Усадьба толстушки Астрид

Пролог

Астрид удивилась, когда муж нежданно нагрянул – уставший, взъерошенный, потный. Поручив лошадь слуге, он зашагал к дому; Астрид едва за ним поспевала.

— Я так рада, что ты приехал, — пролепетала она. — Устал, поди? Путь-то длинный.

— Да нет, дело привычное, — отозвался Тейг и первым зашел в родительский дом. Вассы – семья зажиточная по здешним меркам, и дом у них, что называется, «добрый», но Тейгу теперь он кажется и маленьким, и тесным, и простецким. — Отец где? Приведи, у меня к нему разговор.

— Они с матушкой третьего дня к родичам уехали, — ответила Астрид, гадая, можно ли теперь обнять мужа. Она все же решилась: подошла к нему, обхватила неловко руками. Тейг пах по́том – своим и лошадиным, но и еще чем-то неведомым, будоражащим… мужским. Астрид хотелось стоять так, мужа обнимая, еще долго-долго, но она побоялась показаться прилипчивой, поэтому быстро отстранилась.

Тейг в свою очередь небрежно провел рукой по ее спине и произнес:

— Пива нацеди – в горле сухо.

Астрид тут же метнулась к полке, взяла с нее кружку и поторопилась в погреб. Очень осторожно спустившись по лесенке, она быстро нацедила в кружку холодного пива и поднялась на кухню, где за крепким деревянным столом уже уселся Тейг. Подав ему кружку, немного запыхавшаяся женщина осталась стоять в ожидании и разглядывать мужа.

Этой весной ему стукнуло двадцать шесть лет – не мальчик уже. Хотя Тейга юным и не упомнить: как-то сразу, резко из коренастого ребенка он вытянулся в крупного мужчину с грубоватыми чертами, да словно и застыл с тех пор в одной поре. Черные жесткие волосы, черные же глаза, яркие губы – Астрид считала мужа красивым и чуть ли не благоговела перед ним, умным и хватким.

С тех пор как принц Стефан Риндешельд и по совместительству герцог Редланский принял его в свою личную стражу, Тейг почти не появлялся дома. Оно и понятно – такая честь ему выпала, так повезло! Оттого Астрид совсем не переживала, что последние два года муж далеко. Вот попривыкнет, обустроится в городе, тогда и перевезет ее к себе.

«А может, — подумала со щемящей надеждой молодая женщина, — в этот раз он приехал за мной?»

Тейг, жадно осушив кружку, поставил ее на стол и рыгнул. Утерев губы, он стал прикидывать, успеет ли сегодня за родителями съездить и привезти их. Ждать мужчина не желал – ему хотелось как можно скорее решить дело.

Астрид, смущенно поправив заляпанный рукав – испачкалась, когда утром кашу варила – предложила неуверенно:

— Сыра принести? Ветчины? Или похлебку поставить?

Тейг посмотрел на жену. Кажется, с весны она еще толще стала, и домотканое платье так и трещит на ней – хотя разве это серое тряпье может называться платьем? То ли дело гладкие, изысканных цветов шелка знатных дам… А их невероятные прически? Астрид же всегда заплетает свои белесые волосы в косичку и перехватывает, чем придется, хотя Тейг как-то подарил ей несколько красивых лент для волос.

— Сядь-ка.

Астрид села рядом с мужем за столом; сердце ее забилось быстро-быстро. Тейг приехал за ней – в этот раз точно! Вон как смотрит на нее!

Тейг и в самом деле глядел в круглое, лоснящееся лицо жены. С тех пор, как померла ее бабка, у нее не осталось кровных родичей, точнее, затерялись где-то в далекой Лютэве. Бросить ее – что выгнать больную собаку: животина бесполезная, а жаль. Но и себя жаль: не тащить же ее в свою новую жизнь?

Не привыкший ни с кем церемониться Тейг сразу рубанул правду:

— Я хочу развестись.

Астрид не поняла, и ее лицо приняло недоуменное выражение.

— Говорил намедни со жрецом из Кивернесса, и он дал согласие на развод, — продолжил Тейг. — Только надо, чтобы и отец разрешил. Так заведено – без главы рода нельзя развестись.

Астрид все еще не могла понять, о чем говорит муж.

— Тейг, — жалобно протянула она, — я что-то никак в толк не возьму, о чем ты…

— Разойтись нам надо. И не просто, а на бумаге, как положено.

Разойтись? Но никто никогда не расходится, только короли и каэры могут, если у них нет детей! И тут Астрид осознала: все дело в детях. В браке с Тейгом она беременела трижды, но каждый раз дело кончалось выкидышем; муж сказал, что ей надо поберечься, раз такая хилая, а потом в стражу принца попал, так что детям просто не откуда было взяться в последние годы. Не ветром же надует, раз мужа дома нет?

— Ты не думай, что я больная, — быстро проговорила Астрид, — я к знахарке ходила, и она сказала, все у меня как надо, и крови каждый месяц идут. Я молодая еще, и могу родить.

Тейг поморщился при упоминании «кровей» и ответил:

— Я не могу рисковать.

— Я рожу! Я смогу!

— И как ты это сделаешь? — уточнил Тейг и сложил руки на мощной груди.

— Возьму у знахарки травы какие-нибудь!

— Никакие травы не помогут, Астрид, потому что я тебя не хочу, — припечатал муж и добавил безжалостно: — Да и раньше не хотел. Это отец велел мне на тебе жениться, и я не мог тогда ему возражать, потому что был никем. Теперь – другое дело, я человек значительный, и жена мне нужна другая.

Глава 1

— Пей! Пей, дура несчастная!

Чья-то жесткая рука крепко вцепилась в мой подбородок; зубы стукнулись о кружку. Рот заполнила вода, и я глотнула машинально, но после первого же глотка пить мне расхотелось, и дальше я уже давилась и фыркала.

— Отворачивается она! Пей, дрянь! Пей!

И снова жесткая ручища, и снова вода – а я и пошевелиться толком не могу. Одно хорошо: пытка отпаиванием кончилась довольно скоро. Только когда от меня отошли, я услышала еще один голос, на этот раз успокаивающий:

— Не переживай, Пегги, это не твой грех.

— Паршивка! Руки на себя наложить вздумала! В моем доме!

— Выживет, — неуверенно произнес кто-то. — Вся гадость уже вышла из нее, да и отравы на такую кобылу надо поболе, чем она выпила.

— Гадина!

Это кто вообще такие? Чего они на меня орут? Я попробовала раскрыть глаза, чтобы посмотреть на хамок, но мои веки как будто склеились. И в целом кошмарное состояние: голова ватная, в ушах трещит, а живот будто вот-вот лопнет. Что со мной? Где я? Напрягшись, я вспомнила, маршрутку, удар... Черт, я попала в аварию! И сейчас, скорее всего, в больнице, где меня отпаивают водой медсестры-хабалки.

Надо, кстати, поставить их на место. Только вот ни подняться, ни тем более отчитать их я не смогла – тело не слушалось. А если у меня серьезная травма? Что, если я парализована? От ужаса я даже дышать перестала, и медсестры склонились передо мной снова.

Хоп! – мне зарядили крепкую пощечину. Я дернулась, раскрыла глаза, почувствовала, как двинулась нога, и обрадовалась – не парализована! Взгляд прояснился, и я увидела перед собой два немолодых женских лица: испуганно-злое и испуганно-удивленное. Я почему-то узнала этих женщин. Злая – Пегги Васс, а удивленная – Рябая Уна.

— Что, бесстыдница? — выплюнула Пегги. — Оклемалась? Я перед тобой весь день и всю ночь просидела, вытаскивала с того света! Обгадила мне тут все! Чего добивалась, спрашивается? Мы столько добра для тебя сделали, и вот чем ты нам отплатила?!

Что за чертовщина такая?!

— Стонешь? — прошипела Пегги. — Уж я тебе потом задам! Уна, не своди с нее глаз! Сама я засыпаю на ходу. Хоть с часок поспать бы.

— Да-да, иди, я пригляжу за ней.

— Спасибо, милочка! Я в долгу не останусь.

— Да что ты, я по-соседски всегда рада помочь, тем более такое дело… Хоть бы все утряслось! Пусть Мира Милостивая поможет! Энхолэш!

— Энхолэш!

«Энхолэш» у них – что-то вроде нашего «аминь», а Мира – главная женская богиня в пантеоне богов. И почему я это знаю? Я решила не мучить себя размышлениями о бреде, который вижу и слышу, и быстро заснула – или отключилась. Но и когда очнулась, увидела ту же чужую комнату и спящую сидя на сундуке тощую женщину неопределенного возраста с лицом в следах от акне.

На лоб мне упала прядь золотистых волос, и я подняла руку, чтобы убрать прядку с лица. Это не мои волосы! Не мои пальцы! Не мое тело! Краткий миг паники ослепил меня, и я резко встала с кровати – то есть попробовала встать. Весьма солидный вес тела и невероятная слабость сразу вернули меня обратно в горизонтальное положение; кровать душераздирающе скрипнула.

Женщина на сундуке вздрогнула, проснулась и уставилась на меня.

— Пить хочешь? — спросила она хрипло после недолгого разглядывания.

— Ага, — так же хрипло ответила я.

Уна – так ее зовут, и я не могу себе объяснять, откуда это знаю – поднялась с сундука, почесала бок и вышла. Вскоре она вернулась с кружкой и помогла мне попить некой сладковатой жидкости; я выпила все, жадно облизнула губы и посмотрела на «свой» солидный живот, крупные тяжелые ноги…

— Этот отвар поставит тебя на ноги, — пояснила Уна, считающаяся в деревне знахаркой, и, глядя в мое, мягко говоря, удивленное лицо, протянула: — Эх, Астрид, что же ты натворила?

У меня и раньше были долгие красочные сны с подробностями, но все же это были сны, тогда как сейчас полное ощущение реальности. Я вспомнила маршрутку, удар, темноту, и на ум пришли эзотерические бредни о переселении душ и других мирах…

Уна, не дождавшись от меня ответа, заговорила о том, что скоро должен вернуться Тейг и что он сильно разозлится, узнав, что тут без него случилось. Я помалкивала; Тейг и его злоба интересовали меня меньше всего. А вот то, что я уже так давно и так ярко пребываю во сне – это напрягает. Да и сон ли это? У предметов нет искажений, я дышу, мое сердце бьется, а кожа влажна от пота, не говоря уже о слабости, дрожи в ногах и руках и резях в желудке. Слишком уж естественные, правильные и физиологические реакции у меня для сна, в котором законы физики и биологии как правило игнорируются...

— Астрид! — позвала Уна и даже похлопала меня легонько по щеке. — Хватит глазами хлопать! Когда Тейг вертается и узнает обо всем, что ты ему скажешь?

Что ж, сон это или нет, но я пока что живу в нем как Астрид Васс, а раз так, надо включаться в эту реальность.

— Я скажу ему, — ответила я чужим, непривычно нежным голосом, — что слегка переборщила с сонной настойкой.

— Так он и поверит!

— Поверит, куда денется, — отозвалась я и стала поудобнее устраиваться в кровати.

Глава 2

До Кивернесса, самого крупного города в здешнем герцогстве, торопящийся всадник может добраться часа за четыре, если его лошадь легконога и здорова. В одиночку Тейг за столько бы и доехал, но с ним были еще двое немолодых родителей и я.

Тейг с отцом задали довольно хорошую скорость, и столбики на дорогах, обозначающие количество пройденных лиг, сменялись быстро. Надо отдать мне должное: я не свалилась ни сразу, ни потом. Лошадь подо мной была послушной и шла довольно ровно, но я все равно ощущала себя на ней мешком картошки и страдала от быстро возникшей во всем теле боли.

В таком состоянии я мало отмечала красоту открывающихся пейзажей. Хотя можно и не смотреть по сторонам: эти виды с изумрудными холмами и пасущимися на них овцами и пони мне и так хорошо знакомы. То есть, конечно, не мне, а Астрид, уроженке Редландии. Некогда этот край был самостоятельным государством, но вот уже почти сто лет входит как герцогство в состав королевства Ренского.

Я вздохнула: даже если бы судьба закинула меня сюда в тело прекрасной принцессы, живущей в роскоши, я все равно стремилась бы домой. Хочется верить, что я все же как-нибудь вернусь в свою настоящую жизнь. Хотя, если я умерла там, то, наверное, возвращение невозможно… Но умерла ли Астрид? Почему я заняла ее тело? Ответить некому: местные все странности списывают на волю богов. А я в богов не верю и понятия не имею, как объяснить себе все происходящее. Так что жить придется по факту, безо всяких объяснений…

— Астрид, — окликнула меня Пегги, — устала?

Я ответила свекрови, которая вскоре станет «экс», измученным взглядом, и она обратилась к Тейгу:

— Сынок! Устали мы! Отдохнуть бы!

— Скоро покажется постоялый двор, — отозвался он.

«Скоро», как же! По моим прикидкам, мы дотащились через час. Полуживая, замерзшая, с отбитыми внутренностями, я практически упала в объятия Тейга, когда он подошел спустить меня с лошади. Он мужчина хоть и крепкий, все равно тяжело вздохнул от моего веса и сразу поручил матери.

— Идите в трактир, займите в харчевне стол и закажите поесть. Я пока займусь лошадьми.

Дальше я все помню отрывками: заляпанный пол зала, скол на кружке, жесткий хлеб, узкая лестница, комнатка со спертым воздухом, кусающиеся блохи, скрипучая кровать… Заснула я, как была, в платье, а проснулась, когда меня бесцеремонно потрясли за плечо.

— Вставай!

Раскрыв глаза, я не сразу признала, кто эта противная женщина с маленьким ртом, склонившаяся надо мной, и где я вообще нахожусь.

— Вставай! — потребовала Пегги. — Нечего притворяться, что слаба! Я тебя насквозь вижу, кобылу здоровую! Такую не заездишь!

Как ни странно, в ее словах было зерно истины. Еще вчера днем я ходила, шатаясь от слабости, и съеденная каша просилась назад, но стоило прокатиться верхом, как уже к вечеру все изменилось: я высидела на лошади долгие часы дороги, а потом съела все, что нам подали в харчевне, и у меня даже не случилось диареи.

Вот она, мобилизующая сила стресса!

Мы позавтракали и продолжили путь. В этот раз на лошади я сидела уже более уверенно, да и по сторонам глазела с любопытством. Дорога все так же шла мимо холмов, над которыми зависли туманы; было слегка сыро и довольно холодно, так что я озябла и стала шмыгать носом. Зато меня не мутит больше и кишечник поуспокоился, а это значит, что мой новый организм успешно справился с последствиями отравления. А что, как не здоровье, главное?

Гордый Кивернесс, самый крупный город герцогства Редландского, стоит на возвышенности, так что показался нам задолго до того, как мы подъехали к нему. Все больше стало попадаться деревенек по дороге, да и сама дорога стала загруженной: селяне везли в город всякую всячину, почтовые дилижансы доставляли собственно почту и пассажиров, ехали всадники, и я даже заприметила экипаж.

Древняя каменная крепость, с которой и начался Кивернесс, стала заметна с любой точки; показались богатые особняки, окруженные садами. Но нас дорога вела именно в старую часть города, где стоит храм Айра-отца. Ворота всегда открыты, и днем «пробки»: стража проверяет въезжающих и особенно ввозимое. Так, нам пришлось довольно долго ждать, пока стража пропустила все повозки селян, и лишь потом мы въехали.

Кивернесс оказался гораздо чище, чем я предполагала. Я всегда считала, что средневековый город – это грязное, тесное, малоприятное место, однако улица, по которой мы ехали, была широка, дома вокруг казались опрятными и прочными.

— Небось, первый раз в городе? — поинтересовалась Пегги, заметив, как живо я интересуюсь всем вокруг.

— Нет, матушка, — ответила я, — бабушка несколько раз возила меня в Кивернесс.

Покойную бабушку Астрид Пегги не переносила, поэтому разговор сразу свернула. А мы меж тем приехали: на маленькой площади я увидела неприметный вытянутый храм из серого камня с узкими окошками. Здесь служат жрецы бога Айра-отца; жрецы ведут перепись населения, регистрируют браки, хранят документы, заведуют наказаниями и даже имеют право оспорить приказ графа или даже самого герцога.

— В таверну бы, передохнуть, — подал голос свекор. — Негоже в храм грязными и голодными являться.

— И в туалет бы, — поддержала его жена. — Я скоро лопну!

Глава 3

На следующий день где-то в полдень за мной пришел отец Бенедикт.

— Дитя мое, — оглядев меня, произнес он, — хорошо ли ты подумала над моими словами?

— Да, отец настоятель, — проговорила я, держа взгляд долу. — Спасибо, что помогли мне добрым советом и приютили в храме.

Он кивнул и сообщил, что Вассы уже во дворе, ждут позволения войти. Мы вышли из кельи и направились в комнату, где оставался почти законченный документ о разводе; хорошо, что настоятель шел довольно медленно, иначе бы я точно не поспела за ним со своей ушибленной спиной.

Однако Бенедикт все равно заметил, что со мной что-то не так.

— Ты хромаешь? — спросил он, косо на меня глянув.

— Просто не выспалась, отец настоятель, — отозвалась я и вздохнула. — Всю ночь молилась богам, выпрашивала прощение…

— Не плачь, дитя, все обойдется. Ты найдешь еще свой достойный путь.

«Непременно».

В комнате с документом отец Бенедикт еще раз проверил, не засохли ли чернила, не испортилась ли бумага, перебрал копии грамот – документов, касающихся семейства Лорье и семейства Вассов, затем велел звать Вассов.

Когда их привели к нам, настоятель сразу перешел к делу: золото вручите. Тейг, весь в черном, как демон, шагнул к настоятелю и ему вручил кошель.

Отец Бенедикт высыпал монеты на небольшой стол у стены, не спеша пересчитал их, затем вернул обратно в кошель и подал его на этот раз уже мне. Я достала наугад одну монетку и куснула ее – гнется, и это хорошо. В Ренсе золотые монеты чеканят почти без примесей, а раз так, они и должны быть мягкими.

— Отступные получены, — объявил настоятель. — Теперь я могу признать ваш брак бесплодным и потому несостоятельным.

— Мы очень ждем этого, отец настоятель, — вставила Пегги, — а то ведь столько лет жили с настоящей змеищей, а понятия о ее натуре гадкой и не имели. Видели, как она монету на зуб попробовала? Думает, мы подделку бы в святой храм принесли, оскорбили бы вас, отец?

— О грехах девицы Астрид вы больше не должны беспокоиться, — ответил жрец.

— Девица! Ха! Да какая ж она девица? Баба! Хитрая баба!

Свекор шикнул на жену, и она замолкла. Тейг же сверлил взглядом жреца, словно вынуждая его действовать быстрее. И жрец, важно поправив воротник своего облачения, подошел к документу, взялся за перо и дописал его, наконец.

Осталось лишь подписаться – мне, потому что Тейг свою подпись поставил в прошлый раз. Я прочитала добавленные строки. Все верно: вместо приданого мне возвращены двадцать золотых ренков отступных, и больше я не Астрид Васс, а Астрид Лорье.

Я расписалась под написанным. Забавно, кстати, что подпись Астрид практически совпадает с моей настоящей, ведь фамилия у меня в той жизни начиналась на «а».

Когда я вернула перо на место и отошла, настоятель проверил, где я расписалась, затем подул аккуратно на документ и проговорил:

— Сделано.

— Брак недействителен? — уточнил Тейг.

— Да, недействителен. Вы отныне свободный мужчина и свободная женщина.

— Энхолэш! — возвела руки к потолку Пегги.

— Энхолэш, — повторил жрец.

«Слава Богу», — подумала я.

Однако Тейг все еще оставался напряженным. Вскинув подбородок, он спросил:

— Я могу забрать грамоту, отец настоятель?

— Чернила не высохли, к тому же еще надо сделать копию и запись для храмовой канцелярии. Я поручу дело писцу, и завтра вы, рэнд Васс, — жрец посмотрел на свекра, — сможете забрать грамоту.

— Благодарю вас, отец настоятель, — кивнул Васс-старший. — Вы были очень добры к нашей семье, позволив обойти суд, положенный в таких случаях.

— Дело простое, и нужды в суде не было.

Тейг тоже поблагодарил настоятеля и перевел взгляд на меня; как ни странно, это был не такой уж злобный взгляд. Видимо, настолько ему не терпелось развестись, что радость по поводу развода заставила его вполне любезно сказать мне напоследок:

— Прощай, Астрид.

— Прощай, Тейг, — ответила я.

Пегги Васс, бывшая свекровь, демонстративно задрала нос и отвернулась от меня; подойдя к сыну, она схватила его за руку и проворковала:

— Ты же сопроводишь нас домой, сынок?

— Конечно.

Они поклонились еще раз настоятелю и последовали к двери; следом за ним двинулся бывший свекор. Он тоже сильно злобным не выглядел, и попрощался со мной многословнее, чем его сын:

— Все это мне не по сердцу, ведь я обещал твоей бабушке, что позабочусь о тебе. Распорядись золотом разумно, Астрид. Вокруг много ворья.

Настоятель приподнял бровь – неужели заметку о ворье на свой счет принял? – затем кивнул и согласился:

— Да, в большом городе много опасностей для молодой женщины, но так как о девице Астрид некому больше позаботиться, я сам устрою ее судьбу. Будьте спокойны, рэнд Васс.

— Астрид, ты можешь возвратиться в деревню с нами, чтобы забрать свое приданое, — предложил свекор. — Все-таки целый сундук твоих вещей у нас остался.

Глава 4

Было бы разумнее не глазеть на аристократическую компанию из дилижанса, когда он снова тронулся к Тулаху, но я не могла сдержаться и посмотрела на остальных из маленькой свиты принца. К моему огромному облегчению Тейга среди них не оказалось, хотя один из мужчин весьма на него походил.

Это сразу подправило мое настроение, и я выдохнула. Тейг, значит, еще не присоединился к принцу, а принц, скорее всего, в этих местах ненадолго – что ему делать здесь, кроме как охотиться? А он уже поохотился и очень даже успешно, и это событие вокруг меня обсуждали оживленно. Ах, какой же принц Стефан умелец и смельчак, что поймал грабителей, и при том как добр с простым людом! «И красавец-мужчина», — добавила веско одна бабуля.

Да, принц хорош, но меня взбудоражил блондин, который поймал фляжку, что я выронила из дилижанса. Интересный он тип; наверняка засранец и разбиватель сердец. Но я в безопасности в своем новом теле – вряд ли какой-то Казанова заинтересуется мной сейчас, когда болезненная полнота (скажем прямо – толстота) превращает меня во что-то грузное, неуклюжее, часто и сильно потеющее, с раздутым лицом, на котором размылись черты. Светлые волосы Астрид, в лучшие времена похожие цветом на спелую пшеницу, и те поблекли, повылазили от переживаний. К тому же после падения в келье со стола я слегка прихрамываю.

Но не красота меня волнует, а здоровье. Почему Астрид, такая же молодая девочка, как и я, которой только стукнуло двадцать четыре, три раза пережила выкидыш? Нервы ей, конечно, изрядно помотали, один Тейг, скотина, который вел себя с ней ужасно, чего стоит, и все же три выкидыша подряд – это неспроста. Потому-то я так и хотела поскорее уехать подальше от Вассов – без них спокойнее, а спокойствие важно для здоровья и гормонального фона.

Пока я раздумывала обо всем этом, мы въехали в Тулах. Это большая деревня, в которой около пятидесяти дворов, и даже есть собственный маленький каменный храм Айра-отца, которым заведует единственный на всю округу жрец, большой любитель пива. Тулах кормит плодородная земля и щедрые дары лесы, но здесь не устраивают ярмарок, а сами местные за развлечениями уезжают в другие деревни – хотя бы в тот же Вирринг. Говаривают, земля здесь издавна проклятая, пристанище всякой нечисти – и чудовища, дескать, в сумраке Тулахского леса водятся, и преступники всех мастей; сотню лет назад здесь также скрывались высокородные бунтовщики, протестующие против присоединения к Ренсу.

В общем, недобрая слава у Тулаха. Зато практичные люди знают, сколько дает здешний лес королевству: отсюда вывозят собственно лес, золу, смолу, мех, мед, воск; также везут грибы, ягоды, орехи, растения. Фиона Лорье лес уважала, как некое могущественное существо, и внучку учила тому же, так что я, по сути чужая здесь, благодаря воспоминаниям Астрид и сама почувствовала некий трепет, оказавшись в деревне.

Дилижанс проехал по дороге к колодцу и там остановился. Местные уже ждали: большинство пришли за почтой и посылками, а также чтобы забрать товары, привезенные родными, и чтобы загрузить новые товары в путь, ведь вскоре дилижанс отправится обратно в Кивернесс.

Я вышла из экипажа одной из первых, потому что при себе у меня не было ничего, кроме маленькой кожаной сумочки; местные не обратили на меня никакого внимания. Что ж, Астрид сильно изменилась после замужества, так что немудрено, что во мне не признали «свою». Да и не хочется, честно говоря, чтобы признавали – не готова еще к расспросам.

Извозчик сразу сообщил важную новость – принц здесь! И пока собравшиеся охали-ахали, я отошла от колодца и окинула центральную часть деревни взглядом. Со времен отъезда Астрид словно бы ничего не изменилось здесь – даже свиньи копошатся в той же самой луже у дома лавочника, который продает все помаленьку. Кстати, дом лавочника, не считая храма бога Айра, это единственное строение из камня, все остальные дома в деревне из дерева, с соломенной крышей, и обычно обмазаны снаружи глиной, смешанной с соломой. А некоторые еще и углублены в землю для сохранения тепла.

Сам же Барон Даммен живет неподалеку от деревни в особняке; местные почему-то называют особняк «замком». До особняка вполне можно дойти и пешком, но я вместо этого уверенно направилась к дому лавочника: он, насколько я могу судить по имеющимся в голове Астрид данным, сдает иногда комнаты редким приезжим. Если бы не принц с его охотой, я бы сразу пошла к барону, но сегодня ему явно будет не до меня, да и не хочу светиться снова перед этими каэрами. А так хоть отдохну, умоюсь, дух переведу, чтобы не заявляться к Даммену уставшей.

В лавке меня идентифицировали сразу; хозяину торговой, так сказать, точки, хватило секунды, чтобы меня узнать.

— Астрид, ты ли, девочка? — выпалил худой усатый мужчина в неизменной зеленой куртке и округлил глаза.

— Я, уважаемый Дермид, — ответила я, улыбнувшись.

— Какая ты стала… — вырвалось у лавочника Дермида, и он, стушевавшись, закончил быстро: — Взрослая!

— А вы совсем не изменились, все тот же мужчина в расцвете сил.

— Спасибо, милая, спасибо! — Дермид вышел из-за деревянного прилавка, заставленного всякой мелочевкой, и подошел ко мне, продолжая разглядывать. — Астрид, я так удивлен! Приехали с мужем в родные места? У барона остановитесь? Лесли! — крикнул он куда-то в зал. — ЛЕСЛИ! Астрид приехала!

Услышав звук торопливых шагов, я повернулась к приближающейся беленькой женщине с всегда красными щеками – розацеа, вероятно. Лесли, жена лавочника, тоже сразу меня узнала и руками всплеснула.

Глава 5

Я быстро, как могла, собралась, и спустилась на первый этаж, где стоял у прилавка тот самый блондин, который поймал мою фляжку и подал мне ее потом. Нетта, спустившаяся раньше меня, подошла к нему, поклонилась и сообщила:

— Господин, вот и она.

«Она», то есть я, приблизилась к каэру; он повернулся ко мне и окинул взглядом.

Глаза у него оказались зелеными, а лицо узким, с четкими продолговатыми чертами. Да и сам высокий, сухощавый, без намека на мягкость что в лице, что в фигуре. Собранный, закрытый, холодный… и красивый – не обмануло первое впечатление.

— Господин, — поклонилась я ему.

— Ты жена Васса? — спросил каэр. Голос у него оказался суховатый под стать внешности.

— Бывшая жена, — ответила я.

Каэр снова окинул меня взглядом, в котором четко читалась оценка моей персоны, и произнес:

— Рэнд Тейг Васс состоит в личной страже принца, и порочить его имя – значит, порочить имя принца, вашего нового герцога. Ни один жрец не разведет мужа и жену без серьезного основания. Мне сказали, ты больна, не можешь иметь детей. Основания серьезнее быть не может. Здесь мне рэнда Васса не в чем упрекнуть. А вот тебя – есть в чем. Почему ты жалуешься, что осталась без денег? Неужели рэнд Васс не вернул тебе приданое и не назначил содержание? Где твои старшие родственники-мужчины? Почему ты разъезжаешь по герцогству одна?

Я опешила, и дело даже не столько в напоре, сколько в тоне и холодности этого каэра. Меня словно в лужу окунули, поэтому я не смогла сразу собраться.

Каэр же, глядя на меня как строгий учитель, потребовал ответа:

— Так тебе выплатили деньги или нет?

— Выплатили, но не все.

— Почему не все? И где твои старшие родственники? Не тебе решать такие дела.

— У меня нет родственников, я одна.

— Странно. Тогда бывший муж должен был о тебе позаботиться, или его родственники. Разъезжать одной – это верх глупости. Благодари богов, что на этой седмице его высочество захотел поохотиться в этой части Тулаха, иначе бы твой дилижанс ограбили, и ты осталась бы и без денег, и без чести. Запомни хорошенько, что я сказал насчет жалоб и самовольства, и впредь таких глупостей не совершай. — Каэр сунул руку в прицепной карман с вышитыми на нем инициалами, достал оттуда маленький мешочек и, опустив на прилавок, сказал Дермиду, все это время наблюдавшему за нами: — Ты побеспокоил принца, ты и проследи, чтобы эта женщина не жаловалась больше. Здесь десять золотых ренков. Этого ей с лихвой хватит на жизнь, пока барон Даммен не вернется и не найдет ей нового мужа.

— Да, господин, — кивнул Дермид.

А каэр, не соизволив больше на меня глянуть, вышел из лавки.

— Вот и разобрались, — сказал лавочник.

Разобрались ли? Первым моим побуждением после того, как я опомнилась, было схватить этот самый мешочек с деньгами, догнать каэра и швырнуть его прямо ему в высокомерное лицо! Я даже шагнула к прилавку и схватила мешочек. И, ощутив его тяжесть, прикинула, что может произойти дальше. Если я устрою скандал, меня и выпороть могут при всем честном народе, и жители Тулаха в этот раз точно меня не пожалеют, дурой назовут.

Умная женщина в моем положении не должна выделываться перед всемогущей аристократией, умная должна взять, что дали, и благодарить.

«Спокойствие, Аня, — сказала я себе, хотя внутри у меня аж все клокотало от обиды, унижения и острого чувства несправедливости, — это другой мир со своими правилами, не высовывайся, и так уже ошибок наделала».

Но со спокойствием как-то не задалось, не вытерпела я, не проглотила, не смогла. Взяла мешочек с прилавка и вышла торопливо из лавки, стала выглядывать каэра, благо что он еще только подошел к коновязи, у которой его ждал еще один аристократ, которого я на дороге чуть с Тейгом не спутала ввиду его чернявости и крупности.

— Господин! — мой нежный голос прозвучал не так уж нежно.

Блондин обернулся.

— Вы не разобрались в ситуации, — сказала я, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы, волнения и прочих бурлящих эмоций, — и отчитали меня незаслуженно. Я никому не жаловалась и ни у кого ничего не просила, и ответственность за других людей, которые говорят обо мне, не несу. Тейг Васс развелся со мной не потому, что я бесплодна, а потому что промотал мое приданое и спустил деньги за дом моей бабушки, который продал без моего разрешения. Теперь ему срочно надо поправить положение, и жениться на богатой девушке – быстрый способ. Вот он и решил со мной развестись, и я смогла отвоевать лишь часть денег, которые мне положены. И если уж его высочество принц Стефан поручил вам позаботиться обо мне как о пострадавшей стороне, вам следовало узнать заранее, сколько именно мне должен Тейг Васс. Потому что эта сумма гораздо больше десяти золотых, которые вы зачем-то всучили лавочнику.

Когда я закончила говорить, мое дыхание сбилось еще больше, но мне было совершенно плевать, как часто и как шумно я дышу и как вообще выгляжу. Я сказала чистую правду и была этим удовлетворена.

Зато красавчику-блондину это не понравилось.

— Как ты смеешь указывать каэру? — процедил он.

— И вы мне указывать права не имеете. Я не простолюдинка, а вы не мой каэр.

Глава 6

Иннис не стала меня задерживать потом, да и мне лишь нужно было убедиться, что по ее меркам я здорова. Провожая, она сказала мне:

— Каэры разводятся не так уж редко, но чтобы обычный рэнд решился… Это очень необычно.

— А Тейг и считает себя каэром, — усмехнулась я.

— Да, похоже на то, — протянула Иннис и попросила: — Приходи еще, Астрид. Просто так приходи. Я проклятия не боюсь.

— Проклятия? О чем это ты говоришь?

— Так ведь говорят в деревне, — подавшись ко мне, шепотом сказала женщина, — что ты своим несчастьем беды и на Тулах навлечешь. Что вдова, что та, от которой муж отказался – все одно, женщина, притягивающая беды. Столько лет у нас в Тулахе тихо было, а ты появилась – и сразу казнь.

М-да. А я-то решила, тулахчане хорошо меня приняли…

— Хорошо, — усмехнулась я, — постараюсь не напугать деревенских своим проклятием.

Повитуха улыбнулась и открыла мне дверь во двор, где разговаривали ее муж Рис и Лесли. Они повернулись к нам, и на них пролился свет из дома, осветив слегка покрасневшие от холода лица.

Я вышла к Лесли, а Рис, мазнув по мне любопытным взглядом, спросил у жены:

— Потолковали?

— Угу. Проводишь девочек? А то темно совсем стало, а сегодня день казни.

— Не надо, сами дойдем, — сказала Лесли.

— Рис, проводи, — велела Иннис, и, пожелав нам доброй ночи, вернулась в дом.

Так, обратно после «врачебного приема» нас повел супруг здешней «докторицы». В деревне и в самом деле стало очень темно, настолько, что, казалось, темень поглощает свет от соседних дворов и дальние огни у колодца и храма. Я взглянула в небо, на котором и звезды словно бы постепенно гасли, не в силах конкурировать с густым мраком тулахской ночи.

Редландия заслуженно слывет красивой, но особенно ценят ее побережье, изрезанное скалистыми бухтами, нагорье с его прекрасными видами, а также идиллические пейзажи долинной части, где живут Вассы. А Тулах – это не про красоту, это громадный зловещий лес и болота; иногда графа Тавеншельда, в чьем графстве по большей части и лежит Тулахский лес, называют «Лесным каэром».

Лесли наверняка не терпелось расспросить меня, что Иннис сказала, но рядом шел Рис, так что она помалкивала. Оттого становилось еще жутче идти в темноте, и на меня снова наползли какие-то дикие, совершенно не подчиняющиеся логике страхи насчет покойников в ночи. И опять я задумалась над тем, какая оказия заставила меня после смерти проснуться аж в другом теле и другом мире. Если бы я больше интересовалась эзотерикой, то, наверное, могла бы состряпать хоть одну теорию…

Да что же это такое? Что за странное настроение напало на меня?

— Не думала я, что у вас такая молодая и красивая повитуха в деревне, — сказала я, чтобы отвлечься в разговоре.

— А что такого? — отозвалась Лесли. — Она с малолетства свое ремесло еще изучила. Или надо быть горбатой и старой, чтобы лечить?

Рис рассмеялся:

— А я когда ее на ярмарке в Вирринге впервые увидел, тоже поверить не мог, что такая красотка – повитуха. И что пойдет за меня, если посватаюсь, — простодушно добавил мужчина.

— Чего бы за тебя не пойти? Всем ты у нас хорош, и вон как деревне удружил, привезя такую жену.

— Дети у вас очень красивые получились, — сделала я комплимент.

— В жену пошли. У меня-то лицо как топором вырублено, — снова рассмеялся Рис.

Так, болтая, мы и дошли до дома лавочника; Дермид с сыном уже ждали нас, сидя на скамье у входа. Дермид встал, пожал Рису руку, предложил зайти опрокинуть кружку, но последний отказался: жена, мол, ждет, да и не любит она, когда он в постель ложится с пивным духом.

Мы с Лесли тоже поблагодарили Риса за то, что проводил нас, и попросили еще раз передать Иннис благодарности. Затем, когда мы были уже в доме, Лесли отозвала меня и задала один вопрос:

— Ну, что Иннис сказала тебе?

— Плохого не сказала, хворей не увидела.

— Вот видишь! — обрадовалась жена лавочника. — Значит, нет преград новому браку!

Я поддакнула и, сославшись на усталость, к себе поднялась. Но заснуть мне не удалось – копалась в воспоминаниях Астрид, предполагала, строила логические цепочки, старалась выудить что-то насчет каэра Фэйднесса – стоит ли верить его слову, например. А вместо этого вспомнила другое.

Еще до того, как Астрид вышла замуж и уехала из Тулаха, бабушка рассказала ей историю. Мол, один из сыновей графа Тавеншельда заболел сильно, и лекари помочь не могли. Зато нашлась юная знахарка, которая выходила молодого человека, и тот поправился. А потом возьми да ляпни: женюсь на знахарке, только ее люблю. Граф с графиней пылкость чувств не оценили – сына отослали подальше, а знахарку велели выпороть на площади, чтобы больше юношей не очаровывала.

Фиона Лорье как раз в ту пору в том городе была и порку видела. И сказала, что девчонку ей было жаль – красивая, черноволосая… глупая, раз решила так нагло пролезть в круг знати. Ведь для каэров нет ничего важнее крови, и если уж лезть к ним, то с умом – найти покровителя, таиться, помалкивать о нем, и сына родить, ведь сына каэр и признать может. И, считай, жизнь удалась – не сама взлетишь, так в твоем сыне «правильная» кровь течь будет.

Глава 7

Как и у меня на родине, в Ренсе свадьбы предпочитают играть летом или осенью, причем знать чаще выбирает лето, когда царствует верховный бог Айр, а простолюдины – осень, когда и работы мало, и ответственной за брак становится богиня Мира. От Айра на летней свадьбе ждут увеличения богатств, укрепления рода и власти, а от Миры на осенней свадьбе – покоя и изобилия в семье.

Если свадьба деревенская, считается хорошим тоном пригласить всех живущих в деревне, но, понятное дело, все зависит от достатка и возможностей. Родители нынешних жениха и невесты расстарались (разорились, точнее будет сказать), чтобы каждый тулахчанин мог прийти, выпить за здоровье молодых, поесть вдоволь и повеселиться. Накануне свадьбы во дворе «празднующего» дома расставили столы и лавки, украсили все вокруг лентами и нитками с бусинами, являющимися оберегами, чтобы уж точно ничей злой взгляд или язык не навредили.

К дому невесты, откуда она должна бы пройти пешочком до храма (такова здешняя традиция), гости подошли заранее, и многие уже разгорячились, попробовав подогретого кларета, который вынесли во двор радостные хозяева.

Хоть на улице и было холодно, но ветер, гудящий последние дни, стих, словно сделав одолжение молодым; день выдался солнечный, а воздух казался прозрачным, и по-осеннему золотое убранство деревьев радовало взгляд. Я тоже принарядилась; одна из деревенских женщин, умелая портниха, сшила для меня платье в теплых желтых оттенках, которое удачно подчеркнуло краски моего цветотипа, а Иннис подарила солидной длины пестрый пояс с кисточками на концах, как раз на мои охваты. Сверху на платье я надела дынно-желтого цвета безрукавку и накинула небрежно на плечи платок с вышивкой, который купила в лавке Дермида. Еще приобрела простенькие серебряные серьги и новые кожаные хорошенькие ботиночки. А вот золотистые, немного вьющиеся волосы, тоже являющиеся украшением, мне пришлось спрятать под чепцом.

Одевшись во все новое, я сочла, что хорошо выгляжу, и свежо, ведь за это время после развода немного похудела, и мое лицо чуть «сдулось», к нему вернулись краски, а волосы словно бы пышнее стали, и маленькие «залысинки» на висках, появившиеся после последней беременности, стали зарастать, наконец.

Но когда я вышла из дома на свадьбу и столкнулась с приглашенными семьей жениха артистами из Тарена, молодыми мужчинами с горящими глазами, то поняла что все еще «невидима», как женщина, даже для таких вот путешествующих бабников. А потом на улице, когда рядом стали крутиться молоденькие девицы с распущенными волосами, тоненькие, как ивы, я поняла, что никто из окружающих и не заметил, наверное, что я похудела. Я интересна здесь, как необычная, скандальная личность, но не как объект флирта.

Я – женщина, а не девушка, мне положено быть замужней, с детьми, и гордо носить чепчик. А так хочется стащить это жесткое безобразие с головы и позволить осеннему солнцу зажечь золото в волосах!

Кто-то коснулся меня сзади; обернувшись, я увидела Иннис.

Вот кому собирать восхищенные взгляды! Молодая женщина – ей недавно исполнилось двадцать восемь – надела плотное платье из тонкой шерсти приглушенного красного цвета, а вместо чепчика убрала волосы под платок с красным же орнаментом, и длинные тяжелые серьги, вдетые в изящные ушки, красиво покачивались у самых щек.

— Скучаешь? — спросила Иннис, улыбнувшись.

— Да нет, просто задумалась.

— О чем?

— Что готовит мне дальше жизнь.

— Перестань, — закатила глаза моя новая подруга, — мне самой уже твои каэры и твой муж снятся. Сегодня свадьба, надо веселиться. Артисты приехали, споют нам и сыграют, а я страсть как люблю музыку!

— А еще поедим вкусно, — улыбнулась я, не собираясь отказывать себе в праздничный день.

Рис с детьми догнал Иннис и встал рядом с нами, и не зря: к красивой повитухе, которая с легкостью затмевала молодежь, то и дело подходили деревенские – и мужчины, и женщины, интересовались, как она в Вирринг съездила, есть ли в чем нужда, можно ли зайти к ней насчет отварчика… но были и те, кто по иной причине подходил.

— Иди-ка, — вышел вперед Рис, когда один плюгавенький мужичок завел речь о том, какая же Иннис умница, какая крутобедрая, яркогубая, плодородная…

Мужичок отошел, но кружку кларета все же всучил Иннис. Она пригубила немного и спросила:

— Хочешь вина попробовать, Астрид? Это, конечно, не то, что иногда нам жалует барон, но тоже вкусное, и легкое: голову не затуманит.

— Нет, спасибо, — отказалась я.

Тогда Иннис дала попробовать кларета своим мальчишкам.

Меж тем собравшиеся хлынули ближе к дому, ведь вышла невеста. Рис тут же усадил младшего сына на плечи, а мы с Иннис стали на цыпочки, чтобы увидеть девушку.

Маленькая, крепенькая, смуглая, как и многие уроженцы Тулаха, она вся сияла, и улыбка не сходила с ее лица. Платье на ней было красного цвета, с вышивкой у лифа, по подолу и на рукавах, нижнее белое платье, виднеющееся в разрезах верхнего, тоже было украшено вышивкой. Черные волнистые волосы, разделенные на прямой пробор, спадали до талии.

Счастливую невесту вел отец, такой же крепкий и смуглый, и тоже одетый в красных тонах. За ними следовали, вероятно, мать, тоже светящаяся, бабушка и прочие члены семьи. Пока они шли к калитке, дети бросали им в ноги бусины, и невеста старалась наступить на них, вдавить в землю. Так, в сопровождении, невеста и члены семьи и шли к храму, у которого уже ждали жених со своей семьей.

Глава 8

Фэйднесс со свитой недолго пробыли в Тулахе: приехали, на свадьбе погуляли, поохотились пару дней и уехали. Тем лучше: нечего мелькать перед простыми людьми, мечты всякие возбуждать…

Я сказала Дермиду, что хочу купить дом в деревне, но лавочнику моя идея не понравилась, и он разворчался: нет, дескать, в округе дома, который бы кто-то согласился тебе продать, да и нехорошо это, девице одной жить. Я заявила, что девицей была сто лет назад, а потом напомнила, что моя бабушка одна усадьбой заправляла, на охоту ездила и товар на ярмарках сбывала, и до почтенных лет путешествовала верхом. Мне ответили, что Фиона была вдовой, и вообще, Фиона – это Фиона, а я парировала, что Тейг для меня умер, и я в каком-то смысле тоже вдовой стала. Тогда Дермид отвел меня к нашему жрецу, дабы тот меня, глупую, образумил.

Но жрец, вечно пребывающий в блаженной расслабленности, паники лавочника не разделил и сказал:

— Всякой женщине около собственного очага крутиться хочется. Хочет Астрид дом – пусть подыскивает.

— Нет дома! Если бы кто уехать хотел и дом продать, мне бы первому сказали, — отрезал Дермид.

— Х-м-м. Можно и поставить домик.

— Деньги у меня есть, — вставила я быстро.

— А барон что скажет, когда вернется? Что мы заставили Астрид дом строить?

— Да не заставили, а я сама захотела! — всплеснула я руками.

Спор продолжился, и жрец нас выпроводил, а в доме и Лесли на меня насела: зачем ты нас обижаешь, мы же тебя не гоним… Подключились и дети: куда ты от нас, мы к тебе привыкли… Я так и не смогла растолковать приютившей меня семье, что вовсе не желаю их обидеть, а просто хочу, как выразился жрец, «крутиться у своего очага».

Но я и сама понимала, что вряд ли что-то у меня получится, ведь зима близко, и во время заморозков никто не станет ставить мне дом, а купить в Тулахе нечего – никто переезжать-уезжать не собирается, по крайней мере, сейчас. У местных свой темп жизни, череда дел: уборка урожая; свадьбы; сев озимых; убой скота перед холодами; Новогодье; долгая зима; долгожданная весна, и – новый цикл жизни и смерти, труда и отдыха.

В хлопотах дни пролетали незаметно, и вот уже в Тулахе отгуляли вторую свадьбу, на которой, между прочим, невеста уже была с довольно заметным животом. Последовали еще свадьбы, некоторые – «сдвоенные» для экономии, и на все эти праздники, будь они скромными или богатыми, как та, первая осенняя свадьба, приглашали семью лавочника и меня с ними.

Свадьбы привели к беременностям, что логично, и молоденькие счастливые жены стали наведываться к Иннис за советом и укрепляющими травками. Но приходили к знахарке-повитухе, конечно, не только беременные, но и по другим поводам: у кого-то зуб заболел, у кого-то живот, и очень многие простужались с приходом холодов и уменьшившегося светового дня.

Я очень привязалась к Иннис и заходила к ней часто, так что семья лавочника даже стала меня ревновать. Зато Рис, муж Иннис, радовался нашей дружбе: оказывается, за все это время лишь со мной одной из женщин его жена сблизилась за это время. Иннис допускала меня не только в свой дом, но и в свои погреба и сараи, где хранила всякое разное для лечения больных. Знахарка охотно разъясняла мне, для чего нужно то или иное растение, почему так полезен жир, как можно отбелить зубы; я слушала внимательно, но и сама что-то могла посоветовать: во-первых, хоть я и не интересовалась никогда медициной, все же я из другого, более развитого мира, и кое-что отложилось в памяти, а во-вторых, бабушка Астрид тоже смыслила в травах и пользе продуктов.

Я помогала Иннис перебирать травы, процеживать отвары, перемалывать пряности для так называемых порошков – смеси специй; резала ткань на бинты и кипятила; приносила новые стеклянные баночки из лавки Дермида. Но никогда знахарка не позволяла мне остаться с ней, когда приходил заболевший или заболевшая. Меня тут же выпроваживали, и потом о подробностях хвори этого человека я узнавала от соседок, но не от Иннис.

Это, помимо прочего, мне в ней и нравится – она соблюдает врачебную этику, и поэтому люди так доверяют ей. Даже зубы она дерет сама, хотя считается, что для этого нужна крепкая мужская рука.

К зиме следовало пополнить запасы, и как-то Иннис позвала меня с собой в лес за ягодами. Обычно в лес она ходит с мужем, но может сходить и одна, захватив с собой лишь собак и палку. Но Дермид меня так с Иннис не отпустил, велел своему сыну Грегу приглядеть за нами, и подросток, захватив лук со стрелами, пошел с нами.

Было уже настолько холодно, что пальцы деревенели без рукавиц, а голову без теплого платка продувало моментом, поэтому мы трое основательно утеплились; пройдя деревню, мы пересекли дорогу и зашли в лес. Собаки резво шли далеко впереди, за ними – Грег, и лишь потом мы с Иннис.

Мне было неспокойно: еще совсем недавно я слышала человеческий голос и ощущала запахи дыма, а теперь вокруг ветки с остатками былого великолепия в виде багряно-желтых листьев, грязь под ногами и прелая листва. И где-то рядом у дороги висят еще тела тех грабителей…

Я – абсолютно городской человек, который раньше еду добывал в отделе готовых продуктов в супермаркетах или заказывал доставку на дом; ту же самую мясорубку я потому и нарисовала с трудом, что плохо знаю детали и далека от звания почетной домохозяйки.

— Вот ты мне скажи: выскочит волк, вцепится, и что ты будешь делать? — спросила я у подруги.