Все произведения автора являются художественным вымыслом.
Совпадения случайны.
Ринат
- Первый, что там у вас?
- У нас все чисто.
А значит, группа заняла свои позиции и готова действовать. Ждут лишь мою отмашку. Но я почему-то с этим не тороплюсь. Смотрю из окна бронированного микроавтобуса на пролетающие мимо машины. Скольжу взглядом вверх, туда, где между невысоких домов исторического центра виднеется серое полотно неба, и мысленно еще раз все просчитываю. В моей работе не место накладкам. Все должно пройти согласно утвержденному плану. От и до.
- Ринат Ильич… - нервничает сидящий со мной рядом альфач, - время.
Голос Гуреева звучит неуверенно. Потому что главный здесь я, как ни крути. И поторапливать меня – решение, за которое в иной ситуации может здорово прилететь. Впрочем, на этот раз я лишь отрывисто киваю и возвращаю внимание к мониторам, на которые выведены изображения установленных в доме камер. Медлю секунду, прежде чем по давнишней армейской привычке склоняю голову к плечу и бросаю в гарнитуру короткое:
- Тогда поехали.
Дальше все идет по накатанной. Кому-то происходящее может показаться адом, но для меня это просто разминка. Задержание какого-то там замминистра – это вам не операция по освобождению заложников из заминированного здания, находящегося под контролем двух десятков отбитых на всю голову боевиков. А так… Можно сказать, рядовое событие.
В дом Быстрова группа захвата проникает с торца, через крышу. Чтобы не спугнуть. И чтобы вышла красивая картинка для новостей – об этом тоже забывать не стоит. Вопросу освещения задержания генерала в моем плане отведена своя немаловажная роль.
Быстров даже не успевает выйти из-за стола, когда его заламывают. Сработано идеально.
- У нас посторонние! – звучит голос третьего. Переключаю внимание на другой монитор и краем глаза успеваю заметить, как один из бойцов, применив силовой, сбивает с ног женщину. Это может быть кто угодно, но её я узнаю, кажется, сразу. И не иначе как от неожиданности меня позорно ведет.
- Какая-то баба. Как она сюда попала?!
- Это дочка Быстрова, - проясняю ситуацию и приближаю картинку. Мне еще предстоит выяснить, как она очутилась в доме, а пока до этого не доходит черед. И лишь в затылке начинает противно покалывать, когда я вижу тонкую струйку крови, стекающую из уголка ее рта, и боль, затаившуюся в глазах. Боец довольно бесцеремонно заламывает Саше руку, толкает ее лицом в пол и наваливается сверху, вдавив коленку ей между лопаток. И вроде бы ничего такого. Опять же, все стандартно. Если бы на месте Саши была любая другая женщина, я бы, скорей всего, промолчал, а тут в один момент завелся: – Какого хрена ты разлегся, третий? – цежу, отмахиваясь от бурлящих внутри чувств и желания навалять этому уроду, пожаром распространяющегося по моим венам. – Делом займись. Мы еще не закончили.
- А с этой что?
- А эту к остальным веди. Там решим.
Боец стремительно поднимается. Не ослабляя захвата, начинает тащить Сашу за собой вверх по лестнице. За широким шагом тренированного альфача угнаться сложно. Но Саше каким-то образом удается и это. Она замедляется лишь на секунду, проходя мимо камеры. Поднимает взгляд и смотрит так, будто точно знает, что та установлена именно здесь. Прямо в мои глаза смотрит. Мое сердце в груди предательски подскакивает и со всей дури ударяется о ребра, как всегда при виде этой роковой для меня женщины.
Хватаю балаклаву, надеваю на голову и выхожу. Не надо, чтобы меня здесь видели. Но с другой стороны, моя прямая обязанность – проконтролировать происходящее. Обыск, выемку – все. Надо, чтобы шоу выглядело натурально.
Редкие прохожие шарахаются в сторону. Хотя при мне даже оружия нет. Толкаю дверь. Взлетаю вверх по ступенькам на нужный этаж, заранее предупредив парней о своем приближении. Ребята уже полным ходом работают, когда я захочу в кабинет – уютную, со вкусом обставленную комнату, в которой за какие-то пару минут все умудрились перевернуть вверх дном.
- Сейф вскрыли?
- Так точно.
Киваю и, больше не в силах противиться окутавшему меня мороку, перевожу взгляд на Сашу. Она сидит на стуле, руки скованы за спиной, отчего ее тяжелая грудь выпячена вперед и выглядит еще больше. С трудом гашу желание стащить с себя пиджак, чтобы прикрыть ее сию же секунду. Мне кажется, на неё пялится каждый мужик, присутствующий в комнате, хотя это не так. Со мной работают гребаные профессионалы, которых не сбить с толку так просто. Один я ведусь… До сих пор ведусь, как пацан последний. И пялюсь, жру её взглядом. Облизываю. Шикарную гриву волос, идеально вылепленные скулы и пухлые губы. Соскальзываю ниже. Задерживаюсь на проступивших под тонкой блузкой сосках. Сжавшихся от холода или страха? И южнее. На все такую же, как я запомнил, узкую талию, крутые бедра, обтянутые разошедшейся по шву юбкой, точеные ноги, тонкие щиколотки и слишком длинные, как для женщины, ступни с алым педикюром.
- Немедленно объяснитесь, на каком основании идет обыск, и представьтесь!
Голос Быстрова звучит почти нормально. Почти. Лишь в конце немного срывается, выдавая его волнение. Тертый калач. Сразу видно. Обычно в таких случаях даже взрослые мужики плачут, как сопливые барышни.
Саша
Надо встать. Надо что-то делать. Куда-то звонить… Кому-то. В конце концов, у отца хватает связей, и уж кто-нибудь мне точно поможет. Но я сижу, бестолково пялясь в стену, и не могу пошевелиться. В ушах шумит. Сквозь этот шум доносится ворчливый голос экономки, на которую случившееся, в отличие от меня, кажется, вообще не производит впечатления:
- Нет, вы посмотрите, что эти свиньи наделали! Перевернули дом вверх дном и свалили, а ты, Галя, убирай. Так, выходит? Вот скажи, Александра Ивановна, они что, не могли взять, чего им там надо, и уйти, как нормальные люди? Зачем было вытаскивать ящики из стола полностью? Или опустошать книжный шкаф? А чем им мешал ковер? Даже шторы, ты только посмотри… Даже шторы помяли.
Сглатываю. Кровь на лице берется корочкой, и в этом месте кожу немилосердно стягивает. Стираю потек тыльной стороной ладони и опять опускаю руку.
- Это такой психологический прием.
Во рту сухо, как в пустыне, и язык шевелится с трудом. Я едва узнаю свой голос.
- Прием? – удивленно переспрашивает Галя.
- Ну, да. Так группа захвата деморализует объект.
- Они меня деморализовали, когда ворвались в кухню с автоматами! Этого было достаточно. Я едва не поседела, вот тебе крест. Посмотри, до сих пор руки трясутся…
- Мне очень жаль, - с остервенением тру лицо.
- Эй, ты же не надумала реветь?
Как будто я когда-то ревела! Качаю головой из стороны в сторону. Одной рукой опираясь на подлокотник, помогаю себе встать.
- Саш, ты как вообще? – Галя неожиданно меняет тон, и я понимаю, что ее поведение до этого – чистой воды бравада. – Сильно они тебя приложили, ироды?!
- Да нет. Все нормально. Не беспокойся. Мне нужно переодеться, – растерянно оглядываю себя в отражении зеркала. – Здесь случайно не осталось моих вещей? Не помнишь?
- Да полно! Топай в душ. А я тогда первым делом наведу порядок у тебя в спальне. Эти козлы везде сунули свой длинный нос – там еще тот бардак.
Киваю. Медленно плетусь в свою старую детскую. Сквозь непрекращающийся шум в ушах пробивается знакомый звук. Телефон обнаруживаю на каминной полке.
- Привет! Я тебе уже сотый раз звоню, – возмущается в трубку моя лучшая подруга Наташа.
- Извини, Наташ… Я не слышала. У меня тут проблема. Точнее у отца… Я… - теряюсь. Делаю глубокий вдох, - в общем, его арестовали. А самое смешное, что я никак не соображу, как мне быть дальше. Что делать? Представляешь? Никак не соображу.
- Так ты у него на Никитской?
- Да.
- Оставайся там. И не делай глупостей. Я сейчас подъеду.
Наверняка у Наташи полным-полно дел, и по-хорошему я должна ей возразить. Пообещать, что сама со всем справлюсь. Но я молчу, ведь и впрямь очень нуждаюсь в ее поддержке.
Сбрасываю вызов, плетусь в ванную. Моя одежда безнадежно испорчена. Впрочем, это неважно. После всего, что со мной случилось, я бы никогда ее не надела, даже останься она цела. Стаскиваю ненужные тряпки. Сжимаю пальцами мраморную столешницу под раковиной и гляжу на себя в зеркало. Долгие годы терапии не проходят даром. Еще десять лет назад, если бы на меня вот так со спины напали, я бы со страху обделалась. А сейчас – ничего. Держусь. Только зрачки, как у наркоманки, расширены.
Встаю под душ. С остервенением тру тело, которого касались чужие руки. Я не хочу вспоминать, не хочу прокручивать в голове, останавливаясь на деталях того, что случилось. И меньше всего хочу гадать – действительно ли это был он. Не почудилось ли мне с перепугу? Не выдаю ли я желаемое за действительное? Ведь, насколько я знаю, Орлов – не последний человек в структурах разведки. И не по чину ему принимать участие в задержаниях подобного рода, и вообще не по адресу. Но голос… Мне кажется, я бы его из тысяч других узнала. Как и присущую лишь ему одному пластику, которая с возрастом ничуть не изменилась. И которую он даже не потрудился замаскировать, хотя наверняка знал о моих прокачанных навыках одного из лучших в стране психологов-физиогномистов. Впрочем, его лица я не видала. Лишь глаза в прорезях маски.
Глаза – зеркало души. Это точно. А у него глаза были чистые-чистые. Синие. Может быть, Васильком его прозвали как раз из-за них, а не потому, что этот дурачок задаривал меня васильками, которые собирал каждое утро в лесу, окружающем базу. Василек, да… Как для бойца, не слишком грозное прозвище, из-за которого над ним постоянно подтрунивали сослуживцы. А Ринату, казалось, вообще до этого не было дела. Я редко видела настолько самодостаточных мужчин в столь юном возрасте. Возможно, этим он меня и взял? Тогда… Я ведь почти влюбилась.
Закручиваю кран, выхожу из ванной. Надеваю толстый махровый халат и иду в кухню, чтобы сделать себе чаю. Первой приезжает Наташа. А следом за ней – адвокат отца. Мне все же удается его вызвонить, хоть и не с первого раза.
- Ну, что там, Леонид Савельич?
- Ничего хорошего, Саша. Им нужен козел отпущения – и очень похоже, что твой отец станет им. Ты знаешь, как у нас работает эта система.
Я холодею. По позвоночнику рябью проходит дрожь. Папе хорошо за шестьдесят, и в последнее время у него начало пошаливать сердце.
Саша
Первое желание – сбежать. На мгновение оно берет надо мной верх, и я начинаю пятиться. Каблуки туфель вязнут в чем-то мягком. Я моргаю и опускаю взгляд на защитное покрытие, которым теперь устилают детские площадки в целях безопасности. В моем советском детстве о таком даже мечтать не приходилось. Вот не зря я совершенно не скучаю по тому времени. Сейчас жизнь гораздо лучше. Если бы только годы не бежали так быстро…
На секунду теряю равновесие. Выпрямляюсь и будто с разбега наталкиваюсь на его взгляд. Бежать теперь – трусливо и глупо. Заставляю себя держать спину прямо, но подойти все еще не решаюсь. И продолжаю тупо на него пялиться.
Я бы соврала, если бы сказала, что Орлов совсем не изменился. Это не так. Да только возраст ему к лицу. Он из той бесячей породы мужиков, которые с годами становятся только краше. Брутальнее и мощнее.
Ринат опускает руку в карман, заставляя мой взгляд сползти ниже. Оказывается, я совершенно не готова узнать, что у него кто-то есть. А уж тем более дочь. Мой идиотский план на глазах идет трещинами. Я, наверное, выгляжу полной дурой, стоя вот так, на краю детской площадки, будто набрав воды в рот.
- Привет.
- Привет. Какая неожиданная встреча.
- Да мы вроде бы уже виделись, - иронично пожимаю плечами и обвожу взглядом его костюм. Ринат еще не успел переодеться, и теперь у меня нет никаких сомнений в том, что задержанием отца руководил он. Мой голос не дрожит просто чудом. И может быть, со стороны я выгляжу даже уверенно. Но градус паники внутри достигает критических отметок, когда я понимаю, что означает участие Рината в том, что произошло. Так просто люди его уровня к таким делам не привлекаются. А значит, все плохо. Все очень-очень плохо. И нет никакой ошибки в том, что случилось. И надежды никакой нет…
- Туше, – он улыбается и достает из кармана телефон. Сверяется с часами на экране. Спешит куда-то? Или прикидывает в уме, когда появится его женушка? Может быть, у меня совсем нет времени, а я стою и как дура молчу. С другой стороны, а что тут скажешь? Все пошло не так, как я себе успела надумать.
- Это – Маша.
- Эм… Очень приято, – более идиотских слов и придумать сложно, но он застает меня врасплох. Я не имею совершенно никакого опыта в общении с такими крохами. Мне ей теперь тоже нужно представиться?
Пока я судорожно соображаю, как быть, девочка начинает пятиться в сторону. Ринат послушно отпускает маленькую ручку дочки, но ни на секунду не выпускает её из виду. Я всегда знала, что он будет хорошим отцом. В нем есть для этого все… И я буду последней сволочью, если влезу сейчас в его жизнь, что бы там у меня самой ни случилось.
- Извини, я, пожалуй, пойду.
Разворачиваюсь на пятках, делаю шаг, но в тот же миг его пальцы сжимаются у меня на запястье, и я остаюсь на месте.
- Ты не сказала, зачем пришла.
Его ладони горячие, но сухие. А пальцы смыкаются как раз там, где, срывая ритм, частит пульс. Он медленно ведет вверх-вниз по невротично дергающейся венке. Так, словно ему мало видеть мою панику, а нужно еще и осязать.
- Это было ошибкой, - шепчу, облизав губы.
- Что?
- Мой приход сюда.
- Ну, это мы еще посмотрим. Пойдем.
- К-куда?
- Ко мне. Не здесь же нам разговаривать, – пожимает плечами. – Кстати, как ты меня нашла?
- Просто поехала за тобой от следственного.
- Так это был твой БМВ…
Опускаю голову и киваю. Как мне вообще пришло в голову, что он не заметит слежки?
- Машка, поросенок, оставь клумбу в покое!
Ринат выпускает мою ладонь и подхватывает дочь на руки. Сейчас он такой расслабленный и домашний, что у меня екает внутри. Он органичен в любой своей ипостаси.
- Я все-таки пойду… - осуществляю последнюю попытку сбежать.
- Лучше Машку подержи. Мне нужно затащить коляску…
И пока я глупо открываю и закрываю рот в безуспешной попытке найти подходящие слова, чтобы отказаться от этой миссии, вручает мне в руки девочку. Наши с Машей глаза встречаются. На моих висках выступает пот.
- Привет, – шепчу я. Она улыбается беззубым ртом. Пот проступает на спине. Подобно ртути собирается в лунке позвоночника и медленно стекает вниз. Улыбка намертво приклеивается к моим губам. Они немеют.
- Вот и все. Давай-ка эту красотку…
Мой вздох облегчения настолько громкий, что Ринат в момент осекается.
- Все нормально?
- Угу. Она совсем на тебя не похожа, – говорю ему, только чтобы не молчать. Не похожа. Разве только глаза…
- Это хорошо. Иначе мой брат расстроился бы.
- Твой брат? – туплю я.
- Угу. Отец этой сладкой крошки.
- Так это не твоя дочь? – я открываю рот.
- Нет, конечно. А ты что подумала? – Ринат вставляет ключи в замок, а я вообще не помню, как мы очутились перед дверью в его квартиру. Все, как в тумане.
Ринат
Это хорошо, что у меня Машка. Благодаря ей я держусь. Что-то делаю. Улыбаюсь. Тогда как хочется все здесь разнести к чертям. И чтобы боль в кулаках отрезвила.
- А теперь вертолет! Прямо в рот, прямо в рот…
Машка родилась недоношенной. И очень плохо набирала вес. В какой-то момент вопросами ее питания озаботилась вся родня. Это стало просто идеей фикс – заставить кроху съесть побольше. Вот мы и изощрялись, кто во что горазд. Стихи придумывали, разыгрывали целые сценки, чтобы только впихнуть в нее лишнюю ложечку.
Понятия не имею, как у моего здоровяка-брата родилась эта эльфийская принцесса.
Зачерпываю еще пюре. Но Машка демонстративно выплевывает предыдущую порцию, и я откладываю в сторону баночку с детским питанием. Вытираю губки племяшки салфеткой, чмокаю хулиганку в лоб. И послушно беру на руки, когда она требовательно задирает их вверх. Улыбаюсь, даже несмотря на раздрай в душе.
Да… Мой старший брат - огромный. Младший – тоже ничего. А я долгое время оставался самым тощим из них. Самым мелким. Так что в армейке меня поначалу никто не воспринимал всерьез.
- Эй, Орленок, ты как на подготовку в спецуру попал?
- Как все, - пыхчу, преодолевая полосу препятствий. Плетусь в самом конце. За мной только Костя Стриж. Ну, и рядом – Жданов. Тот, кажется, даже с дыхания не сбился, и если бы не я, он бы давно уже курил на финише. Но какого-то хрена ему приспичило поговорить. Нашел, блин, время. Еще немного – и я просто выблюю свои легкие. Или сдамся, упаду в грязь…
- Говорят, у тебя как-то мозги неправильно работают. Не как у всех. Правда, что ли? Может, тебя из-за этого и взяли?
- Может.
- Не слишком ты разговорчив.
Молчу. Во-первых, потому что реально не хватает дыхалки, а во-вторых, ну не хвалиться же мне результатами тестов, которые, в отличие от командования, лично мне вообще ни о чем не говорят? Подумаешь, великое достижение – необычная психологическая устойчивость. Лучше бы я был сильнее. А исключительная склонность к любого рода анализу – это вообще что? Думая об анализах, я представляю захудалую лабораторию, в которую как-то сунулся, проходя медкомиссию.
В общем, все это кажется мне полным бредом. Чувствую себя самозванцем. Единственный плюс – то, что из-за гребаных тестов я провожу с Сашей намного больше времени, чем все остальные. У меня необычная программа подготовки, в которой основной упор делается на овладение мною всякими разными психологическими техниками и приемами. Если честно, я вполне мог не выходить на полосу. И выперся туда по доброй воле, чтобы мужики не считали меня слабаком. А теперь вот пожинаю последствия собственной дурости… Ну, не идиот ли?
Но вот насколько идиот, понимаю лишь на финише, когда среди других инструкторов замечаю и Сашу. Картина маслом. Я весь в соплях и грязи. А над моими «успехами» ржет весь взвод. Сплевываю. Падаю и, перевернувшись на спину, гляжу на пролетающие мимо облака.
- Эй, Орленок! – ложится рядом Жданов.
- Чего?
- Ты с Быстровой каждый день в учебке зависаешь…
- И?
- Может, в курсе, что ей нравится? Ну, ты понял…
- Нет. Что я должен понять?
Металлический вкус крови во рту становится сильнее. Я сплевываю на сырую после дождя землю.
- Трахнуть я ее хочу, вот что! А чтобы к ней подкатить, надо знать, что ей нравится. Сечешь?
Желание вломить этому придурку просто невыносимое. Но, во-первых, за такое можно загреметь на губу, а во-вторых, меня могут вообще нахрен выгнать. Допустить такое я не могу. А потому лишь закусываю щеку, отчего вкус крови во рту становится вполне реальным. Если бы я сплюнул сейчас – слюна была бы розовой. Но главное, я молчу. Перекатываюсь на бок, упершись рукой в землю, встаю и иду прочь, хотя Жданов что-то зло орет мне в спину.
«Может, у меня и впрямь какая-то «необычная психологическая устойчивость»?» – впервые приходит в голову, но в ту же секунду я переключаюсь, не успев додумать эту мысль до конца.
Что ей нравится… Что ей нравится?
Ей нравится сладкое, но почему-то она пьет ужасный черный, как ночь, и горький, как слезы, кофе. Ей нравится Кант. Она сама так сказала, но, как вы понимаете, эта информация - хреновый плацдарм для подката, особенно когда ты сам этого Канта в глаза не видел. Точнее - не самого Канта, его труды! Ну, вы поняли…
Ей нравится гроза. Когда гром бабахает так, что стекла в окнах подпрыгивают. Это выяснилось, когда прямо во время нашего с ней занятия на базу обрушился ливень. Забыв обо всем, Саша подошла к окну, открыла его настежь и стояла так, в полупрофиль, кажется, вообще меня не слыша, пока стук дождя не стих. А еще ей нравятся васильки. Букетик с ними стоял у неё на столе. Цветы давно завяли, но она не спешила их выбрасывать. И время от времени поглаживала красивыми длинными пальцами поникшие лепестки.
На следующее занятие я впервые принес ей цветы.
Звонок домофона врывается в мои воспоминания непрошенным гостем.
- Па-па! – говорит Машка.
- Думаешь, уже освободился? – ухмыляюсь племяшке, иду в коридор и вывожу картинку на экран.
Саша
К тому моменту, как я возвращаюсь домой, напряжение в теле становится просто чудовищным. Я уже принимала душ в квартире отца, но опять чувствую себя грязной. И хоть это ощущение идет изнутри, хоть я знаю, что от него водой не отмыться, все равно первым делом иду в ванную. Соль, пена… Немного вина. А впрочем, почему немного? Я одна, и от страха сводит желудок. Или это от голода? Пока не передумала, бегу в кухню. Беру бутылку и самый большой бокал. Возвращаюсь в ванную и, наполнив его до краев, делаю жадный глоток, прежде чем раздеться. Воду я специально сделала погорячей. Она обжигает ногу, когда я переступаю через бортик ванны. Шиплю. В один присест осушаю бокал до дна. Горячая вода снаружи, холодное Розе внутри. Как мне кажется, идеальное сочетание. На пустой желудок одной порции более чем достаточно, но я решаю на этом не останавливаться. Глупо хихикая, наливаю себе еще. И ложусь в воду. Мои глаза закрыты. А на обратной стороне век транслируют кино из прошлого. Я знала, что этого мне не избежать. Я знала… Потому и пила.
На закрытой военной базе я служу третий год. Не так долго, но за это время каких только парней я ни повидала. Впрочем, Орлов Ринат Ильич… - веду пальцем по его личному делу – что-то, совершенно особенное. Это понимают, кажется, все. Кроме него самого. Он же, как и большинство мужиков, зациклен на внешнем. Тогда как его уникальность скрыта внутри. Мне предстоит сделать так, чтобы он это понял. Иначе просто не выйдет раскрыть его исключительный талант. И найти ему применение.
- Чего ты боишься, боец? – бросаю последний взгляд на васильки, которые появляются у меня на столе теперь каждое утро, и отхожу к доске.
- Я ничего не боюсь, – тут же вскидывается этот глупый. Конечно, у него полно страхов. Страхи присущи нам всем. Просто мальчикам с детства внушают, что страх – это что-то плохое. Вот он и хорохорится передо мной. И в этом его основная ошибка.
- Зря!
- Почему это? – Ринат сощуривается, отчего его взгляд, проникающий через узкие щелочки глаз, становится острее лезвий.
- Потому что страх сохраняет нам жизнь. Именно страх подсказывает, что нам угрожает опасность, и заставляет действовать, – запинаюсь, споткнувшись о его скепсис. - Кажется, мои слова не произвели на тебя должного впечатления, боец, – сухо замечаю в конце.
- Лучше бы я занимался со всеми. Почему остальные тренируются до кровавых соплей, а я – нет?
Подхожу ближе, прекрасно зная, как это на него подействует. Опираюсь бедром о парту, а сама наклоняюсь ниже, вышибая этим из него дух.
- Что ты видишь, глядя на их тренировки?
- Силу!
- А в чем для тебя заключается сила?
- Глупый вопрос.
Его взгляд затуманивается. Дыхание становится поверхностным и частым. Опасные игры, но я почему-то не могу отказать себе в удовольствии. Мне никто не дарил цветов. И никто не смотрел на меня так, как этот влюбленный мальчик.
- Курс подготовки спецназа испытывает солдата на психическую стойкость – только и всего. В нем человека вновь и вновь доводят до края, пока его психика не станет настолько сильной, что он будет уверенно браться за любое задание в любой ситуации. Или пока он не сломается, – наклоняюсь к нему еще ближе, ощущаю аромат мыла. Оно самое простое, но… мышцы внизу живота предательски сокращаются. - И тут мы подходим к главному. Этих, - киваю в сторону окна, - просто испытывают.
- Тогда почему не испытывают меня?
- Потому что тебя не нужно испытывать. В мире, где все играют мускулами, эти самые мускулы, - кладу руку ему на предплечье, - на самом деле ровным счетом ничего не значат. – Пальцами другой руки касаюсь лба.
И тут совсем неожиданно он приподнимается со своего стула. Застываем нос к носу.
- И для тебя?
Мои глаза удивленно распахиваются, а нужные слова не находятся в ставшей вдруг необычно легкой голове. Каким-то совершенно непостижимым образом он умудряется меня переиграть на моем же поле.
- Ты забываешься, сержант, - сиплю я и отступаю.
- Я хочу принять участие в марш-броске.
Знал бы он, что его ждет, сказал бы спасибо, что его так трепетно оберегают.
- У тебя другой план подготовки.
Я отступаю к столу, а когда вновь поднимаю взгляд, наталкиваюсь на его. Немигающий и до чертей упрямый.
В себя меня возвращает звук бьющегося стекла. Похоже, я уснула и во сне нечаянно столкнула бокал на кафельный пол. Упав, тот разбился вдребезги. Выйти из ванны, не порезав ногу, оказывается не так уж легко. Но лежать в остывшей воде и дальше – не вариант.
Веник и совок хранятся здесь же, во встроенном шкафу. Осторожно сметаю и выбрасываю осколки. Решив, что моим ступням больше ничего не угрожает, смело шагаю к крючку, на котором висит халат. Голая женщина в зеркале синхронно повторят мои движения. Я выпрямляюсь, внимательно ее разглядывая. Скольжу придирчивым взглядом от собранных на макушке волос, вниз по безупречно красивому и гладкому, несмотря на возраст, лицу, высокой груди, тонкой талии, ниже…
- Да пошел ты, Ринат! – усмехаюсь пьяно. – Пошел… ты. Поблекла я, видите ли. А вот ни черта!
Шмыгаю носом и иду, пошатываясь, прочь. Ужасно хочется спать. Я не нахожу в себе сил перезвонить Наташе и… Жданову, хотя вижу их имена в пропущенных. Не успеваю даже додумать мысль, за каким таким чертом я вдруг понадобилась последнему. С Юрой мы расстались не лучшим образом. В последнюю нашу встречу я довольно доступно ему объяснила, куда он может идти со своей незамысловатой логикой в отношении меня и... В общем, с тех пор мы ни разу не виделись. Так что мне действительно есть над чем подумать, но сонливость берет свое.
Ринат
Вот тебе и «не буду в нее погружаться»… Неужели я правда думал, что это возможно? Да мне ее просто стоит увидеть, и всё… Всё! О какой дистанции речь? Когда она так близко, что я слышу её сочный запах, а в глазах вижу тлеющий огонек. А ее вкус… Это же вообще что-то за гранью. Жадно слизываю его. Веду языком. Скольжу пальцами в тщательно уложенных волосах в странном желании нарушить эту хорошо продуманную безупречность. Стереть глянец, под которым она, настоящая, отгораживается от мира. А впрочем, к черту мир! От меня отгораживается…
Отстраняюсь немного и начинаю пальцами размазывать помаду по лицу. Хочу её рот голым. Он такой беззащитный без яркой вызывающей краски. Губы припухли, наверное, я причинил ей боль, когда, не сдержавшись, стал легонько покусывать.
- Ринат. - Собственное имя в ее исполнении отдает в груди тянущей болью. - Что ты делаешь? Я же теперь полчаса это оттирать буду!
Что ответить, не знаю. Скольжу ладонью вверх по шее, глажу скулу, толкаюсь пальцами в рот. Дергаюсь, как от удара, когда она неожиданно уступчиво принимает их и начинает бесстыже сосать, глядя на меня из-под отяжелевших век. А там уже не тлеет, там горит. И я вместе с ней полыхаю.
Где-то за пределами нашего мира звучит громкий смех. В ту же секунду кто-то бесцеремонно барабанит в окно. Саша испуганно отшатывается в сторону. Я чертыхаюсь. Нашариваю кнопку стеклоподъемника. А пока стекло опускается, слежу за тем, как она, отведя взгляд, открывает дрожащими руками сумочку, чтобы достать пудреницу. Делаю глубокий вдох и с трудом заставляю себя переключиться на давнишнего приятеля, который, не скрывая интереса, заглядывает в окно.
- Привет, Дим.
- Какие люди! Я подъехал, смотрю, ты - нет?! – радостно скалится тот. Димка на два года старше, а с его женой я сидел за партой с первого по пятый класс. Юлька Сафронова… А вот, кстати, и она.
- Я-я, – усмехаюсь. – Привет, Юль…
- Привет, Орел. Дим, ну, что ты человеку всю дорогу перегородил, он даже выйти не может! Иди, я тебя обниму. Соскучилась жутко! Сто лет не виделись, занятой ты наш человек.
Спрыгиваю с подножки прямо в Юлькины объятья.
- Ох, и здоровый же ты стал.
- Ага! Наел ряху, – искренне восхищается Димка, а Юлька возмущенно тычет его в бок:
- По себе людей не судят! Тут мышцы – камень. Ты, Орлов, чего это удумал? В культуристы на старости лет податься?
- Да брось. Так, занимаюсь немного для себя. Да погоди, мне еще девушку нужно выпустить… - смеюсь и мягко высвобождаюсь из захвата Юлькиных рук.
- Твоя? – шепчет та, с любопытством вытягивает шею, будто это последняя возможность разглядеть мою спутницу.
Моя ли? А вот хрен его знает. Пожимаю плечами и, стараясь об этом не думать, обхожу капот, чтобы открыть Саше дверь.
- Ты как, в порядке?
- Да.
Задерживаю в своей руке ее ладонь. Пристально вглядываюсь в лицо. Она чуть бледнее обычного, но это нормально в сложившейся ситуации.
- Дим, Юль, это Александра. – Вот и все, без подробностей. Да и вряд ли они нужны, если Сашка – первая женщина, которую я привожу со стороны в нашу компанию.
- Очень приятно! – тараторят синхронно.
- Ну что, будем заходить? Или тут постоим еще? Вечерок чудный.
- Духотища такая! Как хотите – а я внутрь, – гудит, обливаясь потом, Димка.
- Пойдем, Юль. Вечерком потом насладимся. Наши-то, небось, уже все собрались. Одних нас ждут.
Юлька кивает и всю дорогу, что мы идем к бару, не сводит с Сашки глаз.
Нашу компанию замечаю сразу. Она самая многочисленная и шумная, несмотря на то, что вечер только начался. Конечно, и тут мы с Сашей оказываемся в центре внимания, но через пару минут начинается матч – истинный гвоздь программы, так что довольно быстро народ переключается – кто на трансляцию, кто на свежие сплетни. А я хоть и могу следить одновременно и за тем, и за другим, не спускаю глаз с Саши. Выдыхаю, лишь когда, с подачи Юльки, та невольно вовлекается в бабский треп. Через полчаса её напряженные плечи немного расслабляются, и она даже начинает смеяться, а через час – соглашается на второй бокал Гиннеса.
- Поешь, - шепчу я, - вот этот сыр в кляре очень вкусный.
- И брусничный соус к нему – чудо как хорош! – поддерживает меня Катюха. С ней мы знакомы меньше всего. Кирилл – мой друган детства, женился на ней недавно. Он один в нашей компании, за исключением меня самого, так долго холостяковал. Остальные женились, разводились, рожали детей – в общем, все по классике. Многие обзавелись штампом в паспорте еще в институте, застолбив девчонок, которых знали с детства. А ведь я тоже, можно сказать, тот еще однолюб.
Убаюканный гулом застольных речей, закрываю глаза и уношусь в прошлое.
Для того, чтобы принять участие в марш-броске, мне приходится идти аж к самому Салимову. Просто нет сил терпеть насмешки Жданова и его прихлебателей. А еще очень хочется проверить себя. Потому что тесты тестами, а вот реальное испытание на пределе физических возможностей – это совсем другое.
- Эй, Василек! Слышал, ты замахнулся на марш-бросок?
Саша
Не сдержавшись, что есть сил хлопаю дверью, но в тот же момент жалею о своей вспышке. Машина у Рината шикарная. С ней нельзя обращаться так. К тому же подобные выходки не добавляют мне очков в глазах самого Орлова, но… Как он думал, я отреагирую? Ему вообще знакомо такое понятие, как сделка?! Ведь именно сделку мы с ним и заключили. Так какого черта он теперь воротит от меня нос? Чего добивается? У договора всегда две стороны. И лично я готова выполнить взятые на себя обязательства.
- Чтобы увидеться с отцом, тебе достаточно просто попросить, Саша. Необязательно раздвигать передо мной ноги.
Как же чудовищно это звучит!
В такт стуку каблуков в ушах пульсирует кровь и колотится сердце. Я хочу понять. И не понимаю… Что вообще происходит, а?
Поднимаюсь к себе. Сбрасываю с ног туфли. Сажусь на банкетку и начинаю растирать гудящие ступни. Если бы он сказал мне, куда мы едем – я бы подобрала более соответствующий случаю наряд. А так его друзья наверняка решили, будто я вырядилась, чтобы произвести на них впечатление. Интересно, он всех своих любовниц знакомит с ними? Вполне возможно. И наверняка каждая из шкуры вон лезет, чтобы им понравиться в надежде, что это поможет задержаться рядом с Ринатом.
Нет, все же я ожидала совсем другого. Может быть, поэтому то, что происходит в реальности, производит на меня настолько неизгладимое впечатление. Самое смешное, что мне всё-всё в этом вечере нравится. И бар, оказавшийся на самом деле довольно-таки неплохим, и улыбчивые лица друзей Рината. Их простота, незамысловатые разговоры о жизни и даже не всегда удачные шутки, над которыми все равно смеялись. Видно, что эти люди друг за друга горой. Сейчас такую дружбу нечасто встретишь. И совершенно невольно я проникаюсь этим всей своей сутью.
Все портит лишь финал. Ожидание смерти всегда хуже ее самой. Ринат наверняка это знает. И зачем-то специально держит меня в напряжении. Зачем?
Вздыхаю. Сгорбившись, иду в спальню. Раздеваюсь и ложусь в кровать. Знаю, что не усну без таблетки снотворного. Запиваю пилюлю водой, устанавливаю будильник и, несмотря на жару, укрываюсь с головой одеялом. К черту все. Я хочу просто выспаться, чтобы с новыми силами встретить завтрашний день.
Просыпаюсь по сигналу ровно в четыре утра. Могла бы поспать и подольше, если бы собрала вещи в дорогу с вечера, а так приходится пожинать плоды собственной лени. Плетусь к гардеробу. На этот раз я, по крайней мере, в курсе планов Рината. Кладу в спортивную сумку купальник, смену белья, сарафан и на случай, если вечером тот решит вывести меня в ресторан - коктейльное платье. Я готова. У меня остается пятнадцать минут на то, чтобы, никуда не спеша, выпить кофе. На кофемашине по умолчанию установлен режим «латте», я замираю и в последний момент меняю его на «эспрессо». Густой напиток горчит намного сильнее предательских слез. Я пью и глажу пальцами лепестки ирисов, которые чуть подвяли, потому что я забыла поставить их в воду.
Ровно в пять Ринат звонит в домофон. Впускаю его, в последний раз окидываю взглядом свое отражение в зеркале.
- Привет.
Он улыбается уголками губ и на секунду отворачивается, чтобы закрыть за собой дверь. В просторном коридоре мне в тот же миг становится тесно. На самом деле рядом с ним мне тесно даже в собственной коже. Хочется сбросить ее, как это делает змея. Стать другой, лучшей версией самой себя. И от осознания этого становится ужасно страшно. Ведь что бы я ни сделала теперь – моего прошлого не изменишь.
- Привет.
- Ты в прошлый раз забыла у меня сумочку. А вчера уже я забыл её тебе вернуть.
- Ох… А я даже и не заметила.
Забираю потеряшку и, зачем-то распахнув молнию, заглядываю внутрь. Что хочу там увидеть? Не знаю. Просто тяну резину.
- Так ты готова?
- Угу.
Откладываю сумочку и тянусь к баулу с вещами, но Ринат меня опережает. Взваливает сумку на плечо, отчего его мышцы обозначаются сильней и выступают вены. Во рту пересыхает. И нет, никакой он не культурист, что бы там Юлька ни говорила. Но он… идеален. Худой, но не тощий. Мускулистый, но не раскачанный до смешного. Заматеревший, но не обрюзгший, как тот же Жданов.
Наши взгляды встречаются. Я сглатываю, однако во рту действительно настолько сухо, что этим я делаю только хуже. Горло немилосердно дерет.
- Все в порядке? – мне кажется, его глаза под непроницаемыми стеклами солнцезащитных очков смеются. А я, наверное, и есть смешная. Именно так себя ощущаешь, когда после долгих никому не нужных метаний решаешь себя продать, а потом выясняешь, что ты и даром никому не нужна.
- Да, можем идти.
От моего голоса веет могильным холодом. Настроение опускается до нуля.
- Пробок быть не должно. Может, доедем даже быстрее, чем планировал. Это действительно хорошее место для отдыха.
- Ты собираешься там со мной спать?
- А это все, что тебя волнует? – мне кажется, что Ринат крепче вцепляется в руль.
- Я хочу знать, что меня ждет.
- Говоришь так, будто я веду тебя на заклание. Хотя на деле…
- На деле я тебе сама предложила себя. Можешь не напоминать. Я это прекрасно помню.
Саша
- Сюда, мадам…
Несмотря на плохое настроение, улыбаюсь девочке-балийке. Она очень приветливая и услужливая. У нее милый акцент. Да и это её «мадам», которое она повторяет при каждом удобном случае – сплошное умиление.
- Вы можете принять душ, после чего вас ждет джакузи. Вы уже выбрали, какой экстракт будем добавлять в воду?
- Нет… А из чего выбираем?
- Лаванда, роза, валериана и хвоя. Наверное, роза, да? – улыбается девушка еще шире и косится в сторону другой комнаты, в которой переодевается Ринат. Ее предположение понятно. Я с мужчиной. Ванна с лепестками роз – наверное, самая популярная в таких случаях.
- Нет. Я бы предпочла валериану.
Мне не помешает немного успокоиться. Валериана – то, что нужно, да.
Если балийка и удивляется, то виду не подает. Низко поклонилась и, снова заулыбавшись, напоминает:
- Первым делом душ, мадам. Все необходимое я приготовила.
Под необходимым подразумеваются халат, шапочка, одноразовые трусики и тапки. Моюсь, разворачиваю трусы. Ну, уж нет. Черта с два. Я ни за что не решусь появиться перед Ринатом топлес. Интересно, а Орлов наденет это сомнительного вида бикини? Представив его в таком виде, начинаю давиться смехом. Подобные скачки настроения явно не к добру. Усилием воли беру себя в руки. Натягиваю на тело мокрый купальник и иду в комнату с королевских размеров джакузи. Залипаю на открывающийся из окна во всю стену вид. Лес, излучину реки, переливающуюся серебром на солнце.
- Забирайся в воду. Отсюда картинка не хуже.
Как я могла не заметить Рината?
Киваю, поднимаюсь по ступеням и осторожно ступаю в ванну. Морщу нос от странного запаха, исходящего от воды. Орлов, до этого внимательно наблюдавший за мной, закусывает щеку.
- Это валериана.
- А-а-а…
- Все верно? Ты же ее хотела?
Ну вот! Он опять надо мной смеется. Сажусь резко, своей ногой задеваю его икру, поросшую короткими жесткими волосками. Я настолько наэлектризована, что это незначительное касание током проходит по телу. Отдергиваю ступню и отъезжаю задницей к самому бортику. Максимально далеко от него.
- Да. Её, - облизываю губы. – Ты не против?
- Абсолютно.
К счастью, наедине мы остаемся недолго. К нам присоединяются две массажистки и, заняв каждая свое место, синхронно приступают к массажу воротниковой зоны, пока остальное тело разогревается. И это такие обалденные ощущения, что на некоторое время я теряю бдительность и забываю об Орлове вообще. Меня убаюкивают волшебные движения рук, звуки легкой музыки для медитации и успокаивающие ароматы трав. Я расслабляюсь и снова чуть глубже сползаю в бурлящую воду. В тот же миг моей ступни касаются его пальцы.
- Извини.
- Саш, расслабься, - повторяет он, не открывая глаз. А я, наоборот, не могу себя заставить закрыть их. Смотрю, как смуглые руки балийки скользят по его покрытой брызгами воды коже, и с ревностью отмечаю, как хочу быть сейчас на ее месте. Пальцы Рината сжимаются на моей щиколотке. Проходятся вверх-вниз. С губ срывается тихий вздох. В тот же миг его глаза открываются. И этот взгляд из-под отяжелевших век, кажется, лишает меня всякой воли. Если бы мы были одни, я бы умоляла его, чтобы он не останавливался. Чтобы потушил пожар, причиной которого стал.
- Мадам, нужно перейти на стол.
- Да-да, конечно.
Резко встаю, в голове кружится. Балийка подает мне полотенце, и я кутаюсь в него, краем глаза отметив, что Орлов таки побрезговал одноразовыми трусами. Но ведь это в ванной. А сейчас ни мне, ни ему без них не обойтись. Минеральный скраб наносится на все тело. Точно так же, как и жижа для обертывания. Довольно неловкая ситуация, которую максимально корректно разруливают балийки. Ринат уже лежит на столе, когда я возвращаюсь, переодевшись. Взгляд в пол, тело прикрыто огромным полотенцем. На секунду мне даже становится жаль, что я не могу его рассмотреть повнимательнее. Но я тут же одергиваю себя.
Скраб, душ, обертывания… И вот мы в жиже из водорослей, пованивающих морской капустой, наконец, остаемся одни. Дискомфорта больше нет. Мне так хорошо, что я не могу не сказать:
- Спасибо тебе.
- За что?
- За этот день. Я давно так не расслаблялась.
- А теперь расслабилась, значит?
- Да. Насколько могла. Ситуация с отцом - это не то, что можно легко отпустить.
- Я понимаю.
- Правда?
- Угу. Саш…
- М-м-м?
- А как ты узнала, что мы со Ждановым на тебя поспорили?
- Случайно подслушала треп ребят.
- Круто ты меня тогда обломала.
- Ты заслужил.
- Да, наверное. Если бы мы спорили на то, что я с тобой пересплю.
- А на что же вы спорили, если не на это? – удивляюсь я.
- На то, что этого не сделает Жданов. Я сказал, что ты в жизни не подпустишь к себе такую гниду, как он.