Умоляй меня

Глава 1

Она тяжело вздохнула.

— Я же, блин, просила! Никакой соли, никакого чеснока! – орала девушка из туалета.

— А я просил не трогать маринованные огурчики с помидорчиками. Между прочим, я их себе купил, - хрустя последним соленым огурцом ответствовал мужчина, прохаживаясь перед закрытой дверью. – Кстати, нормальные огурцы, зря ты бурчишь.

— Да иди ты…за чесноком, — огрызнулась девушка.

Пять утра. Начинает светать. Золотистые лучи солнца ласково смотрят в окно. Тихо поют птички. Относительная тишина. Прелесть. Бронислав отвел взгляд от распахнутого окна. Как ему нравилось это время. Тишина. Все спят, и никто не качает права…никто, кроме одной вампирши мучавшейся от несварения желудка.

— Долбанные подосиновики, — девушка вошла на кухню. Держа руку на плоском животе, девушка морщилась, словно испытывала недомогание.

— Реджина, откуда в тебе такие манеры? Кстати, как прошло свидание? Я так понимаю не очень, раз вернулась голодная домой, — мужчина усмехнулся. Неспешно поедая большой кусок торта, он с насмешкой посматривал на невысокую хрупкую девушку с бледной кожей.

— Мир прогнил, люди на свидания ходят с ножами, никакой романтики.

— А-а-а, еще один бедолага пытался вырезать сердце на дереве. Понимаю, — протянул он. – А вообще, зря ты так. Вот вспомни, прошлому ухажеру пришлось рассказывать про пионеров и диафильмы. Я тебе всегда говорил, любовника надо выбирать по возрасту, — и чуть запоздало уточнил. – Тортик будешь? Честное пионерское, без чеснока и соли.

На что девушка его смерила уничтожающим взглядом, будто пыталась испепелить на месте.

— А как твой вечер прошел? – подумав, она все-таки отобрала тарелку и забрав чистую вилку из сушилки с посудой, примерилась к торту.

— Мне сказали, что я бойцовая псина, — Бронислав рассмеялся.

— Это как? Кто-то попросил лапу, а ты сразу в морду дал!?

— Да ну что ты, конечно, нет, — он рассмеялся. «Конечно нет, лапу никто не просил, а в морду получил один придурок, пришедший на свидание с ножом» — подумал оборотень.

— На работу опаздываем. Давай, заводи драндулет, я сейчас спущусь.

Бронислав накинул кожаную куртку на плечи и выскочил на улицу. Подойдя к машине, мужчина быстро запустил двигатель, не торопясь захлопнуть дверь, чтобы еще насладиться тишиной и умиротворением, которое дарило раннее утро. Ночь пролетала стремительно, напоминая о неминуемой быстротечности времени. Хотя он был не из тех, кто ценил время. В его понимании, время давно умерло, замерев в тот день, когда он увидел Реджину на пороге своего дома. Он часто прокручивал этот момент в своей голове, думал о том, что все могло сложиться иначе, но…

— Эй, блохастик, уснул что ли? – Реджина уже заняла соседнее сидении. – О чем размечтался-то?

— Да вот думаю, что из года в год, в тебе все больше бабуля просыпается. До пенсии так не доживешь.

— Если пенсионный возраст еще пару раз передвинут, то и моя вечность не спасет.

— А ты все еще надеешься, - он рассмеялся, выруливая со двора. – Может нам тачку поменять, а? Я ее устал уже чинить. Все выходные в гараже провожу.

— С ума сошел? Машина почти новая, всего пятьдесят лет прошло.

— Действительно, всего, - он закатил глаза. – Если ты не знала, то она уже раритет.

— Ну тем более, поездим еще лет двадцать и может поменяет.

Спорить было бессмысленно.

— Тебе бы поспать не мешало, а то синяки под глазами все никак не пройдут. Или может попробовать новые патчи? – дружелюбно предложил мужчина, не отрывая взгляда от дороги.

— Ты же знаешь, что они проходят. Я перепробовала кучу кремов и сывороток, — она устало цокнула языком. – На вампиров это не действует.

— Странно получается, патчи под глаза не помогают, а чеснок…

Она зашипела злобной кошкой обнажая миниатюрные белоснежные клыки.

— Ути бозе мой! Понял, молчу, — Бронислав улыбнулся. – А то, кто ж тебя еще будет терпеть с таким невыносимым характером.

Вздохнув, Реджина уточнила:

— Напомни, почему мы до сих пор живем вместе?

— Потому что ты бледнолицый кровосос, я – собака сутулая и вдвоем мы отлично накалываем секту «Света», которая на нас столько золота и серебра переводит, считая, что этим возможно нас умертвить. Кстати, поздравляю, последний раз получилась приличная сумма.

— Угу…точно, кроме тебя меня точно никто не вынесет, — она натянуто улыбнулась, явно передразнивая. – Да и ты не факт.

— Ты легкая, могу и на руки взять, - отмахнулся он и удрученно добавил. – Пробки восемь баллов. Во сколько блин надо выезжать, чтобы этого избежать?

Глава 2

— Может стоило бросить эту работу? Что толку от этой больницы?

— Ну не скажи. Если вампиры, оборотни и люди научатся жить дружно, то…

— То проблем будет лишь больше.

— Все, проснулась бабка старая.

Бронислав свернул, срезая через дворы. Вампирша вдруг принюхалась, смешно морща маленький носик и уточнила, закатывая глаза:

— Ты опять мылся моим шампунем?

— Не мог отказать себе в этом удовольствии, все-таки в твоем шампуне всех этих глюкофаш натрия меньше, и они более благородные.

— Шампунь восемь тысяч стоит, собака ты сутулая. Опять пол пузырька выплюхал на себя??? – заорала она, ударяя парня дорогой сумкой.

— Разобьемся, дура, — смеясь отбивался оборотень. – Кто стрим будет вести? Ты еще позавчера вопила, что умрешь бомжом.

— Я умру миллионером…

— Сегодня и со мной, — кое-как отобрав злополучную сумку, Бронислав все-таки припарковал машину. – Ты смотри, с таким поведением я никогда не выдам тебя замуж.

— Не очень-то и хотелось, — злобно огрызнулась она.

«Хотелось. Я слишком хорошо тебя знаю», — грустно подумал он, продолжая следить за девушкой с улыбкой на губах. Мужчина действительно знал ее слишком давно и слишком хорошо. Он смотрел на нее и видел не ту невероятно красивую девушку с бледной без единого изъяна кожей, серебристыми невообразимого цвета волосами и темными выразительными глазами. Идеальный овал лица приближенный к стандартам корейской красоты – остренький подбородок. Хрупкая, с небольшой плотной грудью. Их дружба держалась слишком давно и держалась на непонятных, даже для оборотня, вещах.

Под руку они вошли в здание и вызвали лифт, который через минуту раскрыл свои двери. Пара вошла внутрь. Двери закрылись и почти сразу свет несколько раз мигнул.

Он снова представил её перед собой — тонкую, белокожую, с едва заметным изгибом талии, такую живую в своей бледной, почти лунной красоте. Он склонялся над ней в мыслях, будто боялся спугнуть сон или затронуть что-то священное. Его губы еле касались её живота — осторожно, будто она могла рассыпаться от одного неосторожного движения. Язык очертил круг вокруг пупка, чуть скользнул вверх и замер в ложбинке под рёбрами. Сердце стучало, как у щенка, впервые оказавшегося на снегу. "Чёрт, я веду себя как мальчишка," — мелькнуло в голове.

И вот — её рука, прохладная, как весенний ветер. Она провела по его волосам, ласково коснулась щеки, провела пальцами вдоль виска, опустилась к подбородку. Её молчаливое одобрение было громче любого слова.

Он приподнял её за плечи, стянул с неё майку. Мгновение — и он вновь склонился над ней, замер. Её глаза встретились с его. Личико будто нарисовано: курносый нос, мягкие губы, взгляд — с вызовом, но где-то глубоко в нём дрожала неуверенность. Он поцеловал её в нос, и Реджина улыбнулась, обвив его руками, притянула ближе. Он коснулся её губ, провёл по ним языком, и она — откликнулась, приоткрылась ему.

Он продолжал фантазировать — как его язык путешествует по её шее, как скользит вдоль ключиц и останавливается у груди. Он чуть отстранился, будто опасаясь, что это слишком. Она смотрела на него из-под ресниц — щёки залились румянцем, губы полураскрыты, а грудь, цвета топлёного молока с тёмными сосками, казалась недостижимо прекрасной. Два сладких холмика, будто сотканных из мечты.

В этот момент он получил лёгкий, но весьма ощутимый подзатыльник.

— Опять завис? — с подозрением в голосе спросила Реджина, стоя рядом с ним в лифте.

— Да я просто… кондиционер твой вспомнил, — пробормотал он, почесав затылок.

— Угу, конечно. Кондиционер. — Она смерила его таким взглядом, от которого у вампиров могла бы кровь застыть, если бы она у них была.

Он усмехнулся и украдкой посмотрел на неё — свою вечную недостижимую. И не знал, что больнее: то, что она рядом, или то, что она — не с ним.

Глава 3

Вампирша лишь закатила глаза.

— Застряли, — констатировал оборотень. Темнота не смущала ни его, ни ее, ибо оба обладали идеальным ночным зрением. Реджина прислонилась спиной к стенке лифта и флегматично скрестила на груди руки. Бронислав спокойно подошел к кнопкам и нажал на «вызов». Ничего не произошло. Поцокав языком, мужчина обернулся к девушке и уточнил:

— Ну что, по старинке?

Это был не первый случай, когда они застревали в этом лифте. Привычно встав на поручни, оборотень открыв крышку люка в потолке кабинки и без проблем выбрался наверх. Вампирша последовала за ним и легким прыжком оказалась на крыше кабины рядом с другом.

— Когда его уже починят нормально, — вздохнула она, зная, что ответа не будет.

В несколько лёгких прыжков они оказались на крыше, минуя застрявший лифт. Потом, как ни в чём не бывало, спустились по запасной лестнице на третий этаж районной больницы — старого здания с облупившимися стенами, но с новенькими пластиковыми окнами и бодрой охраной у входа. Пахло хлоркой, антисептиками и чем-то тёплым, человеческим. Пахло жизнью, вперемешку с болью.

Широкий коридор был полон — медсёстры, пациенты в халатах, санитарки с тележками, пара молодых врачей в зелёных костюмах. Протиснувшись через толпу, Бронислав и Реджина добрались до конца коридора, где размещалось отделение паллиативной помощи. Именно сюда они теперь приходили почти каждый день — не как пациенты и не совсем как персонал, а как… как тени, как наблюдатели. Или участники.

Реджина первой переступила порог. Комната была простая: несколько кроватей, белые простыни, приглушённый свет. Она привычно устроилась у окна, положив на колени блокнот в кожаном переплёте и перьевую ручку. Её рука сразу заскользила по бумаге. Ей нравился этот звук — скрип пера, как будто он связывал её с прошлым. Или удерживал от забвения.

Бронислав опустился на край кушетки у стены, огляделся. Он знал здесь каждого — и тех, кто лежал, и тех, кто лишь заглядывал мимоходом. Некоторые были уже приговорены, другие ещё цеплялись. Он чувствовал их боль, невыраженную тоску, и, как ни странно, именно здесь становился тише, собраннее.

Они выбрали этот городок неслучайно. Маленький, затерянный в сибирских лесах, он казался забытым временем. Несколько деревень по периметру, леса, до горизонта покрытые инеем, и эта больница — чуть ли не единственное место, где свет не гас.

В отличие от Припяти — надуманного мира с бесконечными энергоблоками и мегаполисной инфраструктурой — здесь всё было по-настоящему. Боли больше. И человечности. Может, потому они и остались.

— Это был когда-то богатый край, — пробормотал Бронислав, наблюдая за тем, как старик на соседней койке перечитывает пожелтевшее письмо. — А теперь, глядишь, письма приходят чаще, чем скорая.

Реджина не ответила, лишь слегка усмехнулась. Вампирская память позволяла ей помнить каждого — всех, кто когда-либо лежал здесь. Иногда ей казалось, что она чувствует их до последнего вздоха. Даже тех, кого старалась забыть.

Бронислав задумчиво глядел в окно. Снаружи ветер гонял снежную крупу между соснами. Маленький город медленно жил своей жизнью, а здесь, внутри, всё замирало в ожидании чего-то — облегчения, смерти или, как в их случае, очередной бессмысленной надежды.

Они не спасали. Они просто были рядом.

Реджина шумно вздохнула — в нос ударил насыщенный, почти липкий аромат крови: тёплой, свежей, смешанной с потом и чем-то железисто-соленым, отчего клыки невольно заныли. Она чуть приоткрыла рот, сжала зубы, заставляя себя не шипеть. Её зрачки на миг расширились, а руки сами собой сжались в кулаки. Она медленно выдохнула, с трудом удерживая маску спокойствия.

Бронислав обернулся к ней с секундным запозданием, улавливая перемену в её запахе — чуть сдвинул брови, как будто услышал несказанное. Он уже собирался спросить, но его перебил крик:

— Помощь! Сюда, срочно! Остановка сердца!

Из-за угла показался молодой врач — не старше двадцати пяти, с лицом, искажённым паникой. За его спиной двое санитаров катили каталку, на которой лежал молодой мужчина — кровь текла из его головы, грудная клетка едва приподнималась, если вообще.

Реджина поднялась — слишком медленно, если для вампира, но достаточно быстро по человеческим меркам. Движения её стали сдержанно деловыми. Она выскользнула в коридор и почти сразу оказалась возле каталки, ловко перехватывая ситуацию в свои руки, будто действительно была врачом, а не хищницей, чьё нутро взывало к иному.

— Глубокое рассечение, травма виска, без сознания. Сердце встало? — спросила она, прикладывая два пальца к шее пострадавшего. Не дождавшись ответа, начала компрессии.

— Он из спортзала, — подал голос санитар, — во время тренировки, по дороге сюда начал уходить.

— Ясно, — выдохнула она и резко повернулась. — Где дефибриллятор?

— Несу! — послышался голос другого интерна, бегущего по коридору.

Бронислав уже возвращался с ампулой и шприцем. В его взгляде мелькнул холодный профессионализм — возможно, память о прошлой жизни, когда он тоже что-то лечил, что-то спасал.

— Адреналин! — Реджина подставила руку, и Бронислав молча вложил ампулу в её ладонь. Он знал — она лучше знает, что делать. Даже в таком состоянии.

Глава 4

Реджина вошла в ординаторскую и плотно прикрыла за собой дверь. Спиной прислонилась к стене, зажмурилась. Всё тело ломило от напряжения. Её желудок напоминал о себе с той самой мучительной навязчивостью, с какой часами капает вода в пустом доме. Скрывать голод становилось всё сложнее. Последний месяц был особенно тяжелым — поставки донорской крови сократились, запасы стремительно таяли. А на охоту…

Она поморщилась. Стоило вспомнить об этом — перед глазами встал тот чёртов медведь. Или, вернее, то, что от него осталось. Глухая ночная чаща, запах дикой шерсти, удар когтей… и толпа туристов с камерами, оказавшаяся слишком близко. Всё тогда едва не раскрылось — её скорость, её глаза, её зубы. Она бежала через лес как тень, но несколько человек всё же что-то увидели. С тех пор мысль о повторной охоте вызывала не адреналин, а тревожный озноб.

В дверь постучали, и тут же приоткрылся проход. На пороге стоял Бронислав, как всегда — без шума, без лишних слов.

— Я в перевязочной оставил тебе пакет крови, — негромко сказал он. — Пока никого нет.

Её ответ прозвучал скорее как выдох:

— Спасибо.

А потом она исчезла — слишком стремительно, чтобы быть человеком. Слишком голодная. Слишком на грани.

В перевязочной было прохладно, стерильно, пахло йодом и железом. Она захлопнула за собой дверь, провела рукой по волосам, словно пытаясь вернуть себе самообладание. Потом достала пакет, порвала защитную оболочку и, зарычав почти беззвучно, вонзила клыки.

Тёплая густая жидкость хлынула в рот — не свежая, донорская, с консервантами, но всё равно — кровь. Она пила жадно, сдержанно, контролируя каждый глоток. Пульс замедлился, голова прояснилась, тело расслабилось. Ещё немного — и она снова могла дышать, снова быть врачом, а не существом на грани срыва.

И тут — щелчок ручки. Дверь приоткрылась. На пороге стоял парень — высокий, крепкий, светловолосый, с влажными волосами, в тренировочном костюме. Его голубые глаза расширились, когда он увидел её. Увидел, как она резко обернулась, сжала пакет крови в руке. Увидел тёмные, почти чёрные глаза, налитые алым отблеском. Увидел клыки, ещё не убранные. И понял, что видит нечто невозможное. Он застыл, не в силах вымолвить ни слова.

Внутри Реджины всё замерло. Бежать? Стереть память? Убить?.. Или — сказать правду? Впервые за долгое время страх коснулся её не из-за голода, а из-за его глаз. Этих слишком живых, слишком ясных человеческих глаз. Она медленно выпрямилась, не отводя взгляда, и прошептала:

— Ты… не должен был это видеть.

Парень быстро оглянулся через плечо, взгляд ускользающий, отточенно внимательный. Убедившись, что коридор пуст, он шагнул внутрь и тихо закрыл за собой дверь. Замок щёлкнул едва слышно, но для вампирши этот звук прозвучал как выстрел. Они остались вдвоём — в перевязочной, среди стальных шкафов, запаха крови и медицинских теней.

— Не переживайте, — сказал он неожиданно спокойно, без истерики и паники, с той прямотой, которая могла быть только искренней. — Я никому ничего не скажу.

Реджина не ответила сразу. Она оценивающе смотрела на него, стремительно перебирая варианты — как вышел, почему зашел, что видел, что может вспомнить, что придётся… убрать?

Но пока она думала, пакет в её руке опустел, остатки крови стекали по мягкому пластику. Клыки медленно втянулись, лицо возвращалось в привычные черты — острые, строгие, но человеческие. Или почти.

Парень вдруг улыбнулся. Не испуганно, не натянуто — искренне, с лёгкой насмешкой и, как ей показалось, даже интересом.

— Дима, — представился он и протянул ладонь. — Будем знакомы, доктор Реджина Нортман.

Она моргнула. Неожиданно. Не по сценарию.

И всё же, не почувствовав от него угрозы, она медленно подала руку. Её пальцы были, как всегда, ледяные, даже сквозь тонкую перчатку. В ответ ладонь Дмитрия обожгла её жаром — живым, пульсирующим. Он не отдёрнул руку. Только чуть хмыкнул.

— Лёд и пламень, — пробормотал он, будто сам себе.

— Вы… зачем пришли? — спросила она, голос всё ещё немного срывался.

— Хотел узнать, как Лёха. Ну, Алексей, которого только что привезли. Он мой друг. Мы вместе занимаемся в зале.

Реджина, словно включив тумблер, мгновенно вернула себе привычную маску врача. Голос стал ровным, спокойным, движения — выверенными.

— Его перевели в реанимацию. Состояние стабилизировано. Повреждение серьёзное, но отлежится. Очнётся — через день, может, два. Оклемается.

Дмитрий кивнул, задержав взгляд на её лице чуть дольше, чем стоило. Будто запоминал.

— Спасибо, — снова мягко улыбнулся и направился к двери. — А насчёт… — он кивнул на пустой пакет у неё в руках. — Это ваше дело. Я умею держать язык за зубами.

И исчез, как будто его и не было. Дверь закрылась за ним с почти утешающим щелчком. Реджина осталась стоять одна. И только тогда в неё ударило — паника, как волна. Плотная, липкая. Он всё видел. Он слишком спокоен. Слишком… человек. Как он мог так отреагировать? Почему не испугался? Почему смотрел, будто знал? И почему, чёрт побери, она не захотела стереть ему память? Она вцепилась в край стола, чувствуя, как сердце — давно забытое, неживое — впервые за долгое время билось в горле.

Глава 5

Реджина носилась по ординаторской, как в клетке — неукротимо, рвано, с каждым шагом будто пытаясь растоптать собственную тревогу. Её каблуки глухо стучали по линолеуму, белый халат мелькал в темпе её шагов, волосы рассыпались по плечам. Она судорожно тёрла виски, словно могла вытереть воспоминание о встрече, которое уже намертво врезалось в память.

— Он всё видел! — голос её дрожал от гнева и страха. — Пакет, мои глаза, чёртовы клыки! Да он смотрел прямо на меня, Бронь! ПРЯМО НА МЕНЯ!

Бронислав сидел в углу, в старом кресле с ободранными подлокотниками, и задумчиво наблюдал за ней, закинув одну ногу на другую. Он не двигался. Ни один мускул на лице не дрогнул.

— Тихо, — сказал он, но это слово утонуло в её следующем крике.

— Чёрт! Чёрт, да как я могла так опростоволоситься?! — она с размаху ударила кулаком по столу. — Все эти годы… Все эти усилия! Я скрывалась, я контролировала себя, я была тенью! А теперь… из-за какого-то светловолосого качка с глазами щенка, у которого сердце в голосе… ВСЁ! Всё может рухнуть!

— Реджи, — начал Бронислав, но она уже снова металась от стены к стене, не слыша его.

— Да он, может, уже записывает видео для соцсетей! «Смотрите, друзья, я встретил вампиршу в перевязочной!» Прекрасно! Меня выловят, посадят в пробирку, будут по капле кровь тянуть, как с подопытной крысы! И тебя вместе со мной! — Она обернулась к нему, в глазах вспыхнул красный отголосок ярости. — А ты сидишь! Как камень! Как будто тебя это не касается!

— Да кого это касается, кроме тебя? — лениво отозвался он, даже не подняв бровей. — Ты сама себя уже в гроб загнала. Не спеши, он не говорил никому. И вряд ли скажет. Поверь мне, видел я таких. Расскажет — и через день будет сидеть в психушке с диагнозом «острая вампирофобия». Кому он нужен со своей правдой?

— Ты ВСЁ упрощаешь! — зарычала она. — А если он не из простых? Если он знает? Если он из этих, из охотников или… из тех, кто…

— Охотники? Серьёзно? — Бронислав наконец приподнял бровь. — Ты что, сериалов пересмотрела?

Она резко подошла к нему, остановилась в шаге, вскинула руки и опустила их бессильно:

— Да будь ты проклят, если бы не ты, я бы уже давно нормально охотилась! Я бы жила, а не выживала на донорских остатках! Всё время — один шаг от срыва! Постоянно голодная, злая, и вонючая, потому что мой шампунь — последний, который хоть как-то сбивает вампирский запах ты умудряешься у меня отжать!

Он усмехнулся, глядя на неё с такой ласковой насмешкой, что она едва не ударила его.

— Ну, прости, что псина сутулая. Но кто тебя, красавицу, всё это время прикрывает, кровь таскает, следы замета… — он наклонился вперёд, — и на охоту не даёт идти, потому что ты же потом себя жрёшь, не жертву?

Она замолчала. Тяжело, резко дышала. Грудная клетка вздымалась, как у загнанного зверя. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом Реджина отвернулась и села на подоконник, сжав пальцы так сильно, что костяшки побелели.

— Я боюсь, Бронь, — прошептала она. — Не за себя. За всё. За то, что мы выстроили. За то, как легко всё может развалиться из-за одного взгляда. Одного… голубоглазого взгляда.

Бронислав не ответил. Только тихо хмыкнул, прислонился затылком к стене и закрыл глаза. Ему не нужно было спорить. Она всегда сама проходила через свои шторма. Ему оставалось только ждать, пока ветер утихнет.

Ночное дежурство прошло на удивление спокойно. Ни экстренных вызовов, ни новых поступлений. Тишина, прерываемая лишь размеренным писком приборов и редкими шагами медсестёр, накрыла больницу словно пледом. Даже Реджина постепенно пришла в себя — её движения вновь стали размеренными, голос — ровным, а взгляд — цепким и уверенным. Бронислав, наблюдая за ней из коридора, только молча хмыкал: всё вернулось на круги своя. Почти.

Утром, когда первые лучи пробились сквозь облака, они вышли к машине. Солнце здесь, в глубокой сибирской глуши, редко пробивалось сквозь плотную дымку — оно было неярким, рассеянным, будто уставшим. И в этом была своя прелесть. Реджина прищурилась, но ощутимого дискомфорта не почувствовала. Совсем не то, что в Астрахани, где жарило так, будто сама природа пыталась испепелить её кожу.

— Неплохо. Терпимо, — пробормотала она, устраиваясь на пассажирском сиденье.

Бронислав кивнул, запуская двигатель. Машина неспешно выехала с парковки и покатила по разбитой асфальтированной дороге, ведущей к их дому — небольшому, но уединённому особняку на окраине.

Он свернул с главной дороги на узкий просёлок, по которому они катались уже почти вслепую. Сидя за рулём, он вдруг подумал, как же правильно они сделали, купив этот дом. Камень, дерево, просторный участок, высокие ели вокруг. Уединение. Защита. Дом, наконец.

Но чем ближе они подъезжали, тем настойчивее что-то мешало — едва уловимый раздражающий запах. Чужой. Слишком свежий. Слишком не из леса.

Бронислав замедлил ход, затем вовсе остановился и вышел из машины. Он глубоко вдохнул. Запах чужой машины — резина, бензин. Чужой след, совсем недавний. Но кроме него…

Он морщился, вытягивая нюх, вслушиваясь в тонкости: нет ни пороха, ни свинца, ни чеснока, ни серебра — ни одного тревожного сигнала. Только… одеколон. Лёгкий, терпкий, с цитрусовыми нотами. И... цветы?

Глава 6

Дмитрий встал, как только машина остановилась. Он сделал шаг навстречу, сжимая в руках растрёпанный, но живой букет гвоздик. Ветер трепал его светлые волосы, а на лице играла спокойная, почти обнадёживающая улыбка. Он выглядел уверенно, хоть и немного замерз — будто ничего особенного не происходит, просто пришёл… познакомиться.

Реджина выдохнула резко, как от удара. Глаза вспыхнули недовольством, губы сжались в тонкую линию.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она холодно, будто ледяным лезвием провела по воздуху.

— Хотел познакомиться поближе, — ответил он просто, словно не стоял на пороге чьей-то гробовой тишины.

Вампирша чуть пригнулась, едва слышно зарычав, больше инстинктивно, чем осознанно. Сзади раздался ленивый голос:

— Смертник, — констатировал Бронислав, не торопясь выйти из машины и обойти капот.

Дмитрий перевёл на него взгляд и спокойно сказал:

— Можешь нас оставить? Я не надолго. Обещаю, она меня не съест.

— Не уверен, но звучит интригующе, — протянул оборотень, потянувшись. — Да пожалуйста.

Он кивнул Реджине — коротко, по-своему понимая, что она справится. Всегда справлялась. И скрылся в доме, хлопнув за собой тяжёлой дверью.

Внутри он не торопился. Повесил куртку, разулся, с наслаждением потянулся и подошёл к камину. Щёлкнул зажигалкой, поджёг сухие дрова. Огонь взялся живо, с мягким треском. Через пару минут пламя уже уютно освещало комнату, отбрасывая на стены золотистые отблески. Бронислав опустился в кресло напротив панорамного окна, закинул ногу на ногу и уставился в даль.

За окном раскинулся лес — огромный, тёмный, в белесой дымке утреннего тумана. Ветра почти не было, только тонкие ветки ели медленно раскачивались, как будто покачивали головой в вечной тишине.

Он смотрел на природу и невольно вернулся в прошлое. Триста лет назад. Реджина тогда появилась в его жизни внезапно — среди мёртвой равнины, выжженной чумой и холодом. Она стояла посреди поля, будто вырванная из другого времени. Хрупкая. Потерянная. Молчащая.

У неё были пустые глаза и странная походка, как у человека, который забыл, куда шёл. Он узнал в ней древнюю — невероятно древнюю. Ей было полторы тысячи лет, если верить тому, что потом она обронила однажды, почти случайно. Но что-то случилось. Что-то страшное.

Память её была разбита. В клочья.

И она не напала на него. Просто смотрела — беззвучно, с уставшей пустотой в глазах. И тогда он, глупый, молодой, неуравновешенный — протянул ей руку. Не из жалости. Из чего-то другого.

Так они и пошли рядом. В одном ритме, хоть и в разных мирах.

И вот теперь — снова кто-то стоит у их крыльца, с цветами и искренним взглядом, и Реджина снова сталкивается с чем-то, что может поменять всё.

Он усмехнулся, перевёл взгляд в сторону двери.

— Только не сожри его сразу, девочка, — пробормотал он. — Иногда стоит выслушать. Даже смертника.

Огонь в камине разгорался всё ярче, испуская мягкое тепло и покой. Бронислав не шевелился. Только медленно, чуть слышно дышал и смотрел в стекло окна, где за ветками сосен едва виднелось утреннее солнце. В доме было тихо. Где-то на улице, перед крыльцом, вампирша и человек выясняли свои... отношения. Или начинали их. Он не знал.

Вспомнилось, как всё начиналось.

Триста лет назад — он тогда был другим. Молодым. Быстрым. Вечно злился, вечно лез на рожон. И вот — она. На фоне опустошённого мира. Одинокая фигура среди пепла, в потёртом платье, с чужими глазами, в которых отражалась бездна.

Он не сразу понял, что она вампир. Просто почувствовал — что-то не так. Необычная. Вечная. Очень старая. И удивительно... одинокая.

Он помнил, как подал ей руку, как она, медленно, словно не веря, взяла её. Помнил, как впервые услышал её смех — колкий, тонкий, как звон разбитого стекла. Тогда он влюбился. Не с первого взгляда, нет. А с первого понимания. С первой трещины в её голосе. С первого взгляда, где она случайно позволила себе быть уязвимой.

Она была удивительной. Противоречивой. Безжалостной, когда нужно. Тонкой и ранимой — когда никто не видел. Она могла смотреть, как гаснут звёзды, не дрогнув, и при этом сутками возиться с котёнком, подобранным в грязной подворотне. Она жила слишком долго и слишком больно, чтобы чувствовать легко. Но она чувствовала.

И самое странное — она хотела замуж.

Так и сказала ему однажды, когда они лежали на крыше старого дома где-то в Альпах, смотрели на облака, и она вдруг, будто между прочим, бросила:

— Всё, что я хочу — нормального дома, кольца, пусть даже дешёвого, и чтобы в шкафу у раковины лежал один зубной порошок на двоих. И чтоб никто не убегал.

Он тогда едва не поперхнулся вином. Но это была она. Такая же парадоксальная, как всегда. Хищница, говорящая про любовь. Вечная, жаждущая постоянства. Вампирша с мечтой о браке.

И каждый раз, когда что-то начиналось, оно рушилось. Вмешивались люди, время, смерть, другие вампиры, охотники, суеверия. Иногда просто судьба. Она шутила — «мне, видно, венец безбрачия с серебряной проволокой накинули». А потом смеялась. До слёз.