Ноябрьское утро за окном автомобиля выглядело уныло – серое небо, голые деревья, редкие прохожие, спешащие по своим скучным делам. Но меня это нисколько не расстраивало.
В конце концов, погода не могла испортить настроение Мелиссе Красновой. Особенно в день, когда я надела новую куртку от Prada, которую папа привез из Милана на прошлых выходных.
– Мелисса, ты меня слушаешь? – голос мамы доносился откуда-то издалека, хотя она сидела буквально в полуметре от меня за рулем.
Я даже не подняла глаз от экрана телефона. Лиза прислала фото своего нового маникюра – ужасно вульгарно, как всегда. Быстро набрала ответ: «Милая, это же кошмар! Кто тебе это делал? Поменяй мастера СРОЧНО!»
– Угу, – промычала, переключаясь на сообщения от Кати. Та жаловалась, что родители опять урезали ей карманные расходы до каких-то жалких пятидесяти тысяч в месяц. Смешно. У меня такая сумма уходит только на косметику.
– Я говорю о благотворительном вечере в субботу, – продолжала мама, притормаживая перед светофором. – Там будут Орловы, ты помнишь их сына Дениса? Он поступил в Кембридж...
«Боже, только не это», – подумала, закатывая глаза.
Мама в последнее время помешалась на идее познакомить меня с «подходящими молодыми людьми». Как будто у меня проблемы с парнями. Половина одиннадцатого класса готова лизать мне ботинки ради одной моей улыбки.
– Мам, у меня уже есть планы на субботу, – соврала, не отрываясь от телефона. На самом деле планов не было, но проводить вечер, слушая занудные разговоры о политике и бизнесе, пока мама пытается сосватать меня какому-то зубрилке – увольте.
– Какие планы? – мама притормозила у школьных ворот.
– Важные, – отрезала, открывая дверцу. – Увидимся вечером.
Выбравшись из машины, поправила волосы и оглядела знакомую территорию. Наш лицей – мой маленький замок, где я безраздельно правлю уже четвертый год. Ухоженная территория, современные корпуса, и самое главное – дети только из «правильных» семей. Никаких случайных людей, никого, кто мог бы нарушить привычный порядок вещей.
Ну, практически, есть некоторые, которые не вписываются.
Направилась к главному входу, чувствуя на себе восхищенные взгляды. И было чему восхищаться – новая куртка сидела идеально, подчеркивая фигуру, сапоги на каблуке добавляли роста и без того длинным ногам.
Светлые волосы струились по плечам, а легкий макияж подчеркивал голубые глаза. Совершенство в каждой детали.
В холле я остановилась у большого зеркала, якобы чтобы поправить помаду, но на самом деле – чтобы еще раз убедиться в собственной неотразимости. Отражение не разочаровало.
Высокие скулы, аккуратный носик, идеальная кожа и эта особая аура успешного человека, которая чувствуется за километр.
– Мелисса! – Катя подскочила ко мне с характерным восторженным визгом. – Ты просто потрясающе выглядишь! Это новая куртка?
– Prada, – небрежно бросила, продолжая любоваться собой в зеркале. – Папа привез.
– Обожаю твоего папу! – захихикала Катя. – Кстати, ты видела, что Лиза выложила? Этот маникюр просто...
– Ужасен, – закончила я за нее. – Уже написала ей об этом.
Мы направились к лестнице на второй этаж, где находился наш класс. По пути я милостиво кивала знакомым, позволяла сфотографироваться парочке младшеклассниц (для них это было событием века), и великодушно игнорировала завистливые взгляды тех, кто не входил в мой ближний круг.
Я была королевой этой школы, и все это прекрасно понимали.
У меня были лучшие оценки (не потому что я особо напрягалась, а потому что преподаватели знали, кто мой отец), самые дорогие вещи, самые интересные планы на выходные.
Мой день рождения в прошлом году до сих пор обсуждали – ресторан на крыше, живая музыка, подарки от Тiffany для всех гостей. В этом году планирую превзойти саму себя.
– Слушай, а правда, что к нам сегодня новенький приходит? – спросила Катя, когда мы поднимались по лестнице.
Поморщилась. Последний новичок, который появился у нас в сентябре, продержался ровно три недели. Но там была странная история, закончилась она печально и я не хочу даже об этом вспоминать.
– Надеюсь, этот окажется поумнее предыдущего, – пробормотала, доставая из сумочки блеск для губ.
Но когда мы вошли в кабинет алгебры, мои худшие опасения подтвердились. У окна, в стороне от всех, сидел худощавый парень в очках. Обычные джинсы, простая толстовка, растрепанные темно-русые волосы и эта характерная сутулость отличника.
Типичный ботан, таких полно в обычных школах. Что он забыл в нашем лицее?
Скользнула взглядом по его фигуре и мысленно покачала головой. Очки делали его лицо каким-то детским, а одежда кричала о том, что родители явно не из нашего круга.
Интересно, каким образом он вообще сюда попал? Может быть, стипендиат? Иногда школа берет одного-двоих особо одаренных детей для галочки. У нас в классе уже есть одна такая одаренная.
– Класс, знакомьтесь, – строгий голос Ольги Леонидовны заставил всех мгновенно замолчать. Наша учительница алгебры не терпела никакого шума, и даже я, при всем своем статусе, побаивалась ее. Особенно после того, как на прошлой неделе она вызвала меня к доске решать интегралы, и я опозорилась перед всем классом. – К нам переводится новый ученик. Дмитрий Самарин.
Парень поднялся с места и неуверенно кивнул. Даже стоял он как-то неправильно – без этой естественной уверенности в себе, которая должна быть у каждого, кто учится в такой школе.
– Дмитрий недавно переехал из Хабаровска, – продолжала Ольга Леонидовна, поправляя очки. – Надеюсь, вы поможете ему адаптироваться.
Я едва сдержала смешок. Адаптироваться? В нашем классе? Да он через неделю будет умолять родителей забрать его отсюда.
Хотя прошлый новенький, Никита Черный, продержался до тез пор, пока папочка не забрал его в нахимовское училище после большого скандала. Тот хотя бы был интересным – дерзкий, красивый, опасный.
π = 3,14159265358979323846...
Я мог бы продолжать до тысячного знака, но мама прервала мои вычисления:
– Дима, ужин готов!
Странно. Обычно числа успокаивали меня лучше любой медитации, но сегодня даже идеальная последовательность π не могла прогнать образы из моей головы.
Формула красоты, если бы она существовала, наверняка включала бы переменную «голубые глаза» и коэффициент «светлые волосы». Мелисса Краснова была живым доказательством теоремы о том, что внешняя оболочка не всегда соответствует внутреннему содержанию.
Хотя... кто сказал, что у меня достаточно данных для такого вывода?
– Дима! – мама уже стояла в дверях моей комнаты. – Суп стынет.
– Иду, мам.
Спускаясь по лестнице, я машинально считал ступеньки. Четырнадцать. Всегда четырнадцать. В Хабаровске их было двенадцать – два в квадрате, умноженное на три. Здесь же получалось два, умноженное на семь.
Семь – простое число. Как и я в этой школе.
– Ну что, как прошел первый день? – мама двигает ко мне тарелку, я замечаю, что капли на скатерти образуют почти правильный треугольник. Равнобедренный.
– Собираю данные, – честно ответил.
– Ты же не в лаборатории. Это школа. Там учатся дети, а не образцы для исследований.
Если бы она знала... Сегодня я чувствовал себя именно таким образцом. Особенно когда та блондинка – Мелисса – смотрела на меня так, словно пыталась решить уравнение с одним неизвестным. Только вот неизвестным был я.
Интересно, какую переменную она мне присвоила? x – неопределенная величина? Или она сразу записала ноль – то есть значение, не имеющее смысла?
– Одноклассники нормальные? Может, кто-то понравился?
– Мам... – я почувствовал, как краснею. Вероятность того, что мама спросит про девочек, составляла 98%. Почему я не подготовил ответ заранее?
– А что? Ты же мальчик, тебе семнадцать. В твоем возрасте папа уже...
– Мам, пожалуйста.
Но в голове против воли всплыло лицо Мелиссы. Странно – обычно я запоминал формулы и теоремы в мельчайших подробностях, а лица людей стирались из памяти уже через час.
А ее... каждую деталь. Радиус изгиба носа, угол наклона ресниц, даже то, как она морщила лоб, когда учительница объясняла квадратные неравенства.
– Есть красивые? – не сдается мама.
– Одна... – я запнулся. – Очень красивая. Но пустая.
– Откуда ты знаешь? За один день сложно составить представление о человеке.
Тут мама ошибалась. Мне хватило пяти минут наблюдения, чтобы понять: Мелисса Краснова представляет собой график прямой линии. Никаких интересных пиков или впадин.
Хотя... что, если я ошибся в вычислениях?
– Дима, ты опять погрузился в свои цифры, – улыбается мама. – Я вижу это по твоим глазам. Что ты там считаешь?
– Вероятность, – честно признаюсь. – Сколько времени мне понадобится, чтобы адаптироваться в новой среде.
– И каков результат?
Хороший вопрос. Если составить формулу адаптации, то основными переменными будут: время (t), количество социальных контактов (s), степень различий между старой и новой средой (d) и личностные характеристики адаптирующегося (p).
A = f(t, s, d, p)
В Хабаровске d стремилось к нулю – все было знакомо. Здесь d приближалось к бесконечности. Что касается s... сегодня я практически ни с кем не разговаривал. Значит, s = 0,1 (только представление классу).
– Не меньше трех месяцев, – ответил после быстрых подсчетов. – При условии регулярных социальных контактов.
– А если завести друзей?
– Тогда коэффициент p изменится в положительную сторону, и время сократится до... – я прикинул в уме, – до полутора месяцев.
Мама покачала головой:
– Дима, люди – это не уравнения. Иногда дружба возникает мгновенно, а иногда не возникает вовсе. Здесь нет формул.
Но формулы были. Просто они были настолько сложными, что большинство людей предпочитали называть их интуицией или чувствами. Возьмем, к примеру, симпатию. Она зависела от внешности, общих интересов, чувства юмора и множества других переменных.
Проблема заключалась в том, что мне не хватало данных для корректных вычислений. Особенно когда речь шла о Мелиссе Красновой.
– Где папа? – спросил, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей.
– В лаборатории. Опять просил не ждать. Говорит, что формула почти готова.
Папа был из тех ученых, которые могли забыть о еде, если увлекались работой. Его последнее исследование касалось квантовой физики – области, где 2 + 2 не всегда равно 4. Там действовали другие законы, более красивые и странные, чем в обычной математике.
Может быть, человеческие отношения тоже подчиняются квантовой логике? Где частица может находиться в нескольких местах одновременно, а наблюдение меняет результат эксперимента?
– Дима, – мама внимательно посмотрела на меня, – ты выглядишь расстроенным. Что-то случилось в школе?
Как объяснить? Что я чувствовал себя простым числом среди составных? Что все вокруг говорили на языке, которого я не понимал, – языке брендов, статуса, социальных игр?
– Там... другая система координат, – сказал наконец. – В Хабаровске я знал, где находится точка отсчета. Здесь я даже не понимаю, по каким осям строится график.
– А может, стоит создать свою систему координат?
Интересная мысль. В математике можно выбирать различные системы отсчета в зависимости от задачи. Может быть, проблема была не в том, что я не подходил к их системе, а в том, что я пытался применить неподходящую систему координат?
– Знаешь, что я заметила? – улыбнулась мама. – Когда ты думаешь о математике, у тебя светятся глаза. А когда о людях – тускнеют. Может, стоит попробовать найти людей, которые заставят твои глаза светиться?
– Таких не существует.
– Откуда такая уверенность?
– Вероятность встретить человека, который одновременно понимает красоту математики и интересен как личность, крайне мала. Особенно среди подростков из богатых семей.