– Ну наконец-то. Как же долго я тебя ждал.
Голос незнакомца был бархатистым, с едва уловимой хрипотцой. Он ласкал, будто скользя по коже. Я растерянно заморгала, глядя на мужчину. Ему было примерно тридцать пять, мой ровесник. Высокий, с идеальной осанкой и проработанным телом танцора или фехтовальщика, он был полон горячей живой силы.
Светлокожее кареглазое лицо было словно вылеплено великим скульптором. Острые скулы с легкой щетиной, обаятельная улыбка на тонких, четко очерченных губах, лукавые искорки в глазах – на него хотелось смотреть, не отрывая взгляда.
Я перевела глаза ниже, скользнув по телу от идеально проработанного пресса и вниз и…
Незнакомец был полностью обнажен и там, внизу, тоже все было идеально.
Не знаю, сколько времени я таращилась на него, пока не поняла: в классе этому мужчине взяться неоткуда. Мы с семиклассниками только что разбирали тему “Путешествия”, и проще было забить гвоздь головой в мраморную плиту, чем забить в седьмой “В” нужную лексику.
– Верно! – улыбнулся незнакомец и помахал рукой где-то около лба и виска. – Мои глаза здесь, Елизавета Андреевна!
Я невероятным усилием воли оторвалась от созерцания того, чего в реальной жизни не видела уже несколько лет. Улыбка обнаженного красавца стала острее и злее.
– Нет на белом свете большей суки, чем Елизавета Андреевна Зарайская с ее английским, – произнес незнакомец. – Так считала вся гимназия, все дети, которым не повезло с тобой столкнуться. Теперь такой суки и правда нет на свете, у тебя оторвался тромб, и ты умерла. Смерть быстрая и относительно легкая.
Умерла? Как?
Мы же только что слушали диалог о покупке билетов в Сент-Джеймс парк…
Я посмотрела по сторонам и увидела, что мы висим в воздухе среди темных плотных туч. Где-то вдалеке ворочался гром… и кажется, в рай я не попаду. Очень уж тут темно для рая и вряд ли у ангелов вот такие… болты.
– Верно, я не ангел, – кивнул незнакомец, словно подслушал мои мысли. – Так, давай официально. Ты Елизавета Андреевна Зарайская, учительница английского языка, тридцать пять лет, умерла. Меня зовут Габриэль, я твой куратор в этой части Беспределья. Моя задача – контролировать и направлять твою дальнейшую работу.
И после смерти мне не обрести покой. Одна работа сменилась на другую.
Ладно, пусть так. Меня больше нет, и вся школа сегодня поедет отмечать это чудесное событие. Сдохла старая дева, которая задолбала всех со своим английским, туда ей и дорога. Оплакивать меня было некому. Я так и не создала семьи, не завела питомца, родителей давно не было.
Но снова работать?
– И что за работа? – поинтересовалась я. – Видите ли, я представляла загробную жизнь немного по-другому.
– Если бы не я, у тебя все и было бы по-другому, – кивнул Габриэль. – Но мне нужна как раз такая, как ты. Скажи-ка, ты гоняла детей по злобе или по долгу?
Гоняла. Ну да, это вот так называется.
– По долгу, – ответила я. – Все, кто хотел, потом поступили на ин-яз без репетиторов, только с моими уроками. Ну да, я не была к ним добра и не разводила сюси-пуси. Я выполняла свой долг и… может, ты все-таки чем-то прикроешься?
Габриэль очень выразительно завел глаза.
– Между прочим, это аккумулятор светлой энергии, – сообщил он. – У тебя тоже есть.
Я с ужасом посмотрела на себя и увидела, что тоже полностью обнажена, это во-первых. А во-вторых, грудь, которую однажды назвали двумя таблетками аспирина на доске, превратилась в весьма впечатляющий пятый размер.
– Что это? Верни мне мои плоскодонки обратно! – заорала я, прикрыв грудь руками. – Это что еще за работа такая?!
Габриэль дернул рукой, и мои губы слиплись. Я отчаянно замычала, но расклеить их не получалось.
– Говорю же: это аккумулятор светлой энергии, – терпеливо объяснил Габриэль. – Вернутся к тебе твои плоскодонки, когда ты все израсходуешь. Энергии понадобится много, тут работа как раз для такой, как ты.
Губы наконец-то разлепились, и я спросила:
– И что нужно делать?
Габриэль ослепительно улыбнулся.
– Теперь ты курирующий дух под моим началом. Твой подопечный – Этьен Лефевр. Четырнадцать лет, бастард князя Анри Клемансо. Твоя задача – пробудить в нем магию.
***
Я нахмурилась, обдумывая сказанное.
Курирующий дух это, наверно, что-то вроде ангела-хранителя. В принципе, работа ничем не отличалась от прежней. Учителю с утра до вечера приходится пробуждать в детях что-то полезное, нужное и важное.
Но магия… княжеские бастарды…
– Это какой-то сказочный мир? – спросила я. – Или компьютерная игра?
Я не читала фэнтези и не играла в компьютерные игры. Магия, колдовство, князья – все это звучало дико и нелепо.
– Это множественность обитаемых миров, – ответил Габриэль. – Я не буду тебя сейчас загружать теорией мультивселенной или квантовой механикой, где частица может находиться в нескольких состояниях одновременно. Просто усвой, что есть параллельный мир, а в нем есть магия, которая наполняет людей из владыческих семей.
Ладно. Примем правила игры, все равно деваться некуда.
– И в этом Этьене она не пробудилась?
– Увы. Если бы мальчик нашел свою магию, то отец признал бы его принадлежность к дому Клемансо. А так он пока живет у своей бабки и тетки, и они колотят его смертным боем. В нем нет магии, а они так рассчитывали на него, так надеялись, что славно заживут при княжеском дворе. И вот он, дрянь такая, все их мечты переломал.
Угу. Ясно. Видала я таких бабок и теток. В их квартирах тараканы маршируют отрядами, обувь тонет, прилипая к многолетним слоям грязи, а из еды только луковица и три бутылки водки.
Значит, мой подопечный неблагополучный ребенок, который забит так, что не способен вырваться из омута.
– В школу ходит? – спросила я, невольно включившись в решение задачи. Габриэль кивнул.
– Да. Он неглуп, я бы даже сказал, умен. У него все в порядке с точными науками. Иностранные языки идут неплохо, но со скрипом.
Я еще успела подумать, что это какие-то проделки Габриэля. Потом увидела, как золотистая стена медленно-медленно вспучивается, выметывая кирпичи, как балкон с князем отделяется от нее и взлетает вверх, как все окутывает черно-кровавыми облаками дыма. Кажется, княжич заорал, кажется, Клод вскинул руку, выбрасывая из ладони что-то серебристое…
…и не знаю, как я это сделала, но всех людей на лужайке вместе с князем подхватила бледно-голубая волна и мягко поволокла в сторону живой изгороди.
Потом все снова пришло в движение, и я аккуратно приземлила Этьена в куст. Со всеми остальными не хотелось церемониться, но я решила пока не причинять им особого вреда.
Князь приземлился в живую изгородь, сверху на него обрушило Клода, а княжич лег верхним слоем.
Я схватила Этьена за руку, рывком поставила на ноги и приказала:
– Парень, не дури! Спросят про магию – говори, что она твоя. Там разберемся.
Этьен испуганно кивнул. Смотрел он не на разлетающиеся во все стороны кирпичи, не на решетку балкона, которую вонзило в лужайку, как нож в торт, не на огонь и дым, а на мой бюст.
– Твои… – он осторожно указал пальцем. – Они, кажется, уменьшились.
Я заглянула в корсаж и увидела, что Этьен прав. Пятерка сейчас сделалась уверенной четверкой.
– Конечно, – ответила я, – я же трачу энергию. Давай, не теряйся. Магия – твоя. Ты сейчас спас князя и княжича.
Княжич со стоном сполз с Клода, поднялся на ноги и дотронулся до щеки – там пролегла царапина, и парень, видно, вообразил ее раной до самого мозга. Клод помог князю подняться – они замерли, глядя на развороченную взрывом стену, и вид у них был, честное слово, как у двух клоунов.
– Как же… Ваша милость… – пролепетал Клод. – Это снова дом Вернье?
Князь устало провел ладонями по лицу.
– Узнаю их почерк. Только старый Морис Вернье бьет Кулаком дракона.
На лужайку высыпала целая толпа народа – слуги, прислуги, охранники, ассистенты и прочие подтирайки и помогайки. Князя и княжича окружили, заохали, заахали.
– Вас сам Господь спас, не иначе! – воскликнула какая-то дама в темно-синем платье. – Такой удар! Весь дворец содрогнулся!
Она прижала ладонь к губам и расплакалась. Княжич сразу же рухнул на чьи-то руки и его проворно понесли прочь. А князь отстранил сухого старичка, который совал ему под нос пузырек с вонючим зельем, и обернулся к нам.
– Бледно-голубая волна, – произнес он. – Я видел ее. Это ты сделал?
Я толкнула Этьена в плечо, чтобы он не погубил все своей честностью.
– Не знаю, – ответил мальчик. – Больше тут никого нет.
Все смолкли, заинтересованно глядя на княжеского бастарда. Князь некоторое время стоял молча, а потом сказал:
– Что ж, спасибо за наше спасение. Дамьен, отведите его в лабораторию. Если в нем и правда проснулась магия, то…
Старичок закивал, подбежал к нам и приказал:
– Идемте, юноша, идемте скорее.
Княжеский дворец был большим, наполненным роскошью, но выстроенным очень бестолково. Мы долго шли куда-то бесчисленными ходами и переходами – то по лестнице, то по коридору мимо доброй дюжины статуй в рыцарских доспехах, то через зал, в котором компания долговязых парней играла в живые шахматы, то через картинную галерею и снова на лестницу. Наконец, Дамьен привел нас в огромный зал с высокими окнами, который мог быть бы бальным, если б не бесчисленное количество стеллажей с коробками, столов с пробирками и колбами и витринами, в которых красовались человеческие скелеты.
– Садитесь, мой юный друг, садитесь, – распорядился Дамьен, и Этьен послушно опустился на табурет. – Головные боли бывают? Спонтанные вспышки агрессии?
Этьен не стал спорить.
– Бывают. Сегодня я отлупил Жан-Люка. И наговорил отцу… всякого. Я был очень зол.
– Так, хорошо, – старичок надел очки с десятком линз, покрутил колесико у оправы, и линзы налились тревожным розоватым свечением. – Смотрите на меня, не крутите головой.
Этьен замер, а я почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине. Дамьен закивал, снял очки и взял со стола аметистовую друзу.
– Смотрим сюда, – приказал он. – Смотрим, не боимся, она не укусит, пока я ее держу.
А бояться было чего. В мгновение ока друза превратилась в жутковатое создание, помесь ящерицы и скорпиона с тремя головами. Мелкие пасти открывались и закрывались, тварь шипела и смотрела так, словно хотела броситься.
Этьен застыл, как воробушек перед коршуном. Испуганно раскрыл глаза – а тварь вдруг перестала шипеть, собралась в комок и спрятала все головы.
– Удивительно! – воскликнул Дамьен. – Это сильнейший источник магии! Он пока не в вас, а рядом, но… Поздравляю, дитя! Отец признает тебя законным сыном!
***
Потом старичок чуть ли не бегом, с удивительной для его возраста прыткостью, бросился из лаборатории, велев Этьену сидеть и ждать, и мы наконец-то смогли спокойно поговорить.
– Что за Морис Вернье? – спросила я.
Этьен, который, кажется, опомниться не мог от таких поворотов в судьбе, посмотрел так, словно не понял, о чем я вообще спрашиваю. Потом ответил:
– Он купец первой гильдии. Ведет торговлю колониальными товарами по всему миру.
Понятно, внутренние разборки. Я в них еще вникну.
– А тот парнишка, который метал шары? Княжич?
– Да, Мишель, – Этьен внимательно посмотрел на меня и произнес: – Да ты же не знаешь…
– Чего я не знаю?
– Меня сегодня поколотили в школе по его приказу. И…
– Ладно, можешь не говорить, – мягко сказала я, потому что заметила, как Этьен изменился в лице. Все сегодняшние приключения – обретение курирующего духа, побег из дома, отпор компашке Жан-Люка и взрыв в княжеском дворце – заслонили от него то, что случилось днем.
А днем парня унизили так, что он сунул голову в петлю. И в чистое переоделся, бедный.
– В общем, давай так, – я ободряюще улыбнулась. – У тебя теперь есть нормальный дом. Спокойное место, где ты можешь побыть один, и никто не орет над головой. В школе ни один шакал теперь не откроет рот. Наоборот, теперь все они будут целовать тебе ботинки, а ты сможешь на них плевать.