Ты попала, Жюли!

Глава 1. Схватка с западным ветром

Время идет медленно, когда за ним следишь.

Оно чувствует слежку.

Но оно пользуется нашей рассеянностью.

Возможно даже, что существует два времени:

то, за которым мы следим,

и то, которое нас преобразует.

Альбер Камю

Мы с Пуаро, верным моим скотч-терьером, как ни в чем не бывало, бороздили просторы небес и мирно покачивались в гондоле воздушного шара, когда внезапно лопнул один из стропов.

– Держи его, да покрепче. А то свалимся, – со знанием дела сказал Пуаро, важно поведя мордочкой.

Пуаро заговорил?!

Я вытаращила глаза, но не тут-то было. Нас тряхнуло раз, другой. Мой длинный голубой шарф зацепился за крюк на краю корзины, а саму меня отнесло к противоположному борту, где я, недолго думая, ухватилась за оторвавшийся канат.

Пуаро заговорил! Уму непостижимо. Ведь всегда бегал этакой взъерошенной собачонкой, грыз кости и вынюхивал следы кошек. Но так было в Париже, откуда мы вот уж три дня как улетели.

Погрузив в гондолу недельный запас провизии, я сказала доброй Франции «прощай» и была такова. Заядлые путешественники и коллекционеры двадцать первого века – что с нас возьмешь?

Пуаро, которого я выкупила у одного склочного торговца года два тому назад, вполне разделял мою страсть к долгим скитаниям, несмотря на то, что одобрение свое он выражал исключительно заливистым лаем.

Мне казалось, мы понимаем друг друга. По крайней мере, так я считала до сего дня. Пуаро, этот маленький черный щенок, обрел дар человеческой речи – и тотчас сообщил мне, что мой шарф никуда не годится, посоветовав выкинуть его на помойку.

Ух, как я разобиделась!

– Сперва помойку сыщи, а уж потом и критикуй.

Тут шар накренился под порывом ветра-забияки, и Пуаро вцепился зубами в первое, что попалось на глаза, – в индикатор температуры. Индикатор приказал долго жить, а я с ужасом почувствовала, как мои ноги отделились от дна корзины.

Под нами – я увидала мельком – расстилалась бурая равнина с желтыми и красными факелами деревьев. Типичный октябрьский пейзаж. Хороши же мы будем, если приземлимся неподалеку от какого-нибудь Марселя или Ниццы! А ведь туристическая фирма не только шар, но и визу нам обеспечила… И пунктом нашей первой остановки должен был стать Мадрид – никак не захудалая французская деревушка.

Точно в подтверждение моих пасмурных предчувствий, где-то наверху, из лавсанового купола, со свистом начал выходить воздух.

Пробоина!

Аэростат снова подпрыгнул – я надеялась, не затем, чтоб исполнить сальто-мортале. Пуаро выругался на жаргоне, какой он не единожды слыхал на берегах Сены, и, за неимением надежной опоры, ухватился острыми зубками за край моей штанины. Нас швыряло и так, и сяк, мотало из стороны в сторону и, наконец, основательно припечатало к земле. Чудом остались целы.

Когда я, потирая копчик, выбралась из-под увесистых останков шара, Пуаро уже бегал по жухлой осенней траве и деловито принюхивался. Оказалось, он считал себя настоящим детективом и никогда не смирился бы с ролью простой ищейки, которая только и делает, что рыщет по лесам в поисках лисьих нор.

Покончив с обследованием местности, он сообщил, что весьма доволен своей кличкой, и даже похвалил меня за то, что я некогда читала ему детективы Агаты Кристи. Теперь он точно станет таким же, как великий сыщик.

А как он гордился своей накидкой в красно-синюю клетку и английским кепи с прорезями для острых ушек! Не скрывая презрения к моему голубому шарфу, он сделал упор на то, что мне тоже следует обзавестись клетчатым костюмом. Длинные шарфы, сказал он, не к лицу искательнице приключений.

Я благополучно игнорировала его выпад. Удостоверившись, что от воздушного шара остались лишь «рожки да ножки», а короб с провизией исчез, точно у него выросли крылья, я в расстроенных чувствах уселась на побитую ржавчиной траву.

– Попали мы с тобой в переделку… – протянул Пуаро, почесав за ухом. – Но не волнуйся: раз я с тобой, непременно выпутаемся.

По правде говоря, на него я особых надежд не возлагала. Следопыт из него был неважный, лаял он слабо, так что шансы на спасение в этакой глухомани – а занесло нас, разумеется, в глухомань – были невелики.

– А ведь конструкторы уверяли, что шар сделан на совесть, – досадливо фыркнув, сказал щенок.

– Может, и на совесть, да только, видать, совесть у них сплошь в заплатах, – кисло отозвалась я. – Когда вернемся домой, непременно потребую возмещения за моральный ущерб. То есть, если вернемся…

Мало кто не знаком с предысторией нашего полета. Авантюристы до мозга костей, мы прославились на весь Париж. О наших путешествиях писали в газетах, о них несмолкаемо вещало телевидение.

Рассказы о наших причудах не сходили с уст, а молва о нас как о любителях экзотики и экстрима разошлась даже по городским окраинам. Наши лица – вернее, мое лицо и потешная мордочка Пуаро – красовались на рекламных проспектах и журнальных обложках турфирм. От нас ожидали новых подвигов и свершений – как тут ударить лицом в грязь?

Глава 2. В городе Вечнозеленом

На первом же перекрестке пришлось затормозить. Торговцы безделушками и сладостями были, как я узнала позднее, настоящей напастью для горожан. Мало того, что они запруживали своими телегами мостовые, так еще и норовили оглушить всех вокруг – больно уж рвали глотки, нахваливая товар!

По въезде в город я тотчас же отметила полное отсутствие машин, какие неустанно снуют по дорогам у нас, в двадцать первом веке. Однако мое разочарование вскоре сменилось довольством: нет машин – а значит, прощай дым и ужасный грохот. Добро пожаловать, чистый воздух и тишина!

Но Арчи посоветовал мне не обольщаться. И точно, кое-как пробившись сквозь толпу – а возница высадил нас, заявив, что дальше экипаж не проедет, – мы очутились возле небольшой ратуши. Был разгар рабочего дня. Туда-сюда носились чиновники, гомон на площади не смолкал ни на минуту, мимо нас шелестели пышными платьями дамы. Некоторые – до смешного размалеванные и явно переборщившие с духами. Пахло канализацией и мусором.

Нет, город не место для житья. Даже Пуаро был со мной единодушен, раздраженно фыркая через каждые несколько шагов. На меня поглядывали косо, Арчи торопился и тоже как-то косо поглядывал. Он буквально тащил меня за собой.

Вот позади осталась площадь, утонул за могучими кронами дубов шпиль ратуши, а мы всё мчимся и мчимся, как угорелые. И вдруг навстречу – дама, вовсе не из тех, какие стайками вились у фонтана на площади. Облаченная в гранатовое сари и подпоясанная желтой лентой, она была самим воплощением свободы. Без всех этих невообразимых корсетов и кринолинов, многоэтажных, затейливых причесок да слоев румян, она двигалась легко и грациозно. Несмотря на то, что куда-то спешила.

Они с Арчи столкнулись практически нос к носу и, отпрянув друг от друга, рассмеялись, точно старые знакомые.

– Ах, Эсфирь, сколько лет, сколько зим! Давненько не виделись! Где пропадала?

– Ну, при дворе мне делать нечего, в отличие от тебя, мой друг. Ты-то вечно рядом с королем вертишься, – с ноткой презрения в голосе ответила Эсфирь. А голос у нее был низкий и бархатистый. – У меня же дела в приречье.

– Всё твои секреты, – посерьезнел Арчи. – Но смотри, если ты связалась с колдуном из крепости, пеняй на себя.

– Не тревожься за меня, о знатный вельможа, – отшутилась та, тряхнув копной иссиня-черных волос. – У меня могущественный покровитель. В обиду не даст, – И, смахнув невидимую былинку у него с плеча, двинулась прочь плавным, изящным шагом.

– Будь осторожна у реки Сильмарин! – крикнул Арчи ей вдогонку, а потом, посмотрев по сторонам, вновь схватил меня за руку. – Идем!

Дом его, облицованный светло-желтой мозаичной штукатуркой, мог бы по праву считаться гордостью зодчих. С фасадом, украшенным искусными барельефами и разноцветными вкраплениями камней, со стрельчатыми окнами под скошенной черепичной крышей да искусно выполненной входной аркой, он был само загляденье. А если добавить сюда еще и сад с декоративными соснами, миниатюрными туями и умело разбитыми клумбами, то об особняке Арчи можно без преувеличения говорить как об архитектурном шедевре.

Ловким движением забросив цилиндр на вешалку из оленьих рогов, он милостиво позволил нам чувствовать себя как дома и пригласил в гостиную. Задержавшись у входа перед большим зеркалом в золоченой узорной раме, я оглядела себя с ног до головы: чумазая, растрепанная, в короткой болоньевой куртке и суженных книзу брюках – неудивительно, что местные щеголи на меня таращились. Для них вырядиться в такое тряпье – верх неприличия. И как я сразу не догадалась? Потому Арчи меня и стеснялся, потому и спешил.

– Здесь дамам полагается носить длинные платья, – подал голос Пуаро, который тоже остановился, покрасоваться. – А ты посмотри на себя! Ни дать ни взять, разбойник с большой дороги!

Вишь, резонер сыскался! Договорится он у меня – сделаю своим личным модельером. Будет за швейной машинкой часы коротать.

Арчи между тем прошествовал на кухню – и давай греметь посудой! Он что же, нас кормить собрался?

– Не утруждайте себя, месье! – крикнула я, сняв кроссовки и отставив их в дальний угол прихожей. – Мы в городе пообедаем.

– Ага, как же! Пообедаете! – отозвался тот. – Да вас из первой же закусочной вышвырнут! И это еще в лучшем случае. А в худшем – посадят в каталажку. Вам ведь за еду и расплатиться будет нечем.

– А евро тут разве не в ходу? – удивилась я, заглянув на кухню. Арчи возился с кофейником.

– Впервые слышу. Наша валюта невий. Один невий – пятьдесят кирит, а кирит равняется десяти лимнам.

– Что ж, мы теперь, выходит, не у дел…

– Лиха беда начало, – с усмешкой откликнулся мой благодетель. – Я вас на произвол судьбы не брошу. И не надейся… Жюли Лакруа, – вдруг протяжно проговорил он. – Звучное у тебя имя.

Я скрестила руки на груди:

– Откуда узнали? Не имела чести представиться.

– Мне твой дружок сообщил. Он, вообще-то, много чего порассказал… – подмигнул Арчи.

– Ну, и что же вы у него выведали? – Я бросила в сторону Пуаро негодующий взгляд. Вот уж не думала, не гадала, что, обретя дар речи, он спустит язык с привязи. Такого уговора не было. Насыщенный кофейный аромат, который обыкновенно приводил меня в состояние блаженства, на сей раз должного действия не возымел. «Ух, предатель, ух, изменник! – клокотало во мне. – Ну, ничего, я у него быстро отобью охоту болтать почем зря!»

Глава 3. За чаем у Эсфири

В стылый предутренний час меня разбудил громкий скрип рессор, вслед за чем послышалась грубая перебранка извозчиков и женские крики. Я перевернулась на другой бок, и тут вдруг как током ударило: постель не моя, комната – тоже! Пуаро сладко посапывал на коврике рядом с кроватью, что несколько меня обнадежило. Однако на правду глаза не закроешь: мы не дома, домой нам путь заказан.

У меня в голове, суетясь и опережая друг дружку в какой-то хаотической гонке, забурлили воспоминания.

Крушение, безысходность и долгие блуждания, повозка, лошадиный храп, приторно-учтивый субъект в черном цилиндре… Арчи Стайл, кажется. Потом – столпотворение, незнакомые улицы, неровная брусчатка под ногами. И Эсфирь.

Облик ее крепко, точно выгравированный, запечатлелся в моем мозгу. А сама-то я кто? Резко сев в кровати, я стала судорожно соображать. Нависавший надо мною темно-зеленый балдахин, изысканные шторы, тюль, коричневый и местами поцарапанный столик с резными ножками. Духота да неизменный запах бергамота…

Кто же я такая? Виски сдавила невыносимая боль, и мне вдруг захотелось бежать отсюда за тридевять земель, вырваться на простор, разбить незримые оковы, которые, я чувствовала, делаются с каждой минутой всё прочнее и прочнее. Верните меня назад!

– Что с тобой? – хриплым шепотом спросил Пуаро. – Мигрень замучила? У меня тоже после вчерашнего дождя за ухом побаливает.

В тот момент я, кажется, разразилась слезами, потому что пес разом вскочил на все свои четыре мохнатые лапы и резво просеменил к полуприкрытой двери. Мгновение спустя передо мной со стетоскопом и аптечкой стоял Арчи.

– Чего истерику закатили? – бесцеремонно поинтересовался он. – В такую-то рань!

– Кто я? Как меня зовут? Начисто из памяти стерлось! – выкрикнула я ему в лицо. – Твоих рук дело, да?!

– А-а-а, – с ухмылкой протянул он. – Я же предупреждал, говорил же, вы, пришельцы, в Мериламии единым духом заболеваете амнезией. Так что готовься к худшему. И нечего, чуть что, нюни распускать. Зовут тебя Жюли Лакруа, родина твоя – Франция, город Париж, улицу и дом, извини, не скажу.

– Улица Перголеди, дом двадцать восемь «А», – скороговоркой выпалил Пуаро.

– Пес умница, ничего не забыл, – похвалил Арчи. – Полагайся на него. Что запамятуешь – сразу спрашивай. А пока полежи, отдохни – глядишь, в уме и прояснится.

Поставив на тумбочку пузырек с какими-то невразумительными письменами на этикетке (наверное, успокоительное), он бесшумно улетучился из комнаты.

Я в изнеможении опустилась на подушки. Сна ни в одном глазу, спор на улице поутих. Где-то прокукарекал петух; шумно хлопая крыльями, вспорхнули с крыши голуби.

«Меня зовут Жюли Лакруа, остальное неважно», – подумала я, устало прикрыв веки. И снова перед моим мысленным взором замаячил образ Эсфири. Если она из Израиля, то почему носит индийское сари? Красное сари с желтыми лентами… Почему не укладывает волосы в прическу?.. Постепенно конечности мои налились тяжестью, и мною завладел терпкий, неспокойный сон.

Следующие несколько недель я усердно изучала язык страны Западных ветров, знакомилась с традициями и, не без помощи моего покровителя, штудировала пропахший пылью «Свод законов».

Мы с Арчи и Пуаро исколесили город вдоль и поперек, побывали в опере и вдоволь насладились местными блюдами, которые щедро и за весьма умеренную плату предоставлял ресторан «Шеннар».

Во время продолжительных экскурсий я успела убедиться, что Вечнозеленым город назван неспроста. Сосны и ели тут встречались буквально на каждом шагу; что ни дом – то рослый ряд туй или кипарисов. Что ни переулок – то непременно высоченная пихта или могучий кедр.

Но не только садоводы – архитекторы тоже показали, что не лыком шиты. Отстроили город на славу: приземистые жилые домики впечатляли обилием барельефов и колонн, высокие дворцы – сложностью конструкций и гармоничностью линий.

Извилистые улочки, таинственные подвесные фонари – городок словно сошел с холста эпохи Ренессанса. Я была очарована, что, конечно, не укрылось от Арчи и подвигло его на новые «свершения». Он сделался даже красноречивее, чем прежде, и обходительности ему было не занимать.

Отсутствие электричества он умело восполнил пылающим камином да уютно подрагивающими огоньками канделябров, а проблему с водой решил, посовещавшись с братьями-близнецами, вхожими в салон Эсфири и завоевавшими сердца великосветских дам не столько своими манерами, сколько полезными в хозяйстве изобретениями.

По вечерам мы с Арчи устраивались на диванчике у камина, закутывали ноги в плед – и наступало время сказок, потому что рассказы «мистера Стайла», как я называла его в моменты особого расположения духа, были для меня сродни волшебным преданиям.

«Праздников в стране Западных ветров, – умиротворенно повествовал он, – ровно столько, сколько месяцев в году. Первое число каждого месяца – непременно какое-нибудь торжество. Возьмем, к примеру, чароний (по-вашему, ноябрь).

Первого чарония король Юлий вместе со своей свитой чинно выезжает из дворца, чтобы лично внести лепту в развитие местной науки. Он посещает институты – их в городе всего три. Не обходит стороной и биохимическую лабораторию, что за городской чертой. А вечером во дворце не смолкает музыка, кружатся в вальсе директора институтов, пьют за здоровье и процветание заведующие кафедр.

Глава 4. Воля Теневого сенешаля

Наши заказы еще не подоспели, а охранники уже выталкивали нас взашей и вытолкнули-таки на улицу, прямо под проливной дождь. За нарушение порядка, как объяснил потом Арчи. Мы, видите ли, слишком уж шумно смеялись.

“Публика у нас здесь тонкая, рафинированная. Малейшее неудобство – и начинает шипеть, что твоя кошка, – любил говаривать он. – Знаешь, что бывает с теми, кто досаждает соседям трое суток кряду? Его сажают за решетку ровно на трое суток!”

“А как же тогда извозчики? Они ведь прямо под окнами склоки устраивают”, – недоумевала я.

“У извозчиков и прочих “слуг народа” – особая привилегия. Орут и гремят, где хотят и когда хотят. Не правда ли, парадокс?”

Пока я сражалась с тугим механизмом зонта, пока Арчи, перебирая ключи, колдовал с замком под аркой своего особняка, меня пронзила внезапная мысль: почему никто не путается у меня под ногами? Куда подевался вечно недовольный и вечно сердитый Пуаро?

– Пос-слушай, – проговорила я, стуча зубами от холода. – А как долго обычно остывает Эсфирь?

– Всё зависит от силы накаливания, моя милая, – уверенный в своей неотразимости, отозвался тот. – Интуиция подсказывает мне, что сегодня к ней лучше не соваться. А почему ты спросила?

– Понимаешь, я тоже кое-что у нее забыла. Вернее, кое-кого…

– А-а-а! – заулыбался Арчи, справившись с замком и подняв на меня глаза. – Так мы с тобой два сапога пара! Признаться, – сказал он, отворяя дверь, – мне даже на руку, что этот маленький проказник остался у нее. Авось чего разузнает, разнюхает. Не дает мне покоя предчувствие, что Эсфирь и ее дружок наворотят глупостей.

– Дружок – это Рифат, значит? – отважилась спросить я.

– Не упоминай при мне его имени! – вздрогнул он. – И думать о нем забудь! Существует поверье, что если просто устремить к нему мысли, то можно распрощаться с собою прежним. Боюсь, Эсфирь уже подпала под его чары…

Больше в тот день мы о ней не заговаривали, и я всячески старалась не думать о Рифате, убивая время за вышиванием, примеркой платьев из гардероба тетушки Арчи и бесцельными блужданиями по комнатам его просторного дома.

В одной из комнат, предназначенной для хранения бумаг и прочих письменных принадлежностей, я обнаружила раскрытую книгу – под столом, что сразу же позволило сделать мне верные выводы.

Эта книга представляла собой не что иное, как дневник Пуаро. Любопытно почитать, что нацарапал в ней лохматый паразит. Наверняка что-нибудь крамольное…

Первые две страницы были сплошь усеяны закорючками – решил попрактиковаться в чистописании, а заодно отбить интерес у случайного читателя. Со мной его хитрость не пройдет. На третьей странице начинался связный текст. Впечатления от похода в оперу, двадцать первого симендрия (по-нашему, октября):

“Певичка орала как оглашенная. Будь у меня помидор или кочан гнилой капусты – непременно запустил бы им в эту бездарщину! – Клякса. – Ужин при свечах был просто великолепен. – Клякса. – Месье Стайл засматривался на мою хозяйку. Чувствую, прилипнет он к ней, как банный лист”.

Дальше я читать не стала. До того муторно! Отвернула страницы, как они лежали изначально, – не хватало еще, чтобы хвостатый обормот что-нибудь заподозрил. А он заподозрит, ох, заподозрит! Нюх у него отменный, да и мнительности не занимать.

Впрочем, от последствий подобного рода есть одно надежное средство под названием парфюм. Пошарив на полках, я нашла, что искала: стойкие цветочные ароматы способны охладить пыл любого сыщика, а уж флакончик “теткиных зловоний”, как Арчи часто именовал духи своей родственницы, в таком деле просто незаменим. И хоть я ни разу не встречалась с его теткой, охотно отправила бы ей с посыльным пару коробок конфет.

Благо, никто не застал меня за сим предосудительным занятием, и, когда я покончила с распылением духов, радостный настрой у меня прямо-таки зашкаливал. Наверное, точно так же чувствует себя преступник, которому удалось замести следы.

До ужина я проболталась в оранжерее, где личный садовник Арчи выращивал редкие виды растений. Диковинные даже для наших краев деревца поражали гладкостью стволов и необычайной формой листьев, а огромные розовые и голубые бутоны, таившие в себе нежность южных ночей, вот-вот должны были явить миру свою девственную красоту.

Я пообещала себе, что ни в коем случае не пропущу время их раскрытия. Но тут, как назло, в оранжерею собственной персоной явился Арчи и, невзирая на отчаянные сопротивления с моей стороны, вывел меня на лестничную площадку.

– Что-то срочное? – спросила я, пылая праведным гневом.

– Блюда готовы, – сквозь зубы процедил тот.

– Блюда могут и потерпеть, – подражая ему, ответила я.

– А еще у нас непрошеный посетитель, – добавил Арчи, как будто посетитель, по сравнению с остывающими яствами, нечто второстепенное и несущественное.

В трапезной зале, за уставленным канделябрами столом без конца и края, восседал субъект во всех отношениях примечательный: одетый в черное с ног до головы, он не шелохнулся при нашем появлении и даже не глянул в нашу сторону.

Арчи властно усадил меня в глубокое кресло, и не исключено, что эпохой ранее это кресло принадлежало какому-нибудь непобедимому рыцарю. Располагалось оно во главе стола, и его резная спинка была прямо-таки испещрена всевозможными узорами.