Убогий жених: я не позволю...

Глава 1. Боже, это он!

Аделина плакала, и я всеми силами пытался её утешить.

– Отец, отец ничего не хочет слушать, – всхлипывала она. – Говорит, что этот молодой человек очень даже мне подходит. Он хорошо воспитан, у него хорошая работа. Пусть и простой по происхождению, но очень трудолюбивый. Уже даже сколотил приличное состояние. Но он урод!

Я вздрогнула от последней фразы. Да уж, отец взялся за младшую сестру не по-детски.

Вдруг заявил два дня назад, что к Аделине посватался парень. Хотя я ещё не замужем, а выдавать младшую дочь раньше старшей – ну, как-то немного неправильно. Я тоже, конечно, не рвалась замуж, но всё же сестру мне было определённо жаль. Да и ладно, была бы хорошая партия, но этот...

Я сжала губы.

– Я поговорю с отцом, – произнесла твёрдо.

К отцу я пришла сразу же. Он как раз занимался в своём кабинете бумажными делами. Когда я вошла, он поднял на меня хмурый взгляд и сразу же пресёк моё возмущение.

– Дарина, я не хочу об этом говорить. Я уже всё решил. Харитон Иванович – отличная партия для твоей сестры.

– Но почему она?! – воскликнула я. – Ты же ещё меня замуж не выдал!

В голосе отца появилось удивление.

– А ты хочешь? – уточнил он.

Я побледнела. Стушевалась.

— Не то, чтобы хочу. Просто… к чему такая спешка? Аделине всего двадцать один.

– Уже двадцать один, – парировал отец. – И я что-то не вижу очереди кавалеров у нашего дома. Мы не настолько богаты, чтобы искать лучшую партию. А у Харитона Ивановича процветающее дело. Говорят, через несколько лет он станет одним из самых богатых людей столицы. Может, она брыкается из-за того, что у него нет титула? Сильно нам титул помогает?

– Да дело не в его деньгах или отсутствии, – возмутилась я. – А в его внешности!

Тут-то отец закатил глаза.

– Дитя моё, – проговорил он напряжённо, – всё глупые бабьи капризы. Мужчина должен выглядеть не краше обезьяны. И ты это прекрасно знаешь. Забили голову всякой ерундой. Перечитали романов про идеальных красавцев…

Я понимала, что проигрываю. Взять отца пониманием было невозможно. Он был хорошим человеком, но если уж что-то для себя решал, то переубедить его было невозможно. Потому что нас с Аделиной он считал глупыми женщинами. Но при этом любил – этого не отнять.

Я сцепила зубы, сжала кулаки. Но тут же развернулась и вышла, не сказав больше ни слова. Проявила протест и бунт. Жалко, что это не работает.

Что же делать? Смотреть на сватовство сестры я больше не в состоянии. Наверное, мне придётся поговорить с этим Харитоном Ивановичем. И убедить его расторгнуть помолвку.

***

Коляска прикатила к красивым кованым воротам, за ними простирался ухоженный сад, а вдалеке виднелось невысокое двухэтажное здание: потрескавшиеся стены, покрытая мхом крыша. Поместье давно не ремонтировали. Но это и не удивительно — оно пустовало несколько лет, прежде чем Харитон Иванович купил его некоторое время назад. Уже успел и садом заняться.

Впрочем, ладно. Не хочу находить в нём никаких достоинств.

Вышла из коляски и попросила кучера подождать меня. Ворота были не заперты, поэтому я без препятствий вошла. Прошлась по аллее, разглядывая ухоженные клумбы, на которых уже показались зелёные ростки. Весна вовсю бушевала в этом уголке, обещая подарить неземную красоту в виде распустившихся бутонов.

Подошла ко входной двери. Не нашла колокольчика, поэтому постучала.

На стук мне открыли сразу. Это был какой-то дряхлый и сонный старик, который посмотрел на меня выцветшим взглядом и просто спросил:

– Ты кто?

Я не ожидала такого приёма, поэтому ответила после паузы.

– Моё имя Дарина Вишневская. Я дочь Ивана Сергеевича Вишневского. Мне нужно поговорить с вашим хозяином, с Харитоном Ивановичем.

Старик некоторое время стоял на месте и рассматривал меня, словно пытаясь понять смысл моих слов, потом развернулся и потопал обратно.

– Господин! – прокричал он дребезжащим голосом. – К вам тут леди пожаловала!

Я решила не дожидаться, пока ко мне выйдут, и зашла в холл сама. Здесь было холодно, но убрано. Ни паутины, ни плесени, ничего. Только стены местами потрескавшиеся, да облупленная краска на потолке.

– Господин ждёт в кабинете, – произнёс старик и ушёл прочь.

Я подошла к массивной двери в кабинет, постучала в неё и стремительно вошла.

Я ожидала увидеть, что угодно — но не подобную картину.

Посреди комнаты, уставленной тяжёлой мебелью, стоял молодой мужчина. Его длинные тёмные волосы опускались ниже плеч. Одет он был в светлые бриджи и серую рубашку. Камзол валялся на полу неприглядной горкой. Но он меня не увидел, потому что на вытянутой руке держал… живую бабочку.

Лица я не могла рассмотреть — он стоял полубоком. Виднелся только профиль, который показался мне каким-то… слишком юным, что ли, а еще чеканным и красиво вылепленным. Кажется, старик ошибся. Это не тот самый Харитон, который урод.

Восторг на лице молодого человека был невероятен. Он рассматривал бабочку, которая подрагивала крыльями, так, будто нашёл сокровище. Даже рот приоткрыл. Мне стало смешно. Ну, если это не жених моей сестры, то замечательно. Может быть, я разузнаю побольше об этом человеке.

В этот момент бабочка спорхнула с пальца незнакомца и полетела вверх. Парень задрал голову, чтобы следить за её полётом. А когда она уселась на высокую портьеру, хмыкнул.

– Показалось, что это цветок, правда? – бросил он насмешливо. – Ты молодчина.

И в этот момент я решила откашляться, чтобы привлечь к себе внимание.

Услышав этот звук, молодой человек резко развернулся и уставился на меня глазом. Всего одним. На месте другого виднелась пугающая дыра.

Я вскрикнула и закрыла рот рукой…

__________________

Дорогие читатели! Эта небольшая история будет посвящена второстепенному герою моего романа «Убогая жена. Доктор-попаданка разберется…». История его детства упоминается именно там…

Глава 2. Пугающий и ледяной...

Я замерла на месте, как статуя.

Одноглазый. Он был одноглазым!

Молодой человек поспешно снял с шеи черную повязку и прикрыл ею пустую глазницу, завязав на затылке ее края. Вид у него мгновенно стал еще более устрашающим.

Я была так напугана, что постаралась смотреть на здоровую половину его лица. Левый глаз — живой, тёмный, пронизывающий — смотрел на меня хмуро, напряжённо, с холодной настороженностью. Я не могла отвести взгляда. Как будто врезалась в ледяную стену.

Почти не дышала. Потому что поняла. Это он. Это действительно он.

Харитон Иванович.

Не мужчина средних лет с усталым лицом и плешью, в дорогом сюртуке и с выражением надменного превосходства на заплывшем лице (именно так я его представляла у себя в разуме). Передо мной стоял молодой человек. Моложе, чем я ожидала. Наверное, даже мой ровесник. А мне всего двадцать два.

Молодой… и калека.

И от этого стало страшно вдвойне.

Он бросил взгляд в сторону двери, потом вновь на меня. Пальцы коротко коснулись повязки, поправили её — машинально. Одно короткое движение, едва заметное, и какое-то смятение мелькнуло в его лице.

Я на миг даже растерялась — может, он стесняется? Но в ту же секунду Харитон заговорил. Голос прозвучал твёрдо, уверенно. Ни малейшей дрожи или даже тени неловкости.

– Кто вы? Что вам нужно? – прозвучало недовольно и властно.

Я сглотнула. Во рту вдруг пересохло.

Всё, что я заранее приготовила — все требования и упреки — вдруг исчезли. Растворились, будто и не существовали. Шла сюда, будучи абсолютно готовой ко всему. Я собиралась быть холодной, резкой, неприступной. Но сейчас... сейчас чувствовала себя неуверенно и скверно, сраженная силой его подавляющей ауры.

Наверное, всё дело в контрасте. Образ, выстроенный в голове, рухнул с грохотом. Я ожидала мрачного и немолодого человека. Но реальность была странной. Даже пугающей.

Хотя этот взгляд… Он напугает, кого хочешь. Будто одноглазый демон смотрит тебе в душу…

Харитон Иванович действительно не пара моей сестре!

Аделина с детства боялась чужих увечий. Боялась искренне, почти панически. Ещё ребёнком, она, увидев безрукого крестьянина на тракте, не могла потом нормально спать целую неделю — прижималась ко мне и шептала, что боится. Всегда представляла, что такое может случиться и с ней. И, зная её… я была уверена, что она не сможет жить с таким человеком, как Харитон.

А отец всегда считал ее слезы притворством и глупостью, именно поэтому он так упрямо хотел отдать дочь за этого дельца…

Поэтому вместо него отказать должна я!!!

И пусть отец потом меня запирает или наказывает. Я переживу. А вот чего не переживу точно, так это мысли, что я ничего не сделала, чтобы уберечь младшую сестру от такой тяжелой участи.

Я глубоко вдохнула и произнесла:

– Моё имя Дарина Вишневская. Я… пришла поговорить с вами о помолвке с моей сестрой.

Он продолжал смотреть на меня молча, лишь изящные темные брови слегка поднялись вверх. Удивился…

– Простите, если мои слова покажутся грубыми, – добавила я с усилием, – но… я пришла попросить вас расторгнуть помолвку.

Харитон даже не моргнул, и я не знала, что хуже — гнев или вот такая безмолвная, каменная реакция.

– Это сестра вас об этом попросила? – наконец спросил он. Голос, как мне показалось, прозвучал с легкой издевкой. – Почему же сама не явилась?

Мне его тон не понравился. Я насупилась мгновенно, почувствовав к молодому человеку неприязнь.

– Она слишком скромна и добра, чтобы просить вас о таком, - я ринулась на защиту чести Аделины. – Простите, но я вынуждена сказать вам прямо: она боится увечий. Это её личная слабость, да. Но она настоящая. Она не вынесет жизни рядом с человеком, который...

Я не договорила. Не смогла. Но всё и так было понятно…

Харитон стоял неподвижно еще несколько мгновений. Затем, медленно, будто в раздумьях, перевел взгляд на бабочку, которая всё ещё сидела на ткани портьеры, и я вспомнила, как еще несколько минут назад на лице этого пугающего молодого человека сияла неподдельная, почти детская радость. Теперь с трудом верилось, что он на это вообще способен… Уж не почудилось ли мне?

– Любопытно, – сказал он негромко. – Обычно мне более прямо сообщают, что я урод, добавляя, что также никуда не годится происхождение…

Я почувствовала себя неловко.

– Я не это имела в виду…

– А что именно? – молодой человек снова посмотрел на меня. Единственный глаз сверкнул. – Что ваша сестрица испытывает отвращение к человеку с одним глазом? Ей тошнит от вида моего лица?

– Нет! – вырвалось у меня. – Это не так! Я же сказала, она просто боится! Это совсем другое… Я… просто хотела уберечь её. Аделина слишком впечатлительная, и она очень слаба.

– А вы?

Этот неожиданный вопрос застал меня врасплох.

Я растерялась.

– Я не знаю, – призналась наконец. – Я не уверена, что кто-то из нас знает, насколько он силён… пока не придут обстоятельства и не измерят силу…

Харитон неожиданно кивнул. И впервые — почти улыбнулся. Я удивилась. Не сказала ведь ничего особенно, очевидные же вещи…

– Поэтому, – выдохнула я, – я пришла просить вас… нет, не просить — настаивать на том, чтобы вы добровольно отказались от моей сестры… Расторгните помолвку!

Тишина.

Он по-прежнему стоял неподвижно, словно вырезанный из дерева. Только пальцы едва заметно шевельнулись — будто хотел сжать кулаки, но передумал. Лицо молодого человека оставалось непроницаемым, каменным, как будто каждое слово, сказанное мною, не коснулось его ни капли.

Я сделала шаг вперёд. Мельком заметила, что Харитон вздрогнул, а потом стремительно ожил.

После чего глухо, почти устало, с какой-то удивительной, болезненной твёрдостью, сказал:

– Нет. Я не могу!

И отвернулся. Просто взял и отвернулся от меня, проявляя невероятное неуважение…

Глава 3. Причина брака...

Харитон…

Я остался один.

Она ушла — звонко, резко, будто отсекла разговор не фразой, а клинком.

А я всё ещё стоял. В том же положении. Полубоком к двери, спиной к окну. И не двигался.

Не мог.

Пальцы дрожали. В какой-то момент сжал ладони в кулаки и… впился ногтями в кожу так глубоко, что теперь на ней были красные, почти кровавые полосы. Боль отрезвила…

Значит, это сестра той самой…

Я выдохнул — обречённо. Устало.

Только небо знает, как я устал. От всего. От этой игры, от притворства, от холода внутри… Но это не имеет значения. Усталость не освобождает от долга.

Я должен отомстить. Любой ценой.

Да, они с Аделиной похожи. Очень. У старшей сестры те же черты, та же резкая линия скул, излом бровей, похожий профиль, даже голос чем-то схож...

Вот только характер совсем другой. Эта — не трепетная куколка, не фарфоровая лгунья. В ней что-то... острое. Прямое, как нож или как голая правда.

Но всё равно, она часть этой семьи, поэтому я никого не пощажу…

Медленно опустился в кресло. Спина взмокла под рубашкой, будто я сражался, а не разговаривал с девицей.

Просто роль у меня плоха – я мститель. Боль за боль, смерть за смерть…

***

Когда-то я был уличным мальчишкой.

Тогда у меня не было ни громкого имени, ни будущего. Только страх и голод. А еще улица, которая учит быстрее, чем школа, и больнее, чем разгневанный отец…

Глаз потерял в раке. Меня ослепили за то, что украл две булки. К счастью, один глаз остался – разгневанных торговцев кто-то спугнул…

Варвара Васильевна – моя благодетельница - нашла меня в банде циркачей и буквально спасла. Правда, у нее красивое имя? Оно похоже на имя княгини, и в моих глазах она прекраснее любой заморской императрицы.

Не сдала меня гвардейцам за очередное преступление, а подарила дом и невероятную материнскую заботу.

Сперва я даже не верил в такое чудо: боялся, что это очередная ложь избалованной аристократки. Но Варвара Васильевна не отступила от своих слов.

Тайком звал её мамой. В подушку. Шёпотом. А вслух не смел. До одного вечера, когда она посмотрела на меня с особенным выражением и сказала:

– Спокойной ночи, сын.

Я не плакал. Не тогда. Но внутри что-то внутри меня рыдало.

Новая мама дала мне воспитание, книги, музыку, мастерство. А потом — свободу и билет в жизнь.

***

Я создал торговую компанию. Буквально на пустом месте. В первое время пахал, как крестьянин в поле, добиваясь партнёрства с влиятельными людьми. Был тысячу раз унижении и десять тысяч раз на высоте. Знаю цену успеху и умею бороться…

Теперь я на вершине. Никто не смеет называть меня уличной крысой. Официально.

А неофициально — я дерзкий простолюдин, решивший стать богаче некоторых благородных. А еще взгляды. Шепотки. Особенно, когда поворачиваюсь обезображенной стороной…

***

В моем пути на вершину я однажды встретил Павла.

Павел Загорцев. Мечтатель - глупый, добрый, чистый душой…
Он был младше меня — всего на несколько лет — и смотрел на мир так, как я когда-то пытался. Сквозь стихи, музыку, акварели и цветущие сады. В нём было что-то… непорочное. Я завидовал этому. И охранял его, как мог.

Мы стали друзьями. Это была первая настоящая дружба в моей жизни. Павлу было наплевать, сколько у меня глаз и какое происхождение…

А потом он влюбился.

В неё. В Аделину.

Ах, какой невероятно уникальной она выглядела: невинность улыбки завораживала, густые локоны ослепляли, шелест платья манил... Пашка посвящал ей стихи, иногда целые поэмы. Читал мне вслух, краснея, вздыхая.

Я уговаривал его признаться. Говорил: дерзай. Делай шаг. Она должна знать. А вдруг ответит взаимностью?

Я был глуп и беспросветно наивен. Все девушки казались мне чистыми ангелами во плоти – светлыми и безобидными.

А она… не просто рассмеялась ему в лицо. Аделина назвала моего друга «мелким уродцем». Унизила. При всех. Обозвала жалким, бездарным, слабым. Добавила, что дружба с «одноглазым калекой» оскверняет и его, и весь высший свет и что она не готова находиться в опасной близости от столь зловонной дружбы… Это она о нас…

Павел получил столь ощутимый удар, что его сердце разорвалось на части. Он не пришел ко мне, а оправился к себе домой и заперся в комнате. Я примчался к нему, как только узнал, что он болен, но его родные не пустили меня к нему. Его мать выставила меня за дверь и приказала никогда не приближаться к его сыну, а через три дня мой дорогой друг умер от сердечного приступа, и я не смог даже попрощаться с ним…

Я тоже умер. Умер, как уравновешенный и здравомыслящий человек. С того момента я жил только местью… и желанием наказать убийцу моего друга. И как это сделать, не нарушив закон? Правильно, пусть «одноглазый урод» женится на самовлюбленной Аделине и покажет ей, что такое унижение и боль…

***

Выступление еще одной дочери этой семьи меня не особенно впечатлило.

Да, говорила она красиво. Дерзко. Честно, пожалуй. Глаза у неё — как сталь, губы дрожали от едва сдерживаемого гнева. Но… всё это было неважно.

Если она так яростно защищает ту мерзавку — значит, сама не лучше. Та же порода. Только способ выражения другой. Где одна смеётся в лицо, другая строит из себя мученицу-героиню. Не верю я в «другую природу». Они одной крови…

План мести родился у меня не так давно.
Совершенно случайно, к слову. Я узнал, что эта Аделина — светская красавица, модница, желанная партия, но… есть у неё один страх.
Глубокий, детский, неистребимый.
Она боится увечных. Таких, как я. Ей до тошноты противны шрамы, раны, увечья и прочее.

Вот так я сам решил стать ее наказанием. Самым жестоким, самым законным. Мужем. Которого она возненавидит, но не сможет отвергнуть.

Пусть живёт в страхе передо мной всю вечность…

***

В гостиной дома было людно, шумно и жарко от свечей. Окна распахнуты, сквозь них доносится запах цветущего черёмухового сада и далёкий лай собак.

Глава 4. Что она здесь делает?

Я не верила ни одному слову. Ни одному.

Но, Господи, как я надеялась, что это правда…

– Говорят, Харитон Иванович женат.

– Женат?

– Да, на крестьянке. Из деревни, которую он недавно купил…

– Ну да… и детишек у него целая армия! – кто-то хихикнул.

Я стояла неподалеку, вслушиваясь в эту болтовню, и сердце замирало. Конечно, всего лишь сплетня. Грубая, плохо сшитая, полная насмешки. Но… в каждой сплетне есть зерно истины. Иногда — спасительное. А вдруг?

Если он и в самом деле женат, пусть даже на крестьянке, — всё: помолвке с Аделиной конец. Будет позор. Законный отказ. Скандал. Свобода!!!

Я решилась.

Никому не сказав, ни с кем не посоветовавшись, я поехала в упомянутую деревню сама. На отцовской лошади, в дорожном платье, без сопровождения, без позволения. В родном доме не было ни одной души, кто бы встал на мою сторону. Я осталась одна — и действовала соответственно одна.

Дорога к его землям была долгой, но мне казалось, что я не чувствую усталости. Держалась в седле крепко, сосредоточенно. Ветер бил в лицо, волосы выбивались из-под шляпки, узкие перчатки промокли от пота, но я ехала.

Деревня Гронского оказалась вовсе не той убогой дырой, которую я себе напредставляла. Когда презираешь человека, фантазии так и хочется нарисовать в разуме самые гнусные картины о нем.

Она была большая, ухоженная, чистая. Просторные избы, крытые черепицей, опрятные дворы, сытый скот…

Везде порядок, чистота. Даже дети в платочках — как из иллюстраций в книгах.

И всё это — его.

И вот она – его усадьба.

Я увидела её, едва выехав из-за холма. Наверняка дом любовницы поблизости – стоит поспрашивать ненароком. За монетку-другую проболтаются как минимум дворовые мальчишки.

Усадьба глядела на меня темными провалами окон, будто внутри затаилось что-то темное и опасное. Вся моя решимость, вся злость, с которой я мчалась сюда, вдруг сжалась до тонкой, колючей струны. Я почувствовала страх. Не за сестру. А впервые — за себя.

Будто очень зря решилась ступаю на чужую, запретную территорию.

Пришлось мотнуть головой в попытке избавиться от наваждения, но в этот момент, как истинное проклятье, налетела мощная буря.

Не просто начался дождь — обрушился стеной ливень, сбивая меня со спины лошади.

Небо порвалось, как старый башмак, и протекло, лишая меня всего: и зрения, и слуха, и последних остатков решимости.

Холодные струи хлестали с такой силой, будто превратились в плети. Всё померкло — земля, дорога, деревья впереди. Мир превратился в сплошную пелену. Лошадь подо мной занервничала, особенно, когда послышался удар грома, закрутилась на месте, начала испуганно ржать…

Я пыталась удержать поводья, но скользкие перчатки предали меня.

– Спокойно… спокойно! – закричала я, но ветер унёс мои слова.

Скачущие тени вокруг, гром, хлёсткий холод — всё это не могло не напугать, и животное сорвалось с места, резко уйдя вбок. Я не удержалась.

Слетела с лошади, даже не сразу поняв, как такое могло произойти.

Удар, сотрясение, боль…

В голове зашумело.

Последнее, что я увидела: темнеющее небо над головой. Огромное, с безжалостным грохотом. И силуэт усадьбы, расплывающийся в стене дождя. Будто она смотрит на меня сверху, равнодушная, как сама судьба.

Я закрыла глаза.

И провалилась в темноту.

***

Харитон…

Я возвращался из деревни, когда небо потемнело, будто кто-то накинул на мир траурное покрывало. Глухой гул надвигающейся грозы раздавался издалека, и лошадь, чувствуя перемену, нервно фыркала, прядала ушами.

Я был у Марии Ивановны. Святой женщины.
Она — вдова, совсем не старая, крепкая, с ясными глазами и таким сердцем, которого мне, пожалуй, не встречалось с тех пор, как я познакомился со своей Варварой Васильевной.

Мария, как и когда-то моя благодетельница, взяла на воспитание десятерых сирот. Из разных деревень, разной крови, но для всех них она теперь родная мать.

Я каждую неделю привозил им еду, лекарства, деньги. Не через управляющего — сам. Такие люди заслуживают большего, чем равнодушные бумажки с печатями.

И сегодня тоже был у неё.

Дети кинулись встречать меня с восторгом — как всегда. Один вцепился сапоги, второй взялся за рукав, третий спросил, правда ли я умею стрелять одной рукой. Мария встретила меня радушно, с настоящим обожанием, и мое сердце в очередной раз растаяло.

Неужели мои детские бедствия закончились, и я теперь я – взрослый, устоявшийся человек – могу помогать таким же обездоленным детям, каким и сам был когда-то?

Осознание этого заставляло сердце стучать чаще…

И вот — еду обратно.

Погода довольно-таки внезапно сошла с ума. И хотя я слышал приближение грозы, но не думал, что она налетит настолько резко и мощно. Такое бывает только весной и летом. Одно мгновение — и уже стена дождя вокруг…

Потоки воды били в лицо, причиняя боль. Лошадь понесла, потом сбавила — и я уже почти ничего не видел. Грязь из-под копыт летела на плащ и даже на голову.

И тут я заметил человека. На обочине.

Сначала — просто силуэт. Потом разглядел, что это женщина.

Соскочил с лошади — ноги тут же увязли в грязи, сапоги засосало. Но я высвободился и рванул вперед. Подбежал, нагнулся.

Девушка.

Живая.

Пульс есть. Лицо заляпано грязью, дышит неглубоко. Одежда — явно не крестьянская. Пуговицы серебром, перчатки тонкие, ботинки из лакированной кожи.

Но грязная до неузнаваемости. Придорожная глина въелась в подол, в волосы, в кожу. Лица не разобрать.

Что она тут делает?

Одна. Без сопровождения. Без повозки.

Безумие. В одиночку путешествовать в такую погоду — это самоубийство.

Я взял её на руки. Тело лёгкое. Совсем. С трудом взобрался на коня.

Влажное платье прилипло к коже, волосы свисали мокрыми жгутами. Дождь не унимался — он бил нас обоих, и я чувствовал, как тяжелеет плащ, как лошадь испуганно мотает головой, не желая идти. Но я направил её в сторону усадьбы.

Глава 5. Попала знатно...

Я проснулась от холода и какого-то раздражающего шороха за окном — ветер, наверное. Голова гудела. Ресницы слиплись, в глазах мутно, нос заложен, тело будто не моё…

Отчаянно заморгала, как только смогла продрать глаза, и шокировано уставилась перед собой. Потолок незнакомый. Тёмные балки, грубая штукатурка. Что за…?

Села. Осторожно. Спина заныла. Простыни чужие, одеяло тяжёлое, и вообще — кровать не моя. Куда я попала?

Огляделась. Огромный комод в углу, тяжёлые шторы, в камине тлеют угли. Похоже на спальню. Чужую спальню!!!

Накатила паника. Что происходит???

Лихорадочно напрягла память. Ага, я ехала к Харитону Ивановичу — ну, вернее, в его земли. А потом началась буря, сумасшедший ветер, деревья качались, как пьяные. Лошадь шарахнулась, я потеряла равновесие, нога соскользнула со стремени… и темнота. Прекрасно. Просто идеально!

Теперь вот лежу неизвестно где, в голове гудит, руки дрожат. И — стоп. Ночная рубашка. На мне чужая ночная рубашка.

Господи, меня кто-то переодел!!!

Всё внутри похолодело.

То есть… кто-то меня раздевал. Неужели… он???

Воображение нарисовало гнусные картины с участием этого безумно страшного человека. Он на такое способен, весьма способен. А что, если…?

Господи, как я могла попасть в такую переделку???

Именно так и происходит в дешёвых романах: бедная девушка теряет сознание, а мерзавец этим пользуется.

Я зарылась под одеяло, натянула его до самого подбородка, сжав зубы. Ладони вспотели. Негодование и ужас наполнили душу до краев…

Дверь скрипнула.

Я чуть не подпрыгнула. Кто-то вошел.

Осторожно выглянула из-под одеяла и замерла.

Это был он – Харитон Иванович. Высокий. Плечистый. Весь в чёрном. И, конечно, с этим своим леденящим выражением лица, где один глаз прикрыт повязкой, а второй похож на ястребиный – неприветливый, острый…

Едва не вскрикнула. Мне еще никогда не встречались настолько пугающие люди…

— Как вы себя чувствуете? — спокойно, но как-то глухо и недовольно спросил он.

Как?! Как?! Ощетинилась, как разъярённый еж. Я полураздета и лежу в чужой кровати. А он спрашивает, как я?!

— Как я себя чувствую?! — переспросила срывающимся от ярости голосом. — Замечательно, спасибо! Особенно учитывая, что я, кажется, очнулась в вашей постели, переодетая невесть кем, и, похоже, это были вы! А теперь ещё и допрос с пристрастием!

— Вы были без сознания. Вся промокшая, в грязи. По факту, я спас вам жизнь. Вы легко могли захлебнуться в луже… - Он говорил так спокойно, будто обсуждал погоду. — Я привез вас к себе домой. Или может не стоило, а? Как вы думаете?

Прищурил свой единственный глаз и стал похож на злобного пирата…

Ага. Конечно. Наверное, он лично контролировал процесс моего переодевания. Стоял рядом с тазиком. Или с интересом наблюдал из-за занавески.

Вскипела.

— Я вам не верю! Вы легко можете солгать сейчас. Потому что вы нечестный человек! – выпалила то, что первое пришло в голову. Наверное, из-за паники. Но мне почему-то хотелось уязвить его как можно больнее, лишь бы он не приближался и оставил меня в покое…

Харитон ничего не ответил. Только помрачнел.

Я резко вскочила. Или попыталась. Нужно срочно найти свое платье, плащ и уехать отсюда, пока он не схватил меня и не сделал чего-либо. Но мир качнулся, ноги подвели, комната куда-то уплыла…

— Чёрт… — прошептала я, теряя равновесие.

Харитон Иванович оказался рядом мгновенно. Подхватил. Поднял, как пушинку, и я оказалась у него на руках.

Мы замерли.

Его лицо оказалось так близко от моего, что я могла рассмотреть удивительную гладкость его кожи. Меня буквально парализовало. Дыхание перехватило. В этот момент я остро ощущала каждое его прикосновение: то, как крепко, но осторожно держат меня сильные руки, как трепетно бьется в груди чужое сердце…

С такого близкого расстояния я рассмотрела, что он в принципе недурен собой, и если бы не пугающая повязка, мог бы показаться неотразимым…

Но в этот момент я вспомнила, кто я и кто он, и меня накрыло ужасом.

— Отпустите меня немедленно! – захотела закричать, но получилось лишь жалкое блеяние. – Отпустите!

Харитон Иванович еще несколько мгновений рассматривал меня со странной жадностью, но после наконец опустил на край кровати, после чего выровнялся и произнес:

— Вы еще слабы, сегодня пребудет доктор. Предлагаю вам остаться хотя бы до вечера, а вечером я каретой отправлю вас домой…

Я приоткрыла рот от изумления. Как складно говорит! Хочет показаться порядочным?

Но я-то знаю…

Боже, я-то знаю, что попала знатно!

Я провела ночь у мужчины-холостяка без компаньонки. Наверняка меня уже хватились, и придется объясняться, где я была всю ночь.

Бежать! Срочно бежать отсюда!!!

Разговоры об Аделине оставлю на потом…

Глава 6. Нонсенс...

— Я уезжаю! — сжала пальцы на складках платья. От этого руки слегка затряслись, но я не дала себе опустить взгляд. — И если вы порядочный человек, вы меня обязательно отпустите.

Харитон стоял напротив. Высокий, плечи словно вырублены из камня, руки сложены на груди. Взгляд — тёмный, без единого проблеска тепла.

— Отпущу, — сказал он, и уголок рта дёрнулся, как у человека, который только что услышал смешную шутку. — Но перед этим, Дарина Егоровна, будьте так любезны, уточните: что именно я сделал не так?

Сердце застучало быстрее. Я ждала, что он скажет что угодно — обвинит, оскорбит, попытается оправдаться. Но вопрос застал меня врасплох.

— Как что? — Я дёрнула плечом. — Всё. Абсолютно всё.

— Например? — Бровь изогнулась. — С чего именно начинается «всё»? С того, что я нашёл вас, бесчувственную, в грязи и едва живую? Или с того, что велел служанкам вымыть с вас грязь, пока вы лихорадили? Или, может, с того, что дал вам эту комнату, а не кинул в холодный чулан? Что конкретно вас так возмутило?

Я открыла рот — и закрыла. В горле застрял ком. В висках стучало. Я не могла найти слов. Потому что...

Потому что он прав.

Не было в его действиях ничего такого, за что можно было бы упрекнуть. Да, служанки раздели и переодели меня. Но как иначе? Оставить меня в мокрой одежде, когда я полуживая?

Да, дал мне эту комнату. Не чулан. Не амбар. Чистую постель.

Я всё это понимала, но слова, что готовы были сорваться с губ, — гневные, колкие — вдруг застряли где-то внутри. И там же, под ребрами, возник холодок: я боюсь его.

— Дарина Егоровна, — он склонил голову чуть набок, рассматривая меня, как любопытную, но совершенно пустую раковину. — Вам есть что сказать?

Да. Есть. Я хочу сказать, что он не имел права. Что он воспользовался ситуацией. Что он — чудовище. Но... но...

— Я уезжаю, — повторила я, чувствуя, как голос предательски дрогнул. — Сейчас же.

— Прекрасно, — отозвался он. — Уезжайте. Забирайте своего коня. Но кареты вам не дам. Рекомендации мои вы проигнорировали. Совет дождаться доктора — тоже. — Он шагнул ближе. В полумраке комнаты его фигура казалась ещё массивнее, ещё страшнее. — Я не обязан заботиться о женщине, которая банально неблагодарная особа. Впрочем… вы — такая же капризная и глупая, как ваша сестра, — добавил он раздраженно он, и это было впервые, когда я видела его действительно рассерженным. — Да, я сказал это. И готов повторить. Одна не задумывается о последствиях своих поступков, вторая вваливается в мой дом, как ураган, и обвиняет меня во всех смертных грехах, потому что так ей удобнее!

Я онемела.

Он посмотрел на меня с таким яростным, презрительным выражением, что я невольно отшатнулась. Сердце колотилось, как у загнанной птицы.

— Уходите. На все четыре стороны, — выдохнул он, резко повернувшись ко мне спиной. — Я не собираюсь вас здесь удерживать против воли. Мне это совершенно неинтересно.

Он сделал два шага к двери и уже взялся за ручку, когда добавил:

— Но учтите, в следующий раз я подумаю, стоит ли помогать такой взбалмошной особе, как вы!

С этими словами Харитон Иванович вышел.

А я осталась.

Комната снова наполнилась той странной, давящей тишиной, которая была здесь, когда я только очнулась. Стало дурно.

Я медленно обвела взглядом комнату. Моё платье! Оно лежало на стуле - аккуратно сложенное, выстиранное, выглаженное. Я подошла и взяла его в руки.

Ткань слегка пахла дымом. Лёгкий запах дров и углей щекотал ноздри. Вероятно, его сушили у камина. Ночью. Всю ночь.

От этого вдруг стало не по себе.

С чего бы? Совесть напомнила о себе, но страх перед этим человеком был слишком велик.

Я не верю ему!

Из-за страха, ощущения уязвимости и растерянности — неважно из-за чего, но просто не верю. Потому что, если поверю, если соглашусь, что он помог мне искренне... тогда что?

Тогда моя картина мира треснет по швам. Тогда придётся признать, что я ошиблась. В нём. И в том, что я тут делаю.

А я ведь приехала, чтобы найти на Харитона Ивановича компромат…

Дико разболелась голова.

Я быстро оделась, почти не глядя в зеркало. Пальцы дрожали, когда я застёгивала корсет. Туго затянула ленты. Будто это могло удержать мой разболтанный разум на месте.

Сумка оказалась на столе — чуть влажная, но тоже чистая. Я схватила её, бросила на плечо, натянула плащ. Прошла по коридору. Немного заплутала. Меня перехватила какая-то служанка, молодая, улыбчивая, показала выход. Я поблагодарила.

Двор был пуст. У конюшни дежурил конюх — подросток. Моего коня привёл мне сам. Лошадь была чистая, блестящая, будто её трижды отмыли. Грива пахла сеном и ещё чем-то сладким, едва уловимым.

Я вскочила в седло и сорвалась с места, как угорелая.

Лишь когда оказалась вдали от усадьбы, когда дом Харитона Ивановича исчез за холмом, я осмелилась выдохнуть. Слёзы катились по щекам. Непонятно, от чего.

Какого чёрта я реву?

Солнце светило прямо в глаза. Вокруг мир казался не по-весеннему ярким. Я хлестнула лошадь, но не почувствовала облегчения. В голове гудели слова Харитона, как навязчивая мелодия:

«Вы не отличаетесь от своей сестры...»

Стоп!

Только сейчас поняла, отчего его слова так сильно меня смутили. Он не очень-то лестного мнения об Аделине!

Тогда какого демона он так настойчиво желает на ней жениться???

Глава 7. Предугадывающий...

Когда я вернулась домой, ноги дрожали, как у перепуганного жеребёнка. Болела голова.

Из гостиной раздавались звуки фортепиано — кажется, музицировала Аделина. Я узнала мелодию. Её любимая. Та самая, что она играла каждое утро, когда ещё верила, что у неё впереди беззаботная, счастливая жизнь.

Теперь её пальцы едва касались клавиш. Мелодия рвалась, прерывалась, ломалась, как карточный домик…

Ей тяжело.

Я вошла и откашлялась, чтобы сообщить о своем присутствии. Аделина тут же прекратила играть и медленно развернулась. Посмотрела на меня широко раскрытыми, блестящими от невыплаканных слёз глазами. Я не успела сказать ни слова, как эти слёзы покатились по милым щечкам — крупные, тяжёлые, как капли воска.

Она сжала кулаки, будто едва сдерживалась.

— Ты не смогла, да? — прошептала она, поспешно отворачиваясь, но плечи начали предательски вздрагивать. Она пыталась скрыть это. Напрасно. — Я знала... знала. Прости. Это из-за меня. Ты старалась... столько хлопот. А я...

Её голос сорвался. Она зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться в голос. Я стояла рядом, не в силах сказать ни слова. В горле ком. В груди — пустота.

— Не старайся больше, — болезненно выдавила из себя Аделина. — Я смирюсь. Я... не знаю, как, но... постараюсь.

— Аделина...

— Нет, не говори! — она резко развернулась ко мне, глаза покрасневшие, под глазами чёрные тени. — Я знаю, что ты сделала всё, что могла. Ты — лучше всех, а я... я сама во всём виновата. Видимо, я... заслужила это.

И вновь отвернулась, пряча лицо.

Боже… Я не могу на это смотреть! Это невыносимо!

Бедная моя кровиночка, сестричка несчастная! Разве могу я опустить руки? Разве возможно смотреть на ее страдания и ничего не делать???

Нет. Нет.

Она не должна смиряться. А я не должна останавливаться…

Я бы ещё смогла на ее месте. Я бы выдержала рядом с таким человеком, как Харитон Иванович. Пусть он пугает меня до дрожи в коленях, но... я сильная. Я смогу. Но Аделина...

Она не сможет.

Она хрупкая, как цветок, который можно сломать одним прикосновением. Как бабочка, что захлебнётся в первой же капле дождя.

Нет. Я не позволю!

— Аделина, — сказала твёрдо, пытаясь перекричать собственный пульс в ушах. — Я не сдамся. Я что-нибудь придумаю. Обещаю.

Она не ответила…

Когда я осталась одна, то села на табурет у фортепиано. Ладони сжала так крепко, что ногти врезались в кожу.

Что делать?

Харитон Иванович... он неприступен. Как крепость. Как скала. Я даже не знаю, что хуже: его спокойная холодность или та ярость, что проскочила в его глазах, когда я обвинила его в том, что он не делал.

Как будто за этой спокойной маской сидит чудовище, готовое выпустить когти в любой момент.

Но ведь он помог. Нельзя этого не признать…

Так что же он такое? Зверь? Или... человек?

Я сжала виски пальцами. Ничего не понимаю.

Если компромат не удалось найти, что делать дальше? Следить за ним? Шпионить? Я не потяну этого.

Подкупить? Он богат, влиятелен, самостоятелен. Ему не нужны мои деньги. Ему не нужны мои уговоры. Угрожать? Смешно. Обмануть? Я не умею.

Может, умолять?

Нет. Не получится. Он не отступит. Это видно по взгляду…

Я должна понять, зачем он это делает. Ведь он... сказал, что Аделина — капризная и испорченная. Сказал прямо мне в лицо. Сказал с таким выражением, будто готов был плюнуть ей вслед.

Так почему? Почему он так стремится на ней жениться, если она ему явно не нравится?

Может, отец знает?

Я вскочила и бросилась к кабинету.

Отец сидел за столом и что-то писал. Когда я влетела без стука, едва не споткнувшись о ковёр, он поднял голову и тут же нахмурился.

— Явилась – не запылилась? Где же порядочная барышня может пропадать всю ночь???

— У тётушки, — соврала я, стараясь не покраснеть. — Заболтались. Простите.

Он резко вздохнул, отбросил перо. На рубашке чернильное пятно — значит, опять нервничал, давил перо, как всегда, когда зол.

— Ты снова собралась говорить о Харитоне Ивановиче? – строго спросил он.

— Да.

— Не начинай! — оборвал отец сурово, откинувшись на спинку кресла. — Мне плевать на твои капризы! Хватит ныть о том, что Аделина не готова! Она готова! В её возрасте уже детей пора рожать, а не в девках оставаться. Я принял решение, и точка.

— Но почему он хочет на ней жениться, если... если она ему... неприятна? — Я запнулась, но он лишь отмахнулся, словно от назойливой мухи.

— Это не твоё дело. Всё. Вон из кабинета.

Я вышла. Вышла с камнем на душе.

Неужели нет человека в этом мире способного помочь в нашей беде???

И тут меня осенило.

Варвара Васильевна. Женщина, которая взяла Харитона Ивановича на воспитание. Он должен уважать и слушаться её! И как мне раньше не пришла в голову эта замечательная мысль???

Но как мне встретиться с ней? Она супруга княжеского родственника.

Я вздохнула, но укрепилась: я должна найти способ! Пойду прямым путем…

***

Карета катилась по мощённой дороге, а я сидела внутри, нервно теребя перчатки. В ушах стучала кровь, и чем ближе мы подъезжали к резиденции княжича Григория, тем сильнее мне хотелось окликнуть нанятого извозчика, развернуть лошадей и уехать подальше.

Но нет. Образ плачущей Аделины придавал сил.

Вскоре через мутное стекло я увидела башенки, крышу и мраморные колонны резиденции. Ворота были высоченными, с золотыми вензелями. По обе стороны от входа замерли каменные львы, готовые ожить в любой момент…

Сглотнула.

Господи, это Аделина мечтала побывать в подобном месте. А я чувствовала себя букашкой, решившей заползти в княжеские покои…

— Приехали, барышня, — буркнул кучер, останавливая лошадей.

Я глубоко вздохнула. На мгновение сжала пальцы на дверце. Дерево гладкое, холодное, отрезвляющее…

Выбралась наружу и заплатила кучеру.

Глава 8. Дикое происшествие...

— Что вы тут делаете? — процедил Харитон Иванович сурово.

У меня сперва отнялся язык. Просто он своим появлением уже разрушил все мои планы. Всё, чего я боялась, всё, от чего хотела избавиться, стояло передо мной в одном лице — мощное, неумолимое и опасное.

Но потом я отчаянно поджала губы и, преодолевая дрожь, сказала:

— Я прибыла поговорить с Варварой Васильевной.

Он сделал шаг вперёд. Казалось, его тень накрыла меня с головой.

— О чём ещё поговорить? — голос его звенел от возмущения. — Что вам нужно? Чего вы добиваетесь?

По его глазам было заметно: он прекрасно понимает мои цели и мотивы. Я не раз их озвучивала. Но теперь он смотрел на меня так, словно ждал, что я сдамся и откажусь от своей затеи.

Я заставила себя остаться на месте, хотя хотелось отступить назад. Он давил своим присутствием. Воздух вокруг словно загустел.

— Это не ваше дело, — сказала я, стараясь, чтобы голос прозвучал твёрдо. — Это мои личные вопросы к госпоже.

Его взгляд вспыхнул гневом. Он остановился вплотную, так близко, что это стало неприличным. Смотрел на меня сверху вниз. Я казалась себе маленькой и хрупкой, как фарфоровая кукла, которую он может раздавить одним движением. Но не отступала, потому что таким образом бросала ему вызов.

Перед глазами всплывало лицо Аделины — рыдающей, отчаявшейся, подавленной. Я не могу отступить. Не имею права. Ради неё — на всё пойду.

Единственный глаз Харитона сузился. Он оглянулся через плечо, словно проверяя что-то, а потом резко схватил меня за руку.

— Что вы делаете?! — вскрикнула я, но он молча потянул меня за собой.

Втащил меня через ворота во двор княжеской резиденции, не сказав ни слова. Я спотыкалась, пыталась высвободиться, но его пальцы, сжимающие моё запястье, были словно железными.

— Отпустите меня! — вырывалась я, но он не обращал внимания.

Вместо того чтобы повести меня к дому, Харитон резко свернул влево, в уголок сада, где росли первые деревья с недавно пробившейся листвой.

Снова дёрнулась, но освободиться не смогла. Он втащил меня за собой в гущу деревьев и, наконец, остановился.

Я вырвалась из его хватки и, тяжело дыша, отступила на шаг.

— Что вам нужно?! — воскликнула гневно, сжимая запястье, на котором наверняка остались следы его пальцев. — Немедленно прекратите!

Харитон смотрел на меня в упор, почти не моргая. Его лицо было жёстким, будто высеченное из камня.

— Я наконец-то поставлю точку во всём том, что вы делаете, — процедил он. — Я однозначно и точно женюсь на вашей сестре. И никто мне в этом не помешает.

— Но почему?! — мой голос фонтанировал отчаянным возмущением. — Она же вам даже не нравится!

Он криво усмехнулся.

— С чего вы взяли?

— Вы сами назвали её капризной. О любимых женщинах так не говорят! Неужели у вас вообще не осталось сердца? Хотите сломать жизнь девушки просто так, по прихоти?

Харитон скрестил руки на груди.

— Можете думать, что хотите, — холодно отозвался он. — Этой свадьбе быть. Я обязательно женюсь на Аделине. Так и знайте.

И тогда во мне вскипела такая ярость, такая болезненная, жгучая ярость, что я не выдержала. Захотелось кинуться на него, разорвать его на части, заставить почувствовать ту же боль, что чувствую я.

От отчаяния, от ощущения своей дикой беспомощности, ведь всё, что я делаю, валится, всё, что я начинаю, не приводит к нужному результату. Аделина ждёт меня дома, в слезах, и я ничего не могу сделать.

Я не поняла, как это произошло. Вдруг оказалась рядом с ним и, стиснув кулаки, яростно заколотила по его груди.

— Вы — чудовище! — кричала я, захлёбываясь собственным голосом, поэтому выходил только сдавленный хрип. — Как вы можете?! Как смеете?!

Харитон Иванович явно не ожидал подобной атаки. Он не устоял, пошатнулся, и мы оба, не удержав равновесия, упали на землю.

Я попыталась подняться, но не успела. Он поднялся первым и, в попытке встать, навис надо мной. Его вес придавил меня к земле, и я оказалась под ним, прижатая к сырой траве.

От страха у меня перехватило дыхание.

Харитон возвышался надо мной, словно скала. Лицо его было ошеломлённым, единственный глаз потемнел, как штормовое море. Я смотрела на него снизу вверх, и сердце выскакивало из груди от ужаса.

— Ой, кто это?! — раздался вдруг звонкий девичий голосок где-то совсем рядом.

Мы оба вздрогнули и синхронно повернули головы на звук. В нескольких шагах от нас стояла целая группа аристократов.

Во главе находилась женщина лет тридцати, рыжеволосая, безумно красивая, с пронзительным взглядом. Рядом с ней — несколько мужчин, двое или трое помоложе, двое постарше. С ними две женщины и девушка лет пятнадцати, которая и закричала.

Девочка рассматривала нас с восторгом и ужасом одновременно. И в этот момент я поняла, что мы пропали. Точнее, пропала я. Харитону-то ничего не будет.

— Слезьте с меня! — закричала отчаянно.

А потом, обводя взглядом толпу, выкрикнула:

— Это не то, что вы подумали! Это совершенно случайно!

Наконец, Харитон очнулся и ловко вскочил на ноги. Скорее всего несознательно он подал мне руку. Я так же несознательно ухватилась за неё и тоже поднялась.

Мы стояли рядом и неотрывно смотрели на невольных свидетелей нашего позора, не в силах выдавить из себя ни слова.

Рыжеволосая женщина смотрела на нас хмуро и озадаченно.

— Харитон! — обратилась она к нему. — Что здесь происходит? Кто эта барышня и почему вы...

— Наверное, это его невеста! — выкрикнула девушка-подросток.

— О, да! — подхватила какая-то женщина. — Харитон Иванович собирался жениться на дочери Егора Вишневского. Наверное, это и есть его дочь.

Я густо покраснела. Один из мужчин недовольно пробурчал:

— Даже если они помолвлены, подобное поведение крайне неприлично!

— Варвара Васильевна, — обратился к рыжеволосой этот мужчина. — Как свидетель сей непристойности, прошу вас устроить свадьбу как можно скорее.