Убить Оракула

Пролог

12 000 лет назад

Город Арун-Дара. Подземелья храма Шу-Намтар

(современный Тишит, Мавритания)

— А если он не сможет убить её? — молодой маг резко вскинулся, капюшон спал с его головы, открывая небесно-голубые глаза со слишком наивным и доверчивым взглядом. — Тогда ведь получится, что мы все погибнем зря.

Так молод и так сильно хочет жить.

Глава ордена Тишины Предречённого, сцепив зубы, сделал глубокий вдох.

Он не хотел бы, чтобы этот мальчишка погиб, но у него не было выбора. Ритуал требовал слишком много сил. Сил, которых у них не было. А этот молоденький маг, несмотря на свою неопытность, был очень силён.

— У нас нет другого выбора, — глава ордена уверенно шагнул вперёд, взмахом руки закрывая тяжёлые каменные двери подземелья и активируя защиту.

Шанса отступить больше не было. Путь к миру был закрыт. И у десяти магов, членов ордена Тишины Предречённого, не осталось иного выхода.

— Мы много раз пытались убить Оракула, но все наши попытки потерпели крах. Она слишком сильна и никого не подпускает к себе, — продолжил глава, открывая шкатулку с инструментами для татуировки. — А он, — маг указал на мужчину, что неподвижно, скованный заклинаниями, лежал в саркофаге, — единственный, кому она доверяет.

— А если он не захочет убить её? — не унимался мальчишка.

Глава ордена глухо усмехнулся. Как же этот маг был наивен.

— Он воин, — маг кивнул на пленника, — живое орудие смерти. А со стёртой памятью и гонимый всепоглощающим желанием убить именно её, он не будет сомневаться. Он просто сделает то, что мы в него вложим.

Мальчишка обиженно засопел, и глава ордена, не желая дальше оттягивать ритуал, громко крикнул:

— Начинаем!

Все десять членов ордена тут же поспешили к лучам десятигранной пентаграммы. Заняв свои места, они начали вливать свою силу в тёмные, пахнущие спёкшейся кровью линии.

Это и была кровь. Их кровь.

Которая сегодня заберёт не только их силу, но и саму жизнь.

Глава ордена тем временем, подхватив инструменты, направился к саркофагу.

Татуировочная магия, ритуал которой он собирался провести, считалась одной из самых сложных и опасных.

Казалось бы, разве может простой рисунок на коже изменить жизнь?

Простой — не может. Но если за этот рисунок отдать жизнь, то его магия становилась необратимой. Чем сложнее был узор, чем глубже были изменения в человеке, на тело которого наносилась татуировка, тем больше жизней она требовала.

И сейчас, набивая точку за точкой, выводя линию за линией, глава ордена забирал жизни членов Тишины Предречённого.

А в самом конце, когда уже все маги будут мертвы, он отдаст и свою жизнь.

Всё ради того, чтобы воин, который сейчас лежал в саркофаге, очнувшись от долгого магического сна, пошёл убивать.

Члены ордена искренне верили, что так они спасут мир.

Но они не знали, сколько времени потребуется, чтобы татуировка изменила пленника.

И тем более не знали, что воин, которого они избрали своим орудием, был не просто доверенным лицом Оракула.

Он любил её.

1. Пророчество

Наши дни

Чикаго

Лина

Песок наконец-то достаточно раскалился, и я медленно погрузила в него турку. С замиранием сердца, вслушиваясь в шелест песчинок о медные бока, провела её вперёд.

Кофе начало пузыриться по краям, и я тут же подняла турку, не давая ему полностью закипеть.

Улыбнулась и снова опустила её в песок.

Я очень любила этот процесс. Он был словно игра — кто успеет первым: кофе закипеть или я вытащить его из песка.

А ещё этот способ заваривания напоминал мне о старых временах.

Не о тех, которые я старалась забыть, а о тех, когда европейцы ещё не знали об Америке, а путешествия на другой континент могли длиться годами.

Когда после целого дня пути я могла сесть на ковёр рядом с огнём, осторожно поставив турку на плоский камень.

Огонь тихо потрескивал, отбрасывая тёплые отблески на внутреннюю сторону шатра. Лёгкий ветер приподнимал полог, впуская в моё уединённое пространство дуновение прохлады, еще не осевший запах пыли, пряностей и уходящего дня.

Снаружи солнце клонилось к горизонту, окрашивая ткань в золотисто-оранжевый, почти сказочный свет. Мир будто замирал, погружаясь в те несколько минут между светом и тьмой, когда всё вокруг кажется магией.

В воздухе витала тишина — наполненная не отсутствием звуков, а присутствием чего-то большего.

Словно сама судьба затаилась в пологе шатра, наблюдая.

С тех пор прошло столько лет. Но каждый раз, когда я варю кофе на песке, когда слышу этот дивный запах, — это возвращается.

Как эхо того, кем я когда-то была. Кем хотела быть.

Кофе сварился, и, держа в одной руке турку, я потянулась к выключателю, чтобы отключить кофеварку.

В тот же миг по руке скользнула маленькая голубая искорка. За ней — ещё одна. И ещё.

— О нет! — только и успела я вскрикнуть, прежде чем на меня обрушился шквал чужих эмоций и чувств.

Боль. Гнев. Ярость. Жажда мести. Безысходность.

Они были не моими — но навалились на меня, как ураган, ворвавшийся в открытое окно.

Словно стая диких псов вцепилась в моё сознание, раздирая его на клочья.

Они вонзали клыки в разум, выворачивали чувства наизнанку, шептали, кричали, выли.

Душа захлёбывалась, сердце будто попало в чьи-то когти — его мяли, сжимали, разрывали, пока всё внутри не превратилось в один пульсирующий сгусток боли.

Я не могла дышать.

Я не могла думать.

Реальность исчезала.

И я падала во тьму.

Дорогие читатели, добро пожаловать в литмоб

«ТЁМНАЯ ЛЮБОВЬ»

Захватывающие истории, которые никого не оставят равнодушными!

Найти все истории литмоба можете здесь: https://litnet.com/shrt/Rnt3

За комментарии отдельное спасибо!

Приятного чтения!

2

Храм Энум-Дингирра. Структура Ришат, Мавритания

Хранитель храма — Тамур

Сначала воздух замер, словно время на мгновение остановилось. А уже через миг пространство наполнилось такой мощной магией, что перехватило дыхание.

Оракул возвращалась.

И не просто шла сквозь пространство и время — она несла с собой пророчество. Чью-то мучительную смерть, чьё-то величие, надежду на спасение… или расплату за прошлые прегрешения.

Что бы это ни было, пророчество Оракула всегда было неотвратимо, как рок.

Хранитель Тамур, бросив мотыгу, которой возделывал землю своего скромного огорода, поспешил к храму.

Внутри старого храма воздух буквально звенел от магии. Каждый шаг давался с трудом, словно приходилось пробираться сквозь толщу воды.

И всё же хранитель добрался до своего места. Как только он сел на маленькую кожаную подушечку у низкого столика в центре зала, в воздухе завертелся сияющий голубой вихрь.

В нём появилась женщина.

Оракул.

Рассмотреть её лицо было невозможно. Оно беспрестанно менялось — тысячи, миллионы, миллиарды лиц одновременно. Каждое — со своими эмоциями, болью, желаниями.

Тамур склонился в поклоне.

Со стороны это могло показаться данью уважения, но на самом деле это была попытка не смотреть Оракулу в глаза. Слишком невыносимым был её взгляд.

Оракул медленно огляделась. На мгновение задержала взгляд на Хранителе, а затем, раскинув руки, голосом, подобным грому, произнесла:

Время старой жертвы пришло.

Что в сердце жило — теперь умерло.

Смерть Оракула силу освободит.

Кто сможет её принять — тот победит.

С последним словом вихрь вновь поглотил её, и она исчезла.

Хранитель, устало выдохнув, тут же открыл крышку столика, достал бумагу, чернила и перо, и принялся записывать услышанное пророчество.

Проблема заключалась в том, что Оракул говорила на древнем языке, давно забытом даже среди магов. Что уж говорить о других существах, появившихся значительно позже.

Поэтому важно было не просто запомнить сказанное, но и перевести так, чтобы передать суть пророчества как можно точнее.

Закончив запись, Тамур перечитал написанное и глухо выдохнул.

За свою жизнь он записал немало пророчеств, и среди них были такие, что грозили миру Концом Света.

Но впервые Оракул предсказала собственную смерть.

И всё же он должен был донести это до мира.

Снова глухо вздохнув, Тамур начал отсылать вестников с пророчеством — во все известные ему магические службы: к магам, ведьмам, драконам, вампирам и оборотням.

О том, что произойдёт дальше, он боялся даже думать.

3

Чикаго

Лина

Открыв глаза, я не сразу поняла, что лежу на полу.

Турка с разлитым кофе валялась прямо передо мной, молчаливо напоминая о непредсказуемости и опасности моей странной «болезни».

Да и всего моего необъяснимого существования в целом.

Преодолевая страшную ломоту в мышцах, я поднялась и поспешно отключила кофеварку с песком. Всё же такая вещь — удовольствие недешёвое, и мне совсем не хотелось тратить деньги впустую.

Наклонившись, чтобы поднять упавшую турку, я чуть не застонала — не от боли, а от осознания новой проблемы.

Мои волосы, как это всегда случалось после приступов, стали жемчужно-голубыми.

Цвет был, конечно, красивый. Необычайно красивый. Он даже шёл мне. Но был слишком приметным. Слишком… магическим.

А привлекать к себе внимание — последнее, что мне было нужно.

Убрав разлитый кофе и вымыв турку, я отправилась в ванную — красить волосы.

С моей проблемой даже в парикмахерскую сходить было невозможно.

Пока краска впитывалась, я в который раз пыталась отогнать мысль: а может, всё-таки стоит обратиться к врачу?

Но нет.

Эти приступы случались редко. Иногда раз в год, иногда раз в пять лет.

Если не считать тот жуткий ураган чужих эмоций, что каждый раз накрывал меня перед потерей сознания, я бы сказала, что особого дискомфорта они не доставляли.

Но!

Я слишком хорошо помнила слова служителей храма:

— Никто. Ни при каких обстоятельствах. Не должен узнать о твоих приступах.

Эти слова были произнесены более десяти тысяч лет назад.

Но я помнила их… слишком хорошо.

Иногда мне кажется, что я не просто живу — я наблюдаю за чужой жизнью, в которой почему-то оказалась заперта.

Я не знаю, кто я на самом деле.

Я не знаю даже, сколько мне лет.

Из детства у меня остались лишь обрывки. Неясные, как сон на границе пробуждения.

Я помню стены храма — тёплый камень под пальцами, мягкие световые тени на полу. Помню служителей, всегда ласковых, заботливых. Их улыбки, их спокойные голоса.

Я не помню своих родителей. Не помню даже, были ли они. Но храм… Храм всегда был моим домом.

И именно там меня научили красить волосы.

Приступы случались и тогда, ещё в детстве.

После каждого мои волосы становились жемчужно-голубыми — теми самыми, что так легко выдают во мне нечто… не от мира сего.

Старший служитель, всегда пахнущая благовониями и медом, впервые показала мне, как это скрыть. Какие травы нужно собирать для краски, как готовить ее, как наносить.

Мы смеялись.

Я была счастлива.

А потом?

Потом была жизнь под знаком “никто не должен знать”.

Постоянные переезды. Новые имена. Новые документы. Новые страны.

Я нигде не задерживалась дольше пятнадцати лет. Ведь люди вокруг старели, а я оставалась такой же как была.

Я объехала почти весь земной шар — от пыльных деревушек в Латинской Америке до ледяных окраин Норвегии. Жила в пустыне, на островах, в шумных городах и на забытых богом фермах.

Но в самой моей жизни мало что менялось.

Новое жильё. Новые соседи. Новые легенды для чужих ушей.

А внутри — всё то же: осторожность, скрытность… одиночество.

Иногда я смотрю в зеркало и ловлю себя на мысли, что не узнаю отражения.

То ли потому что не помню, кто я была.

То ли потому что боюсь узнать, кем могу быть на самом деле.

4. Без памяти

Тишит, Мавритания

Асар

Убить Оракула.

Слова иголками вонзились в мозг, заставляя меня открыть глаза.

Вокруг — лишь звенящая тишина и абсолютная темнота.

Воздух — сухой, холодный, но спертый, будто никогда не знал ветра.

Протянув руки вперёд, я тут же упёрся в стену. Или в потолок — судя по ощущениям, я лежал.

Провёл руками дальше и быстро понял: камень — именно камень — был всюду вокруг.

Значит, надо выбираться.

Прикрыв глаза, я сделал глубокий вдох.

Воздух был затхлым, но не настолько, чтобы задохнуться. Едва уловимый приток свежего воздуха всё же был. Значит, где-то есть щель.

И, судя по всему, довольно длинная, но узкая. Как, например, от неплотно прикрытой крышки саркофага.

Что делать дальше — я знал.

Сложив пальцы в знак тройного удара, сконцентрировал импульс и резко ударил перед собой.

Крышка взлетела вверх, ударилась о потолок, раскололась на две части и с грохотом рухнула вниз.

Я успел выставить защиту — осколки гулко ударились о барьер и полетели дальше, рассыпаясь и падая куда-то на пол.

Воздух тут же наполнился пылью.

Я решил воспользоваться этим моментом — нужно было сменить положение.

Я всё ещё не знал, где нахожусь и кто может быть поблизости.

Схватившись за бортик саркофага, резко подтянулся, оттолкнулся и, перепрыгнув, приземлился на каменный пол, готовый к атаке.

И чуть не зарычал — не от ярости, а от понимания собственной оплошности.

Похоже, я пролежал в саркофаге достаточно долго. Мышцы были затёкшими, и теперь тело пронзали сотни иголок.

Силой воли я заставил себя забыть о боли.

Потом. Сейчас важнее осмотреться, понять, где я и что происходит.

Света почти не было. Лишь один тонкий луч пробивался сверху через трещину в потолке.

Живых существ поблизости не ощущалось. Только одиннадцать иссохших тел — почти прах лежали на полу на равных расстояниях друг от друга.

Слишком равных и слишком правильных. Так случайно не становятся.

Судя по позам, они умерли прямо на месте.

И если от их одежд осталась только пыль — значит, прошло много времени.

Я медленно, всё ещё настороженно оглядываясь, поднялся на ноги.

От этого движения моя собственная одежда тоже начала осыпаться пылью.

Что ж…

Похоже, я и сам пролежал здесь очень долго.

5

Я попытался вспомнить, как оказался в саркофаге, — но тщетно.

В голове было абсолютно пусто, и лишь набатом билась мысль: убить Оракула.

Кто это? Почему я должен его убить? — не помнил.

Но само это «должен» разрывало мозг.

Что бы ни случилось, я обязан это сделать.

Что ж… Раз должен — я это сделаю.

Но для начала нужно выбраться отсюда и хотя бы понять, где я нахожусь.

И одежда бы не помешала. Без неё далеко не уйдёшь — иллюзию заметит любой маг.

Я сделал шаг вперёд — и тут же зацепил что-то ногой.

По залу прокатился звон.

Наклонившись, я увидел кинжал.

По его лезвию пробежала магическая вязь, а глубокое сияние сапфировых камней говорило о том, что это не просто оружие. Да и вес у него был гораздо тяжелее обычного кинжала.

Я сжал рукоять, сделал пробный выпад.

Воздух под лезвием запел, и по руке прокатилась волна силы.

Клинок Намтара.

Оружие, способное не просто убить, а перечеркнуть судьбу.

Не существует магии, которая могла бы защититься от его удара.

Он убивает не только тело, но и душу. После него не остаётся ничего. Только пустота.

Лучшего оружия не найти.

Но с таким клинком нельзя ошибаться. У цели, которую ты поразишь, не будет второго шанса.

Оглянувшись, я заметил рядом ножны.

Спрятав в них кинжал, я снова осмотрелся, ища выход.

Часть зала была завалена камнями и песком. Похоже, потолочные плиты обвалились, перекрыв выход. Для простого смертного это бы означало смерть. Но для меня…

По рукам пошла сила, и звуки заклинания восстановления зазвенели в воздухе. Оно требовало много энергии, но позволяло совершать практически невозможное.

Песчинка за песчинкой, камешек за камешком, валун за валуном — всё занимало отведённые ему места, расчищая мне путь.

Я не стал восстанавливать весь зал — на это ушло бы слишком много сил и времени. Вместо этого я прокладывал дорогу туда, где, как мне казалось, должен быть выход.

И я не ошибся.

Примерно через полчаса кропотливой и выматывающей работы я добрался до узкого, частично заваленного прохода.

На то, чтобы пробраться сквозь него, у меня ушёл ещё час.

И вот — я наверху.

Первые секунды я просто стоял, вбирая в себя ощущение свободы. Воздух был горячим, тяжёлым и сухим. Пахло камнем, песком… и тишиной.

Передо мной раскинулась пустыня — бесконечная, выжженная, безжизненная. Никаких построек, никаких дорог. Только изломанные вершины каменной гряды, словно дельфины, выныривающие из моря оранжевого раскалённого песка.

Лишь вдалеке, на горизонте, темнели смутные тени — то ли горы, то ли облака. Ни малейшего признака жизни.

Я обернулся.

Выход из подземелья оказался всего лишь щелью в скале, частично скрытой наползающими дюнами песка. Стороны этой расщелины были покрыты символами — стёртыми, почти неузнаваемыми.

Когда-то здесь, возможно, стоял храм.

Теперь от него осталась только пыль.

Я находился не в городе, но чувствовал... рядом что-то есть. Где-то недалеко — жизнь. Люди. Движение. Эмоции. Смех. Надежды.

6

Чтобы не вызывать лишних подозрений, я решил отправиться в путь ближе к вечеру.

В темноте сложнее отличить иллюзию от настоящей одежды, да и передвигаться под палящим солнцем было не лучшей идеей.

Вернувшись в расщелину — туда, где воздух всё ещё хранил прохладу земли, — я попытался вспомнить хоть что-то.

Но все заклинания возвращения памяти разбивались о глухую стену.

Всё, что я знал — я должен убить Оракула.

Почему? Зачем? По чьему приказу?

Я не мог даже предположить.

Мысль об убийстве неотступно сверлила мозг, а тело тянуло на север.

Словно я знал, чувствовал — он там.

Что ещё удивляло — несмотря на провалы в памяти, магические знания остались.

Они всплывали сами собой, как только я задавался вопросом: что делать?

Словно были вшиты в саму суть моего тела, а не в сознание.

Вот и сейчас — стоило подумать, что неплохо бы взглянуть на себя, хотя рядом не было ни зеркала, ни воды — я тут же вспомнил: существует заклинание отражения.

Пара слов, лёгкий взмах руки — и передо мной возникла иллюзия зеркала с моим реальным отражением.

Я посмотрел на себя. И сразу понял — передо мной воин.

В зеркальной иллюзии возник мужчина с волевым лицом, черты которого были резкими, словно высечены из камня. Лицо, к которому не липнут слабость и сомнение. Кто не юлит, не петляет. Кто привык ставить цели и идти к ним, забыв обо всем на свете.

Кто верен своим принципам и вере.

Широкие плечи, сухие, крепкие мышцы — тело, закалённое в сражениях, обученное убивать и выживать.

Кожа — цвета песка, загрубевшая, с лёгким загаром, каким становятся те, кто часто бывает под палящим солнцем и под ветрами чужих земель.

И ещё... татуировка.

Она покрывала почти весь торс, спускаясь на плечи и руки, обвивая мускулы, как живое клеймо.

Знаки на ней были явно не простыми — не орнамент, не украшение. В каждом изгибе чувствовалась сила, в каждой линии — замысел.

Но я не узнавал их.

Словно бы знал когда-то, словно бы сам их чертил... и забыл.

Забыл вместе с тем, кем был, откуда пришёл и зачем вообще родился на свет.

Темные волосы спадали на плечи тяжелыми, чуть волнистыми прядями. Не ухоженные, но сильные. Как и он сам. Как я.

А глаза...

Голубые.

Пронзительные.

Суровые.

Они смотрели прямо на меня — не отводя взгляда, не давая покоя.

Глаза воина, знающего цену крови.

Но и в них — что-то ещё. Боль.

Не телесная. Нет.

Глубже. Тоньше. Почти незаметная.

Как шрам на сердце, давно заживший, но всё ещё чувствующий перемены погоды.

Будто я уже потерял кого-то.

Будто был... кем-то.

Когда-то.

Но я не помнил.

Не помнил ни имени того, кого оплакивал, ни момента, когда боль стала частью меня.

И всё же она была.

Жила во взгляде.

В изгибе губ.

В тени, проскользнувшей по лицу, которое, казалось, не должно было знать сомнений.

Кто я?

Кем был?

Что потерял?

Ответов не было.

Была только цель.

Оракул.

Я доберусь до него. И обязательно выполню свое задание.

А потом покараю тех, кто забрал у меня самого себя.

7

Солнце начало клониться к небосводу, и я отправился в путь. Туда, куда меня тянуло чувство жизни.

Шёл я быстро, ступая легко, почти бесшумно — тело всё ещё болело, но легко подчинялось. За долгие века оно не раз знало боль. И не раз выходило из неё сильнее.

Песок шуршал под ногами, ветер разносил сухую пыль, небо темнело — сначала серело, потом наливалось густыми красками наступающей ночи. Где-то вдали забрезжил слабый огонёк.

Уже затемно я подошёл к первым домам.

Тишина, и только резкий, настороженный лай собак.

Через мгновение лай перешёл в злобное рычание — они учуяли чужака. Угрозу. Меня.

Одним жестом, без слов, я запустил отпугивающее заклинание.

Не боль — только страх, пронзивший их сущность, пробежал током по звериным нервам.

Собаки завыли, скуля, и поспешно разбежались по углам, поджали хвосты, кто-то юркнул под забор, кто-то в расщелину между глиняных стен. Я не причиню им вреда. Но и на шум не позволю поднять на всю округу.

Дом, к которому я подошёл, был простым, приземистым, сделанным из грубо обожжённого кирпича и глины. Узкие окна с деревянными ставнями, плоская крыша. Двор огорожен низким каменным забором. Всё вокруг дышало бедностью, но не запущенностью.

Здесь жили скромно, но честно.

Я задержался у порога на мгновение — внутри спали. Я чувствовал их дыхание, три разных ритма. Мужчина, женщина и ребёнок.

Семья.

Я протянул руку и тихо, как прикосновение ветра, наложил усыпляющее заклинание. Оно было мягким, ненавязчивым. Люди продолжали видеть сны, не замечая, как в их доме появился незнакомец.

Открыв дверь, я ступил внутрь.

Внутри было прохладно и темно, пахло специями, пылью и костром. Небольшое помещение, застеленное коврами и тростниковыми матами. На стенах — простые узоры, на глиняных полках — чаши, кувшины, выцветшие фотографии в рамах.

В углу, на низких матрасах, спала семья. Мальчику было не больше шести. Он ворочался во сне, щёки пылали от снов. Его мать держала руку на его спине. Отец — рядом, почти впритык. Как и положено в крепкой семье — вместе, даже во сне.

Я взял то, что нужно: длинную тунику, кожаный пояс, накидку с капюшоном и лёгкие сандалии. На кухне нашёл мешочек с лепёшками и флягу воды.

Я не хотел брать. Но не мог поступить иначе. Мне нужны были их одежды и еда.

Я не имел чем заплатить за эти вещи. Но я мог…

На миг я опустился рядом с мальчиком и, касаясь его лба двумя пальцами, прошептал древние слова. Заклинание удачи.

Нежное, редкое и сильное.

— Пусть к тебе придёт удача, — добавил я от себя, — пусть твой путь будет лёгким.

Это всё, что я мог дать взамен.

Я вышел так же тихо, как вошёл. Дверь закрылась за мной без скрипа. Ветер тронул край теперь уже моей накидки. Вдали, за чёрной линией холмов, начал подниматься месяц.

Мой путь на север только начинался.

8. Призрак прошлого

Спустя две недели

Чикаго

Лина

— Сорок два доллара семнадцать центов.

— Что?

Звуки доносились до меня словно из-под воды. Глухо и абсолютно нереально.

Или это я сама будто находилась под водой — потому что смотрела на девушку за кассой и никак не могла понять, чего она от меня хочет.

— Сорок два доллара семнадцать центов, — с явным нажимом, практически переходя на крик, повторила кассирша. — Вы платить собираетесь? Или мне охрану позвать?

Я всё ещё по-глупому хлопала глазами, и кассирша, видимо, решила больше не тратить на меня время.

— Сэм! — закричала она, слегка повернувшись в сторону, но при этом не сводя с меня глаз. — Сэм! Проблемный клиент!

— Нет-нет, — поспешно мотнула я головой, наконец сообразив, что "проблемный клиент" — это я, и что на меня уже начинают оглядываться другие посетители супермаркета. — Я плачу. Я просто… немного задумалась.

— Ну, платите, — зло фыркнула кассирша, явно уставшая за день от таких "задумчивых", как я.

Я поспешно приложила карту к терминалу и, дождавшись заветного пим, начала скидывать покупки в пакет.

Все эти две недели, после приступа, я была сама не своя. Меня раздирало изнутри, мучило, выворачивало наизнанку, и тысячами иголок пронзало предчувствие чего-то плохого… и одновременно неотвратимого.

Глухо выдохнув, я взяла пакет с продуктами и направилась к выходу из супермаркета.

Из-за этого странного состояния я не могла нормально работать. Да что уж там — даже нормально закупиться не получалось: весь час я только и делала, что пыталась понять, что же так мучает меня.

Автоматические двери с тихим шорохом разъехались передо мной, я вышла — и в следующий миг мне показалось, будто небо обрушилось на землю.

Я успела сделать всего пару шагов.

Как из-за колоны прямо мне навстречу шагнул мужчина.

— Асар?.. — выдохнула я. Не словом — хрипом.

Та же фигура. Те же уверенные, чёткие движения — точные, выверенные, плавные… Словно у хищника, крадущегося в полумраке: настороженность, сила, готовность к рывку.

Те же черты лица, что я помнила слишком хорошо — будто вырезанные из камня.

Но взгляд…

Был другим.

Чужим.

Голубые глаза скользнули по мне — равнодушно, сквозь меня. Не узнал.

Или… сделал вид, что не узнал?

Пакет выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим шлепком упал на асфальт. Помидоры покатились по тротуару, как раздавленные мысли, которые я не успела удержать.

А он… вздрогнул. Взгляд на мгновение дернулся, и вдруг — как будто не выдержав — резко развернулся и исчез в тени колон, что шли вдоль стены здания.

Я осталась стоять, беспомощно хватая ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба.

Грудь сжала паника. Ноги отказывались двигаться.

Это ошибка. Это не он.

Не может быть.

Асара давно нет.

Если бы он был жив — я бы знала. Он бы обязательно нашел меня. Я бы не была столько лет одна...

Лет…

Не надо врать себе.

Никто не способен жить так долго.

Разве что… такая ошибка природы, как я.

9

Асар

Я должен был убить её.

Всё моё естество кричало, что это она. Что именно ей я должен вонзить кинжал в сердце. Что именно эта, на первый взгляд обычная, почти неприметная девушка и есть Оракул.

Я прошёл к ней через океан. Через чужую и непонятную мне жизнь. Я безошибочно узнал её в толпе, и всё во мне ревело: это она. Убей. Убей! УБЕЙ!

И я был готов это сделать.

Я шагнул к ней, держа под чужой курткой кинжал Намтара. Рука пылала от силы, бушевавшей в клинке. Он жаждал крови, и я должен был её дать.

Оставалось только одно короткое движение.

Но она произнесла имя.

Асар…

И оно откликнулось во мне странным шелестом. Словно действительно было моим.

Она узнала меня.

Я увидел это в её глазах. По тому, как испугалась — не потому, что поняла, что я пришёл убить её, — а потому, что узнала. И в следующую секунду, за вспышкой страха, в её взгляде мелькнула надежда.

Она знала, кто я.

Не убийца. А тот, кем я был раньше.

Я должен был убить её. Эта мысль продолжала терзать мой разум, разрывая его на острые, сверкающие, как осколки разбитого зеркала, части.

Я не мог бороться с этим чувством.

Но и упустить шанс узнать, кто я, тоже не мог.

Стоя в тени под пологом невидимости, я наблюдал, как она собирает рассыпавшиеся продукты. Как дрожат её руки. Как плечи подрагивают от сдерживаемых эмоций.

Собрав всё, она подхватила пакеты и почти бегом бросилась через парковку. Я тенью скользнул следом.

Шла она быстро, всё время оглядываясь, словно кого-то искала. Дважды споткнулась, врезалась в какого-то нетрезвого мужчину. Он, к счастью, не тронул её, лишь пробормотал извинения.

Она продолжала смотреть по сторонам.

Но увидеть меня она не могла. Мой полог надёжен. Даже сильному магу не под силу заметить меня — а в ней магии я не чувствовал.

Наконец, она подошла к высокой башне со множеством светящихся окон. Зашла внутрь.

Я не стал следовать за ней.

За короткое время, что я пробыл в этом мире, я понял: люди живут в этих странных башнях. И пусть дом в пустыне не вызвал у меня никакого отторжения, эти сооружения казались мне... неестественными. Слишком тесными. Слишком шумными.

Видимо, в прежней жизни я не бывал в таких местах.

Убедившись, что она — Оракул — не собирается покидать здание, я развернулся и отправился обратно в своё временное убежище.

Мне нужно было многое обдумать.

И составить новый план.

10

Купив по дороге еды — благо местных денег, оставшихся от того оборотня, что попытался напасть на меня несколько дней назад, на это вполне хватило — я направился в своё временное убежище.

Я не мог назвать его особенно удобным, но главное — оно было хорошо скрыто. Не только от людских глаз, но и от чутья магических созданий.

Наскоро перекусив и устроившись на импровизированной лежанке, я закрыл глаза.

И в тот же миг перед внутренним взором возникла она.

Широко распахнутые, испуганные глаза. Взгляд, в котором смешались паника и неверие — словно она не могла поверить в то, что увидела.

Теперь, заново прокручивая в голове момент нашей встречи, я начал чувствовать: что-то было... не так.

Не в том, что она узнала меня. Не в том, что я отступил.

Её лицо — теперь я тоже ощущал в нём что-то знакомое.

Словно отголосок. Намёк на воспоминание. Едва уловимый, но отчётливый. Он точно был.

А значит, несмотря на то что голову всё ещё разрывало от мысли «Я должен её убить», — я поступил правильно.

Я уже нашёл Оракула. А убить её… всегда успею.

Я помнил, что собирался составить план, как действовать дальше, но веки налились тяжестью. Мысли путались, и я решил: план никуда не денется. Гораздо лучше готовить его со свежей головой.

Позволив себе расслабиться, я провалился в сон.

***

Лёгкий шелест за занавеской заставил меня внутренне улыбнуться.

Она всегда пыталась подкрасться незаметно.

Но разве это возможно — особенно когда я знал, что она придёт?

Я продолжал лежать в тёплой, пахнущей травами воде, с закрытыми глазами, делая вид, что сплю.

Ни её лёгких шагов, ни того, как дрогнула ткань, впуская в купальню стройную девичью фигуру, я будто бы не услышал.

Но я чувствовал её.

Как в воздухе потянуло сладким ароматом её кожи.

Как она затаила дыхание, подошла ближе, остановилась у самого бортика.

Как азартно прикусила губу, глядя на мою обнажённую грудь.

Как вспыхнули её глаза, полные предвкушения.

Лёгкая туника мягко соскользнула с плеч и с шелестом упала на пол, обнажая гибкое, изящное тело с плавными изгибами, тонкой талией и высокой грудью, будто созданное для искушения.

Она так хотела застать меня врасплох.

Я не сдержал улыбки.

В тот самый миг, когда она поняла, что я не сплю, я резко рванулся вперёд, перехватил её лёгкое тело и, развернув через себя, увлёк в воду.

Визг, смех, фонтан брызг — а уже в следующую секунду её бёдра обвились вокруг моей талии, а горячие губы впились в мои.

Поцелуй был не просто страстным — жадным, требовательным, будто она ждала этого слишком долго.

Вода между нами больше не охлаждала — наоборот, казалась раскалённой.

Её кожа скользила по моей, гладкая, влажная, и я уже не помнил, кто кого поймал.

11

Она разорвала поцелуй и, отклонившись назад, посмотрела на меня тем самым взглядом — пылающим, жадным, без единой тени стеснения. В её глазах горел молчаливый вопрос: ты хочешь меня?

Я не отвёл взгляда и не стал скрывать ответа.

— Хочу тебя, — произнёс честно, без колебаний.

Её губы дрогнули в улыбке.

Я провёл ладонями по её спине — медленно, почти лениво, будто изучал каждую линию, запоминал, врезал в память. Её кожа под пальцами была тёплой, гладкой, как шёлк, натянутый на живое, трепещущее пламя.

Она прикрыла глаза и выгнулась, словно кошка, подставляя своё тело под мои руки. Её дыхание стало глубже, сбивчивей. Она подалась вперёд, и я ощутил, как её лоно, безумно горячее, скользнуло по моему напряжённому члену — неуловимо, но достаточно, чтобы я чуть не застонал от переполняющего меня желания.

Но я сдержался.

Не потому, что не хотел. Я хотел её до боли. Но спешка казалась мне почти кощунственной. Она была, как редкое вино — терпкое, тёмное, и я хотел смаковать каждый глоток.

Она вновь легко повела бёдрами, повторно скользнув по моему члену уже ощутимее, медленно, с томным нажимом.

Она дразнила меня, играла с тонкой гранью между терпением и безумием, но по тому, как её губы чуть приоткрылись, а по мышцам живота прошла еле заметная волна дрожи, я знал — она горела от желания не меньше меня.

Я провёл ладонями вверх, обхватил её грудь — тяжёлую, упругую, идеально ложившуюся в мои руки.

Сжал осторожно, надавил подушечками пальцев на соски и с наслаждением наблюдал, как она откинула голову, задыхаясь. Тело её откликалось мгновенно: дыхание стало прерывистым, бедра сжались сильнее, пальцы скользнули по моему торсу, будто искали, за что бы ещё ухватиться, к чему прижаться плотнее.

Я играл с её сосками — перекатывал, ласкал, чуть пощипывал, ощущая, как в ней всё туже натягивается пружина возбуждения. Она прижималась ко мне всем телом, выгибалась, будто просила большего, и снова скользила по моему члену — влажная, горячая, готовая.

Но я всё ещё не спешил. Я хотел, чтобы она растворилась в каждом моём касании.

12

С глухим, почти сдавленным стоном она выкрикнула моё имя:

— Асар…

Её тело дернулось вперёд, и в следующую секунду она впилась в мои губы — резко, требовательно, с такой страстью, будто в этом поцелуе заключалась вся её жажда.

Её губы были горячими, чуть подрагивающими, влажными. Она жадно захватывала мой рот, царапая ногтями мне плечи, будто пыталась удержать, не дать мне исчезнуть.

Её язык ворвался внутрь стремительно, властно, уверенно, но при этом в каждом движении чувствовалась мольба: ласкай меня, возьми меня, не останавливайся. Она будто требовала и в то же время умоляла — дразнящим прикосновением языка, мягким укусом за нижнюю губу, дрожащим выдохом, который отдался вибрацией в моём горле.

Я почувствовал, как она прижимается ко мне ещё плотнее, всем телом, и её нежные, горячие складочки вновь скользят по моему члену — теперь уже в жадном, тягучем движении, которое невозможно было игнорировать.

С глухим, низким рыком, вырвавшимся из самой груди, я обхватил её за талию и без усилий перевернул. Её стройное тело скользнуло в воде, и уже через миг она оказалась на моём месте — на широкой кожаной подушке, приспособленной для отдыха в купальне. Её спина удобно облокотилась о тёплый каменный бортик, а сама она слегка раздвинула ноги, будто приглашая меня.

Но я все ещё не спешил.

Скрытным жестом я активировал простое, но весьма полезное заклинание — позволяющее долго не дышать под водой.

Её глаза едва заметно округлились, но прежде чем она успела что-то сказать, я закинул её ноги себе на плечи, поцеловал внутреннюю сторону бедра и с лёгкой улыбкой нырнул.

Вода обволокла меня теплым шелком, и передо мной раскинулась её гарячее, так жаждущее моих поцелуем лоно.

Я уже ощущал, как она подалась вперёд, как дрогнули её бёдра в предвкушении — и не стал дразнить слишком долго.

Едва коснулся кончиком языка её клитора — пробуя, дразня, как изысканное лакомство. И почти сразу почувствовал, как её тело отозвалось: напряжение в бёдрах, судорожный вздох, глухой, едва различимый под водой стон.

Я продолжал — медленно, тщательно, выверенно. Кончиком языка водил вокруг горошины ее клитора, нажимал, скользил, пока она не начала буквально дрожать подо мной. В это же время ввёл пальцы внутрь, ощущая жар ее лона, находя чувствительные точки, играя с ней, будто изучал заново, чувствуя каждый её отклик.

Она не могла больше сдерживаться — я почувствовал, как её пальцы вцепились в мои волосы, крепко, почти болезненно. Её бёдра дрожали, тело выгибалось, будто само искало разрядку в моих движениях.

Я добавил ритм. Больше, сильнее, глубже.

Она была жаркой, влажной и такой отзывчивой — стоило мне чуть изменить давление, как её пульсация усиливалась, сливаясь с моей собственной жаждой.

Когда я понял, что она на грани, я легко прикусил её клитор — не больно, но резко. И в этот момент она взорвалась.

Мышцы её лона сжались с такой силой, что мои пальцы чуть не вытолкнуло наружу. Она выгнулась, будто изнутри её пронзила молния. Её крик прорвался сквозь толщу воды, дикий, свободный. Она не стонала — она кричала.

Но не вынырнул сразу. Хотел дать ей прожить это до конца. Хотел чувствовать, как её тело пульсирует в моих ладонях. А потом — медленно поднялся, вдохнув воздух, и увидел её лицо. Закрытые глаза, приоткрытые губы, дрожащее дыхание. Такая красивая. Такая настоящая.

13

Она медленно приоткрыла глаза. В её затуманенном взгляде смешались нежность и медленно затухающий огонь оргазма.

— Ты… — хрипло прошептала она. — Ты сумасшедший. Но если бы ты только знал, как я люблю тебя.

— Знаю, — ответил я, склоняясь ближе, чтобы едва коснуться её губ.

В ответ она обвила меня руками за шею и прижалась крепче. В этом порывистом, коротком движении она словно говорила: хочу тебя ещё… мне мало… всегда будет мало тебя.

Я не сдержал улыбки.

С глухим рыком, не давая ей отстраниться, подхватил её и вновь перевернул — так, что она оказалась ко мне спиной.

Она упёрлась руками в бортик купальни, чуть прогнувшись в спине, и легко, игриво подалась назад.

Её упругая попка коснулась моего члена. Это движение было вызывающим, томным, полным желания.

Я зарычал — тихо, глухо — и провёл ладонью по её спине.

Кожа под моей рукой была горячей, влажной, и покрывалась мурашками от каждого прикосновения. Я скользнул ниже, вдоль изгибов её тела, наслаждаясь каждым её вдохом, каждым сдавленным стоном. Обвёл ладонями её бёдра, медленно провёл вверх, добираясь до груди. Её соски были напряжёнными, чувствительными — она вздрогнула, когда я легко сжал их пальцами, поиграл, надавил чуть сильнее.

Она застонала — сдержанно, но не в силах скрыть удовольствие.

Тогда я опустил руки ниже, к её животу. Почувствовал, как он дрожит под пальцами, как её дыхание сбивается, как всё её тело ждёт, просит…

Я знал, что она готова. Но мне хотелось ещё немного продлить это томление.

Я опустился еще ниже, занурился пальцами в мягкие, курчавые волоски на ее лобке, чуть потянул пальцами, медленно, почти лениво, просто чтобы снова услышать её стон — дрожащий, низкий, вызывающий мурашки по коже.

Она выгнулась сильнее, подалась назад, с такой жадной готовностью, что я едва сдержался.

Я скользнул пальцами еще дальше — к её набухшему клитору, к влажным, горячим складочкам, изнывающим от желания. Провёл по ним пальцами, легко, почти дразняще, и её тело тут же откликнулось — вся она словно вздрогнула, сжалась, прильнула ко мне, умоляя о продолжении каждым своим движением.

Моя ненасытная, горячая девочка... Я не просто хотел её — я жаждал.

Она уже не скользила — насаживалась на мои пальцы с такой силой, будто сама пыталась вытянуть из меня всё до капли. Я больше не мог сдерживаться.

Зная, что она всё ещё не отошла от своего оргазма, что её тело горит, пульсирует, просит... я вошёл в неё резко, глубоко, сразу до упора.

Её стон прорвался наружу, дикий, с хрипотцой. Она выгнулась и с яростной страстью двинулась навстречу мне, насаживаясь на мой член так жадно, будто хотела раствориться во мне.

Мы больше не двигались — мы сражались. Без нежности, без контроля. Страсть захлестнула нас, будто ураган — яростный, всепоглощающий.

Резкие толчки. Глухие вскрики. Мокрые шлепки. Хриплое дыхание. Всё перемешалось. Я держал её крепко, вжимал в себя, и с каждой секундой мы тонули всё глубже.

Ни времени, ни пространства больше не существовало. Только дикий, голодный инстинкт. Только жажда — обладать, снова и снова. До предела. До изнеможения.

Я чувствовал, как её пульс захлёстывает, как она становится совсем безумной — её крик превратился в звериный рык, тело дрожало в моих руках. И когда оргазм обрушился на неё, это был взрыв — необъятный, разрывающий. Её тело выгнулось в судороге, изнутри сжалось так, что я сам не удержался.

И тут…

Я резко открыл глаза.

14. Охота открыта

Асар

Темнота.

И глухой грохот странных повозок, проходящих где-то неподалёку. Местные называют их поездами метро.

Я лежал на импровизированной лежанке в тесной норе под землёй — в небольшом закутке с холодными стенами из странного, будто вылитого камня.

Тело пылало. Горело после пережитого. Но я уже понимал: это был всего лишь сон.

Ни купальни, ни её самой — не существовало.

Иллюзия. Фантазия возбужденного мозга.

Или...

Я ведь не бывал в той купальне. Не был даже в похожем на нее месте после того, как очнулся в склепе.

Так может быть, это был не просто сон?

Может, моя стёртая память так пытается пробиться наружу?

Ответ на этот вопрос могла дать лишь одна. Та, кого я должен был убить.

Ждать утра я не стал.

Я решил прямо спросить у девушки, кто я.

Для такого вопроса не нужны уловки или обходные манёвры — напротив, нужна внезапность, резкость. Застать её врасплох — именно то, что мне нужно.

Выбравшись на поверхность, я направился к её дому. Но идти решил не пустыми улицами между домами, а через парк вдоль берега озера.

Одинокий путник глубокой ночью обязательно вызовет подозрение, а то что в этом городе немало людской стражи, я понял довольно быстро. И, хотя они не представляли для меня угрозы, тратить на них магию я не хотел.

Сила мага не бесконечна. Разбрасываться ею без нужды — глупо.

Луна ярко освещала дорогу, и я шёл не спеша, перебирая в голове варианты:

С чего начать? С прямой угрозы? Или мягче?

Может, применить к ней заклинание правды?

Оно лишит её всякой возможности соврать или уклониться от ответа, но это заклинание сложное и энергозатратное. Не зря его чаще заменяют артефактами или зельями.

Но ни первого, ни второго у меня с собой не было.

Впереди мелькнул тёмный силуэт. Я тут же инстинктивно скользнул в тень ближайшего дерева.

До рассвета было ещё далеко, но для гуляк — уже слишком поздно.

За первым силуэтом скользнул второй. Потом ещё два.

Случайными прохожими это уже не назовёшь.

Внутреннее чутьё кричало: что-то здесь не так.

Я решил отложить свой план. Сначала нужно выяснить, кто это бродит по ночному парку.

Набросив на себя полог невидимости, я двинулся наперерез неизвестным.

15

Я двигался, как зверь. Не шёл — скользил. Сквозь тени, мимо деревьев и кустов, неслышный, как ночной ветер.

Что-то дикое просыпалось во мне. Голодное. Настоящее.

Кровь в жилах бурлила, сердце стучало быстро, но ровно. Не от страха — от возбуждения. От предвкушения.

Я считал себя воином. Рождённым сражаться.

Но в тот момент понял: охотник — это тоже часть меня. Древняя, неукротимая. Я просто забыл об этом.

Я увидел их.

Не люди.

Оборотни.

Не замаскированные, не скрытые в чужой коже.

Настоящие. Волчьи.

Огромные, мускулистые, обтянутые густой шерстью, серые и чёрные тени, скользящие по парку почти неслышно.

Стая.

Я насчитал семерых.

И по их движениям понял сразу — они не гуляли. Они охотились.

Целенаправленно. Слаженно. С чуть уловимой жестокостью в каждом шаге.

Я знал, как выглядит охота. Чувствовал её запах.

И всё во мне, каждый нерв, каждая жилка кричали: останови их.

Я не знал, почему. Не знал, кого они ищут. Но нутро подсказывало: если позволю им двигаться дальше, случится нечто непоправимое.

Я слился с ночью.

Призвал магию — тихо, глубоко, как зверь, что вдыхает перед прыжком.

Полог невидимости растёкся по телу, поглотил меня, и я стал тенью среди теней.

Я подобрался ближе.

Чуть слышал их дыхание. Чувствовал запах: мокрая шерсть, пот, старая кровь.

И тишину. Напряжённую, тяжёлую, как перед ударом грома.

Я выбрал момент.

Не ждал.

Не думал.

Действовал.

Цель уже была выбрана.

Вожак.

Остальные держались кучно, двигались слаженно, но он — чуть впереди. Следил за обстановкой, улавливал запахи, отрабатывал маршрут. Опытный. Умный.

И тяжелый, матерый волк — таких не сбить одним махом.

Но если его убрать первым — остальная стая останется без головы.

Без вектора. Без команды.

Я выждал, пока он немного оторвался от других, и рванул.

Тихо. Быстро. На выдохе.

Рывок — и я был уже на нём.

Запрыгнул на спину, вцепившись обеими руками в загривок. Почувствовал, как под пальцами напряглись мышцы — пружинистые, тугие, натренированные.

Но он не был новичком.

С яростным рыком вожак взвился вверх и мощным движением тела сбросил меня, будто я был всего лишь листьями на его шерсти. Я перекатился в сторону, и, не давая ему времени воспользоваться преимуществом сразу же рванул обратно.

На этот раз я ударил вбок, плечом, всей массой, увеличивая ее магией. Сбил с лап.

Мы покатились по земле, сплетаясь в тугой, дикий узел — когти, зубы, рычание, ярость.

Он пытался укусить, метил в шею, в лицо — но я был быстрее.

Клинок Намтара был у меня под рукой. Я мог бы всадить его в череп, и всё бы закончилось.

Легко. Быстро. Эффективно.

Но я остановился.

Я не палач.

Он — не чудовище, он существо. Он охотник. Я — тоже. Мы одинаковые.

И пока у него есть хоть мизерный шанс выжить — я должен его оставить.

Я забросил клинок за спину и ударил кулаком в висок. Волк взвыл, попытался вцепиться в плечо, но я перехватил его морду, сжал лапы, удерживая.

Впился коленом в грудную клетку.

Он забился, яростно, отчаянно. Его когти прочертили бок — боль вспыхнула, но я не отступил.

Нужно быстрее.

Если стая решит вмешаться — всё, конец маскараду. Меня порвут, даже если потом я уложу всех.

Но пока…

Пока они сторонились. Не вмешивались.

Я боролся с их альфой, и по их законам — это была личная схватка.

Вожак рванулся в последний раз. Я собрал всю силу и рванул его челюсти в разные стороны. С хрустом. С мокрым, тугим звуком — хрящи, кости, крик. Он захрипел, забился в конвульсиях, и рухнул подо мной, в отключке.

Я тяжело дышал. Сердце колотилось, руки были в крови — его и моей.

Но я стоял.

Он — нет.

16

Я лишь успел обернуться — и на меня уже прыгал следующий.

Бета. Тот, что всё время держался рядом с вожаком. Лишь чуть меньше, но такой же быстрый и злобный.

Он ринулся, зарычав, и за ним — вся стая.

Они атаковали почти одновременно, без команды, но именно в этом и была их ошибка. Они мешали друг другу.

Я поймал бету грудью, нас развернуло. Он ударился в меня всем телом, толкнул назад, но я устоял. Мы сцепились, как настоящие звери — ни магии, ни мыслей, только инстинкт.

Бета вонзился клыками мне в плечо. Я рванулся вперёд — и вцепился ему зубами в морду, прямо в нос. Горячий, мокрый вкус крови. Волк взвыл, дёрнулся. Скулёж, паника.

И тут что-то тяжёлое, с когтями, обрушилось мне на спину. Один из младших — прыгнул, вцепился в спину, зубы прорвали кожу. Я зарычал.

Дальше началась бойня.

Я уже не видел лиц, не разбирал силуэты. Всё смешалось. Волчьи тела мелькали справа, слева, над головой. Один удар — локтем в бок, по рёбрам — треск. Кто-то взвизгнул.

Другой кинулся — и получил пяткой в морду. Хруст, кровь.

Когти скользнули по бедру, оставив рваную полосу.

Я схватил ближайшего за загривок — и швырнул оземь. Другой вцепился в бок. Я развернулся и ударил кулаком прямо в глаз — глухой, хрустящий звук.

Клыки вонзились мне в предплечье. Я не отдёрнул руку — наоборот, шагнул навстречу, схватил зверя за челюсти и рванул в стороны. Он заорал чуть ли не по-человечески, отлетел.

Кто-то ударил меня сзади. Я пошатнулся, упал на колено — и тут же вскочил, вцепившись пальцами в глотку тому, кто был ближе.

Никакой тактики. Только ярость.

Они рычали — и я рычал в ответ.

Они били — я бил сильнее.

Кровь — моя и чужая — смешалась. Воздух гудел от визга и рева. Всё слилось в один чёрный ком: клыки, когти, плоть, удары.

Я не знал, сколько их осталось. Не считал. Не думал.

Я просто убивал.

И тут…

Скулёж.

Тихий, жалобный, будто издалека.

Он прошёл сквозь шум крови в ушах, будто рвущийся крик — и я очнулся.

Всё было кончено.

Вокруг лежали тела. Одни — мертвы, другие — уже не встанут сами. Земля была тёплой от крови, чёрной в ночи.

А в моих руках — последний оборотень.

Я сжимал его горло, не сразу понимая, почему оно ещё пульсирует.

Волк. Совсем молодой. Худой, лёгкий. Его лапы всё ещё подёргивались, но он не пытался вырваться. Только скулил. Не воин. Щенок.

Я немного ослабил хватку, но не отпустил.

Глубоко вдохнул. В груди всё ещё кипело. Руки дрожали от избытка силы. Но я взял себя в руки. Надо было думать.

Медленно, не отпуская шеи, я вытащил из-за спины клинок Намтара.

Клинок, который нельзя спутать ни с чем. Его чернота казалась плотной, как дым, а по лезвию скользили еле заметные отблески — будто сама ночь пряталась внутри.

Я приставил его к горлу оборотня.

— Оборачивайся, — приказал я тихо, но в голосе звенела сталь. — И без глупостей.
Я наклонился ближе. — Думаю, ты догадываешься, что это за клинок.

Глаза волка расширились. Скулёж оборвался. Он дрожал всем телом, но повиновался. Кости захрустели, плоть заскользила, шерсть ушла под кожу — и через миг передо мной оказался человек.

Юноша. Лет семнадцать, не больше. Голый, грязный, в крови — не только чужой, но и своей. Щёки впалые, глаза — как у загнанного зверя.

— Молчи. И слушай, — бросил я. — Один шанс. Один вопрос. Если мне не понравится ответ — ты ляжешь рядом с остальными.

Я чуть сильнее надавил клинком.

— Кто вас послал? На кого вы охотились?

17

— Я не знаю, — перепуганно сглатывая, почти по-детски пропищал малец.

— Врёшь, — я сильнее надавил клинком.

Иногда не нужно никаких заклинаний, чтобы учуять ложь. Может, он и не врал напрямую, но что-то всё же пытался скрыть.

— Я правда не знаю! — на глазах оборотня выступили слёзы. — Я только обрывок фразы подслушал. Меня бета поймал, такую трёпку задал, что бока до сих пор болят. А потом сказал: раз такой шустрый — пойдёшь с нами. А я не хотел! Мне ещё нельзя на охоту! Я просто с братом поспорил, что меня не поймают…

Я молча выдохнул, прикрыв глаза.

Чудесно, нечего сказать. Додумались взять пацана на охоту — в наказание.

— Говори, что слышал, — рыкнул я. — Что-то же ты подслушал. Да и потом, должен был слышать, что старшие между собой говорили.

Паренёк вновь сглотнул, испуганно, с мольбой посмотрел на меня, а потом, видимо, поняв, что я его не отпущу просто так, сказал:

— Только вы никому не говорите… А то меня опять накажут.

Захотелось с размаху удариться лбом о стену.

Жизнь у него на волоске, а он — о каком-то наказании. Одно слово — ребёнок.

— Говори! — рявкнул я, вкладывая в голос силу.

Мальчишка вздрогнул, втянул голову в плечи и, зажмурившись, затараторил:

— Это всё из-за пророчества. Альфа как с ума сошёл, когда его услышал. Сказал, что это шанс стаи, что теперь мы станем самым сильным кланом. Они с бетой все силы на него бросили, всё искали что-то… А потом…

— Подожди, — я резко его оборвал.

Я не ожидал услышать, что в этом деле как-то замешана Оракул. Думал, они просто устроили охоту прямо в человеческом городе. А тут, оказывается, всё куда глубже.

Впрочем, теперь понятно, почему я так остро среагировал на эту стаю.

— Что за пророчество? — я впился взглядом в мальца.

— Так это… последнее. Где говорится, что она силу передаст… — он вдруг резко распахнул глаза и уставился на меня с удивлением.

Странно. Почему мой вопрос его так удивил?

Впрочем…

— Слова помнишь? — я не собирался объяснять, почему не знаю, о каком пророчестве речь, но и упустить возможность получить информацию не мог.

— А, это… — замялся паренёк, растерянно поёрзал. — Ладно, сейчас…

18

Мальчишка резко выдохнул, зажмурился и произнёс:

— Время старой жертвы пришло.

Что в сердце жило — теперь умерло.

Смерть Оракула силу освободит.

Кто сможет её принять — тот победит.

— И что? — спросил я, не совсем понимая, чем эти слова могли заинтересовать вожака стаи.

— Ну как что? — с прежним удивлением продолжал пялиться на меня волчонок. — Там же сказано, что кто Оракула убьёт, тот сможет забрать её силу. А вы ж представляете, какая у неё силища, если её пророчествам невозможно противостоять? Альфа так говорил.

— Ну, допустим, — я не мог согласиться с такой трактовкой, но объяснять это мальчишке не спешил. Сейчас было куда важнее вытащить из него как можно больше информации.

— Дальше что?

— Так, — он сглотнул, — никто ж не знает, как на самом деле выглядит Оракул. Говорят, она со своими пророчествами появляется словно из ниоткуда. А тут — она недавно не в храм пришла, а в какой-то там замок, где куча вампиров передохла. И альфа каким-то образом перехватил землю, на которой она стояла, и на которой её запах остался. Вот по нему мы и шли. Точнее, альфа шёл.

— Где эта земля? — тут же уцепился я за возможность уничтожить след, по которому можно добраться до девушки.

— Так увезли её, — мальчишка хлопнул глазами. — Альфе ж удалось её только временно перехватить. Понюхать. И то, говорят, он за это чуть ли не все деньги клана отдал. А так её дальше заказчику повезли.

Это была очень плохая новость. Поскольку означала, что подобным образом расшифровал пророчество не только этот альфа — и на девчонку уже открыта настоящая охота. А тот факт, что эти оборотни подобрались к её дому настолько близко, мне совершенно не нравился.

Сейчас я уложил эту стаю. Но сколько ещё подобных на подходе — и как скоро они доберутся до неё?

А я ведь ещё не расспросил её.

А убить?

Мысль взорвалась в голове, заставив меня невольно дёрнуться.

Демоны Шайра.

Убью я её! Убью! — внутренне заорал я, пытаясь остановить навязчивое, словно не моё собственное желание.

Но из-за этого отвлёкся — и случайно сильнее надавил на клинок. Мальчишка тут же испуганно заскулил.

Вытянуть из него больше было уже нельзя. Но и просто так отпускать его — тоже. Никто не должен был знать о моём существовании.

Чтобы выборочно стереть память, потребовалось бы минимум три часа, которых у меня не было. Поэтому я решил пойти другим путём.

— Повторяй: Аштарат ша, — приказал я.

Оборотень, хоть и растерянно, но честно повторил:

— Аштарат ша.

— Я никому ничего не смогу о тебе рассказать, написать или показать, — продолжил я.

Мальчишка повторил — и тут же удивлённо хлопнул глазами.

Видимо, попытался мысленно подумать обо мне — но, поскольку мыслят разумные словами, не смог этого сделать.

Отлично. Клятва сработала.

— А теперь, — сказал я, — беги к своим. За помощью. Некоторых твоих собратьев ещё можно спасти. Поспеши.

Мальчишка глухо сглотнул и рванул прочь.

А я лишь выдохнул и повернулся к глади озера.

Небо над зеркальной гладью начинало сереть — скоро рассвет. А я потерял не только драгоценное время, но и силы. Одежда была изодрана, в грязи и крови. На теле — множество ран. Ничего критичного, но, если их не обработать, проблем можно было заработать немало.

Придётся вернуться в убежище. Подлечиться. Найти новую одежду. И — составить новый план. Потому что охота уже началась. И не мне одному нужна была она.

19. Мой — не мой Асар

Спустя неделю

Лина

— Спасибо, — я улыбнулась приветливому работнику почты, забирая квитанцию о приёме посылки.

Парень улыбнулся в ответ, хотел что-то ещё сказать, но я поспешно развернулась и направилась к выходу.

— Хорошего дня, — долетело до меня в тот момент, когда за мной уже закрывались двери почтового отделения.

Приёмщик был симпатичным парнем, но я слишком часто отправляла посылки именно отсюда. Настолько часто, что сотрудники легко узнавали меня в лицо. А значит, рано или поздно заметят, что странная молчаливая посетительница не меняется с ходом времени. Что волосы не становятся реже и суше, что не меняется фигура и походка, что не появляются морщины и не тускнеет взгляд.

И тогда появятся вопросы.

Я тряхнула головой, отгоняя невесёлые мысли.

Лет пять на пребывание в этом городе у меня ещё было в запасе, но почтовое отделение, через которое я отправляла заказы несколько раз в неделю, всё же лучше сменить.

Одно дело — постоянно закупаться в одном и том же супермаркете. Там и персонала больше, и текучка немалая, да и в общем потоке покупателей меня сложно заметить.

А вот почта, где уже пятый год не меняется приёмщик и где я, судя по всему, явно ему приглянулась — совсем другое дело.

Но это будет потом. Просто на следующей неделе я пойду в другое отделение.

А сегодня у меня можно сказать праздник. Я закончила большой заказ, по которому чуть не сорвала сроки.

Значит, мне можно себя побаловать.

Я остановилась у входа в ресторан китайской кухни «Сан Ва Барбекю». Он был всего в нескольких шагах от почты, и я уже не раз устраивала себе здесь маленький праздник в честь окончания и отправки самых сложных заказов.

Так почему бы и сейчас не наградить себя сочной уточкой по-пекински, пиалочкой жареного риса и стаканчиком имбирного мохито?

От одних только воспоминаний об этих чудесных блюдах у меня потекли слюнки, и я решительно толкнула двери ресторанчика.

В этом заведении не было ни больших мягких диванов, ни отдельных кабинок, но столик в самом дальнем углу, словно специально, ждал меня. И я направилась к нему.

Я привыкла всю свою жизнь быть в тени. Это не было для меня обузой. Наоборот — мне нравилось наблюдать за жизнью людей, самой при этом оставаясь незаметной.

Вот и сейчас, сделав заказ, я принялась тайком разглядывать посетителей ресторана.

20

За ближайшим ко мне столиком сидела семья с ярко выраженными латиноамериканскими корнями. Шумные, весёлые, беззаботные — и совершенно не думающие об окружающих.

Дети не хотели сидеть за столом вместе со взрослыми и всё время норовили куда-нибудь сбежать, чтобы напроказничать. Две женщины, видимо, сёстры, весьма громко спорили о какой-то юбке, а их мужья время от времени вставляли реплики, подзадоривая своих любимых на ещё большее проявление эмоций. Двое более старших мужчин — судя по всему, тесть со свёкром — не обращая внимания на остальных, делились анекдотами и обсуждали рыбалку. Их жёны пытались казаться степенными и солидными, но не смогли удержаться от того, чтобы не спросить официанта о способе приготовления утки — и тут же буквально взорвались в споре между собой.

Казалось, это семейство заполонило всё помещение ресторанчика.

Но они были настолько искренни в своих проявлениях чувств, что ни мне, ни другим посетителям не хотелось призывать их к спокойствию и пристойному поведению.

В какой-то момент я поймала себя на том, что завидую им.

Ведь они были семьёй. А я…

Чтобы не думать о себе, я перевела взгляд дальше.

Пара. Молодые люди, судя по всему, либо только что познакомились, либо это была их первая встреча.

Блюда подали им уже давно, они наверняка успели остыть, но парень с девушкой, похоже, просто забыли о еде.

Нерешительные, лёгкие прикосновения. Короткие, украдкой брошенные взгляды — и поспешно отведённые глаза. Смущение, робость и затаённая надежда в каждом движении, в каждом вдохе.

Я поспешно отвела глаза.

Такие отношения точно не для меня.

Раньше… Очень-очень давно…

Впрочем, лучше не думать. А то снова перепутаю кого-то с Асаром — как тогда, на выходе из супермаркета.

Ведь ни при каких условиях это не мог быть он. Мне просто показалось. Просто свет так упал, разом с тенями наступающей ночи, и сыграл со мной подлую шутку.

Мне просто показалось.

Я перевела взгляд дальше — и аж дёрнулась от неожиданности.

Мужчина сидел за столом один. Перед ним стояла тарелка с рёбрышками барбекю, но он даже не притронулся к ней.

И неотрывно смотрел на меня.

Впрочем, встретившись со мной взглядом, он сделал вид, будто разглядывает что-то на стене, но я-то видела, как он снова и снова косился в мою сторону.

Я невольно обхватила себя руками.

Я всегда чувствовала себя здесь уютно, но после взгляда этого типа захотелось как можно скорее уйти.

Вот только оставлять утку и заказанный суп было жалко.

Поэтому я постаралась уговорить себя, что мне просто показалось. Что мужчина обознался. И начала рассматривать других посетителей.

И обомлела.

Это уже было не «показалось».

Чуть дальше, ближе к окну, сидела пара. И хоть они упрямо изображали, будто заняты ужином, я видела, как они поглядывают на меня.

Недалеко от них, тоже возле окна, сидел ещё один мужчина — и так же не сводил с меня взгляда. Только делал это через отражение в стекле.

Какое-то сумасшествие.

Я ещё раз попыталась убедить себя, что это все ненастоящее. Что, может, у меня что-то с головой. Может, я слишком сильно ударилась, когда упала во время последнего приступа? Не зря же всё это время после него меня не отпускало тревожное, гнетущее и совершенно непонятное состояние.

Аппетит пропал напрочь.

Но я всё же заставила себя поесть. А потом, дождавшись, когда шумная семейка, сидевшая рядом, начала собираться, скользнула к выходу вместе с ними.

21

Выйдя на улицу, я поспешила к своему дому, но ощущение, что за мной кто-то наблюдает, не покидало меня.

Я оглядывалась. Останавливалась. Заглядывала в магазинчики, которые ещё работали в столь поздний час, — но всё было тщетно.

Стоило мне снова оказаться на улице, как тревожное чувство возвращалось. Будто чей-то взгляд цеплялся за меня из темноты.

Я шла всё быстрее, стараясь не бежать — ведь так я лишь больше привлеку к себе внимание.

Но с каждым шагом мне становилось всё труднее дышать. Слишком тихо. Слишком пусто. Или наоборот — слишком шумно и многолюдно, если повернуть за угол.

Я вглядывалась в лица прохожих, стараясь не выдавать паники.

Вот этот парень в странной куртке... Не он ли сидел в ресторане у стены? Тень от капюшона скрывает лицо, но походка кажется знакомой.

А вон тот бродяга… Почему он остановился, когда я прошла мимо? Просто пьян? Или следит?

Может, он один из них?

Сердце гулко отдавало в ушах, и каждое движение казалось замедленным.

Я шарахнулась в сторону, когда из тени вынырнула фигура с пакетом — всего лишь женщина с покупками. Но мои руки уже сжались в судороге, как будто я готовилась защищаться.

Снова оглянулась — и вдруг заметила в витрине своё отражение.

От неожиданности я едва не вскрикнула. Лицо — чужое. Бледное, искажённое страхом.

Моё лицо.

Я прижала руку к груди, стараясь унять паническую дрожь.

"Успокойся. Просто тебе кажется. Никто за тобой не следит. Ты просто устала."

Но идущая позади пара вдруг перешла на шёпот, заметив меня.

Парень, кажется, ткнул в мою сторону подбородком.

Или я опять всё выдумала?

Я прибавила шаг, свернула в переулок — и почти сразу пожалела об этом.

Здесь не было фонарей. Только тусклый свет от окон где-то над головой, и удушливая влажность мусорных контейнеров.

Шорох.

Кто-то только что зашевелился в тени у стены.

Я не выдержала.

Рванула с места, почти споткнувшись, и побежала, не разбирая дороги.

В голове всё смешалось — обрывки мыслей, образы из ресторана, лица, взгляды, тени.

Кто они? Почему? Мне показалось? Я схожу с ума?

Шаги отдавались гулкими ударами в ушах, сердце стучало где-то в горле.

Кажется, кто-то обернулся мне вслед — я видела краем глаза, но не осмелилась обернуться.

Просто бежать. Домой. Домой. Домой!

Я влетела в подъезд, почти врезалась в стеклянную дверь, дернула её с такой силой, что она едва не вырвалась из петель.

Пальцы дрожали так, что я едва попала в нужную кнопку вызова лифта.

— Ну же… ну же… — сипло бормотала я, оглядываясь через плечо. — Скорее… пожалуйста…

Лоб вспотел, холодная капля скатилась по виску.

Вниз лифт, казалось, ехал из другого измерения.

Раздался глухой гудок, мигнул свет. Двери с тихим шипением начали открываться.

Я юркнула внутрь и с размаху ударила по нужной кнопке — мой этаж, последний.

— Пожалуйста… скорее… скорее, — шептала я, глядя, как двери медленно смыкаются.

Слишком медленно.

Словно нарочно.

Я не отводила взгляда от тёмного коридора снаружи, уверенная, что в следующую секунду оттуда шагнёт кто-то. Или что-то.

Двери наконец сомкнулись.

Я осталась в тишине.

И только тогда поняла, как сильно трясутся мои руки.

Ноги подкашивались, дыхание рвалось с хрипом. Всё внутри дрожало.

Сейчас, здесь, в замкнутом металлическом ящике, я могла бы попытаться собраться. Могла бы.

Но вместо этого просто прижалась к стене и крепко сжала руками плечи, чтобы не задохнуться от рыданий.

Нельзя… нельзя плакать…

Я в безопасности. Я дома. Никто меня не преследует. Всё хорошо.

Я просто… просто сошла с ума.

22

В голове гудело, но я всё же вспомнила, что нужно достать ключи.

От лифта до моей квартиры — всего метров семь, но задерживаться на лестничной клетке мне ой как не хотелось.

Я полезла в сумочку, но руки дрожали так сильно, что я слишком долго не могла даже просто открыть её, а потом — найти эти клятые ключи.

Когда же, наконец, мне это удалось, лифт тихонько звякнул, и двери начали разъезжаться в стороны.

Я успела только вдохнуть.

Время замерло.

Ключи с тихим звоном выпали из рук.

От противоположной стены, будто вытекая из неё, к лифту шагнуло нечто.

Серая, высохшая кожа натянута на лысый череп, глаза налиты кровью, из пасти торчат жуткие клыки. И пусть на нём была вполне обычная одежда — куртка, джинсы, кроссовки — я сразу поняла: это не человек.

Так не двигаются люди. И так не смотрят.

Это был вампир.

Он сделал шаг ко мне.

Я даже не закричала — просто застыла, вцепившись взглядом в его нереальное, искажённое лицо.

Но в следующее мгновение что-то с рыком вылетело сбоку и сшибло его с ног.

Они оба рухнули на пол и закатались по полу в жуткой, беззвучной для меня схватке — я просто не слышала ничего, кроме собственного пульса в ушах.

Я не поняла, кто это. Просто замерла, прижавшись к стенке лифта, не в силах пошевелиться.

Только когда существо с серой кожей наконец замерло неподвижно на полу, я узнала его.

Асар.

Он встал. И мне стало страшнее, чем секунду назад.

В его взгляде не было узнавания. Ни тепла, ни волнения, ни радости — только холодная, дикая ярость, от которой кровь стыла в жилах.

Он навис над телом поверженного врага, схватил его за голову и резким движением свернул шею. Раздался жуткий хруст — и тело развалилось в прах, как будто его никогда и не было.

Асар сделал шаг вперёд.

Молча, не сводя с меня взгляда, вошёл в лифт. Наклонился, поднял ключи, выпрямился и, взяв меня за руку, тихо — но так, что по коже побежали мурашки — произнёс:

— Идём.

Он двинулся к моей квартире, будто уже бывал там не раз.

Легко вставил ключ в замочную скважину и так же легко повернул.

Шагнул внутрь, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

С тихим шорохом дверь медленно закрылась за нами, отрезая нас от всего мира.

Только вот я больше не знала, где страшнее. Там — с чудовищами и клыками.

Или здесь — с ним.

23

— Кто я? — глухо спросил Асар.

Он упёрся руками в дверь, словно запирал мне путь к отступлению, нависая надо мной, как штормовое небо. В его взгляде бушевала злость — сдержанная, холодная. Но под этим льдом пряталось что-то ещё.

Пустота. Как будто я была для него пустым местом.

Он был слишком близко. Я чувствовала его дыхание, горячее, ровное, слишком спокойное.

Слышала, как в его груди бьётся сердце — размеренно, точно, как у машины. Ни капли волнения. Ни отклика. Ни… меня.

А запах. Боже, этот запах.

Он был до боли родным, до судорог в груди знакомым. Стоило вдохнуть — и всё внутри сжималось. Это был он. Мой Асар. И в то же время — совсем не он.

— Я не знаю, кто вы, — прошептала я, изо всех сил стараясь не расплакаться.

Голос предательски дрожал, горло жгло. Душу рвало на части.

Память о нём… она была всем, что у меня осталось. Теплом, надеждой, последним осколком счастья, которое когда-то у меня было. А теперь... теперь он стоял передо мной — живой, настоящий — и смотрел так, будто не узнавал.

Словно судьба решила добить меня. Забрать последнее.

— Ты узнала меня, — злобно, почти зверем, рыкнул он, наклоняясь ниже. — Тогда, у магазина. Ты назвала имя.

Асар не сводил с меня взгляда. За окном уже стемнело, свет в коридоре я не успела включить, но всё равно видела его лицо. Чётко. Слишком чётко.

— Я обозналась, — глухо сглотнула я. — Перепутала. Это... случайность.

— Врёшь, — он прищурился ещё злее. — Ты никогда не умела врать.

Сказал — и будто сам споткнулся о собственные слова. Словно вырвались они случайно… но в них была правда.

Асар медленно закрыл глаза и глубоко вдохнул.

— Назови имя. Полное.

Слова прозвучали как приказ. Как вызов. Они прожигали меня изнутри, но я всё же повиновалась:

— Ассурнацир! — выкрикнула я, и слёзы хлынули сами по себе.

Я не выдержала. Рванулась вперёд, толкнула Асара в грудь и бросилась по коридору.

К счастью, он не стал меня останавливать. Лишь шагнул в сторону, освобождая путь.

Я, забыв обо всём на свете, кинулась в ванную.

Слёзы душили меня, мысли обрывались на полуслове.

Я хотела умыться — просто смыть с себя всё, что накатило. Но не смогла.

Не было сил открыть кран, наклониться, плеснуть холодной водой в лицо. Я просто сползла по стене на пол, обхватила себя руками и дала волю слезам.

Я так долго прятала от себя эту надежду.

Все эти годы я уговаривала себя, что он не вернётся. Что мы больше никогда не встретимся.

Но... я всё равно верила. Надеялась.

И вот чудо случилось. Он снова рядом.

Только теперь мой Асар больше не мой.

24. Осколки прошлого

Асар

Ассурнацир.

Само имя во мне никак не откликнулось, но то, как она его произнесла...

Я был готов применить силу, чтобы выбить из этой девчонки правду. Я был готов...

УБИТЬ!

Мысль пронзила мозг, разрывая его на части.

Словно яд, она растекалась по телу, вымораживала душу, съедала мысли.

Убить. Убить! УБИТЬ!

С этой мыслью я очнулся в саркофаге. С этой мыслью прошёл полмира. Ею жил, дышал. Из-за неё всё время двигался вперёд, не имея возможности остановиться.

Но иногда я всё же задавал себе вопрос: кто я?

И тогда яд отступал. Лишь на короткое мгновение, но этого хватало, чтобы усомниться — это желание убить Оракула... не моё.

Навязанное. Чужое. Враждебное.

Но стоило мне подумать об этом, как мысль о необходимости убийства снова накатывала, отравляя разум.

Пальцы сами собой сжимались на рукояти клинка Намтара. Он жаждал крови — и я был готов её ему дать.

Я сделал глубокий вдох, приказывая себе:

Нельзя. Остановись. Это не ты.

Сначала — узнать, кто ты. Кто отдал приказ. А уже потом решать, выполнять его или нет.

А для этого я должен не дать другим убить её.

Чем, собственно, и занимался всю эту неделю.

Как я и предполагал, та стая оборотней в парке была лишь первым звоночком.

За ними пришли другие: оборотни, маги, ведьмы, даже вампиры.

Счёт тех, кого я устранял, когда они подбирались слишком близко к девушке, уже перевалил за сотню.

И это давало ещё один повод задуматься.

Если Оракула хотят убить из-за её же собственного пророчества...

Зачем тогда нужен я?

Почему именно я должен это сделать?

Эта мысль не давала мне покоя.

Как и вопрос: кто я?

Они мешали мне окончательно скатиться в бездну и стать безмолвным, покорным оружием.

Но сейчас... я вдруг понял, что не хочу об этом думать.

Впервые я ощутил, насколько устал.

Не телом — душой.

Я прислушался: из комнаты, куда убежала девушка, доносились приглушённые рыдания.

На душе стало сразу же безумно мерзко и гадко.

И, словно в ответ я решил позволить себе немного... смалодушничать.

Мне нужно поспать.

Набраться сил. А уже с утра думать, что делать дальше.

К тому же, вполне возможно, к этому времени девушка успокоится — и мы сможем поговорить. Возможно, без угроз.

А возможно, я всё же применю к ней заклинание правды.

В любом случае — завтра.

А сейчас — отдых.

Но, прежде чем позволить себе уснуть, я должен был установить защиту.

И от незваных гостей, и от самой хозяйки квартиры — вдруг вздумает сбежать.

Жильё находилось достаточно высоко, чтобы кто-то решился лезть через окно. Так что я ограничился охранным и запирающим заклинанием на дверь.

И на всякий случай разбросал в каждой комнате по паре сигналок.

Спать решил в самой большой комнате — с двумя огромными окнами.

Не из-за размеров, а потому что её двери находились прямо напротив входной. Да и расположение позволяло при необходимости быстро добраться до всех остальных помещений.

А время, как известно, часто важнее силы и знаний.

Не раздеваясь, я устроился на не слишком широкой, но вполне мягкой софе, закрыл глаза и усилием воли заставил себя сразу провалиться в сон.

25

***

Я крался вдоль стены дома.

Чувствовал себя хищником. Настоящим охотником, что подбирается к своей жертве.

Сливался с тенью, растворялся в темноте. Ступал по гладким камням дороги бесшумно, будто и не было у меня ни веса, ни тела.

Каждое движение — точное. Плавное.

Но мышцы — напряжены до предела. Как тугая тетива, готовая сорваться в любую секунду.

Стремительный прыжок — и она уже в моих руках.

Она ойкнула от испуга, но едва встретившись со мной взглядом, сразу же расслабилась.

— Ты напугал меня, — рассмеялась, прижимаясь ко мне.

Я чувствовал, как бешено колотится её сердце. Она пыталась скрыть это — улыбкой, тоном, легким смехом, но тело выдавало её.

Я не ответил.

Осторожно поправил выбившуюся из-под капюшона прядку волос.

А сам… смотрел. Вглядывался. В её лицо. В глаза.

Куда ты шла? — спросил я себя.

Зачем? Разве ты не знаешь, как опасно покидать храм? Кто тебя отпустил? Как хранитель мог это допустить?..

— Я подумал, что ты решила сбежать от меня, — я изобразил улыбку.

Она в ответ только громче рассмеялась:

— Шутник! — игриво хлопнула меня ладошками по груди. — Разве от тебя можно захотеть сбежать?

Она подняла глаза, и я утонул в её взгляде.

Так хотелось крикнуть: Я жизнь отдам за тебя! За твою улыбку, за твой взгляд, за твои горячие поцелуи. За твои стоны под моими руками. За твоё "люблю"...

Не выдержав, я наклонился и легко коснулся её губ.

Как же отчаянно хотелось большего. Но её безопасность была важнее всего.

— Так куда ты шла? — поспешил я вернуться к вопросу.

— У нас закончился синий бисер, — легко пожала она плечами. — А сёстры только начали нарезку кожи. Не хотелось их отвлекать, поэтому я решила сама сходить в лавку.

Песок тебе в кровь!

Так и хотелось приложиться лбом о стену.

Как жаль, что мы не можем прямо запретить ей покидать храм. Насколько бы всё стало проще, если бы она знала, до какой степени это опасно.

Но хранители решили иначе. А я — всего лишь страж. Моё мнение их мало интересует.

— Ты могла бы попросить кого-нибудь сходить, — осторожно намекнул я.

— Зачем? — удивлённо распахнула она глаза. — Сёстры заняты, а мне всё равно нечем было себя занять.

— А я? — я чуть прищурился.

— Асар! — снова рассмеялась она, хлопнув меня по груди, но тут же потянулась к моим губам: — А к тебе я приду вечером. И не вздумай опять исчезнуть, как ты иногда делаешь.

— Заманчивые планы, — прошептал я, снова касаясь её сладких губ. — Но я имел в виду нечто другое.

— Что же? — она отпрянула и удивлённо посмотрела на меня.

— Оберег, — хитро улыбнулся я, притягивая её к себе. — Ты с сёстрами плетёшь обереги для гостей храма, но ещё ни одного не сделала для меня.

— О, Асар, — на её лице отразились изумление и смущение. — Но ты же маг… К тому же — служитель храма. Разве тебе нужен оберег для простых смертных?

— Мне нужен оберег, сделанный твоими руками, — прошептал я, вновь и вновь прикасаясь к её губам. — Только твоими, и только для меня. Чтобы я знал: ты всегда рядом, и твоё сердце — только со мной.

— О, Асар!.. — выдохнула она, обвивая мою шею руками и даря мне самый сладкий поцелуй на свете.

26

Я медленно открыл глаза.

На губах всё ещё ощущалась сладость поцелуев, но я уже знал — это был всего лишь сон.

И снова в нём была она.

Слишком остро. Слишком ярко. Слишком больно, чтобы быть просто сном.

За окном по-прежнему было темно — ночь в самом разгаре. Но, прислушавшись, я понял: девушка, находившаяся в соседней комнате, не спит.

Даже сквозь стены я слышал её дыхание — неровное, с тихими, почти затухающими всхлипами.

Она больше не плакала, но боль всё ещё душила её.

Её боль… которая слишком сильно отзывалась во мне самом.

И вместе с ней — желание убивать.

Я резко тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Я не палач, напомнил себе. Сначала — информация.

Тем более что сон дал мне ещё одну зацепку.

Я поднялся с дивана и направился к выходу.

Но пошёл не туда, где находилась хозяйка дома, а в противоположную сторону — в небольшую комнату, полную странных предметов.

Свет я включать не стал — в темноте видел не хуже, чем днём.

Похоже, это было следствием магии или какого-то наложенного заклятия. Я не знал точно, но чувствовал — так и есть.

Комната напоминала мастерскую.

Широкий стол с множеством ящичков. Странной формы кресло без спинки.

Два больших шкафа.

На стенах — инструменты: необычной формы ножи, ножницы, напильники.

Множество катушек с тонкими, но явно прочными нитками.

Лоточки с бисером.

И да — синий тоже был.

Я закрыл глаза. Глубоко вдохнул стойкий запах кожи — и на мгновение мне показалось, что я уже бывал здесь.

Здесь… и одновременно в другом месте.

Но там точно так же пахло кожей, клеем, красками и… ею.

Я подошёл к одному из шкафов и открыл дверцы.

Внутри — множество полочек, заставленных ремнями, босоножками, сумочками, браслетами, заколками и ещё множеством украшений, названия которым я не знал.

Всё — из кожи, украшенное бисером, металлическими бляшками, мехом, полудрагоценными камнями.

Всё выглядело невероятно красиво.

Но моё внимание привлекла не красота.

Все полки были забиты до отказа. Все — кроме одной.

На ней лежало лишь одно украшение. Мужской браслет, сплетённый из тонких полосок кожи.

На вид — новый, его будто ни разу не надевали.

Но кожа… выцветшая, потрескавшаяся, пересохшая. Словно браслету слишком много лет.

Я осторожно взял его в руки. Примерил.

Он лёг на запястье идеально.

Слишком идеально.

И в этот момент в спальне Оракула сработала сигналка.

27. Когда жизнь уже не будет прежней

Лина

Я пыталась уснуть. Веки щипало от усталости и опустошения, они сами закрывались, но стоило сомкнуть их — и перед внутренним взором вставал он.

Не таким, каким я его помнила — ласковым, тёплым, надёжным. А таким, каким он стал: с холодным, равнодушным, но в то же время сосредоточенным взглядом.

Чужим. Неузнающим.

Не помнящим даже собственного имени.

Хотя — если он не помнит, кто он, разве может он помнить меня?

Наверное, мне стоило бы рассказать ему…

Но в памяти всплыли слова Хранителя, сказанные в тот день, когда я убегала из храма:

— Не верь никому. Твоим врагом может быть кто угодно. Старуха, что просит помощи. Ребёнок, зову́щий маму. Стражник, призванный охранять закон. Даже я. Кого бы ты ни встретила — знай, любой может оказаться не тем, кем кажется.

А ещё — помни. Время не имеет значения. На тебя будут охотиться всегда.

Так что, был ли этот Асар настоящим… или кто-то принял его облик, я не знала.

Точнее — боялась знать.

За окном вдруг послышался странный звук, вырывая меня из гнетущих раздумий.

Что это?

Моя квартира находилась на последнем — пятьдесят шестом — этаже. Сюда даже птицы долетали редко. А за окном стояла глухая ночь…

Не раздумывая, я встала с кровати, подошла к окну и резко отдёрнула шторы.

И снова подумала, что сошла с ума.

За окном был дракон.

Самый настоящий. Огромный. Его голова была больше внедорожника, а тело в темноте и вовсе казалось горой. Хвоста не было видно за массивной тушей, а о крыльях я и думать не хотела — казалось, Каждый их взмах закончится тем, что он снесёт весь этаж к праотцам.

Чешуя в лунном свете отливала серебром, но настоящий цвет разобрать было трудно.

И глаза.

Злые. Алчные. С узкими вертикальными зрачками, в которых пылал огонь.

Он сразу заметил меня. Это было видно — по довольному фырканью.

Точно кот, загнавший мышь в угол и уже решивший, какое из блюд начнёт готовить первым.

Я застыла. Не могла ни отвести взгляда, ни сделать шаг назад.

Дракон чуть отклонился назад, сделал глубокий вдох, раскрыл пасть…

И в следующее мгновение в окно, прямо мне на встречу, хлынула стена огня.

28

Удар. Рывок.

Я не успела ни вскрикнуть, ни хоть как-то отреагировать. Только ощутила, как что-то тяжёлое сбило меня с ног — и увидела, как пламя обтекает нас, будто между мной и огнём возникла невидимая преграда.

А ещё… я почувствовала такой знакомый, такой родной запах.

Асар.

Это он успел оттащить меня от окна — и теперь прикрывал собой, заслоняя от огня собственным телом.

— Скорее, — бросил он, рывком поднимаясь и таща меня с пола. — Мой щит не выдержит второго захода.

Я оглянулась — и сразу поняла, что он имел в виду.

Вся спальня была охвачена пламенем. Пол, обои, мебель — всё полыхало. Окна больше не было: стекло и шторы просто расплавились, когда дракон дыхнул.

Но хуже было другое.

Дракон никуда не делся.

Он вцепился когтями в оплавленные края бывшего окна, вгрызаясь ними в бетон, словно в сырую глину.

И он уже делал новый вдох, готовясь выдохнуть еще больше пламени.

Асар крепко прижал меня к себе и быстро потянул к выходу — словно куклу.

И слава богу. Потому что сама я, наверное, не смогла бы даже пошевелиться.

Спальня осталась позади, и мы тут же снова упали.

Асар вновь прижал меня к полу, Я сначала не поняла, что случилось, но в следующий миг всё ослепительно вспыхнуло — комната за нашими спинами взорвалась ревущим пламенем. Жар пронзил до костей, даже через защитный барьер и ткань одежды, воздух стал густым и вязким, как раскалённый мёд.

Если бы мы задержлись там ещё на мгновение, от нас бы остались только тени на полу.

Я успела инстинктивно спрятать лицо уткрувшись в грудь Асара, пока стены позади трещали и рушились, а пламя металось, как живое, пытаясь дотянуться до нас.

Секунда — короткая передышка. Пламя отхлынуло, будто сделав вдох.

Для Асара, это было словно сигнал.

Он поднялся одним мощным движением. Рывком поднял и меня, снова крепко прижимая к себе. Настолько, что я не чувствовала пола под ногами. Просто висела у него на груди, как ребёнок, и лишь успела со всей силы вцепиться в его плечи.

— Бежим, — тихо, почти рычанием, произнёс он, и в следующую секунду рванул вперед, вытягивая руку с раскрытой ладонью.

Входная дверь в мою квартиру вылетела. Не распахнулась — именно вылетела, будто её вышибло взрывной волной. Обломки, пепел, клубы дыма — всё разлетелось в стороны, открывая путь в спасительный коридор.

Вот только он не был пустым.

И все же Асар решительно шагнул вперёд, увлекая нас обоих в новое пекло.

29

Драконы, маги, ведьмы, оборотни и даже вампиры.

Когда-то, очень-очень давно, никто из них не скрывал своей сущности.

Но в какой-то момент всё изменилось. Я не знаю, как и почему это произошло — просто однажды они словно исчезли с лица земли.

Драконы перестали летать по небу, оборотни — бегать по полям и лесам. Ведьмы больше не продавали свои зелья, а маги не устраивали представления на базарных площадях.

Вампиры... они и раньше старались не попадаться никому на глаза.

Но сегодня явно что-то пошло не так.

Сначала — вампир, который напал на меня возле лифта. Потом — дракон, сжёгший моё жильё.

А теперь — из темноты лестничной клетки в нашу сторону бросились три оборотня.

Они прыгнули на нас почти одновременно — три огромные зверя с волчьими мордами и глазами, полными безумия. Я даже вскрикнуть не успела.

Асар прижал меня сильнее — так, что я не могла даже вдохнуть — и снова выбросил вперёд свободную руку, ладонью вверх.

Воздух перед нами словно разорвался. Гулкое «бум!» прокатилось по лестничной клетке, и я увидела, как волки буквально разлетелись в разные стороны, будто их отбросила гигантская невидимая рука.

Один, самый мелкий, отлетел в стену, ударился с глухим хрустом и сполз по стене на пол, жалобно заскулив. Возможно, он даже потерял сознание.

Но два других — крупнее, мощнее — уже вновь поднялись и, не теряя ни секунды, рванулись к нам.

Асар не успел поднять руку повторно — один из волков оказался слишком близко. Асар шагнул в сторону, разворачивая всё тело, и ударил ногой. Просто, резко, точно — прямо в грудь нападавшему.

Я услышала треск — сломанные рёбра? — и огромная туша, взвизгнув, полетела вниз по лестничному пролету, с грохотом переворачиваясь и сбивая перила.

Но второй был слишком близко.

Огромная пасть раскрыта, клыки сверкали в свете пожара, ещё секунда — и он вцепится в горло.

Асар не колебался. Я ощутила, как его тело резко напряглось, а потом — будто вся сила его руки собралась в одной точке — он вогнал сжатый кулак прямо в пасть зверю.

Раздался отвратительный, влажный хруст. Волк задрал голову, захрипел, и кровь хлынула из уголков его пасти.

Асар выдернул руку, и тело зверя рухнуло у его ног.

Но выдохнуть мы не успели. С отчаянным рычанием, почти переходящим в скулёж, на спину Асара прыгнул третий — тот самый, что ещё секунду назад лежал у стены.

30

Асар взревел — коротко, резко, на грани человеческого и звериного. Рычание, в котором было больше древней ярости, чем слов, отозвалось у меня под кожей, заставив сердце на миг остановиться.

Он отпустил меня — вернее, просто откинул в сторону, словно куклу, и я рухнула на пол, больно ударившись плечом.

В тот же миг Асар молниеносно перевернулся, прижимая к полу оборотня, что осмелился прыгнуть ему на спину.

Послышался глухой треск — то ли рёбра, то ли плитка под ними треснула под их весом.

Но я не успела даже выдохнуть — из глубины квартиры донёсся страшный, вибрирующий грохот. Всё здание будто вздрогнуло.

Я повернула голову, и кровь застыла в жилах. Где-то там, за дымом и копотью, я ясно услышала… не просто звук, а разламывающееся, рушащееся что-то. Громадное. Нечеловеческое.

ОН догадался.

Дракон понял, что мы сбежали, и теперь ломал стену, пролезая внутрь, чтобы добить нас. И дыхнуть всепоглощающим пламенем вновь. Прямо на нас.

Это был конец. Я знала это всем телом. Мы не успеем. Не проскочим. Пламя накроет нас раньше, чем мы добежим до лифта, лестницы, спасения — до чего угодно.

Асар знал это тоже. Он больше не смотрел в сторону грохота — только в глаза волку, прижатому к полу.

Медленно, почти со скорбью достал из-за пояса короткий чёрный кинжал. Лезвие которого словно впитывало свет.

— Дурак… — прошептал он с таким спокойствием, что мне стало страшнее, чем от рычания. — Я же дал тебе шанс выжить.

И вонзил кинжал в бок оборотня. Резко. Одним движением. Волк дернулся, еще успел захрипеть, а потом…

Воздух словно исчез. А вместе с ним — звуки и запахи.

Вселенная замерла.

Я не знала, что за кинжал был у Асара, но почувствовала это слишком ясно. Он только что сделал что-то запретное. Что-то, что заставило весь мир на миг остановиться — в ужасе, в скорби, в всепоглощающем чувстве утраты.

Оборотень не просто умер. Он исчез. Его словно стерли. Не только тело — стерли память о нём, уничтожили саму его суть.

И это было самым страшным, что только можно было представить.

Но ещё страшнее было то, что Асар знал, что он только что сделал.

— Идём, — словно сквозь толщу воды услышала я его голос.

Я была как в тумане.

Чувствовала, как Асар поднимается, как вновь подхватывает меня, крепко прижимая к себе. Видела, как сжимая меня в руках, он несётся по коридору. Прямо к лифту.

Как выбивает створки — и мы прыгаем в шахту.

А дальше всё заволокло пламя.

Дракон всё же успел выдохнуть.

31

Я вскрикнула, но голос тут же захлебнулся в горле.

Вся дрожащая, я вжалась в Асара, спрятала лицо у него на груди, зажмурилась так сильно, что перед глазами вспыхнули искры.

Мы падали. Падали в черную пасть шахты, и я не знала, что страшнее — сгореть в огне или разбиться о сталь.

Разум подсказывал: нам не спастись. Даже если мы не пролетим все пятьдесят шесть этажей, даже если каким-то чудом не разлетимся в лепёшку — нас всё равно настигнет пламя дыхания дракона. Я почти чувствовала, как он уже летит за нами, как жадно тянется следом, сжигая всё на пути.

Мне было так страшно, что я не могла дышать.

— Спаси меня, пожалуйста, — прошептала я, почти беззвучно, губами касаясь его рубашки.

Я знала, он не слышит. Я знала, он весь в этом прыжке, в магии, в борьбе за выживание.

Но мне нужны были эти слова. Как заклинание, как молитва.

Как последняя ниточка, за которую я ещё держалась, чтобы не сойти с ума.

И словно в ответ на мой шепот, Асар прижал меня к себе.

Не резко, не с силой и властно, как раньше, когда тащил меня сквозь огонь и дым из пылающей квартиры, а мягко. Нежно.

Словно хотел сказать: я рядом, ты не одна, я здесь, с тобой, я держу.

А может быть, мне показалось? Может, я выдаю желаемое за действительное?

Или мы уже умерли, и мне всё это лишь кажется?

Тем более, что, похоже, мы больше и не падали.

Я всё ещё слышала, как где-то наверху вместе со стенами дома рушился мир. Но в то же время чувствовала: холодный воздух с металлическим привкусом больше не бил мне в ноги, не кусал кожу под пижамой, не трепал с яростью волосы.

Мы… парим?

Я медленно, всё ещё боясь, оторвала лицо от груди Асара и осмотрелась.

Да. Мы опускались. Плавно, почти беззвучно.

Будто невидимые руки держали нас и осторожно несли вниз.

Всё ещё не веря своим глазам, я повернулась к Асару, чтобы спросить его…
Но слова застряли в горле.

Его лицо словно окаменело.

И дело было не в магии, которую он использовал, чтобы не дать нам разбиться.

Он готовился.

Словно знал: как только мы ступим на твёрдую землю — на нас обрушится нечто ещё более страшное.

32. Цена ошибки

Асар

Я допустил ошибку. Грубую, непростительную.

Нельзя было оставаться в квартире Оракула — и я это прекрасно знал.

Все, кто хотел, уже вычислили, где она живёт, и нападение было лишь вопросом времени.

А после того, как дракон атаковал почти в открытую, сюда, как вороны на падаль, должны были слететься все, кто ещё только готовился к нападению.

Дракон, между тем, не успокаивался. Не думая о разрушениях и человеческих жертвах, он продолжал пробиваться вглубь здания, стремясь добраться до входа в шахту лифта.

С одной стороны, это было даже хорошо.

Дома в этом городе, хоть и выглядели хрупкими и излишне воздушными, на деле оказались достаточно крепкими.

Если дракон пролезет слишком глубоко, он может банально застрять — и тогда, чтобы выбраться, ему потребуются и время, и силы.

С другой стороны — если он всё же сумеет добраться до шахты и выдохнет пламя прямо в неё, нам не спастись.

Шахта слишком узкая. А значит, не спасёт ни её глубина, ни мощная вентиляция.

Пламя сожрёт всё.

Хоть я и замедлил наше падение, приземлились мы не слишком удачно.

Похоже, под нами оказалась та самая кабинка, которую местные называли лифтом и ради движения которой, собственно, и нужна была шахта.

Вот только крыша её была неровной, со множеством каких-то металлических креплений, тросов и совершенно незнакомых мне приспособлений.

— Ой, — перепуганно воскликнула Оракул — по-видимому, испугавшись или неудачно наступив на что-то.

Пришлось тут же вновь прижать её к себе крепче и, приложив палец к губам, предупредить:

— Тсс. Внизу оборотни. Нельзя, чтобы они нас услышали.

Это была правда.

Я слишком хорошо чувствовал запах псины и слышал тихие порыкивания оборотней между собой.

Их было не меньше десятка — а с таким количеством я бы точно не справился.

Нужно было искать обходной путь. И срочно.

Поспешно оглянувшись, я заметил закрытые створки дверей, ведущие на этаж выше.

Использовать магию для их открытия было рискованно — оборотни могли это почувствовать, и тогда обмануть их уже не получится.

Осторожно указав девушке на двери и дождавшись её понимающего кивка, я, стараясь не шуметь, шагнул к ним.

К счастью, двери поддались легко, и мы довольно быстро выбрались в коридор второго этажа.

Но теперь возникла новая проблема: как незаметно покинуть здание, не спускаясь при этом на первый этаж?

33

— Туда. — Оракул неожиданно потянула меня за руку в сторону уходящего в темноту коридора. — Там есть чёрный ход. Ещё одна лестница, она ведёт на крышу подземного гаража.

Я коротко кивнул — спорить времени не было.

Мы побежали, стараясь не создавать шума, но шаги всё равно отдавались в ушах сильнее, чем хотелось бы. Коридор заканчивался ничем не примечательной металлической дверью. Не сбавляя ходу, я врезался в неё плечом — металл скрипнул, дверь поддалась, и через мгновение мы оказались снаружи.

Свежий воздух ударил в лицо.

Пахло пеплом, гарью и битым бетоном. Над головой ревел дракон — уже не рядом, но и не слишком далеко.

Мы стояли на плоской крыше, которая покрывала подземный гараж. Теперь нужно придумать как незаметно спуститься на улицу.

Не сговариваясь, мы бросились к краю крыши. Вот только спуститься нам было не суждено.

Выглянув из-за парапета, я тут же отпрянул назад и рванул на себя чуть зазевавшуюся девушку.

Опять оборотни.

Пятеро или шестеро. То ли вторая часть стаи, что уже была в здании, то ли их конкуренты. В любом случае, уходить они точно не собирались — по тому, как нетерпеливо двигались, было видно, что они ждут сигнала.

Но была и хорошая новость: волки не всё время смотрели вверх, а через дорогу, в метрах десяти от нас, находилась крыша паркинга соседнего здания.

Это расстояние вполне можно было преодолеть по воздуху, вновь задействовав левитацию.

Главное — чтобы у меня на это хватило сил. Ведь кто знает, что ждёт нас дальше?

Сосредоточившись, я уже приготовился подхватить Оракула на руки и произнести заклинание, но в этот момент по ушам ударил жуткий, на грани визга вой.

А уже через секунду прямо на нас сверху что-то прыгнуло.

Баньши.

Узнавание вспыхнуло, как молния на краю памяти.

Самые жуткие создания из всех ведьм. Единственные, кто не гнушается убивать в открытую — они забирают жизни других, как пищу.

И единственные, к кому не стоило проявлять ни капли жалости.

Я едва успел среагировать. Удар сбоку — и уже в воздухе я видел искажённое злобой лицо ведьмы, с кожей, серой как пепел, и рваным балахоном, трепыхающимся, будто в нём бился ветер дыхания мёртвых.

Не теряя времени, я резко оттолкнул Оракула назад, к углу парапета.

— Спрячься! — рявкнул я, не оборачиваясь.

Внутри клокотал гнев. Это была не просто угроза — это был хищник, нацеленный на добычу.

Баньши, словно почувствовав вызов, заверещала.

Крик ударил в уши, как нож. Мир поплыл, сердце сбилось с ритма, магия в пальцах сорвалась, не успев сложиться в заклинание.

Тварь. Она знала, куда бить.

Я не стал пытаться перехитрить её магией — слишком рискованно. Вместо этого позвал его.

Намтар.

Холодный металл откликнулся моментально. Клинок прорезал воздух, лёг в ладонь с привычной тяжестью. Больше не было сомнений — только расчёт.

Ведьма рванула вперед первой. Когти — длинные, как серпы, мелькнули в воздухе. Я нырнул под удар, почти чувствуя, как ветер рассекается у щеки. Резко развернулся и полоснул снизу вверх. Не попал — только разорвал её лохмотья, но она отпрянула, закрутилась в воздухе.

Она умела летать.

Проклятье.

Её движения были хаотичны, но не безумны. Она давила криком, не давая сосредоточиться, и одновременно искала момент для нового броска.

Я ждал.

Когда она пошла в атаку — резко рванул вперёд, уклоняясь в последний миг, и рубанул клинком по руке, выверенной дугой. Металл вошёл в плоть. Раздался хрип, и брызнула чёрная кровь.

Но баньши не отпрянула. Она завизжала так, что небо дрогнуло, и вцепилась мне в плечо второй рукой. Когти прорезали кожу, я почувствовал, как течёт кровь.

Но боль — это не слабость. Это якорь.

Я подался вперёд, в упор, и вогнал клинок Намтара в её грудную клетку.

Жуткий визг резко оборвался, уступив место пугающей тишине.

Но было поздно — на крышу паркинга уже выходили оборотни.

34

Не оборачиваясь, я протянул руку.

Оракул поняла меня без слов и прижалась к моему боку — так крепко, что ткань заскрипела под её пальцами.

Я сделал шаг назад, к самому краю крыши.

Шанс, что оборотни, оставшиеся внизу, сейчас мчатся сюда, на крышу, был невелик. Но другого выхода у нас не было.

Пробраться в соседний паркинг незаметно уже не получится, а пытаться сделать это открыто — значит попусту тратить силы и время.

Еще один шаг назад — и я прыгнул.

Сжал девушку крепче, удерживая у груди, и направил силу вниз, под ноги. Магия заглушила удар, но не полностью: мы всё равно рухнули тяжело, но удержались на ногах. Гораздо хуже было то, что мои надежды не оправдались.

Оборотни.

Двое все еще были здесь. Один справа, другой левее. Они не побежали на крышу, как я надеялся. Остались — и теперь мчались прямо на нас.

Времени на заклинание не было. Да и нельзя было тратить силу зря — неизвестно, сколько ещё нам предстоит драться.

Я чуть развернул девушку вбок, ближе к стене.

— Не отпускай, — бросил коротко.

Она вцепилась в меня, и в следующую секунду я выхватил клинок.

Намтар будто ожил в моей руке — металл засветился, вибрируя в такт моему сердцебиению. Волк справа прыгнул первым — я шагнул ему навстречу, ударил коротко, без замаха. Лезвие вспороло брюхо, горячая кровь брызнула на куртку, но я уже развернулся ко второму.

Он был крупнее и хитрее — не бросился сразу, а зашел дугой, и я понял, что хочет обойти с фланга.

Не дал. Развернулся резче, чем он ожидал, и клинок снова вспыхнул в движении. Волк завыл, но увернулся — царапнул когтями мне плечо.

Боль обожгла, но неглубоко. Ответный удар оказался точнее: я всадил Намтар в бок и толкнул, пригвоздив зверя к земле.

Резко выпрямился.

— Бежим.

Она кивнула — глаза расширены от ужаса, но пока еще держится.

Я схватил её за руку и потащил за собой, прочь от лежащих тел, к дороге, освещенной фонарями. Мы были всё ещё в ловушке, но теперь — хотя бы живы.

Мы бежали по пустынной улице, срывая дыхание в ночной тишине. Асфальт под ногами блестел от сырости, воздух пах пылью и гарью. Я не знал, куда. Просто бежал — прочь от здания, прочь от волков, прочь от всего, что только что обрушилось на нас.

Главное — уйти. Сначала — уйти.

Свернули за угол, пересекли узкую улицу и почти сразу наткнулись на стоянку. Чистую, аккуратную, но с достаточным количеством машин, чтобы их запах хоть как-то скрыл наш собственный и сбил оборотней со следа.

Во всяком случае я на это надеялся.

Добежали до конца — и упёрлись в забор.

Старая металлическая сетка, натянутая между бетонных столбов. Перелезть можно, но времени было в обрез.

Я прыгнул первым, ухватился, подтянулся — и легко оказался по ту сторону.

Она — нет.

Повисла на середине забора, ногой зацепившись за проволоку.

Я протянул руки:

— Давай.

Она схватилась за меня, и я перетянул её одним рывком.

Лёгкая. Ткань пижамы зашуршала, она чуть не выскользнула — но я удержал.

И тут заметил.

Ноги. Голые, порезанные, в пыли и грязи.

— Прекрасно, — пробормотал я себе под нос. — Босиком. Просто идеально.

С такими ногами она не пробежит и квартала.

Но в этот момент я услышал звук — низкий, ритмичный, металлический.

Где-то поблизости проходил поезд метро.

Я замер, прислушался. Да. Слева. Не дальше двух кварталов.

— Сюда! — бросил я, и мы снова побежали.

Но теперь я хотя бы знал, куда.

35

Станция встретила нас гулкой пустотой и тусклым светом ламп под потолком. Бетонные стены, запах пыли и усталый скрежет где-то уходящих вдаль рельсов.

Пусто. Только один охранник у турникета. Сонный, в наушниках, с кружкой кофе на столике. Он даже не поднял глаза, пока мы не подошли ближе.

Я коротко махнул рукой, — «Спи», — и магия скользнула вперёд, как тень.

Мужчина дернулся, моргнул… и осел в кресле, вяло столкнув кружку на пол.

Простой человек. Не стоило тратить на него больше пары слов.

Я обернулся.

Оракул стояла рядом, съежившись, словно совсем обычный человек обхватив плечи руками. Пижама была порвана, а по щиколоткам тянулись тёмные следы. Голые ноги дрожали.

Я выругался и подошёл к охраннику.

— Что ты… — начала она, но я уже рвал с мужчины куртку и рубашку. Потом брюки.

— Одевайся, — сказал я резко.

— Нет, — отшатнулась она, — я не могу. Это… чужое!

— Лучше чужое, чем кровь из ступней, — я кинул ей одежду. — Быстро.

Она дрожала. Хотела возразить. Но всё же, скрипя зубами, надела чужую рубашку и натянула поверх куртку.

Брюки — закатала как могла, удерживая их руками.

Ботинки… Я посмотрел — и покачал головой.

— Слишком велики. Снимай. Только упадешь.

Она подчинилась, насупившись.

В этот момент послышался приближающийся гул — и через минуту на станцию вкатился поезд.

Двери со звоном открылись. Внутри — тусклый свет, старый пластик сидений и тишина. Только в дальнем углу, под окном, сидел бродяга — развалившись поперёк сидений, с бутылкой у ног.

Он храпел. Громко и вразнобой.

Я только покосился на него и кивнул ей:

— Пошли. Он нас не заметит.

Мы вошли. Я усадил её на ближайшее сиденье и встал рядом. Поезд вздрогнул и медленно тронулся, унося нас вглубь города.

Поезд с гулом нёсся через тёмный, спящий город, но долго оставаться в покое нам было не суждено.

— А ботинки почему не взяли? — раздался хриплый голос сбоку, там, где спал бродяга.

Я обернулся.

Тот потянулся, поднял бутылку, встал и, покачиваясь, направился к нам.

— Ботинки — самое ценное, — продолжил он, чуть не завалившись на сиденье.

— Были велики, — ответил я и опустил руку, с которой уже было готово сорваться заклинание.

В этом пьянице было что-то, что заставило меня остановиться. Какая-то простая искренность, полное отсутствие лжи. А ещё — от этого обычного, без малейшей искры магии человека тянуло такой мощной, почти обволакивающей обыденностью, что на миг даже стало спокойно.

— Так вы что, бросили их? — он уставился на ноги Оракула в чужих носках. — Вы его хоть не убили? А то мокруха — это плохо. Это не про меня.

— Усыпили, — коротко отрезал я. — Проспит спокойно до утра, потом пойдёт домой.

— О-о! — бродяга посмотрел на меня с уважением. — Это вы хорошо придумали. Но ботинки оставили зря.

Что он имел в виду, я не понял. Но в этот момент поезд остановился, и двери вагона с тихим шелестом разъехались в стороны.

Бродяга глянул на них, икнул, сделал глоток из бутылки и тыкнул её мне. Затем наклонился, стащил с ног старые, грязные и явно маленькие ему тапочки — и молча вышел из вагона.

С тихим шелестом двери за ним закрылись.

— Обувай, — приказал я Оракулу, наблюдая через окно отъезжающего поезда, как бродяга направляется к вагонам поезда, идущего в обратную сторону.

— Но они же грязные. И он был пьяным, — вновь начала хныкать девушка.

— Обувай, — со вздохом повторил я. — Сейчас лучше не найдём. А то, что от них воняет — даже хорошо. Перебьёт запах крови.

36

Мы проехали несколько станций без происшествий. Метро качало, гремело, за окном мелькали тусклые огни, а я чувствовал, как с каждой минутой уходит напряжение, оставляя после себя тяжёлую, вязкую усталость.

Оракул сидела, поджав ноги, в чужой одежде, сжавшись в комок. Она не говорила ни слова — просто смотрела в пол и дрожала, то ли от холода, то ли от всего, что случилось.

Я и сам чувствовал, как внутри всё оседает. Первый рывок окончен, но до настоящей передышки было ещё далеко.

Оставаться в вагоне дольше было глупо. Те, кто охотились на Оракула, уже наверняка нашли станцию, с которой мы уехали. И охранника, и пьяницу. Если не убили — допросили. А если допросили, значит, уже шли по следу.

Я вздохнул и, склонив голову, вытянул остатки силы. Немного — но достаточно.

Когда поезд остановился на станции Озерной, из вагона вышла пожилая пара. Он — в бежевом пальто, она — в платке и длинной юбке, опирающаяся на трость.

Мы шли медленно, как и полагается старикам, направляясь к выходу в сторону подземного перехода, соединяющего торговый центр и офисные здания.

Не многочисленная толпа почти не обращала на нас внимания. Иллюзия держалась.

Все это время, пока мы шли, я подменял не только облик, но и запах. Очищал воздух вокруг нас от следов крови и пота. Замывал магические отпечатки. Это отнимало силы, но давало хоть немного шанса.

Оказавшись в коридоре, и убедившись, что нас никто не видит, я незаметно иллюзию.

Теперь мы выглядели как двое широкоплечих мужчин — один в тёмной куртке, другой в бейсболке, с телефоном в руке и наушником в ухе. Мы не спешили, шли размеренно, будто просто возвращались с ночной смены.

Когда мимо нас прошла пара полицейских — ничего не произошло. Один только скользнул по мне равнодушным взглядом, и это было всё.

Мы свернули в боковой коридор, прошли мимо заклеенного рекламами плакатами служебного помещения, и там, скрываясь от камер, я сменил иллюзию ещё раз.

Теперь мы были подростками — две девчонки, в толстовках, с рюкзаками. Это казалось смешным, но чем меньше логики, тем сложнее найти закономерность.

Я знал, куда веду Оракула. Где-то здесь должен был быть один из закрытых складов. Старая дверь, которую я заметил ещё в прошлый раз, когда я обустраивал для себя убежище. Тогда я не стал использовать этот путь, оставив его как запасной. Сейчас — пришло его время.

За очередным поворотом я остановился, прислушался.

Тихо. Только шум вентиляции и удалённые шаги. Я подошёл к двери, повёл рукой — замок щёлкнул, и створка бесшумно приоткрылась.

Мы вошли. Пространство за дверью было тёмным, пахло пылью и металлом. Старое складское помещение — пустое, с металлическими стеллажами и полом из рифлёного железа. Здесь давно никто не работал.

Я закрыл дверь за нами, опёрся на стену, глубоко выдохнул и на миг закрыл глаза.

Иллюзии растворились. Силы оставили меня почти полностью — осталась только крошечная искра. Но этого хватит. Должно хватить.

— Все в порядке? — тихо спросила Оракул.

Я кивнул.

— Пока да.

Через пять минут мы найдём люк в грузовой тоннель. А потом — вниз. Ни камер, ни света, ни следов. Только мы, мрак и забытые ходы под городом.

37

Вход был в одной из комнат складского помещения, заваленной старым хламом — проржавевший люк в полу, с облезшей маркировкой. Я откинул его, и в лицо ударил холодный, пыльный воздух. Слабый металлический скрежет напомнил мне, что спешить нельзя: звук здесь тянется по туннелям, как кровь по венам.

Я первым начал спуск, проверяя на ходу каждую перекладину ржавой лестницы. Она казалась древней, покрытой слоем вековой пыли и соли. Лестница обрывалась метрах в двух от пола, прямо над заброшенной веткой, рельсы которой почти исчезли под гниющими шпалами и пыльной осыпью.

— Спускайся, — бросил я, запрокинув голову вверх.

— Но там темно, я ничего не вижу, — голос Оракула был полон страха.

— Спускайся на ощупь, я подхвачу, — ответил я стараясь говорить спокойно и уверенно. Сейчас было не время для сомнений.

Она спустилась до самого края, стиснув пальцами перекладину. Я встал ниже, вытянул руки. Ее босые ступни на секунду зависли над пустотой, а потом она прыгнула — и я поймал её.

В темноте тело в моих руках казалось тоньше и легче, чем я ожидал. Горячее. Она вздрогнула, и её руки судорожно вцепились в меня. Сквозь тонкую ткань чужой рубашки, что болталась на ней, я ощутил её тепло — живое, обжигающее.

Это был не страх. Это было… что-то другое.

Сердце бешено заколотилось, выбивая тревожный ритм.

Раньше — всё это время — она была просто грузом, необходимостью, частью задачи.

Выжить. Скрыться. Увести.

Но в этот миг… я потерялся. Запах её кожи, смешанный с пылью, потом и чем-то едва уловимым, сладким, будто воспоминание из снов. Её щека коснулась моей, и по позвоночнику прошёл жаркий ток.

"Поцелуй её", — пронеслось в голове.

Я вцепился сильнее, будто хватка могла удержать не только её, но и самого себя. Я не знал, мои ли это мысли. Или это остатки чужих — из прошлого, из ритуала. Или что-то темное, глубоко во мне.

"Убей", — тут же сказал голос. Другой. Чужой. Холодный.

Я резко отстранился, поставил её на ноги.

— Идём, — хрипло приказал, пугаясь собственного голоса. — Осторожно. Здесь рельсы. Не спеши.

Но она сделала едва два шага — и сразу споткнулась. Тихо вскрикнула, схватившись за мою руку.

— Темно… Я ничего не вижу, — прошептала, прижимаясь ближе.

Я устало закрыл глаза.

Нужно было идти быстро. Осталась всего пара переходов до моего убежища. На нем стоит полноценная защита, там я смогу укрыть нас, хоть на время. Другого места спрятаться, отдохнуть и банально накопить сил, просто нет

— Хорошо, — выдохнул я. — Пошли по-другому.

Я поднял её на руки.

И тут же пожалел об этом.

Запах окутал меня, накрыл с головой. Её тело лежало в моих руках, как будто я держал ее так далеко не в первый раз.

Тёплая, уставшая, хрупкая — и такая настоящая.

Внутри меня что-то рванулось. Желание. Необъяснимое, дикое. Голодное.

Я стиснул зубы.

Сейчас не время.

38

Я нёс её долго. Слишком долго.

Каждый шаг отдавался болью в ногах, в спине, в груди. Но больше всего — в голове.

Я гнал от себя мысли. Все до единой. Особенно те, что касались её. Уговаривал себя, что это просто последствия боя, магической перегрузки, усталости. Что стоит лишь отдохнуть — и всё встанет на свои места.

Мы перешли в смежный туннель, где в одном из тупиков была дверь. Старая, проржавевшая, но толстая. Когда-то, возможно, это была часть технической зоны, потом всё забросили. Идеальное место для убежища. Как только я нашёл её, сразу наложил защиту — слабую, но скрывающую вход от глаз. И запаха. И магии.

Руки были заняты, поэтому я уткнулся плечом в металл, толкнул. Дверь открылась со скрипом, и я вошёл внутрь.

Коморка была крошечной. Один угол — завален мусором, в другом — импровизированная лежанка. Несколько старых досок, покрытых всем, что я смог найти за пределами туннеля: тряпьё, обрывки одеял, один разорванный мешок с сеном. Над всем этим — тусклый свет старой лампы, свисающей прямо на проводах с потолка. Она лишь мерцала, но горела, но в любом случае это было лучше чем полная темнота.

Я опустил Лину на лежанку. Она вздрогнула от холода, инстинктивно сжалась. Я отвернулся, склонился к табурету у стены и выдохнул.

На миг меня обдало жаром стыда.

Это всё, что я мог ей предложить. Грязный угол. Полусгнившие тряпки. Холод и пыль. После всего, через что она прошла — она заслуживала куда большего. Хотя бы тишину, тепло и чистую воду.

Я сжал пальцы. Стыд — слабость. Здесь безопасно. Это главное.

Она приподнялась, глядя на меня с лежанки.

— Асар… ты ведь тоже устал. Ложись. Я могу сесть, честно, — сказала она, шёпотом.

Я покачал головой.

— Нет. Ты ложись. Лежанка узкая, я тебя с неё точно столкну. А на табурете я справлюсь. Я привык спать там, где приходится.

Она прикусила губу, всё ещё колеблясь.

— Но мне как-то… неудобно. Ты устал намного больше меня. Ты дрался…

— Мне — всё равно, — отрезал я, глядя мимо неё. — Нам нужно отдохнуть. Это важнее.

Я услышал, как она медленно опускается обратно, как хрустит доска под её телом. Тихо вздохнула, зарылась лицом в тряпьё.

Я сел, откинувшись на холодную стену. Мышцы ныли, голова была тяжёлой, а пальцы подрагивали от того, что я слишком долго держал в руках живое, тёплое, неприкасаемое.

Свет лампы бросал на стену рваные тени.

Я не смел взглянуть на неё.

— Как твоё имя? — решился я спросить девушку.

Это было странно. Я не знал её имени, но всё это время оно будто вертелось на кончике языка, словно я когда-то уже знал его. Очень хорошо.

— Лина, — тихо ответила она, и тут же, с какой-то невыразимой грустью, добавила: — Энлина.

— Хорошо, — коротко кивнул я, не открывая глаз. И сразу, больше себе, чем ей, приказал:

— А теперь спать.

39. Храм

Асар

— Асар, — из-за лёгкой занавески послышался звонкий, но приглушённый смех. — Ну же, Асар, поймай меня!

Лёгкий шелест шагов скользнул за угол. А по моим губам скользнула улыбка.

Шалунья.

Сейчас было совсем не подходящее время для игр, но я не смог удержаться от соблазна.

Отложил в сторону меч и точильный камень, поднялся на ноги.

Я шёл бесшумно. Ступал, словно зверь, крадущийся за жертвой.

Вот только свою жертву я не собирался рвать на куски.

Зацеловать.

Залюбить — до сорванного хрипа, до невозможности дышать, думать, чувствовать.

Я остановился у расходящегося в разные стороны коридора.

Не потому что не знал, куда идти. Где находилась Лина — я знал всегда. Чувствовал её, как зверь чувствует свою пару.

Я просто хотел, чтобы она вернулась. Чтобы подумала, что я растерялся, что не знаю, куда она пошла.

Звуки шагов впереди остановились.

Она не решалась. Не знала, как ей быть дальше.

А потом осторожно, на цыпочках, пошла назад.

Я чувствовал, как она снова замерла за поворотом, как игриво прикусила губку, а потом всё же выглянула. И, увидев меня, тут же отпрянула.

Это была игра.

Мы оба играли, дразнили, подзадоривали друг друга.

И мы оба бежали, чтобы быть пойманными.

Я шагнул за поворот — но коридор был уже пуст.

Лишь лёгкий смех вдалеке и её умопомрачительно сладкий запах говорили о том, что секунду назад она всё же была здесь.

Ещё один поворот — и я вышел во внутренний дворик.

Легко скользнул в тень апельсиновых деревьев, прямо к фонтану.

Она делала вид, что не видит меня. Что рыбки в воде забрали всё её внимание.

Я подошёл.

Обнял её за талию, заставляя развернуться, и крепко прижал к себе.

— Асар… — только и успела она выдохнуть, прежде чем я накрыл её губы горячим поцелуем.

Она тут же ответила — так, как будто ждала этого всё утро.

Я почувствовал, как её руки скользнули к моей шее, как дрогнули пальцы, сжались на ткани рубашки.

Я утонул в ней.

Во вкусе. В запахе кожи. В том, как быстро застучало её сердце — и как откликнулось на это моё.

— Асар, — тихий, но строгий голос за спиной заставил меня остановиться.

Лина вздрогнула.

— Ты мне нужен, Асар.

— Хорошо, — выдохнул я, стараясь не подать виду, насколько был расстроен.

Лина виновато вжала голову в плечи, но я не хотел, чтобы она переживала.

— Иди, — шепнул я, легко касаясь её губ. — Я скоро вернусь.

С этими словами я отпустил Лину и развернулся к Хранителю.

Как же не вовремя всё.

40

Хранитель, не оглядываясь, шёл вперёд. Я молча следовал за ним.

В груди разрасталось чувство надвигающейся опасности — словно с каждым шагом я не просто всё дальше уходил от Лины, а отрывал её от собственного сердца.

И всё же я шёл.

Тёмными, длинными коридорами с низкими потолками. Всё ниже и ниже — вглубь земли.

— Сюда, — коротко проговорил Хранитель, открывая заклинанием тяжёлую каменную дверь.

Не успел я шагнуть следом, как на меня с грозным рыком кинулся огромный оборотень.

Его мощные челюсти клацнули всего в паре сантиметров от моего лица.

— Не надо! — резко остановил меня Хранитель, когда я инстинктивно замахнулся. — Это лишнее.

Тут же загремела тяжёлая цепь, и только тогда я заметил, что оборотень был прикован к стене — как обычный цепной пёс.

— Проверяешь мою реакцию? — зло рыкнул я, пока Хранитель закреплял цепь, чтобы бешеный зверь не мог нас достать.

— Не твою, — хмуро отрезал он, проходя прямо перед мордой оборотня.

Тот даже не взглянул на него — всё внимание было обращено на меня. Оскалившись, он яростно дёргал цепь, вновь и вновь пытаясь сорваться.

Я не сразу понял, что именно имел в виду Хранитель.

Он подошёл к грубосколоченному столу, стоящему в глубине комнаты, открыл стоявшую на нём шкатулку и, не оборачиваясь, бросил за спину платок.

Оборотень рванул к нему так, что мне показалось — по стене, к которой он был прикован, пошли трещины.

Он успел поймать платок за самый уголок — и через мгновение от него не осталось даже ниточки.

Не проглотил — просто изодрал своими громадными зубами до трухи.

Но самым страшным было не это.

Я узнал, чей это был платок.

— Он кинулся на меня из-за её запаха… — пробормотал я, бессильно опираясь на противоположную стену.

— Из-за человеческого запаха, — с глубоким, почти отчаянным вдохом поправил меня Хранитель. — А это значит, у них есть что-то, что указывает на то, кто она.

Во мне всё оборвалось.

Что-то невидимое, но важное, связующее, будто лопнула нить, на которой держалась последняя надежда.

Я мог бы умереть за неё — не колеблясь, без жалости к себе. Но теперь это казалось ничтожным. Слишком мало. Смерть — это просто.

А ей нужно было жить. Быть в безопасности. Дышать свободно.

Вот только я не мог ей этого дать.

Я стиснул зубы. В груди поднималось чувство, в котором смешались страх и беспомощность.

Я чувствовал, как враг всё ближе, всё увереннее. Как этот оборотень, как темный зверь, почуявший след — он не остановится. Он идёт по запаху. По Лининому следу.

Он придёт.

И я могу просто не успеть его остановить.

На секунду в глазах потемнело.

Я не знал, сколько прошло времени, пока холодная ярость не вытеснила всё остальное. Неужели это всё, на что я способен? Стоять, дрожать, думать?

Когда она может погибнуть.

Нет.

Всё моё существо охватила злость. Она сжигала изнутри, раскаляя кровь. Эта ярость не была слепой. Она была цельной, чистой, направленной — и она требовала выхода.

Я вытащил кинжал.

Тот самый, что всегда носил при себе — в ножнах, у пояса. Сталь блеснула в полумраке. Звук лезвия, выскользнувшего из кожи, был резким и окончательным.

Я шагнул вперёд, забыв обо всём. О Хранителе. О правилах. О цепях.

Мир сузился до одного — до зверя передо мной.

41

— Асар! — полный отчаяния крик Лины донёсся словно издалека. — Нет! Пожалуйста! Не делай этого!

Перед глазами всё плыло, в голове звенело, а оборотень, которого я держал за горло, совершенно по-человечески, пахабно ухмыльнулся.

Нет. Я должен его убить. Это единственный способ спасти Лину.

— Асар!

Реальность разваливалась на куски, словно когтями утаскивая меня в какое-то другое, искажённое пространство.

Но я должен!

Я упрямо старался сосредоточиться, удержаться, но…

— Асар… — услышал я тихий, затухающий всхлип.

В тусклом свете мерцающей лампы на меня смотрела Лина глазами, полными слёз. А я… Я нависал над ней, сжимая в руках клинок Намтара, собираясь вонзить его в её сердце.

— Пожалуйста, — прошептала она, закрывая глаза, из которых катились крупные слёзы.

— Убить! — с яростной силой взорвалось в моей голове.

Но я уже отбросил кинжал и сам резко отскочил в сторону.

Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось, будто я пробежал десятки километров.

А в голове всё кричало:

Убить! Убить! Убить!

Я вцепился в собственные волосы, желая вырвать из себя этот голос.

Он не мой! Это не я. Не моё желание. Я не палач.

Не выдержав, я размахнулся и со всей силы врезался затылком о стену.

Не помогло.

Чужой "я" в моей голове продолжал приказывать убить Оракула.

— Ты — Оракул? — повернулся я к Лине, чтобы хоть как-то заглушить этот жуткий голос.

Она сидела, забившись в угол, обхватив себя руками. Слёзы стекали по её щекам, а губы мелко дрожали.

На мой вопрос Лина покачала головой.

— Нет, — еле слышно прошептала она. — Я человек. Простой человек.

Это было правдой.

В Лине действительно не чувствовалось ни капли магии. Она не лгала. Но то, как она ответила…

Это натолкнуло меня на одну мысль.

— Но ты знаешь об Оракуле?

Когда я только вышел из склепа, я не знал, что люди больше не знают о таких, как я. Это казалось странным, ведь я чувствовал — должно быть иначе.

Сначала я подумал, что причина в том, что я остался последним из тех, кто владеет магией.

Но довольно быстро понял: другие просто прячутся. Живут среди людей, но не используют магию открыто, скрывая, кто они на самом деле.

А люди… они просто не знали, что не одни в этом мире.

И если Лина действительно простой человек, как она утверждает, она не может знать об Оракуле.

— Я жила в храме, — всё так же тихо ответила Лина. — Я была простой прислужницей. Нас было много таких, больше десяти. Но я никогда не видела Оракула. Нас даже не подпускали к главному залу. Мы просто делали обереги для гостей храма. И всё.

Обереги…

Я покосился на браслет, который так и не успел снять, когда в спальню Лины ворвался дракон.

И вспомнил, как она говорила о нём во сне.

— Отведи меня в храм, — приказал я, вновь посмотрев на неё.

— Но… — Лина заметно растерялась. — Он ведь на другом континенте. И… я не уверена, что он вообще существует. Это было так давно…

И снова она не лгала.

— Неважно, — махнул я рукой. — Пусть даже от него остались одни развалины. Я должен туда попасть.

И вспомнить…