Узница обители отбракованных жён

Глава 1.

Грубые пальцы впились в мои волосы на затылке. Реальность взорвалась болью.

Некто с безжалостной силой запрокинул мою голову назад. Рывок был таким резким, что в шее хрустнуло. Я глотнула спёртого воздуха. Из глаз едва не брызнули слезы.

– Притворяется ваша жена, – раздался над ухом женский голос, в нём сквозило неприкрытое презрение. – Всё с ней хорошо, она в сознании.

Я хотела возмутиться, даже закричать, но из горла вырвался лишь жалкий стон. Тело казалось налитым свинцом.

Где я? Что со мной?

Сил не было. Совсем. Меня словно выпили до дна.

Всё, что я могла – это смотреть.

Я сидела за старым, обшарпанным столом. А прямо передо мной, выступая из полумрака комнаты, стоял мужчина.

Он был красив пугающей, хищной красотой. Иссиня-черные волосы падали на высокий лоб, резко контрастируя с аристократической бледностью кожи. Но смотрела я не на правильные черты его лица, а в глаза.

Они были страшными. Небесно-голубые, невероятно светлые, почти прозрачные, как вековой лед на вершине горы.

В них не было ни капли тепла, ни искры сочувствия. Только холодное, расчетливое любопытство.

И неприязнь.

Едкая, вскрывающая мою душу неприязнь ко мне лично.

Это были глаза садиста, которому я чем-то не угодила.

И что пугало ещё больше… женский голос назвал меня женой этого чудовища.

Мужчина медленно склонился ко мне. Его взгляд скользнул по моему лицу, подмечая каждую деталь. Отметив гримасу боли, он хмыкнул, и в уголках его губ залегла тень презрительной усмешки.

– Роксана, – произнес он. Голос был под стать глазам – бархатный, глубокий и ледяной. – Спектакль не удался. Актриса из тебя никудышная.

Он назвал меня Роксаной? Имя царапнуло сознание. Но вдруг поняла, что в голове пустота.

Я не знала, кто я. Не знала этого мужчину – моего якобы мужа. Не помнила, как здесь оказалась. Осознание собственной беспомощности и потери памяти ударило по нервам сильнее, чем физическая боль. Паника накатила ледяной волной, и этот адреналиновый всплеск неожиданно придал мне сил.

– Пусти... пусти! – забормотала я пересохшими, непослушными губами.

Тело, еще минуту назад ватное, вдруг напряглось. Я дернулась, пытаясь вырваться из железной хватки, извернулась всем корпусом и на мгновение увидела ту, что держала меня.

Это была высокая и тощая, как сухая жердь, женщина. Ей было лет шестьдесят, седые волосы, стянутые в тугой узел, открывали морщинистую шею.

Она не сказала ни слова. Просто с силой толкнула меня вперёд.

Моя голова снова ударилась о столешницу. Щеку вжало в жесткое дерево так, что я прикусила губу до крови. Унижение и боль смешались внутри, рождая глухую, звериную злость.

Что они себе позволяют?

Сквозь мои растрепавшиеся каштановые волосы я увидела движение.

Мужчина медленно, с грацией хищника обошел стол. Стук его каблуков по полу отдавался в моей голове набатом. Он остановился напротив и плавно опустился на корточки.

Теперь наши лица были на одном уровне. Нас разделяли жалкие сантиметры.

Его взгляд заскользил по моему лицу, по шее липкой, отвратительной патокой. Он улыбался – широко, открыто, но от этой улыбки меня окатило брезгливостью.

– Ты должна подписать бумаги, Роксана, – проворковал он. Его голос звучал почти ласково. – И закрепить подпись кровью. Кровью, отданной добровольно.

Смысл слов дошел до меня с опозданием.

Кровью?

Что за варварство? Они безумцы?

Мысли заметались в панике. Они что-то сделали со мной, поэтому я ничего не помню. Меня похитили? Хотят отнять что-то, поэтому говорят про бумаги?

Вдруг в голове всплыли жалкие обрывки воспоминаний. Разрозненные, скупые, но и их хватило, чтобы я пришла в настоящий ужас, внезапно осознав, что именно со мной произошло.

– Нет, – выпалила полушёпотом, мой голос прозвучал хрипло. – Подписывать не буду.

Улыбка на лице мужчины не дрогнула.

Но в глубине его небесно-голубых глаз что-то неуловимо изменилось. Зрачки расширились, поглощая радужку. В них полыхнуло не просто раздражение. Там вспыхнуло настоящее, дикое бешенство.

Холод сковал внутренности. Глядя в эти глаза, я вдруг отчетливо, с кристальной ясностью поняла: отказавшись подписывать бумаги, я подписала кое-что другое.

Свой смертный приговор.

Глава 1.2

– Дай её личное дело, – последовал приказ.

Женщина за спиной зашуршала юбками. Через мгновение в холеной руке мужчины оказался плотный, желтоватый лист бумаги.

Юлиан Беласко.

Имя всплыло в сознании само собой, принеся с собой горький привкус неудавшейся любви.

Мой молодой, прекрасный супруг. Мой палач с глазами цвета вечной мерзлоты.

Он развернул лист перед моим лицом, держа его так, чтобы я могла видеть текст.

– Что здесь написано, Роксана? – вкрадчиво спросил он.

Я дёрнулась, рефлекторно зажмурившись, пытаясь отгородиться от проклятого листа, от него, от этой сырой комнаты. Осколки воспоминаний, острые, как битое стекло, вонзились в сознание, собираясь в мучительную мозаику.

Они будто были не мои. И я собирала их по крупицам, восстанавливая события.

Свадьба... это было буквально неделю назад. Или две? Я потеряла счет времени. Алтарь в храме, клятвы, море цветов... Роксана смотрела на жениха с обожанием. Она любила его. Любила до дрожи, до самозабвения. Была в полнейшем, щенячьем восторге от его красивых ухаживаний, от того, как он смотрел на неё, как касался руки.

А потом была брачная ночь. И сразу после неё... он... он...

Воспоминание оборвалось черной вспышкой животного ужаса.

– Что здесь написано, Роксана?!

Рывок за подбородок был таким сильным, что зубы клацнули. Юлиан сжал мою челюсть пальцами, словно стальными клещами, и дернул на себя, заставляя запрокинуть голову. Он приблизил свое лицо вплотную к моему, я чувствовала его дыхание, видела каждую пору на его идеальной коже.

Он процедил слова сквозь зубы, выплевывая их мне в губы:

– Читай. Вслух.

Я широко распахнула веки. Страх ушел, выжженный внезапной, яростной вспышкой ненависти.

Я смотрела в эти небесно-голубые омуты, и не понимала, как я могла любить его? Сразу же видно, он чудовище.

Все эти воспоминания… чувства… они будто не мои.

Эхо любви той, другой Роксаны, еще пульсировало в груди, но теперь оно лишь питало мою злость.

Мне не нужно было смотреть на бумагу, чтобы прочитать. Я знала ответ.

– Госпожа Роксана Беласко, – произнесла я, глядя не на строчки, а прямо в бесстыжие глаза мужа. Голос звучал глухо, но на удивление твердо. – Двадцать два года. Обвинена в колдовстве.

Я сделала паузу, набирая в легкие затхлый воздух, и закончила, с мстительным наслаждением бросая ему в лицо правду о его низости:

– Ложно отбракована сразу после первой брачной ночи по причинам номер пять и семь.

– Ложно? – хмыкнул он. – Наша постель ещё не остыла, а у тебя уже случился припадок, и ты пыталась мне навредить, используя магию.

– Зачем мне это? – возмутилась я с такой горячностью, насколько хватило сил. – Какой смысл?

– Молчать, – в глазах Юлиана что-то блеснуло.

Я вдруг поняла.

И удивилась, что не сложила два и два раньше. Я всё больше убеждалась, что я будто бы попала в чужое тело. Догадаться было ведь так просто…

Юлиан обманул бедняжку Роксану, вынудил выйти за него, а потом несправедливо обвинил в колдовстве, чтобы забрать богатое наследство супруги, доставшееся ей от отца.

Это так элементарно, что даже смешно.

– Я сказал подпиши… – Юлиан отпустил мой подбородок и привстал, глядя на меня сверху вниз.

Я тоже выпрямилась на своём стуле, не сводя с него взгляда.

– Нет, – коротко и хлёстко.

– Дрянь, – он прищурил глаза, а затем обратился к женщине позади меня. – Мы были слишком с ней ласковы. Она разбаловалась. Всыпь ей плетей. Только по спине, лицо и остальные части тела не порть.

– Гард! Эмиль! – глухо, но властно крикнула седая надзирательница в сторону двери.

Дверь распахнулась, и в душную каморку ввалились двое мужчин. Огромные, с каменными лицами, в серых безликих одеждах.

Один рывок – и меня вздернули под руки, словно тряпичную куклу. Ноги едва касались пола, пока меня тащили прочь из комнаты. Я увидела, что на полу лежит грязная алая вуаль. Моя?

Как бы там ни было, мужчины безжалостно затоптали её.

Коридор встретил сыростью и запахом плесени.

Я слышала, что Юлиан идёт сзади, весело напевая себе под нос.

Зайка, зайка, где твой дом?

Под осиной? За холмом?

Серый волк идёт по следу, ищет мяса он к обеду.

Раз – прыжок, и два – прыжок,

Съем тебя, мой пирожок...

От этого незатейливого мотива, пропетого бархатным, ласковым голосом, у меня внутри всё сковало льдом.

Юлиан не просто хотел моих денег. Он получал удовольствие от происходящего.

Мои ботинки скребли по каменным плитам, пока мозг, отбросив панику, лихорадочно работал. Я жадно осматривалась, стараясь запомнить каждый поворот, каждую дверь.

Это место... память услужливо подбросила название. Обитель Смирения.

Мрачный приют, где предают забвению имена и тела отбракованных жён.

Магический дар у женщин почти всегда просыпается именно после близости с мужчиной, то есть сразу после свадьбы. Если новоявленная ведьма успевала натворить бед – её голову отсекают, а тело предают огню. Если же не успела, женщина проходит процедуру отбраковки, её судят быстро, а затем ссылают сюда.

Гнить заживо.

Мужчины тоже бывают колдунами, для них есть свои обители. Только их магия проявляется после совершеннолетия.

Интересно, почему Юлиан не подстроил всё так, якобы я убила какую-нибудь служанку? Тогда имущество досталось бы ему без вот этого всего. Меня бы просто уже не было в живых.

Я не помнила точных сумм, но понимала главное – пока нет моей подписи, он не может распоряжаться наследством, которое досталось мне от отца.

Мои деньги, мои земли… Если я подпишу – умру здесь.

Но если упрусь... Если смогу выгадать время? Возможно ли нанять поверенного? Я не могла вспомнить, можно ли найти в этом мире законников, способные вытащить женщину из Обители, если у неё есть золото?

Глава 1.3

Там, привязанная к столбу, билась женщина.

Она кричала громко, срываясь на визг, захлебываясь слезами и мольбами о пощаде.

Свист.

Хлесткий удар.

Новый крик.

Её секла другая женщина – высокая, статная, лицо которой скрывала густая алая вуаль.

Я огляделась и похолодела. Весь двор был заполнен ими. Женщины в длинных белых платьях, и их лица... они были закрыты красными вуалями. Ткань скрывала подбородок, губы и щеки, оставляя открытыми лишь переносицу, часть лба и глаза.

Они стояли молча, не шевелясь, и смотрели на происходящее. В их взглядах не было сочувствия, лишь пустота и смирение. Или страх, загнанный так глубоко, что он стал безразличием.

Свист плети снова разрезал стылый воздух. И я вздрогнула, втягивая носом воздух.

Женщина у столба обмякла, повиснув на веревках. Её спина превратилась в кровавое месиво. Я сглотнула, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, но заставила себя смотреть.

Не отворачиваться.

Что-то подсказывало – это далеко не самое худшее, что я могу здесь увидеть.

Юлиан вышел на крыльцо следом за нами. Он остановился прямо рядом со мной, кутаясь в меховой воротник плаща, и посмотрел на меня с тем же холодным любопытством.

Муж склонился, обдав мой висок теплом своего дыхания. Он был так близко, что я могла пересчитать густые ресницы, обрамляющие его жестокие голубые глаза.

– Ты такая красивая... – прошептал Юлиан, и от этого интимного шепота посреди кровавого двора меня замутило. – Я вспоминаю твою фарфоровую кожу и... ммм...

Я видела боковым зрением, как он облизнулся, словно зверь, почуявший запах свежей крови.

А потом он прижался к моей скуле, оставляя на ней влажный, долгий, собственнический поцелуй.

Это было омерзительно.

Словно по лицу прополз жирный, холодный слизень. Кожу в месте его прикосновения словно облили кислотой. Я едва сдержала дрожь, но не от страха, а от запредельной брезгливости. Хотелось стереть этот след. Просто содрать вместе с кожей.

– Мы ведь не хотим, чтобы тебя испортила плеть, не так ли? Разве ты хочешь вот так кричать от боли? – продолжил он вкрадчиво, отстраняясь лишь на пару сантиметров. Его голубые глаза лучисто сияли. – Нужно просто подписать, Роксана. Клянусь богами, я не думал, что ты так упрёшься.

А я клянусь, что в этот момент мне показалось, будто я слышу, как гниёт его душа.

Я собрала остатки сил, сглотнула вязкую слюну и, глядя ему прямо в расширенные зрачки, выплюнула одно единственное слово:

– Нет.

Уголок его губы дёрнулся.

– Под плеть её, – Юлиан отстранился, не скрывая раздражённого разочарования.

– У нас ещё одна, смотрите, сёстры! Вот что бывает с теми, кто отличается непослушанием, – прокаркала надзирательница, обращаясь к безмолвным фигурам в алых вуалях. – Её не к столбу. На землю её. Пусть знает своё место.

Мужские руки грубо рванули меня вниз. Меня швырнули в грязь, лицом в ледяную, влажную землю. Холод тут же просочился сквозь тонкую ткань платья, обжигая живот и грудь.

Звякнули кандалы. Мои руки растянули в стороны и приковали к вбитым в землю железным кольцам. Я полулежала, унизительно распластанная, совершенно беззащитная.

Раздался треск ткани. Моё белое платье – грязное, потрёпанное, пропахшее моим страхом – рванули на спине, обнажая кожу.

Осенний ветер тут же впился в оголённое тело ледяными зубами. Меня затрясло.

Несмотря на внутреннюю решимость, было страшно.

До одури, до темноты в глазах страшно.

Но лучше так. Лучше боль и призрачная надежда выбраться, чем отдать всё, что у меня есть. Тогда платить законникам будет нечем. И я останусь здесь навсегда.

Надзирательница обошла меня, держа в руке плеть.

– Где твоя вуаль, бесстыдная ведьма? – прошипела она глухо.

Я ничего не ответила, вспомнив, что ткань осталась в комнатке, где я очнулась. Лишь посмотрела на надзирательницу.

Юлиан заплатил ей за это всё?

Домыслить я не успела.

Свист.

Удар обжёг спину. Кожу рассекло мгновенно.

Боль ослепила, выбила воздух из легких. Я не закричала. Лишь закусила внутреннюю сторону щеки так сильно, что рот наполнился солёной кровью.

Второй удар.

Тело само выгнулось дугой, звякнули цепи.

Третий. Четвёртый.

Мир сузился до пульсирующих болью полос на спине. Я чувствовала, как по рёбрам медленно стекает что-то тёплое. Кровь.

Я прикусила губу, лишь бы не доставить Юлиану удовольствия услышать мои стоны.

Пятый удар совпал с грохотом.

Тяжёлые, окованные железом створки ворот, ведущие во двор, с натужным скрежетом отворились. Плеть замерла в воздухе, так и не опустившись в шестой раз.

Я обессиленно уронила голову на землю. Спутанные волосы облепили лицо. Несмотря на боль, я всё ещё была способна испытывать любопытство, поэтому скосив глаза, посмотрела в сторону ворот.