Уравнитель. Спецназ по-боярски

Глава 1

Люди не смогли отстоять свой мир.

Тот, который мы знали, погиб в жерле местечковых ядерных войн.

Одна человеческая жизнь теперь приравнена ста граммам воды или двумстам граммам еды.

Такие дела, братцы.

Служу последние двадцать лет в армейском десанте.

На дворе 2046 год.

По утрам болит нога, сломанная в четырех местах, она чувствует дуновение ветра с севера, похолодание, и даже, когда сосед сверху открывает чердак, кажется, что все ветра севера атакуют жилище и долбанную ногу.

На правой руке не хватает двух фаланг пальцев, но я по-прежнему держу оружие, нахожусь в строю.

Воевать-то некому. Жёны, боевые подруги и дочери заняты приготовлением еды, из той скудной провизии, что удается достать нам-воякам. Выращивают собственноручно в теплицах овощи — огурцы, тыкву, картофель. Если удается сохранить урожай от нашествия монстров гусениц размером, чьи гусеницы размером с гусеничную ленту Т-80БВ.

— Шрек, — слышу в рации гундёж. Затихает.

Мимо проносится парнишка лет тринадцати, сосед, живущий со мной на одной лестничной клетке. Пацан в тяжелых военных ботинках на тракторной подошве и в камуфляжной форме, цвета черной пантеры, открывает ладонь, приветствуя меня.

Отвечаю ему кивком.

Немного завидую молодым ребятам, вот бы мне родиться чуть позже, тогда я бы смог многое, как они.

Мальчишки от пяти лет от роду бьются в информационных войсках, те кто шарит хоть немного в электронике и механике — в строительных с двенадцати лет.

Это такие, как я дядьки — служат всю жизнь в армейском спецназе, в разведке, в штурмовиках ходят.

Стариков, тех кто за семьдесят, вовсе посылают на верную смерть в пехоте, они мясо, без этого никак.

Не пожертвовав кем-то не выжить, это факт, так говорит наш подземный лидер. Все остальные вторят ему.

На медкомиссии всем, у кого есть хоть одна рука и нога, и один глаз, ставят штамп «годен».

Татуировку наносят на запястье, так чтобы патруль и каждый житель земель таежной Сибири мог видеть, кто ты, или что ты.

Тех, кто не носит клейма «годен» называют отбросами общества, убогими, с ними не церемонятся. Бутылка воды на неделю, две консервы мясные и буханка хлеба. Овощи им не положены, также, как и прогулка под охраной. Убогие вынуждены гулять сами по себе, и становиться обедом монстров или сидеть взаперти под землей всю жизнь.

На черта тратиться на тех, кто не может защищать свою землю? Так решил наш лидер, и увековечил свое решение в законе.

А защищать людей, вышедших на поверхность, есть от чего и от кого.

— Южане идут! — сообщает гонец, спрыгивая с облезлого коня. Того и глядишь плешивый, с язвами на боку свалится и сдохнет.

— Люди? — интересуется Велес.

— Нелюди, — уточняет гонец.

— Принято.

Жить сейчас сложно, но нужно.

Планету населяют люди, нелюди и монстры. Разнообразие, однако. Раньше было намного сложнее разобраться в мире животных, а теперь всё предельно ясно — монстр.

Людьми мы называем таких как мы, тех, кто объединился в кланы, и живет по- совести.

Нелюдей породила жажда легкой наживы. Они рыскают по всему свету в поисках чужих ресурсов, и вырезает всех, кто встает у них на пути.

Таких наш отряд Велеса уничтожает.

Монстров породили ядерные грибы.

Когда тут и там по всей планете начались войны, и землю накрыли местечковые ядерные взрывы, земля отравилась, звери погибли. Но не все, некоторые выжили и переродились. А земля им помогла в этом. Она начала питать их силой, восстала против людей, уничтоживших ее.

Теперь монстры угрожают людям и нелюдям.

Во время ядерных взрывов люди схоронились в подвалах домов, а потом откапывали себя самостоятельно. Жить на воздухе не получилось, слишком много было болезней, разъедающих нутро и кожу радиации.

Люди схоронились под землей, где отстроили себе подземные города, которые в некоторых местах уходили настолько глубоко, что подняться на поверхность для некоторых категорий граждан считалось невозможным, они так и заканчивали свои дни на дне.

Во всей этой истории выживания после апокалипсиса выжили не многие.

Только сильные и стойкие, а еще удачливые. Те, кто нашел еду, или сожрал ближнего.

Но даже этих выживших ждал коллапс — в мире почти не стало пресной воды.

Несколько отважных экспедиций решили этот вопрос.

Так возникло несколько цивилизаций — на каждом материке, в центре. Механики строили сооружения, охраняющие воду, еду материалы от пришлых поисковиков. Энергетики защищали всю инфраструктуру, добывая электричество. Хакеры прятали следы воды от других кланов, а мы — вояки — отряды бойцов дежурили день и ночь, охраняя физически ресурсы от противника.

Постепенно мир свыкся с новым положением вещей.

Глава 1.2

— Ты и рад, — цыкаю я. — Вот заложит тебя кто, и отправят в дальнобойкие стрелки, ты же сразу спалишься. И девку за собой на дно потащишь. Оба загремите за обман.

В тюрьму у нас не сажают, не выгодно. Отправляют на квартальную бойню. У девчонки шансов выжить не будет вовсе.

— Бон — снайпер специального назначения группировки сибирского войска Велеса. — Гы-гы, — ржет товарищ, обнажая рот с желтыми зубами.

— Воняет, хоть бы почистил зубы.

— Я на монстра иду, чеснок пожрал, чтобы смердело, может не учует или побрезгует мною, — ржет Бон, переставляя быстро длинные ноги.

— Ты в отбивные приготовился, сам себя сдобрив чесноком? — гундит Иван, рыжий детина под шестьдесят. После облучения радиацией у него волосы не выпали, а наоборот стали расти как чумные — везде, на руках, ногах. Ванькой можно как йети детей пугать.

— Ты б еще лука нажрался, — ржет кто-то из ребят позади нас.

— Тихо. Заткнитесь, — слышим в рации жесткий голос Велеса.

— Что?

— В центре на позиции сидит разведчик. Докладывает, что в разрушенном здании, куда направляются монстры подростки играют.

— Подростки? — переглядываемся с мужиками. Обстановка явно накаляется. –Почему их не охраняют бойцы?

Детали операций обычно засекречены, и Велес не всегда докладывает, что там происходит внутри. Он у нас главный птичник, ему виднее.

Но сегодня что-то явно идет не по плану. Ощущаю напряг шкурой.

Проходим дальше, придерживаемся первоначального плана.

Мы уже подошли к укрепленному зданию, зачищенному от монстров, и легли на промерзлую землю.

Я взглянул на небо — оно было грязным, по нему носились туда-сюда птички — явно не наши, эти были огромными, и явно начиненными взрывчаткой. Благо этого добра осталось много после войн.

— Почему они не бомбят?

— Зачем они вообще в тыл залетели? Какого черта птицам делать в поселке. Понимаю, монстры хотят жрать, но жил здесь нет, как и еды и укрепленных дотов также.

— Здесь нет никакой ценности, чтобы отправлять сюда этих, — бубнят мужики, пытаясь разобраться в сложной ситуации.

— Мы не пройдем незамеченными, они нас отстреляют по одному. А подростки здесь в качестве приманки выступают.

— Су… зачем южане в тылу бойню устраивают? Хотят показать, что больше не боятся нас?

— Точно южане? Птички их? Вроде знака нет на крыльях.

— Какая разница, откуда они пришли — с юга или с востока. У них явно недобрые цели.

— Парни, сегодня нас перебьют.

— Когда-нибудь это должно было случиться, — бубнит Арх. — Не зря же мы армейский спецназ.

— Универсальный солдат, — противотанкист, разведчик, диверсант, оператор ударных и разведывательных квадрокоптеров, стрелок. Элита. Мать твою! И сдохну здесь как таракан, — смеется невесело Бон.

— Панихиду не устраивай! — цежу сквозь зубы, расстегивая карман с патронами.

— Ну так, выбьем этих сук из здания! — цокает гнилыми зубами Рах.

Придвигаемся перебежками, и наши тушки всё ближе и ближе к той местности, где птички орудуют в небе и чуть ниже.

Резко наступает затишье.

А за ним- громкий детский крик. Девчачий.

— Если тронут, убью!

Понимаю, что бой будет ожесточенный и не все уцелеют, но меня это больше не колышет.

Главное сейчас освободить подростков, выбить противника из укрепленного здания и нанести ему смертельные раны.

— Не понял, — бубнит Бон. — Похоже, птички прикрывают монстров.

— Чего? Когда это они спелись? Одним лишь бы пожрать от пуза, другим — украсть то, что плохо лежит.

— В прицел посмотри. Я же не гоню туфту.

— Они создают непробиваемую стену, выстраиваясь вокруг крепости, — констатирую я.

Неожиданно из проема показывается огромная туша медведя, вернее, того существа, которое раньше называли бурым медведем. Теперь это что-то невообразимое — мощное, в два раза выше в холке, чем его бурый предок. Вместо выпавшей шерсти и заживших язв он регенерировал, покрывшись новой кожей, подходящая этому миру. Среди наших ученых ходят слухи, что нелюди над ними опыты какие-то провели, и помогли им регенерировать, чтобы монстры доделали то, что они не смогли — сожрали людей.

Судя по всему, чудовище готовится к тяжелейшему бою, в стойку встал.

Напрягаюсь всем телом, когда миша поднимает над голой лапу, рычит. А в лапе той бьется в конвульсиях молодая женщина.

— Он ей оторвал ногу. Сучара.

— Нет, стойте. Это одна из убогих, из не клейменных.

Теперь понятно, почему молодежь оказалась на прогулке в одиночестве, их не сопровождали бойцы, поэтому на них и напали, решив, что легкая добыча.

— Жива? — спрашиваю с облегчением.

— Кричит о помощи.

Глава 1.3

— Они слабаки, естественный отбор не прошли. Не стоит ради них умирать, — гундит Велес в рацию.

— Я сам решу ради кого мне умирать, ладно? — ору на начальника впервые за двадцать лет. Делаю еще один шаг вперед, не оборачиваюсь. Парни имеют право не идти со мной, у них приказ от старшего меня по званию.

Ради убогих нас не заставляют умирать.

— Вернись, Шрек. Ты один стоишь их десяти! — орет Велес, надрывая глотку.

Парни переглядываются, думая, чью сторону им принять.

— Не тебе решать, сколько стоит человеческая жизнь, — сплевываю на красную землю. - Учара, будешь еще меня жизни учить.

Расчехляю автомат, бросаюсь по изуродованной взрывами дороге вперед, к бетонному зданию.

К моему удивлению, птички не бросают в меня гранаты, просто контролируют ход моего бега.

— Шрек, стой! — Бон бросается за мной.

— Уходите, я справлюсь, — кричу ребятам, но слышу топот их ботинок у себя за спиной.

А потом разрывные звуки. Редкие мужские вскрики… и тишина.

Больше не слышу за собой шагов. Не чувствую, жив ли кто.

Бегу…

Внутри помещения темно, но я могу разглядеть подростков в центре — они сидят, кто без ноги, кто без руки — такими родились после ядерной войны. Кто-то слепой и лысый.

Вокруг них сгрудились четыре чудовища.

Хм… ведут звери себя странно.

Будто не пожрать пришли, поживиться человечиной, а задание какое-то выполнить.

Но это невозможно. Разве дикие звери могут быть управляемыми?

Слышу, как за моей спиной жужжит птичка, резко развернувшись, смотрю прямо в ее красный электронный глаз.

— Позывной Шрек, он же Шрёкин Вадим Игнатович, дар полученный при облучении — компас водных залежей. Цель задания — взять живым, — раздается технический голос из-под брюха гадины.

Ах вот оно что!

Делаю шаг в сторону окна, хочу посмотреть остался ли кто из ребят в живых. — Только один — Бон, он сидит там в луже собственной крови, но дух его силен, пытается ползти снова встает и падает. Как неваляшка мать его!

Бон вставай, ты мне нужен, как никогда!

Медленно поворачиваюсь к птичке, смотрю в ее поганый красный глаз:

— Детей отпустите, и я пойду с вами, — говорю злобно тем, кто меня слышит и видит там, на другой стороне.

— Вы не отдаете приказы.

С удивлением наблюдаю за тем, как тихи монстры. Они ручные. Мать их! Как домашние котики.

Только вопрос — кто ими управляет?

Если бы чужие, то ситуация развивалась бы совсем по-другому.

Может, мне повезло, и это наши ребята из информационной бригады на той стороне всевидящего ока?

— Ну что, не отпустите детей? — спрашиваю еще раз и смотрю в электронный глаз. — Тогда не пойду с вами.

Самое время для ультиматума, но выбора нет.

Мой мозг работает по программе уничтожения множественного противника, я понимаю, что выжить всем не удастся, но всё же рискую.

Оценив обстановку прихожу к неутешительному выводу — у заложников нет шансов выжить в мясорубке.

Делаю шаг вперед и замираю, ожидая разрывного выстрела или когтей, вцепившихся в меня как в кусок мяса.

Но вместо этого птичка висит тупо в воздухе, а монстры, как сломанные роботы, режут острыми когтями воздух.

В ухе зашумело, и я услышал молодой голос пацана.

— Дядя Шрек, мы вам помогаем. Но это ненадолго. Монстры парализованы ядом, который попал к ним в кровь через стрелу, которую запустил Адам. Да, тот самый убогий, что в очках и ни черта не видит. А у птички мозги заклинило. Это ненадолго. Специалисты нелюдей разбираются в происходящем, скоро дрон оживет, а яд перестанет действовать. Спасайте детей, бегите!

— С кем говорю?

— Мак, старший помощник капитана Клима, ваш сосед по площадке.

— Спасибо, тебе Мак.

Отключаюсь, приближаюсь к подросткам вплотную. Они даже не дрожат, позволяют мне помочь им встать с земли. Сами помогают друг другу.

Ну да, если тебя бросили, то единственный выход — найти подобных себе и стать чуть сильнее вместе, — проносится мысль.

— Я здесь, передавай в окно, — услышав голос Бона, я обрадовался.

— Ах ты, главнюк. Я-то думал ты уже сдался!

— Потом обсудим, — обрывает меня.

— Как только окажетесь на земле, — даю команду подросткам, — бегите к поселку, прячьтесь, и больше не играйте на развалинах, это вам не место для игр.

Звери приходят в себя слишком рано.

Когтистая лапа вонзается в мою спину и отрывает меня от земли…

Только бы успеть.

Последнего пацана скидываю Бону, и он ловит его у земли.

Глава 2

Снова проваливаюсь в сон, сквозь дрему слышу женский голосок:

— Очнитесь, Дмитрий. Господин, ты нужен Руси!

Кто я? Почему Руси?

Вот, если бы барышня настаивала на том, что нужен ей, то быстро бы проснулся, и сил молодецких набрался.

За сегодняшний день меня посетила вторая барышня. И я пытаюсь вспомнить, когда вокруг меня вилось так много девушек?

Кроме тварей с уродливыми мордами, никого припомнить не могу.

То есть, жизнь уже налаживается!

Потихоньку приоткрываю тяжелые веки, и тут же закрываю.

Нет, не потому что девушка — уродина, очень даже хорошенькая.

А потому что напротив моей кровати раскинулось огромное окно, высотой метра в три, и выходит оно на оживленную улицу.

От этого не по себе. Громкий звук и яркий свет травмируют меня.

— Очнулся! — девушка хлопает в ладоши, я осматриваю ее внимательно.

Высокая, худая, с большой грудью. В белой блузке и темно-коричневой юбке, на ногах походные ботинки, а темные волосы распущены и подколоты за ушами, так, чтобы не падать на милое молочное личико с огромными карими глазами и пухлыми губами.

На вид особе лет двадцать.

— Марфа? — предполагаю я, и она хихикает.

Дурашка. Что такого я брякнул, чтобы особа развеселилась.

— Дуняша? — перебираю в мозгу женские имена, подходящие случаю.

Жутко злюсь, потому что не могу вспомнить, как зовут чертову девку. Разум ищет в пустоте информацию. Вот оно — плеск волн в мозге, и ничего, кроме пустоты.

Этот Трубецкой Дмитрий — что за фрукт, коль ничего не помнит о своих домашних? Тем более, о таких симпатичных.

Злюсь. Поднимаюсь на неустойчивые ноги, протягиваю руку к девушке, и ошарашенно замираю, глядя на худую руку с бледно-молочной кожей.

— Твою ж мать! — выругиваюсь я, и в этот момент девушка вскрикивает, потому что из моей руки вылетает небольшой сноп огня и опаляет ее юбку.

— Дмитрий Тимофеевич, ты так в себя и не пришел после пробуждения магии?

В голове сумбур, если я господин, почему Дунька ко мне на «ты» обращается.

Может, у нас с ней чего было?

Пока обдумываю, девчонка тушит огонь на юбке.

— Закажи себе новую, я оплачу, — отвечаю по-царски и окатываю ее взглядом сверху-вниз.

Если я господин, наверное, у меня водятся деньжата? Иначе в чем толк быть кем-то, не имея достаточно денег.

И в этот момент до меня долетает главное — это ж я поджег ее юбку!

Отчетливо проявляется животный страх. Д

евчонка говорила что-то о том, что магия пробудилась во мне. Поэтому я болел?

Как это возможно?

Осознаю, что просто открыть рот и спросить у Дуньки, есть ли магия в этом мире не могу, права не имею.

Боль в руке кричит о какой-то проблеме, я сплевываю тягучий сгусток крови и всплеск чудовищной боли в груди напоминает мне о реальности и о новом теле.

Чем я болел?

Ах да, обезвоживание, как сказал какой-то мужчина, который очень сильно мечтал о моей смерти. На фоне болезни проснулась магия и она обескровила меня, уложив в постель?

И в этот момент, душа Шрека залетела в слабое тело, которое не могло сопротивляться, потому что Дмитрий находился в путешествии по иным мирам?

Дурдом… подумал бы я раньше.

Но после ядерной войны, которую никто не ждал, а она случилась, я уже ничему не удивлюсь. Ни в этом мире, ни в другом.

Дуняша по-прежнему стоит напротив меня, замерев, и смотрит туда, куда не следует. Опускаю глаза, следуя за ее взглядом, и становлюсь пунцовым, потому что всё восстало. Но не это главное, а то, что я весь какой-то маленький сплющенный, как сушеная груша.

— Дуняша… Кхе… — деловито прочищаю глотку. — Сколько мне стукнуло?

— Господин, тебя кто-то ударил?

Так, кажется, моя разговорная речь доставляет барышне неудобства. Нужно следить за тем, что и как произношу.

— Сколько мне лет исполнилось?

— Восемнадцать.

Сонливость начала уходить моментально.

Получается тело у меня не хлипкое, а молодое и еще не прокаченное по всем параметрам. Однако, работы предстоит много.

Понимаю, что со мной произошло что-то плохое, но память никак не может вспомнить, или подсказать, скрывает от меня страшную тайну.

Зато есть четкое знание, что обладаю магией, но с ней что-то не так, и со мной что-то неладное. Невероятно плохо, пожар в теле, дезориентация.

Обезвожен — болел — инициация началась и встала на паузу — дар слабый — что-то пошло не так…

Ладно, долго гадать не получится, нужно четко знать, что здесь происходит, чтобы не попасть в переделки и не умереть раньше времени.

Глава 2.2

— Что это за уровень?

— Я могу пользоваться готовым инвентарем домашним, применяя артефакт и инструкцию, — стучит себя по голове, — но создавать инвентарь не могу. Конечно, можно пробовать, но это не законно. Арестуют мигом.

— Понятно.

— А как насчет зеркала? Имеется такое?

Скромница показывает на ровную серую стену.

Подхожу, осторожно касаюсь поверхности, и понимаю, что зеркало здесь, только оно зачем-то задернуто темной тряпкой.

— Зачем здесь тряпка?

— Так вы болели, господин. Нельзя было духам вас тревожить.

Понятно, что ничего не понятно.

Я смотрю недоуменно в зеркало и офигеваю.

Где Шрек? Нет ни его харизмы, ни его мощного торса, ни крепких рук и ног.

Передо мной в отражении хлюпик — худой парниша. Светло-русые волосы, белое как мел лицо, голубые глаза. Чисто славянская морда лица.

Хотя мордой это назвать сложно.

Похоже, тут даже бритва не пригодится сегодня.

Трогаю на ощупь лицо — ощущаю легкую щетину.

Ну ладно, хоть так.

На мне белые панталоны и белая рубашка с завязками у горла.

Срам какой-то.

Поднимаю эту самую рубашку, смотрю на живот — втянутый, прилипший к ребрам. Грудь как у пацана, ни одной прокаченной мышцы.

Как жить с этим? Как бороться?

Закатываю рукава — ощупываю худые мослы.

Констатирую, что у этого малого даже бицухи нет.

Панталоны сдергиваю, чтобы посмотреть, что там… дальше-то…

Если выше пояса всё плохо, значит там — ниже — совсем швах.

Дунька позади меня покашливает, напоминая о себе. И я обратно натягиваю белые панталоны, так и не увидав, чем меня наградила природа.

Замечаю огромные фиолетовые синяки на худых ногах и тощих руках.

Что за убожество мне досталось вместо нормального тела, да еще и покоцанное?

— Не знаешь, почему я в синяках? — спрашиваю вслух.

— Это не синяки, — деваха снова опускает глаза в пол. — Трупные пятна.

— Чего?

— Отравил вас, барин, кто-то. Нам так и не удалось выяснить, кто это был. Но противоядие я вам дала вовремя, и вы очнулись. Пришлось инициацию магии начать внепланово — поэтому всё сломалось. Но вы же простите нас, мы сделали это только ради того, чтобы вашу жизнь спасти. Вы очень важны для Руси. Даже не понимаете насколько, — она падает на колени и плача вымаливает у меня прощение за то, что спасла мне жизнь?

Дура-баба. Даже в этом мире все так, как в том, из которого я прибыл.

— Кто «мы»-то? Горничные и слуги?

Хлюпая носом, девушка встает с колен, смотрит на меня исподлобья, молчит. Похоже, такая ничего больше не скажет, даже, если клещами из нее вытаскивать правду.

— Так, — вгрызаюсь в полученную информацию. Её как с гулькин нос, и выводы делать очень сложно.

— Дуня, год какой сейчас?

— 1600 —ый, господин Дмитрий Тимофеевич.

Вот как?!

Что же получается, я попал в тело того самого Трубецкого, на дворе 1600-й, парню всего восемнадцать, и его пытались убрать, чтобы он не стал опорой нижегородцам, не создал ополчение.

— Кто сейчас на Руси царь? — спрашиваю у нее.

И она моргает глазами.

— Так нет царя. Князья правят.

— Как нет царя? Так не может быть.

— Смысла нет назначать никого царем, всё равно убьют.

— Понятно, что ничего не понятно. Дура ты баба, скажи мне, кто на троне сидит! — злюсь на то, что не дает она мне честных и прямых ответов.

— Так-то на троне сидит Борис Федорович Годунов. Вы и этого не помните, барин?

— Ты сама видела, как я умер и снова ожил. Откуда же мне помнить?

Я бы рассказал ей о том, как умирает мозг, а с ним стирается и память. Похоже, с Трубецким именно это произошло. Он всё забыл. Душа-то вернулась, а память стерлась.

— Борис, служивший постельничим, после смерти Ивана Грозного в 1584 году воспользовался ситуацией. Сын государя Ивана — Федор не мог управлять страной, магия жизни в нем иссякла, с отцом ушла. Нужен был умелый наставник, с высоким энергетическим уровнем, им стал Борис. Что началось тогда! — закатывает глаза Дуня. — При дворе шла ожесточенная борьба за власть, из всех щелей повылезали колдуны, некроманты, кто хитростью, кто интригами, они одерживал победу за победой. Но это им не помогло! С 1585 страной фактически правил Годунов, а не Федор Иоаннович. Одни поговаривали, что ему служили демонологи, другие — что светлые. После смерти государя Федора в 1598, последнего из династии Рюриковичей, всё изменилось.

Будто земля и небо взбесились, и наслали на нас проклятие. Началось настоящее затмение на Руси.