Неделю назад у моего старенького «БМВ» забарахлил мотор. Мне надо было бы сразу обратиться в автосервис, да я промедлил и вот теперь машина, стоявшая у меня в гараже, не заводилась. Жаль. Именно сегодня в воскресенье она была мне нужна как никогда, поскольку ехать мне требовалось в Подмосковье, в деревню Елизарово, что находится в семидесяти километрах от Москвы. В общем, делать нечего придется ехать на электричке. На метро я добрался до Павелецкого вокзала, купил билет на электричку и спустя несколько минут сидел в вагоне. Ехал я к своей давней подруге Маше Горбуновой. Нет, у меня никогда с нею ничего не было, просто наши мамы были дружны и, когда встречались семьями, брали и нас с собою на торжества, семейные праздники, а то и просто на посиделки. Маша была старше меня на четыре года, в детстве эта разница существенная, поэтому общих игр у нас с нею не было, но, тем не менее, мы с нею общались, а после смерти родителей поддерживали друг с другом дружеские отношения — иногда созванивались, а иной раз по особым торжествам встречались. Вот и сегодня Маше Горбуновой исполнилось сорок лет, и она пригласила меня на свой день рождения на дачу. Говорят, что юбилей сорок лет особо с размахом не празднуют, вроде как эта цифра ассоциируется с поминками на сороковой день, вот и Маша пригласила к себе на день рождения всего лишь нескольких человек, своих близких друзей, в число которых попал и я — ваш покорный слуга Игорь Гладышев. Маша окончила финансовую академию, работала бухгалтером в частной фирме, долгое время не выходила замуж и вот пять лет назад, наконец, повстречала свою любовь, в то время сорокадвухлетнего мужчину, с которым и сочеталась законным браком. Я был на их скромной свадебной вечеринке в кругу самых близких друзей, которых насчитывалось человек десять вместе со мною. Новоиспеченный супруг Горбуновой Скобликов Борис мне не понравился, лысоватый такой с хитрыми бегающими глазками на квадратном лице с большим носом и влажными полными губами. Весь лощеный, слащавый, с небольшим брюшком и коротковатыми ногами. И чего в нем Маша нашла? Хотя и сама она была далеко не красавицей — пухленькой, круглолицей, с маленькими серыми глазами, вздернутым носом, высоким лбом, с короткой стрижкой, простушкой в общем. А супруг ее весь из себя, ходит гоголем, и хоть маленького роста, умудряется смотреть на всех свысока — словно он светило науки, а все окружающие его лаборанты какого-нибудь научно исследовательского института, в котором он директор. Хотя кто его знает, возможно, он и в самом деле светило, ибо работает в поликлинике врачом. Но нет, это я загнул, светила в поликлиниках не работают как минимум в клинике. Но да бог с ним, главное, чтобы он не мне, а Маше нравился. Ведь как говорится, ей с ним жить. И она с ним живет, вот уже пять лет (надеюсь, в ладу и согласии), детей правда нет, но кто знает, возможно, еще и будут, несмотря на немолодой для рождения ребенка возраст супружеской четы. Да и ехал-то я не к нему, а его жене моей подруге Маше и то, что он мне не нравится дело мое сугубо личное.
А людей в вагон прибыло прилично, поскольку был воскресный день, кое-кто ехал на дачу, толкотни не было, но почти все сидячие места были заняты. Наконец двери закрылись, поезд дернулся и плавно и медленно тронулся с места. Мы ехали какое-то время по Москве, и на каждой станции народ в поезде все прибывал и прибывал. Через некоторое время столица осталась позади, начался пригород и, чем дальше мы ехали, тем реже становились дома, а вскоре по обеим сторонам вагона потянулся лес. Была середина довольно-таки сухого жаркого лета. Буйная растительность обступала поезд и, казалось, вот-вот встанет перед электропоездом сплошною стеной, и он остановится. Но лес расступался, и электричка ехала все дальше и дальше от Москвы, оставляя за собою деревья и иной раз встречающиеся среди них дачные домики.
Полтора часа спустя электричка остановилась на станции Елизарово. В вагоне было душно, и я, выйдя на улицу, с удовольствием вдохнул свежий лесной воздух. Сам поселок Елизарово находился неподалеку. Отсюда, с платформы, были видны стоявшие невдалеке дачные дома. Я постоял немного, любуясь загородным пейзажем, потом двинулся по открытой местности по дороге, ведшей к Елизарово. В поселке были несколько улиц с нетиповыми, построенными в разные годы существования поселка самостройными разнокалиберными домами. Я когда-то был у Маши на даче, а потому уверенным шагом двинулся по центральной дороге. Горбунова жила по левой стороне улицы в середине ее. Двор и одноэтажный деревянный дом утопали в зелени. По периметру забора росли кусты смородины и малины. Сзади дома, как я помнил по предыдущему приезду к Маше, был небольшой сад из яблонь, вишен и груш. А впереди дома был огород.
Перед тем как войти во двор Маши, разминулся на дороге с высоким мужчиной лет шестидесяти с окладистой бородой.
— Здравствуйте! — поздоровался я с ним.
— Здравствуйте! — ответил мне он и прошел дальше по дороге.
Я ступил во двор, прошагал по бетонной дорожке к дому, остановился у веранды, и хотел уж было постучать в дверь, как она неожиданно открылась и на пороге возникла сама хозяйка загородного дома. Она хлопотала по даче, очевидно, что-то готовила, поскольку на ней был все еще надет цветастый халат поверх темных брюк и беленькой блузки.
— Ах, Игорёк, привет, привет! — залопотала женщина, обнимая меня. — Я так рада тебя видеть, так рада!
— Здравствуй, Маша! — сказал и я тоном солидного человека и чмокнул женщину в щечку. — Я что первый приехал? — поинтересовался я.
— Нет, — отрицательно повертела головой Горбунова. — Одна пара уже в доме. Сейчас приедут еще муж с женой и девушка Арина. Как только все соберутся, мы сразу сядем за стол. Ты проходи, проходи, она шире распахнула дверь, приглашая меня войти на дачу.
Мы какое-то время сидели за столом молча, не глядя друг на друга, потом вновь затеплилась беседа.
— И все-таки мне не верится, что кто-то из нас убил Машу. Ведь это же наша Маша Горбунова, — первой нарушила молчание Анна Балагурова. — Она же мухи не обидит. У кого только поднялась рука на это безобидное существо? За что ее нужно было убивать?
Я сцепил в замок руки и положил их на стол.
— Ответив на этот вопрос, — уронил я мрачно, все еще пребывая под впечатлением увиденного трупа Маши Горбуновой, — значит изобличить убийцу.
— Это все к вопросу о пресловутом мотиве преступления, — пробурчал Руслан, и непонятно было одобряет ли он это мнение или осуждает.
— Но кто же он? — все так же с заискивающим выражением на лице Сафронов обвел взглядом сидевших за столом. — У кого имелся мотив убить Машу? У меня, например его нет. Я много лет знаю Машу и всегда хорошо к ней относился.
— Мне тоже незачем было убивать Марию, — взглянув в глаза каждому, сказала Женя Сафронова.
— Да и у меня его нет, — объявил Руслан. — И у моей супруги тоже.
— И нечто подобное может сказать о себе каждый, — сложив на груди руки, проговорила Синичкина Арина. — И все-таки у кого-то мотив был. А пока все мы под подозрением.
— Если я, — глядя в одному ему видимую точку на столе, сказал Борис, — узнаю, кто убийца, я задушу его вот этими руками, — Скобликов сделал жест рукой, как будто бы хватал невидимого преступника за горло. — И пусть меня посадят. Без Маши мне не жить на свете.
И снова за столом воцарилось неловкое молчание.
Двадцать минут спустя приехали полицейские. В дом вошли двое. Первым ступил в гостиную довольно-таки упитанный, чуть выше среднего роста мужчина с бычьей шеей. Блондин средних лет с круглым лицом с блекло-голубыми глазами, наливными щеками, закругленным носом, полными губами и двойным подбородком. Лицо у него было каким-то усталым, словно полицейскому смертельно надоело таскаться по бесконечным вызовам, участвовать в длинных допросах и дознаниях, писать протоколы. В руке у него был портфель. Он козырнул и представился:
— Майор полиции Суханов Андрей Юрьевич… А это наш эксперт Семен Александрович Леденев, указал он на человека в штатском.
Ступивший в гостиную человек был лет пятидесяти, сухопарый, невысокого роста. У него было узкое с заостренными чертами лицо, большие залысины, сильно выпирающий кадык, острый взгляд. В руке он держал чемоданчик.
— Здравствуйте! — проговорил человек в штатском.
Мы вразнобой ответили:
— Здравствуйте!
— Придется подождать пару минут, — объявил Андрей Юрьевич, — должен подойти с двумя понятыми наш третий сотрудник, он пригласит для этой миссии соседей.
И в третий раз в гостиной наступила томительная тишина.
И в самом деле, через некоторое время в гостиную вошел полицейский. Он привел двух человек: седовласого старика с морщинистым лицом, одетого в полосатые брюки и в клетчатую рубашку, и пожилую женщину с крючковатым носом, крашеными рыжими волосами, одетую в цветастый халат. Сам полицейский был молодым, приятной наружности, в ладно сидевшей на нем полицейской форме с погонами лейтенанта.
— Вот двое понятых, — изрек он, представляя мужчину и женщину. — Иван Васильевич Староверов и Софья Владимировна Дулепова.
— Отлично! — проговорил Суханов. — Познакомьтесь с нашим третьим участником группы — Владимир Алексеевич Малкин… Давайте, граждане, приступать к работе. В какой комнате произошло убийство? — спросил Суханов.
Поскольку Борис был убит горем и практически не разговаривал, ответил Руслан:
— В крайней слева комнате.
— Гости и хозяин дома остаются на месте, — распорядился майор полиции, — понятые и члены опергруппы идут за мной. — Он прошествовал по проходу между столом и стеной, толкнул дверь в кабинет и исчез в нем. Гуськом втянулись в него и понятые, а также эксперт Леденев и лейтенант Малкин.
— Господи за что же ее так?! — раздался из кабинета голос Дулеповой. Ее вопрос остался без ответа. Было слышно, как женщина всхлипнула. — Прости мою душу грешную, Машенька. Так только изверг мог с тобою поступить.
Понятой старичок Староверов оказался покрепче, никак не отреагировал на увиденную им в кабинете картину убийства. Осмотр в комнате длился несколько минут, затем в дверях, ведущих в гостиную, возник Суханов.
— Кто хозяин дома? — спросил он, обращаясь к Борису, хотя по трагическому выражению лица и согбенному телу Скобликова и так было ясно, что именно он супруг Горбуновой, а, следовательно, и владелец дачи.
Тем не менее, Борис вяло взмахнул рукой, отвечая, таким образом, на вопрос старшего опергруппы.
— Где тут у вас можно помыть руки?
Скобликов ответил не сразу. Было видно, что он крепится из последних сил, сдерживая слезы. Наконец он махнул рукой куда-то в дальний угол гостиной и сказал не очень внятно:
— Там на кухне кран и мыло. Чистое полотенце висит рядом на крючке.
Суханов прошел на кухню и, вернувшись, окинул нас беглым взглядом. — Пока эксперт в присутствии понятых будет работать, я с каждым из вас побеседую отдельно. У вас есть свободная комната для этой цели? — спросил он у Бориса.