Тьма безмолвная

I.

— Что, опять побили?

Эния мрачно всхлипнула, ковыряя половицу носком ботинка. Ботинки не отличались новизной — рассыпались буквально на глазах. Глаз защипало. Из разбитой брови снова начала сочиться кровь.

Его чётко очерченные губы скривились в усмешке. Она терпеть не могла, когда он так ухмылялся. С какой радостью она бы проигнорировала Айнара, да вот только он распоряжался ключами от всех дверей их дома, в том числе и ключами от бара.

Айнар знал, что ей нужно обработать рану, но нарочно тянул время.

Сумка с учебниками с глухим стуком упала на ковыряемую половицу. Та жалобно скрипнула. Или не она, а одна из крыс, под полом их водилось в изобилии. Эния уже с минуту сверлила Айнара взглядом, выражавшим всё что угодно, кроме любви. Это она научилась делать в совершенстве. Жаль только, что ей никогда не научиться убивать взглядом. Разум пьянило от осознания того, насколько лучше и легче стала бы её жизнь уже лет в пятнадцать.

Айнар небрежно кинул мокрое полотенце на стол, на него поставил щербатую тарелку, и сдул со лба русую чёлку. Эния зарычала. Опять усмешка.

— Твой рык больше похож на тявканье, sionnach[щён-нах 1]. Когда ты уже научишься давать сдачи, а?

Эния фыркнула и вздёрнула нос, и без того вздёрнутый и конопатый. Айнар помедлил и всё-таки снял с пояса связку ключей. Невыносимый скрежет замочной скважины, и дверца бара распахнулась, рассохшаяся, но всё равно по привычке запираемая. Айнар взял бутыль и протянул Энии. Она, словно дикий зверь, опасливо подошла, резким движением выхватила её, подхватила сумку и быстрым шагом направилась к лестнице.

— Знаешь, не удивлюсь, если рано или поздно выяснится, что ты там не только боевые ранения заливаешь!

Эния с ненавистью оглянулась на него. Мелькнуло желание кинуть увесистую бутыль ему в башку, да так, чтобы осколки стекла всю рожу расцарапали.

Но содержимое было нужнее.

* * *

Было около часа ночи, когда очередной порыв зимнего ветра чуть не сорвал входную дверь с петель. Эния вздрогнула, и по тетрадному листу тут же растеклась чернильная клякса. Из груди вырвался вздох разочарования. Там внизу с трудом заперли дверь, знакомые голоса бубнили что-то об ужасной метели. Эния отложила ручку и потёрла глаза, вслушиваясь в разговоры внизу. Снова раздался скрип половиц, приблизился к двери её комнаты. На мгновение у неё перехватило дыхание.

— Ещё не спишь, солнышко?

Эния улыбнулась и кинулась на шею Блиту Макнамара, своему отцу. Он рассмеялся глубоким басом и погладил её по макушке. От него ужасно несло рыбой и машинным маслом.

— Айнар сказал, тебя снова…

На глаза против воли навернулись жгучие слёзы. На плечи легли большие грубые руки отца. В груди щемило от сдерживаемых рыданий, часть которых всё же прорвалась наружу.

— Посмотри на меня. — Эния дёрнула головой и только крепче зажмурилась. — Я сказал, посмотри на меня, Риан!

Она распахнула глаза. Если отец называл её вторым именем, лучше было его не злить. Эния смотрела в его глаза, янтарные и прищуренные, в которые вечно лезли вьющиеся волосы цвета воронова крыла, ещё не тронутые сединой. Смотрела на высокий белый лоб, который сейчас прорезали две глубокие морщины. И не имела ни сил, ни храбрости сопротивляться. Он неожиданно опустился перед ней на колени. Эния удивлённо наблюдала, как он достал что-то из заплечной сумки, взял её тонкие руки в свои и вложил в них нечто тяжёлое и холодящее кожу. Эния во все глаза уставилась на часы на цепочке — из яркого, слепящего глаза золота. Отец тихо, хрипло рассмеялся.

— Эти часы — наша единственная оставшаяся реликвия, Эния. И я хочу, чтобы ты стала их хранителем.

Эния вскинула на него глаза и раскрыла рот от изумления. Он уже начал было растягиваться в улыбке, но в одно мгновение Эния, словно испугавшись, начала протягивать часы обратно. Отец придержал её руки и прижал их к её груди, в которой сердце трепыхалось словно маленькая сойка.

— Послушай меня, ты уже достаточно взрослая, чтобы я мог доверить их тебе. Храни их до поры и — Эния, запомни это как следует — продавай только в самом крайнем случае, ты поняла меня?

Эния испугалась ещё больше, но кивнула. В ней поднялось дурное предчувствие. Отец вздохнул с облегчением и поднёс её руки, всё ещё сжимавшие часы, к шершавым горячим губам.

— Прости меня, солнышко, — тихий шёпот. — Прости.

На следующий день Блит Макнамара не пришёл встретить её со школы. И домой не вернулся.

Четыре года спустя

На заводе только и разговоров было что об аномальном морозе, что обрушился на Трамор. Побережье славного городка сковал лёд, так что ледорубы работали без продыху, лишь бы рыбацкие шхуны могли совершать рейды. Айнар и Нора переглянулись и вышли на перекур.

— Что скажешь? — Нора распустила гладкие чёрные волосы до плеч и закурила. — В последний раз такой колотун был года четыре назад. Не упустить бы возможность.

Айнар мрачно кивнул и выпустил облачко дыма в звенящий воздух. Его тошнило от рыбного смрада и потрохов, так что запах самокруток казался благоуханием.

II.

Исполнить задуманное решили в Подкове: то был лес, в глубине которого находился природный водный резервуар. Выбрали его за относительную близость к Трамору, так как выйти в море всё ещё не представлялось возможным. Айнар с большим трудом договорился с отпрыском Мёрфи, жившим по соседству, о том, чтобы он отвёз их в нужное место на своей телеге: свою-то старший Макнамара уничтожил незадолго до смерти в очередном припадке безумия, столкнув с обрыва в море. Мёрфи согласился крайне неохотно, так как поездка планировалась на субботу, да ещё и в рань несусветную, так что Айнару пришлось в качестве ответной услуги обещать ему помощь со стиркой: в семье Мёрфи не было женщин, на которых можно было возложить эту обязанность.

Истинную цель путешествия Айнар ему не открыл, сказав, что они с сестрой хотят наловить рыбы на продажу, с добычей которой сейчас, когда море сковал лёд, были трудности.

Айнар в то утро хранил непривычное молчание. Он хмуро смотрел на Энию, поедавшую свой последний завтрак так, будто заранее знала, что он последний. Хлопотавшая у печи Нора поглядывала на брата с долей предостережения: что-то в его взгляде заставляло её думать, что он может отступиться от их плана и тогда прости-прощай путешествие в Америку и надежды на лучшую жизнь.

Даже Эния заметила перемену в обычно задиристом поведении брата и тронула его за предплечье. Айнар хоть и смотрел на неё, но не видел, и потому вздрогнул от прикосновения.

— Что? Недоварено, что ли?

Эния усмехнулась и жестом показала, что с едой всё в порядке. Айнар пригляделся к Энии и неожиданно ему на глаза навернулись слёзы. Он прочистил горло и, прикрыв лицо рукой, вышел из-за стола. Нора проводила его взглядом и фыркнула. Эния сделала то же, только вместо фырканья нахмурилась. Посмотрела на Нору и внезапно ощутила неприятное покалывание в затылке.

— Ешь скорее, торопиться надо, — буркнула Нора, недовольно взглянув на Энию.

Накануне они с Айнаром объяснили младшей сестре, что подумывают перебраться в более хлебные края, чтобы больше не иметь дел с рыбой. Эния живо согласилась. Она трудилась на том же рыбном заводе, куда брат с сестрой пристроили её сразу после того, как забрали из школы в связи со смертью отца, и не горела желанием потратить на него всю жизнь. Родительские сбережения иссякли полтора года назад, ещё при жизни отца семейства, но отпрыскам удалось скопить столько, сколько должно было хватить на эту поездку. Нора в очередной раз — разумеется про себя — желчно отметила, что если бы не тварь, Эния, они бы вообще нужды не знали. Родители все деньги спустили в тщетных попытках вылечить немоту младшей дочери. В конце их не оставалось даже на то, чтобы отвезти мать, Терезу Макнамара, в Эдинбург, в ближайший туберкулёзный диспансер. Про отца, зачахшего от горя и всех невзгод, что валились на его плечи, и говорить было нечего.

В представлении Норы, не будь Энии на свете, им всем жилось бы гораздо лучше.

Вышли из дома ещё засветло. Айнар вроде бы справился с собой, но было видно, что ему неспокойно. Оставив Энию у дороги, дожидаться Мёрфи с его телегой, Нора отвела брата в сторону.

— У меня ощущение, что ты хочешь всё испортить, братец, — процедила она. Её тонкие, покрытые шрамами пальцы с силой вцепились в его плечо.

— Ну не могу я так, Нора! — прошипел он в ответ. — Ну что мы, звери какие-то — родную кровь топить? Может и правда уедем отсюда? А? Заживём на новом месте…

Нора особенно страшно закатила глаза.

— И что, что мы там будем делать, Айнар?! Чем это будет отличаться от того, как мы сейчас живём? С этой обузой, — она незаметно показала на Энию, притоптывавшую на месте в попытках согреться, — мы связаны по рукам и ногам, ну как ты не поймёшь?! Её ведь даже замуж не выдашь — кому она будет нужна такая? А с ней и мы обречены. Вот в Америке…

— Да ты уже осточертела со своей Америкой! — вспыхнул Айнар. — Можно подумать, там только нас и ждут!

Нора по-настоящему оскорбилась. Усомниться в её мечтах об этом чудесном крае воспринималось ею как предательство.

— Уж поверь мне, — прошипела она, — когда с твоих плеч спадёт это бремя, ты меня ещё возблагодаришь. Ноги мне целовать будешь!

Айнар брезгливо сплюнул. С мукой взглянул на Энию. Её хрупкая фигурка, закутанная в изношенное тёмно-синее ольстерское пальто, доставшееся от отца, её красновато-рыжая грива кудряшек на тусклом морозном фоне…

Он впервые осознал, какой красавицей стала его бедная сестра.

— Mo sionnach álainn![Мо щён-нах олэн! 1] — прошептал он с непрошенными слезами на глазах.

Нора мгновенно всё поняла. На секунду поджала губы, прикидывая. И решилась.

— Ладно, братец. Убедил.

Айнар перевёл на неё неверующий, замутнённый слезами взгляд.

— Правда?

— Правда, чёрт тебя дери, — буркнула Нора. — Но на озеро всё-таки съездим. Полюбуемся родными красотами перед отплытием.

Айнар раскрыл рот от удивления.

— Ты ведь ещё несколько минут назад и слышать ничего не хотела о том, чтобы Энию за море с собой брать!

Нора с кислой улыбкой, но вполне доброжелательно передёрнула плечами.

— Ну, уж если она море переживёт, тогда я точно признаю, что кругом неправа была. Вот прям как на берег сойдём — повинюсь перед тобой и перед нею!

III.

Чернота этого места выжигала глаза. Эния несколько раз усиленно моргнула, но лучше видеть не стала. Она пошевелила пальцами. Подушечки нащупали холодную каменную поверхность. Тогда она предприняла попытку приподняться. И закашлялась. Застойная вода из озера, где она совсем недавно тонула, хлынула из её лёгких прямо на каменную поверхность. Прокашлявшись, Эния медленно проследила взглядом до того места, где по представлениям любого человека должен быть горизонт. Камень, на котором она сидела, оказался поверхностью дороги, достаточно широкой, чтобы на ней могли разъехаться две конные повозки.

Дорога эта оказалась единственным источником света в непроглядном мраке и светилась точно луна в ясную ночь.

Эния вздрогнула. Она поняла, что вся её одежда и волосы были мокрыми и прилипли к телу. Она стянула душивший её шарф и предприняла попытку подняться на ноги. В кожаных сапогах тотчас захлюпало. Поразмыслив немного, Эния всё же решила их снять, как и шерстяные чулки, которые попыталась отжать. Бросив случайный взгляд на камень, она застыла — лужица воды, которую исторгли её лёгкие пару минут назад, исчезла без следа. Эния перевела пытливый взгляд на новую лужицу, стёкшую с чулок. На её глазах она полностью впиталась в серую поверхность.

— Вода не задерживается здесь надолго.

Эния вскрикнула и обернулась. В нескольких шагах от неё застыло существо с пурпурными глазами. Теперь, незамутнённым взглядом, Эния могла рассмотреть его лучше. За могучими плечами колыхался, словно под водой, некий плащ, который при более долгом рассмотрении оказался перепончатыми крыльями. Витые рога существа внушили Энии трепет, и она невольно бросила взгляд на его ноги — те не были козлиными. Впрочем, большего разглядеть не удалось, так как большую часть его тела прокрывало нечто чёрное.

Нечто, въевшееся в него давным-давно.

Эния вгляделась в его лицо. Аскетичное, с острыми скулами и сильным подбородком. Ей стало не по себе. Это лицо внушило ей тревогу, но вместе с тем, она не могла перестать смотреть на него.

— Не бойся, дитя, — существо улыбнулось, но улыбка не коснулась глаз. Они разглядывали Энию с интересом, но холодно и с толикой небрежения, как благородная леди смотрит на энтомологическую коллекцию в музее естествознания. — И не беспокойся об одежде — совсем скоро она высохнет. Как я уже сказал, вода здесь надолго не задерживается.

«Почему это?» — подумалось было Энии и существо тут же ответило, словно вопрос был задан вслух.

— Это место зовётся Коридором времени. Отсюда можно попасть в любую эпоху мира, но сам Коридор остаётся неизменным. Поэтому он уничтожает любые проявления жизни — ничто не должно нарушать местной статики.

«Но ты…»

— Я — демон. Я могу находиться здесь несколько дольше, а вот ты — нет. В связи с этим…

Эния в испуге отшатнулась — демон в мгновение ока встал прямо перед ней и воззрился на неё своими холодными пурпурными глазами.

— …я предлагаю вернуться к предмету нашего недавнего разговора. Я предложил тебе возможность жить и отомстить своим губителям.

Эния кивнула, и демон продолжал:

— Я уже очень давно ищу себе… компаньона, чтобы скрасить моё бесконечное одиночество… Не подумай ничего дурного, дитя! — добавил он после того, как Эния возмущённо вздёрнула брови. — Мне, как и всем живым существам, необходимо питаться. Ты крещена? Тебе рассказывали на воскресных службах, чем питаются такие, как я?

Эния кивнула, даже не догадываясь о том, что демону не было нужды задавать эти вопросы — он следил за ней и её семьёй последние несколько лет и был прекрасно осведомлён. Он хотел было продолжить, но что-то в облике Энии его смутило. Он коснулся её плеч. Эния вздрогнула — в место прикосновения будто вонзились сотни миниатюрных обжигающих холодом иголочек — и стянул с неё всё ещё мокрое пальто.

— Оно должно быть очень тяжёлое, особенно в намокшем состоянии, — произнёс демон, и что-то в звуках его голоса заставило Энию сжаться всем телом.

Верно, она была крещена. Но ей было уже шестнадцать, и всё существо её уже начинало алкать нежных прикосновений. И всё же Эния заставила себя встряхнуться. Её с детства учили гнать от себя любые греховные помыслы. (При мысли об этом она быстро и инстинктивно одёрнула рукава свитера, чтобы прикрыть недавние шрамы — очевидное свидетельство её порочности.) С каждой секундой её всё больше мучили сомнения. Мучил стыд.

Ведь не просто же так этот демон выбрал именно её?

Эния сама не заметила, как попятилась от страшного существа. И с каждым шагом туман в её голове развеивался. С каждым шагом она всё больше верила, что поступает правильно, убегая.

И она побежала. Как была, босиком, оставив пальто, сапоги и чулки у ног демона. За собственным дыханием и топотом она не могла расслышать, преследуют ли её, когда до неё донёсся холодный негромкий смех.

— Ты не убежишь от меня, дитя! Только не теперь, когда на тебе моя метка!

Но Эния продолжала бежать. Если бы она смогла затаиться в каком-нибудь тихом уголке и спокойно подумать, она поняла бы, что вряд ли найдёт выход отсюда в одиночку. А даже если и найдёт — она ведь мертва. Или всё же нет? Демон сказал, что время здесь стоит на месте. Может быть, это Чистилище, о котором рассказывали на воскресных службах? И на данный момент времени она — не жива, но и не мертва, а скитается духом в ожидании…