Никогда не думала, что мне придется отбиваться граблями от моркови!
Стоя между аккуратных грядок, обнесенных плетеным забором, я что было сил размахивала единственной защитой, пытаясь увернуться от рыжих корнеплодов, которые злорадно подпрыгивали вокруг моих ног!
Морковь! Скачет!
Неделю назад я бы рассмеялась, услышав подобное. Еще, может, у виска бы пальцем покрутила. Но сейчас, когда они бесновались кругом, мне было вовсе не до смеха!
– Эй, я же добрая! – попыталась я их увещивать. – Я ваша новая хозяйка! Мы должны дружить!
До этого момента самым страшным овощем в моей жизни был разве что кабачок-трижды-переросток, затаившийся на балконе по причине, что его мне отдали, а дареное выбрасывать жалко...
– А ну, кыш отсюда! – размахивала я граблями, раскидывая корнеплоды налево и направо.
Но морковь продолжала кишеть в канавке, шевеля длинной ботвой и угрожающе попискивая.
Одна шустро выпрыгнула вперед, щелкнув оранжевыми зубами. Да у меня чуть сердце не остановилось!
Правда поддать ей ногой я все же успела. Красотка полетела по крутой дуге и скрылась где-то за забором.
– Ай! – зато другая добралась до моей ноги, но укусила не больно, скорее щипнула.
– Зачем полезла к охранным грядкам, дурешка?
Голос прозвучал откуда-то со стороны дома – низкий, теплый, с легкой усмешкой.
Я обернулась, все еще сжимая грабли.
На крыльце избушки, которая теперь должна была стать моим домом, стоял мужчина. Русская рубаха с вышитым воротом, подпоясанная кушаком, темные штаны и... неужели лапти? В его темных волосах поблескивали рыжеватые прядки, а загорелые руки были испачканы землей.
Совершенно не вписывался этот молодчик в мои представления о двадцать первом веке.
– А вы кто? – растерянно спросила я. – И что за охранные грядки?
Он спустился с крыльца, движения у него были неторопливые, уверенные, как у человека, который чувствует себя здесь полным хозяином.
– Цыц, шкодницы, – ласково сказал он морковкам, и те тут же притихли, зарывшись в рыхлую землю. Только зеленые хвостики ботвы теперь торчали снаружи, мирно покачиваясь.
– Как вы... – я уставилась на грядку, потом на него. – Они вас послушались!
– Еще бы не послушались. – Он усмехнулся, и от этой усмешки в животе что-то приятно екнуло. – Я их с детства знаю. А ты, значит, внучка Каринишны?
В его голосе была такая теплота при упоминании бабули, что я невольно расслабилась.
– Да... А вы откуда знаете?
– Да ты вся в нее! – Он обошел меня кругом, словно оценивая, а я почему-то покраснела. – Те же упрямые глазищи, тот же подбородок, волосы светлые. Переночевала уже в доме?
Я кивнула, вспоминая вчерашний вечер… Как печка сама затопилась, как самовар закипел, как одеяло само укрыло меня на ночь. Чудеса одни...
– А теперь собирайся и езжай, откуда взялась, – беззаботно сообщил он и рукой махнул в сторону калитки. – Тебе тут делать нечего.
– Простите? – Я так и подскочила. – Это МОЙ дом! У меня завещание есть!
– А у меня обязательства перед Каринишной. – Он скрестил руки на груди, и я заметила, как играют мускулы под тонкой тканью рубахи. Сглотнула невольно… не то от восхищения, не то со страху. – Обещал беречь это место от неумех. А ты как раз неумеха и есть.
– Да вы... вы... – Я так возмутилась, что даже слов не нашла. – Я никуда не поеду! Это мое наследство!
– Наследство-то твое, – согласился он, подходя ближе. – Только что толку, если ты его в труху превратишь? Видала, как морковка на тебя реагирует? А ведь она самая смирная из всех.
– Самая смирная? – голосок мой внезапно ослабел. Едва вымолвила.
– А то! Вон, помидоры в теплице вообще кусачие, а капуста... – Он покачал головой. – Лучше к капусте без меня не подходи. Она характерная… Впрочем, чего я тебе рассказываю. Ты давай, отчаливай.
От такой наглости я едва не захлебнулась возмущением.
– Да ты кто вообще такой?! – этот вопрос был один из многих, что сейчас в моей головушке возник. Не самый весомый, но самый громкий!
Мужчина вдруг вперед подался порывисто, что я, отпрянув, назад качнулась. И упала бы, о грядку споткнувшись. Но он за талию меня подхватил и к себе подтянул, удерживая.
– Тот, кто станет твоим самым худшим кошмаром, если ты не уберешься отсюда, – с хрипотцой, проникновенно так, и глазищами зелеными сверкает, близко-близко к моему лицу склонившись.
И в этот-то момент я точно поняла.
Ни за что не уйду!
– И кота своего забери! – Кузьку с громким мявом выпихнули за дверь.
– Себя забери! Хабалка! – зашипела я, хватая кота в охапку. Рыжий толстячок смотрел на меня с явным непониманием. – Ничего, мой хороший, этой грымзе еще аукнется.
Я погладила котика и сунула его в переноску. Уже с ней наперевес потащила два чемодана вниз по лестнице.
Вот бывают же в мире стервы, а? Марь Санна, хозяйка квартиры, которую я снимала, точно из таких. Подумаете, сыночка ее вернулся! Квартира понадобилась! А то что я там живу, ничего? Два дня дала всего на сборы и поиск нового жилья! Да где я его так быстро найду-то?
Не без труда на первый этаж спустилась. Вся взмокла. Лето чай, погодка душная. Вся упрела… Хорошо, у входа в подъезд лавочка стоит, на нее-то я уселась. От дерева приятный тенечек укрыл прохладой.
Ну, и куда мне теперь?
Кузька из переноски жалостливо мявкнул.
– Погоди, сейчас чего придумаю, – успокоила я своего хвостатого друга.
Задумавшись, стащила со спины рюкзачок и вытащила оттуда конверт с письмом.
“Дорогая Наташенька, если ты читаешь это письмо, значит меня уж нет на этом свете. Посему все, что нажито мною было, передается в твое пользование. В этом письме ты найдешь завещание на твое имя.
Жаль, что давно не видались с тобой, моя дорогая, но знай, что бабушка тебя всегда любила. Надеюсь, у тебя все сложится.
Твоя бабуля Каринишна
P.S. прихвати молока для Елизара”
Со стоном вздохнув, я возвела очи горе. Слова письма знала уже от и до. И текст завещания тоже. В конверте и фото наше совместное нашлось. И маршрут до адреса.
Участок-то большой. И дом, похоже, тоже. Я его даже немного помнила, как и бабулю… Но последний раз была там наверное, когда мне лет восемь было. В каком состоянии тот дом сейчас? И что я вообще буду делать в деревне?
Но все прям так складывается, словно само провидение меня в то место направляет. А коли так… Чего я противлюсь?
Вызвала такси и отправилась на вокзал. Путь предстоял неблизкий…
На место прибыла уже совсем к вечеру. Когда с поезда сходила, даже проводница поинтересовалась, правильно ли я остановку выбрала, но все было верно. Я не один раз сверила.
От станции следовало пройти по дорожке, потом еще по одной… И вот тут я уже начала беспокоиться. Потому что никаких деревень, как и иных признаков цивилизации, здесь не наблюдалось. А тропинка в редком лесочке, окруженная высокой травой, хоть и вытоптана, но куда ведет… не ясно.
– Что-то мне все меньше это нравится, Кузьма-а-а!! – вместе со своими чемоданами я покатилась в овраг, который непойми откуда возник вдруг под моими ногами.
Как не расшиблась? Сама не поняла! В переноску только вцепилась, к животу прижала, да так теперь и лежала, от травы отплевываясь.
– Кузя! Кузенька! Как ты там? – заглянула в сумку.
– Осторожнее надо, Наташ, совсем нас не бережешь! – отозвался Кузьма человеческим голосом. И глазами своими круглыми на меня уставился.
Я сперва обмерла, а после села и руками к голове потянулась.
Ощупала всю.
Вроде и крови нет… может внутреннее кровотечение? Я ведь точно головой трехнулась!
Иначе как объяснить то, что мой кот…
Заговорил!!
– Не смотри ты так на меня, в этом месте все животные говорят, привыкай теперь, – он выскользнул из сумки и потянулся, впиваясь когтями в землю.
Я ртом-то захлопала, аки рыбонька. Слов вообще никаких не собрать в голове было.
– Ну буде тебе, успокаивайся.
– Божечки святый… – пробормотала себе под нос.
– Нет, это все еще я, твой Кузьма, – он сел, как полагается коту, передние лапки хвостом обмотал. А голос-то такой, мурчащий, тепленький. Под стать этому рыжику. – Ты только без истерик давай, ты же девочка умненькая. Да и разве ж не помнишь, как у Каринишны гостила малой?
Я замерла… помнила… И чудеса разные тоже. Но то мне казалось скорее фантазиями из детства, чем правдой. Ну разве ж может малина песни петь, а коровы сами на дойку утром звать?
– Вижу, что помнишь, – довольно кивнул рыжик. – Поднимайся, вещи свои собирай, да пойдем уже. Завесу перешла, дальше недалеко.
– А ты-то откуда знаешь? – опомнившись, я все же постаралась прийти в себя.
– Эх, Наташенька, много тебе вспоминать придется… – головой качнул, поднялся и вперед по тропке отправился. Понимай как хочешь. Только хвост трубой впереди маячит.
Я за ним заторопилась. Одной оставаться еще больше неохота. Тем более это ж ведь мой Кузька! Разве сделает он мне что-то дурное? Он со мной жил, сколько себя помню. Лет пятнадцать уже.
Мы шли уже какое-то время, и я заметила, что местность впереди менялась. Хотя прежде ничего кроме леса там не маячило.
– Добро пожаловать в Подлесье, – Кузька вывел меня из лесочка и теперь мы стояли на вершине зеленого холма. А там, внизу, речушка вилась голубой ленточкой, на солнце бликами играя. В небольшой долине стояла деревенька, лесом окруженная. Крыши красные, черепичные, домики невысокие. Задворки у всех большущие. В три улицы выстроились, тремя лучами отходя от круглой площади…
– Значит один из этих домов мой теперь? – протянула завороженно.
– Нет, – расстроил меня Кузьма. – Твоя хата дальше.
Он мотнул головой куда-то влево, и я заметила, что от места, где мы стоим, еще одна тропка, поуже, влево уводит. По ней-то котик и отправился.
Я от него все равно на пару шагов позади держалась. На всякий случай.
– А ты всегда говорить умел?
– Конечно.
– А почему тогда мяукал только?
– В вашем мире сил таких нет, чтобы люди животных понимали.
– Как понять “в вашем мире”?
– Ой, все ты поняла, Наташ.
Я губы поджала. Ага… завеса, значит. Мир другой. Вот и принимай, как хочешь. Переваривай.
– Далеко еще? – чемоданы-то со всем добром тащила, огромные. Это хорошо еще с частыми переездами не обросла я всяким хламом.
Тропочка вела аккурат меж грядок, к самому крылечку. Я по ней и пошла, разглядывая, как аккуратно здесь все прибрано. Все растения рядок к рядку, заботливо выращены. Подумалось мне даже, что и жаль живущего здесь хозяйственника выставлять будет. Кто ж только тут успел подселиться, это загадка.
А может и бабуля с кем жила? Только в письме про это ни слова. Про Елизара только вот упомянула. Молоко ему, значит, привези… Я сначала думала захватить, а потом по такой жаре не решилась, скиснет ведь.
– Есть кто дома? – позвала, останавливаясь у крылечка. Как-то неловко стало. Пусть бы дом и принадлежит мне, и я себя должна хозяйкой здесь чувствовать, все ж ощущение было, что вторгаюсь в чье-то имущество.
– Чужачка… чужачка… жачка… ачка…. – донеслось до слуха. Я головой закрутила, но ничего, кроме шевелящейся на ветерке зелени, не заметила.
Уже мерещится что ли?
– Заходи, давай, чего перед порогом встала? Нет тут никого. – Кузьма, в отличии от меня, церемониться не собирался. Прытко скакнул через порог, в дверь открытую.
Я чемоданы свои перехватила и следом шагнула. Ладно уж… Там разберемся.
Поставила пожитки в стороне от двери, осмотрелась.
Дом встретил меня тишиной и запахом мяты с медом. Точно как в детстве! Все было точь-в-точь как в моих воспоминаниях. Деревянные полы, потертые временем, но добротные, застелены цветастыми ковровыми дорожками. Помню! Помню, как бабуля их сама вязала из лоскутов!
По коридору вперед – кухня. Тут и печка с изразцами в углу, и самовар на столе широком. На окошке занавесочки белые с красными маками...
– Кузя, а тут точно никого нет? – прошептала я, боясь нарушить покой.
– Ни единого человека, – невозмутимо отозвался кот, уже обследовавший кухню. – Дом пустой. Только вещи Каринишны остались да обстановка. Можешь устраиваться.
Я неспешно прошлась по комнатам. В гостиной стоял старый диван с вязаными подушками, книжный шкаф с потрепанными томиками... Спаленки небольшие, но уютные, с широкими кроватями и стопками подушек, что прикрыты были кружевными салфетками.
И запах… Я ведь сразу его вспомнила! Такой совершенно особый, деревенский. Когда ты чуешь и дерево, из которого дом сложен, и травы сухие, и цветочное что-то. И тот самый, бабушкин запах, который неуловимо от каждого покрывала, от каждой подушечки исходил.
В груди тепло защемило. Стало даже немного грустно, от чего же я бабулю все это время не вспоминала? Почему даже мысли о ней в голове не рождались?
– Как будто она вчера только ушла, – пробормотала я, проводя пальцем по полке с крынками. Мы уже воротились в кухню. – Даже пыли почти нет.
– Дом сам себя бережет, – пояснил Кузька, запрыгнув на подоконник. – Каринишна его приучила.
Я хотела было спросить, что он имеет в виду, но тут загудел самовар. Сам собой! Я подскочила и уставилась на него.
– Чаю хочешь? – невинно поинтересовался кот. – Он понял, что ты устала.
– Он... понял? – голос у меня стал тоненьким, как у мышки.
– Ага. Умный самовар. Каринишна его долго воспитывала.
Я села на лавку, пытаясь переварить услышанное. Говорящий кот – это еще ладно, в конце концов. А вот самовар с интеллектом...
– Наташ, ты чего побледнела? – Кузька спрыгнул и потерся о мои ноги. – Все нормально. Просто дом... особенный. Ты же помнишь, как печка сама топилась?
Помнила. И как молоко само не убегало, и как веник сор в совок сметал... В детстве это казалось игрой.
– Может, я схожу с ума? – тихо спросила я.
– Может, и сходишь, – философски согласился рыжик. – Но пока что давай чайку попьем. А завтра разберешься.
Самовар негромко булькнул, словно соглашаясь.
Я осторожно взяла с полки фарфоровую чашку – ту самую, с розочками, из которой пила в детстве. Повернула краник... Душистый чай с травами потек тонкой струйкой.
– Спасибо, – неловко сказала я самовару. На всякий случай.
Тот довольно загудел в ответ. Вот тебе и жестяной пузатый товарищ.
Кузька фыркнул:
– Теперь будет весь вечер показывать, какой он молодец.
Поглядывая по сторонам, я отхлебнула чай. Вкус детства по языку растекся приятной мягкостью. Мята, липа, что-то еще неуловимое... Тепло разошлось по телу, и напряжение немного отпустило.
– Покушать бы чего, – пробормотала я, вспомнив про дорожный паек.
Достала из рюкзака бутерброды и яблоки. Кузьке насыпала корма в блюдце. Хотя, признаться, на миг даже призадумалась… Он ведь теперь говорит, стоит ли его кошачьим кормом и дальше кормить? Это казалось как-то странно не по человечески.
Впрочем, Кузьма моими муками не страдал и захрумкал кормом совершенно по обычному.
– Елизара-то не забыла? – поинтересовался кот между делом
– Елизара? – Я нахмурилась. – А кто такой Елизар? Бабуля вроде для него молока просила захватить, но по такой жаре…
Рыжик хмыкнул, головой качнул.
– Значит, потом узнаешь, – ответил уклончиво.
– Может до магазина сходить, за молоком-то? – я вдруг забеспокоилась. Как знать, кто такой этот Елизар. Глядя на местные чудеса, я уже чего угодно ждать могла.
– А магазина тут нетуть. Только ярмарка по воскресным дням.
А вот эта новость меня вообще не обрадовала. У меня-то с собой запасов не так уж много! Впрочем… ладно, сегодня среда, доживу как-нибудь. В конце концов, за окном вон, огород целый.
Поужинав нехитро, я решила обустроиться на ночлег. Поднялась на второй этаж – там было две спальни. В одной, видимо бабушкиной, стояла большая кровать с лоскутным одеялом. В другой, поменьше – узкая кроватка под окном.
– Эта моя была? – спросила я Кузьку, который увязался за мной.
– Твоя, – подтвердил он. – Помнишь, как бабуля тебе на ночь сказки рассказывала?
Помнила. И колыбельные пела...
Я разложила в маленькой комнате свои вещи, переоделась в ночную рубашку. Кузька устроился в ногах, свернувшись клубочком.
– Спокойной ночи, Кузя, – прошептала я, закрывая глаза.
Проснулась я от птичьего щебета за окном. Солнце уже вовсю заливало комнату, а Кузька мирно спал рядом, свернувшись калачиком.
Потянулась под одеялком, в окошко глядючи, но тут память услужливо подбросила картинки прошлой ночи – невидимые руки, мужской голос… Страх тотчас отголосками внутри меня самой отозвался.
А еще странным показалось, что так быстро я успокоилась и уснула после такого. Может, вообще приснилось?
– Кузя, – тихонько позвала я, потормошив рыжий бок. – Просыпайся.
Кот недовольно заворчал, потянулся, попричмокивал. Лишь после всех этих пробуждательных моментов ко мне повернулся и уставился зелеными глазами:
– Доброе утро, Наташенька. Как спалось?
Еще спрашивает! И слышится ли мне, или в его голосе и правда легкая такая насмешка промелькнула?
– Кузя, а что это было ночью? – я решила сразу его допросить.
Отголоски чужих рук на теле уж больно реальными кажутся даже сейчас, при дневном свете. И коленка болит, на которую я шлепнулась.
– Не те вопросы задаешь, – покачал головой котик. – Не что, а кто.
– Кто?! – ну вот как знала ведь! Знала, что никакой не сон то был! – То есть это был настоящий... человек?
– Не совсем человек, – уклончиво ответил Кузька. Еще и взгляд отвел. Не хочет говорить? – Но и не видение. С этим "кто" тебе самой знакомиться придется.
Вот уж сюрпризики! А что, ежели не нужно мне таких знакомств?
– Он ведь заявил, что он тут хозяин! А ты говоришь, что он и не человек даже.
– Ох, Наташенька, он-то хозяин. Да и ты хозяйка не меньше. – Кузьма ко мне подошел, лбом в плечо потерся, после все телом вдоль меня протерся и едва ли хвост в лицо не сунул. – Тебе еще многому научиться придется и много чего увидеть в этом месте. И о себе тоже.
– О себе? – вот час от часу не легче! Хотела переспросить, но Кузька уже на пол спрыгнул и к выходу направился.
– Днем он тебя не тронет, – продолжил кот. – Не до того ему днем. Так что можешь спокойно по дому ходить.
Ну вот-те здрасте! А ночью что?
– А почему ты меня сразу не спас? – обиженно спросила я вдогонку. – Где ты был, когда я звала?
Кузька уже в дверях обернулся, виновато опустил уши:
– Не уследил... Сам под морок попал, уснул крепче нужного. С непривычки… Больше такого не будет.
И шмыгнул в коридор. Понимай, как хочешь. Морок, хозяин, который не человек. Полный дом непонятных магических штучек. Мир вот еще другой, зазавесный. И я… которая, оказывается, не все о себе знает.
Одни загадки.
Собравшись с духом, я спустилась на первый этаж. В доме стояла тишина, никого не было. Правда, при свете дня он уже не выглядел таким пугающим. Мимо гостинной проходя, заглянула внутрь… Тут уже порядок, подушки на своем месте, а окно… Окно распахнуто настежь!
Я даже подошла к нему и проверила раму, да там ведь и запоров никаких нет. Открывается-закрывается свободно! И что-то я так сердиться начала на ночного этого хозяина, что сама себе пообещала, что не стану его больше бояться!
Кузьма что сказал? Что я тут такая же хозяйка, кем бы там этот гость ночной себя ни мнил. И завещание у меня имеется! А этот чего? Самозахватом в доме утвердился!? Ну я ему еще покажу!
Впрочем сейчас волновало меня совсем иное. В животе было напрочь пусто. Уже и посасывало болезненно. Конечно, когда я ела-то в последний раз? В поезде пирожок у торговки прихватила, и все на этом.
Потому отправилась прямиков в кухню. И как оказалось, на столе меня ждал сюрприз – завтрак под чистой салфеткой! Овсяная каша с медом, тосты, даже чай в заварнике!
И котик уже на лавочке сидел, меня ждал.
– Кузя, а это… кому? – спросила я, осторожно прикасаясь к теплой тарелке.
– Кушай, тут кроме тебя никому еда человечья не надобна, – фыркнул лохматый. – Хозяин твой ночной позаботился.
Я удивленно брови вздернула. Понимай, как хочешь! Сперва пугает, а потом едой потчует?
Я даже наклонилась понюхать…
– Не отравлено, – смешливо заявил Кузьма. – Ешь спокойно.
Я недоверчиво покосилась на кота, но есть все равно хотелось. Потому села за стол и взялась за еду. Завтрак оказался удивительно вкусным. Кашка наваристая, нежная, медок в ней ароматный такой и сладости вот ровно в меру. А тосты снаружи хрустящие, внутри мягонькие… В общем накушалась я от души!
Посуду за собой помыла, прибрала все. Чай, не дело за собой оставлять, когда к тебе заботу проявили. И раз уж хозяйка я, то и вести себя надо соответственно. Подумалось еще, что за завтрак надобно, может, обедом отплатить? Чтоб пугальщик мой ночной понял, что я тут тоже полезной быть могу. Но Кузьма ведь сказал, что тому еда человечья не надобна…
А чем он тогда питается?
Хоть в список вопросы записывай.
После завтрака решила осмотреть участок при дневном свете. Вышла через заднюю дверь и ахнула – какая же красота! Ухоженный огород, цветочные клумбы, плодовые деревья… Чуть левее – парнички.
А вдоль забора тянулись аккуратные грядки с морковью. Ботва зеленая, сочная. Значит, корнеплоды уже созрели.
Я вспомнила про свои скромные запасы. Банки с тушенкой, немного круп и макароны... А тут такое богатство растет!
Сейчас соберу немного, не думаю, что на меня за это кто обидится. Ее вон тут сколько! По всему периметру забора тянется!
Да никто и не заметит даже.
Я направилась к грядкам, присела на корточки рядом с самой крупной морковкой, широкая верхушка которой выглядывала из земли. Взялась за зеленую ботву. Попробовала потянуть – не поддается! Земля твердая, видно, давно дождя не было.
– Ну же, – пробормотала я, упираясь покрепче и дергая изо всех сил. – Вылезай!
Морковка вдруг поддалась так резко, что я опрокинулась на спину. А корнеплод... заверещал! Тоненько так, пронзительно!
– Ой! – я подскочила, выронив морковину. – Что за...
А морковка покатилась прочь от меня, попискивая возмущенно. За ней потянулись еще несколько, выпрыгивая из земли сами!
– А разве завещания недостаточно? – удивилась я, идя следом.
– Завещание – это бумажка, – пожал плечами Елизар. – А дом... дом сам выбирает хозяев. И не всегда те, кто по закону имеет право, могут тут ужиться.
Мы направились к крыльцу. Кузьма трусил рядом, а я украдкой поглядывала на домового. Двигался он легко, несмотря на внушительное телосложение. А профиль какой точеный...
Стоп! О чем я думаю? Это же домовой! Он меня ночью чуть до инфаркта не довел!
Но все равно... симпатичный.
– Кузя, – тихонько шепнула я коту, – а он... ну... насколько он человек?
Кот хитро прищурился:
– Больше, чем хочет показывать. И меньше, чем кажется.
– Это как это?
– А вот узнаешь, – загадочно ответил Кузьма. – Как и о себе, между прочим.
– Что еще за загадки? – нахмурилась я.
Но Кузьма только мурчал и ничего больше не говорил. Усатый прохиндей! Кошачья порода, ничего не скажешь. Ему только широкой улыбки Чеширского Кота не доставало, чтобы полный образ в себе собрать. Ну… и габариты.
На пороге Елизар обернулся. Взгляд такой серьезный, поди с таким поспорь!
Смотрит так ревниво еще, явно не по нраву ему, что я через порог его дома ступить хочу.
Так… стоп! Не ЕГО, а МОЕГО дома! Ежели хочу здесь хозяйкой обозначиться, то надо и в своих мыслях соответствовать!
В доме после летней улицы оказалось приятно-прохладно и пахло чем-то домашним – хлебом, травами, свежестью. Елизар прошел на кухню и жестом указал мне на лавку возле стола.
– Садись. Чаю хочешь?
Я на него с некоторым недоумением глянула. Ночью до страху гонял, теперь чаю предлагает?
– Да можно и без него…
– Не отправлено, – и мину кислую сделал. – Травить тебе я не стану. Человечьи тела в удобрения не годятся.
Я глазами заморгала осоловело. Это мне сейчас не послышалось?!
– А чьи тогда годятся? – спрашиваю, а сама холодею, из дома выйти вдруг захотелось.
Еще и холодно так сделалось, едва ли не морозом по ногам прошлось.
– Елизар… – заурчал сердито Кузьма. – Прекращай.
Тут же все спало, а я чаще задышала, словно полегчало нежданно и от души так.
Это ж как меня придавило, выходит!
Вот… засранец! Все за свое!
Домовой фыркнул и с раздражением на котика глянул.
– Ты с ней все время рядом будешь? Пошел бы… мышей половил.
– Успеется, – в тон ему отозвался Кузьма. – Сейчас вас оставить, так ты ее измором возьмешь.
– Не надо меня никак брать! – возмутилась. Сама уже с лавки вскочила. – Вы это дело прекращайте! Хватит уже меня пугать.
Шажок-то сделала к Елизару, снова на вы вот перешла. Со мной такое бывало от волнения. А он возьми и сам ко мне шагни. И лапищи наглые опять на моей талии сжаты.
– А это я уже сам решу, – проникновенно, на самое мое ушко. И раз! Отпустил уже. А я стою ни жива, ни мертва от такого тона его. Нотки мурчащие ему даются не хуже, чем Кузьке. Да только и угроза в голосе не шуточная. – Так что… чай?
Вздохнула, встряхнулась, подбородок задрала.
– Чай, – кивнула и вернулась за стол.
Он две чашки налил, сам тоже уселся.
– Ой, а ты тоже чай пьешь? – удивилась я. Вроде как Кузьма сказал, что Елизару человечья еда без надобности.
– Пить – пью. А вот еда у меня другая. – Усмехнулся он и на шею мою так красноречивенько зыркнул. Аж кожа зачесалась.
– Ты домовой, а не вампир, – бурчу, а сама шею тру.
Елизар на это фыркнул, а мне показалось при том, что у него еще и клыки блеснули.
Надо уже прекратить вестись на его провокации.
– Сказки и реальность – разные вещи, – философски заметил Елизар, ставя передо мной чашку с дымящимся чаем. – Ну, рассказывай. Что тебе Каринишна про дом говорила?
Я обхватила чашку руками, наслаждаясь ее теплом. И ведь мою дал, ту самую. Случайно?
– Почти ничего. Я ведь совсем маленькой была, когда мы тут были в последний раз. Помню чудеса всякие. Бабуля про шепотки и наговоры рассказывала, и что… – я призадумалась, копаясь в памяти. – А, вот что клубника песни нежные любит, это помню. Но мне все это казалось фантазиями детскими. А тут выходит, что все… реальное.
– А почему потом не приезжала?
– Да не знаю, если честно, – я плечами пожала, чайку отпила. – Как папки не стало, мама сама не своя сделалась. Там не до того было. Она мужиков-то меняла без конца. Переезжали мы постоянно.
– А больше ничего? Про семью, например?
– Ну, с маминой родней-то общались. Но как-то всегда скомкано было. А на меня они вовсе особого внимания никогда не обращали. Я бы даже сказала, что недолюбливали как-то. Вроде как папа мой им не по нраву был.
Елизар и Кузьма переглянулись. Домовой сердито, котик расстроенно.
– Что? – настороженно спросила я. – Что-то не так?
– Не так то, что ты ничего не знаешь, – мягко сказал Кузьма. – А знать должна бы.
– О чем вы говорите?
Елизар сел напротив меня и внимательно посмотрел в глаза:
– О том, что не просто так Каринишна тебе дом завещала. И не просто так ты единственная из всех родственников не испугалась здешней магии.
– А что, другие пробовали тут жить? – поинтересовалась я.
– Пробовали, – кивнул домовой. – Двоюродная сестра твоя, по отцовской линии, три года назад приезжала. Еще Каринишна жива была, все думала, кому наследие оставить. Через два часа та в слезах убежала. Говорила, что дом проклятый. Хотя она-то ведающей была.
Сестра? Вот те на! Я и не знала, что такая есть!
– А дядя год назад, – добавил Кузьма. – Тот вообще шамана какого-то привез, дом окуривать.
– И что?
– Ничего, – пожал плечами Елизар. – Шаман сказал, что дом чистый. А дяде твоему посоветовал отсюда убираться – не его это стихия.
Я задумалась. Действительно, странно. Почему я не боюсь? Ну, если не считать ночных приставаний зеленоглазого красавца напротив… Наоборот же, в доме так хорошо было, уютно, спокойно. Несмотря даже на то, что магия в этом месте обнаружилась, о которой я раньше и не слыхивала.
Елизар опустил меня на лавку возле дома и с какой-то странной усмешкой посмотрел на мои растрепанные волосы и перепачканную одежду. Мне даже неудобно стало под этаким его взглядом, я глаза-то и отвела и даже волосы попыталась пригладить.
– Ну и вид у тебя…
Ну и гад же! Специально ведь, я точно чую! Только и ищет, как меня поддеть, чтобы неудобственно мне сделалось!
– А кто виноват? – огрызнулась.
А у самой все еще голова кружится чутка. Чуть резче мотнешь, и все в сторону едет. Хотела встать и уйти от него, но поняла, что рано пока что.
– Ты ведь меня специально к этому плющу отправил!
– Конечно, специально, – пожал плечами Елизар.
И не стесняется ни капельки! Хоть вид сделал, что стыдно ему, но нет!
– И это был самый безобидный представитель местной флоры. Повезло, что ты ему, кажется, даже понравилась.
– Понравилась? – я уставилась на него. Это у него юмор такой? Ему прежде не говорили, что шутит он несмешно? – Он меня чуть не задушил!
– Будь благодарна, что он тебя просто подержал немного. Мог бы и в беседку затащить... А оттуда уже никто не возвращался.
– Ты меня опять нарочно пугаешь? – я слегка прищурилась. Никак не удавалось мне понять, когда этот домовой серьезно говорит, а когда с сарказмом или шутит вообще.
– Предупреждаю, – Елизар отошел к бочке с водой, зачерпнул ковшом и протянул мне. – Ладно, на вот, попей лучше. От студеной водицы должно полегчать.
Я с подозрением покосилась на ковш. Елизар глаза закатил, сам ковш к своему рту поднес и отхлебнул с лихвой. Я даже видела как кадык его движется при глотании… Внимательно смотрела.
– Ну? – теперь снова мне протянул. – Или все будешь думать, что я тебя травить собрался? Поверь уж, если методы куда как более действенные от человека избавиться…
Я фыркнула и все же взяла ковш, жажда оказалась сильнее недоверия. В конце концов отравить он мог меня еще когда чай пили.
Вода была прохладной и на удивление вкусной. Такую в городе и в бутылке не купишь. Дождевая, наверное.
– Что дальше? – я ковш ему отдала. Рот вытерла тыльной стороной ладони.
– А что ты хочешь дальше? – Елизар смотрел на меня с каким-то странным выражением. Обдумывает чего-то? – Может, уже хватит на сегодня? Не боишься, что с тобой случится что-нибудь похуже?
– Ты меня не запугаешь, – я встала, хотя коленочки все еще подрагивали. – Если я должна научиться жить в этом месте, то мне нужно знать, с чем я имею дело. Покажи мне весь огород. И сад… И все, за чем нужно тут смотреть.
Елизар долго глядел на меня, явно оценивая. Покачнулся вот с пятки на носок и обратно и все ж неохотно кивнул.
– Ладно. Но помни, я предупреждал.
Мы направились в дальний угол огорода, где виднелись какие-то странные конструкции, напоминающие теплицы, но закрытые темной тканью.
– Что там? – с любопытством спросила я.
– Помидоры, – ответил Елизар. – Особенные.
– Что в них особенного?
– Сейчас увидишь, – глянул на меня, а в глазах чертята пляшут.
Подошел к одной из теплиц и слегка приподнял завесу у входа.
– Только не делай резких движений. Они... пугливые.
Я осторожно заглянула внутрь и едва сдержала крик!
На грядке росли помидоры, но какие! Каждый плод размером с кулак, ярко-красный, но поразило меня не это… На каждом стволе-стебле, что к верхней части теплицы был подвязан… Рос этаких зеленый шишак с... лицом! Да-да, настоящим лицом! Маленькие глазки-бусинки, что в темноте поблескивали. И щель, напоминающая широкий уродливый рот. И этот рот вдруг приоткрылся, обнажая ряд мелких, но острых зубов!
– Ой! – я отшатнулась, а помидор в ответ зашипел.
– Я же говорил пугливые, – усмехнулся Елизар, ко мне склонившись из-за плеча. За плечи меня взял и чуть вперед качнул, что мне пришлось шажок внутрь теплицы сделать. – Это шипуны. Лучшие помидоры для магических соусов, между прочим. Но собирать их... непросто.
– Как же вы их собираете? – Я с опаской оглядела грядку и заметила, что некоторые стебли сами по себе зашевелились, как змеи, обвиваясь вокруг деревянных опор.
Хотела назад отшагнуть, но в проеме уже Елизар стоял. Я спиной в его грудь уперлась. А он на месте стоит, с места не двинешь! Точно ведь понимает, что я выйти хочу, но изображает из себя монумент недвижимый. Еще вон и о косяк рукой оперся, чтобы я точно протиснуться не сумела наружу!
– В перчатках из драконьей кожи, – невозмутимо отозвался домовой. – И с песней. Они любят, когда им поют.
– Ты шутишь? – недоверчиво посмотрела на него. Помидоры любят, когда им поют?
– Нисколько.
Он все ж от косяка дверного оторвался, подошел к грядке, наклонился к ней и вдруг запел низким, красивым голосом какую-то мелодию без слов.
Звук был приятным, бархатным таким, как, собственно и сам его голос. Невольно захотелось и самой послушать это мурчание. Но я головой тряхнула, избавляя свой разум бедовый от этакого наваждения.
Зато вот томатики моей скромностью не страдали. Все к нему развернулись, чуть покачиваться даже стали. Двигаться и виться тоже прекратили. Слушали… Они его слушали!
– Вот видишь? – Елизар протянул руку и, к моему внезапному ужасу, голыми пальцами сорвал один из помидоров. Стебель даже не шелохнулся! – Главное – подход знать.
– И я должна буду... это делать? – я с сомнением посмотрела на помидор, который он держал. Тот выглядел совершенно обычно, если не считать того, где был сорван.
– Если хочешь здесь жить, то да, – Елизар на меня глядел с явной веселостью. – Или можешь просто уехать. Дорога в город все еще открыта.
Я упрямо сжала губы. Ага. Не дождется. Что я, помидоров испугаюсь? Подумаешь, песенку спеть! Это уж я точно смогу.
– Показывай дальше.
Мы двинулись к следующему участку. Здесь на низких кустах виднелись крупные ягоды крыжовника – зеленые, с прожилками. Такие маленькие арбузики. Соком налитые, что кажется вот-вот кожица тонкая не сдюжит такого напора и полопается.
Елизар кивнул.
– Тогда до завтра. Вставать в пять утра. Картошка лучше всего выкапывается на рассвете. Она еще сонная и не пытается так рьяно поглубже уйти.
Он развернулся, собираясь уходить, но вдруг остановился и посмотрел на меня через плечо. В его взгляде что-то изменилось, появилась какая-то задумчивость.
– Ты ужинать будешь? – спросил он неожиданно.
Я растерянно моргнула. После целого дня пыток и издевательств вопрос прозвучал до странности... нормально.
– Буду, – кивнула я, только сейчас осознав, как сильно проголодалась. С утра ведь только клубничкой и перекусила.
– Тогда... – он замялся, словно не привык проявлять заботу, – тебе, наверное, стоит сначала помыться. После такого дня.
Я опустила взгляд на свои перепачканные руки и одежду. Правда, вид был тот еще. Грязь, пот, следы от сока растений, даже какие-то зеленые пятна на рубашке, происхождение которых я даже вспомнить не могла.
– Да, не помешало бы, – вздохнула я. – А где можно?
– Пойдем, покажу, – Елизар направился вдоль дома, и я, пошатываясь от усталости, поплелась за ним.
За домом обнаружилась небольшая постройка – летний душ, окруженный деревянной перегородкой. Внутри на возвышении стояла большая бочка с водой, над которой был закреплен душевой рассеиватель.
– Вода нагрелась за день, – пояснил Елизар. – Бочка зачарована, так что ее должно хватить. Просто дергаешь за эту веревку, – он указал на шнур, свисающий с клапана в дне бочки, – и вода польется. Потянешь еще раз – перестанет.
Я кивнула, рассматривая простую, но явно магическую конструкцию.
– Справишься? – спросил он, и мне показалось, что в его голосе мелькнула нотка заботы. – Я пока пойду ужин приготовлю.
– Справлюсь, – заверила я, с нетерпением предвкушая, как смою с себя всю грязь этого сумасшедшего дня.
Елизар ушел, а я огляделась. Душевая представляла собой квадратную площадку с деревянным настилом. По бокам – стенки из досок, а спереди – плотная занавеска, обеспечивающая… приватность. Ну, или хотя бы ее видимость.
В углу обнаружился даже кусочек мыла.
Быстро раздевшись и повесив одежду на крючок у входа, я потянула за веревку. Сверху полилась теплая вода, и я с наслаждением подставила под нее измученное тело. Ох, это было так блаженно, так здорово… Словно сама водичка здесь тоже была необыкновенная.
Я намылилась ароматным мылом, наслаждаясь чистотой.
И только закончив мыться, поняла, что забыла самое главное – полотенце. Оглядевшись, ничего подходящего не обнаружила. Моя собственная одежда была настолько грязной, что вытираться ею казалось кощунством, не говоря уж о том, чтобы снова в нее обрядиться.
– Вот же... незадача, – пробормотала я, беспомощно оглядываясь.
Может, крикнуть и попросить Елизара принести полотенце? При мысли об этом щеки вспыхнули от смущения. После всего, что он сегодня устроил, еще и в такой неловкой ситуации оказаться? Ни за что!
Я осторожно отодвинула занавеску и выглянула наружу – никого. Может, успею быстро добежать до дома? Но идти через двор нагишом казалось еще более ужасной идеей.
Вздохнув, я вернулась под навес. Оставался только один вариант – использовать занавеску как полотенце. Я потянулась, чтобы снять ее с крючков...
– Наташа? – внезапно раздался голос Елизара совсем близко. – Я тебе полотенце принес, забыл предложить...
Я вскрикнула от неожиданности, развернувшись слишком резко. Ноги заскользили по мокрому настилу, я потеряла равновесие и, судорожно хватаясь за занавеску, рухнула вперед. Ткань с треском оторвалась от креплений, и я вылетела прямо в объятия Елизара, который стоял у входа с полотенцем в руках.
Время словно застыло. Я, абсолютно голая, мокрая, с клочком занавески в руке, прижата к его груди. Его руки инстинктивно обхватили меня, не давая упасть. Наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.
Секунда растянулась в вечность. Я почувствовала, как его дыхание сбилось, а в зеленых глазах промелькнуло что-то очень темное. Зелень затопило темным изумрудом с нескончаемым количеством граней.
– Я... – начала я, но голос предательски задрожал.
Елизар, кажется, только сейчас осознал ситуацию. Его взгляд скользнул по моему телу, и он мгновенно отвел глаза, хотя руки продолжали меня поддерживать.
– Извини, – хрипло произнес он, неловко протягивая полотенце, демонстративно не глядя на меня. – Я думал, ты уже... я не хотел...
Я выхватила полотенце и судорожно начала заворачиваться в него, чувствуя, как горят щеки, уши и, кажется, вообще все тело.
– Надо было постучать! – выпалила я, пытаясь скрыть смущение за возмущением.
– По занавеске? – его губы дрогнули в намеке на улыбку, хотя он все еще старательно смотрел куда угодно, только не на меня.
Я крепче запахнула полотенце:
– Ну... предупредить хотя бы!
– Я окликнул тебя, – напомнил он. – А ты решила... устроить представление.
– Я не устраивала! – возмутилась я. – Я поскользнулась!
– Знаешь, – вдруг сказал он совсем другим тоном, – я начинаю понимать, почему растения так на тебя реагируют. Ты сама как стихия. Непредсказуемая и...
Он не договорил, но взгляд его наконец встретился с моим, и в нем было что-то такое, от чего внутри все перевернулось.
– Какая? – зачем-то спросила я шепотом.
Елизар сделал шаг назад, оглядывая сорванную занавеску и крепления, часть из которых теперь были сломаны.
– Разрушительная, – сказал он, но без прежней злости. – Ужин будет готов через пятнадцать минут. В сундуке в твоей комнате одежда. Я переложил. А то чемоданы эти твои… только спотыкаться.
И он быстро ушел, оставив меня стоять в полотенце посреди двора, с оторванной занавеской у ног и странным ощущением в груди.
Я медленно побрела к дому, пытаясь убедить себя, что дрожь в коленях – это просто от усталости и напряжения дня. А вовсе не от того, как смотрел на меня Елизар, когда держал в своих руках.
Наташа
Уже полчаса спустя после нашего милого происшествия, я сидела на кухне и глотала слюну. Пахло здесь просто божественно.
И это еще не говоря о том, что у плиты стоял мужчина.
Видеть такое в жизни мне приходилось не часто. По большей части среди тех, с кем я общалась прежде, готовка считалась занятием женским, но Елизар…
Ох, этот домовой вовсю показывал, как на самом деле можно готовить и при этом выглядеть мужественно.
Рукава рубахи он закатал до самых локтей, во всей красе теперь виднелись его сильные руки. Стоит ли уточнять, что это обычно первое, на что я обращаю внимание у мужчин?
Передник вот тоже надел. Вид у него при этом был… М-да.
То ли это моя фантазия после всего происходящего разыгралась, то ли гормоны. Но я с трудом отводила глаза от этого зрелища. В его сильных руках продукты словно сами готовы были на сковороду запрыгивать.
Ать! Нарезанный лучок залетел к уже обжаренным грибочкам. Туда же отправились ломтики картошечки. И сковородой над плитой разогретой, что частью печи была, раз-раз, туда-сюда, что все там само подскакивает и перемешивается. Елизар только чутка лопаточкой помешивает.
– Ты хоть иногда моргай, Наташ, – Кузьма запрыгнул на скамью рядом со мной и потерся головой о мой бок.
Произнес-то едва слышно, но Елизар тут же на меня взгляд бросил искоса. Я потупилась мигом, щеки обожгло.
– Я моргаю. Просто задумалась, – пробурчала тихонько. Вот ведь хвостатый подпевала. – А ты вообще где был весь день?
– С соседями ходил здороваться. Чай, сколько лет меня тут не было?
Я призадумалась. А ведь Кузька и правда из этих мест. Каринишна мне его, помнится, всунула в последнее лето, как я тут гостила. Может, уже тогда бабуля знала, что я больше сюда не приеду?
– Кузь, – позвала я, кой-чего решив уточнить… Ведь уже тогда он кошаком взрослым был. – А тебе сколько лет-то?
– Так, почитай, шестой десяток идет, – огорошил меня лохматый.
Я чуть с лавки не свалилась.
– Разве коты столько живут? – осипшим внезапно голосом вопросила я.
Кузька на меня поглядел с укором.
– В твоем мире, нет. Но я из здешних, магией порожденный.
– Ты ей зубы-то не заговаривай, – кинул через плечо Елизар. – Фамильяр он, а не зверь никакой. Просто в этом облике обитает.
Вот так спустя столько лет и узнаешь, что кот твой, которому ты пузо чесала столько лет подряд и лоток чистила, вовсе и не кот, а магическое существо.
– И что? Я от этого меньше на кота похожу?
– Да мне без разницы.
– Тебе-то все без разницы, тебе бы дай волю, ты бы только со своими растениями общался, – Кузьма вот тоже ворчать принялся. Кажется, спор этот между ними давшим был.
Я машинально его по голове погладила. Загривок почесывать принялась. Кузьма тут же под руку мне приластился, спину выгнул, хвост рыжий трубой выставил. Замурчал на всю кухню.
– Руки теперь иди мой опять, – шикнул Елизар. – После этого блохастого.
– Тебя какая муха укусила? – уже более дружелюбно (после моих-то почесываний) уточнил рыжик.
– Не твоего ума дело.
На стол передо мной тарелка стукнулась. Картошечка с грибами и лучком выглядела пречудесно. Я едва язык не прикусила, едва увидала. Уже потянулась за вилочкой, но Елизар руку мою перехватил за запястье. Я взгляд подняла и с лицом его сердитым встретилась.
– Сейчас помою, – вымолвила виновато. Тогда только и отпустил он меня.
А сам дальше на стол накрывать взялся. И крынку махонькую со сметаной откуда-то достал. И хлеба нарезал, и стрелы зеленого лука на тарелочку рядом положил.
Ужинать со мной Елизар не сел. Оно, конечно, и понятно. Ему-то еды не полагалось. Но я уж понадеялась, что хоть компанию составит.
Ан-нет. На стол накрыл и вышел, ни слова не сказав. Я его взглядом проводила.
– Чего он вечно такой сердитый? – тихонько спросила у Кузьмы, на лавку снова усаживаясь.
Рыжик устроился рядом, следил за мной зелеными глазищами.
– Не обращай внимания, Наташенька. Он только с Каринишной нормально разговоры вел. Всегда колючий был донельзя. Люди его предали в свое время, да и так зло он всякое повидал.
Я взялась за вилку, наконец, наколола первый ломтик картошечки. Окунула ее в сметанку, добавила к тому грибочек и в рот сунула.
– М-м-м, – застонала от удовольствия. Вкусно так стало, словами не передать!
Только когда прожевала, снова с Кузьмой заговорила:
– Так разве ж все люди одинаковы? И бабуля моя, как я поняла, с ним хорошо обходилась.
– Ой, она рассказывала порой, что и ее по началу он изводил, – фыркнул рыжик.
По полу опять холодком потянуло, что я невольно ноги поджала.
– И нечего тут недовольства свои по доскам студить! – чуть громче добавил котик. – Как есть все рассказываю.
Холод прекратился. Значит, слышит все Елизар.
Потому решила я повременить с расспросами. Потом с Кузькой поговорю как-нибудь, с глазу на глаз.
С ужином закончив, я подошла к раковине, над которой умывальник висел. Большой такой, вроде как даже чугунный. Хотела за собой помыть, но тарелка вдруг из рук моих сама выскользнула, язычок умывальника задрожал, водичка потекла. И под моим взглядом ошарашенным посуда сама мыться принялась.
– Вот чудеса, – выдохнула оторопело. Прекрасная ведь замена посудомоечным машинам!
На всякий случай я все же дождалась, пока тарелка домоется. После она сама решетку сушильную влетела, а в раковине снова чистота образовалась.
– Так в любом доме, где домовой обитает, – пояснил мне Кузька. – Его магия тут почти все питает.
Вот как интересно складывается. Значит, домовой не только ради красного словца так зовется, а и правда дому помогает и хранит его.
Но ежели он так магией одарен, почему нужно в саду и огороде все руками делать?
– Отдохнуть бы тебе все-таки, Наташенька, – Кузьма мои мысли в иное русло направил. На лавке потянулся как следует и на пол спрыгнул. – Елизар не шутил насчет подъема раннего. А после такого-то дня…
Сквозь сон я почувствовала, как что-то прохладное скользит по моей лодыжке. Еще не до конца проснувшись, я лениво отмахнулась, перевернулась на другой бок и снова провалилась в дрему. Но неприятное ощущение вернулось, теперь уже это что-то переползало выше, почти к бедру.
— М-м-м, — промычала я, подтягивая ноги к животу.
Секунду было тихо, а потом… потом ко мне пришло осознание!
— ЗМЕЯ!!!
Я подскочила на кровати с диким воплем, когда что-то шершавое обвилось вокруг моей ноги. Запутавшись в одеяле, рухнула на пол, отчаянно дрыгая ногами и пытаясь стряхнуть невидимого врага.
Только тогда я услышала смех. Мужской, низкий, с нотками самодовольства.
— Наконец-то проснулась, — Елизар стоял у окна, скрестив руки на груди. В утреннем свете его глаза казались особенно яркими, а на губах играла насмешливая улыбка.
— Ты... ты... — я задыхалась от возмущения, пытаясь выпутаться из одеяла. — Ты лапал меня?!
— Лапал? — он фыркнул. — Какие выражения. Я всего лишь помог тебе проснуться. Уже пять утра, а ты дрыхнешь как сурок.
— Пять утра?! — я уставилась на него, все еще сидя на полу. — И ради этого надо было меня так пугать?
— А как еще? — он приподнял бровь. — Добрым словом и ласковой улыбкой? Это не сработало бы.
— Откуда ты знаешь? — я наконец поднялась, ощущая, как горят щеки от смущения и злости. — Ты даже не пробовал!
— Зато теперь ты точно не заснешь, — он кивнул в сторону двери. — Пять минут на сборы. Жду внизу.
— Елизар! — я схватила подушку и запустила ему вслед, но Елизар уже закрыл дверь, и подушка бессильно шлепнулась о деревянную створку. — Чтоб тебя!
Через пару секунд дверь снова приоткрылась, и в щель просунулась кружка, источающая аромат трав. Кружка опустилась на тумбу.
— Выпей. Это придаст сил, — и дверь снова закрылась.
Я недоверчиво взяла кружку, принюхалась. Пахло мятой, ромашкой и еще чем-то неопознанным, но приятным. Осторожно отхлебнула, и тут же телу разлилась бодрость.
— Ладно, хоть на этом спасибо, — пробормотала я, делая еще глоток.
Через пять минут, одетая в свои самые старые джинсы и футболку, я спустилась вниз. Что-то подсказывало, что вчерашнее было только цветочками. Зато сегодня уже пойдут ягодки.
Проскочила, конечно, мысль, запереться в комнате, но я быстро ее отринула. С Елизара станется и внутрь проникнуть, и на выход за такое попросить. Совсем на выход.
Домовой ждал у двери с корзиной в руках и чем-то похожим на кожаные перчатки.
— Держи, — он бросил мне перчатки. — Без них к огурцам даже не приближайся.
Я поймала перчатки. Они оказались тяжелее, чем выглядели, и при ближайшем рассмотрении явно были сделаны не из обычной кожи. Чешуйчатые местами, с металлическими пластинами на ладонях.
— Это что, и правда из драконьей кожи? — я повертела перчатки в руках.
Елизар фыркнул, покосился на меня смешливо.
— Нет, конечно. Драконов не существует.
— А... — я почувствовала себя глупо. Хотя откуда мне было знать? Пару дней я и про домовых не знала. А тут вон, идет один вредный. — Тогда из чего?
— Из кожи болотного василиска, — он распахнул дверь, и мы вышли наружу. — Идем уже.
Я замерла на пороге:
— Подожди, а василиски существуют?!
— Двигайся, — Елизар подтолкнул меня в спину. — Или мы пропустим лучшее время.
Утро оказалось на удивление приятным. Воздух был свеж и напоен ароматами трав, птицы заливались в кронах деревьев, а на траве действительно блестела роса. Мы прошли через сад к дальнему участку огорода, где на высоких шпалерах вились огуречные плети.
— Так вот они какие, — я остановилась в нескольких шагах от грядки, разглядывая странные растения. Вчера мы сюда дойти не успели. А может Елизар просто оставил интересное и на сегодня.
Огурцы действительно были усыпаны шипами — длинными, острыми, поблескивающими в утреннем свете. Некоторые плоды казались почти круглыми, другие вытянутыми, но все щетинились, как маленькие ежи.
— Не подходи пока, — Елизар положил руку мне на плечо, останавливая. — Сначала надо их... расположить к себе.
— И как же это сделать? — я натянула перчатки, которые оказались удивительно мягкими изнутри.
— Песней, — Елизар достал из кармана маленькую дудочку. — Наблюдай внимательно.
Он поднес дудочку к губам и заиграл тихую, странную мелодию. Музыка полилась, переплетаясь с утренними звуками сада, и я с удивлением заметила, как огуречные плети начали слегка покачиваться в такт. Шипы на огурцах, казалось, стали менее острыми, и словно бы втягивались обратно.
— Видишь? — прошептал Елизар, прервав игру. — Теперь нужно подойти осторожно и собирать, пока действует музыка. Но учти, они все равно могут укусить, если почувствуют страх или резкое движение. И вообще лучше, чтобы музыка звучала постоянно.
— А если у меня нет дудочки? — я нервно сглотнула.
— Тогда пой, — пожал плечами Елизар. — Или насвистывай. Главное, мелодия должна быть плавной, без резких звуков.
— И что, петь? Прямо сейчас? — я почувствовала, как краснею. Я, конечно, любила петь. В душе, например, или пока полы мою. Но чтоб вот так при ком-то? Как-то не уверена я, что у меня столь прекрасный голос.
— Конечно, — Елизар протянул мне корзину. — Или можешь постоять в сторонке, пока я сам все сделаю.
Его тон ясно давал понять, что он именно этого и ждет, что я струшу.
— Нет уж, — я выпрямилась, вдохнула поглубже — Я справлюсь.
Елизар отошел, скрестив руки на груди и прислонившись к дереву:
— Тогда вперед. Только держи корзину подальше. Они не любят, когда их сразу кладут к собратьям.
Я прочистила горло и, чувствуя себя невероятно глупо, начала тихо напевать первую мелодию, что пришла в голову — колыбельную, которую мама пела мне в детстве. Голос сначала дрожал, но постепенно окреп.
К моему удивлению, огуречные плети действительно замерли, а затем начали слегка раскачиваться, словно прислушиваясь. Я осторожно приблизилась к ближайшему огурцу. Его шипы не исчезли полностью, но явно стали меньше.
После завтрака мы и правда занялись картофелем. Елизар вооружил меня тяжеленной лопатой, тканевыми перчатками (поберег-таки нежные девичьи ладошки!) и вывел за забор.
Пока были в саду, я и не видела, что тут… Я-то думала, тут пара грядочек! Ан-нет! Чуть ли не целое поле! Сотки четыре, не меньше, и он хочет, чтобы я все это выкопала?!
Мой дикий взгляд, похоже, домовому очень понравился. По крайней мере улыбочка у него на лице расцвела ровно пропорционально удивлению на моем.
— Лопату в землю вводи осторожно, не торопясь, — принялся рассказывать он. Ну, на этот раз хоть объяснял в деталях. Еще и показывал. Сам-то, правда с вилами вышел зачем-то. Разве вилами копают? — Вот так.
Он на нее ногой надавил, но неспешно. Лопата-то широкая, в землю входила неохотно.
— Если чувствуешь, что уперлась, дальше не дави, а то и рвануть может.
Я сглотнула. Значит, не шутил, что она еще и взрывается?
— А сильно рванет? — спросила на всякий пожарный. Елизар на меня покосился.
— Оглушит точно.
— А ноги?
— Что ноги? — и лыбится. Вот ведь понимает, что боязно мне, а все равно забавляется.
— Елизар, не смешно это. — Я руки в бока уперла. — Ладно огурцам песни петь, и помидорам тоже, капусту по листьям гладить, но если картошка у меня под ногами на манер мины сработает, я ведь и без ног могу остаться, это не шутки.
— Ну, тогда копать дальше не придется, — фыркнул он, на лопату облокачиваясь.
Я невольно еще шире глаза распахнула.
— Ой, не слушай его, Наташенька…
Кузя! Мой ты спаситель! Он запрыгнул на забор и теперь наблюдал за нами.
— Оно звуком лопается, — пояснил кот. — Оглушить еще может, но большего вреда не причинит. Да и тыкать надо с такой силой, что у тебя в руках не хватит.
Я на Елизара поглядела с нескрываемым уже раздражением.
— Шел бы ты, блохастый! Всю малину обламываешь, — зашипел на него домовой.
— Все с твоей малиной нормально, вон кусты подвязаны.
Елизар мне в руки лопату сунул, сам свои вилы подхватил.
— До середины твоя половина, я с другой стороны начну.
Я вздохнула тяжко и взялась за черенок. Делать нечего.
Лопата в землю входила не слишком охотно, хотя та была рыхлой довольно. Грядки ровными горочками были сложены, рядками. Я межды этими горочками и пристраивалась. Давлю, а сама с замиранием сердца жду взрыва. Но вроде как лопата на полную ушла, а все тихо.
Надавила на черенок, земля вздыбилась и на поверхность показались эти клубни злосчастные.
Я осторожно их из земли выбирать принялась. Елизар велел мелкоту совсем не трогать, только если она уже от куста отвалилась. Так я и поступала. Первые крупные клубни собрала, лопату-то убрала, а картошечка хоп-хоп-хоп, какая осталась, обратно в землю укопалась.
Вот чудеса…
Первые пару рядков я прошла с относительным успехом. Взмокла вся, правда. Футболку так и тянуло снять… Солнышко-то уже припекать начинало.
Я на Елизара покосилась, прикидывая, как он отреагирует, если я верх от купальника надену. Вскользь-то глянула, а потом сама взгляд воротила невольно.
Помимо того, что он уже первую грядку почти до конца дошел, у него клубни сами еще и в ведро запрыгивали! Я-то думала, я быстро иду, а он в десять раз активнее работал! И лихо так! Раз-два! Раз-два! словно ничего оно ему и не стоило.
Я со своими ковыряниями этой лопатой тяжелючей и рядом не стояла!
Но даже не это меня с толку сбило… Похоже, жарко не мне одной стало. Он остался в одних штанах холщовых с широким поясом.
Кожа блестит, мышцы бугрятся. Я едва челюсть не уронила. Нет, я, конечно, и без того уже заприметила, что Елизар отличается типажом от того, как я домовых себе представляла. Но чтобы еще и вот так передо мной расхаживать?
Отвернулась, сделав вид, что задумалась просто, даром, что он спиной ко мне стоял.
Взялась снова копать. Лопату в землю вставила, а взгляд у самой нет-нет, да тянется поглядеть.
Еще бы, вон на плечах как мышцы работают. Перекатываются прямо. Я такое только в кино видела. И весь он такой поджарый… Не груда мышц, как качки в спортзале, но и не хлипкий вовсе. Плечи широкие, талия намечена. А каждая жилка под кожей прорисовывается, когда он на вилы свои давит. Хоть анатомию изучай.
Сдается мне, с него и скульптуры лепить можно.
— Наташа… — Кузьма с забора заурчал. — Дырку просверлишь.
Елизар ко мне вдруг обернулся. Видать, услышал котовью реплику. Я тотчас засуетилась, на горячем пойманная, по лопате как хряснула ногой, в землю оную вгоняя…
Да, походу, маху дала. С перебором.
Земля вздыбилась, звуки все замерли, чтобы после в лицо мне оглушительно бахнуть.
Вам в лицо когда-нибудь взрывали хлопушку? А теперь представьте, что вместо цветного конфетти на вас летит сырая земля с червяками, сорнячками и вот этим всем благо-чудом.
Я бухнулась назад, уселась прямо в соседнюю грядку. В ушах зазвенело, сама испугалась, что аж зареветь охота. Сижу, глазами хлопаю, сообразить ничего не в силах.
— Наташа! — Котик уже передо мной, лапами на мои колени оперся, в лицо заглядывает. Я его голос едва слышала, словно приглушенный такой, издалека али из-за закрытой двери.
Тут и Елизар передо мной на корточки сел, говорит чего-то, но у меня в ушах новая волна звона пошла, что его слов и не разобрать вовсе.
И тут так жалко мне себя стало. Вот ведь некуда было больше податься, приехала в то место, где меня всегда с добром встречали, еще и завещанное мне по праву. Старалась ведь, все делала, как сказано. От работы не отлыниваю, порядок стараюсь соблюдать. А в ответ чего? Этот зеленоглазый вон насмехается! В саду то и дело что-то меня пришибить тянется или больно сделать! Теперь еще и взрыв этот!
И вроде бы не больно вовсе, испугом отделалась и звоном в ушах, землицей вот еще перемазалась… А так обидно!
Носом хлюпнула. Раз, другой. Слезы сами на глаза накатили, крокодильи прямо.
Я сглотнула невольно, разглядывая Елизара в зеленоватом сиянии.
Сейчас он вовсе не напоминал человека, весь такой потусторонний, с ярко горящими своими глазами. Что-то невероятное прямо!
Это он сегодня днем в одних портах картошку копал?
Весь сад вокруг него словно дышал, пульсировал, живой и одухотворенный. Растения покачивались, хотя ветра не было, а между листьями перескакивали крохотные искорки света. Все эти растения словно за своего его принимали.
— Бабушка же садоводством занималась, — пробормотала я, скрещивая руки на груди поверх ночной рубашки. Ткань-то тоненькая совсем, а в этом ярком сиянии… Осознала вдруг, что выскочила на улицу в таком виде, а отступать уж было поздно.
Ох, как-то неприлично. Еще и огоньки тут летали, махонькие такие, тоже зелененькие. И ко мне тоже подлетали они, под подол забирались, изнутри подсвечивая и щекотя, что я ногой об ногу чесалась.
Елизар хмыкнул, словно я сказала что-то забавное.
— Садоводством... Да, в каком-то смысле. — Он плавно повел рукой, и свечение растений стало чуть более приглушенным. — Только здесь дело не в морковке и укропе для борща. Иди сюда, не бойся.
Я осмотрела все это свечение. Домового своего тоже… Ох, боязно ведь. Особенно после этого его “не бойся”. Так обычно и заманивают в сети всяческие.
Но передо мной Елизар ведь. Правда? Как бы он там ни хотел меня выгнать, а настоящего зла не причинил ни разу.
Я сделала несколько шагов к нему, осторожно переступая босыми ногами по прохладной земле. Елизар внезапно протянул руку и схватил меня за запястье. По коже пробежала волна тепла, совсем не похожая на обычное человеческое прикосновение. Словно легкий электрический разряд, но приятный, согревающий.
— Чувствуешь? — спросил он тихо.
— Что это? — я уставилась на наши соединенные руки.
— Откликается. — Елизар смотрел на меня так, будто впервые видел. — Кровь Каринишны в тебе. И предков ваших. И многим больше, чем я думал.
Он разжал пальцы, но тепло не исчезло. Осталось покалывающим ощущением на коже. Елизар обвел рукой пространство вокруг нас.
— Смотри внимательно, Наташа. Мы с тобой сейчас не просто на огороде стоим. Не в волшебном саду. Мы на грани.
— На грани чего?
— На грани между мирами, — он говорил спокойно, будто объяснял очевидное. — Вся эта земля — и дом, и огород, и часть деревни — находится в особой зоне, где твой обычный городской, современный, ежели так проще, мир переплетается с другим. Тем, откуда приходят такие, как я.
Я недоверчиво огляделась. Все выглядело таким обыкновенным, если не считать странного свечения растений.
Ну и не брать во внимание то, что в принципе здесь происходит.
— Не понимаю. Что значит "между мирами"? Как в сказках, что ли?
— Сказки часто правдивее, чем думают люди, — Елизар поднял взгляд к небу. — Слышала ты про Явь, Навь, и Правь?
Я кивнула.
— Вот все они три здесь и пересекаются. И ежели с Прави существа в Явь не стремятся, то вот из Нави… — он головой покачал.
И мне даже жутковато стало. Сказок то про Навье царство я немало слыхивала.
— Видишь луну? Сегодня она почти полная. В такие ночи граница истончается сама по себе, и мне… Охранителям приходится поддерживать равновесие.
Он опустился на колени и жестом предложил мне сделать то же самое. Я осторожно опустилась рядом с ним, подобрав под себя ночнушку.
— Между твоим миром и теми, другими, есть завеса, — продолжил Елизар. — Как тонкая пленка, которая не дает мирам слиться. Растения, которые выращивала твоя бабушка, они особенные. Они укрепляют эту завесу, служат якорями, не дают ей порваться. Впитывают в себя излишки магии, чтобы после насыщать ею землю и распределять на всю завесу поровну. Ловят эманации, не позволяя им влиять на завесу. Именно поэтому они и обладают всяческими свойствами.
Он внимательно поглядел на меня, серьезный, как ни разу до этого.
И я поняла вдруг, что сейчас происходит нечто важное. Меня словно пустили на следующую ступень.
— Понимаешь?
Я осторожно кивнула.
— Поэтому здесь так много магии?
Теперь кивнул Елизар.
— И что будет, если она... порвется? — спросила я, начиная понимать серьезность его слов.
— Хаос, — просто ответил он. — Существа и силы, которым не место в твоем мире, прорвутся туда. А часть твоего мира провалится в наш. И никому не будет хорошо от этого. Грань на то и существует… Ее можно пересекать, если знаешь как. Но сами миры не должны слиться воедино.
Он провел ладонью над землей, и прямо перед нами вдруг проступил полупрозрачный контур какого-то растения, которого здесь точно не было. Оно словно мерцало под поверхностью реальности.
— Видишь? Оно уже пытается прорасти. Пора работать.
Елизар взял мои руки в свои, развернул ладонями вверх.
— Раз уж ты здесь, поможешь мне. Держи так. Не двигайся.
Я замерла с выставленными вперед руками. Сама боялась даже вздохнуть лишний раз. Оцепенела, пронзенная важностью момента.
Светлые лучи стали собираться на моих руках. Словно кто-то лил свет на них. Я невольно проследила, откуда эти лучи исходят, и тихо ахнула, осознав, что собираю в ладони настоящий лунный свет! Он все сгущался, становился плотнее, точно как настоящая серебристая жидкость, стекающая с неба.
А я смотрела на это чудо, даже не мигая. Не дыша.
— Не спугни, — шепнул Елизар. — Лунный свет капризен.
Мне казалось, я уже чую в ладонях его вес, хотя разумом понимала, невозможно!
Только вот… в этом месте, пожалуй, привычное выходило за грани.
— А теперь осторожно, — Елизар придвинулся ближе, — нужно распределить его по земле.
Его руки легли поверх моих, направляя движения. От прикосновения снова пробежала волна тепла, на этот раз сильнее. Я даже не сдержала порывистого выдоха. Губы от своего же дыхания жаром опалило. Словно меня чутка лихорадило.
Елизар и сам был теперь так близко, что мы едва лбами не соприкасались. Подними оба взгляды, и носами сойдемся.
Стоя здесь, в этом магическом свечении, только что ощутив в собственных руках лунный свет и его магию, я, наконец, понимала Елизара.
И внутри меня не было ни капли протеста. Напротив. Пожалуй, я была даже благодарна за то, что он такой горой стоял за это место. Что хранил его все эти годы и не пускал абы кого.
Это правильно.
Я улыбнулась ему одними губами, пытаясь скрасить неловкость. Слишком уж много всего вылезло на поверхность.
И это я сейчас не о сорняках.
— И что дальше? — спросила как бы между прочим.
— Дальше нужно укрепить завесу, — он все еще был серьезен, смотрел на меня странно.
Словно так и ждал, что я дам стрекача.
— Ты видишь, как она истончается. Ритуал с лунным светом только временное решение. Нужно сварить особое зелье.
— Как те, что бабушка продавала?
— Гораздо сильнее, — он задумчиво потер подбородок, огляделся, словно растения ему могли что-то подсказать. — Каринишна готовила про запас, но прошло уже слишком много времени, и нужно новое. Я почти все использовал.
Елизар внезапно обернулся ко мне. И теперь во взгляде его читалась какая-то странная решимость.
— Готова начать сейчас? Или отложим до утра?
Я оглянулась на дом. Было далеко за полночь, но сон совершенно пропал. Как можно спать, когда только что узнала, что дом твоей бабушки… твой дом! стоит на грани миров?
— Сейчас.
Я решительно кивнула.
— Если ты останешься сейчас, если займешься этим вместе со мной, то погрузишься в это место окончательно. А ритуал обновления станет для тебя триггером окончательной привязки.
Надо же! Словами-то какими заговорил! Как кот ученый!
— Подумай как следует. Легко не будет.
Не уймется ведь никак… Предупредительный какой, а?
— Я готова, — кивнула я и снова улыбнулась, на этот раз искренне.
Никогда прежде я не ощущала себя настолько на своем месте. Как бы сложно не было здесь, какие опасности не таило бы сие место, мне было так интересно!
А еще очень хотелось сохранить бабулино наследие. Я вдруг словно стала частью чего-то большего, а не просто Наташей! Частью древнего рода, который выполнял важную задачу!
Разве могла я отказаться от этого? Конечно нет!
Елизар еще какое-то время смотрел на меня, и вдруг потянулся к моему лицу. Убрал за ухо прядку волос, не сводя глаз. И, видимо, что-то решил и для себе.
— Хорошо, твоя воля, — с этими словами через меня словно волной прошло жаром. От самых стоп и до маковки. Точно из земли чем толкнуло.
Я хватанула воздух ртом, уже собралась распереживаться, но все вдруг прекратилось.
На мой удивленный взгляд Елизар ответил улыбкой.
— Земля отозвалась на твое согласие, — пояснил он. Сам же теперь отступил на шажок, и лишь после продолжил: — Для начала нужно собрать ингредиенты. Не все можно приготовить заранее, некоторые травы нужны свежими. Нам придется выйти в лес.
Мы подошли к забору, Елизар отпер калитку, а я невольно поежилась… В лесу было жуть, как темно.
Домовой прихватил корзинки, и по тропочке мы отправились в глубь лесной чащи… Ну, может и не совсем чащи, но деревья здесь росли высокие, с толстыми старыми стволами. А кроны их вовсе заслоняли все небо плотным куполом.
— Елизар! — почти писком позвала домового. Сама поспешила его догнать и за подол рубашки ухватила.
И ведь вовремя! Впотьмах не увидала, что под ногами, полетела в охранителя прямо лицом в его спину!
— Осторожнее, — он подхватил меня под руки.
— Так темно же, не видно ничего! — оправдалась я.
— Прости, забыл, — он вдруг щелкнул пальцами, и над нашими головами возникли золотистые яркие шарики света.
Мигом стало видно и тропочку, и лес кругом.
А Елизар, выходит, и в темноте видит??
Что ж, это оправдывает, как он меня в первую ночь по дому гонял.
— Далеко идти? — звук собственного голоса делал обстановку не такой жуткой.
— Не очень.
И не обманул ведь, мы прошли минут пять, прежде чем он потянул меня в сторону от тропы, прямо по шуршащей лесной подстилке.
— А клещей у вас тут нет? — уточнила на всякий случай, ступая в траву.
Елизар только фыркнул насмешливо. А я губы поджала. Нормальный, между прочим, вопрос.
Мы дошли до небольшой полянки. Деревья окружали ее ровным кругом. Второй же круг был сложен из белых круглых камушков. И в центре этого чуда росли голубоватые цветы.
— Эти, — Елизар подошел к ним и осторожно коснулся лепестков, — нужно собирать мне. Они не дадутся в руки никому, кроме уже действующего охранителя. Ты пока не вошла в силу, лучше не рисковать. А вот те, — он указал на рядки низких растений, мерцающих серебром, что росли за пределами круга, прямо под деревьями. — Их может собрать любой человек. Твоя бабушка называла их лунниками.
Я кивнула и подошла к ним. Обычная такая петрушка, только с серебристым отливом.
— Как их собирать?
— По три листочка с каждого куста, — проинструктировал Елизар. — И не тяни, а аккуратно отщипывай у основания. Они должны добровольно отдаться в руки.
Я присела. Осторожно коснулась листочка, почувствовав легкое покалывание. Когда я попыталась его отщипнуть, растение словно само подалось навстречу, и лист легко отделился.
— Вот так, вполне неплохо, — заметил Елизар, наблюдая за мной, пока сам собирал цветки с синих кустов.
— Теперь, — сказал он, когда наши корзинки почти наполнились, — нужно собрать корни. Это самая важная часть. Здесь повсюду растёт бенедиктова трава, нужно ее найти.
Елизар углубился в лес и начал присматриваться. И, спустя некоторое время, нашел. Он опустился на колени и начал осторожно разгребать почву.
— Вот, посмотри, как выглядит. — Я пригляделась к желтоватым растрепанным соцветиям, на который он указал.
— Вроде понятно.
— Ее корень — основа зелья. Он связывает все миры воедино, но при этом не дает им слиться. Но не нужно забирать все, чтобы не погубить растение. Нужно найти вот такой отросток и осторожно отсоединить.