Убиться веником, ваше высочество!

Глава первая

Первый раз в жизни я кричала на человека, не видя его лица. Причем мы находились нос к носу, а крик был вызван не конфликтом.

— У нас нет мест! — нетерпеливо проорал мужчина в два сантиметра между приспущенным стеклом и уплотнителем, и я его прекрасно понимала. Я заставила его выйти под проливной дождь — сама-то я сидела в машине. — Но я могу запустить вас во двор. Устроит?

— Да, конечно, спасибо! — с облегчением завопила я в ответ и поспешно ткнула кнопку электростеклоподъемника. Пусть машина не моя… через щель залилась куча воды, и чистки и трат не избежать. Но неважно.

Мой спаситель в брезентовом плаще до пят пошел открывать ворота. Ливень был такой, что я моментом потеряла его из виду — ворота тоже, но я стояла прямо перед ними и врезаться в стену никак не могла. Спасибо, приятель, я заночую в машине, ехать в такую погоду нельзя, не написав завещание.

Мужчина вернулся, стукнул в стекло, махнул рукой, наклонился, всмотрелся в меня, а я в него. Здесь, далеко от хоженых мест, люди другие — хозяину, а может, администратору придорожной гостинички я дала бы лет шестьдесят пять, но хорошие, крепкие шестьдесят пять, таким шестидесяти пяти можно завидовать, когда тебе самой на пятнадцать лет меньше. Он отступил, несколько удивленный тем, что увидел в салоне, я от досады закусила губу. Ладно, сейчас разберемся.

Противотуманные фары освещали выложенную камнями дорожку сантиметров на тридцать вперед, но этого мне хватило. Я поставила машину на ручник, выключила противотуманки, оставив габаритные огни, и уже собралась откинуть спинку сиденья и поспать, как мужчина постучал в окно снова. Я приспустила стекло.

— Знаете… я, кажется, смогу найти для вас место, — прокричал он немного заискивающе. Черт. — Откройте багажник, я возьму ваши вещи, переоденетесь, вы же сейчас вся промокнете.

Я кивнула и сделала, что он просил. Что-то придумаю, ночевать в постели, какой бы она ни была, лучше.

Шаг на улицу, и меня смыло. Ливень стал еще сильнее, вдали прогрохотало, мой спаситель что-то крикнул — но нет, чтобы разобрать его слова, приходилось напрягаться не на шутку, — я натянула капюшон куртки на глаза, пискнула ключом и прыжками по лужам кинулась туда, где расплывчатыми бледными пятнами светили окна мотеля.

Я прошла в гостиницу первая. Место не из тех, к которым я привыкла за последние несколько лет, да и вообще привыкла, но что делать? Испытывать благодарность. Хозяину и так придется извернуться, чтобы не нарушить какие-то правила и устроить меня на ночлег, а здесь сухо, тепло, очень чисто, хотя и скромно до невозможности, но какое дело здравомыслящему человеку до роскоши и понтов?

Мужчина прошел в дверь вместе с моим чемоданом, поставил его, обстоятельно отряхнул плащ, повесил на вешалку и улыбнулся. Я тоже улыбнулась — виновато, потому что воды с меня успело натечь.

— У меня тут все забито грибниками и туристами, — он смущенно почесал бровь, проигнорировав лужу подо мной, — и так расселил по пятеро в номере… Но пустует комната отдыха администратора. А у горничных есть диванчик. Денег я с вас за это, конечно, не возьму.

Вот это «конечно» мне не понравилось. Ну еще бы. Или я ошибалась?

— Там сможете просушить вещи, есть где. Пойдем? — предложил он. — У горничных поудобнее, если вас не смутит запах. Все-таки их одежда пахнет химией, да и в шкафах всякое стоит…

— У меня нет аллергии, не смутит.

— Ну вот и отлично. — Он перехватил чемодан, открыл передо мной дверь на лестницу. — Хорошо, что вы до нас добрались. Такая погода! Давно не было подобных бурь.

Горы, пожала я плечами. В общем, да, погода мне здорово плюнула в душу. Мне нужно было добраться до соседнего федерального центра, а самолеты, естественно, не летали — ни в аэропорту вылета, ни в аэропорту назначения. Сутки у меня еще были, высплюсь и завтра снова в путь.

— Что там гремит? — спросила я, останавливаясь на ступеньках и прислушиваясь. — На грозу непохоже.

— Горы, — теперь плечами пожал он. Горы, не спорю, но мне не нравился этот звук. И не очень нравилось выражение лица моего сопровождающего. — В непогоду всегда так. Сюда. Кстати, я Андрей Игоревич.

Ах ты хитрый су…

— Тина, — представилась я. — Просто Тина. Не люблю официоз.

И обворожительно улыбнулась. Потому что действительно так — если официально, будьте добры обращаться ко мне «госпожа Маринова», никакого имени-отчества. Раздражает и напоминает о прошлом, которое не стоит с настоящим мешать.

Андрей Игоревич поскучнел. Но мы уже стояли на пороге комнатки горничных, давать задний ход и отправлять меня обратно на улицу было поздно.

— Вы очень похожи на…

— Знаю, — кивнула я, пытаясь не взбеситься. — Что похожа. Даже погуглила, кто это такая. Если бы я зарабатывала столько, сколько она, сделала бы пластическую операцию. Возможно, это она должна делать, не я, но ведь ей платят в том числе за лицо, так что… я уступаю.

Андрей Игоревич шутку оценил и главное, что поверил.

— Извините, я правда очень устала. Вон диван, тут и лягу, не беспокойтесь. Спасибо вам и спокойной ночи.

— А… — начал было он, когда я закатила чемодан в комнатку.

— Мы даже не родственники, — помотала я головой и закрыла дверь. Снова грохот, но теперь некому было вызывать у меня подозрения тем, что ему причина известна, а мне — нет.

Глава вторая

— Стой, Жано!

Старшая девочка испуганно вскинула худые руки в цыпках, а я побоялась надеяться. Я только что один раз умерла, ведь иначе не объяснить, как я совершенно сухая, одетая черт знает во что, лежала на полу в странном доме — странном, потому что здесь должны быть следы селя, но их нет.

И эти четверо слегка вымокли, но не так, как должны бы под ливнем. Дождь прошел, да, но несильный.

Не отбирайте у меня эту новую жизнь, что вам стоит?

— Она же ничего не расскажет? — сдавленно продолжала девочка, убеждая то ли себя, то ли своих товарищей.

Я помотала головой. Неприятное ощущение, и ничего не поделать. Их четверо — ладно, двое, но двое парней намного сильнее и крепче меня, и драпать мне некуда. Когда мы уезжали на съемки, нам повторяли: будет опасность — любая, где угодно, какая угодно, уходите, не ввязывайтесь. Правда, бывало, что туристы и походники натыкались на беглых заключенных, и тогда…

Это преступники? Боже, они же дети.

— Я ничего не скажу. Я… — пообещать что угодно. Еды? Воды? А есть ли и то, и другое? Есть ли вода и еда у меня? — Я вас не выдам.

Жано подумал и спрятал нож.

— Когда меняется стража? — спросил он отрывисто.

Я дернула плечом. Прости, брат, но я знаю обо всем куда меньше, чем ты можешь представить.

— Нам нужно пройти в… — начал парень, стоявший за мной, и на него зашикали все разом.

— Ты с ума сошел? Зачем ты ей это говоришь? — прошипела старшая девочка.

— Вы думаете, она совсем дурочка? — с невеселым смешком отозвался мой страж. — Она не знает, куда бегут рабы из Бежатона? Кто этого не знает, Лили?

Рабы?.. Я всмотрелась в их ошейники. Как им удалось бежать? Впрочем, какое мне дело, моя задача самой уцелеть, потому что этим ребятам терять нечего. И я не уверена, что могу им помочь, что-то сделать даже для девочек. Мне что-то — босые ноги и сон на полу? — подсказывает, что я ничего не могу, что мое положение лучше, но ненамного.

— Я не знаю, — вдруг сказала младшая девочка, и парень наконец отпустил меня, сделал шаг в сторону и присел на корточки, протянув к ней руки.

— Иди сюда, Марибель… — пригласил он, и малышка — ей не больше десяти лет, и у нее на шее ошейник, но нет, слава всем богам, жутких шрамов! — не стала упрямиться. — Иди сюда. Мы бежим в Астри. Там, в Астри, нас никто не преследует. Никогда. Там мы все будем свободными. Поняла?

Он взял ладошки девочки в свои, а у меня защемило сердце. Мне показалось, что маленькая Марибель все прекрасно понимает и помнит, но отчего-то ей важно слышать эти слова снова и снова. Может быть, они ей дарят призрачную надежду.

Она знает, что они никогда не окажутся в Астри?..

— Если вдруг, — продолжал парень, не сводя с Марибель взгляда, — что-то случится со мной, с Лили или с Жано, ты должна добраться до Астри. Должна. Обещаешь? — И он повернулся ко мне, сверкнув глазами — куда делась нежность, с которой он только что говорил: — Ты… принеси нам что-нибудь, чтобы снять ошейник.

Я не придумала ничего лучше — или даже не потрудилась подумать.

— У вас же есть нож?

Парень — Эрме? — ухмыльнулся.

— Он не поможет. Нужно что-то более крепкое. Хотя бы… — он помрачнел. — Хотя бы снять ошейник с моей сестры. Потому что наши уже не снять, Лили! — он крикнул, хотя и прозвучало негромко, на старшую девочку, попытавшуюся возразить. — У нее больше шансов добраться до Астри!

— Больше шансов, — хохотнул Жано с нотками истерики. — Как ты наивен, Эрме. Будь честен с самим собой, шансов нет ни у кого из нас.

— Мы уже сбежали от господина Занотти, — горячо заговорил Эрме, но я перебила его:

— Я посмотрю?

От того, что будет дальше, зависит многое. Эрме окидывал меня мрачным взглядом — свеча отбрасывала тени на его лицо, и выглядел он угрожающе. Совсем молоденький паренек, если вспомнить, сколько мне лет, годится мне, в общем, во внуки, но… а сколько мне все-таки лет? Все четверо обращались со мной как девчонкой. С меня стерли лет сорок, словно салфеткой?

Не бояться, не показывать страх. Эрме неохотно кивнул.

— Я осторожно, — пообещала я, приседая перед маленькой Марибель. Я была — стала? — ниже ростом, непривычно. — Не бойся.

Видимо, ошейник на нее надели не так и давно, он был ей велик, болтался на шее, не натирал, не причинял неудобств и боли. Я подумала, что, возможно, рабам меняют ошейники, но лишь когда несчастные начинают задыхаться… Нет, разрезать его не получится. Ошейник кожаный, но — я подцепила ногтем край — между двумя слоями кожи металл, и даже если удастся чудом срезать кожаную часть, металл останется.

Я опустила руки и покачала головой.

— Знаешь, что тебе будет за то, что ты помогаешь нам? — спросил Жано. Я опять покачала головой. — Тебя выволокут на площадь и будут прилюдно пороть. Обычно порют до смерти. В Комстейне нет рабов, но между нашими королями договоренность. Тебя могут наказать.

— Пусть накажут.

Мне стало все равно. Что у меня осталось? Ничего. Я не знаю, кто я, как меня зовут, и все говорит мне, что я не рабыня, но… бесправная нищенка, и вряд ли мне самой есть где жить и что есть. Я опустила взгляд на свою юбку: грубая, обмотанная вокруг моей талии дважды, чужая, поношенная; рубаха не по размеру давно почернела, ноги… а, про мои ноги не стоит и упоминать.

Глава третья

Сопротивление должно быть своевременным и более продуманным, чем мнимая покорность, иначе цена ему высока. Я ничего не могла противопоставить двум здоровенным мужикам, вооруженным мечами, сидящим на лошадях, потому что ведро, мое единственное оружие, я в них уже запустила. За стражниками власть, сила, скорость и знание этого проклятого города, за мной — ничего ровным счетом. Я старалась в отчаяние не впадать, лежала, вдыхала воздух сквозь зубы, терпела боль, пыталась не поддаваться ощущению тошноты и думала.

Куда они меня тащат, в кабак — сомнительно, у меня такой вид, что даже матрос предложил свое общество больше из жалости. На органы? Исключено. Рабства здесь нет, а стражники слишком открыто декларируют мое похищение. Что тогда, на кого, как они выяснили, я похожа, и чем мне это сходство-счастье грозит?

Пока у меня нет шанса сбежать. Или есть? В этом мире существует магия? Что с магией у меня? Попробую — абра-швабра-кадабра?..

Я висела вниз головой, животом на крупе, и каждый шаг лошади отдавался резью в пустом желудке. Боль в руке постепенно уменьшалась и наконец осталась тупой и ненавязчивой. Перед глазами проплывала местами влажная после дождя, местами подсохшая глина — или не глина, а дерьмо, один раз я в свете луны различила блеск — монетка!

— Лежи тихо! — стражник несильно шлепнул меня по спине. — Голодная, небось?

— Угу, — согласилась я, но мне ничего не перепало. Зато буквально минуты через две лошади остановились, раздался стук, потом скрип открывающейся двери, и меня стащили, поставили на ноги перед заросшим бородой высоким мужиком.

— Забирай, — предложил Лику. — Не знаю кто, на улице поймали.

Мужик посмотрел на меня, наклонил голову, приподнял ручищей мой подбородок и изучил мое лицо. Я следила за его реакцией — что будет? Заберет или выкинет?

— Страшная, как вся моя жизнь, — заключил он, — тощая как тарань, грязная как свинья. Смотреть и то противно. Но вроде похожа.

— Раз похожа, то чего уставился? — рыкнул второй стражник. — Запиши: Орсен и Лику.

— А! — воскликнул мужик, но стражники уже развернулись и поехали обратно. — Как я запишу, я неграмотный. Девка, запомнила, кто тебя привез? Сейчас брата Луи сыщем, он запишет…

Брат Луи вселил в меня надежду. Монастырь — это хорошо, это просто замечательно. С оговорками, и все же — лучше в монастыре, чем за его пределами, с учетом эпохи. В монастыре точно кормят.

— Голодная? — спросил мужик, подталкивая меня к двери. — Сейчас накормим. Вымыть бы тебя еще, воняешь, но это как брат Луи скажет. Пошли, пошли. Как звать тебя? Ты что, немая?

Он остановился на пороге, а мне показалось, что моя «немота» его озадачила. Продолжать подыгрывать его догадке или открыть рот?

— Ладно, иди, пусть святой брат разбирается, — решил мужик. — Если ты не немая, то я Арман. Вон туда.

Из темного узенького коридорчика Арман вытолкнул меня в маленькую душную комнатку размером чуть больше ванной в обычной квартире. Возле одной стены была деревянная лавка, покрытая тканью, возле другой — крохотный столик, и за ним сидел старенький подслеповатый монах. При виде меня он поднял голову, кивнул и выжидающе посмотрел на Армана.

— Э-э… на улице поймали, а кто поймал — запамятовал, — признался тот. — Девка, кто тебя привез?

— А я не помню, — мстительно сказала я, забыв, что не решила, что делать с моей немотой.

— Гляди, святой брат, она не немая, — удивился Арман. — Тебя как звать?

— Эдме, — пожала плечами я. Это все, что мне о себе известно, дальше хоть подвешивайте на дыбу.

— Эдме… а дальше? — ласково спросил монах. — Покровительница, надо же, Эдме… — Он развел руки, и пламя свечи подмигнуло. — Сколько лет тебе, Эдме?

Отличный вопрос. Прости, брат, понятия не имею.

— Она дурная, что ли? — нахмурился монах. — Эдме, а ну-ка, что у меня в руке?

Шарик. Монах показывал мне прозрачный синеватый каменный шарик, который сам по себе менял цвет, переливался, вспыхивал, и у меня против воли расширились глаза — я даже в прежней жизни… — прежней? Надо привыкать! — восхитилась бы подобным чудом, но монах моего восторга не оценил.

— Забирай ее, — он спрятал шарик под одежду и устало махнул рукой. — Как есть дурная. Но не на улицу же ее, она, вестимо, и дома своего не найдет. Оставь пока среди прочих, потом я ее сестре Клотильде отдам. Пусть в скорбном доме прибирается, там ей ума хватит. Только покорми ее и посмотри, во что переодеть, а то страсть такую в святую обитель вести негоже.

А для меня неплохо все складывается, подумала я, приседая перед монахом в робком книксене. Прибираться в скорбном доме, что бы это ни значило, лучше, чем делать то же самое в кабаке. Монах занялся писаниной в книге, которая перед ним лежала, а Арман развернул меня к выходу.

— Эдме, — повторил он, — ну надо же.

Что ты ко мне привязался?

В этой обители полно преимуществ: тихо, не воняет, даже наоборот — пахнет приятно и аппетитно. Во главе — или хотя бы условно во главе — вменяемый спокойный старичок, который не собирается поправлять свое положение за мой счет. Мы снова шли по узкому каменному коридорчику, и здоровяку Арману с его габаритами было тесно.

Глава четвертая

— Глупости, никто не ест людей.

— Тогда куда они все пропадают?

Я думала, что сна мне не видать, но, может, из-за того, что лежала неподвижно, боясь потревожить Габи, я заснула и спала на удивление крепко. Но я не удивилась, очнувшись черт знает где и услышав странные разговоры.

— А кто знает, куда они пропадают, Изабо? — Габи давно проснулась, я лежала на лавке одна, заботливо прикрытая то ли чьей-то юбкой, то ли куском ткани… — А тебе, Этьена, чего не сидится в Комстейне, а?

Я лежала с закрытыми глазами и упорно делала вид, что сплю. Что значит — никто не ест людей?

— Что я тут вижу? Работу с утра до ночи? — хрипло рассмеялась-простонала Этьена.

— В Астри, конечно, ты будешь на перине лежать, как госпожа, — ехидно согласилась с ней Габи, а я замерла. Астри? — Долго нас держать не будут, сегодня-завтра придут, посмотрят и вышвырнут. Соланж, ты ведь уже раз попадалась?

— Да такая же пузатая ходила, а Фелис уже пятый год идет… Они меня ищут, наверное, — вздохнула Соланж. — Рене опять меня побьет. Чего доброго, решит, что и этот ребенок нагулянный.

— Вот и выходи замуж, Этьена, особенно за чудовище! Одними побоями не отделаешься! — веселилась Габи, но особой радости в ее голосе я не слышала.

Астри, Астри… В Астри собирались бежать рабы. Если попробовать построить логическую цепочку: они подгадали время побега, они знали, что ловят девиц, чтобы отправить их в Астри — раб в Астри станет свободным, а девушек там съедят. Съест чудовище — впрочем, это как раз бабьи сказки, а еще принцесса, при чем тут принцесса, почему на нее кто-то должен быть похож?

Самое очевидное: отправить должны принцессу, но принцесс на всех чудовищ не напасешься, и поедет похожая бесправная девка с улицы, ее не жалко, если что. Если — что? Если ее съедят. Я закатила глаза под сомкнутыми веками. Годится для детской книжки. Достроим версию: рабы ждут, пока в Астри отправится караван, посольство, что угодно. С охраняемым караваном шансов добраться до цели больше, но, конечно же, не рабу.

Глупо. С моей точки зрения, кто знает, что там на самом деле.

Дверь открылась. Я приоткрыла глаз — я не видела дверной проем, но могла понаблюдать за реакцией женщин.

— Ты и ты! — гаркнула вчерашняя благочестивая мать. — Вон отсюда! А ты — собирайся, и девку подними. Она вообще живая?

На меня что-то свалилось, к счастью, не тяжелое, какие-то тряпки, и я сочла нужным дернуться.

— Что стоишь, кому ты нужна со своим брюхом? Проваливай, и ты, бесстыжая, тоже вон! А вы собирайтесь!

Благочестивая мать с таким грохотом захлопнула дверь, что притворяться спящей я уже не могла, к тому же благодетельная монашка продолжала драть глотку в комнатах по соседству.

Я приподнялась, Габи присела рядом со мной и обняла за плечи.

— Не бойся, Эдме. Я подожду тебя за стенами монастыря, — пообещала она. — Пойдем домой, госпожа Трише нас накормит. Вон ты какая стала чистенькая, — улыбнулась Габи. Я кивнула: дурочка, я дурочка. Нет, кто бы мог подумать, что идиотская максима «дурой жить легче» в кои-то веки окажется самой работающей?

— Долго вас ждать? — завопила благочестивая мать на весь коридор, и Габи поднялась. Соланж тоже, они вышли, прикрыв дверь, и мы остались втроем: я, Изабо и Этьена.

Я села на лавке. Этьена подскочила ко мне, схватила тряпки — похоже, одежда, и неплохая, угрожающе сунула мне под нос сжатый кулак. Иди к чертовой матери, дура, последнее, что я намерена делать, это воевать с тобой за тряпье. Но я недооценила Изабо: она молча подошла, выдернула у Этьены часть вещей, а как только та попыталась огрызнуться, схватила ее за волосы, сильно дернула вниз, вверх и отшвырнула визжавшую Этьену в угол комнатушки.

Кажется, меня еще мало били — в самом прямом и положительном смысле, и Габи права, надо выбираться отсюда и бежать под крылышко госпожи Трише. При всех ее отталкивающих манерах и привычке унижать каждого, кто не успел напиться до полусмерти, я там прожила девять лет, уцелела и не сдохла ни от голода, ни от побоев. «От добра добра не ищут» — еще одна дурная максима, но это на взгляд человека эпохи сытого гуманизма.

Драки не случилось — не в последнюю очередь, видимо, потому, что монашки бы не церемонились. Битая уличная девка и баба все равно сгодятся для цели, ради которой нас сюда приволокли.

— А ты что? — окрысилась на меня Этьена. — Сидишь сиднем, дурная! Так и будешь в тряпье?

— Это хорошее платье, — прохныкала я, попытавшись пустить слезу, но не вышло. Главное не переиграть. — Не отдам.

Этьена плюнула и продолжила наряжаться, я наблюдала за процедурой с интересом. Женщины разоблачились донага, друг друга не стесняясь, а я могла оценить, как выглядит одежда если не принцессы, то по крайней мере не нищенки.

Длинная белая — относительно, отдающая желтизной — рубаха, чулки, которые подвязывались под коленом; корсет, и обе женщины были вынуждены обратиться друг к другу за помощью, потому что альтернативой была только никчемная я; сверху нечто вроде короткого платья с короткими же рукавами, из-под которого торчала рубаха; длинная юбка и наконец куртка в цвет юбки.

Все лишнее летело ко мне — я механически складывала, но то Изабо, то Этьена подходили и забирали у меня рубаху или юбку. Я недоумевала, потому что на вид и по размеру все было абсолютно одинаковое, да и обе женщины становились похожи как близнецы. Потом я подумала, что мне влетит от госпожи Трише за оставленное платье, но не идти же искать его по всему монастырю?

Глава пятая

Я была готова дорого продать свою жизнь, хотя и не знала, кой черт она кому-то сдалась. Определенно мужчине, и пахло от него пряностями — местный финансовый воротила шастает по монастырям в погоне за неосторожными монашками? Если что и стоило в это время дороже золота, так это шмотки и приправы. У меня ни того, ни другого нет.

— Я тебе ничего не сделаю, только молчи, — раздался шепот, и я от неожиданности дернулась, но кивнула, и рука исчезла.

Мне хотелось задать Эрме кучу вопросов. Например, что он делает в подвале обители, откуда у него такая богатая одежда — впрочем, на последний вопрос он не станет отвечать, если у него сохранилось хоть немного здравого смысла.

— Ты прислуживаешь здесь? — быстро и приглушенно говорил Эрме. — Я заплачу тебе дукат, если ты принесешь немного еды и скажешь, когда отправится дилижанс в Астри.

А он меня не узнал, и это неплохо, но на корню отрубает мне возможность его расспросить. Ошейник на нем так и остался, пусть сейчас его скрывал пышный воротник. Эрме заметил мой взгляд, отступил на шаг, коснулся шеи и поправил кружева.

— Я тебя не выдам, — хмыкнула я. — Зачем ты забрал мой веник?

В полумраке подвала сложно рассмотреть мимику. Что-то зашуршало, в ладонь мне ткнулись прутики. Я сжала их и решила, что без дуката смогу обойтись, а вот узнать, что происходит, стоит, потому что информация намного дороже денег. В моем случае — без всяких сомнений.

— Что за дилижанс? — спросила я и, нашарив позади себя ящик, села. Подо мной что-то хрустнуло. — И — здесь склад, здесь разве нет еды?

— Это старый подвал, его давно засыпало, и все сгнило, — растерянно отозвался Эрме. — Сюда никто не ходит.

— Я здесь недавно, — невнятно перебила его я, пока он не перешел в наступление. — А дилижанс?

— Ты недавно в Комстейне?

Какой догадливый, улыбнулась я.

— Я всю жизнь прожила в деревне и приехала сюда в монастырь, — объяснила я. Эрме поверил — я физически ощутила, как он расслабился и дыхание его стало свободнее. — Зачем-то собрали женщин всех сословий.

Хорошо бы эта игра превратилась в переговоры, потому что пока она смахивает на допрос, и мне придется честно ответить, зачем я сюда залезла.

— В Астри должны отправить принцессу. Сейчас очередь Комстейна. Но никто никогда не отправляет настоящих принцесс.

— Потому что их там едят? — съязвила я. Наследниц трона не напасешься на чужое меню.

— Никто не знает, что с ними случается, — Эрме говорил так, словно это была привычная тема для разговоров — или так и есть? — Их отправляют раз в год, в два года, из разных стран, и принцессы никогда не возвращаются.

Любопытство потянуло меня за язык, поэтому я предусмотрительно прикусила его. Неизвестно, что за договоренности между государствами и почему каждый раз жертвуют девушек, вместо того чтобы положить этому идиотизму конец, но с Эрме вряд ли кто-то делился дипломатическими тайнами, он знает то же, что и все, то есть не знает ничего, кроме сплетен.

— И тебе нужно попасть в Астри, — кивнула я. Скажет или нет про остальных? Где они, что с ними, и особенно меня беспокоила маленькая Марибель. — С этим дилижансом?

— Дилижанс всегда сопровождает стража. Без нее добраться очень сложно. С ней тоже… но это не твое дело.

Это понятно. Путь, вероятно, долог и непрост, нужна вооруженная охрана, а если стражники опознают раба — ему крышка. Не опознать мудрено, когда на рабе ошейник.

— Сколько еды тебе нужно? — спросила я. — И, может быть, нужна одежда? Пожалуй, я кое-что смогу раздобыть.

Даже в темноте я видела, с каким подозрением Эрме на меня смотрит. Сколько бы дней они уже ни скитались, все это время они шарахались от людей, голодали, подворовывали. Он кусал губы, и я знала почему — Эдме из трактира они предупредили, что ей грозит за помощь рабам, а Эдме из монастыря — нет, и воротник надежно скрывал ошейник… если не знать и не вглядываться, но все равно Эрме тревожило, что я нет-нет, да и кидаю на воротник взгляд. Я и рабов могу выдать, и себя подвести под монастырь. Забавный каламбур.

— Если сможешь достать платье, такое же, как у тебя, — наконец выдавил он, — я заплачу тебе дукат.

Да, все женщины одеты одинаково…

— Ты мне один уже должен, — напомнила я иронично и внезапно поймала себя на каком-то, черт, девичьем кокетстве. Мне почти пятьдесят, мальчишка годится мне во внуки, но если проигнорировать, что мое тело и мой разум периодически конфликтуют, мы с Эрме отличная пара. Эрме и Эдме, беглый раб и оборванка, и оба живы лишь по удачному стечению обстоятельств.

Эрме сунул руку в карман и показал мне монету. Я не пошевелилась.

— Не спросишь, кто я, зачем мне в Астри, зачем одежда? — прищурился он.

— Я могу, — пожала я плечами, — но ты не ответишь, а если я буду настойчива, можешь убить. Так что лучше я заработаю дукат — два дуката, и мы разойдемся. Ты умеешь читать?

Он, может, и да, но что сказать обо мне? Откуда трактирная поломойка может знать грамоту?

Эрме открыл было рот, но я резко выставила руку вперед. Сейчас мы договоримся — и кто я, и кто он, и, возможно, тогда уже нам придется рвать друг другу глотки, потому что нет никаких причин доверять.

Глава шестая

Нормальным ответом было бы категоричное «нет», но… как бы ответила Эдме, а не Мартина Маринова, она же Мария Морская?

— У меня нет жениха, ваше высокопреосвященство, — я присела в книксене. Это вообще допустимо перед кардиналом? — Меня никто не берет замуж.

Служанка маркизы хихикнула.

— Это не беда, Эдмонда. — И можно бы даже поверить в чужие добрые намерения. — Ты будешь жить во дворце, спать на мягкой перине, носить красивые платья.

А кормить, черти, меня станут? Вот вы хотя бы подумали, что я безумно хочу жрать?

— У тебя будет много денег и муж, — кардинал закончил живописать мое будущее и удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Согласна?

Я показательно шмыгнула носом и задумалась, причем не притворно. Итак, меня все-таки собираются отправить в Астри. Зачем, почему меня? Даже если меня разодеть, на принцессу я не тяну. Скорее всего, я неграмотная, что говорить о прочем — танцы, какой-никакой, но этикет, а я ем, будто меня вчера с пальмы сняли. В любом случае это выгодно им, но невыгодно мне — или выгодно?

— Она не поняла вас, святейший из святейших, — вмешался брат Луи. — Но в нашей ситуации… — Он посмотрел сперва на сестру Клотильду, которая так и стояла за моей спиной, потом на епископа и вторую монахиню. — Господин Тризано неплохо заплатит церкви за то, что мы заменим его дочь.

— Кто отличит Анриет Тризано от этой девчонки? — пожал плечами епископ. — К тому же она представится ее высочеством принцессой Эдмондой вер Комстейн.

— Да она это не выговорит, — отмахнулся брат Луи, а я опустила голову и закусила губу. Так вот оно что, дьявольщина какая, я тезка ее высочества. Венценосную Эдмонду никуда не отдадут, а я, а что я? Может, в Астри тащат на плаху поддельных девиц? Кладут сперва на горошину…

— Ваше высокопреосвященство, — встрепенулась служанка маркизы, — святой брат, ваше преосвященство! А как быть с моей несчастной госпожой?

По ее лицу — я набычилась, чтобы не пропустить этот момент, и смотрела исподлобья — вообще не заметно было, чтобы судьба маркизы ее как-то заботила, но вот ее собственная спина могла пострадать как раз за наплевательское к госпоже отношение. Кардинал нехотя повернулся в ее сторону.

— Если маркизу де Фрели так тревожит судьба дочери, — проговорил он сквозь зубы, — она знает, что делать. Небольшой дар монастырю и церкви… И мы заменим ее на ту девку. Как ее? Этьена Корель?

Монахиня кивнула.

— Ваше высокопреосвященство! — губы служанки задрожали, но играла она, конечно, так себе. — Достославный род де Фрели не так богат, как какой-то купчина Тризано! Бедная маркиза осталась вдовой, бедная ее дочь осталась сиротой!

«А меня высекут так, что я останусь неподвижной до конца своих дней», — закончила я за нее. Что же, суровые времена — суровые нравы. Зачем же вам потребовались, жадные до мирских благ лицемерные святоши, несколько совершенно одинаковых девиц?

А что если…

У меня мелькнула идея. Да, что если…

«Мне нужны ваша одежда и мотоцикл».

Отчаянные времена требуют и отчаянных мер. Я не мастер переговоров. Я учитель, медийное лицо, но у меня преимущество. Я — глупая безродная оборванка, меня не принимают всерьез, и это ошибка.

Мне нужны одежда и дилижанс, а служанка… я с ней смогу договориться, но сперва мне нужно прояснить обстановку.

— Зачем вам так много принцесс? — спросила я и поняла поздновато, что такой вывод из разговора явно был не по уму дурашке Эдме, но слово не воробей, подгадит как стая чаек.

Кардинал, который собирался уже выдать служанке отповедь, закрыл рот. Я обругала себя последними словами — я все испортила.

— Дитя небесное, — его высокопреосвященство стал само очарование. — Это для того, чтобы ты доехала спокойно. Вас будет двое.

Спасибо, старый хрыч, то есть кого-то схарчат по дороге? Для этого тебе нужна еще и маркиза? Ладно… допустим.

— А кто выйдет замуж? — заупрямилась я и похвалила себя за искренность, пусть меня беспокоило не замужество, а участь второй невесты. В конце концов, на маркизу плевать, и на Этьену плевать было бы тоже, но я собираюсь аристократочку заменить на кое-кого другого и мне хочется заранее знать, к чему быть готовой. — Я или вторая невеста?

— Конечно, ты, Эдмонда, — заверил меня кардинал. Ты скажи, что ждет вторую девушку?.. Но, может, у меня будет время выяснить и немного поторговаться?

— Тогда я согласна, — кивнула я и замерла: что будет дальше? Не слишком ли быстро я приняла их предложение?

— Прекрасно, Эдмонда, ты ни о чем не пожалеешь, — произнес кардинал с видимым облегчением. Очевидно, несмотря на мое абсолютное бесправие, они не могли меня заставить делать что-то против воли, или им нужна была моя готовность выполнять все их распоряжения. — Тогда, сестра Клотильда, и вы, госпожа… э-э… Луиза, отведите ее высочество в комнату и переоденьте.

— Я есть хочу, — не выдержала я. Кардинал кивнул.

— Тебя покормят.

Только бы опять не забыли. Я повернулась, точнее, меня развернула сестра Клотильда и начала подталкивать к выходу. Мое общение с сильными мира сего завершилось, оставался самый сложный этап, и на нем присутствие сестры Клотильды излишне.