В отпуск под прицелом или Суженая из чемодана

Пролог

Пролог

Красивый атлетического телосложения сероглазый брюнет и хрупкая зеленоглазая пепельная блондинка вошли в ритуальную залу.

Внезапно девушка остановилась и с недоумением во взоре посмотрела на брюнета.

– Но это же ритуальная комната?

– Не поверишь, любимая, но я это знаю, – одарив девушку влюбленным взглядом с легкой насмешкой в голосе ответил брюнет.

– Но ты сказал, что приготовил для меня сюрприз и я подумала… – красавица блондинка смущенно закусила нижнюю губу.

– Ты всё правильно подумала, любимая, – совершенно искренне заверил брюнет, поскольку в отношении девушки у него были самые честные намерения.

Да и как иначе могло быть? Если она его истинная. Его пара. Если его дракон не способен прожить и дня без её драконницы. А он без неё… Если до встречи с ней он и понятия не имел, какое же это счастье любить и быть любимым. Он был настолько влюблен, что его это даже пугало…

Потому что слишком уж это было на него не похоже. Поначалу он даже подозревал приворот. Однако, к его облегчению, эти опасения не подтвердились. Да, ему было страшно, но одновременно ему и безумно нравилось быть счастливым.

Тем более, что они идеально подходят друг другу по совершенно всем параметрам. Он – из богатого и древнего рода. Она – из настолько же богатого и древнего рода. Он – огненный дракон. Она – огненная драконница. Они оба сильные маги. Оба получили самое лучшее из возможных образование. Им никогда не бывает скучно вдвоем. И что тоже немаловажно, женившись на Виоле, его семейное предприятие, наконец, получит свободный доступ к алмазным копям. Как, впрочем, и семейное предприятие Виолы получит свободный доступ к принадлежащим ему золотоносным приискам.

Другими словами, этот брак был выгоден ему со всех сторон.

И всё же он почему-то тянул. И с представлением Виолы основателю и одновременно хранителю рода. И, соответственно, с предложением руки и сердца.

Но сегодня он, наконец, решился.

– Просто, я хочу тебя кое с кем познакомить, – подойдя к девушке и любовно заправив выпавшую из её прически прядку ей за ухо, нежно сообщил Себастьян. – Уверяю тебя, тебе понравится мой сюрприз.

И снова он был совершенно искренен. Хранителем рода, с которым можно запросто пообщаться, могла похвастаться разве только ещё императорская семья. Все же остальные хранители уже несколько веков как утратили способность вербального общения со своими подопечными.

Предки Себастьяна, да и он сам не то, чтобы делали большой и страшный секрет из этой их семейной особенности, просто стань это достижением широкой общественности, наверняка, нашлись бы жаждущие увидеть сие чудо света, а род огненного золота слишком уважал своего Хранителя, чтобы выставлять его на потеху публике.

– Думаешь, ты настолько хорошо меня знаешь? – кокетливо поинтересовалась Виола, лукаво сверкнув глазами.

Себастьян обожал их пикировки.

– Разве я до сих пор хоть раз тебя подвёл? – притворно обиженным тоном парировал он.

– Ну я даже не знаю… – игриво ответили ему, озорно сияя глазами. – Я должна подумать.

– Что ж, ты тогда думай, любимая, – предложил он, нежно поцеловав девушку в кончик носика, – а я пока приготовлю сюрприз.

– Ух ты! Всё загадочней и загадочней! – с придыханием прокомментировала Виола. – Должна признать, лорд алтарнум Аурум, что вы умеете заинтриговать девушку! Я уже просто вся горю от нетерпения!

– За это ты меня и любишь, – самодовольно ухмыльнулся дракон, закатывая рукав белоснежной рубашке на левой руке.

Вслед за чем, подошёл к алтарю, достал из ножен кинжал, вспорол им кожу на запястье, перевернул руку раной к алтарю и торжественно проговорил:

– Кровь от крови моей, дух от духа моего я призываю тебя! Приди же!

Из довольно глубокой раны одна за другой закапали огненные капли драконьей крови, каждая из которых зажигала собой очередную изображенную на алтаре руну. В тот же момент, когда зажглись все руны, алтарь столь резко, ярко и неистово вспыхнул, словно был вытесан не из камня, а из сухих веток.

Приветствуя своего повелителя, пламя торжественно запело на понятном только ему шипяще-трещащем языке.

Уверенный, что через пару минут, как и обычно из пламени восстанет призрачная фигура Хранителя рода, Себастьян развернулся и снова подошёл к истинной.

– Всё ещё сомневаешься во мне? – поднеся руку девушки к губам, прошептал он.

– В тебе? Никогда! – кокетливо-доверительно заверили его.

Одарив свою пару одновременно триумфальной, счастливой и многообещающей улыбкой, Себастьян взял её за руку и развернулся, чтобы подойти вместе с ней к алтарю.

– Что за?.. – выдохнул он, обалдело уставившись на алтарь, на котором откуда не возьмись появился огромный чемодан.

– Это и есть сюрприз, который, ты был уверен, мне понравится?! – озадаченно вопросила Виола.

Себастьян понимал, что при всей эксцентричности его предка, тот вряд ли явился бы к нему в чемодане. Но так как он точно знал, что кроме Хранителя никто другой явиться к нему не мог, он с чистой душой, хотя и несколько неуверенно подтвердил.

– Уху-ум…

– Ты приготовил мне в качестве сюрприза чемодан? – на всякий случай уточнила ещё более озадаченная девушка.

– Что ты, любимая, разумеется, нет! – опять и снова совершенно искренне заверил Себастьян. Вслед за чем, мало того, что демон дёрнул его за язык покровительственно добавить: – Ну разумеется же, сюрприз внутри чемодана! – Так он ещё и радостно предложил: – Ну что посмотрим, что там?

Знал бы он, что в чемодане, никогда бы не предложил.

– Конечно, посмотрим, – воинственным тоном объявила, явно обладающая намного более развитой интуиций чем он, Виола и, обогнав его, ринулась к чемодану.

Глава 1

Глава 1

В тот злополучный вечер, когда на неё было совершенно первое покушение, Карина намного позже обычного попала в фитнес-клуб и, соответственно, и покинула она его тоже намного позже обычного. Да, да, именно, соответственно, поскольку Карина была девушкой очень ответственно относящейся к поддержанию своей физической формы. Нет, фанаткой туго накачанных мышц или марафонских забегов она не была, просто хорошая физическая подготовка ей была необходима, если она хотела оставаться живым военным корреспондентом. В связи с чем, ясное дело, варианта сократить тренировку для неё не существовало.

Увидев через окно, что пошёл сильный дождь, Карина выругалась. Мало того, что она без зонтика, так ещё и машину оставила на стоянке почти в квартале от клуба. Пока добежит до машины, наверняка, промокнет до нитки. Кроме того, сегодня она, как назло, ночует не дома, а у Кирилла. А это у чёрта на куличках!

Футболка-то быстро высохнет, поэтому простуда ей, скорей всего, не грозит. Тем более, что на дворе лето. Да и кроссовки можно снять, но вот джинсы… Джинсы, в теории, тоже можно снять… Но вот на практике лучше не надо.

Мало ли, вдруг патруль остановит или, не дай бог, авария, а она… мягко говоря, не совсем в презентационном виде для серьёзного журналиста. А если её ещё и заснимут в столь непрезентабельном виде и выложат эти снимки или видео в интернет, то тогда… Карина даже думать не хотела, что тогда.

Но и ехать целый час в мокрых джинсах тоже был не очень хороший вариант. Во-первых, приятного мало, а во-вторых, вполне можно заработать проблемы с мочеполовой системой… А ей, с её ритмом жизни, только цистита или болезненных месячных как раз и не хватает!

Поэтому, в конце концов, она решила, что если дождь не прекратится и она промокнет до нитки, то сначала заедет домой переодеться и лишь после этого уже поедет к Кириллу.

Дождь, конечно же, не прекратился. Более того, он даже усилился. Последнее, правда, Карине вполне могло показаться. Всё же одно дело наблюдать за дождём через окно, а совсем другое, бежать под его струями целый километр.

Естественно, она промокла до нитки. И потому поехала домой.

Подъездная аллея к её подъезду была слишком узкой, чтобы на ней могли разъехаться две встречные машины, поэтому, будучи сознательным членом общества, Карина припарковалась не возле своего подъезда, а на стоянке в двухсот метрах от оного. К тому же, пока она доехала домой ливень сменил моросящий дождь. Да и терять ей, уже промокшей насквозь – было нечего.

Карина была не из тех, кто боится темноты, но пребывание в горячих точках приучило её всегда быть настороже. Поэтому заперев дверь своего новенького ярко-красного электромобиля Хонда, она огляделась…

И сама не поняла почему взгляд её зацепился за выезжавший со стоянки спортивный автомобиль черного цвета. Точнее, дело было не столько в том, что она обратила внимание на этот автомобиль или же его цвет, сколько в том, что в душе её зародилась тревога.

Моментально насторожившись, Карина вновь открыла дверь хонды и нырнула назад в салон.

Проследив за спокойно покинувшим и столько же спокойно скрывшимся за поворотом ближайшего дома автомобилем – выругалась.

– Кажется, пора лечить нервы, – поставила она себе диагноз и выдохнув с облегчением, покинула салон.

И снова выругалась, потому что вспомнила, что совсем забыла, позвонить Кириллу, дабы предупредить его, что задержится. Причем очень сильно задержится.

«Странно, что он сам до сих пор не позвонил…» – мысленно удивилась она. Однако достав из сумки сотовый телефон, поняла, что в этом-то как раз нет ничего удивительного.

Она так и не включила телефон после встречи с информатором.

– Как обычно… – неодобрительно пробурчала она и нажала на боковую панель гаджета, чтобы включить его.

Сосредоточив внимание на загружающемся экране смартфона, она машинально сунула в сумку ключи от электромобиля. Точнее, такова была идея, на практике же ключи со звонким «треньк» шлепнулись у её ног.

– Что б те… – выругалась Карина, наклонившись, дабы поднять ключи и так и замерла в позе вопросительного знака на пару секунд, поскольку прямо над её головой сначала что-то просвистело, а затем это что-то с оглушительным треском встретилось с задним стеклом, припаркованного напротив её хонды автомобиля.

– Твою ж… – на третьей секунде поняв, наконец, что это было, беззвучно выругалась она. Вслед за чем рухнула на четвереньки и, подобрав ключи, поползла к водительскому сиденью своей Хонды.

В отличие от Карины, «осчастливленный» пулей автомобиль даже и не подумал вести себя тихо: в ту же секунду, как только его стекла коснулась пуля, ночную тишину разорвал оглушительный вой сирены. На призыв которой тут же отозвалась сирена проезжающего неподалёку полицейского патруля.

И на этом, к счастью для неё, в тот раз всё и закончилось. Хотя, она не исключала также вариант, что перед стрелявшим, возможно, изначально стояла задача – не убить, а лишь хорошо припугнуть. В чём она, однако, нисколько не сомневалась, так это в том, что целью нападения была именно она.

Во-первых, она всегда оставляла свою машину на этой стоянке. Во-вторых, стоянка слишком хорошо освещалась, чтобы кто-то мог обознаться и принять её за кого-то другого. В-третьих, специфика её работы предполагала наличие весьма решительно настроенных недоброжелателей.

Единственное, что её смущало. Это то, что сегодня она не должна была ночевать дома. И это было предусмотрено её расписанием.

«Почему же тогда её ждали на стоянке возле её дома? А почему она решила, что её ждали? – Тут же задала она себе вопрос. – Потому что увидела покинувший стоянку автомобиль с незнакомыми номерами и встревожилась? С тем же успехом это могла быть проекция уже ощущаемой тревоги… Иначе говоря, за ней следили. И, хотя и неосознанно, но она почувствовала слежку. Но зачем такие сложности? Если за ней следили от самого клуба, то почему не осуществили покушение прямо там. Возможно, потому что был сильный дождь, и она бежала, сломя голову? Похоже на то. Хотя, если бы очень хотели, конечно, бы пристрелили… – продолжала рассуждать она. – А вот если хотели просто напугать, то в этом случае и ливень и мой бег им очень мешал. Я просто-напросто не поняла бы, что в меня кто-то стрелял. Значит, всё-таки меня просто хотели напугать», – сделала она окончательный вывод и зло усмехнулась:

Глава 2

Глава 2

Вернувшись из Сирии, Карина вот уже почти полгода не могла привыкнуть к миру, в котором люди не боятся ходить днём по улицам, радоваться шелесту деревьев и пению птиц и не вздрагивают от предшествующих дождю громовых раскатов или резких звуков. В Алеппо не было ничего, кроме ужаса, боли и крови. Очень много крови. Очень много боли и крови, а также ещё взрывов, разрушений и предсмертных стонов.

И это при том, что Карина была не из впечатлительных девиц, просто она была из совестливых, ответственных и, по-настоящему, честных. Кто-то должен был, если не делать, то хотя бы пытаться делать этот мир лучше, светлее и добрее. Кто-то должен был доносить до широкой общественности, что такое война. Кто-то должен был честно освещать её ужасы. Кто-то должен был сообщать о её жертвах. О том, что эти жертвы такие же люди, как и все остальные. Ничем не хуже и не лучше. Просто им не повезло оказаться жителями определенного региона. Просто они оказались недостаточно богаты, молоды, здоровы или умны, чтобы вовремя покинуть вовлеченную в войну территорию.

Вот почему она не просто избрала профессию журналиста-расследователя, но и снова и снова отправлялась в горячие точки планеты. Она хотела не просто расследовать преступления, она хотела, чтобы её расследования приносили максимальный эффект в очеловечивании человечества. Потому что она верила в эффект бабочки[1], верила в то, что случается с одним, происходит и со всеми остальными, ибо всё сущее во Вселенной создано из звездной пыли и потому подвластно одним и тем же космическим законам.

И если бы не серьёзное ранение, она и эти шесть месяцев, наверняка бы, провела в какой-то из горячих точек планеты.

Однако ранение в живот внесло в её планы на жизнь серьёзные коррективы. Учитывая характер ранения, ей в принципе необыкновенно повезло, что она выжила. Поскольку даже если бы её ранили где-нибудь рядом с травматологической клиникой, то и тогда её состояние оценивалось бы как крайне тяжелое. Она же получила ранение в уничтоженном систематическими бомбардировками практически до основания Алеппо.

При этом ей повезло трижды. Во-первых, рука смертельного раненного ею противника всё же дрогнула и потому он промахнулся, не попав ей в сердце с расстояния в три метра. Во-вторых, её оператор, которому, к слову, она и спасла жизнь тем, что отвлекла огонь на себя, в прошлом был военным фельдшером и потому сумел оперативно остановить кровь. В-третьих, её ранили буквально за несколько минут до того, как прилетел посланный за ними вертолёт.

Она потом часто слышала, что этот её поступок называли геройским. Однако сама Карина знала, что ничего геройского в нём не было. Это была чистой воды инстинктивная реакция, продиктованная страхом за жизнь другого человека.

Она даже не была уверена, что осознавала, что делает: вполне вероятно, она просто нажала на курок, потому что в её руке уже был пистолет.

И всё. Раздался выстрел. Она увидела голубое облачко дыма. И едкий запах пороха защекотал ей ноздри.

В ту же секунду ей тоже прилетело. Сильный удар чуть не сбил её с ног, но, благодаря поддержке стены, она устояла.

Кто-то закричал от ярости и боли. Возможно, она. Возможно, нет.

Затем был ещё один выстрел. И ещё один. И, возможно, ещё один. Она много раз пыталась вспомнить, но так и не вспомнила, сколько раз она нажала на спусковой крючок, прежде чем ноги перестали её держать, и она начала сползать по стене вниз.

Хотя… кажется, и тогда она всё ещё продолжала жать на спусковой крючок. И, кажется, даже стреляла не в холостую.

Что удивительно, при этом она о отчётливо помнила сколько ударов отсчитало её сердце, прежде чем она ощутила столь сильную боль, что у неё перехватило дыхание и свет померк в её глазах.

Она хорошо помнила, что удары эти были очень и очень глухими и между ними были просто нереально большие паузы. Она тогда ещё подумала, что такое ощущение, словно сердце её качает не кровь, а её любимое густое и вязкое ежевичное варенье. И вспомнила, что нетронутая банка именно такого варенья – густого и вязкого стоит, дожидаясь её, дома.

«Эх… Дождётся ли?..» – насколько она помнила, была её последняя мысль.

Узнал бы кто, засмеял бы! А то и вовсе, усомнился бы в её интеллектуальных способностях и здравомыслии.

Здравомыслящие, умные люди на смертном одре должны сожалеть о том, что не успели сделать, а не о том, что не успели снять пробу с новой банки варенья.

Хотя, возможно, она просто знала, что её время ещё не пришло. Вот и думала о насущном: необходимом ей сахаре и витаминах, а не об абстрактном и глобальном.

Вот и сегодня тоже, поняв, что в неё стреляли, она первым делом, подумала не об абстрактном и глобальном, а о том, во что, благодаря дождю и ползанью по стоянке, которая, как при этом выяснилось, очень плохо подметалась, превратились её дорогущие джинсы и белая футболка. О том, что на правой руке она сломала под корень ноготь и что, из-за того, что при падении она саданулась скулой об бампер своей машины, под её правым глаз наверняка пышным цветом расцвел синяк.

И ещё о том, что, когда будят среди ночи это чревато не только недосыпом, но и прочими неприятностями. Подчас очень и очень крупными. И при этом совершенно неожиданными.

Хотя… кого она пытается обмануть. Даже если бы она знала, что порученное ей расследование известного предпринимателя окажется сопряжённым с риском для её жизни, она всё равно бы за него взялась. Более того, не просто взялась бы, а не спала бы всю ночь, ожидая звонка от Кирилла…

Чтобы она и пропустила такое загадочное дело! Да ни за что!

Другими словами, Карина ни секунды не сомневалась, что покушение на неё, было связано именно с делом «Коллекционера» и что, в некотором смысле, приговор она себе подписала уже в тот момент, когда ответила на раздавшийся в два ночи звонок.

Предыдущие этому звонку пять месяцев она только и делала, что спала, регулярно принимала килограммы лекарств, отъедалась тоннами витаминов, белков и протеинов и, насколько позволяло здоровье, самоотверженно и беспощадно по отношению к себе любимой, восстанавливала былую физическую форму.

Глава 3

Глава 3

Несмотря на безбожно раннее время для пресс-конференции, в семь утра в конференц-зале полицейского управления было негде упасть не только яблоку, но и даже смородинке.

Так что, хитрость начальника полиции и мэра города не только не сработала, но и, более чем вероятно, сыграла против них.

Потому как, нет никого подозрительней и любопытней, чем репортёры.

И посему на подозрительно раннюю пресс-конференцию явились представители всех газет и телестудий города.

Не было на ней только тех, кто её назначил. А именно: начальника полицейского управления и мэра города.

Не то, чтобы изнывающим от скуки и раздражения журналистам от этого стало бы легче, но, справедливости ради, нужно отметить, что и первый и второй отсутствовали по более чем уважительной причине: губернатору в то утро тоже не спалось…

Здесь надо отметить, что губернатор и в самое замечательное, солнечное и, по всем прочим параметрам, благостное и радостное утро никогда не был душой компании. По причине чего, все, кто с ним хоть однажды сталкивался с утра, с тех пор старались иметь с ним дело только после обеда. Хотя, ещё лучше, конечно, было с ним вообще дела не иметь. Но губернатор, к сожалению, был совершенно неизбежным злом.

Вот и в это утро, ни у мэра, ни у начальника полиции даже в мыслях не было о том, чтобы побеспокоить грозное начальство у утра. К слову, именно поэтому, в том числе они назначили встречу с журналистами на столь раннее время. В том смысле, что пресс-конференция была отличной возможностью не только самим звонить с докладом, но и от необходимости отвечать на телефонные звонки, от кого бы они не исходили. Само собой, на экстренные звонки это правило не распространялось. Но, к счастью, звонок губернатора, хотя и был очень и очень важным, к экстренным всё же не относился.

Вот только человек предполагает, а бог, вернее губернатор располагает…

И посему гром с небес, то есть, звонок от губернатора поступил за тридцать минут до начала пресс-конференции.

И был он не просто зол, а напуган и очень расстроен.

Во-первых, известный предприниматель и филантроп Матвей Привольский был его давним другом и основным инвестором во многие его социальные проекты. Во-вторых, он тоже, как и три предыдущие жертвы коллекционировал предметы исскуства, в том числе, в его коллекции было несколько картин очень известных художников.

Другими словами, губернатор хотел знать всё и о новом преступлении, и о том, как идёт расследование двух предыдущих. И почему преступник до сих пор на свободе?! И чем таким важным занимается полиция, если за два месяца вы не продвинулись в расследовании даже на полшага?!

– Так людей не хватает, – под злобным взглядом мэра оправдывался начальник полиции. – И машин. И криминалистические лаборатории не переоборудованы и поисковые базы на компьютерах старые. И…

Само собой, мэр не мог подобное молча слушать, и тоже начал оправдываться. И договорился до того, что губернатор искренне заинтересовался, а нужен ли им такой никудышний начальник полиции?!

Начальник полиции, разумеется, никудышним себя не считал и в своей нужности ни разу не сомневался, о чём тут же и сообщил, приобщив к своему сообщению пару-тройку фактов о том, как тяжело ему живётся при постоянном недофинансировании, сиречь, снова принялся кидать камни в огород мэра.

В результате, разговор получился не только неприятным, но и долгим. Долгим, правда, ещё и потому, что, окончив разговор с губернатором, мэр и начальник полиции отправились не к ожидающим их журналистам, а принялись выяснять между собой отношения.

Посему, когда они, наконец, всё же появились с опозданием на час перед журналистами, и один и другой были багровыми от ярости и готовы были порвать любого попавшегося им на пути на куски.

– Подполковник Корнилов, мэр, не связано ли ваше опоздание с тем, что в деле появились новые подробности? – выкрикнул репортер из одного из провластных изданий.

– Именно с этим и связано, – важно кивнул подполковник полиции.

– И какие же это подробности? Вы можете поделиться ими с нами? – тут же поинтересовалась Карина.

– Боюсь, что эти подробности не для прессы, – покачал головой начальник полиции.

На другой ответ Карина и не рассчитывала, поэтому сразу же выпалила следующий вопрос:

– Уже известно, какая именно картина была украдена в этот раз?

– Картина? – недоуменно переспросил начальник полиции, бросив при этом взгляд на одного из своих офицеров. В ответ на его взгляд офицер едва заметно отрицательно покачал головой. – С чего вы взяли, что была похищена какая-то там картина? – раздраженно поинтересовался он.

Карина знала, что информация, которой с ней поделился Кирилл – точная, а вот каким путём она была получена – не знала. Учитывая подозрения Матвея, причина его смерти была для неё столь очевидна, что ей даже в голову не пришло, уточнить, кто или что было источником этой информации: официальное заявление, информатор или же Кирилл попросил кого-то из своих хакеров взломать базу данных полицейского управления. Поэтому она решила перестраховаться.

– Матвей опасался, что он станет следующей жертвой коллекционера, вот я и предположила… Предположила, что он был прав, – нарочито неуверенным голосом сбивчиво объяснила она. Вслед за чем ещё, и для пущей убедительности, растерянно уточнила: – Я не пра-ава? Это не коллекционер?

Тактика запуганной нежной и трепетной блондинки оправдала себя и ещё мгновение назад злобно и очень подозрительно взирающий на неё начальник полиции, смягчился настолько, что… передумал, исключительно в пику подозрительно информированной репортёрше, категорически отрицать причастность «коллекционера» к этому делу.

– На данный момент проверяется несколько версий, – откашлявшись, важно заявил он. – По этой причине я не могу ответить на ваш вопрос не положительно, не отрицательно.

– Другими словами, версия «коллекционера» вами всё же рассматривается? – уточнила Карина, постаравшись при этом, чтобы тон её голоса прозвучал как можно почтительней.

Глава 4

Глава 4

Вернувшись в студию, Карина застала начальство за просмотром видеозаписи пресс-конференции, с которой она только что вернулась. Точнее, это была не сама пресс-конференция, а самое её окончание. Об этом ещё на подходе к кабинету босса её не двузначно известил в равной степени возмущенный и разочарованный гул голосов так и не получивших ответов на свои вопросы репортёров.

Отметив широкую, самодовольную ухмылку на лице мужчины, Карина в притворном возмущении обвинительно прокомментировала:

– Злорадствуешь?!

– Злорадствую?! Я?! – повернув к вошедшей девушке голову, просиял белозубой улыбкой хозяин кабинета. – Да как тебе такая мысль вообще в голову пришла?! Да за кого ты меня принимаешь? – нарочито одновременно патетично и возмущенно вопросил он.

– За того, кого я знаю как облупленного! – усаживаясь в мягкой кресло напротив мужчины, с улыбкой в голосе прокомментировала Карина.

– Ой, ой не говори гоп! – лукаво усмехнулся её собеседник. – Но-ооо, как честный человек, я должен признаться, что… – с шутливой важностью и даже торжественностью проговорил он, – ты почти права! – объявил он, после намеренно продолжительной паузы с ещё более широкой улыбкой.

– Почти? – иронично выгнула правую бровь девушка и недоверчиво усмехнулась.

– Почти, – кивнул мужчина. – Я не злорадствовал, а… наслаждался!

– Извращенец! – закатив глаза, шутливо парировала Карина. – Нашёл чем наслаждаться! Или… – она с подозрением посмотрела на босса и высказала предположение, которое, впрочем, прозвучало скорее как утверждение: – Ты уже что-то узнал?! И это настоящая бомба?!

Мужчина самодовольно усмехнулся.

– А ты во мне сомневалась?

– Ни секунды! – искренне заверила девушка.

– Да, – продолжая лучиться самодовольством, кивнул мужчина, – то, что я узнал самая настоящая бомба! Вот только… – нарочито протяжно вздохнул он, намеренно затягивая время.

Понимая, что любовник откровенно над ней изгаляется, Карина закатила глаза и раздраженно заметила:

– Знаю! Знаю! Всё, как и всегда! Информация добыта незаконным путём, а потому её не только нельзя пускать в печать, а даже и упоминать! Говори уже! – нетерпеливо потребовала она, кровожадно при этом пригрозив: – Или я тебя сейчас начну пытать!

Кирилл в очередной раз широко улыбнулся. Вслед за чем взял со стола смартфон, открыл сообщение и нажал кнопку «Play».

Прослушав запись, Карина, наконец, поняла, что так развеселило её босса и любовника.

– Губернатор боится, что он будет следующим! – одновременно задумчиво, с ужасом и благоговением проговорила она. – Твою запятую! Да, что же это происходит? С чем и кем мы имеем дело?! Как я понимаю, это его после убийства Матвея осенило? И это губернатор был той «новой появившейся в деле подробностью», которая так задержала мэра и начальника полиции?

– Ты уверена, что не читаешь мои мысли? – усмехнулся мужчина. – И вообще всех остальных тебя окружающих?

– Если бы… – нарочито мечтательно вздохнула девушка. – Но нет, я просто хорошо умею сопоставлять факты и быстро соображаю. И сейчас моя быстрая соображалка говорит мне, что мы имеем дело не просто с кем-то, кто специализируется на воровстве картин, созданных величайшими художников нашего времени, а с чем-то совершенно другим.

– Например, с самым обычным безумцем, – предположил Кирилл. – Хотя нет, не с самым обычным, а весьма изобретательным, обладающим огромными связями и деньгами и совершенно обесбашенным. Настолько обесбашенным, что я начинаю очень сильно сомневаться, что тебе стоит продолжать копаться в этом деле, – признался он. – Не нравится мне это дело, Карина. Точнее, мне не нравится этот убийца. Слишком он всемогущ и вездесущ…

– Но я не могу, – покачала головой девушка. – Уже не могу остановиться. Ты же меня знаешь. Я не упокоюсь, пока не выясню в чём дело.

– Или пока не станешь следующей… – мрачно подсказал Кирилл.

Почувствовав пробежавший по спине холодок, Карина зябко повела плечами и с деланной беззаботностью заметила:

– Вряд ли! Я не подхожу ему по типажу! Сам знаешь, у меня дома из старинных картин, только фотографии в оставшемся от родителей фотоальбоме и иллюстрации в старых журналах и книгах! – сказав это она нарочито весело рассмеялась. Однако смех получился скорее истерическим, чем веселым. Что было неудивительно, учитывая накатившее на неё мгновение назад и с тех пор лишь усиливающееся ощущение неотвратимости беды…

Это не было тревогой, в общем понимании этого слова. Карине не стало вдруг страшно за себя или за кого-то. У неё не убыстрилось сердцебиение. Не вспотели руки. Не бросило в дрожь. Она просто вдруг поняла, что Кирилл прав, она и, в самом деле, ввязалась в очень опасное дело.

Не то, чтобы она не знала этого раньше. Знала, разумеется. Как знала и то, что это не первое опасное дело, за расследование которого она взялась…

Позже, Карина поймёт, что это было самым настоящим предчувствием, в тот же момент она подумала, что просто размякла на «гражданке».

Справедливости ради, впрочем, стоит отметить, что, если бы Карину пугали дела, расследования которых было связано с угрозой её жизни – она бы избрала для себя какую-нибудь другую профессию. Например, она могла бы стать телеведущей какой-нибудь популярной развлекательной программы. Более того, её не раз и не два, в буквальном смысле слова, умоляли сменить род деятельности.

И нет, это были не мама с папой или жених, а продюсеры и владельцы телекомпаний, прямым текстом предлагавшие ей любые деньги и любые условия.

И нет, все эти продюсеры и владельцы телекомпаний были вовсе не сластолюбцами или по ушли влюбившимися в длинноногую красавицу блондинку безумцами, все они были вполне трезвомыслящими, расчетливыми дельцами с намётанным на истинные бриллианты глазом.

Все они прекрасно видели, что Карина Ярожинская – не только редкостная красавица с потрясающей фигурой, не только талантище, каких ещё поискать, но и великая труженица. Ко всему этому прилагались также дисциплинированность, целеустремленность, отсутствие заносчивости и иммунитет к пагубному воздействию медных труб.

Глава 5

Глава 5

Считавшие себя теми, кто наделен властью казнить или миловать сидели за карточным столом в роскошно обставленной гостиной.

Обычно за игрой в покер их было шестеро, но сегодня их было трое. Это не было случайностью. И Верховный магистр тайного ордена Драконоборцев Светозар Владимирович Яропольский – это знал. Понял, как только увидел лица своих лучших учеников – Никиты Артемьева и Бориса Бронегорского: из первого – он сам лично выпестовал Верховного палача ордена, а из второго – Верховного инквизитора.

«У его мальчиков накопились вопросы, и его мальчики хотят поговорить», – мысленно отметил он, наблюдая за тем, как ученики переглядываются между собой, понукая один другого начать разговор.

«Боятся! Это хорошо. Значит, понимают, с кем имеют дело…» – удовлетворенно мысленно прокомментировал Верховный магистр, с интересом ожидая, кто же из его учеников и главное, как скоро (потому как он уже утомился ждать), всё же отважится заговорить первым.

У Светозара Владимировича было бледное продолговатое лицо, римский нос, пронзительные серые глаза и тонкие практически всегда иронично изогнутые губы. Верховным Магистром ордена Драконоборцев он был вот уже тридцать лет, сменив на этой должности своего отца. Драконоборцем же он был с рождения, с момента которого уже прошло семьдесят лет. И почти столько же (за исключением первых двух лет жизни, и то только по причине того, что до этого он был неспособен достаточно ясно выражать свои мысли и твёрдо стоять на земле) он посвятил служению великой миссии драконоборства.

Светозар Владимирович не был фанатиком и уж тем более он не был безумцем, просто он знал ПРАВДУ. В которую он не только искренне верил, но и которая была подтверждена железобетонными доказательствами.

И правда эта заключалась в том, что он знал о существовании созданного на основе драконьей крови элексира.

Когда был создан этот элексир и как он попал в руки членов тайного ордена, которые именовали себя «Избранными Великим драконом», кануло в тёмные глубины истории, но вот сам орден и свойства элексира во времена тотального разгула Святой Инквизиции, всё же всплыли…

К слову, именно инквизитор, а если точнее, первый великий инквизитор Испании и по совместительству основатель испанской инквизиции Томас Торквемада[1], как раз и был основателем ордена Драконоборцев.

История запомнила Торквемаду как ревностного католика и именно этим объяснила количество сожженных им на кострах Инквизиции жертв, а вот, по мнению, Светозара Владимировича дело было, отнюдь, не в еретиках.

Дело было в тайном ордене «Избранных Великим драконом», а если ещё точнее, в элексире, способном подарить человеку здоровье, молодость, удачу, обрести острый ум и мудрость.

В эликсире, испив лишь один глоток которого, Томас Торквемада вознесся на никем непревзойденные высоты. Ни один епископ или кардинал до него и после него никогда не обладал такой безграничной властью над всеми королями Европы и самим папой Римским.

Учитывая, что всё за чтобы не брался Томас Торквемада в своей жизни, ему удавалось[2], и то, что он прожил нереально длинную для тех времен жизнь – семьдесят восемь лет, умерев при полной ясности ума и трезвости рассудка, не от болезни, а просто потому, что отказало сердце, совсем не удивительно, что он столь рьяно разыскивал, пытал и сжигал на кострах тех, кто отказал ему во втором глотке.

Однако, как ни истово и завзято он искал, второго глотка испить ему так и не довелось. Более того, даже если Торквемаде и попадались члены ордена Избранных, ни один из них не признался в этом ни под пытками, ни под страхом собственной смерти, ни под страхом смерти родных и близких.

«Ещё бы, такая тайна! – более чем понимал Избранных Светозар Владимирович. – Будь я на них месте, я бы тоже её никогда и никому не выдал! Я бы не выдал, – усмехнулся он. – А вам, мои дорогие Избранные, придётся!»

– Ну-усс, – всё ещё усмехаясь, Великий магистр перевёл взгляд на учеников. – Долго мне ещё ждать, когда вы друг другом налюбуетесь?

Он был почти уверен, что первым заговорит Никита, поскольку тот был самым последовательным, самым решительным и самым непоколебимым в своих решениях из его учеников. Именно поэтому, собственно, он в своё время и посоветовал ему избрать путь Палача.

И Никита его не разочаровал. Как, впрочем, не разочаровал его и Борис, потому как в понимании Светозара Владимировича сила Инквизитора в том, чтобы уметь слушать, думать и делать выводы, а не в прямолинейности и несгибаемости.

– Магистр, мы понимаем, за что мы боремся и понимаем всю важность скорейшего истребления тех, в ком течет драконья кровь. И мы ни в коем случае не ставим под сомнение ваши методы, – начал издалека Палач. – Но мы… – он на миг запнулся, однако не потому что вдруг испугался, а потому, что решил высказаться не абстрактно, а конкретно: – Я не понимаю, зачем я это делаю настолько демонстративно. Зачем я… Точнее мы привлекаем столько внимания и к смертям, и к картинам? Зачем усложнять самим себе задачу? Зачем усложнять МНЕ задачу? Что же касается картин, то я вообще не понимаю… Почему мы не забираем их все? Ну или хотя бы самые дорогие из них? Почему каждый раз мы берем только по одной картине, причём в большинстве случаев, она отнюдь не самая ценная из коллекции?

Великий магистр молча поднялся из кресла, выпрямился во весь его довольно немаленький рост, потянулся, затем с нарочитой медлительностью и тщательностью расправил каждую складочку на своей мантии и только после этого соизволил вспомнить о том, что он так и не ответил на поставленный ему вопрос.

– Что касается первой и второй части вашего вопроса, – возвышаясь над учениками, словно скала, и заставляя их тем самым чувствовать себя крайне некомфортно, наконец, изрёк он. – То тут всё просто. Демонстративность мне нужна для того, чтобы заставить членов общества Избранных дергаться, – объяснил он, отойдя от покерного стола к окну. Оба его ученика при этом облегченно выдохнули. – Я хочу, – продолжал объяснять Великий магистр, – чтобы они боялись. Я хочу вызвать в них такой страх, чтобы заставить их забыть, наконец, о конспирации! Я хочу, чтобы они выползли из своих нор и собрались на Совет!

Глава 6

Глава 6

– Учитель, а картины? – напомнил ему в спину Палач. – Почему из каждой коллекции мы берём лишь одну из них и при этом даже не самую ценную? Почему мы не забираем их все?

– Затем, что мы драконоборцы, а не воры! – одновременно раздраженно и поучительно заметил Великий магистр.

– Прошу прощения, учитель, но криминальный кодекс с вами в этом пункте категорически не согласен, – педантично заметил Инквизитор. – Плевать он хотел на то, сколько было украдено ценных картин, одна или все, в его глазах мы – всё равно, воры!

– Не воры, а грабители! – чисто в пику коллеге, считавшему себя самым умным, поправил Палач.

– Ну извини, друг, честное слово, даже в мыслях не было – тебя обидеть! – иронично фыркнул Инквизитор.

– Да, я не обиделся, так просто, к слову, пришлось, – дабы разговор снова не ушёл в сторону от интересующей его темы, миролюбиво ответил Палач. – Тем более, что ты прав, криминальный кодекс с вами бы, учитель, не согласился.

– Да, что вы говорите! – насмешливо отозвался Великий магистр. – Плевать я хотел на ваш уголовный кодекс! – ворчливо добавил он, доставая из кармана ключи от ведущей в Святилище двери. – По крайней мере, пока, что? Борис?

– Не пойман – не вор? – предположил тот неуверенно.

– Именно, дети мои! Не пойман – не вор! – одновременно наставническим и покровительственным тоном подтвердил Светозар Владимирович, доставая из-за пазухи украшенный драгоценными камнями резной ключ, вставив который в замок он принялся мысленно читать заклинание, снимающее с комнаты защиту. К слову, продолжать поучительно разглагольствовать чтение заклинания ему нисколько не мешало: – А с картинами стоимостью десятки, а то и сотни миллионов долларов каждая, нас рано или поздно, но обязательно поймали бы! – продолжал он, делая вид, что забыл о ключе в замке. – Они же все на перечет, дети мои! Само собой, теневые дельцы, занимающиеся перепродажей ворованных предметов искусства далеко не дураки. Потому они сбывают их исключительно в закрытые частные коллекции, владельцы которых изначально отлично знают, откуда им в руки свалилось такое счастье. Знают, но молчат, – усмехнулся он, – поскольку жажда обладания вожделенной вещью заставляет их закрывать глаза на подобные «мелочи». Беда только в том, что в деле торговли ворованными предметами искусства сколько верёвочке не виться, но рано или поздно всё тайное становится явным. Причём чаще рано, чем поздно. Как я уже сказал, слишком узнаваемый и заметный товар. И говоря «узнаваемый и заметный», я выражаюсь совершенно прямо. Потому как, как бы сильно человеку что-либо не нравилось, ему мало знать самому, что у него это есть, ему хочется и другим показать, что у него это есть. Понимаете, о чём я?

– Понимаем, – кивнули ученики, полностью признавая правоту учителя.

– Но не совсем, – честно признался Палач. – Если, конечно, вы не используете Святилище, под галерею для своей личной закрытой коллекции, и не ведете нас сейчас показать нам украденные мной картины, – добавил он со смешком.

Великий магистр ответил не сразу. Сначала он закончил читать заклинание. Затем широко улыбнулся и сообщил:

– Именно это, я и делаю!

Сказать, что его ученики опешили от подобного заявления – значит не сказать ничего.

– В-вы… ввы… вы шутите? – хором уточнили они.

Еще раз широко улыбнувшись, Светозар Владимирович, распахнул дверь в Святилище.

– Ещё есть вопросы? – усмехнувшись, вопросил он, кивнув на висящие на стене картины. Ровно три штуки. Определенно и точно, те самые.

Несколько минут Инквизитор и Палач молча пялились на картины, не зная, что сказать.

Великий магистр тем временем, скрестив ноги, сел в центре магического круга и, почти не обращая внимания на потрясенных учеников, погрузился в глубокий транс.

Все его чувства были направлены вовнутрь – ему было необходимо убедиться в том, что он полностью готов к призыву своего Учителя. Лишь в одном он был открыт внешнему миру – крохотная частица его сознания внимательно следила за учениками.

Ибо, доверяй, но проверяй!

Но вот отяжелевшие веки магистра чуть приподнялись, и он уперся взглядом в пляшущие на тонких ножках свечных фитилей язычки пламени.

Пламя двенадцати специально заговоренных и напитанных человеческой кровью свечей позволит духу его учителя оставаться в материальном уровне, пока хотя бы одна из них не догорит до конца.

– Veni, magister meus, te voco! – трижды повторил он и тут же, словно бы подхваченный потоком ураганного ветра, начал раскачиваться из стороны в сторону. Длинные волосы его и мантия взметнулись вверх. И сам он, подхваченный стремительным потоком заклинания тоже воспарил над землей.

Великий магистр всегда с нетерпением ждал возможности пообщаться со своим Учителем, которым он бесконечно восхищался и которого практически боготворил. И который, если уж быть до конца честным (а с собой Великий магистр предпочитал быть честным), и его самого в глазах его учеников и последователей – делал почти богом.

Другими словами, у Светозара Владимировича было более чем достаточно причин – быть для своего Учителя самым прилежным учеником.

– Ваше Святейшество, покорнейше прошу вас принять мою кровь, жизнь и силу, – прошептал Великий магистр, привычным жестом рассекая кожу на левом запястье и стряхивая с руки выступившую кровь. – И столь же покорнейше прошу вас снизойти до нас смертных и почтить нас своим присутствием…

Пламя свечей слегка встрепенулось. Макушки и ушей Светозара Владимировича коснулся легчайший ветерок.

– Сын мой, я был бы счастлив, но, к сожалению, ты кое о чём забыл… – прошептал ему ветер.

Великий магистр замер.

– Забыл? – переспросил он.

Однако ответом ему была тишина и ровное мерцание свечей. Означавшие, как то, что учитель уже сказал ему всё, что хотел или мог, как и то, что Учитель был им недоволен.

По позвоночнику Великого магистра при этой мысли пробежал очень неприятный холодок.

Глава 7

Глава 7

Великий магистр строго посмотрел на взирающих на него с мольбой во взгляде, коленопреклонных «детей». Затем недовольно скривив губы, укоризненно изрёк:

– Я же сказал вам, что Его Святейшеству не нужны рабы! Чем вы меня слушали, бестолочи?! Немедленно встаньте с колен! – грозно потребовал он.

Бестолочи подчинились с такой готовностью, что на ноги не поднялись, а, в буквальном смысле, впрыгнули. Благо и годы, и физическая форма обоих это позволяла.

– Похвальная прыть, – усмехнувшись, прокомментировал он. – Учитель прав, вы, и в самом деле, ещё, самые, что ни на есть, дети!

– Говорят, с возрастом это проходит! – попытался «успокоить» его Инквизитор.

– Проходит, – кивнул Великий магистр. – Однако, к сожалению, не у всех. Далеко не у всех, Боренька. Но в вас, дети мои, я верю. Может и зря, возможно... – нарочито тяжко вздохнул он. – Но…

– Нет, не зря! – словно солдаты на плацу в унисон отрапортовали «дети».

– Мы больше не подведем вас, учитель! – добавил Боренька.

– Мы клянёмся вам в этом! – подтвердил Никита.

– Не мне клянитесь, а Его Святейшеству, – протянув кинжал Никите просто потому, что тот стоял ближе, прокомментировал Светозар Владимирович со вздохом. И во вздохе этом его явственно звучало: «Ну что за бестолочи! Ну сколько раз им можно повторять?!».

Впрочем, увидев с каким благоговением его ученик берёт в руки клинок, Великий магистр сменил гнев на милость, и позволил себе одобрительно улыбнуться.

Никита до такой степени проникся торжественностью момента, что, как только ритуальный кинжал оказался у него в руках, время для него будто бы остановилось. Что, впрочем, не помешало ему ни полоснуть кинжалом по запястью, ни произнести клятву.

Борис же наоборот, жадно впитывая каждую самую мелкую деталь ритуала, остро и глубоко прочувствовал каждую секунду.

Он слышал, сколь тяжело и отрывисто дышал его учитель. Он видел его бледность и стекавшие по вискам и шее ручьи пота.

Борис не был новичком в искусстве вызова духов, и знал, что открытие двери между мирами живых и мертвых отнимает очень много энергии. Но всё же именно в эти минуты он вдруг понял, что Великий магистр оказывается уже далеко не молод. И уж точно не полон сил.

– Ваше Святейшество, покорнейше прошу вас принять нашу кровь, жизнь и силу, –закончив читать заклинания, прошептал Великий магистр.

На этот раз пламя свечей взметнулось чуть ли не до потолка. Вслед за чем, пламя сорвалось со всех двенадцати фитилей, чтобы встретиться в центре круга и здесь соткаться в образ человека.

Скрестив руки на груди и гордо приосанившись, дух Томаса де Торквемада стоял в центре круга и выглядел при этом как живой.

Его Святейшество одарил присутствующих хитрой улыбкой.

И, при всём своём почитании к сану Великого инквизитора и преклонению перед заслугами Великого основателя ордена, Борис Бронегорский не смог удержаться от мысли, что в представшем перед ним обрюзгшем, тучном старикашке – величия и божественности было где-то столько же, сколько в продающейся в сувенирной лавке статуэтке индусского бога Генеши[1]. Единственное, что было общего между первой и вторым – это огромное пузо и хобот.

Выдающимися характеристиками которых, к слову, мог похвастаться и Его Святейшество.

Очень и очень выдающимися…

Поскольку и пузо, и хобот, то есть, гм… гм… нос у Его Святейшества были воистину… привлекающими к себе внимание.

Заметив взгляд молодого человека, Томас де Торквемада от души рассмеялся и похлопал себя по круглому животу.

– Прости, мой мальчик, но боюсь, слухи о моей святости несколько преувеличены. Да, я всегда любил хорошо поесть! И да, я носил под власяницей[2] шелковое бельё! – насмешливо сообщил он, высоко задрав полы власяницы и продемонстрировав черные шёлковые штаны-чулки. – Но хочешь верь, хочешь не верь, делал я это не ради себя, а ради окружающих. Видишь ли, у меня очень, очень, очень скверный характер, который становился ещё хуже, если я был голоден или не очень хорошо себя чувствовал. Так что вот… – театрально тяжко вздохнул он, – приходилось заботиться о ближнем своём в ущерб собственным горячим и искренним убеждениям. Но, мальчик мой, истинный святой отец, прежде всего должен заботиться о своей пастве, а не о святости своей души. Запомните это, дети мои! И никогда не забывайте!

Несмотря на то, что и Борис Бронегорский, и Никита Артемьев прекрасно понимали, что Великим Инквизитором руководила отнюдь не забота о пастве, а исключительно о себе самом, оба с готовностью закивали, мол, конечно, запомним, конечно, никогда не забудем.

– Молодцы, умеете держать лицо, – проследив за выражением лица обоих, одобрительно заметил Томас де Торквемада. – Ни одна мышца не дрогнула. И глаза честные-честные! Такие честные, что не умей я читать мысли, поверил бы в вашу искренность…

– Ваше преосвященство, мы не… – принялись было испуганно оправдываться «молодцы».

– Расслабьтесь, детки, – махнул рукой Великий инквизитор. – Это была проверка. И вы её прошли. Поэтому давайте, спрашивайте! – даже не разрешил, отдал распоряжение он.

«Детки» сначала растерянно переглянулись между собой, затем посмотрели на своего учителя.

Однако Светозар Владимирович лишь передернул плечами и лукаво усмехнулся, мол, вопрос задали вам, а не мне.

«Что ж, раз просят, то почему б не спросить», – решил Никита Артемьев. И спросил!

– Ваше преосвященство, а зачем вам картины?

Пушистые брови духа Томаса де Торквемада поползли вверх.

– Просто Святилище ваше и картины… они все здесь. Все три я имею в виду… Вот я и подумал… – начал было сбивчиво объяснять Палач, однако под изумленным взглядом духа стушевался и замолчал.

– Это ты про него говорил, что он не особо блещет умом? – переведя взгляд на Светозара Владимировича, поинтересовался Великий инквизитор, добродушно посмеиваясь при этом.

Услышав столь нелестный отзыв о своей персоне, Палач стушевался ещё больше.