Автоматически, будто запрограммированный, натягиваю брюки, пытаясь скрыть, но лишь распаляя внутренний пожар. Снова и снова. Бежать – невозможно, как бы отчаянно ни бился в этой клетке.
– Ты молчишь, Дино, – проворковала брюнетка, лениво потягиваясь на смятой простыне.
С ней просто секс. Ничего большего. Просто очередная попытка забыться. Вернуть свой чертов контроль.
– Я не люблю много разговаривать, – сухо бросил я, надевая футболку.
С детства не любил разговаривать с людьми. Всегда предпочитаю молчание. В молчании больше смысла, чем в пустых словах. Женщинам порой это не нравится, но им нравится спать со мной. Они пользуются мной, чтобы получить удовольствие, а я пользуюсь ими, чтобы не свихнуться. Хрупкий баланс на краю безумия.
– Уже уходишь? – кокетливо надула губы.
Темные пряди, разметавшись, скрывают обнаженную грудь. Тусклый отблеск утреннего солнца на коже.
Ещё недавно, утопая в них пальцами, я видел совсем другой оттенок... Другой цвет, другой запах, другую…
Не светлые... Не блондинка с небесным цветом глаз...
– Да.
Я схватил телефон с тумбочки, словно тонущий хватается за доску, и поспешил покинуть эту чужую квартиру.
– Приходи ещё. Я буду ждать тебя, – бросила мне вслед женщина.
На улице достал сигареты. Закурил, жадно затягиваясь, словно пытаясь вдохнуть хоть немного жизни в эту мертвую тишину внутри. Каждый вдох – это лишь отсрочка, каждый выдох – напоминание о неизбежном.
Движения отточены, как у автомата. Ни единого лишнего жеста. Я – машина, запрограммированная на выполнение работы и убийств. Главный головорез Коза Ностра. Правая рука Люциана Моретти.
Именно к нему я и направлялся, чтобы отчитаться о проделанной работе. После покушения он все еще залечивал раны в своем особняке, под бдительным присмотром беременной жены.
— Вопрос с людьми Майка закрыт? Они не преподнесут нам сюрпризов? – прорезал тишину хриплый голос Люциана, прожигая меня своим испытующим взглядом.
Майк был боссом Фоджоа, который посмел напасть на нас и за это поплатился жизнью. Теперь его территория принадлежит Коза Ностра.
— Вопрос решен. Они влились в наши ряды, — отчеканил я, сохраняя на лице невозмутимую маску.
— Отличная работа, Дино. Я знал, что ты не подведешь. Доверяю тебе, как родному брату, — Люциан по-отечески похлопал меня по плечу.
Снова эта мерзкая судорога внутри, но я держу ее под контролем. Мое лицо — непроницаемая стена. Я никогда не позволяю эмоциям прорваться наружу, поэтому прочесть меня невозможно.
– Присоединишься к нам за ужином? – спросил Люциан, и в его голосе прозвучала забота.
Остаться означало продлить пытку. Бежать, бежать без оглядки – вот единственное спасение.
– У меня скоро бой. Хочу немного размяться, – отрезал я, желая быстрее покинуть дом Моретти.
Люциан нахмурился, словно сканер, пытался проникнуть в мой разум, разгадать непроницаемый код.
– Ты в последнее время слишком часто ищешь драки. Что-то случилось? Может, нужна помощь?
Я всю жизнь буду предан Люциану. Он спас меня. Подарил мне новую цель, новую жизнь. Я ему обязан всем, что у меня есть. У меня никого больше нет, кроме него и Карлоса.
Но никому из них нельзя знать то, что закрыто глубоко внутри.
– Ты же знаешь, я люблю драться. Всё в порядке у меня, – спокойно ответил я.
Люциан хотел возразить, но дверь кабинета бесшумно отворилась, и воздух будто разом вырвали из моих легких.
– Брат, я…, – тихий, словно ангельское прикосновение, голос Авроры коснулся кожи, заставляя сердце болезненно сжаться.
Аврора Моретти – моя самая губительная зависимость. Мое наваждение, сотканное из света и тени. Девушка с глазами цвета рассветного неба после грозы. Хрупкая, невинная, чистая и сломленная. Моя погибель.
Ей пришлось пройти сквозь кошмар и выжить, сохранив в себе искру света. Долгие годы она пряталась в заточении своей комнаты, и я видел ее лишь украдкой, словно мираж в пустыне, мелькнувший в окне. Каждый раз, бродя под ее окнами, я жаждал лишь на миг увидеть ее. Но она, словно испуганная птица, тут же исчезала, стоило ей заметить мое присутствие.
С появлением Виолетты, жены Люциана, Аврора вышла из своей добровольной темницы. Когда я впервые увидел ее в нескольких шагах от себя, время замерло, а внутренности болезненно сжались. Она была настолько неземной, словно ангел, сошедший с небес, что я ощутил себя грязным и недостойным. Я боялся даже прикоснуться к ней, словно мог осквернить её своей греховной сущностью.
В ее присутствии все остальное теряло смысл, растворялось в тумане. На ней было простое платье, подчеркивающее ее точеную фигуру, а волосы, обычно заплетенные в косу, свободно струились по плечам, словно золотой водопад. Она казалась такой беззащитной и в то же время такой сильной.
Люциан повернулся к ней с мягкой улыбкой, в которой сквозила нежность.
– Аврора, что случилось? – спросил он, и его голос звучал необычайно бережно.
Она быстро посмотрела на меня, потом на брата, давая понять, что хочет поговорить наедине.
Кулаки сами собой сжались, ногти впились в кожу ладоней. Но не выдаваю никаких эмоций.
Я бы отдал все на свете, лишь бы хоть на мгновение задержать ее взгляд на себе, услышать её голос, почувствовать её прикосновение. Зверь внутри меня царапал органы, сгорая от жажды прижать девушку к себе, вдохнуть жадно её запах. Сделать своей.
Сколько женщин я сменил, пытаясь вытравить мысли о ней. Но это невозможно. Каждый раз, когда она рядом, во мне поднимается буря, рождая ярость, сжигающую до костей.
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
– Увидимся позже, – выронил я с напускной небрежностью и поспешил покинуть кабинет.
Мои дорогие друзья, слова благодарности кажутся такими блеклыми в сравнении с тем теплом, что вы мне дарите. Я думала поставить точку после истории Веры, но ваши отзывы, словно лучи солнца, пробились сквозь сомнения и зажгли во мне новое пламя. Я решилась! Книга о Дино и Авроре увидит свет.
Каждый новый рассвет – лишь бледная пародия на жизнь, очередная тщетная попытка вырваться из замкнутого круга отчаяния. Каждую неделю я повторяю этот ритуал, двигаясь, словно марионетка, лишенная воли и смысла. Я из последних сил цепляюсь за надежду, но с наступлением темноты кошмары возвращаются, разрывая меня на части.
Прошлое – безжалостный палач, который не намерен меня отпускать. Ночь, когда мое детство было жестоко растоптано, навеки впечаталась в память.Я до сих пор ощущаю мерзкое прикосновение его рук, чувствую леденящий ужас беспомощности, словно это случилось вчера. Мне хочется содрать с себя эту кожу, сбросить тяжкий груз воспоминаний, но я не в силах.
В зеркале я вижу лишь призрачное отражение себя, сломленную и опустошенную. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Голоса прошлого шепчут мне на ухо, преследуют меня во снах, напоминают о моей ничтожности и беспомощности.
Мир вокруг меня кажется серым и безжизненным, словно выцветшая фотография. Иногда мне кажется, что я застряла во временной петле, обреченная снова и снова переживать тот ужасный день. Я мечтаю о том, чтобы проснуться и понять, что все это был лишь кошмарный сон, но, к сожалению, это моя реальность.
Но несмотря на всю боль и отчаяние, во мне еще живет крошечная искорка надежды. Надежды на то, что смогу жить полной жизнью, не оглядываясь назад. Надежды на то, что однажды я смогу исцелиться от этих ран и найти покой.
Маленькими шагами я начала возвращаться. Сад, заботы о цветах, помощь Патриции по хозяйству, тихие прогулки с Виолеттой…
Именно Виолетта подарила мне эту крошечную надежду. До ее появления я годами не покидала свою комнату, превратившись в молчаливую куклу, часами просиживающую у окна. Ночи напролет я тонула в книгах, боясь заснуть и вновь увидеть этот кошмар.
Люциан и Карлос пытались мне помочь. Вызывали самых лучших специалистов, старались окружить заботой, но я глубоко ушла в себя, не желая никого видеть. Не разговаривала ни с кем, превратившись в живой труп.
Их сочувствующие взгляды, словно клеймо, выжигали во мне чувство собственной никчемности. Я избегала их, не желая быть объектом жалости. Я думала, что этот кошмар будет длиться вечно, пока в мою жизнь не ворвалась Виолетта, чьи глаза не отражали жалости. Она увидела во мне не сломленную куклу, а человека, способного жить.
Благодаря ей я впервые задумалась о будущем, начала робко говорить, выбираться из своей раковины. Во мне проснулось забытое желание жить…
– Аврора, я пришла, чтобы с тобой поговорить, – ласково произнесла она с улыбкой на лице, ворвавшись рано утром в мою комнату.
Я сразу почувствовала ее взволнованность, словно тонкую вибрацию в воздухе. Обычно она не жалует утренние часы, уступая их объятиям сна, особенно сейчас, когда беременность дарует ей больше тяги к отдыху. Виолетта – жена моего старшего брата, Люциана, того самого Дона мафии. Они – два крыла одной души, идеально созданные друг для друга.
– О чем ты хочешь поговорить? – В моем голосе проскользнула настороженность.
После покушения на брата и ужасного похищения Виолетты, страх поселился за них, пустив глубокие корни.
Виолетта молча взяла мою руку и повлекла за собой к дивану. Усадив меня рядом, она не выпустила мою ладонь из своей.
– Ты, наверное, рассердишься, но я сделала это ради тебя. Исключительно ради твоего счастья, – прошептала она, вглядываясь в мои глаза с серьезностью, от которой внутри все замерло.
Нервы скрутились в тугой узел
– Ви, что ты натворила? Говори уже, я вся извелась.
– Ты делилась со мной, что музыка – твоя заветная мечта. Что ты безумно хочешь писать песни, играть на инструментах и петь…
– Да...– кивнула, чувствуя, как предательски пересыхает во рту.
В детстве я пела часто, представляла себя на огромных сценах, залитых светом софитов, мечтала научиться играть на фортепиано, чтобы извлекать из него мелодии, живущие только во мне. Но отец… отец обрубал мои крылья на взлете, запрещал даже думать о музыкальных инструментах, считая это пустой тратой времени. Он не любил, когда я пела. Он вообще, казалось, не любил ничего, что делала я. Поэтому пела тихо в своей комнате, когда его не бывало дома.
А потом... Потом меня изнасиловали, и я больше не подавала голос. Лишь некоторое время назад, когда я начала робко возвращаться к жизни, я вновь запела, и Виолетта услышала. Тогда, в порыве откровенности, я рассказала ей о своих наивных детских мечтах.
– Она исполнилась! Тебя приняли в музыкальный колледж в Бостоне! – воскликнула она, крепко сжимая меня в объятиях.
Я застыла, как парализованная.
— Что? — выдохнула я, растерянно и недоверчиво.
Я не могла поверить своим ушам. Музыкальный колледж в Бостоне?
– Ты теперь можешь учиться. Твоё пение должны услышать все, – радостно тараторила Виолетта, но я её радости не разделяла.
Я вскочила с дивана, отчаянно тряхнув головой.
— Нет! Нет! Зачем ты это сделала? Я никуда не поеду! Мне это не нужно… — в голосе зазвучала паника, ледяным когтем сжимающая горло.
Я с трудом нашла силы общаться даже с близкими, здесь, в доме. Но выйти за эти стены? Нет, это выше моих сил. Столько лет я провела в заточении, избегая чужих взглядов.
Виолетта поднялась и положила ладони на мои плечи, сжала их так сильно, будто хотела передать всю свою решимость.
— Послушай, милая, ты совершила подвиг, когда вышла из своей комнаты и решила вернуться к жизниНо этого мало. Ты не можешь вечно прятаться в этом доме, не увидев мир. Тебе необходима новая глава, глоток свежего воздуха! Вылезай из своей раковины, следуй за мечтой, общайся с людьми… Ты должна жить! Жить, а не существовать в четырёх стенах!
Она смотрела на меня с такой искренней верой, с такой надеждой, что я почти поверила ей. Но страх был сильнее. Он оковал меня цепями, приковал к этому дому, к этой привычной, пусть и удушающей, реальности.
– Я... я не смогу..., – прошептала я, чувствуя, как слезы подступают к горлу.