Убить Нельзя Спасти. Долг против одержимости

Пролог

Мурманский порт тонул в бездонной арктической ночи. Воздух был густым и соленым, как вода в доке, с едкой примесью мазута и ржавого металла. Исполинские краны замерли в немом ожидании, упираясь стрелами в низкое свинцовое небо. Под одним из них, в кольце света от одинокой фонарной стойки, стоял Сергей Громов. Его длинное кожаное пальто было распахнуто, открывая форменный китель. Он не кутался от пронизывающего ветра, а будто впитывал его силу.

Рядом с ним, ссутулившись, стоял Григорий Лаврентьев, начальник смены грузчиков. Его лицо, вырубленное из гранита усталости, казалось еще более изможденным при тусклом свете.

Громов протянул ему плотный конверт. Тот, не глядя, сунул его за пазуху телогрейки.

— Отгрузку спецстали со склада номер четыре проведи через Иванова. Он в курсе дела. Баланс, Григорий. Главное — баланс. Ничего не нарушай.

Лаврентьев лишь кивнул, его голос прозвучал глухо:

— Баланс. Понял, Сергей Петрович.

Из темноты внезапно вырвался окровавленный грузчик. Он бежал, спотыкаясь, его дыхание было хриплым и прерывистым.

— Григорий Иваныч! Там… в четвертом доку… Исаев…

Лаврентьев резко повернулся к Громову. В его глазах мелькнула не паника, а глухое раздражение, будто на отлаженный механизм упала чужая грязная гайка.

Громов не шевельнулся. Ни одна мышца не дрогнула на его каменном лице. Но в глазах пробежала мгновенная переоценка обстановки. Рутина закончилась.

— Иди. Разберись. Чтобы никто не лез, — его голос был ровным и властным.

Лаврентьев кивнул и быстро удалился, уводя с собой окровавленного свидетеля.

Громов медленно, с тяжелой поступью хищника, направился к четвертому доку.

Тело Виктора Исаева лежало в огромной луже, уже подернутой первым хрустальным ледком. Дорогое пальто было испачкано грязью и кровью. Свет милицейской мигалки скользил по его бледному, безжизненному лицу.

Оперативники, сгорбившись от холода, суетились вокруг. Увидев Громова, они замерли.

— Все свободны. Отчет на стол. Я сам, — прозвучало негромко, но так, что никто не осмелился переспросить.

Группа молча растворилась в темноте. Громов остался один с мертвым. Его взгляд был холоден и аналитичен. Он присел на корточки, небрежно натягивая перчатку.

Он методично ощупал карманы. Кошелек. Ключи. Потрепанная записная книжка. И вдруг пальцы наткнулись на что-то плотное, картонное, спрятанное во внутреннем кармане пиджака.

Он вытащил потертую черно-белую фотографию.

И замер.

На снимке была молодая девушка-блондинка. Яркое, почти неземное лицо с высокими скулами. И глаза… очень светлые, смотревшие куда-то мимо объектива, в свое, недоступное другим измерение. Она улыбалась, но в улыбке читалась бездна и отстраненность.

Этот образ, полный жизни и внутреннего света, резал глаз на фоне унылой советской реальности — грязного асфальта, ржавых бочек и обшарпанных стен.

Он перевернул снимок. На обороте, тонким, почти изящным почерком, было выведено одно-единственное слово:

«Ангел»

Без единой мысли, почти рефлекторно, Громов огляделся. Вокруг было пусто. Движением, отточенным годами, он сунул фотографию во внутренний карман.

Громов медленно поднялся. Его взгляд из аналитического стал пристальным, заинтригованным. Он смотрел на тело Исаева, но видел уже не проблему, а загадку.

— Баланс, Виктор… — тихо прошептал он. — И кто же его нарушил? Ты… или твой ангел?

Он развернулся и ушел тяжелой, уверенной походкой. Синий свет мигалки отражался в луже, разбивая отражение мертвого Исаева на сотни острых осколков.

Спасибо, что прочли этот пролог!

Если атмосфера мурманского порта, хладнокровный Сергей Громов и тайна «Ангела» зацепили вас — поддержите историю, чтобы она жила и развивалась:

⭐ Поставьте книге звезду (оценку) — это самый важный сигнал для платформы, который напрямую влияет на её видимость для других читателей.
📌 Добавьте в «Хочу прочитать» или «Читаю» — так вы точно не пропустите ни одной новой главы.
💬 Оставьте комментарий — даже пара слов о впечатлениях бесценны для автора.

Ваша реакция — не просто оценка. Это главный ориентир и лучшая мотивация для углубленной работы над текстом, редактурой и развитием сюжета.

Новые главы будут выходить несколько раз в неделю. Следите за обновлениями!

Спасибо, что вы — её первые и самые важные читатели.

ГЛАВА 1. ОБЫСК

Ключ, который Громов забрал с тела Исаева, мягко щёлкнул в замке. Дверь в квартиру бухгалтера открылась без звука.

Он приехал сюда один, на рассвете, без оперативников и понятых. Решение взять дело под личный контроль созрело ещё ночью, у тела. Формально — как куратор портовой зоны он имел на это право. Реально — он не мог позволить, чтобы кто-то чужой копался в карманах его бухгалтера. Исаев знал слишком много, и его смерть пахла не бытовой ссорой, а точной работой. И ещё была та фотография — «Ангел». Не улика, а личная загадка. Поэтому все бумаги с места легли в его личный сейф, а утром он стоял на этом пороге. Пусть думают, что подполковник проявляет рвение. На деле он искал ответ на один вопрос: что знал Исаев — и был ли этот «Ангел» связан с его смертью.

Громов вошёл, огляделся. Прихожая была просторной, с вешалкой из тёмного дерева. Пахло свежим лаком и дорогим табаком.

Он прошёл в гостиную. Трёхкомнатная квартира в новом доме на проспекте Ленина. Не «хрущёвка». Вид на порт из панорамного окна. Мебель — чехословацкая, стенка «Брук» с глянцевыми фасадами. На полу — персидский ковёр с густым ворсом. На стене — ковёр с оленями, но не дешёвый, а ручной работы.

Громов медленно прошёлся по комнатам.

Спальня — широкая кровать с ортопедическим матрасом, прикроватные тумбочки из ореха. На одной из них — радиола «Вега» с японским кассетником. На кухне — импортный холодильник «Стинол», на столе — банка растворимого кофе «Nescafé», пачка американских сигарет «Marlboro».

Всё говорило о деньгах. Немаленьких. Но Громов, оглядывая эти стены, чувствовал не зависть, а лёгкое, холодное презрение. Это был уровень мелкого воришки, который тянет с общего стола, но боится взять слишком много. Показная роскошь нувориша, который хочет, чтобы все видели.

У самого Громова было иначе. Не показная роскошь, а тихая, абсолютная власть над ресурсами. Деньги были не в коврах и стенках, а в сейфах, в пачках облигаций, в бриллиантах, замурованных в стене дачи. В договорённостях, которые не требовали доказательств в виде мебели. В власти, которая сама была валютой. Исаев покупал вещи. Громов покупал людей. И это было дороже любого счёта в любом банке. Он стоял так высоко над Исаевым, что та квартира казалась ему просто пособием по жадности начинающего. Бедный богач. Нищий в золотой клетке.

Громов методично обыскал комнаты. В сейфе, спрятанном за картиной с белым парусником, — пачки денег, доллары, документы на счета, списки отгрузок. Ничего нового, ничего личного. Обычная бухгалтерия их общей схемы.

Но вот в спальне, в нижнем ящике прикроватной тумбочки, под стопкой журналов «Кругозор», он нащупал не папку, а плотный коричневый конверт без надписи.

Он сел на край кровати, вскрыл конверт ножом для бумаг.

Внутри — фотографии.

Сначала обычные: уличные снимки, блондинка в студии у мольберта, блондинка с сумкой у магазина. Потом — скрытой камерой: она читает у окна, пьёт чай, стоит спиной к объективу. Качество разное, но видно — съёмка велась долго, системно.

А затем — те, от которых у Громова на мгновение перехватило дыхание.

Одна из фотографий была сделана из окна напротив. Качественный телеобъектив, чёткий кадр. Та самая блондинка — «Ангел» — в своей студии, возле большого окна. Она стояла спиной к стеклу, а перед ней — мужчина, лицо которого было скрыто в тени. Они были близко, слишком близко. Её голова была запрокинута, светлые волосы рассыпались по плечам. Рука мужчины лежала на её бедре, другая — в её волосах. Снимок был сделан в тот момент, когда она обнимала его, прижимаясь к нему всем телом. Интимный, страстный, беззащитный момент, пойманный чужой подлой камерой.

Громов медленно перевернул фотографию. На обороте — ничего. Но среди других снимков была ещё одна, похожая, только там её лицо было видно — глаза закрыты, губы приоткрыты, выражение, в котором смешались страсть и отчаяние.

Исаев не просто следил за ней. Он одержимо коллекционировал её жизнь, вплоть до самых интимных мгновений. И эта одержимость стоила ему жизни? Или это было что-то другое?

Громов собрал фотографии обратно в конверт, сунул его во внутренний карман пиджака. Он забрал их не как улику — как личный интерес. Ещё одна деталь в мозаике, которую он собирал не для отчёта, а для себя.

Перед уходом он ещё раз окинул взглядом квартиру. Богатая клетка. Могила мелкого человека с большими амбициями.

Он вышел, тихо прикрыв дверь. На лестничной площадке пахло варёной капустой и сыростью. Контраст был разительным.

Громов спустился к своей «Волге», сел за руль, но не завёл мотор. В кармане лежали фотография с надписью «Ангел» и конверт с её тайной жизнью, украденной чужим объективом.

Он ещё не знал её имени. Но уже понимал — она не просто объект чьей-то одержимости. Она была ключом. К чему — он пока не знал, но был намерен выяснить.

И сделать это раньше, чем кто-то другой — тот, кто уже убил Исаева.

ГЛАВА 2. АНГЕЛ

Кабинет Громова в здании УВД был завален папками, но беспорядок этот был обманчивым. Каждая стопка лежала на своем месте, образуя строгую, понятную лишь ему систему. Воздух был плотным, пропахшим дорогим табаком и слабым, но устойчивым ароматом импортного одеколона.

Громов сидел за столом, перед ним лежали две вещи: та самая фотография с надписью «Ангел» и конверт со снимками из квартиры Исаева. Девушка-блондинка смотрела на него с первого снимка, её светлые глаза будто видели что-то за пределами этого кабинета, за пределами его жизни. На одной из фотографий в конверте она стояла у мольберта. Художница. Значит искать надо среди художников.

«Ангел… — мысленно повторил Громов, проводя пальцем по краю снимка. — Красивый. Хрупкий. Такой, который может сломаться в руках. Или… который нужно сломать, чтобы он никому не достался». В голове уже крутилась мысль: а что, если этот ангел — не ключ, а угроза? И угрозы, как известно, устраняют. Именно так он всегда и поступал.

Он отогнал навязчивый образ — светлые волосы, запрокинутая голова, чужое прикосновение. Фотографии были уликой, но не ответом. Мозг, привыкший к четкому анализу, снова заработал в полную силу.

Исаев был частью схемы. Его смерть — не бытовая разборка. Это был сигнал.

Но от кого?

И о чём?

В кабинет вошел майор Иванов, его правая рука.

— Сергей Петрович, по делу Исаева есть зацепки. Со слов свидетелей, последнее время он часто бывал в районе Арктической улицы. Там студии художников, мастерские.

Громов медленно перевернул фотографию.

— Найди все студии в том районе. Особое внимание — блондинкам. И проверь, не было ли у Исаева конфликтов с местными.

— Уже работаем, — кивнул Иванов. — Но есть одна деталь. Вчера вечером Исаев был замечен в ресторане «Север». Сидел один, но заказал стол на двоих. Официантка говорит, что он ждал кого-то.

Подполковник поднял глаза. Его взгляд стал острым, заинтересованным.

— Кого?

— Неизвестно. Никто не пришел.

Громов встал и подошел к окну. За стеклом медленно падал снег, покрывая грязный асфальт первозданной белизной. Слишком чисто для того, что начинало вырисовываться. Слишком много совпадений.

— Проверь все почтовые отделения в районе дома Исаева. Возможно, он отправлял письма. И опроси снова ту официантку. Пусть попробует вспомнить детали.

Когда Иванов вышел, Громов снова взял в руки фотографию. Девушка смотрела на него с безмятежной улыбкой, но теперь в этой улыбке ему виделось что-то иное. Не отстраненность, а знание. Как будто она была не объектом чьей-то одержимости, а участником чего-то большего.

Он открыл сейф, положил фотографии внутрь – туда, где они будут в безопасности от чужих глаз – рядом с личными делами и расписками. Это была уже не просто улика. Это была навязчивая идея.

Вечером Громов лично объехал район Арктической улицы. Старые дома с облупленной штукатуркой, мастерские в полуподвальных помещениях, темные подворотни. Он смотрел на окна, за которыми горел свет, и пытался представить, за каким из них могла жить та девушка.

В одном из дворов он заметил молодую женщину с мольбертом. Она собирала кисти в ящик, ее светлые волосы выбивались из-под платка. Громов замер, но когда женщина повернулась, он увидел другое лицо — обычное, миловидное, но не то.

Он развернулся и пошел к машине. По спине ползло странное ощущение — будто за ним наблюдают. Обернувшись, он увидел лишь темные окна и колышущиеся на ветру занавески. Но чувство не уходило.

Дома, за стаканом виски, он снова мысленно возвращался к фотографии. Ангел. Почему именно это слово? Религиозный символ? Прозвище? Или нечто большее?

Его размышления прервал телефонный звонок. Иванов докладывал сдержанно, но Громов уловил напряжение в его голосе.

— Сергей Петрович, мы нашли мастерскую. Владелица — Кира Орлова, художница-реставратор. Блондинка. И есть деталь... Ее мать была шведкой. Отец капитан, работал в порту, занимался проверкой иностранных судов. Погибли при невыясненных обстоятельствах.

Громов медленно поставил стакан на стол. Лед звенел о хрусталь.

— Каких обстоятельствах?

— Официально — автокатастрофа. Но в деле есть странности.

Громов смотрел на темное окно, в котором отражалось его собственное лицо. Головоломка начинала складываться в картину, и эта картина ему не нравилась. Смерть Исаева, фотография, теперь погибший отец художницы...

— Иванов, подготовь досье на Орлову. Все, что найдете.

Положив трубку, он подошел к окну.

Город спал, лишь где-то вдали мигал огонек портового крана. Громов чувствовал, как привычная ему реальность начинает трещать по швам. Баланс нарушен. И чтобы восстановить его, нужно было найти Ангела. Живого или мертвого.