Вижу.
Я — вижу.
Не смутными очертаниями и размытыми силуэтами. Не призрачным свечением нитей. Не ощущениями — глазами.
Сердце в груди бьётся пойманной птицей, и даже ужасный холод того места, где я пришла в себя, уже не так пугает. Он уже давно проник под кожу, а теперь лишь постепенно сковывает мышцы, не давая мне и шанса пошевелиться без ощущения тупой боли. Всё равно сопротивляюсь, медленно шагая вдоль колоннады.
Где я?
Этот вопрос эхом прокатывается в сознании, но ответа нет. Только холод и тьма, клубящаяся по углам просторного и совершенно пустого зала. Значит, для начала нужно немного успокоиться и попытаться вспомнить всё, что память трепетно прячет от меня.
Прикрываю глаза, ощущая при этом большее спокойствие, пытаюсь ощутить хоть каплю жизни здесь. Нити — тонкие, рваные, что их хочется хоть как‑то подлатать, но пока что я не могу. Боюсь, что это ощутят, и тут же качаю головой. Здесь точно кто‑то есть, а потому надо осмотреться ещё раз, чтобы найти выход.
Сначала — лишь размытые пятна света, танцующие перед взором. Потом — очертания. Высокие колонны из чёрного камня, уходящие ввысь, к потолку, которого не видно. Пол подо мной — гладкий, как зеркало, отражающий призрачные блики.
Всё слишком чужое и нереальное для той, что никогда не видела даже света. Но теперь — теперь мои глаза различают оттенки, которых раньше не существовало. Розовый, как рассвет над родным миром. Золотой, как солнечный луч. Чёрный, как бездонная пропасть.
Именно такими я представляла их, до того как…
Боль пронзает, заставляя сжать кулаки. «Не думай об этом», — подсказывает что‑то тёплое, знакомое, и тонкая алая нить обвивает моё запястье, утешительно сжимаясь.
— Где я?.. — голос звучит хрипло, будто я давно не говорила.
Эхо мгновенно разносит мой шёпот по залу, заставляя вздрогнуть. Он огромный, до жути бесконечный. Вдали, за колоннами, мерцают огни — не тёплые, как огоньки родного храма, а холодные, синие, будто звёзды, замороженные во льду.
Каждый шаг — пытка. Никогда не испытывала такого ужаса, и потому, когда моя ладонь ложится на каменную колонну, а на её поверхности вспыхивают руны, вскрикиваю. Тут же зажимаю рот ладонью, тревожно оглядываюсь, но продолжаю путь.
Впереди уже виднеется проход. Бесконечно мрачный коридор, поглощающий оставшиеся крохи тепла. За ним — ещё один зал, ещё более величественный. Только находится в полном хаосе: треснутые колонны, обломки статуй. Самое страшное — фигуры. Массивные, мрачные. Ожидающие чужака.
— Кто вы?.. — шёпот вырывается сам. Тихий, едва различимый, он заставляет присутствующих существ обратить на меня внимание.
Они стоят полукругом — тринадцать силуэтов, среди которых большинство мужских. Любой из таких своей лапищей без труда свернёт мне шею… Дрожь заставляет обнять себя за плечи от одних только взглядов, и мне даже не хочется представлять иное.
Один из собравшихся делает шаг вперёд. Его фигура окутана чёрным пламенем, а взгляд — холодный, как лёд. Боги… Высоченный, злой. Даже нить дрожит, не то что я. Куда простой богине до… Только бы не творца.
— Проснулась, — чужой голос звучит одновременно отовсюду — будто гром, прокатывающийся по небу. — Наконец‑то.
Я не могу пошевелиться. Не смотрю на него, опустив взгляд, и пытаюсь выровнять дыхание. Сердце бьётся уже не в груди — в горле. Воспоминания всё ещё туманны, отрывочны, чтобы суметь что‑то объяснить.
Значит, убьёт на месте?
— Что… — шумно сглатываю, расправляя плечи, и упираюсь взглядом мужчине в грудь. — Что это за место? И почему…
— В Чертоге Тринадцати, — прилетает внезапный ответ откуда‑то сбоку. — В обители демиургов.
Демиургов?
Слово отзывается в сознании эхом, пробуждая смутные образы. Миры, созданные из ничего. Судьбы, сплетённые в узоры. Сила, способная разрушить всё. И несколько нитей, вспыхнувших ярче при одном только слове.
Всё — ко мне. Вижу. Не чувствую, но вижу — и внутренне уже готовлюсь к непоправимому.
— И ты… — говорящий делает ещё шаг, и я наконец осмеливаюсь его рассмотреть: острые черты, глаза, в которых танцуют тени. — Ты — четырнадцатая.
Четырнадцатая?
Здесь? Сейчас? Или одна из тех, кто уже в Чертоге… бывал? Но спросить не успеваю — только закусываю губу под чей‑то хриплый смех.
— Ошибка, — произносит мой собеседник, и в его голосе звучит сталь, предрешающая мою судьбу. — Ты не должна существовать. Тем более — здесь.
Холод, поглощающий меня до этого, кажется совсем незначительным в сравнении с тем колоссальным давлением, которое вымораживает насквозь. Нить, особенно яркая, толстая, подрагивает, словно что‑то хочет сказать, но я не могу понять. Потому что в груди уже рождается что‑то чужое и одновременно знакомое.
Что‑то, что растекается по венам и уверенным шёпотом твердит обратное: «Ты не ошибка. Ты — судьба».
— Меня сюда привели, — я всё ещё сомневаюсь, боюсь, но голос звучит до странного твёрдо. — Они.
Мужчина замирает, следит, как я привычным жестом скольжу кончиками пальцев по воздуху, нащупывая нужную связь. Его — сильная, живая. Наполненная бесконечным гневом и отчаянием так глубоко, что я тут же ощущаю их как свои собственные.