– И всё-таки, я не понимаю, как тебя угораздило согласиться провести медовый месяц в горах! – восклицает Сонечка, морща при этом свой аккуратный носик.
– Вырастешь – я тебе расскажу! – принимаю серьёзный вид и медленно подношу кружку с кофе к губам.
Вдыхаю божественный аромат карамели и делаю глоток, жмурясь от удовольствия.
Кофе – моя слабость.
И Матвей.
– Говори сейчас! – настаивает сестра моего мужа. Смотрит так, что кожа покрывается мурашками, и желание подразнить девчонку уменьшается с каждой минутой. Но я буду не я, если сдамся.
– Ммм, – тяну задумчиво, – сейчас, подожди. Мне нужно подобрать нужные слова, чтобы не травмировать твою несформировавшуюся детскую психику.
Ставлю чашку с блюдцем на журнальный столик, складываю руки в замок и возвожу глаза к потолку задумчиво.
– Эй! – лёгкий толчок прилетает мне в плечо. – Думаешь, замуж вышла, сразу такой взрослой стала? Мы ровесницы, если ты забыла. И вообще, – грозит тоненьким пальчиком, – не переводи тему.
Делаю ещё несколько многозначительных пауз, сопровождая их томными вздохами, но в итоге удовлетворяю любопытство Сонечки.
– Нам, если честно, не до прогулок было, – жар заливает мои щёки. – И что за окном: солнечный пляж или заснеженные горные вершины значения не имело.
– Вы вообще из номера-то выходили? – Сонька в отличие от меня не стесняется абсолютно.
Это я только делаю вид, изображая страстную тигрицу. Но в глубине души мне неловко разговаривать на подобные темы, даже с близкой подругой. Тем более, она сестра моего мужа по совместительству.
– Блин, ты это слышала? – дёргается девушка. Тёмные глаза расширяются, а лицо принимает настороженный вид.
Мне даже кажется, будто её нос становится длиннее, словно превращается в мордочку маленькой серой мышки, почуявшей надвигающуюся опасность.
– Что? – я развожу руками в недоумении.
Прислушиваюсь, но ничего, кроме громкого стука Сонькиного сердца не слышу.
– Может, послышалось, – пожимает плечами, но в следующую секунду из прихожей доносится голос, который я не спутаю ни с каким другим на свете.
Матвей. Что он в такое время здесь делает?
Обычно мой муж работает до шести вечера, но мы только пару дней назад вернулись из свадебного путешествия. Может быть, он ещё не вошёл в колею, и решил устроить себе сокращённый рабочий день?
От этой мысли сердце пускается в пляс, грозя выпрыгнуть из грудной клетки, а губы сами расплываются в улыбке.
Стоит только представить, что мой муж войдёт сейчас в гостиную, и всё тело обдаёт жаром. Пылающим огнём предвкушения радостной встречи с самым любимым мужчиной на свете.
– Ада, мне конец! – шипит Соня. – Там, походу, отец вместе с Мотькой приехал.
– Ну, и что? – я всё ещё пребываю в своих розовых фантазиях, поэтому не могу понять, почему подруга так всполошилась.
Она отчаянно вертит головой, со страхом поглядывая в сторону прихожей. Её чёрные, как смоль волосы, собраны в высокий хвост. Будучи кудрявыми от природы, они так смешно пружинят от каждого движения Соньки, что я не могу удержаться и тихонько хихикаю в кулачок.
– Давай в шкаф спрячемся! – девушка хватает меня за руку и смотрит жалостливым взглядом.
Она делает пару взмахов ресницами, и у меня начинает рябить в глазах. Кажется, будто стая бабочек открыла на меня охоту. Зачем и без того длинные ресницы, которым завидует большинство девушек, тюнинговать до такой степени?
– Ты с ума сошла? Для чего?
– Для того! Я же пары сегодня прогуляла, и отец меня убьёт, если дома в такое время застанет. Я думала, он как обычно, вечером вернётся, а он… А мы тут чай распиваем! – всхлипывает.
Серьёзно?
– Кофе, уточняю я.
– Да без разницы, пойдём уже! – тянет меня за рукав бордовой толстовки.
– Но я хочу увидеть Мэта! – пытаюсь противостоять напору прогульщицы, хоть и заведомо знаю, что это бессмысленно.
– Не канючь, успеешь! – она отодвигает зеркальную дверь высоченного шкафа, который стоит в гостиной у Левиных.
– Подожди, – возвращаюсь к столику и хватаю с него кружку и блюдце. – Компромат.
Сонька запрыгивает в шкаф, словно это не предмет мебели, а полноценная комната. При своём миниатюрном телосложении и невысоком росте она с лёгкостью помещается в тайном укрытии.
– Ну? – тянет нетерпеливо, подгоняя меня жестом руки.
– А если нас найдут? – я продолжаю сомневаться.
– Не найдут, этот шкаф вообще непонятно для чего купили, им никто не пользуется. Давай уже!
Соня высовывает одну ногу, упирается ей в паркетный пол и, схватив меня за руку, тянет внутрь своего укрытия.
Стоит мне оказаться в шкафу, подруга тут же проворно закрывает сдвижную дверь. И как она это делает изнутри с такой лёгкостью? Подозреваю, Левина часто практикует подобные игры в прятки и имеет неплохую сноровку.
– Я боюсь, что нас обнаружат, – шепчу, повернув голову в сторону, где предположительно находится голова Соньки.
В шкафу тьма кромешная, и я не вижу ничего, поэтому приходится ориентироваться на то, что мы с подругой примерно одного роста.
– Что мы скажем? – продолжаю донимать девчонку.
– Скажем, что сюрприз хотели сделать. На новый год! – бурчит еле слышно.
– Прячась в шкафу? – выдавливаю безнадёжно. – И до нового года ещё десять дней, вообще-то.
– Да пофиг! – произносит Сонька. – Главное, чтобы отец не разоз…
Девушка обрывается на полуслове, потому что так же, как и я, слышит звук приближающихся шагов. Они становятся всё ближе, и в какой-то момент мне кажется, что я перестаю дышать. Кто-то из мужчин останавливается возле нашего с Сонькой временного убежища.
– Что будешь пить? – доносится голос Владимира Сергеевича, отца Матвея и Соньки.
– Ничего, – стальным тоном отвечает мой муж совсем рядом, и я понимаю, что это он стоит по ту сторону шкафа.
Нас разделяет лишь тонкая дверца, и даже не смотря на всю глупость ситуации, чувствую непреодолимое желание оказаться в объятиях Матвея.
Зеркальное дверное полотно отодвигается в сторону, и две пары чёрных глаз смотрят на нас с Сонькой. Только в одной читается растерянность, а в другой злость.
– Что здесь происходит? – словно раскат грома, по гостиной проносится голос Владимира Сергеевича.
Соня хватает меня за руку и сжимает её с такой силой, что становится больно. Лишь на мгновение, потому что основной эпицентр боли у меня в груди. Словно в сердце вставили нож и пытаются проворачивать его, чтобы сделать ещё хуже.
– Папа! – пищит подруга и выпрыгивает из шкафа.
Я же продолжаю стоять, словно вкопанная. Мы с Матвеем не отрываем друг от друга взгляд, но никто не спешит заговорить первым. Однако стоит мужу сделать лишь шаг в мою сторону, я тут же инстинктивно выставляю руку вперёд.
Единственное желание – поскорее сбежать из этого дома. Только, если верить тому, что я только что услышала, Матвей и его отец просто так меня не отпустят.
– Не подходи, – шепчу беззвучно.
Пробегаю глазами по комнате, ища пути отступления. В полутора метрах от меня стоит Матвей, рядом его отец, и мне не выбраться из этой ловушки.
– Володя! – звонкий голос Алёны Алексеевны, моей свекрови, разрезает тишину.
Все, кроме меня, дружно оборачиваются, а я пользуюсь моментом и выскальзываю из шкафа. Не теряя и доли секунды, кидаюсь в прихожую, но понимаю, что взять шубу не успею.
– Ада! – пытается окликнуть Матвей.
Не оборачиваюсь. Открываю дверь и выбегаю во двор. Времени нет на оглядки. Главная цель – убежать. Как можно дальше, как можно быстрее.
Я не хочу слушать жалкие оправдания мужа, но ещё больше боюсь услышать от него не ложь, а правду. Что, если он не станет отнекиваться, и скажет, что никогда не любил меня?
– Ада! – его голос совсем близко, и тяжёлая ладонь опускается на моё плечо.
Одним рывком он притягивает меня к себе и вжимает в горячее крепкое тело, от которого плавится мозг.
Я пытаюсь вырваться, трепыхаюсь, словно птичка, пойманная в сеть охотника, но всё тщетно. Матвей гораздо сильнее меня, и сопротивление теряет всякий смысл.
– Отпусти! – кричу, не жалея связок.
Барабаню кулаками по его груди в жалкой попытке оттолкнуть Левина, но моих сил хватает только на то, чтобы убедить себя – я хотя бы пыталась.
– Послушай, – спокойный ровный тон пробирает до костей, вызывая мурашки и дрожь во всём теле. – Ада, послушай меня.
Вибрирующий бас словно проникает под кожу, пробуждая совершенно ненужные чувства, который ещё недавно казались мне наградой. А теперь я хочу избавиться от них во что бы то ни стало.
– Отпусти меня! Я не собираюсь слушать твои жалкие оправдания! – от злости впиваюсь ноготками в грубую кожу его рук. Хоть бы поморщился, гад.
Он продолжает крепко удерживать меня на месте, но смотрит как-то странно, склоняет голову на бок и произносит:
– А с чего ты взяла, что я собираюсь оправдываться?
Матвей говорит вкрадчиво, а я застываю на месте от его гипнотизирующего голоса. Горький ком обиды подкатывает к горлу, но я стараюсь продержаться ещё какое-то время и не разреветься на глазах у мужа.
Я никогда не была сильной, Матвей не раз видел мои слёзы, но сейчас я не хочу доставлять ему удовольствия своими страданиями. Только как доказать мужу, что мне безразлично его предательство, если ещё утром я во всей красе демонстрировала свои чувства.
От воспоминаний прошедшего утра жар приливает к животу, но его очень быстро сменяет холод, стоит вспомнить о том, что я только что слышала в доме Левиных.
Получается, он никогда меня не любил, но как же мог быть вместе со мной? Он же стал моим первым и единственным мужчиной, и казался вполне искренним. Я верила в то, что наши чувства взаимны, наша страсть и стремление каждый миг быть вместе обоюдны. А выходит, что Матвей притворялся, бессовестно пользуясь моим телом.
– То есть, то, что я только что услышала, правда? – произношу еле слышно.
Сопротивление выкачало все силы, да и вопрос, заданный мной, произнести было непросто.
Смотрю внимательно в родные глаза любимого мужчины и не вижу там ничего. Он кивает и вместе с этим жестом будто уничтожает часть меня.
– Ненавижу! – выплёвываю ему в лицо. Горько, безжалостно, ядовито.
Я лгу. И он знает об этом, но всё равно растерянно опускает руки, освобождая меня из горячего плена и давая, наконец, уйти.
Уйти, чтобы больше никогда не вернуться.
Не смотря на то, что шикарный дом Левиных находится практически за чертой города, мне удаётся сразу поймать машину такси. Судьба, словно в насмешку, решила быть немного благосклонной и помочь мне в такой мелочи.
Деревья, щедро засыпанные снегом, сменяются городским пейзажем и вычищенными до асфальта улицами. Спасибо водителю, он включил обогрев на максимум, и я хотя бы перестала дрожать. Без шубы ведь убежала от Левина.
Не теряя времени, я поднимаюсь бегом на третий этаж и захожу в нашу с Матвеем квартиру. Его квартиру.
Хватаю чемодан, который только пару дней назад разобрала после нашего возвращения из медового месяца, и закидываю туда немного вещей и документы.
Взгляд цепляется за шкатулку с украшениями, которые мне дарил Матвей, и я без лишних раздумий закидываю её в чемодан. Денег у меня немного, а так хоть украшения можно будет в ломбард заложить. Первое время мне нужно будет на что-то жить прежде, чем устроюсь на работу.
А всему виной моя глупость, ведь я даже в университет поступать после школы не стала. Матвей убеждал меня, что нет его жене надобности просиживать задницу на скучных лекциях. Он хорошо зарабатывает, работая в строительной фирме отца, и поэтому в состоянии обеспечивать и себя, и меня.
Это теперь я понимаю, что ему просто нужна была домашняя дурочка, которая будет не в состоянии сложить два плюс два.
Собираю свои каштановые волосы в низкий хвост и надеваю на голову снуд. Так как шубу я оставила в доме Левиных, убегать мне придётся в куртке, на которой не предусмотрен капюшон. А на улице как-никак мороз, и заболеть сейчас я хочу меньше всего.
– Твой дед, Тропинин Степан Михайлович, был одним из акционеров фирмы отца, – огорошивает муж.
Он продолжает держать ручку моего чемодана и смотрит на меня исподлобья. Густые чёрные брови слегка сведены к переносице, а нижняя губа слегка оттопырена – ему не нравится весь этот разговор.
– Допустим, – киваю, старательно демонстрируя холодное пренебрежение в каждом движении. – Его не стало пять месяцев назад. Я, конечно, не сильна во всей этой законодательной системе, но мне всё же кажется странным, что никто мне не сообщил о завещании.
Поправляю снуд на голове, потому что неожиданный порыв ветра пытается его сорвать. Холод забирается под одежду, и я непроизвольно вздрагиваю.
Смотрю на мужа, который стоит в одном широко распахнутом пиджаке. В очередной раз ловлю себя на мысли, что хочу сделать шаг в сторону Матвея и застегнуть пуговицы на его одежде, чтобы защитить любимого от холода.
– У моего отца есть связи, – констатирует очевидное, – ты бы всё узнала, когда пришло время.
Ещё один пронизывающий взгляд чёрных, как сама ночь, глаз, и дрожь по телу проносится новой волной. Издаю очередной нервный смешок, как защитную реакцию от гипнотической силы, которая исходит от этого мужчины.
– А что потом? А Левин? Что потом? Вы бы меня убили вместе с твоим папашей и прикопали где-нибудь в лесочке, да? – голос срывается, и я издаю всхлип. Непроизвольно, потому что это самое последнее, что я хотела бы сделать.
– Не говори ерунды, – отвечает таким тоном, словно на сто процентов уверен в своей правоте. – Никто бы тебя и пальцем не тронул, тем более…
Он замолкает, а на лице чётко читается печать раздумья. Матвей не знает, стоит ли мне рассказывать ещё что-то.
– Не тронул бы, говоришь? – горькая обида отравляет душу, и я понимаю, что хочу узнать ещё кое-что. – Но ты меня тронул, и не только пальцем!
От сказанной фразы жар мгновенно приливает к щекам, а сердце бьётся о рёбра.
– Как с этим быть? – теперь я ловлю его взгляд, но Матвей отворачивается.
Он опускает мой чемодан на тротуарную плитку и складывает руки в карманы брюк. Смотрит куда-то вдаль, возможно, на снег, который поднимается с земли усилием ветра и заводит хоровод их миллионов снежинок.
– Скажи, – хриплю, с трудом сдерживая обиду, – тебе было противно… со мной, да?
Просто я не могу себе представить, насколько хорошим актёром нужно быть, чтобы жениться на нелюбимой девушке ради выгоды.
Матвей резко поворачивает голову, а его потухший взгляд загорается с новой силой.
– Это не так, – он как всегда не многословен, и меня впервые начинает это раздражать.
Раньше мы замечательно проводили вместе дни и вечера. Я много разговаривала, а он называл меня щебетуньей, сажал к себе на колени и внимательно слушал. О лучшем собеседнике можно было только мечтать, и я не верила своему счастью. Ведь у меня появился супруг, любовник, и друг в одном лице.
А теперь…
А теперь я беру чемодан за ручку и, не говоря больше ни слова, ухожу от Левина. Я чувствую, как горячий взгляд оставляет ожоги на моей спине, но прикладываю просто титанические усилия, чтобы не обернуться.
Спустя час город уже полностью погружается во тьму, и на улицах загораются фонари. В их жёлтом тёплом свете снежинки устраивают танцы, и кажется, будто это не снег, а замёрзшие насекомые ищут источник тепла и тянутся к нему своими хрупкими тельцами.
Мне кажется, что я, словно одна из этих снежинок, наслаждалась лучами света, которые меня ласкали, но в следующий миг потеряла ориентир.
Добравшись до автовокзала, я покупаю билет в кассе и сажусь в автобус. За последние несколько месяцев я отвыкла от общественного транспорта, потому что либо всегда ездила с Матвеем, либо на такси.
А ведь совсем недавно моя жизнь была другой. Я жила в пригороде, в однокомнатной квартире вместе с матерью, и мы едва сводили концы с концами.
Отец оставил нас, когда мне было десять, но я его больше не видела и помню очень смутно. Знаю только, что мать подала на алименты, которые исправно приходили каждый месяц. На эти средства мы и жили, потому что мама никогда не работала, утверждая, что мечтала совершенно о другой жизни.
Когда я окончила школу, то поняла, что поступить на бюджетное место в университет не смогу. Нет, я неплохо училась в школе, нормально сдала экзамены, но конкурс в этом году был такой, что даже не все отличники тянули.
Тогда-то мне и пришла идея поступить в колледж на факультет ландшафтного дизайна. Мне всегда нравились цветы и разные декоративные деревья и кустарники, и я давно хотела познакомиться с этой профессией поближе.
Но у судьбы были свои планы, и буквально после выпускного нам пришло известие о болезни дедушки.
Я плохо знала Степана Михайловича, потому что мама с ним особо не общалась. Она, кстати, сразу сказала, что досматривать деда не собирается. Тем более, жил он на съёмной квартире, и никаким имуществом, которое мог бы оставить в наследство нерадивой дочери, не владел.
Мне же стало совестно от того, что мы по сути дела жили в его квартире, которая осталась после смерти бабушки. Из-за нас он уехал в город и до самой смерти пытался работать, чтобы оплачивать свой жалкий угол.
Поэтому недолго думая, я собрала вещи и поехала к дедушке, напоследок поссорившись с матерью. Ну, то есть, это она со мной поссорилась, обозвав предательницей, я же смогла остаться чистой в той ситуации.
У дедушки была последняя стадия заболевания, в больнице его держать не было смысла. И спустя месяц после моего приезда его не стало.
А потом я встретила Матвея, будто бы случайно. Это сейчас я понимаю, что даже наша первая встреча была подстроена. А тогда… Тогда он казался мне огоньком в небе – таким недосягаемым и невероятно желанным. Я влюбилась без оглядки в эти чёрные глаза, хмурую, немного скупую улыбку и сильные руки.
Понимала, что на меня он никогда не посмотрит, как на женщину, но случилось невероятное. Матвей стал за мной ухаживать, дарить цветы, подарки. Мне бы уже тогда включить бдительность, ведь сказок в жизни не бывает, но я полностью растворилась в нём, не ожидая подвоха.
Матвей
– Какого хрена вы залезли в этот чёртов шкаф? – стены спальни сестры сотрясаются от моего гневного рыка, но Соньке, кажется, плевать.
Она накручивает кудряху у виска на палец и покачивает одной ногой, закинутой на другую.
– От папы прятались, – изрекает как само собой разумеющееся.
Эта малявка, похоже, поставила главной целью своей жизни извести меня, и девчонка преуспевает в своём деле.
– Соня, не доводи до греха! – я готов волосы на себе рвать из-за происходящего, а она в партизанку поиграть решила.
Да, знаю, что я полный дурак, раз позволил Аделине уйти. Но время не повернёшь вспять, и единственный выход теперь – узнать, куда моя жена решила сбежать.
София очень близка с Адой. Они удивительно быстро подружились, стоило мне привести Аделину знакомиться с родителями. Если это вообще можно было назвать знакомством, ведь наша встреча изначально была запланирована моим отцом.
– А чё ты мне сделаешь? – дует губёхи и ресницами своими наращенными хлопает. Знает, что права, знает, что я против неё бессилен.
Недолго думая подлетаю к её письменному столу и один за другим начинаю выдвигать ящики, переворачивая вверх дном содержимое.
– Ты что удумал, придурок? – кидается ко мне, но я выставляю одну руку и перехватываю ей оба запястья сестры.
Девчонка пытается брыкаться, но куда ей противостоять моей силе. Она же от горшка два вершка, как говорится, ещё и худая, словно щепка.
Придерживая сестру, свободной рукой продолжаю рыться в ящике, ища хоть что-то, что поможет мне разговорить вредину.
– Что ты так копаешься, идиот? Я маме расскажу, что ты, козёл, в моих вещах рылся! А ну, положи на место! – разражается новым воплем, стоит мне в руки взять блокнот в твёрдом переплёте с приторно-мимишными котятами.
– Ещё слово, и я отведу тебя в ванную, – бросаю, не глядя на бунтарку, – рот будем твой с мылом полоскать. Вот… – тяну удовлетворённо, когда в руки попадает зачётка этой недостудентки, каким-то непостижимым образом оказавшаяся дома, хотя должна храниться в университете.
Я же знаю, что Сонька на парах появляется от силы пару раз в неделю, а всё остальное время тусит где-нибудь. Вообще, не будь она моей сестрой, я бы запретил Аделине общаться с такой подругой.
Открываю корочки тёмно-зелёного цвета и теряюсь. Пять, пять, пять, как, твою мать?
– Что, компромат на меня найти хотел? – пищит сестра. – Обломинго, братец, я у тебя круглая отличница, бе-е.
Эта гадость показывает мне язык, и пользуется тем, что от возмущения я ослабеваю хватку. Выскальзывает из моих рук и вмиг отлетает к двери.
– Я тебе ничего не расскажу! И куда Аделина поехала ты никогда не узнаешь! – выплёвывает со злостью и исчезает за дверью.
– Дура! – бросаю ей вслед, но меня уже никто не слышит.
Достаю мобилу из кармана пиджака и набираю номер своего зама, Пашки Северова.
– Паш, меня не будет завтра, да, и в ближайшую неделю тоже, – сообщаю другу.
Не смотря на то, что строительный бизнес принадлежит моему отцу, у меня есть собственный небольшой филиал на другом конце города.
– Что, брачные игры женатиков набирают обороты? – ржёт Северов. – Куда на этот раз намылились? Или просто в спальне закрыться планируете?
Пашка неисправим. Сам ни одной юбки не пропускает, и ни о чём, кроме постели, думать не может. И остальных считает такими же озабоченными.
– Ада ушла от меня, – сообщаю другу. Я не привык жаловаться кому-либо на свои проблемы, но сейчас чувствую непреодолимое желание рассказать о потере хотя бы одной живой душе.
В трубке повисает пауза. Немая и безжизненная, кажется, что собеседник просто сбросил вызов.
– Да ладно, ты не шутишь? – спрашивает обеспокоенно Северов, вновь обретя дар речи. – Что выкинул?
– Ничего. Я скину тебе на почту номера поставщиков, с которыми необходимо связаться в моё отсутствие, – перевожу тему. – И ещё: я твой начальник, поэтому ни на какие вопросы моего отца ты не отвечаешь, понятно?
– Но Владимир Сергеевич, он же…
– Ни слова, ни полслова, ничего. Ты ничего не знаешь, ясно?
Друг соглашается, хотя по его голосу я слышу, что он не понимает, к чему эта внезапно возникшая конспирация.
Прощаюсь с Пашкой, запихиваю телефон обратно в карман и оглядываюсь по сторонам. Я что, до сих пор в спальне Сонькиной сижу? Дебил, блин, совсем с катушек слетел.
Быстрым шагом покидаю помещение, пока девчонка не обнаружила, что я здесь задержался.
В коридоре сталкиваюсь с матерью. На ней сегодня тёмно-зелёное платье, прекрасно сочетающееся с чёрными волосами, и цветастый фартук. Она такая же хрупкая, как и сестра – Сонька в неё. А ещё в маме превосходно сочетаются две самые важные, на мой взгляд, для женщины черты. Дома она всегда старается выглядеть просто великолепно: платье, причёска и даже лёгкий макияж. Но при этом Алёна Алексеевна не забывает, что она хозяйка в доме, а не только его украшение.
– Матюша, хоть ты объясни мне, что случилось! – она перехватывает моё запястье тонкими пальцами.
Я шумно выдыхаю, надеясь, что моя деликатная мама поймёт: не до разговоров мне сейчас.
И она понимает, по взгляду вижу, но намеренно ждёт объяснений.
– Мам, Ада от меня ушла, – признаюсь, надеясь, что может быть, впервые за сегодняшний день встретил человека, который поймёт меня.
Но куда уж там, все на стороне Аделины. Сестра, что вполне предсказуемо, лучший друг, который считает мою жену ангелом во плоти, а теперь ещё и мать. Отца я в расчёт не беру, ему вообще плевать на наши отношения, Левина старшего интересует только бизнес.
С трудом, но мне удаётся донести до родительницы тот факт, что я не планирую сейчас исповедоваться.
Прощаюсь, небрежно поцеловав маму в висок, и покидаю родительский дом. Разговор с сестрой, ожидаемо, не принёс никаких результатов. Поэтому лучшее решение сейчас для меня – это поехать домой. В нашу с Адой квартиру, в место, которое за короткие сроки стало таким уютным и желанным. И всё благодаря одной единственной женщине.
– Сонь, – тяну обречённо, – а как далеко может зайти Владимир Сергеевич?
Я мало общалась со свёкром, всё больше с Алёной Алексеевной и Сонькой, поэтому предсказать действия мужчины для меня что-то из области фантастики.
– Не знаю, Линок, не знаю. Ты с Мотькой разговаривала? – в голосе подруги слышится сожаление.
Приходится вкратце пересказать ей содержание нашего разговора.
– Ты куда едешь-то? – Сонька как всегда любопытна, но и я не такая глупая, какой кажусь на первый взгляд. Расскажу сейчас всё это свиристелке, а она потом матери проболтается. Так и мужская половина семейства Левиных узнает о моём местонахождении, а оно мне надо?
– Сонечка, а могу я тебя попросить сделать так, чтобы Матвей ни в коем случае не поехал искать меня у мамы? – прошу невероятно вежливо.
Да, я не собираюсь ехать к матери хотя бы потому, что она не была в восторге от моего скоропостижного замужества. Из-за ситуации с дедом у нас и так не всё гладко было, а после моего окончательного переезда в город, и вовсе стало печально.
Нет, я исправно поздравляю маму со всеми праздниками, и в обязательном порядке звоню несколько раз в неделю. Но тон её всегда холодный, а речи недружелюбные. Поэтому теперь я не могу заявиться и сказать о том, что собираюсь разводиться с мужем.
Взяв с подруги клятвенное обещание что-нибудь придумать, кладу трубку. Автобус останавливается, и я выхожу возле местной гостиницы. Чтобы обо мне кто ни думал, но я не настолько отчаянная, чтобы посреди ночи ехать в соседний, абсолютно незнакомый мне город.
Сегодня переночую в гостинице, а завтра двинусь в путь. Оставаться в этом городе, когда каждая улочка напоминает мне о времени, проведённом с мужем, я не могу и не буду.
Утром я встаю пораньше и отправляюсь в ломбард. Чтобы существовать какое-то время до того, как стану зарабатывать реальные деньги, мне нужно заложить украшения.
На улице сегодня ещё холоднее, чем вчера, и куртка греет слабовато. С горечью вспоминаю свою беленькую шубку, которая охотно согревала меня в морозы.
Надо же, как быстро я привыкла к хорошей жизни. К достатку, к любящему мужу и даже к его шикарному автомобилю. Поверила в сказку и теперь поплатилась за это сполна.
Рука непроизвольно сжимается в кармане, нащупывая подарки Мэта. Это три кольца и цепочка с кулоном. Мне до боли в сердце жалко расставаться с этими чудесными вещицами. И дело даже не в том, что они стоят немалых денег. Для меня это в первую очередь воспоминая, которые второй день навязчиво атакуют мозг.
Усилием воли напоминаю себе о том, как поступил со мной этот мерзавец, и без зазрения совести сдаю украшения.
В сравнении с реальной стоимостью ювелирки, мне дают в разы меньше. Но другого выхода у меня нет, поэтому приходится смиряться с суровой реальностью.
А ещё сегодня мой чемодан почему-то кажется тяжелее, чем вчера. Видимо, я так спешила, гонимая внезапно возникшей ненавистью к мужу, что даже не чувствовала веса своей ноши. Теперь же я с трудом доношу чемодан до автобуса, а там прошу водителя помочь мне.
Ещё и низ живота тянет подозрительно, напоминая о том, что начало цикла не за горами.
Сидя в автобусе, грустно смотрю в окно. Сегодня опять идёт снег. Лёгкие снежинки неторопливо опускаются на землю, собираясь в пушистый ковёр.
– Девушка, – обращается соседка по сиденью, – у вас телефон звонит?
Вздрагиваю то ли от неожиданного обращения незнакомки, то ли от трели мобильника. Сложно не догадаться, кто мне звонит.
Матвей. Чёрные глаза смотрят так, что даже с фотографии этот взгляд пробирает до костей. А ещё улыбка…
Не теряя ни секунды, заношу предателя в чёрный список. Не собираюсь с ним разговаривать. Но в голове, словно нарочно, слышу шёпот его голоса: «я люблю тебя». Сердце сжимается от боли, а слёзы обжигают глаза. Как можно было так бессовестно врать?
Мимолётная мысль пытается забраться в мозг: что, если не врал? Но я гоню её поганой метлой, напоминая о том, что Левин даже не пытался отрицать свою вину. Он признался в том, что женился на мне ради выгоды.
Спустя полтора часа автобус останавливается на автовокзале, высаживая многочисленных пассажиров.
Неохотно беру чемодан и сразу иду в сторону стоянки маршруток. Пока была в дороге, посмотрела в интернете объявления о сдаче квартиры или хотя бы комнаты. Осталось только найти нужный номер маршрутки, чтобы добраться до выбранного адреса. А там договориться с хозяйкой квартиры, внести предоплату и обустроиться на новом месте. Всего-то делов.
Сидя в маршрутке понимаю, что за время пути меня слегка укачало. Не стоило сразу после автобуса торопиться сесть в следующий транспорт.
Выдыхаю, только оказавшись возле подъезда нужной мне квартиры. Правда, ненадолго, потому что стоит открыть дверь, как в нос тут же ударяет запах сырости и алкоголя. А пара пустых бутылок возле лестницы отлично завершают отвратительную картину.
Стиснув зубы и сжав кулаки, поднимаюсь на четвёртый этаж и звоню в дверь квартиры, потому что хозяйка уже ждёт меня внутри.
Мне открывает грузная блондинка средних лет с заплывшими узкими глазами. Она окидывает меня оценивающим взглядом, прищуривается, и её глаза становятся вовсе невидны.
– Добрый день, – не смотря на удушающую брезгливость, которая преследует с самого начала, а теперь только усиливается, стоит вдохнуть прокуренный воздух, который царит в квартире, я стараюсь быть вежливой. – Я по объявлению.
– Ну, заходи, – позволяет женщина великодушно и сдвигает своё полное тело в строну.
С трудом протискиваюсь мимо, лишь бы не задеть выпирающий живот толстухи. Нет, я нейтрально отношусь к людям с лишним весом, понимаю, что большинство не виноваты в данной проблеме. Просто засаленная футболка хозяйки квартиры не вызывает особого желания касаться её своей одеждой.
– Не пить, не курить, мужиков не водить, – инструктирует меня блондинка. – Меня Светланой, кстати, зовут.
Вчера после уборки квартиры я свалилась без сил и проспала до самого утра. О том, чтобы сразу выдвигаться на поиски работы и речи не шло.
Но сегодня я проснулась словно обновлённой, поэтому быстро заварила себе кофе, который купила вчера в магазине, выпила его и отправилась на поиски желанной работы.
Накануне, пока занималась наведением порядка, бесконечно размышляла о том, куда устроиться работать. Образования у меня, кроме одиннадцати классов, нет, а это значит, найти приличную работу будет непросто.
А ведь я хотела пойти учиться, но Матвей так старательно отговаривал меня, прикрываясь маской заботливого мужа. Теперь я понимаю, что он просто хотел, чтобы я сидела дома и не совала свой нос в его дела. Ему удобно было иметь необразованную жену.
Первым делом иду в магазин, который располагается неподалёку от моей съёмной квартиры. Вчера я заметила объявление на дверях супермаркета: требуется продавец и уборщица. Искренне надеюсь, что меня примут на должность продавца, но на всякий случай настраиваюсь на худшее. В конце концов, убираться тоже кто-то должен, это совсем не стыдно. Жаль только, низкооплачиваемо.
На входе в магазин обращаюсь к первой попавшейся девушке, на которой надета униформа с логотипом бренда.
– Здравствуйте, я по объявлению, подскажите, к кому мне обратиться?
Молоденькая продавщица с собранными в тугой хвост тёмно-русыми волосами и огромными очками на половину лица окидывает меня оценивающим взглядом, морщится и фыркает презрительно.
– Вон подсобка, – она тыкает пальчиком в сторону от себя, – а за ней кабинет директора. Туда тебе.
Девчонка убегает, оставив за собой тонкий шлейф ненавязчивых духов, которые едва вяжутся с её внешностью простушки.
Я неуверенно иду в указанном направлении и стучусь в единственную дверь, которая, как мне кажется, может вести в кабинет директора. Прислушиваюсь, но никакого ответа не получаю.
Тогда я решаю рискнуть и дёрнуть за ручку, однако, очень скоро понимаю, что дверь заперта.
Чувство разочарования охватывает меня всю: от корней волос и до кончиков пальцев. Не понимаю, откуда взялась эта чрезмерная эмоциональность, но я хочу разреветься прямо посреди супермаркета.
Пока пялюсь в одну точку и пытаюсь совладать с разбушевавшимися чувствами, дверь медленно открывается.
– Ой! – восклицает незнакомая девушка.
Её завитые белокурые локоны небрежно торчат в разные стороны, а узкая чёрная юбка перекручена так, что шов оказывается по центру.
Блондинка смущённо поправляет блузку, которая съехала с правого плеча, и проносится мимо меня, не проронив больше ни слова.
Я пожимаю плечами. Мне абсолютно всё равно, чем занимается директор супермаркета на своём рабочем месте. Возможно, эта миловидная девушка его жена или невеста.
– Эй! – вырывает из размышлений густой бас. – Ты чего там застыла? Проходи, красавица, – доносится из кабинета.
Я неуверенно делаю шаг и прикрываю за собой дверь.
Прямо напротив входа сидит мужчина восточной внешности. Его чёрные волосы коротко пострижены, а на лице присутствует лёгкая небритость.
Директор нетерпеливо барабанит пальцами по столу, поднимается. Замечаю, что под полосатым джемпером виднеется небольшой живот, что кажется мне немного странным для мужчины его возраста. Ему вряд ли больше тридцати пяти лет.
– Добрый день, я по объявлению, на должность продавца…
– Продавца? – собеседник приподнимает густую бровь и скользит взглядом по моему лицу.
По коже пробегает мороз, и я непроизвольно передёргиваю плечами.
– Д-да, у вас там объявление висит на входе, – указываю жестом за свою спину.
Мне до дрожи не нравится то, как мужчина изучает мою внешность, поэтому хочется просто развернуться и уйти. Но я напоминаю себе, что пришла сюда по делу.
– А тебе лет сколько, красавица? – директор медленно приближается, обходя меня по часовой стрелке.
Чего он меня так разглядывает, словно я на кастинг какой-то попала?
– Восемнадцать, вот документы, – лезу в сумочку и вынимаю оттуда свой паспорт.
Ашот Георгиевич, так зовут мужчину, демонстративно долго изучает сначала мой паспорт, потом аттестат об окончании школы. То и дело поднимает на меня хмурый взгляд, от которого хочется поёжиться.
В итоге он говорит, что может принять меня на работу, но пока только на должность уборщицы.
Неохотно натягиваю на губы вежливую улыбку и выхожу из кабинета на поиски менеджера, который должен рассказать о моих обязанностях.
Внутренний голос настойчиво твердит не торопиться и как следует подумать, попробовать найти другое место. Но я принимаю решение поступать рационально и не разбрасываться предлагаемой работой.
К вечеру я не чувствую ног. С непривычки мышцы зудят от боли, и хочется поскорее оказаться в своей съёмной квартирке, которая ещё вчера показалась мне не самым лучшим вариантом. А уже сегодня я безумно скучаю по узкому дивану и тесной кухне.
Однако нормально отдохнуть мне не удаётся – в соседней квартире устроили то ли тусовку, то ли потасовку. Мужской нетрезвый голос вперемешку с женским визгом оказывается отвратительной колыбельной.
После второго часа сотрясающего стены шума я начинаю задумываться над тем, чтобы позвонить в полицию. Голова трещит, и руки сами тянутся за обезболивающим, которое я обычно ношу в сумочке.
Сильнодействующее средство, которое помогает практически моментально. Но выпить мне его не удаётся, потому что раздаётся неожиданный звонок в дверь.
Тревога цепкими лапками впивается в горло, заставляя каждый нерв моего тела вытянуться в струну. Кто это может быть, если ни одна живая душа не знает, где я нахожусь?
Аккуратно, практически бесшумно подхожу к двери и смотрю в глазок. На пороге стоит девушка из супермаркета, та простушка в огромных очках.
Что она здесь делает и почему так опасливо озирается по сторонам?
– Добрый… вечер… – мямлит знакомая незнакомка. Видеть я её уже сегодня видела, но лично не познакомилась.
Матвей
Четвёртый день я ношусь по городу в поисках Ады, а оказывается, она уехала ещё три дня назад.
– Как вернусь, убью тебя! – бросаю напуганной Соньке, прижимающей к груди телефон.
Эта мелкая гадость потеряла бдительность и разговаривала с Адой, не зная, что я нахожусь в доме. Последние дни я не появлялся здесь, потому что злился на отца, на сестру, да на всех. Хотелось город до основания разнести вместе с ни в чём неповинными жителями, не говоря уже о моей семейке, которая имеет прямое отношение к ситуации.
Более того, отец хотел использовать связи, чтобы вернуть Аделину. Пришлось прибегнуть к шантажу и сказать, что я потребую раздела бизнеса, только тогда он отказался от своей затеи.
По пути в городок, где скрывается от меня жена, никак не могу нарадоваться своей удаче. Сонька не только название населённого пункта озвучила, но ещё и адрес съёмной квартиры. Однако моя радость быстро улетучивается, стоит увидеть район, в котором Аделина додумалась снять жильё.
Старый обшарпанный дом, стены которого подпирает парочка бомжей с бутылками в руках. И ещё большой вопрос, кто выглядит хуже: бомжи или дом?
В подъезд даже заходить стрёмно, потому что не знаешь, в какое дерьмо ступит твоя нога в следующую секунду. Ну, и конечно, самый квест начинается возле двери квартиры, за которой должна скрываться Аделина.
Я звоню раз, звоню два, и на пятнадцатой попытке дверь открывается. Правда, соседняя, но это уже что-то, так ведь?
– Эй, мужик, денег дай, – говорит вместо приветствия дурно пахнущее тело.
Окидываю презрительным взглядом женщину, давно потерявшую человеческий облик, и, не говоря ни слова, возвращаюсь к своему делу.
Нажимаю вновь на звонок. Терпеливо отсчитываю несколько секунд и повторяю действие.
– Да нет её дома, на работе эта фифка, с Динкой моей в магазе работает. Деловая такая краля, не здоровается ни с кем, нос вечно воротит, – существо, которое язык даже не поворачивается назвать женщиной, пытается поливать грязью мою жену. Мою Аду, мою Аделину.
Злость, словно расплавленный метал, течёт по венам, но мозг запоздало переваривает полученную информацию.
– Где работает? С кем? – рявкаю на опешившую тётку с взлохмаченными слипшимися волосами.
Она моментально теряет смелость, которую демонстрировала полминуты назад, и делает шаг назад.
Вовремя соображаю, что с такими личностями разговор нужно вести несколько иного характера. Вытаскиваю из кармана пальто бумажник и отсчитываю несколько крупных купюр, брезгливо вкладывая их в немытую руку.
Она недоверчиво пялится на деньги, потом переводит взгляд на меня и без запинки рассказывает, где работает Ада.
Окрылённый несусь к «Мерсу» в надежде застать беглянку на рабочем месте. Чем ближе подъезжаю к заветному супермаркету, тем отчётливей ощущаю биение разъярённого сердца. Оно колотится о рёбра, пытаясь проломить себе путь к свободе.
Как же сильно я хочу увидеть свою девочку, прижать её к себе, ощутить в руках хрупкое тело. Вдохнуть медовый запах волос и целовать Аделину до потери сознания.
Но стоит переступить порог магазина, и меня охватывает боль разочарования. Во-первых, я в ужасе от того, кем работает моя жена – она работает уборщицей. Женщина, которая ещё несколько дней назад ни в чём не знала недостатка, решила так кардинально изменить свою жизнь.
А во-вторых, её рабочий день закончился двадцать минут назад. Двадцать минут. Значит, придётся возвращаться в этот клоповник – место, где Ада снимает квартиру. Надеюсь, это в последний раз, а потом я уговорю любимую, и она уедет со мной в наш дом.
Кулаки сжимаются сами собой, стоит представить Аду со шваброй в руках. Нет, я ни в коем случае не против физического труда, но в случае с женой в таких жертвах просто не было необходимости. Если бы у меня только была возможность повернуть время вспять, я непременно рассказал бы Аде о том, что планировал сделать мой отец. Это было бы больно, неприятно, но не так разрушительно, как теперь.
Паркую «Мерседес» возле пятиэтажки и широким шагом направляюсь к подъезду. Я буквально лечу, окрылённый желанием поскорее встретиться с любимой.
Кажется, что проходит вечность прежде, чем я оказываюсь возле двери и нажимаю на звонок. Мне даже чудится, что краска на кнопке немного стёрлась от моих бесконечных попыток. Предусмотрительно стою полубоком, заметив, что на двери есть глазок. Уверен, если Аделина увидит меня, ни за что не откроет. Она мягкая обычно, но может быть и довольно упрямой.
Наконец, раздаётся звук проворачивающегося ключа, и я понимаю, что никогда не слышал мелодии прекрасней, чем скрип этой старой двери.
– Ты! – выдыхает девушка, но вместо положенной растерянности, она оперативно реагирует и дёргает дверное полотно на себя, чтобы скрыться от меня внутри своего временного убежища.
Я предусмотрительно выставляю ногу вперёд, ничуть не боясь поцарапать дорогие ботинки. Мне сейчас вообще не важно, что будет со мной, я готов всё отдать за один единственный разговор с Адой.
– Убери ногу, – на этот раз её голос звучит не так строго, но всё равно довольно требовательно.
– Милая. Давай поговорим, – я протискиваюсь между дверью и стеной и проникаю на территорию чужой жилпрощади.
Сразу сгребаю Аделину в охапку, предварительно закрыв вход в квартиру, и прижимаю девушку к какому-то древнему шкафу, стоящему в прихожей.
– Пусти! – шипит раненой кошкой. Того и гляди, коготки выпустит.
– Отпущу, если пообещаешь выслушать, – подмигиваю, растворяясь в изумрудных омутах. Ада смотрит с упрёком, заставляя сердце сжиматься вновь и вновь.
– Ни за что! – бросает дерзко. Ну, что ж милая, ты сама напросилась.
Без лишних церемоний прижимаюсь к дрожащему телу, наклоняю голову и нахожу мягкие губы любимой. Жадно целую, сходя с ума и теряя контроль, потому что кровь из головы моментально устремляется куда-то вниз, переставая снабжать обезумевший мозг кислородом.
Кто похитил мой мозг?
Кажется, содержимое черепной коробки расплавилось под напором этого горячего наглеца.
– Ммм, – мычу, стараясь оттолкнуть Матвея, – пусти!
Ошалело смотрю в чёрные глаза и пытаюсь перевести дыхание. В груди горит от осознания того, что я ответила на его поцелуй. Или от самого поцелуя, я не знаю уже, но одно могу сказать твёрдо – меня тянет к мужу, словно магнитом. И я боюсь, что если задержусь рядом с ним ещё хоть на секунду, то эта неведомая сила унесёт меня в пропасть, из которой я не смогу выбраться.
– Совсем спятил! – пихаю мужа ладонями в грудь, продолжая тяжело дышать.
Но только вместо того, чтобы отойти от меня, вняв возмущениям, Матвей продолжает стоять как вкопанный. Ещё и улыбается так, словно нашёл несметные сокровища.
Муж не сводит с меня глаз. Одной рукой он упирается в шкаф за моей спиной, преграждая мне путь, а другой убирает прядь с моего лица. От каждого прикосновения я чувствую разряд тока, молнией пронзающий тело. Меня разрывает на части от противоречивых желаний: умом я хочу прогнать предателя, а душой – броситься в горячие объятия и раствориться в них без остатка.
– Я прошу тебя выслушать меня, – произносит полушёпотом. Его вибрирующий голос вызывает в теле сладкие импульсы, но я не настолько глупая, чтобы сдаваться.
– Нет, не хочу, – интенсивно мотаю головой. Но скорее не в знак протеста, а в надежде вытрясти из головы мысли о муже. В скором времени бывшем муже, потому что долго оставаться его женой я не собираюсь. Даже на бумаге. – У тебя был шанс, но ты даже не пытался отрицать своей вины, а теперь что изменилось? Успел придумать для меня легенду?
Хочу сказать ещё что-то, потому что возмущение берёт верх, и сама я остановиться уже не в силах. Однако трель дверного звонка заставляет меня вздрогнуть и застыть на месте с открытым ртом.
– Ты кого-то ждёшь? – Матвей смотрит на дверь и возвращает взгляд ко мне.
Улыбка довольного кота вмиг испаряется, а на смену приходит злость. Я вижу, как его густые брови встречаются на переносице, а в глазах появляется недобрый блеск.
– Аделина, – раздаётся за тонкой дверью вместе с громким стуком, – это Светлана, открой.
Хозяйка квартиры продолжает что-то говорить, я же оглядываюсь по сторонам в поисках подходящего решения.
Светлана предупредила меня, что водить в квартиру мужчин – табу. И тот факт, что Матвей – мой будущий бывший муж, вряд ли поможет упростить ситуацию. Значит, Левина нужно спрятать, главный вопрос, куда?
Поворачиваюсь и смотрю на шкаф за своей спиной, но вовремя ловлю дежавю и отметаю эту глупую идею. Прятки в шкафу ничем хорошим не заканчивается, это я на собственном опыте знаю.
То ли дело ванная комната.
– Марш сюда! – шиплю на мужа, слегка приоткрыв дверь ванной.
Он не произносит ни звука, но его мимика куда красноречивей любых слов. Брови взмывают к линии роста волос, а на губах появляется снисходительная улыбка.
– Адочка, – он поднимает руку и тянется ко мне, но я вовремя хлопаю ладошкой по загребущим граблям.
– Быстро! – выпучиваю глаза. Пихаю хихикающего мужика в спину и закрываю за ним дверь. Бросаю напоследок, чтобы сидел тихо и закрылся на замок. Даже сдуру обещаю, что поговорю с ним, если хорошо себя вести будет.
Остаться без квартиры сейчас я очень не хочу, тем более, сомневаюсь, что Светлана вернёт мне предоплату.
Поправляю волосы, одёргиваю джемпер и, глубоко вдохнув, открываю дверь.
– Добрый… вечер! – широко улыбаюсь и в целом стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно бодрее.
– Привет, – бросает женщина, ловко обходит меня и торопится заглянуть в каждый уголок миниатюрной квартирки. – Я же тебе хатку считай, задарма сдала, вот, решила прийти, проконтролировать, как тут мои хоромы.
Светлана заливисто смеётся, видимо, находит свои слова весёлыми.
– Ой, а ванная заперта почему? – грузная женщина медленно разворачивает на обтянутых вульгарными лосинами ногах, и испепеляет меня хмурым взглядом.
– Эм, – поджимаю губы, мысленно перебирая варианты оправдания, – я там, это… вещи свои постирала, бельё… Неловко стало, когда в дверь позвонили, вот и…
Мои собственные уши сворачиваются в трубочку от той нелепости, которую сочиняет язык. Но я продолжаю стойко смотреть в глаза женщине, не позволяя ни единому мускулу на моём лице дрогнуть.
Светлана подозрительно прищуривается, но вскоре сообщает о том, что уже уходит. Я выдыхаю с облегчением, но уже стоя в дверях хозяйка оборачивается и говорит:
– А ванная ведь только изнутри закрывается, – подмигивает и покидает квартиру.
На меня никто не смотрит, но чувство стыда жаром приливает к щекам.
– Да уж, любимая, такого в нашей семейной жизни ещё не было, – раздаётся сбоку, и я оборачиваюсь.
Матвей стоит, облокотившись о дверной косяк, и насмешливо смотрит на меня. Я и забыла уже, что он в ванной заперт, так зациклилась на разговоре с хозяйкой квартиры.
– Тебе пора, – машу в сторону выхода.
Мужчина отталкивается от дверного косяка и делает шаг в мою сторону, потом ещё один. Медленной, размашистой походкой подбирается ко мне, словно хищный зверь, готовящийся напасть на свою добычу.
– Ты же сказала, что если я буду вести себя хорошо, то… – он играет бровями и касается слегка шершавыми подушечками пальцев моей щеки.
Я резко делаю шаг назад, словно меня ударило током. Сколько он будет испытывать на прочность мою выдержку?
– Да, но… – пытаюсь противостоять напору некогда любимого мужчины, но понимаю, что бессильна в этой битве.
– Я хочу получить свою награду.
– Награду? – удивлённо вскидываю брови и делаю ещё несколько шагов назад.
Увеличиваю расстояние между собой и Мэтом на всякий случай. Нет, я не боюсь, что он набросится и возьмёт меня силой, потому что муж всегда был нежен со мной. С другой стороны, если наши отношения были одной сплошной игрой, вдруг на самом деле Матвей другой? Что, если я не знаю его настоящего?
Страшное осознание вызывает мелкую дрожь по телу и оседает в желудке тяжёлым камнем, вызывая резкий приступ тошноты. Раньше со мной не бывало подобного.
Левин вновь сокращает расстояние и пытается коснуться меня, но я дёргаюсь, инстинктивно обнимая себя руками. Возможно, мой взгляд сейчас куда красноречивее любых слов, потому что Матвей моментально меняется в лице. Ухмылку, которая украшала лицо мужа, сменяет печать непонимания.
– Ада? – звучит, будто с упрёком. – Ты что, боишься меня?
Он медленно опускает руку, а мышцы его лица напрягаются.
– Уходи, – произношу жалким тоном. Стыдно от собственной слабости и беспомощности.
– Но ты обещала, – произносит настойчиво. Матвей вообще не привык сдаваться, он всегда такой: напористый и целеустремлённый.
– Уходи, – я ещё крепче обнимаю себя до побелевших костяшек на руках, и вжимаюсь в стену.
Муж кивает, хмуря густые брови, разворачивается и идёт к двери.
– Сейчас я уйду, – произносит, стоя ко мне спиной, – но потом вернусь. И мы всё равно поговорим.
Входная дверь хлопает, и громкий удар, кажется, даже сотрясает стены квартиры. А я сползаю по стене вниз и, обхватывая руками колени, раскачиваюсь из стороны в строну.
Горячие слёзы обжигают кожу, катятся по щекам и впитываются в ткань платья.
До чего же больно быть рядом с человеком и осознавать, что ты не нужна ему. Что он не любит, а просто хочет использовать в своих целях, убивая тебя вновь и вновь. Продолжая бередить незаживающую рану. Неужели у Левина нет ни капли совести, что он продолжает преследовать меня? Может быть, стоит отказаться от дедушкиного наследства, и тогда эта семейка оставит меня в покое?
Из-за случившегося весь вечер проходит, как в тумане, а ночью я забываюсь тревожным сном.
На следующее утро меня вызывает Ашот Георгиевич. Причём, я даже полы нормально вымыть не успеваю, но директор настойчиво требует пройти в его кабинет.
– Скажи-ка, Адочка, – он смакует моё имя, нарочно растягивая гласные, – как тебе у нас? Не обижает никто?
Мужчина барабанит пальцами по столу и не сводит с меня чёрных глаз. Мне не нравится его взгляд, и передёргивает каждый раз, стоит почувствовать это липкое ощущение чужих глаз на коже. Но я терплю, потому что не хочу остаться без работы.
– Всё хорошо, – натягиваю на губы вежливую улыбку.
– Да-а? – урчит директор, напоминая огромного довольного жизнью котяру.
Он поднимается из-за стола и идёт в мою сторону. По коже пробегают мурашки: мерзкие такие, холодные. Хочется стать невидимкой, чтобы никто не смел смотреть на меня так, словно я – аппетитный кусок хорошо прожаренного сочного стека.
– Если кто обидит – мне скажешь, девочка! – басит на ухо, убирая от шеи прядь волос.
Это становится последней каплей, потому что подобное терпеть точно не стану. Резко дёргаюсь, делая пару шагов назад.
– Я поняла, – отвечаю бесстрастно, попутно кивая головой, и вылетаю пулей из кабинета.
Больше всего на свете мне хочется сейчас принять душ и смыть со своей кожи присутствие посторонних глаз. Не знаю, что там в голове у директора, но мне от его внимания становится тошно.
К счастью, больше я с Ашотом Георгиевичем в течение дня не пересекаюсь. А это значит что? Что преследовать меня никто не собирается. Я же плохо знаю этого мужчину, может быть, у него стиль общения такой? И он со всеми женщинами ведёт себя подобным, немного навязчивым образом.
Рабочий день постепенно подходит к концу. Я убираю инвентарь, средства для уборки, снимаю униформу. В подсобку то и дело норовит зайти кто-нибудь из персонала супермаркета, а я даже имён большинства ещё не знаю. Впрочем, это и неудивительно, ведь работаю я здесь всего четыре дня.
На парковке, как всегда, полно машин, но мне не сюда – я спешу на остановку автобуса. До квартиры я пешком дойти могу, но хочу прежде в аптеку забежать, а поблизости ни одной нет.
Боюсь даже думать о том, что мои подозрения окажутся правдой, но я хочу купить тест на беременность. Задержка у меня небольшая – всего пару дней, но я всё равно хочу наверняка убедиться в своих предположениях.
Мы с Матвеем с первого дня брака планировали ребёнка. Я не училась, поэтому особых помех для рождения малыша у нас не было. Мы оба этого хотели, как мне казалось. Я хотела. А Матвей…
Матвей – самая настоящая скотина, потому что даже в таком деле он думал только о себе. Зачем врал о том, что любит и хочет ребёнка, если знал, что наш брак фиктивный? Я же, как дурочка верила и сладкой лужей растекалась от его слов, наивно полагая, что наше счастье будет вечным.
Резкий сигнал автомобиля заставляет подпрыгнуть на месте, словно кузнечика. А заодно вырывает из грустных и одновременно сладких, томительно сладких воспоминаний.
– Ад-дочка! – тянет знакомый голос. Оборачиваюсь и выдыхаю, обречённо опустив плечи. Ему-то от меня что нужно?
– Да, Ашот Георгиевич, – сдержанно отвечаю начальнику, который выглядывает из окна белой «Тойоты».
– Давай, подвезу тебя, моя хорошая, – опять гласные тянет. Да что ж такое, от его манеры речи внутренности в комок сжимаются, и убежать без оглядки хочется.
Понимаю, что сама себя накручиваю, ведь мужчина ничего непристойного не предлагает.
– Да не надо, – машу рукой, мол, езжайте уже.
Думаю, как бы так свалить, чтобы не навлечь на себя гнев директора. Просто развернуться и уйти теперь не получится, потому что невежливо будет выглядеть.
Прокручиваю в голове возможные комбинации фраз, способных помочь мне в сложившейся ситуации, и замечаю въезжающий на парковку серебристый «Мерс». Рефлекторно цепляюсь взглядом за номерные знаки. Сегодня удача, определённо, покинула Аделину.