Друзья, все, что будет происходить в этой мини-книге — абсолютно не относится к оригинальным романам, т.к. является фантазией на тему Хэллоуина, чтобы развлечь вас на праздник. Представим, что Анжелике снова восемнадцать лет. Итак, добро пожаловать в альтернативную реальность…

И вот я иду. Задержалась в универе, хотя планировала освободиться еще до того, как ночь бархатной мантией опустилась на город, проглотив последние отблески заката. Фонари тусклыми глазами смотрят на меня сквозь завесу сырого тумана, пробирающего до костей. Я ускоряю шаг, сердце колотится где-то в горле — поздний вечер, и я, конечно, одна, в полупустом районе, где каждый шорох заставляет меня, трусишку, вздрагивать. До дома еще минут десять, и эти десять минут тянутся, как вечность.
Я оборачиваюсь, мне мерещится невесть что, словно я маленькая девочка! Замедляю шаг, чтобы убедить себя, что мне все кажется, и снова поворачиваюсь вперед. Вдруг, словно из-под земли привидением выныривает фигура. Я вскрикиваю, инстинктивно прижимая к себе сумку. Мои глаза, расширенные от испуга, впиваются в силуэт. Черная кожаная куртка «косуха», как крылья ночного хищника, блестит идеальной кожей в свете далеких фонарей. Лицо… Бледное. Не просто бледное, а будто выцветшее, лишенное жизни. И глаза… О, эти глаза! Они кажутся бездонными колодцами, в которых плещется такая тьма, от которой холодок пробегает по спине.
— Мирон? — мой голос дрожит, я не верю собственным глазам. Это он. Мирон. Мой друг детства, которого я не видела… Сколько? Пять лет? Шесть? Восемь?! Время растворилось в тумане, как и его образ из моих воспоминаний. Но это он. Я бы узнала его даже сквозь завесу веков.
Он стоит, словно изваяние, не двигаясь. Капли тумана оседают на его светлых волосах, блестят россыпью мелких бриллиантов в ночи. Его взгляд скользит по мне, изучающе, без тени прежнего тепла, которое я помню. Вместо этого — какая-то жуткая, почти хищная сосредоточенность.
— Анжелика, — его голос… Он стал глубже, с легкой хрипотцой, словно произнесенный из самой могилы. Если бы я не знала его, то подумала, что его голос звучит так, будто я — редкая дичь, которую он наконец-то отыскал.
— Мирон, что… Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, стараясь придать голосу хоть какую-то твердость, но получается плохо. Страх, который я пыталась отогнать, теперь обволакивает меня с новой силой. Он словно притянул Мирона из другой реальности.
Он медленно подходит ближе. Каждый его шаг — это набат, бьющий по моим нервам. Я чувствую, как дрожат колени. Не знаю, что меня пугает больше — его внезапное появление, его изменившийся облик, или этот ледяной взгляд.
— Ты спрашиваешь, что я здесь делаю? — уголок его губ едва заметно приподнимается в подобии усмешки, которая совсем не кажется веселой. — Я жду. Чего-то… или кого-то. А ты, кажется, заблудилась, ангел?
«Ангел»? Он никогда так не называл меня. Его слова, произнесенные с такой легкой, почти пренебрежительной интонацией, заставляют меня съежиться. Это не тот Мирон, которого я знала. Это… кто-то другой. Кто-то, кто пришел из тени, чтобы встретиться со мной здесь, под покровом этой черной, промозглой ночи. Интересно, как он вообще нашел меня?
— Заблудилась? — я пытаюсь смеяться, но получается жалкий всхлип. — Я иду домой. Ты… ты выглядишь неважно. Ты болен?
Он снова усмехается. Эта усмешка бритвой рассекает воздух.
— Болен? — он наклоняет голову, и в этот момент я замечаю, как тонкая, почти незаметная линия красного проступает на его губе. — Можно и так сказать. Но это не та болезнь, от которой есть лекарство, знаешь ли.
— Мирон, ты меня пугаешь, — признаюсь я, уже не пытаясь это скрыть, но отчего-то выдаю неловкую улыбку. — Так давно не виделись. С самого детства. И я просто не ожидала встретить тебя.
Он подходит еще ближе. Теперь я чувствую его запах — запах сырой земли, холода и чего-то терпкого, почти сладкого, как перезрелые ягоды, которые уже начинают гнить.
— Произошло… много всего, Анжелика. Я был там, где ты не захотела бы оказаться. Там, где живут тени...
Он останавливается в шаге от меня. Теперь я могу разглядеть каждую черточку его лица, искаженного этой новой, пугающей сущностью. Его глаза, действительно, как два черных омута, в которых я вижу свое отражение — испуганное, потерянное, прижимающее сумку к груди, будто она — мой щит.
— Очень смешно. И ты сейчас здесь… зачем? — спрашиваю я, чувствуя, как мое собственное дыхание становится поверхностным.
— Затем, что ты — моя. Ты всегда была моей. И я пришел за своим.
Эти слова он произнес шепотом, но с такой силой, что они острыми когтями впиваются в мою душу. Сердце перестает биться. Оно замирает. И в этот момент, когда туман сгущается еще сильнее, и мир вокруг будто исчезает, я понимаю, что это не просто встреча. Это… неизбежность.
Я заливаюсь смехом неожиданно для самой себя. Глупость какая, он шутит. Надо заметить, что весьма неудачно, учитывая, что парень у меня уже есть.
— Твоя? — повторяю я, не в силах поверить своим ушам. Мирон, который когда-то вырезал из дерева мебель моим куклам и строил со мной замки из песка, теперь произносит такие слова. — Мирон, прекрати меня пугать.
Он делает еще один шаг, сокращая расстояние между нами до опасной близости. Я чувствую тепло, исходящее от него, хотя его кожа кажется холодной, как мрамор. В его глазах мелькает что-то… довольное. Он наслаждается моментом, моим страхом и этой неуверенностью. Видит, как я реагирую на него, после стольких лет разлуки.
— Ты такая же, как прежде, Анжелика, — его голос становится тише, интимнее. — Такая же… вкусная.
«Вкусная»? Эта фраза, произнесенная им, заставляет меня непроизвольно вздрогнуть. Он смотрит на меня так, будто готов… Нет, я не должна думать об этом. Он просто шутит. Так ведь? Он просто хочет меня напугать, как в детстве, когда мы играли в прятки и он любил выключать свет, чтобы появляться из темноты.