В меру оригинально

Мало кто знает, что произошло за неполные полвека в России, а о событиях древнейших (Крещение, отмена крепостного права, Битва на реке Калке, балет «Лебединое озеро», споры о длинe члена Распутина) даже речи не ведётся. Так называемая концепция Универсальной оригинальности исказила все доступные источники информации. Статьи в Википедии начали троиться и четвериться, во имя разнообразия отличаясь друг от друга формой изложения. Учебники по истории и поныне меняются дважды в четверть, дабы ограниченной подачей не докучать детям. Благо, лет десять назад Министерство образования дошло до идеи, что дешёвые электронные пособия будут доступнее дорогущих печатных. Как бы то ни было, итог оказался таков, что оригинальное многообразие вошло в жизнь россиян. Менетий однажды услышал от отца, что, вроде, давным-давно в России (Советском союзе, Руси, СССР, Российской империи, Совке) царствовало Ограничение — один вид молока, одна газета, один дизайн одежды, один на всех разум, одна и та же смерть. Со временем люди, вроде, взбунтовались, поэтому испугавшаяся власть посредством капитализма (свободы, всеобщего благоденствия, социал-демократии, западного дара, меновой торговли, индивидуальности, чёртовыамерикосы) обратилась к другой крайности — к концепции Универсальной оригинальности. Тогда и возник удовлетворявший всех пёстрый мир, в котором родился изобретательно названный родителями Менетий.

Детство Менетия проходило в меру уникально, учился он универсально, добросовестно любовался разнообразием форм мусорных баков, однако планы на будущее строил уж слишком выходящие за рамки необычности. Хотел стать писателем. В то время депутаты уже как лет двадцать назад одобрили законопроект «Оригинально многосторонняя художественная литература массового потребления», который полностью перечёркивал мечты юноши, ведь требовал расторжения договоров со всеми русскоязычными писателями, какими бы популярными они ни были. И ограничивал возможность публикации своих работ в сети, даже в формате аудио- и видеозаписи. В итоге, книжный бизнес впал в стагнацию, взбудоражив умеренно интеллектуальные слои населения. Доходило до того, что люди в кустарных условиях переписывали рукописи и прятали в «закладках» по договорённости. Конечно же, не обходилось без бунтов, ведь витиеватые обещания депутатов не удовлетворяли никого. Однако к тому моменту, как Менетий закончил ставший с годами поразительно объективным курс филологии, книжный бизнес неожиданно возродился в новой ипостаси. Более неоднородно разносортной, контролируемо сложной, прекрасно всеобщей. Любое художественное произведение отныне выпускалось только издательством «Пушкин Шекспир». При этом всегда — без указания автора.

Планы у Менетия, получившего разносторонний диплом, оставались всё теми же — стать писателем. Их подогревали практики литературоведческой направленности, когда студентам открывался доступ к отрывкам из произведений русских классиков. Особенно запомнилась неполная «Конармия» Исаака Бабеля — серая, безнадёжная, абсолютно однообразная по стилю, непонятная. Какая-то… другая. Просто другая. Смертельно жестокая и правдивая. Иногда юноша читал по ночам переписанные в тетрадь абзацы рассказов, гадая, почему они такие. Ясно, что написаны о войне (предательстве, междоусобице, верном деле), это факт. Но к чему мёртвая жена во сне? К чему письмо Курдюкова? К чему все эти товары в лавке Гедали? Хаос. Дикий хаос, подобный отрывкам мифов из закрытого сборника Грейвса, что удалось разобрать, конечно же, неполноценно, на паре по зарубежной литературе. Женщины, разрывающие на части мужчин, страстно танцующий пьяница Дионис, из-под ног которого сочится вино. Интересно, могли ли классики прошлого века сравнить рассказы Бабеля с мифом о пьяном хаосе Диониса? Или для них это было слишком тривиально? Смог бы Менетий создать что-либо подобное, если бы стал писателем, хватило бы у него духа отойти от концепции Универсальной оригинальности?

Как бы то ни было, лишь благодаря какому-то чуду Менетия позвали на собеседование в «Пушкин Шекспир», удовлетворившись его резюме. Тот день впечатлительный юноша почти не запомнил. Разве что полиморфные деревья за окном казались более полиморфными, а индивидуальные дома — более индивидуальными. Память вернулась на следующее утро, когда радостная мама разбудила сына и гордостью в глазах напомнила, что его приняли на должность «писатель по данным»! Писатель. Эта профессия… вернее, это призвание (ремесло, проявление гения, таланта) казалось юноше чем-то невероятно влекущим из-за своей необычности. Ведь художественное слово не ограничено, как прошлое в воспоминаниях отца. Не универсально разнообразно, как мир вокруг. Литература — до того, как она была запрещена, — не попадала под рамки разнообразия, будучи одновременно похожей и непохожей на саму себя. Будучи просто другой, как всё те же рассказы Бабеля. Геометрическое множество цветастой мебели ощущается как что-то одно. Романы двух писателей — совершенно несопоставимы друг с другом. Поэтому их хочется читать. Поэтому хочется создавать нечто подобное. В детстве и во время обучения в университете Менетий писал небольшие рассказы и неказистые стихи. Использовал только шариковые ручки, карандаши и бумагу. Рукописи стыдливо прятал в одежде и между вазами на полках. Вот только никак ему не удавалось спрятать желание прославиться на весь мир, покорить сердца читателей.

И теперь, наконец, можно было не прятаться.

По ветвистой, с разным уровнем подъёма, дороге на работу юноша вспоминал детали собеседования. Разговор с директором, постепенно перешедший в разговор с ботом. Электронный, но невероятно приближенный к реальному голос женщины задавал вопросы об интересующем жанре, предпочтениях в сюжете. Интересовался бесчисленными деталями, начиная от любимого цвета, заканчивая возрастом и городом, в котором ты живёшь. В конце женщина в разных электронных текстовых форматах, нескольких видах аудио, отправила на электронную почту универсальный, за секунду написанный чисто для Менетия роман. И зачитала первые страницы. Это было попаданческое фэнтези в смеси с юмористическим романом — полностью стилизованное под те, что писали в первой половине двадцать первого века. Юноша слушал с раскрытым ртом. Неужели именно этот проект разрабатывали все двадцать лет?