маловато.

- Я решу, когда мы будем готовы.

У моего брата дергается глаз. Мало того, что он нетерпелив, так еще и упрям. Это у нас с ним общее.

- И когда же это будет? Почему ты ничего нам не говоришь?

Я терпеливо улыбаюсь:

- Я уже сказал, всему свое время. А пока давайте праздновать.

- Артур прав, - Георг у нас известный миротворец. – Не надо торопиться. Побежишь, насмешишь и все такое.

Санди хватает бутылку за горлышко, как личного врага, и снова наполняет наши стаканы. Мне бы подвести черту под третьей порцией, но сегодня у нас действительно праздник.

- За наш рубин, - провозглашает Санди.

Глава 5

Спальня – точная копия комнаты Артура. Если дом строили по его заказу, то она явно предназначена для хозяйки дома. И одна эта комната без учета ванной и гардеробной больше всей квартирки, которую снимает для меня Меннерс. Он прижимист до изумления. Да ему и нет смысла тратиться на меня. Моя преданность обеспечивается лечением и пансионом для Лонгрэна.

Меннерс купил меня в мои пятнадцать лет, но первую попытку предпринял, когда мне было четырнадцать. Однажды к нам в дом постучал рекламный агент с предложением поработать в модельном агентстве. Папа чуть не спустил его с лестницы. Это происшествие так бы и забылось, но через несколько дней я заметила большой автомобиль с тонированными стеклами. Он проехал за мной половину дороги от школы до дома. А меньше чем через год Лонгрэна нашли в переулке без сознания и с пробитой головой. Когда из больницы стали приходить счета за лечение, ко мне снова пришел тот же агент, но уже с адвокатом. Учитывая, что к медицинским счетам добавились долги по налогам, за электричество и еще бог знает за что, я почти не раздумывала. В солнечный августовский день, когда птицы на дереве делили последние несобранные абрикосы, я подписала контракт, разделивший мою жизнь на «до» и «после».

Моя подготовка длилась год. Меня отвезли в закрытую школу при монастыре. Измерили, взвесили, постригли и окрасили волосы. Пластический хирург исправил форму моего носа. С помощью розог и линейки меня учили есть, пить, ходить и сидеть, как девушка из хорошей семьи. Я учила три языка одновременно, читала мировую классику и брала уроки вокала и танцев. Рубцы от розог заживали, но железная линейка оставляла на ногтях такие глубокие следы, что Меннерс приказал сделать мне накладные ногти. После обучения я стала проводить часть времени в Паллаццо. И не потому, что обо мне заботились – я должна была научиться копировать походку, голос, манеры Руны Меннерс. И даже в этот дом я входила через черный вход и втайне от слуг. Восемь лет о моем существовании знало очень ограниченное число людей. Я перестала быть человеком и стала тенью. Мою личность и право на собственную жизнь признавал только один человек – мой папа.

При мысли о Лонгрэне у меня перехватывает дыхание. Он единственный мой родной человек на всем свете. Мама умерла, когда я была еще в колыбели, после чего отец взял расчет на своем корабле и навсегда осел на берегу. Сначала пеленки и каши, а затем платья и школьные задания – все легло на его плечи. Теперь пришел мой черед заботиться о нем. Если я буду придерживаться плана, Меннерс не бросит Лонгрэна. Он много раз говорил об этом. Он будет оплачивать пансион, одежду и, при необходимости, врача. Это в его же интересах. Если с отцом что-то случится, Меннерс не сможет меня контролировать.

Играй свою роль. Тяни время.

Если я не проболтаюсь, с отцом все будет хорошо. Если меня убьют, Меннерс выкинет отца на улицу, как старую собаку. Так что мой единственный вариант – изображать Руну, пока Меннерс не найдет и не устранит людей, представляющих опасность для его дочери. Если исчезнет риск, он позволит мне вернуться к отцу, и мы уедем в Лисс, в Дубельт или вообще на другой берег моря. Лишь бы подальше от Каперны.

Подальше от этих страшных людей. Я ненавижу Меннерса всем своим существом, каждой клеткой, но даже ему далеко до Артура. Они оба убийцы, только Меннерс лишает людей жизни из расчета, а Артур просто так, мимоходом. Он и глазом не моргнул, когда признался в убийстве моих телохранителей. Единственное, что пока сохраняет мне жизнь – его убежденность в моей ценности. Когда он узнает правду, со мной покончат. Никого не будет интересовать, что я сама заложница ситуации, так что существует только один способ остаться в живых.

Играть свою роль.

Первым делом я обыскиваю спальню в поисках оружия. Ящик тумбочки не заперт, но ничего подходящего там нет.

Судорожно вздохнув, я иду в раздевалку. Ни ножниц, ни шпилек – ничего. Жаль, но здесь я могу хотя бы переодеться. Артуру явно не понравилось, что я взяла его одежду. Я не собираюсь извиняться. Было бы гораздо хуже столкнуться с его братом завернутой в одно одеяло.

Я с приоткрытым от удивления ртом рассматриваю вешалки и полки. Гардеробная ломится от одежды. Вся одежда женская и моего размера, в основном, повседневная, но выбор огромный – от пальто до легких сарафанов. Артур что, собирается продержать меня здесь до лета? Это предположение вгоняет меня в панику. Я начинаю лихорадочно шарить по ящикам, даже проверяю карманы жакетов и курток. Снова ничего, я совершенно беззащитна.

Из спальни доносится скрип, и я поспешно закрываю ящик с нижним бельем. Затем раздается щелчок, и я замираю. По-хорошему, нужно бы выйти в комнату, чтобы оценить опасность, но ноги не слушаются меня. Когда в дверном проеме появляется Артур, мое сердцебиение учащается. От его пристального взгляда у меня краснеют не только щеки, но даже уши. Своим огромным телом он блокирует единственный выход. Я снова в ловушке.

Выпрямившись во весь рост с поднятым подбородком, я иду к двери и пытаюсь мимо него протиснуться в комнату. Он упирается ладонями в оба косяка, я отступаю на пару шагов и смотрю на него. Он входит. Я снова отступаю. Мы продолжаем этот танец, пока я не упираюсь спиной в стену. Он останавливается, прижимаясь ко мне, и кладет ладони по обе стороны от моего лица.

Его глаза прожигают во мне дыру, когда он с плохо скрытым гневом замечает:

- Ты все еще в моей одежде.

Он пил. От него пахнет алкоголем. Это плохо.

Надеюсь, мне удается не показать мой страх. Я расправляю плечи и понимаю подбородок:

- Я как раз собиралась это исправить. Если дашь мне немного времени, я верну твои штаны.

- Проблема не в том, что ты их носишь, - бормочет он. – Проблема в том, что я не хочу, чтобы ты их снимала.

Это заявление заставляет меня моргнуть.

Его смех глухой и хриплый:

- Поправочка. Я пока не хочу, чтобы ты их снимала.