Авторские права

Все права защищены

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена, распространена или передана в любой форме и любыми средствами, включая фотокопирование, запись, сканирование или иные электронные либо механические методы, без предварительного письменного разрешения правообладателя, за исключением случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации.

Данная книга является произведением художественной литературы. Имена, персонажи, места и события являются плодом воображения автора или используются в вымышленном контексте. Любое сходство с реальными лицами, живыми или умершими, организациями, событиями или местами является случайным и не подразумевается.

Пролог

Мне хотелось, чтобы всё остановилось хотя бы на минуту. Как он мог так долго меня обманывать? Какая же я глупая! Почему я вообще поверила, что он хочет со мной будущего? Ах да, воля родителей! Я схватила со стола кружку и с силой швырнула её в Марка.

— Я тебя ненавижу! Ненавижу!

Марк пригнулся, и кружка пролетела мимо, ударилась о стену и разбилась вдребезги, рухнув на пол. Лучше бы она попала в него. Он это заслужил.

— Успокойся, Аделина, — сказал он, поднимая руки.

— Не смей указывать мне, что делать! Ты подлец! Как ты мог? Три года! Я потратила на тебя три проклятых года!

Он даже не выглядел виноватым. Господи, как же мне хотелось вышвырнуть его в окно!

— Да ладно, Аделина, ты же знаешь, что ты мне дорога.

— Дорога? Не смеши меня! Если я тебе так дорога, почему ты спал с другими за моей спиной?

Он вздрогнул.

— Они для меня ничего не значили.

— Это не оправдание, Марк. Это худшее, что ты мог сказать.

— С тобой, знаешь, не так-то просто ужиться.

Он что, пытается свалить вину на меня? Я шагнула к нему и с размаху ударила по щеке. Чёрт, как же это приятно!

— Не смей перекладывать это на меня! Я тебе не изменяла!

Он прижал руку к лицу, глядя на меня в шоке.

— Аделина…

— Нет, Марк. С меня хватит. Мы закончили!

Я развернулась и направилась в спальню. Спорить с ним дальше не было сил. Он не испытывал ни капли раскаяния. Пора было сделать то, что я должна была сделать несколько месяцев назад, а не за три дня до свадьбы.

— Куда ты идёшь?

— Куда угодно, лишь бы подальше от тебя.

Я ворвалась в спальню и начала бросать одежду в сумку. Он последовал за мной. Я проигнорировала его, отсоединила зарядку телефона от розетки и кинула в сумку косметику с расчёской. Затем прошла в ванную, чтобы собрать туалетные принадлежности. Этого хватит на пару дней, пока я не решу, что делать дальше.

— Пожалуйста, ты не можешь просто уйти. Наши родители…

Я прошла мимо него обратно в гостиную и распахнула входную дверь.

— К чёрту тебя, Марк! Не смей мне звонить. Между нами всё кончено. И мне плевать на тебя, на вашу империю и на будущее, которое строят наши родители. Гори в аду!

Я вышла, хлопнув дверью, не обращая внимания на его жалобное лицо. Он не заставит меня чувствовать вину за уход. Он виноват. Он изменял, а не я. Как я могла этого не заметить? Он никогда не был идеальным, но я и представить не могла, что он зайдёт так далеко. Надо было догадаться.

Глава 1

Владимир

— Ты даже не заметишь, что они здесь, — сказал Михаил.

Я усмехнулся, откинувшись в своём любимом кресле, и ткнул в него костлявым пальцем. Дружба с Михаилом — единственное, что у меня осталось, но, честно говоря, после этого разговора я готов пересмотреть наши отношения.

— Михаил, это строительная бригада. Я точно буду знать, что они здесь.

Брови Михаила нахмурились.

— Это необходимо.

— Необходимо? Ты превращаешь мою усадьбу, дом моих предков, в какую-то дешёвую гостиницу, — проворчал я. — Ты же знаешь, как я ненавижу постоялые дворы.

Он провёл рукой по светлым, аккуратно подстриженным волосам, убирая их с лица. Его точёные черты часто искажала ухмылка, от которой мне хотелось его придушить. Михаил закатил глаза, бормоча что-то о моём высокомерии. Жалкий глупец должен был бы знать, что райские врата закрыты для нас обоих. Проклятые, мы обречены на вечное одиночество.

— Ты не любил своих предков, пока они были живы, и это не постоялый двор, Владимир Андреевич, — он развёл руками и пожал плечами. — Это скорее бутик-отель, место, где гости смогут остановиться и почувствовать себя лучше в своей суетной жизни.

Усадьба рода Донских пережила века войн и лишений, а теперь Михаил хочет превратить её в приют для безмозглых туристов. Если бы не моя родовая гордость, я бы давно бросил эти развалины и уехал колесить по миру. Но нет, я сижу здесь и гнию. Ради чего? Этот вопрос мучает меня веками, и ответа я так и не нашёл.

— Отель? Ты превращаешь мой дом в ночлежку? — я скривился, желая, чтобы он оставил меня в покое.

Я потёр виски, раздражение нарастало с каждой секундой. Сквозь пальцы скользнули жёсткие белые пряди. Сколько я уже здесь сижу?

— Финансовый консультант говорит, что лучший способ заработать — это сделать наши активы привлекательными, — продолжал Михаил, и я в ужасе моргнул, вслушиваясь в его слова.

Очевидно, что с его рассудком творится что-то неладное. Каждый раз, когда Михаил врывается в моё уединение со своими идеями, я вижу, как его разум всё больше портится от общения с людьми. Безмозглый.

— Привлекательными? Что за нелепое слово!

— Ты будешь повторять за мной, как попугай? — он в отчаянии всплеснул руками, будто это я веду себя нелепо.

Я?! Триста лет, а он так ничему и не научился.

— Это значит сделать усадьбу стильной, изысканной. Переделать её, немного приукрасить. Сделать модной, чтобы люди захотели здесь жить. Консультант говорит, что мы могли бы сдавать комнаты за десятки тысяч рублей за ночь, вложив совсем немного.

Мой взгляд скользнул по обветренным каменным стенам моей спальни. По резному деревянному шкафу, уютному камину, старым вышитым шторам, висящим здесь десятилетиями. Вдруг мне стало страшно, что всё это покроют безвкусными обоями, дешёвыми простынями и мылом из супермаркета.

— Стильной? — я повернулся к нему, глаза расширились от тревоги. — Когда мы успели нанять консультанта? Кто он такой?

Михаил тяжело вздохнул, потирая бледное лицо.

— Это человек.

— Я так и знал! Что значит «приукрасить»? Это моя усадьба, Михаил, а не дешёвая актриса, которую можно нарядить! Я категорически против.

— Можешь быть против сколько угодно, — он расстегнул пиджак и закатил глаза. — Этот человек — профессионал, и я ему доверяю. Усадьбе не помешает ремонт. Электричество барахлит, водопровода толком нет. Надо всё обновить, вернуть былую славу. Команда уже едет.

Он направился к буфету и налил себе виски.

— Это унизительно, — выдохнул я. — И где ты взял этот костюм? Выглядишь как павлин.

Он поправил свой яркий галстук.

— Алексей сшил его для меня. Хватит менять тему. Это важно.

Важно для того, кто одевается как павлин.

— Интересно, сколько сейчас платят наёмникам? — буркнул я.

Михаил покачал головой, раздражённо вздохнув.

— Позволь мне объяснить, старик. У тебя нет ни копейки. Ты не ешь, не спишь и, судя по запаху, не моешься. Ты в шаге от могилы, вот только умереть не можешь! Разве ты не видишь проблему?

— Твои слова имели бы смысл, если бы мы не были уже мертвы, — парировал я.

Его слова всё же пробились сквозь мой упрямый разум. Я выпрямился, глядя на него — это всё, на что я был способен.

— К твоему сведению, я мылся на прошлой неделе.

— Падение в пруд не считается, — пропел он раздражающим тоном, от которого мне хотелось вытолкнуть его в окно. — И никаких наёмников. Посмотри на себя, Владимир Андреевич, ты похож на призрака из старой сказки.

Кровь в моих венах закипела.

— Как ты смеешь!

Я поднялся с кресла, руки дрожали, когда я выпрямился во весь рост. Я возвышался над Михаилом ровно две секунды, пока ноги не подкосились, и я не рухнул на пол.

Михаил усмехнулся, и, если бы я мог пошевелиться, я бы его прикончил. Но он прав. Мое тело истощено, за последнее столетие я постарел на тысячу лет, и всё же мне всё равно. Я останусь в этой усадьбе, пока она не сгорит или не станет приторно-розовой.

Самый могущественный вурдалак из всех, и в свои почти семьсот лет я позволяю превратить дом моих предков в отель. Это отвратительно.

Я вздохнул, лёжа на пыльном ковре, глаза сами собой закрылись.

— Ладно, — пробормотал я.

Большинство не разобрало бы моих слов, но Михаил услышал.

— Никакого розового, — добавил я.

— Никакого розового. Я всё улажу, Владимир Андреевич. Будет великолепно!

Убейте меня сейчас.

Глава 2

Аделина

— Мы все погибнем.

Я, кажется, сказала это вслух, впиваясь ногтями в подлокотники кресла и глядя на крошечную дверь передо мной. Светлые пряди волос падали на лицо, но я слишком боялась их убрать. Сигналы тревоги выли, пилоты что-то кричали уже несколько минут.

А я? Я дышала в кислородную маску, словно от этого зависела моя жизнь, и проклинала себя за то, что не выбрала другую авиакомпанию.

Почему я согласилась на это?

Ещё утром я восхищалась, какой большой и современный этот самолёт. А теперь он превратится в груду обломков, разбросанных по полю. Я должна была быть в Таиланде, на своём медовом месяце — без Марка, конечно, — но вместо этого я сижу в хвосте самолёта, из которого валит дым.

Двигатель издал скрежещущий звук, и я взвизгнула, выпустив подлокотник, чтобы схватить телефон. Слёзы застилали глаза, я едва видела экран, набирая бабушке: «Я тебя люблю». Внезапно что-то ударило меня по лицу, телефон выпал из рук и рухнул на пол.

Замечательно!

Кряхтя, я нагнулась, чтобы поднять его, и только тогда заметила кислородную маску, болтающуюся над головой. Я уставилась на неё в панике. Почему я никогда не слушала инструктаж?

Всё будет хорошо. Всё будет хорошо.

Ничего не хорошо!

Дрожащими руками я схватила маску и натянула на лицо. Вдохнула запах пластика и посмотрела в окно. Тело замерло.

Это… огонь?

Его точно не должно там быть.

Я тяжело выдохнула. Худший день в моей жизни.

— Пожалуйста, я просто хочу выбраться! Я не готова умирать, — шептала я, молясь, чтобы кто-нибудь наверху услышал.

Слёзы текли по щекам, и в миллионный раз за день я задумалась о своих ошибках.

Ошибка номер один: доверять человеку, который орёт на продавцов, если его любимого йогурта нет в магазине.

Ошибка номер два: сказать «да» мужчине, который счёл нормальным переспать с двумя женщинами за пару дней до свадьбы.

Ошибка номер три: позволить Полине уговорить меня обменять билет в Таиланд на поездку по старинным усадьбам Подмосковья.

Самолёт затрясло, я закричала, звук заглушила маска. Зажмурилась, слыша только своё дыхание, пока самолёт резко не остановился. Кровь прилила к голове, прошла секунда, потом вторая, и адреналин захлестнул меня. Пальцы запутались, но я расстегнула ремень и вскочила.

Выбраться. Выбраться. Выбраться из этого чёртова самолёта.

Голова кружилась, я протёрла глаза, пытаясь сфокусироваться. Вдруг сильные руки схватили меня за талию. Я вскрикнула.

— Девушка! Вы в безопасности! — прокричал мужской голос. — Дышите!

Я открыла глаза и поняла, что вцепилась в растерянного бортпроводника. Тряслась, как осиновый лист. Он неловко похлопал меня по плечу, и я разрыдалась, обняв его так, будто он был моим спасителем.

— Я жива!

— Успокойтесь, — мягко, но строго сказал он.

Мои рыдания перешли в икоту. Я отстранилась и в ужасе уставилась на его белую рубашку, испачканную тушью и слезами.

— Боже, простите! — я принялась тереть пятна, пытаясь их стереть. — Мне так жаль!

Он моргнул, его глаза расширились — не знаю, от того, что я к нему прикасаюсь, или от страха, что я снова разревусь. Потом он улыбнулся.

— Всё в порядке. Аэропорт предоставит такси, оно отвезёт вас, куда нужно, — сказал он, указывая на выход.

Я вышла из самолёта и направилась за багажом, но через час узнала, что его потеряли. Кошмарный день! Всё, что у меня осталось, — сумочка и ручная кладь с пижамой, тапочками, косметикой и зубной щёткой. Чёртов самолёт. Чёртова жизнь. И люди, в основном, ужасны. Я злилась на всех, но больше всего на себя.

Через час я сидела в такси. За окном падал снег. Что мне теперь делать?

Годами я терпела выходки Марка — вечеринки, таблетки, вытаскивала его из-под ареста. И всё ради обещания, что он возьмётся за ум. Но он не изменился.

Слёзы снова навернулись, я протёрла глаза. Плакать глупо. Мужчины глупы. Я откинулась на подголовник, глядя в пустоту. Как я могла не заметить?

Телефон завибрировал. Я вздохнула, готовясь к вопросам и полному игнору моих границ.

— Мама, я правда не хочу сейчас говорить, — сказала я, не скрывая раздражения.

— Аделина, милая, мужчины иногда делают глупости. Лучше просто закрыть на это глаза. Они потом одумываются. Отец поговорил с Марком, он хочет, чтобы ты вернулась…

Как они смеют?!

— Мааам, — простонала я.

Какой смысл рассказывать ей, что я чуть не погибла в самолёте? Она, скорее всего, спросит, какие открытки я хочу на свадьбу — белые или кремовые. Вот насколько их волнует моя жизнь.

— Он сказал, что сожалеет.

— Мам, он изменял мне перед свадьбой!

Она вздохнула, но не из-за Марка. Мама предпочла бы, чтобы я молчала о его поступке, ведь тогда он станет реальностью, а это недопустимо. Это разрушило бы её идеальную картинку.

— Не будь такой резкой, Аделина, — снова вздох. — Вернись домой, мы всё уладим. Мы просто хотим…

— Серьёзно? Один разговор с Марком ничего не изменит. С меня хватит, и мне жаль, что ты не получишь своей идеальной свадьбы.

— Аделина Александровна, что на тебя нашло? Мы хотим для тебя лучшего!

— Лучшего? — я фыркнула. — Вы хотите, чтобы я вышла за него, потому что вам с папой нужно слияние компаний.

Мой отец и его партнёр Константин Серов годами планировали объединить бизнес. Условие? Я должна выйти за Марка Серова и родить наследников их империи. Брак по расчёту, завёрнутый в красивую сказку. Марк использовал меня для популярности, отец — для доли в компании. Все счастливы. Кроме меня.

Измена Марка стала последней каплей. Он перешёл все границы.

Я посмотрела в окно на заснеженный лес и поймала своё отражение.

— Мама, я не выйду за него.

— Где ты? — спросила она.

Если я скажу, они завтра прилетят и будут уговаривать меня простить его. Я покачала головой.

— Перезвоню через пару дней. Пока.

Глава 3

Владимир

Молодая девица таращится в потолок, её рот приоткрыт от изумления.

— Боже, это как из «Семейки Аддамс»!

Что за чушь? На этот раз я точно прикончу Михаила. Всё из-за этого напыщенного, самодовольного болвана. Какого чёрта она здесь делает?

— Михаил! — рявкаю я, желая, чтобы он разобрался с этой проблемой, которую сам же создал.

Вдруг она запрокинула голову и завизжала. Я поморщился, звук эхом отозвался в моей голове, и я мельком подумал, не стали ли женские голоса на несколько октав выше, чем я помню… Или это только она такая?

— Ох, как здесь красиво! — восхитилась она, явно очарованная усадьбой.

По крайней мере, вкус у неё есть.

— Боже, никто не говорил, что здесь будут актёры! Полина, ах, Полина! Какой сюрприз! Вы прямо как настоящий вурдалак! В вас чувствуется атмосфера «Вия»!

Мой нос сморщился, когда я проследил за её взглядом. Михаил стоял на верхней площадке парадной лестницы, и, к моему негодованию, выглядел таким же ошарашенным её присутствием, как и я. Но этот мерзавец ещё и ухмылялся!

— Вурдалак? — Михаил весело фыркнул, указывая на себя.

Мои глаза расширились. Как она посмела! Люди со своим нелепым увлечением сверхъестественным… Назвать его вурдалаком? Его?! Она явно бредит. Ей нужно немедленно уйти.

— Если серьёзно, вы отлично справляетесь с ролью, — сказала она, пока он спускался по лестнице.

Я громко кашлянул, чтобы привлечь её внимание.

— Сударыня.

Она обернулась, её длинные светлые волосы взметнулись вокруг бледного лица, словно она только сейчас вспомнила о моём существовании.

— Ой, простите! Вот, держите, — сказала она, сунув мне в руки свою сумку, и тут же помчалась к старинным доспехам, что я приобрёл века назад. — Боже, всё просто невероятное! — воскликнула она.

Щёлкнула камера её телефона. Яркая вспышка чуть не ослепила меня. Женщины — сущая напасть! Почему я терплю это? С рычанием я швырнул её сумку на чёрно-белый мраморный пол.

— Михаил, это невыносимо. Эта девица должна…

Она помахала Михаилу, и я нахмурился ещё сильнее.

— Ох, извините. У меня есть бронь, — повторила она, как какая-то простушка.

— Конечно, — ответил он, в то время как я выпалил:

— Ни в коем случае!

Пока я стоял, кипя от раздражения, он взял её за руку, прошёл мимо меня и принялся обещать ей горячий шоколад и лучшую комнату в усадьбе. Этот нелепый человек превратился в какого-то угодливого шута при виде женщины. Проклятый осёл.

Я кипел от возмущения. Так и подмывало бросить её сумку на пол, чтобы этот «вурдалак» сам её поднимал и разбирался с последствиями. Хотелось бы, чтобы их обоих сожрало лесное чудище.

Час спустя Михаил посмел отчитывать меня — в моём же кабинете! — за то, что я не отнёс её сумку в комнату. Нет, с меня довольно!

— За кого ты меня принимаешь, Михаил? За лакея?

— Честно? Ты выглядишь так, будто сражался с огородным пугалом и проиграл, мешок костей.

— Почему она здесь? — я вцепился в подлокотники кресла, раздражение переполняло меня, как никогда за последние десятилетия.

Михаил стоял, глядя на какую-то безделушку в своей руке, с выражением тревоги и растерянности.

— Откуда мне знать? Мы открываемся только через неделю. Западное крыло ещё не готово.

— Тогда избавься от неё!

— И как, по-твоему, это сделать? — он скрестил руки.

Я фыркнул.

— Этого бы не случилось, если бы ты не решил превратить усадьбу в постоялый двор.

— Ещё раз: это бутик-отель с люксовыми номерами, а не постоялый двор.

Мысль отослать его вместе с ней куда подальше мелькнула в голове, но это лишь сильнее меня разозлило.

— Она не может остаться. Я чувствую её запах даже отсюда.

Её кровь манила меня даже сейчас, её аромат будоражил чувства. Прошло слишком много времени с тех пор, как я был рядом с женщиной, тем более с живой, из плоти и крови. Даже её цветочные духи не могли скрыть этот запах, от которого ныли клыки.

Михаил принялся расхаживать передо мной, а я устроился в своём кресле — он называет его «стариковским», но это великолепное кресло, прослужившее мне десятилетия. Да, красная плюшевая спинка немного продавлена, но она идеально облегает мою худощавую фигуру.

— Владимир Андреевич, мы открываемся через две недели. Гости будут здесь постоянно. Если бы ты питался, это не было бы проблемой.

— Я не собирался торчать среди гостей! — я вскипел, мои когти впились в подлокотники, когда я сжал кулаки. У меня даже не хватало сил втянуть их. — Это не входило в план, и никто не предупреждал, что здесь будет она. Её запах… он слишком… манящий.

— Надеюсь, ты не собираешься пугать гостей, — он сморщил нос для пущего эффекта. — Они и так будут в шоке от твоего вида.

— Я в трауре, — буркнул я.

— Я тоже. Скорблю по тому, что ты с радостью чахнешь. Скоро станешь похож на Марфу, — пробормотал он, содрогнувшись.

Я посмотрел на него сверху вниз, будто на мне были несуществующие очки.

— Марфа — замечательная женщина.

— Она буквально ходячие кости и не произнесла ни слова четыреста лет. Это ненормально.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Ей нравится здесь.

Закатив глаза, Михаил отмахнулся от темы Марфы.

— Для начала ты мог бы поесть. И, кстати, нам нужен повар.

— Что? Зачем нам чёртов п… Ох.

— Люди, Владимир Андреевич. Мы пригласили людей, но у нас нет еды. Да, она приехала раньше, но что делать? Если мы откажемся её принять, получим плохой отзыв. Или предложим Марфе стать поваром? Боже, это кошмар!

В памяти всплыло, как я, ещё мальчишкой, сидел с Марфой, пока она готовила завтрак.

Мой кулак ударил по потёртой коже подлокотника.

— Я сам буду готовить.

Михаил резко обернулся, его глаза комично вылезли из орбит, и я представил, как они выкатываются из его безвкусного черепа.

— Ты не был на кухне двести лет. Как ты собираешься готовить?

Глава 4

Аделина

Вибрация телефона разбудила меня. Глаза так пересохли, что казалось, будто я трусь лицом о песок. Я застонала, потирая их. Пожалуйста, хватит мне звонить.

На экране высветилось имя Марка. Ох, нет. Я нажала «Игнорировать», отправив его на голосовую почту, но удовлетворение длилось ровно секунду, пока я не увидела время. Шесть утра? Этот подлец всё ещё портит мне жизнь.

Простыни липли к коже, и я нахмурилась. Почему так жарко? Мысли снова закружились вокруг его измены и того, что родители не поддержали меня, заботясь больше о своей империи, чем обо мне.

Раздражённая тем, что мозг явно не собирается отключаться, я отбросила простыню и потянулась, ещё больше злясь на липкий пот на шее. Кошмар.

Через двадцать минут я надела белые пушистые тапочки с кроличьими ушками и спустилась по лестнице в пижаме, бормоча под нос. Тапочки мягко шлёпали по паркету в холле. Господи, какое огромное место.

Тёмно-бордовые стены подчёркивали золотые бра и люстры, но их было немного, что странно.

Как бы я хотела, чтобы аэропорт не потерял мой багаж. Теперь придётся расхаживать по усадьбе в пижаме. Надо постирать одежду после этого долгого и жуткого перелёта.

— Боже, здесь ещё жарче, — пробормотала я.

Я провела рукой по гладким деревянным перилам главной лестницы, и мой взгляд упал на заснеженный пейзаж за окнами вестибюля. Я тут потею, а снаружи настоящая метель.

— Михаил? — позвала я, гадая, где он может быть в такую рань.

— Доброе утро, Аделина, — отозвался он, появляясь внизу лестницы, будто ждал меня.

Я выдавила улыбку, хотя это последнее, что мне хотелось делать. Несмотря на мягкую и удобную кровать, я почти не спала, всё тело ныло. Это, должно быть, отразилось на моём лице, потому что улыбка Михаила угасла, когда он внимательно посмотрел на меня.

— Вы в порядке?

— Да, нормально, — солгала я. — Просто немного не в себе. Слишком много мыслей, чтобы выспаться.

— Может, дело в смене климата, — предположил он. — Это может вымотать, пока не привыкнешь.

— Возможно. Почему здесь так жарко, Михаил? Клянусь, я вся горю, — я отбросила липкие пряди волос, выпавшие из пучка.

Надеюсь, авиакомпания скоро найдёт мой багаж, так как есть большая вероятность замерзнуть насмерть на улице, несмотря на то, что в моей комнате жарко.

Он нахмурился.

— Вам не холодно? — спросил он, глядя так, будто это я виновата в жаре.

— Нет, конечно! Здесь как в бане, — я указала на снег за окном и потянула ткань ночной рубашки. — Похоже, вы вложились в хорошую теплоизоляцию. Но, серьёзно, слишком жарко.

Его бледное лицо побелело ещё сильнее.

— Прошу прощения. Должно быть, проблема с отоплением. Дайте минуту, я всё исправлю.

— Спасибо огромное, вы спаситель, — я улыбнулась. Мой желудок заурчал. — Скажите, а где можно позавтракать? Я не успела глянуть ваш сайт.

Я молилась, чтобы завтрак был. Марк пять месяцев заставлял меня поститься перед свадьбой, но теперь, когда его нет, я собираюсь есть всё подряд. Если слово «диета» больше никогда не прозвучит, я буду счастлива.

— Вниз по коридору и направо, — ответил он. — Мы подумали, что из-за смены климата вы можете встать рано, так что всё готово. Повар сейчас разогревает еду.

— Неужели вам не жарко? Как вы не потеете? — спросила я, но, оглянувшись, поняла, что его уже нет.

Я облегчённо выдохнула, когда прохладный воздух коснулся кожи. Наконец-то я нашла столовую, и мой взгляд поймал огромную люстру над головой. Боже, это место — настоящий дворец! Даже стулья из тёмного ореха выглядят так, будто им сто лет. Наверное, копии.

Я направилась к большому столу с завтраком, за которым открывался вид на заснеженную территорию. Живот громко заурчал.

В голове заиграла мелодия детской песенки: «Приходите в гости к нам». Я улыбнулась, разглядывая резной деревянный потолок. Может, это будет хэштег: #ЛоговоЗверя.

Я села, листая соцсети, готовая съесть всё, что на тарелке, пока не посмотрела на неё. Что за…? Это похоже на… в худшем случае на что-то непотребное, в лучшем — на обугленный кусок мяса. Это точно не завтрак, и я уже не уверена, что хочу нарушать диету.

— Попробуйте.

Моя вилка с грохотом упала на стол.

— Господи, вы меня напугали!

Я обернулась на голос, и мой рот приоткрылся. Матерь Божья.

Передо мной стоял самый красивый мужчина, которого я видела. Он прислонился к боковой двери, которую я не заметила, войдя. Руки скрещены на груди, прикрытой костюмом, губы сжаты в тонкую линию. Он стоял неподвижно, и чем дольше я смотрела, тем сильнее горели мои щёки, но я не могла отвести взгляд.

Тёмно-каштановые волосы падали на лоб, и мне так хотелось их откинуть, чтобы лучше разглядеть его кофейные глаза. Он мог бы сниматься для обложек журналов, заставляя сердца женщин по всей России трепетать. Особенно с этой щетиной, обрамляющей щёки и подбородок.

Боже, Аделина, хватит пялиться! Я мотнула головой.

— Простите, не заметила вас.

Мои губы растянулись в улыбке, но его лицо осталось каменным.

— Я сказал, попробуйте, — повторил он. В его глазах мелькнул странный блеск.

— Эм, хорошо? — неуверенно ответила я, глядя на тёмные комки на тарелке. — А что это?

— Кровяная колбаса.

Мой желудок скрутило.

— Может, я могла бы заказать яичницу и тосты… — сказала я громче.

— Яичницу и тосты? — он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Я вздрогнула, как заяц в свете фар. Когда он успел подойти так близко? Его присутствие будто высасывало воздух из комнаты, а в животе затрепетали бабочки. Я уловила его землистый, чистый аромат, когда он наклонился. Мой мозг начал заикаться, и я понесла чушь:

— Я люблю яичницу и тосты по утрам. Иногда овсянку или кекс. Знаете, завтрак — самый важный приём пищи. Он улучшает работу мозга. Питательные вещества утром влияют на физическую и умственную активность…

Глава 5

Владимир

— Похоже, мы зря волновались. Её хрупкое человеческое тело не замёрзнет этой зимой, — бросает Михаил мне в спину. — Я выключил отопление.

Кастрюли и сковородки гремят в раковине, когда я швыряю их туда, раздражённый этой сударыней, что упорно требует яичницу и тосты.

— Яйца и хлеб, Михаил. Почему у людей нынче нет вкуса?

Я оборачиваюсь и замечаю, что он выглядит так, будто попал в бурю: волосы торчат во все стороны.

— В её защиту скажу, что это то, что многие едят на завтрак, — отвечает он.

— Эта сударыня послала тебя сюда?

Его глаза лезут на лоб, а я прячу ухмылку.

— Зачем ты вообще с ней говорил?

— Сегодня утром я три часа крошил ингредиенты, чтобы приготовить ей завтрак, а она отказалась его есть!

Он пожимает плечами, будто это я тут смешон.

— А чего ты ждал? Кровяная колбаса и правда выглядит неаппетитно. Поэтому я заказал блины. Вопрос: что ты с ними сделал? — он оглядывает кухонные столешницы.

Мои глаза закатываются к потолку.

— Боже, меня окружают глупцы.

— Я думал, мы договорились: я занимаюсь гостями, а ты сидишь в восточном крыле? Что с тобой? Разве у тебя нет времени на «нелепых людей»? Этого бы не было, если бы ты согласился нанять повара!

Я лишь хотел узнать, понравится ли ей моя стряпня, раз уж я потратил время на этого человека.

Я делаю шаг к полке со специями, наклоняя баночки, чтобы прочитать этикетки, но тут же ставлю их обратно.

— У нас осталась белладонна? — спрашиваю, зная, что на кухне нет этого яда.

Михаил устало вздыхает.

— Ты не будешь травить гостей, Владимир Андреевич.

— Она дерзкая, — я хмуро смотрю на сковороду, желая, чтобы её яйца превратились в камень.

— Она безобидна и не подозревает, что живёт среди хищников.

— Потому что люди глупы. У них нет инстинкта выживания и чувства самосохранения. Я не виноват, что они плодятся, как овцы, и не умеют себя вести.

Кусок хлеба выскакивает из тостера, и я выкладываю яйца на тарелку.

— Уйди с дороги.

Он скрещивает руки и морщит переносицу.

— Ты выбросил блины, да? Чёрт, Владимир Андреевич, на следующей неделе приедут другие гости. Нам срочно нужен повар.

Я приподнимаю бровь.

— И как ты это сделаешь? Дать объявление? «Усадьба ищет повара с гибким графиком. Желательно первая отрицательная группа крови, без сердечных болезней»? — я смотрю на него с сарказмом.

Ох, как он заблуждается. А его блины так и останутся в мусоре.

— Будь серьёзен, — тянет Михаил.

— Я серьёзен. Как выглядят её яйца? — спрашиваю, показывая тарелку.

Он смотрит и кивает.

— Нормально, вроде.

— Отлично. Надеюсь, она ими подавится.

Я обхожу его, пока он хихикает.

— Ты ржёшь, как гиена. Тебе заняться нечем?

— По крайней мере, я не похож на голодную гиену, — парирует он.

— К слову, я уже не похож на неё. Выпил весь твой холодильник с этими мерзкими пакетами крови. Интересно, смог бы кто-нибудь изобрести пакеты с текстурой плоти? Может, они были бы повкуснее.

Михаил, к счастью, молчит, пока я иду относить этой королеве еду. Ей бы стоило оценить мои старания, иначе я сам её отсюда выгоню.

Я поднимаю взгляд и замираю.

Она стоит, моргая, как растерянная сова, её волосы струятся льняными волнами, рот приоткрыт. Когда ночная одежда стала такой… соблазнительной? Боже. Сквозь тонкую серую ткань проступает её грудь. Мой рот наполняется слюной, клыки скрипят, ногти удлиняются. Ад уже здесь. Мне нужно, чтобы она ушла. И чтобы её грудь исчезла из виду. Немедленно.

Я сдерживаю волчий скулёж, но гнев захлёстывает меня.

— Где остальная ваша одежда, сударыня?

— Что? — она моргает, хмурится и смотрит на себя.

— Прикройте свои… розовые бутоны!

Её крошечные кулачки сжимаются — это почти мило.

— Прошу прощения?!

— Аделина! Я как раз хотел узнать, готовы ли вы к экскурсии по усадьбе, — Михаил протискивается мимо, толкнув поднос с едой по столу, и я сверлю его взглядом.

Боже, при каждом её движении её грудь колышется. Она же понимает, как действует на мужчин, правда? Я шагаю в комнату, ставлю её яйца и тосты на стол.

— Посмотрите на себя, сударыня! — не обращая внимания на Михаила, я хватаю её, подвожу к старинному зеркалу и киваю на её резкий вздох. — Вот именно!

Она поспешно прикрывается рукой, щёки алеют. От этого вида клыки заныли.

— Хватит пялиться на мою грудь! — она моргает перед зеркалом. — Погодите… Где ваше отражение?

Я хмурюсь, когда Михаил оттаскивает её от зеркала.

— Это декоративное зеркало, знаете, для антуража. Нашли на рынке, — он натянуто хихикает.

Что за рынок, чёрт возьми?

Её глаза расширяются, она кивает, явно впечатлённая.

— Ух ты, не знала, что такие делают. Зачем вам такой реквизит?

— Просто задумка для открытия усадьбы, — Михаил улыбается, и мне хочется стереть эту улыбку кулаком. — Я хотел спросить, не желаете ли экскурсию. Интернет скоро подключат, но техник предупредил, что из-за удалённости могут быть перебои.

Улыбка расплывается по её пухлым губам, она взволнованно хлопает в ладоши и тянется обнять его. Моя челюсть сжимается, клыки удлиняются. Когда я снова попал под чары её груди? Я вдыхаю аромат полевых цветов, заполняющий ноздри.

— Я покажу ей усадьбу, — выпаливаю я, не успев себя остановить.

Тревога мелькает на её лице.

— Ох, не стоит, — отмахивается она.

— Ерунда. Михаил занят, я проведу экскурсию, — настаиваю я, не отрывая взгляда от её вздымающейся груди. Я мог бы смотреть на неё часами. Днями.

Она тычет пальцем в своё лицо, глядя исподлобья.

— Знаете, мои глаза здесь!

— Я прекрасно знаю, где они.

Она скрещивает руки, разрушая своё колдовство, и я перевожу взгляд на её лицо, заинтригованный огнём в её глазах.

Её щёки алеют от ярости.

— Пойду поем в комнате. Дайте знать, когда будет интернет, Михаил.

Глава 6

Аделина

Я прокручиваю в голове слова этого ворчуна, кажется, уже в сотый раз за последние полчаса. Не могу поверить, что он посмел так говорить о женской груди! И с таким смакованием, будто наслаждался каждым словом. Чудак.

Боже, найти кухню в этой огромной усадьбе — целое приключение. Я даже не знаю, как вызвать обслуживание номеров — телефона в комнате нет. Не хочется оставлять пустую тарелку перед дверью спальни.

Кажется, усадьба не совсем готова принимать гостей. Может, Полина ошиблась с датой брони? Я заметила это в аэропорту, вылезая из того самолёта смерти. Думала, придётся умолять или притворяться дурочкой, чтобы меня не оштрафовали за неудобства. Но ничего такого не случилось. Странно, что кроме Михаила и этого господина Нервозности я не видела других сотрудников. Наверняка их больше, просто я ещё не встретила.

Я пожимаю плечами, отгоняя эти мысли, и наконец добираюсь до кухни.

Кухня необычная, но очаровательная. На одной стене — большая кирпичная печь, на другой — арочное окно и современная плита из нержавейки.

Ставлю пустую тарелку на столик у кирпичной стены и вздыхаю, раздражённая. Никогда в жизни мне так не хотелось треснуть кого-то, как этого типа, с первой же встречи.

— «Я прекрасно знаю, где они», — передразниваю я, задирая нос, как он. Какой наглец! Наглец в чертовски привлекательной оболочке.

Достаю телефон, чтобы проверить соцсети, но сигнала нет. Раздражённая, поворачиваю за угол и врезаюсь в кого-то. Грубые руки хватают меня за плечи, и всё тело будто оживает, как в жаркий июньский день.

— Ой, простите, я не смотрела, куда…

Конечно, это он — высокий, темноволосый ворчун.

— В вашем городе женщины всегда выставляют себя напоказ?

Его хриплый голос заставляет меня скрипеть зубами, но я не позволю этому типу испортить мне отпуск. Выставляют? Его глаза прикованы к моей груди, как магнитом, а я сжимаю телефон так, что пальцы белеют.

Я расправляю плечи и упираю кулаки в бёдра.

— Вы всегда так стараетесь быть грубияном? Если моя пижама вас так бесит, не смотрите!

Я не дам ему заставить меня чувствовать себя неловко, даже если он похож на греческого бога. Удовольствие наполняет меня, когда на его лице появляется растерянность. Никто не должен заставлять женщину чувствовать себя хуже, особенно когда ей и так паршиво. Я качаю головой и пытаюсь пройти, но он загораживает путь.

— Вы ошибаетесь, — говорит он.

Теперь моя очередь хмуриться. Я понятия не имею, о чём он.

— Что?

Он откашлялся.

— Меня не пижама беспокоит, если это вообще можно назвать одеждой.

— Тогда перестаньте пялиться!

Он рычит, и от этого звука в животе разливается жар.

— Прикройтесь, пока мы не купим вам одежду в посёлке. Выезжаем через час, — он суёт мне одеяло, неизвестно откуда взятое.

Какого чёрта? Кем он себя возомнил?

— Нет, спасибо. И здесь всё ещё жарко.

Его карие глаза вспыхивают яростью, и я гадаю, когда его в последний раз осмеливались ослушаться. Простите, господин, но я больше не принимаю приказы. Всю жизнь я угождала другим: одевалась, как велели подруги мамы из высшего общества, согласилась на свадьбу ради чужого счастья. Его властная манера вызывает мурашки, но я улыбаюсь, не сдаваясь. Впервые я буду делать что хочу, начиная с этого отпуска.

— Наденьте это.

Я ухмыляюсь.

— Нет!

Его лицо темнеет, он толкает одеяло ко мне.

— Чёрт возьми, женщина, надень!

Так, теперь он на «ты»? С меня хватит!

— Нет! Я даже имени твоего не знаю, варвар, и твоё отношение мне плевать! — я тычу в него пальцем, голос повышается. — Я в отпуске и буду носить, что хочу!

Кто-то откашлялся, и я закатываю глаза. Михаил протягивает мне спортивные штаны и толстовку, старательно глядя куда угодно, только не на меня.

— Вот, Аделина. Они великоваты, но подойдут, пока не привезём одежду из посёлка, — говорит он, бросая на Владимира прищуренный взгляд. — Или не постираем вашу.

— Спасибо, Михаил, это так мило, — я улыбаюсь. За полдня здесь я ни разу не заметила, чтобы он пялился на мою грудь, в отличие от некоторых.

— Сударыня, меня зовут Владимир Андреевич Донской. Я владелец усадьбы, и либо мы выезжаем через час, либо я зашью тебя в это проклятое одеяло, — рычит он, отталкивая Михаила и уходя.

Я стою, ошеломлённая, глядя ему вслед.

Михаил кричит:

— Владимир Андреевич, ты куда?

— К лешему, Михаил! — его слова эхом разносятся по коридору.

Я смотрю на Михаила, который ухмыляется, будто наша перепалка подпитывает его. Очевидно, они лучшие друзья, что не укладывается в голове, ведь Михаил такой милый, а Владимир… нет.

Я киваю в сторону ушедшего Владимира.

— В чём его проблема?

— Перечислить по алфавиту или по категориям? — отвечает Михаил.

— Хм.

Он улыбается, затем смеётся.

— Не берите в голову. И, кстати, интернет скоро заработает.

— Ох, Михаил, спасибо! Я готова вас расцеловать. Вы ведь поедете с нами, да?

— Эм… — он выглядит удивлённым, но я решила, что лучше ехать с Михаилом, чем остаться наедине с господином Нервозностью.

— Нет, он не поедет. И надень уже что-нибудь! — рычит Владимир, вернувшись на кухню и указывая на одежду в моих руках.

— Серьёзно? Я никуда не поеду, пока ты не научишься себя вести. Лучше дождусь Михаила, так что веди себя прилично или пеняй на себя.

— Милая сударыня, ради моего здравомыслия, прикройся. Пожалуйста, — Владимир тяжело вздыхает, будто вежливость причиняет ему боль.

Ах, если бы он был хоть немного приятнее!

— Не моя вина, что тут жарко, — я закатываю глаза, накидываю толстовку, чтобы он не начал пускать слюни, и натягиваю штаны.

Михаил улыбается, а в глазах Владимира мелькает голодный блеск, от которого по спине бегут мурашки. Его челюсть дёргается, и Михаил хихикает.

— Может, нам обсудить правила дресс-кода в усадьбе? — предлагает Михаил.

Глава 7

Владимир

Она — загадка. Её огонь и дух не похожи ни на что, что я знал, и я ловлю себя на том, что не знаю, как с ней говорить. Я, древний вурдалак, понятия не имею, как общаться с таким созданием. Её эмоции отражаются на лице, и мне вдруг хочется наблюдать за ними. Часами. Днями.

Я вздрагиваю от этой мысли, плечи напрягаются. Это нелогично. Желание рождается где-то глубже разума, в примитивных инстинктах. Красный туман жажды кричит, чтобы я завладел ею.

Поездка в посёлок проходит в тишине, но её тихие возгласы, когда что-то за окном привлекает её внимание, застают меня врасплох. Хочется спросить, о чём она думает. Но вот она достаёт своё мобильное устройство, чтобы сделать снимок.

С тех пор как Михаил нанял строителей, усадьба превратилась в проходной двор. Их запахи заставляли мой желудок сворачиваться. Наблюдая за людьми издалека, я решил, что они — отвратительные существа, лишённые интеллекта, с радостью тратящие время на технологии, будто это их бог.

Но она… Она не отвратительна. И всё же за последний час она смотрела в телефон раз десять. Наблюдая за её восторгом, я задумался, что заставляет людей всех сословий так заворожённо пялиться в эти штуки.

Михаил годами твердил, что мне стоит дать технологиям шанс — времена изменились, надо быть в курсе событий. Возможно, он прав. Солнцезащитный состав на моей коже позволяет жить среди людей… терпимо.

Я по ошибке делаю глубокий вдох, и запах Михаила, смешанный с её нежным ароматом полевых цветов, заставляет меня сжать руль.

Ненавижу этот собачий дух, вплетённый в её сладкий запах. Хочется искупать её в горячей воде, пока не смою все следы Михаила. И вот я представляю её в ванне. Обнажённую. Чёрт возьми… Не стоит направлять свежую кровь на юг.

— Красивая машина, — говорит она, касаясь полированного деревянного салона.

— Мне тоже нравится. Давно на ней не ездил.

Она хмурится.

— Это ведь Делайе, да? Похожа на ту, что была у императорской семьи. Если бы у меня была такая, я бы ездила каждый день. Почему ты так редко её берёшь?

Как ответить? Что я полумёртв уже два века? Это была одна из выходок Михаила в 1900-х, чтобы заставить меня питаться.

Я откашлялся.

— Очевидно, не хотелось.

Она фыркает, воплощение обиженной женщины.

— Очевидно, я тебе не нравлюсь. Поверь, чувство взаимно. Я не просила тебя меня возить и уж точно не хотела, чтобы аэропорт потерял мой багаж!

Гнев льётся из неё волнами. Я останавливаю машину и выключаю двигатель. Кровь бурлит в венах. Я медлю секунду, затем отстёгиваю ремень и тянусь к ней. Она напрягается.

Я отдёргиваю руку и кладу её на спинку сиденья.

— Кто сказал, что ты мне не нравишься?

Она скрещивает руки и отворачивается.

— Я бы зашил тебя в мешковину, если бы это удержало меня от желания тебя сожрать, — мой голос звучит резче, чем я хотел. Не уверен, правда ли это или я просто дразню её.

Её зелёные глаза расширяются в отражении окна, затем она поворачивается ко мне.

— Прошу прощения?

— Твоя пижама, как ты её называешь, почти ничего не скрывает, — говорю я, и её прерывистое дыхание звучит как музыка. — Мне хочется уложить тебя на кровать и наесться досыта.

Она задыхается. Мои пальцы впиваются в руль, чтобы не коснуться её. Не знаю, почему она вызывает такую бурю, но я хочу, чтобы она оделась прилично, пока я не разберусь. Мне стоит держаться от неё подальше, не дразнить себя её кровью.

— Если не хочешь, чтобы я сорвал с тебя одежду и показал, почему тебе стоит прикрываться передо мной, выходи из машины. Пойдём за покупками.

Её дыхание сбивается. Я жду. Запах её возбуждения — чистый ад, исходящий волнами. Но это неважно. Моя тяга к ней — лишь от долгого одиночества. Позже я найду другую, менее… хлопотную.

Она медлит, затем отстёгивает ремень дрожащими пальцами. Я ухмыляюсь, выхожу и открываю ей дверь, подавляя рычание. Солнцезащитный спрей, защищающий вурдалаков, спасает мою кожу от ожогов — спасибо Петру за изобретение. Я помогаю ей выйти, восхищаясь её самообладанием. Если бы она осталась в машине, не уверен, что удержался бы от укуса прямо здесь, на виду у всех.

— Давай найдём тебе нормальную одежду, договорились?

Глава 8

Аделина

Он правда это сказал?!

Мне стоит держать себя в руках. Обычно я легко плыву по течению, не пытаясь всё контролировать. Но согласиться, чтобы незнакомец вёз меня за одеждой? Это уже слишком.

Почему это меня так заводит? Чёрт, мне хочется сорвать с него одежду, хотя я знаю его всего день. Это тревожно. История с Марком явно свела меня с ума!

Соберись, Аделина. Он велел тебе прикрыть грудь. Кто так делает? И только что сказал, что хочет тебя сожрать! Я качаю головой, идя за ним по улице, переживая, что мои тапочки-кролики делают меня похожей на сбежавшую из психушки.

— Добро пожаловать. Чем можем помочь? — высокая брюнетка смотрит на Владимира, будто он изобрёл молодость, но он даже не глядит на неё — он смотрит на меня.

Он машет рукой.

— Да. Моей… подруге нужна одежда. Её багаж потеряли в аэропорту.

Я улыбаюсь, благодарная, что он объяснил, почему я так одета. Он приподнимает бровь.

Брюнетка щёлкает пальцами. По мрамору раздаётся цокот каблуков, словно в фильме про дикую природу. Из ниоткуда появляются другие девушки, чуть ли не кланяясь Владимиру. На нём простые джинсы и чёрная рубашка в клетку, но, судя по их взглядам, им плевать на его одежду — они пускают слюни.

Ты здесь не за этим, Аделина. Я достаю телефон, чтобы отвлечься от толпы жаждущих девиц, и стону. Чёрт, придётся искать нового оператора, когда вернусь. Делаю пару снимков для соцсетей, замечая, что стиль одежды похож на бутики в Крыму.

Фальшивый смех заставляет меня закатить глаза. Я иду к задней части магазина, чувствуя, как раздражение сжимает желудок. Не то чтобы я претендовала на этого грубияна. Если он заинтересован, пусть забирают. Он ворчлив и противен.

— Убери руку, — рычит он. Боже! — Вы ошибаетесь, сударыня, — его голос холодно разносится по залу. — Я здесь не за покупками. Покупать будет она.

Я прижимаю ладонь ко рту, глядя, как женщина отступает. Владимир поворачивается и смотрит прямо на меня.

Он разводит руками и идёт ко мне. Сердце подпрыгивает. Я хватаю первое попавшееся чёрное платье и бегу в примерочную.

Конечно, она заперта.

Владимир щёлкает пальцами, привлекая внимание брюнетки, и хмуро жестом велит открыть дверь.

— Эй, нельзя щёлкать на людей! — качаю головой. — Что с тобой не так?

— Их работа — обслуживать клиентов. Ты, моя дорогая, клиент, — он поворачивается к брюнетке, которая явно хочет провалиться сквозь землю. Я её не виню.

— Не можешь ли ты вести себя как человек хоть пару часов? Знаю, это трудно, но это всего лишь примерочная. Успокойся, — шиплю я.

Он открывает рот, но я прижимаю палец к его губам, заставляя замолчать. Девушки не были грубы. Может, чуть навязчивы, но посмотри на него! Я тоже хотела с ним поболтать — пока он не заговорил.

Я улыбаюсь брюнетке, игнорируя его.

— Здравствуйте, хочу примерить это.

— Конечно, — она отвечает с облегчённой улыбкой. — Простите, мы недавно открылись.

Я улыбаюсь шире и захожу в примерочную, не упуская из виду пылающий взгляд Владимира. Заперев дверь, я смотрю на платье и вздрагиваю. Ох, оно крошечное.

Сняв одежду, понимаю, что это мне не налезет. Ткань облегает, а V-образный вырез будто до пупка.

— Ты в порядке? — спрашивает Владимир. — Сколько можно надевать платье?

— Эм, нужен размер побольше.

— Оно по фигуре. Примерь, и пойдём дальше, — кричит женский голос.

Пять минут я пытаюсь втиснуться в платье. Затем смотрю в зеркало и стону.

— Я похожа на Эльвиру. Грудь вываливается, а разрез на бедре слишком откровенный.

— На кого? — растерянно спрашивает Владимир.

Ладно, справедливо. Не все знают Эльвиру. Я смотрела её только с Полиной и бабушкой — это её любимый сериал. Но моя грудь в этом платье — просто безумие, хотя выгляжу я сексуально.

— Это не подойдёт. Есть брюки?

Женщина кричит, что принесёт пару, а Владимир бормочет что-то на языке, похожем на русский, но странном. Затем:

— Выходи, Аделина.

Он серьёзно?

— Ни за что.

Громкий стук в дверь заставляет меня взвизгнуть.

— Аделина, — его голос звучит греховно, мурашки бегут по спине. — Выходи, или я войду.

Боже. Если он снова будет ныть про мою грудь, я ему лицо расцарапаю.

— Ладно.

Медленно отпираю дверь и выхожу, чувствуя, как кожа горит. Встречаюсь с ним взглядом, упираю руки в бёдра и позирую. Его глаза темнеют, кулаки сжимаются.

— Ну, что думаешь? — я хватаю телефон и тычу ему в грудь. — Сфотографируй.

Он ошарашенно смотрит на телефон.

— Нет.

Я читаю бейдж брюнетки и даю ей телефон.

— Елизавета, сфотографируйте, пожалуйста.

Она кивает, я улыбаюсь.

— Думаю, нужен размер побольше, — язвит рыжеволосая.

Моя улыбка гаснет. Её тон — язвительный и снисходительный. Вспыхивает камера, Елизавета возвращает телефон, глядя на рыжую, которая пожимает плечами и уходит.

— Простите, она новенькая.

Унижение захлёстывает меня. Владимир, молчавший всё это время, смотрит на меня, стиснув челюсти, и я замираю.

— Аделина, иди переоденься, — он поворачивается к Елизавете. — Мы берём платье. Можете подобрать её размер?

Елизавета кивает.

Он щёлкает на меня пальцами.

— Я не велел переодеться?

Мой желудок сжимается от его тона, я стискиваю зубы. Хочу купить одежду, найти интернет и уйти. Но его взгляд смягчается.

— Платье на тебе потрясающее.

Не ведись, Аделина. Он щёлкал на тебя, как на собаку.

— Комплименты не дают права быть невоспитанным.

Его брови взлетают, глаза будто заглядывают в душу.

— Принесите всё её размера на неделю.

Елизавета убегает, а я стою, поражённая его властностью.

— Ты не можешь купить мне одежду. Я сама могу…

— Тише, Аделина. Ты гость в моём доме, и я не позволю тебе ходить в мужских штанах. Раз не знаешь, что надеть, я выберу. Начиная с этого.

Загрузка...