Тьма над Белым городом.

Глава I: Приезд

Август 2009. Белгород.

Сухой, будто выжженный август сыпал пыль в лицо. Электричка докатилась до вокзала и затихла, изнывая от жары — как зверь, добравшийся до логова. Андрей спрыгнул с последней ступеньки вагона и шагнул на горячий бетон, который дрожал от солнца. Рюкзак за плечами привычно потянул вниз — тот самый, с нашивкой Cradle of Filth, с которой он уже пару лет не расставался. Родители говорили: «Какой ужас, Андрей, сними ты эту гадость», — но он не снимал. Потому что это было его. Потому что это был он.

Город он знал. Не близко, но знал — приезжал сюда с родителями, когда ехали к тётке в Красную Яругу. Тогда Белгород казался чем-то скучным, проходным, как окно в поезде: мелькнул — и забыл. А теперь — всё иначе. Теперь он стоял на перроне один. Ни отца с его выверенным хмурым взглядом, ни матери с тревожной улыбкой. Только он — и дрожащий горизонт перед глазами.

Он поступил в БЕЛГУ на бюджет. Специальность психология. Сам не знал, почему выбрал именно её. Что-то в нём всегда тянулось внутрь — к теням, к ощущениям, к снам, которые не отпускали. Иногда казалось, что он с детства слышал что-то сквозь шум электричества в проводах — слабое, зовущие.

Он поселился в старом частном доме с летней кухней на окраине, где над калиткой висел облезлый виноград, а на дверях колокольчик звенел, как у ведьмы из сказки. В доме пахло прошлым. Стены дышали жарой и нафталином, пол скрипел от воспоминаний. Хозяйка — баба Дуня — встретила его глазами, будто видела насквозь.

— Заселяйся, Андрюшенька, мы тут тебя заждались — сказала она, и было в этом нечто холодное. Не злое — но без тепла. — Комнатушка твоя вон там, наверху если забыл. Остальные уже живут, не шуми только, с новыми аккуратно.

Он поднялся. Скрипели ступени, пыль качалась в воздухе. Комната встретила полумраком и затхлой прохладой. Шкаф, кровать, книжная полка с чужими именами: Кастанеда, Гроф, Юнг. Паутина в углу. Солнечный луч сквозь занавеску с лебедями резал пол пополам, как лезвие. Андрей бросил рюкзак — тяжело, с глухим шлепком — и лёг на кровать, не снимая кроссовок. Достав плеер, надел наушники. Загудела Nymphetamine Fix — и стало легче.

Звук гитар был как укрытие. Он закрыл глаза и позволил городу пройти сквозь него.

Спустя час, когда солнце уже начало клониться, дверь в коридоре хлопнула. Гулкие шаги, мужской голос. Потом — ещё один. Андрей приподнялся. Через несколько минут в его комнату заглянул парень лет девятнадцати, в футболке Slipknot и с сигаретой за ухом.

— Ты новенький? Со Ставрополья? Психология? — Голос был хрипловатый, как у тех, кто не высыпается. — Я Макс. Живу в конце. У нас ещё Санька тут, он гитару мучает. Заходи на кухню. Посидим пообщаемся.

Андрей пошёл. Кухня встретила его запахом пельменей, табака и чая. Второй парень — Саша — сидел на табурете, с гитарой на коленях. На его футболке было написано: Жизнь — боль. Он поднял глаза и ухмыльнулся.

— Новый? — спросил. — Добро пожаловать в нашу дыру. Надеюсь, ты не какой-нибудь мажор. У нас тут всё по бедности. Но с душой.

— Он с нашивкой Cradle of Filth, — заметил Макс. — Значит, свой.

Посидели. Пили чай из гранёных стаканов, слушали Katatonia. Саша играл что-то медленное, мрачное. Говорили о пустом, будто не знакомились, а вспоминали друг друга.

— Завтра, кстати, суббота, будет движуха, — сказал Макс. — Концерт у парка. Местные группы. Треш, дум, всякое. Сходим?

— Поглядим, — пожал плечами Андрей.

— А ещё, — добавил Саша, опустив голос, — говорят, придёт Настя.

— Какая Настя?

Макс усмехнулся:
— Настя. Ведьма. Королева ночи. Она раньше с "чёрными" тусила, потом исчезла. Теперь опять появилась. Красавица, но холод как лёд. Если посмотришь в глаза — назад дороги не будет.

И они снова замолчали. А Андрей смотрел в окно, за которым солнце ложилось на черепичные крыши. Где-то за этим городом пряталась она. Настя, до которой Андрею не было никакого дела. Но он чувствовал что-то ещё. Что-то древнее.

Макс хлебнул чаю, глядя, как клубы пара поднимаются к пожелтевшему потолку.

— А «чёрные» — это кто? — спросил Андрей, просто чтобы поддержать разговор.

Саша скосил глаза, у него в зрачках мелькнуло что-то… настороженное.

— «Чёрные» — это… секта. Местная. «Черный ангел» называются. Сатанисты. Старые ещё, с девяностых. А может, и раньше. Есть байка, что от них всё зло в этой дыре пошло. А может — сказки.

Макс покачал головой и криво усмехнулся.

— Это не сказки. У моего брата однокурсник с ними связался. В Осколе. Потом с ума сошёл. Его голым нашли в руднике, руки в кровь, на камне начерчено что-то… Тьма, в общем. Настя была с ними, говорят, жрица. Потом ушла. Но след остался.

Андрей промолчал. От подобных разговоров у него внутри что-то шевелилось, как в детстве, когда на чердаке он нашёл старый пыльный гробик для куклы и почему-то испугался до икоты.

— Вам не кажется, что это всё для подростков? — наконец сказал он. — Типа, играть в зло, ритуалы, кровь, свечи…

— Возможно, — пожал плечами Макс. — Но тут, в Белгороде, есть места, где воздух другой. Знаешь карьер в районе телецентра? Или лагерь «Костёр»? Или те сараи за кладбищем в Яковлевке? Там не хочется даже просто стоять. А ты думаешь, люди просто так сходят с ума?

Саша молча перебирал струны. Мелодия тянулась, как вечер — мрачная, вязкая. Андрей посмотрел на часы. Девятый час. Он зевнул, чувствуя, как дорога, солнце, шум города — всё наваливается на него.

— Ладно, пойду я. Завтра вставать. Надо в универ доехать, документы досдать.

— Угу. Справа в коридоре душ, но вода ледяная, если что, — отозвался Саша.

— И не пугайся, если по ночам шаги услышишь. Это баба Дуня ходит. Говорит, считает, сколько ещё душ осталось в этом доме.

Андрей усмехнулся:

— Очень обнадёживает.

Он поднялся к себе, прошёл мимо зеркала в коридоре — кривого, старого, в пятнах времени. Показалось, будто в отражении кто-то замедлил шаг. Или он сам?

Глава II: Рок-фестиваль

К семи вечера жара спала, и город будто отпустило.
Андрей стоял у остановки вместе с Максом и Сашей. Саша сидел на скамейке и курил, подёргивая ногой Лежащий на коленях рюкзак с наклейкой Mayhem, Макс читал сообщения на допотопном телефоне с битым углом.

— Ща Лёха туда подъедет, у него билеты по знакомству. Ну или купим там, пофиг.
— Где концерт? — спросил Андрей.
— Парк у «Юности». Площадка возле старой сцены. Там частенько собираются. Раньше был фест «Гнилая ветвь», но его запретили. Типа, сатанизм, моральное разложение. Ха! — усмехнулся Макс.

На маршрутке они добрались быстро. Дворы казались вымершими. Местами валялись шины, где-то гремел телевизор. Вдалеке доносился гогот толпы и звуки рок-инструментов которые настраивали музыканты.

У входа толпились свои.
Андрей сразу почувствовал: он не чужой.

Парень с ирокезом продавал самодельные значки — Emperor, Cannibal Corpse, Immortal. Девчонка с зелёными волосами красила подруге губы чёрным фломастером. Парень с серьгой в ухе держал в руке пластиковую бутылку, от которой пахло спиртом и дешёвой колой.

— Ты откуда? — спросил кто-то с растрёпанными волосами.
— Ставропольский. – ответил Андрей.
— Чётко. У нас тут весело. Особо не светись, ментов иногда шлют.

Взяли билеты — двести рублей, «для своих» сто пятьдесят.
Макс кивнул Лёхе, тот протянул три мятых, с логотипом в виде черепа с берёзами.
— Дань белогорской эстетике, — усмехнулся он.

Кто-то дал Андрею пластиковый стакан с чем-то жгучим.
— Это чай, брат. Настоящий андерграундный. Пей аккуратно, — пошутил Саша.
Андрей глотнул — чуть не поперхнулся. Было мерзко, крепко и немного согревающе.

Очередь к входу ползла медленно. Кто-то спорил с охранником:
— Это не свастика, это солнцеворот!
— Ага, а это, значит, не сатанизм, а культурное самовыражение?

— Не ссы, нас пустят, — сказал Макс. — Мы тут каждый год. Только не надо на сцену лезть. В прошлом году одного такого в фонтан кинули. Без одежды.

Прошли. У сцены — старая колоннада, фонари, лужайка, немного мусора. Воздух дрожал от гитар, от пива, от жара тел.
На сцене настраивались «Стены Чёрного Тлена». У комбика что-то фонило, кто-то бил по барабану.

Саша устроился на корточках у бордюра.
— Сейчас начнётся, — сказал он, улыбаясь. — Ненавижу этот город. Но за такие вечера — можно простить.

На сцену вышли. Света почти не было — лампы над колоннадой мигали, как будто сами боялись. Зазвучал первый аккорд. Бас пробрал до груди. Барабаны — как глухие удары сердца. «Стены Чёрного Тлена» начали с медленного вступления, голос вокалиста был не столько голосом, сколько стонами из могилы.

Толпа качнулась, задвигалась.

— Вот они… — выдохнул Саша. — Местные герои.

Кто-то рядом подпевал, кто-то просто стоял с закрытыми глазами. Под ногами — бутылки, трава, пыль. Андрей ощущал, как музыка проникает в тело, будто цепи, обвивающие изнутри. Всё грохотало, сотрясалось. Лица расплывались в дыме сигарет. Он вдруг почувствовал себя настоящим — впервые за долгое время. Как будто здесь, в этой толпе, в этом неформальном хороводе с гнилыми черепами на футболках, он обрел свой язык.

И тогда он её заметил.

Она стояла чуть в стороне, опершись о бетонную колонну, словно случайный гость чужого шабаша — но при этом центр притяжения. Как тень, родившаяся в грохоте колонок.

Высокие чёрные ботинки до колен, пышная юбка с фатином, рваные черные колготки в контрасте с белоснежной кожей — весь образ кричал: ведьма. Лаковый чёрный корсет блестел в слабом свете. На шее — цепочка с перевернутым крестом. Волосы — густо-черные, с синим отливом. Макияж — как у театральной куклы, но что-то живое, дикое, недоброе смотрело из-под этих стрелок и теней.

Андрей заметил её не сразу. Точнее, он почувствовал. Он обернулся — и она уже смотрела. Прямо. Не отводя глаз. Карие глаза, почти янтарные, но тёмные, с блеском, как у дикого зверя, или слишком умной женщины.

Она улыбнулась. Но не к нему. Вообще — не к кому-то. Просто так. Как кошка улыбается мыши, прежде чем отпустить, а потом снова поймать.

Андрей отвёл взгляд.

Макс, который стоял рядом, хмыкнул:

— А вот и она. Настя. Ну как?

— Ведьма, — сказал Андрей, почти машинально.

— Именно. Наша Лилит. Она всегда приходит, когда играют "Стены". Говорят, у неё когда-то был роман с фронтменом, до того как он впал в депрессию и стал петь про смерть.

Саша добавил:

— А ещё говорят, что она приносит с собой дождь. Если ты вечером увидел Настю — к утру будет гроза. Проверено.

Андрей снова посмотрел на неё. Она отошла от колонны и пошла вдоль толпы, легко, как будто летела. Люди расступались сами собой, не сразу замечая, но реагируя телами. Она двигалась медленно, как ритуал.

Подошла ближе. На расстоянии вытянутой руки. Остановилась. Взгляд — в лицо Андрею. Улыбка — как у чёрной Моны Лизы.

— Новый? — спросила она. Голос — холодный, но тянущий, будто шелест сухих трав.

— Ага, — кивнул он, вдруг чувствуя, как в горле пересохло.

— От тебя пахнет ставропольской пылью и страхом. Интересно.

И она ушла — растворилась в дыму, в людях, в гитарных визгах.

— Что это было?.. — пробормотал Андрей.

Макс хмыкнул:

— Она всегда так. Не вздумай влюбляться. Сожрёт.

Саша добавил:

— Некоторые до сих пор не оправились. Хотя были уверены, что это они — охотники.

Концерт продолжался. На сцену вышли новые музыканты — с corpse-paint, с надписями «666» и выкриками про бесов. Но всё это стало приглушённым фоном. Андрей стоял в толпе, глядя в пустоту, где только что была Настя.

И в груди медленно начало разгораться странное чувство. Не интерес. Не влечение. Что-то другое. Неопределимое.

Будто что-то древнее в нём отозвалось.

Музыка била в череп, как молот. Публика заходилась в экстазе. Парни трясли длинными волосами, девчонки в сетке и кожанках крутились в круге, кто-то поднял к небу пластиковую бутылку с цветной жидкостью и надписью «Blazer», закричал:
— Слава Сатане!