Убить оборотня. Странники.

Часть первая. Глава первая. Убить оборотня...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Глава первая. УБИТЬ ОБОРОТНЯ.

Яркое весеннее солнце не мешало северному ветру дуть резкими, холодными порывами, но в минуты безветрия и затишья старалось согреть землю, промерзшую за время зимних холодов.

Выбоины старой дороги, покрытой беспорядочными проталинами и крохотными весенними лужицами, вперемешку с обледеневшими, слежавшимися зимними заносами, которые под лучами солнца не таяли, а лишь оседали, уплотняясь, и превращались в лед.

И заставляли небольшую, лохматую, соловую лошадь особенно осторожно выбирать свой путь. Лошадь шла вперед уверенно, переходя на легкую трусцу там, где дорога выравнивалась и позволяла ей сделать это без дополнительного понуждения и управления седока.

- Он хорошо изучил дорогу, - думал всадник, сидевший в седле с легкой неуверенностью человека, недавно выучившегося ездить верхом. – Интересно, - рукой, затянутой в кожаную перчатку, он легко похлопал, огладил коня по шее, - сколько человек он увозил по этой дороге к лесу и возвращался домой один, мой Рыцарь?...

Отвечая на ласку, конь встряхнул головой, всхрапнул, собираясь заржать, но задел левым задним копытом ледяное ребро заструга, поскользнулся, восстановил равновесие, ржать раздумал.

Всадник откинул меховой капюшон кожаного, подбитого мехом, зимнего плаща и огляделся по сторонам с привычками человека, приученного к осторожности. Несколько прядей темных, каштановых волос, что выбились из прически, гладкой, зачесанной и спрятанной под широкий металлический обруч с полированным темным камнем посередине, надо лбом, а также невысокий рост и хрупкость говорили о том, что всадница – женщина.

Буро - желтые, затемненные очки, похожие на выпуклые глаза лягушки, защищали глаза и прятали их от ослепительной яркости солнца. Не обнаруживая ничего тревожного, всадница успокоилась. Успокоила лошадь, вновь похлопала ее по шее и проговорила:

- Тихо, Рыцарь, тихо. - Вновь накинула капюшон и провалилась в собственные размышления, предоставляя коню возможность самому выбирать дорогу.

Старая дорога вела вдоль полей, бывавших ранее и возделанными, и окультуренными. Сейчас земля лежала в запустении. Но таяние на склонах снега позволяло угадывать направления вспашки земель и их, в прошлом, культурное использование.

Далеко впереди зеленовато- синим и смутным облаком на горизонте виднелся лес. Конечная цель ее пути...

- Не думай так, - одернула себя всадница. Привычно огляделась по сторонам, вновь не обнаружила ничего тревожного. И не стала тратить силы и нервную энергию в напрасном беспокойстве о предстоящем событии – углубилась в воспоминания.

Сначала о собственном здесь появлении. И тех событиях, которые предшествовали.

...И с ослепительной яркостью, она вдруг вспомнила режущий свет операционной, блестящий холодным никелем операционный стол, фигуры хирургов, громоздкие как шкафы, с такими же объемами и габаритами, с неуклюжими руками сильных людей, которые пользуются своей силой редко.

- Целители и маги, - успела подумать она, устраиваясь удобнее на операционном столе, вытягивая для укола руку, отдаваясь анестезиологу.

Наркоз потек в вену. Вместе со страхом пришло ощущение: что - то не так. Но изменить она ничего не могла.

Белый потолок операционной распался на квадраты, которые закружились в странном ритме, иногда сталкиваясь, иногда убегая друг от друга. Голоса врачей и медсестер изменились, стали бессмысленными, потерялись среди непрерывного треска и шуршания.

Среди постоянного движения и шороха исчезло время. Она была в «НИГДЕ» среди «НИКОГДА». Сделала честнуюпопытку вернуться. Постаралась и вынырнула среди «НИОТКУДА» на поверхность.

Увидела рядом, наверху, над собой озабоченное лицо врача, услышала голоса, что звали вернуться, нежно и озабоченно. И утонула снова…

В прохладной серой пустоте ее спрашивали, взвешивали, измеряли. Жизнь ничего не значила, и возвращаться не хотелось. Маленькой занозой внутри колючая сидела мысль: ребенок, девочка, дочка.

Она начала возвращаться. Отвечала на все заданные и незаданные вопросы: «Буду жить».

Она вернулась. Но, видимо, в делах богов, иногда, случаются накладки. Очнулась не в больничной постели, а среди странной, незнакомой местности: пустынной, солнечной, жаркой.

Она умирала медленно. Отравленный наркотиком организм сопротивлялся.

Приходя временами в себя и стараясь спастись, она искала тогда тень, спасение и воду.

А сейчас зябко повела плечами, отгоняя тягостные мысли, сняла капюшон, приподнялась в седле, упираясь носками сапожек в стремена, и огляделась по сторонам.

Полуденное яркое солнце сейчас опускалось вниз и светило слабее. Но ветер утих, и холода не было.

Послеполуденные тени начали темнеть и удлиняться. Она внимательно огляделась. Опасности не было. Она накинула капюшон и вновь удобно устроилась в седле...

...После одного из повторяющихся все чаще приступов она нашла себя, лежащей в тени большого дерева, рядом с ручьем или (может быть) лужей на опушке леса. Рядом была дорога, по которой проезжали верхом. Засохшая грязь хранила следы копыт лошадей.

- Если вернутся силы, - подумала она, - пойду (поползу) искать людей, жилье и спасение по этой дороге.

Напилась. Попыталась встать. И упала с приступом болезненной слабости, метра на два ближе к дороге.

Сквозь холодную, обморочную слабость она больше почувствовала, чем услышала осторожный перестук копыт приближающихся лошадей, перезвон удил.

Приподнимаясь на локтях, попросила: «Пожалуйста, помогите!» Поняла, ее рассматривают, услышала недоуменный вопрос -требование, жестко заданный на непонятном ей языке, настаивающий на объяснениях, и провалилась в обморочную пустоту.

Спустя немного поняла: положительное решение было принято. Ее подняли с земли, завернули в теплое меховое (одеяло?), подняли на лошадь, в седло перед собой.

Глава вторая. Возвращение...

Глава вторая. ВОЗВРАЩЕНИЕ.

...Постоянная пелена темноты составляла теперь ее мир...

Хороший мир, потому что когда темнота изменялась, то дополняя ее, приходила и боль...

Она тогда старалась уйти глубже, нырнуть под покрывало тьмы, которая одна только давала избавление от боли. Но однажды, в поисках спасения и забытья, она привычно уходила от боли и вынырнула вдруг в новый мир, серый, непонятный и бледный.

Она почувствовала, что лежит на плоской и жесткой постели, застонала, потянулась. И поняла, почувствовала, как чья - то рука привычно и бережно поправила прохладную повязку, что закрывала ее лоб и глаза.

Она переставала обращать внимание на боль, подняла руку, убрала с лица повязку и обнаружила, что находится в знакомой комнате. Яркий свет ослепил глаза, привыкшие за время болезни к полутьме.

Прищурила их и поднесла руку к месту, где болело сильнее всего. Пальцы наткнулись на плотную повязку на шее и горле.

Продолжила рассматривать окружение осторожно, из - под наполовину опущенных ресниц.

Повернула голову и увидела: рядом с постелью сидел мальчик и увлеченно читал книгу. Она узнала его, позвала:

- Май! - Но из горла вырвался только слабый шепот - хрип.

Мальчик услышал, вскочил и выбежал из комнаты.

Книга, оброненная им, упала рядом с кроватью и раскрылась на середине, прошелестев страницами. Врач подошел вскоре. Присел рядом с ее кроватью. Велел Маю переменить повязку, принести укрепляющее питье. Нашел пульс и пощупал лоб.

Устало ей улыбнулся и сказал:

- Скоро выздоровеешь.

Она дотянулась рукой до плотных повязок на шее и пожаловалась:

-Доктор, больно…

- Могло быть хуже, - успокоил неожиданно повеселевший врач.

Она вспомнила широкий оскал улыбки, блестящие и белые острые зубы, что неумолимо и постепенно приближались к ее горлу, и затрясла головой, не обращая больше внимания на боль в израненной шее.

Она проиграла. А проигравший ведьмак, обычно, не возвращается домой. Вместо него, иногда, приходит домой его конь. И люди Замка, его товарищи узнают тогда о судьбе хозяина лошади и о том, что очередное сражение с оборотнями ведьмак проиграл.

Ее же история была и непонятной, и невозможной.

- Почему я здесь, доктор? – Стараясь говорить чуть громче, чем шепотом, спросила она.

- Тебя принес оборотень, - объяснил помрачневший доктор.

И вышел, обрывая разговор. Отдавая Маю распоряжения по уходу за больной и ее дальнейшему излечению.

Дни проходили за днями. Повязки на шее становились тоньше. Боль утихала тоже. Она переставала волноваться, что останется без голоса или, что шрамы на шее серьезно изуродуют ее.

Лежала тихо, много читала и пыталась понять события или договориться с собственной душой, которая также ничего не понимала в новой ситуации, и потому загрызала ее сомнениями.

...Им обоим было тяжело, но женщина старалась не вспоминать. А больше никому до них пока не было дела...

Врач заходил редко. Разговаривал только о болезнях. От других тем и разговоров старательно уклонялся. Однажды, в ответ на ее нетерпение и резкий, прямо заданный вопрос:

- Доктор, что будет теперь со мною?»

- Не знаю, - ответил врач. – Должен решать Лорд. - Целитель разворачивался, чтобы уйти.

Но увидел, что пациентка лежит в постели, мрачная и измученная сомнениями. Присел на угол кровати и попробовал объяснить.

- Мы, общество с четким определенным статусом каждого человека в нем. Так легче жить. И, потому что людей мало, а лишних нет. И потому, что каждый занимается своим и только своим делом.

- Но Вы же сами говорили, что могли бы научить меня. Я стала бы способной целительницей.

- Теперь уже нет, - врач смотрел на нее беспомощно. – Я также не могу убивать и исцелять одновременно. Не потерявши при этом большую часть своих способностей. Ты обучена на ведьмачку, ею ты и остаешься.

- Я провалила задание. И, кажется, я не могу убивать оборотней. - С некоторым внутренним содроганием она добавила. - Они слишком похожи на людей.

Врач пожал плечами и промолчал, продолжая внимательно ее рассматривать.

Она повеселела и закончила:

- Если статус каждого в вашем программируемом обществе определяется раз и навсегда, то неужели никогда не случалось ошибок?

И виновата ли я, если мою судьбу решали Вы с Лордом? - Не желая обижать своего врача, она дипломатически добавила,

- Лорд, конечно больше. Но все равно – вы оба ошиблись.

Я не могу быть охотником ни за кем. И меньше всего - за оборотнями.

Врач неопределенно покачал головой и вышел, оставляя ее наедине с собственными размышлениями. Раздумывая дальше, она решила, что не совсем права. Ее доводы годятся для более свободного, лучше организованного общества.

А люди этой страны, постоянно вытесняемые лучше приспособленными и живучими оборотнями, должны выживать. Поэтому ограничивают свободу каждого в отдельности. Потому что ошибки одного могут привести к погибели всего Замка и его населения.

За размышлениями она успокоилась. И память, глубоко сидящая внутри нее стала меньше грызть и тише упрекать за ошибки, грехи, преступления.

В один из ярких весенних дней Май принес ей завтрак, убрал посуду, сменил повязку и сказал: «Сейчас я принесу одежду, и мы пойдем в покои Лорда.

В Верхнюю Башню я буду провожать». - Добавил подросток.

- На ковер вызывают. – Поняла женщина. Неторопливо переоделась.

Выходя за двери Лечебной Комнаты, кивнула Маю:

- Пойдем.

Они пробирались внутри обширного комплекса зданий. То поднимались по широким лестницам, то спускались в подземные переходы. Она чувствовала, как волнение кружит ей голову и сосет под ложечкой, и старалась стать незаметнее, опасаясь, что ее история сделала много шума, выделила ее из других обитателей Замка и привлекает к ней сейчас ненужный интерес.

Глава третья. Продолжение...

Глава третья. Продолжение.

Небольшой костер горел ярко - оранжевым бездымным пламенем, согревал, защищал, успокаивал. Прозрачные язычки огня поднимались вверх легко, взлетали невысоко и вновь опадали в бурлящий жаром огненный клубок, набираясь сил для нового подъема.

Разгрызая, иногда, особенно упрямое полено, костер начинал упрямо трещать. Гневно взмахивал огненной гривой, которая взлетала высоко. Яркие искры отрывались и летели вверх.

В темно - синее, почти ночное небо. Костер требовал помощи, женщина его успокаивала и поправляла угли, шевелила головешки длинной, сучковатой палкой, что заменяла ей кочергу.

Она ушла из Замка перед закатом. Долго шла пешком. Перешла вброд речку. И в месте, где река делала излучину, меняла течение, выходила в заросли кустарников и молодых деревьев, а затем спускалась в овраг, женщина сделала привал.

Долина защищала от ветра и ночного холода. Костер согревал.

Женщина осторожно прислушивалась к обступающей вокруг, густеющей на глазах ночной темноте и ждала.

И все - таки просмотрела, прослушала. Неожиданно ощутила затылком горячее и чужое дыхание.

- Люди так не дышат, и настолько тихо они ходить тоже не умеют!... – Она не успела подумать короткую фразу, а тренированные мышцы отдали телу приказ.

Она вскакивала. Хваталась за кинжал - кордик на поясе. Понимала, что опаздывает, и разворачивалась, теряла инерцию движения, используя равновесие, чтобы прыгнуть через костер.

И там стоять осталась, напряженно рассматривая противника. Большой серый волк сидел на ее месте, скалился, ее рассматривал.

Блестели большие белые зубы, пламя костра окрашивало их разными оттенками красного, малинового, розового. Волк уселся удобно. Ухмыльнулся еще раз насмешливо и оскорбительно.

Облизывался, показывал язык, клыки и пасть и пробовал что - то дружелюбно рассказать.

- Превращайся, Маугли. Ты же знаешь, я плохо понимаю и совсем не говорю по - волчьи. – Посоветовала женщина устало и сердито, уставшая от своего старательного желания понять и превратить повизгивание и звуки в связную речь.

Отвести всторону взгляд привычно опоздала. Поняла, что кружится голова. И тошнота подходит к горлу от непонятного чувства запретности для людей обычных превращений оборотней.

Маугли кашлял. Женщина подняла глаза и увидела. Перевернувшийся в человека волк лежал на ее плаще, опирался на локти, подпирал кистями рук подбородок и смотрел с веселым и насмешливым любопытством на все ее попытки и старания.

Она сказала:

- Маугли, ты мог получить хороший удар кинжалом. Надо ли так рисковать и озорничать?

- Фу! - Презрительно сощурил глаза и ответил Маугли. – Я мог бы убить тебя двадцать раз. Ты бы не заметила.

Свет костра превращал яркую желтизну его глаз и оттенял ее, делал яркую радужку около зрачка темной и фиолетовой. Но даже слабый свет не мог скрыть оскорбительного вызова в интонациях и в словах.

Ведьмачка не понимала: Маугли предлагал ей вызов и схватку?...

- Попробуем? – Предложила она. И против собственного желания ощутила, как расползаются губы в напряженной улыбке, наполовину в оскале, и закипает гнев. – Ты вызываешь меня?

Я без меча. Но мой кинжал с серебряными насечками.

- Фу! – Еще раз презрительно фыркнул Маугли. - Я сегодня с обеда ушел из Леса. Охотился и нес мясо. Переходил вброд реку, вымок и замерз потому, что очень хотел получить удар твоим оружием!

Она отметила - Маугли не сказал ни слова о серебре. Лежал спокойно. Выглядел мирно.

Она унимала дрожь в руках и боевое возбуждение. Успокоилась. Подумала:

- Оборотень избегал упоминать серебро. Единственный металл, что был опасен оборотням.

От попадания в организм небольшого количества серебра восстановительные процессы организма оборотня замедлялись так сильно, что волколюди теряли почти всю свою сказочную неуязвимость.

И только лишь серебряным оружием или оружием с серебряными насечками, возможно было серьезно ранить и убить оборотня. Женщина отняла ладонь от рукоятки кордика и сказала:

- Совсем ты замерз.

Заворачивайся быстрее в плащ, Маугли. Рядом с плащом сумка. В ней лежат сапожки для тебя. – Помедлила. Добавила. - Есть и штаны. Но ты всегда их не носишь. Упрямец. - Она добавила последнее слово мысленно. И не стала говорить его вслух...

Маугли угрюмо заворачивался в ее теплый плащ, фырчал, ворчал, принюхивался. Чужие человеческие запахи всегда раздражали чуткий волчий нос. Она отвлекала его от мрачных мыслей и добавила:

- Котелок почти закипел. - Поправила котелок над огнем. Подумала:

- От нашей бурной встречи посуда уцелела чудом. - Сказала вслух:

- Сейчас чаю попьем. Я печенья с кухни взяла. Много. Разного.

Маугли заметно повеселел. Натянул сапожки и скользнул в темноту. Затем появился вновь. Тащил за собой что - то тяжелое. То, что он называл «мясо».

Мясом оказалось небольшое, пушистое, травоядное животное, убитое экономным и точным ударом клыков. Она посмотрела на Маугли с уважением. Сняла с огня котелок.

Достала из сумки пакет печенья. Маугли ждал с нетерпением. Запах соленого и сладкого печенья оставался единственным запахом, который примирял его с человеком.

После ужина, выслушивая, как трещат остатки сухариков в крепких челюстях ее товарища, она спросила:

- Я разделаю тушку и начну жарить мясо?

- Угу, - безразлично отозвался Маугли.

Она склонилась над тушкой и сделала первый разрез. Попробовала содрать шкурку. Получалось не очень хорошо. Пахло сырой кровью. Она задумалась о том, что для оборотня нет особой разницы - есть мясо сырым, вареным или жареным.

Маугли согласился с ее решением жарить мясо, только уступая ее непрактичной и неприспособленной к «правильной» жизни человечности.

Глава четвёртая. Сны...

Глава четвертая. Сны.

Костер догорал. Подернутые тонкой пленкой серого пепла жаркие угли серели, потухали, тускнели и вспыхивали вновь, багрово и жарко.

Так, что казалось, в центре костра неровно бьется чье - то измученное, больное сердце.

Она сидела не шевелясь. Опасалась сдвинуться с места.

Маленькая, пушистая головка девочки, ребенка - оборотня лежала на ее коленях. Малышка спала.

Пушистое тело раскинулось вольготно. Во сне детеныш перевернулся и сейчас безмятежно показывал миру свой животик, светло - серый, с яркими пятнами, роскошный, меховой.

Так спят маленькие дети, котята, щенки. Дети оборотней, оказывается, тоже. Сидеть женщине было неудобно, но тепло. От долгой неподвижности начали затекать ноги.

Малыш - оборотень распластался вдоль, прикрыл телом ноги от бедер до щиколоток. А спину грел, привалившийся сзади волк, большой, чуткий, серый зверь, ловкий охотник, ее друг, чье сложное имя она не умела выговаривать на языке волков и называла для себя – Маугли...

Женщина улыбнулась. Два земных писателя, два автора – Редьярд и Киплинг, выручили ее в тот тяжелый день, когда Лорд и Повелитель послал найти её за провинность и привести на беседу.

В тот день она не знала. Но знает сейчас: Результатом беседы могло быть осуждение и изгнание из Замка за измену людям и дружбу с врагами людей, народом волков -оборотней. Наказанием смертельным для любого человека, даже ведьмака, специально подготовленного и обученного для долгого, одинокого выживания в Лесу.

Без поддержки продовольствием и снаряжением ведьмак в Лесу долго не проживет. В тот день она рисковала собственной жизнью. Выигрыш пришел случайно.

Она заинтересовала Лорда историей о мальчике - человеке, которого волки приняли в свою семью и стаю, растили, как собственного детеныша. Мальчик вырос большим, ощутил себя человеком и вернулся к людям.

Но не вредил волкам и берег джунгли. Она не могла вспомнить ничего больше о двух людях, Редьярде и Киплинге, кроме того, что они были писателями. А, значит, людьми, специально созданными или обученными для написания историй.

Ее память шутила с хозяйкой странные шутки: вспоминала один эпизод и отказывалась вспоминать последующее. Жить среди обрывков собственной памяти тяжело, но постепенно женщина привыкла.

И была рада, что история Мальчика - Маугли так ей помогла. И добавила одну маленькую общую тайну для нее и Лорда.

Двум разным народам нет особого резона постоянно и бессмысленно уничтожать друг друга. Волки и люди принадлежат к разным биологическим группам.

Не вступают в смешанные браки, не имеют общего потомства, детей, смешанной крови. И, занимаясь общей враждой, подготавливаясь к Войне, о других возможностях никто не думает. И путь родственного сближения двух рас, подобно тому, как всегда развивалась земная история, здесь невозможен от разницы биологической.

В местном фольклоре нет ни одного рассказа о случайной, пусть трагической любви, между оборотнями и людьми. Но волки замечательно легко приручаются, с удовольствием потом служат людям или сотрудничают с людьми...

Лорд первый узнал об этом, воспитывая и навсегда приручив к себе, сироту - волчонка. И это оказалось второй маленькой тайной, которая приближала женщину к Лорду.

Чувствуя заинтересованное внимание Повелителя, женщина рассказала, пусть сумбурно и сбивчиво, но до конца. Ее рассказ понравился Лорду. И стал началом новой мирной политики.

Уткнувшись носом в ноги, еле слышно и доверчиво посапывая, рядом спала надежда рода оборотней, малышка высокого ранга и положения, волчонок - оборотень, будущая Мать - Волчица...

Постоянно утесняемые болезнями, схожими с массовыми эпидемиями людей или животных, оборотни умирали легко. Относились к своей возможной смерти просто. И не встраивали в собственную жизнь клубок суеверных примет и поверий.

Болезни оборотней, - думала женщина, - так похожи на моровые поветрия. В прошлой человеческой истории обвальные болезни, подобные вспышкам чумы, моровой язвы, уничтожали города и опустошали целые страны. И уносили столько жизней до появления прививок, вакцин, антибиотиков.

Поэтому Старшие Матери оборотней так берегли сейчас девочку, сохраняющую в себе древнюю чистую породу Матерей Клана и превосходные охотничьи качества Старшего Вожака Стаи.

Девочка оставалась ребенком. И наплевать ей было на собственную сущность и важность. Ей хотелось играть. С новым и незнакомым существом, непонятным чужаком, незнакомым и увлекательно пахучим.

Осторожно поглаживая маленькую, доверчиво протянутую вперед пушистую лапку, женщина улыбнулась. За вечер малышка наигралась замечательно.

Сухо, резко и неожиданно, со звуком дальнего выстрела взорвался уголек головешки догорающего костра. Женщина вздрогнула, очнулась от глубокой задумчивости, протерла глаза, зевнула, растерянно улыбнулась.

Невозможныйна Планете звук выстрела не приближал ее, ни на метр, к родной Земле. Скорее тревожил. Она прислушалась, ожидая повторения непонятных звуков.

Затем нашла причину, поняла истину, что это только треснуло горящее полено и успокоилась...

Ночь почти закончилась.

- Еще одна ночь без сна. - Думала женщина. Вокруг было тихо. Даже листва не шуршала на деревьях в лесу, застыла, ожидая ветерка.

- Маугли, подрос почти до взрослого волка. - Он неслышно лежал и спал у ведуньи за спиной. Иногда сопел носом. От резкого звука не проснулся. А, значит, опасности не было. Женщина осмотрелась вновь, совсем успокоилась...

Небо посерело, становясь туманным и предрассветным. Скоро звезды померкнут, исчезнут с небосклона, растворяясь в пепельно - сером, мягком свечении, которое здесь, на Планете заменяет восход.

Побелеет и прогнется внутрь край горизонта за дальним лесом. Ослепительной дугой высоковольтной сварки зажжется, разгораясь, горизонт и зальется ослепительным и белым пламенем.