Свадебная церемония проходила в маленьком храме, затерянном в переплетении улиц недалеко от королевского дворца. По слухам, в разное время несколько членов королевской семьи и их избранники соединили руки под этими высокими сводами, в тишине небольшого зала с узкими витражными окнами и деревянными скамьями, щедро заплатив священнослужителю за тайное проведение обряда без разрешения. Впрочем, свадьба нынешняя не окутана ореолом тайны и проводилась не под покровом сумерек, но днём, открыто, с предварительным публичным оглашением в виде объявления, данного во все серьёзные столичные газеты. Несмотря на стремление невесты ограничиться скромной церемонией без лишней огласки и чужих глаз, зал был полон, все скамьи заняты гостями, свидетелями, родственниками и просто зеваками, а на выходе из храма дежурило с полдюжины фотографов печатных изданий, желающих первыми запечатлеть молодожёнов.
Надеюсь, хотя бы интервью брать не будут.
И праздничный обед, ожидающийся в столичном доме дэ Белли, посетят только те, кто действительно приглашён на свадьбу.
Обед грозил затянуться на час-другой, после чего молодожёны с чувством выполненного долга отправятся в свадебное путешествие. Или в тихое уединённое место, где проведут медовый месяц.
Сама церемония дополнялась по желанию сторон и в зависимости от брачных традиций, принятых у каждой расы, но в целом порядок её оставался неизменен. И количество женихов, ожидающих невесту перед алтарём, на ход её не влияло.
Гости собирались к назначенному часу, рассаживались.
Жених – или женихи, если таковых больше одного, – выходили к алтарю и священнику в долгополом, расшитом золотом одеянии. Если церемонию проводила жрица, то её одеяние украшала серебряная вышивка.
Звучала торжественная музыка. В моей голове упрямо проигрывался марш Мендельсона, хотя, положа руку на сердце, музыка, сопровождавшая путь невесты к алтарю, походила на него несильно. Что поделать, привычный ассоциативный ряд – штука неистребимая.
Появлялась невеста.
Цвет свадебного платья допускался любой, смотря по тем же традициям. Можно хоть в чёрном выйти, хоть в красном, хоть в зелёном в жёлтую полоску и фиолетовый горох. Букеты и фата тоже по желанию и охотно заменялись венком из цветов в тон наряду. Длина платья в рамках приличий, вырезы и разрезы в пределах допустимого.
Невеста неспешно шла по центральному проходу между рядами к алтарю и вставала подле жениха. Или между обоими, если их двое.
Священник витиевато рассказывал, ради чего все сегодня собрались, уделял пару слов… пару тысяч слов таинству брака и переходил к вопросам, в которых я не услышала ничего нового. Ответив твёрдое, неукоснительное «да» на каждый, невеста и жених… и женихи обменивались клятвами и сопутствующими предметами. Кто-то кольцами, кто-то браслетами, кто-то метками. Если больше никакие дополнения в церемонию не входили, то после клятв руки молодых символически соединяли лентой и объявляли мужем и… мужьями и женой, единым целым и неделимым. С соединёнными руками молодожёны шли от алтаря до выхода из храма. Перед массивной двустворчатой дверью они останавливались, служка разрезал ленту, молодожёны расписывались в предложенной регистрационной книге и получали свидетельство о браке. Были и приметы, о которых мне загодя поведала Ри. Например, гости внимательно следили, как молодые одолеют проход со связанными руками, получится ли у них двигаться слаженно, не запутаться и не запнуться. Получится – значит, и жизнь их ожидает ровная да гладкая, и друг другу они будут опорой и поддержкой, и смотреть станут в одну сторону.
А если нет… ну, и так понятно, что ничего хорошего не ожидало.
А если молодожёнов трое, то градус внимания заметно подрастал.
Ещё молодым под ноги бросали зёрна злаковых культур извечным символом плодородия – как чрева женщины, так и материального достатка по жизни.
И обязательно желали никогда не отпускать друг друга. Не столько физически, сколько ментально и эмоционально. Потому что если в мыслях и чувствах отпустишь партнёра… то уже не больно-то оно всё и нужно.
На полукольце серых ступеней молодожёны задержались, позируя фотографам. Кто-то из собравшихся в храме пытался залезть в кадр, кто-то, наоборот, избегал быть пойманным в объектив. Мы так вообще на выход потянулись последними, пропустив вперёд всех присутствовавших. По традиции ближайшие родственники молодых должны идти сразу за ними, но Фабьен и сам первым не поднялся, и нам с Димом не позволил. Показал жестом, чтобы мы сидели на скамейке и не пытались выйти раньше, чем выйдут остальные. Дина, младшая сестра Дима, бросила на брата вопросительный взгляд, и некромант махнул ей рукой, чтобы она и её супруг шли как положено, не задерживаясь. Замужние дочери Мариэтты на нас лишь покосились с удивлением, незамужняя окинула Дима далеко не первым оценивающим взором, затем присмотрелась ко мне и отвернулась.
Кажется, Эрнест намекал, что, мол, неплохо бы сыну приглядеться к незамужней дочери Мариэтты.
А нынче нужды приглядываться уже нет.
Всё решено. И не нами, надо отметить.
Норвиль дэ Белли слову своему был верен, и у старшего демона оно с делом редко когда расходилось.
В тот же день он дал объявление во все мало-мальски приличные столичные газеты.
Через три дня продемонстрировал разрешение на скоропалительный брак – без соответствующего разрешения жениться по-быстрому в Авии нельзя. На подготовку со всеми сопутствующими издержками давалось две недели и мнение ни одного из нас троих Норвиля не волновало. Каким-то неведомым мне образом он чувствовал мою метку так же, как когда-то первым почуял след проклятья на сыне. И для него это открытие стало решающим фактором.
На следующий день я отправилась в Карритон.
И отправилась сугубо по собственному почину. Ни Фабьен, ни Дим не прониклись моим возмущением из-за факта переписки, завязавшейся между королём и Джулиэль. И даже не переписки как таковой, а очевидным обманом со стороны Клайда.
Он правящий монарх.
Она наивная девятнадцатилетняя девушка из провинции.
Он должен жениться согласно своему статусу и на благо страны, ожидающей от короля в числе прочего и королеву соответствующего происхождения, и наследника трона.
Она должна жить своей жизнью, простой и понятной, далёкой от игр престолов.
Между ними нет ничего общего и быть не должно.
Между ними пропасть социальная и возрастная.
Так какого чёрта Клайд решил написать Джулиэль? Понимаю, почему она, пребывающая в счастливом неведении, ответила. Но на кой он-то настрочил ей второе письмо?
Фабьен и Дим полагали, что их развесёлому правителю ещё не то может в голову стукнуть, однако большого вреда от этой затеи быть не должно. Подумаешь, обменяются десятком-другим писем, бумагу всякими глупостями любовными измарают, а потом Клайду надоест, он отвлечётся, забудет о подруге по переписке и дело само собой сойдёт на нет.
А Джулиэль будет ждать, верить, надеяться. Думать о понравившемся ей молодом человеке, мечтать о скорой встрече и рисовать в своих фантазиях образ ещё более нереалистичный, чем бывает обычно, потому как знать не знает всей правды о несуществующем писаре из Бары.
К тому же я чувствовала себя виноватой. По чьей милости встретились эти двое, чьи пути при иных обстоятельствах никогда не пересеклись бы? Из-за кого Джулиэль сбежала из дома и отправилась прямиком в замок, куда в другой ситуации вряд ли сунула бы свой любопытный носик?
Вот-вот.
Значит, мне положение и исправлять. Желательно сейчас, пока не стало поздно. Влюбиться в девятнадцать лет несложно и так-то, руку на сердце положа, чувство это едва ли станет тем, которое большое, светлое и на всю жизнь, однако если есть возможность уберечь юную деву от лишних разочарований, то почему бы не попытаться? Разочарований в жизни Джулиэль и без Клайда будет немало. Сомневаюсь, чтобы в жизни женщин этого мира их вовсе не случалось.
До Карритона я добралась порталом, потратив целый час на уговоры Ри. К Фабьену обращаться бессмысленно, он не согласится и меня не отпустит, а я не оборотень, чтобы перекинуться за ближайшими кустами и без проблем добежать до пункта назначения. Междугородние автобусы, сиречь запряжённые лошадьми дилижансы, здесь уже существовали, но чтобы попасть на нужный рейс, прежде следовало попасть на остановку в городе, да и за бесплатно никто никого не повезёт. Посему не оставалось другого варианта, кроме как уговорить Ри.
Портал открылся перед домом семьи Джулиэль, ровно на том месте, где в прошлый наш приезд сюда Мэйо парковал машину.
– Полина, может, не надо? – в который уже раз взмолилась Ри.
– Надо, – я направилась к ограде. – Кто, если не я?
– Никто, Полли, – фея последовала за мной. – Дело молодое, побалуются, поиграются, да и разойдутся.
– Разойдутся, ага… Фабьен упоминал, что он старше её на десять лет.
Выкрашенный светло-зелёной краской забор невысок, и не составляло труда перегнуться через калитку и откинуть крючок с внутренней её стороны.
– И что тут такого?
– Он ей соврал.
– Бывает…
– И ещё с три короба наврёт – хотя бы потому, что правду сказать не сможет.
– Право слово, ты иногда как Дим. Говорят ему, не лезь, не суйся, хуже будет. А он всё равно лезет упрямо. Получает щелбан по лбу и удивляется, как же так вышло.
– Это моя вина, Ри, – я прошла по выложенной плиткой дорожке к крыльцу. – Они из-за меня случайно познакомились.
– Познакомились и что из того?
– И он ей написал.
– Об этом я уже слышала. Я в толк взять не могу, зачем ты в это дело лезешь? Даже если ты считаешь, что это твоя вина. Будет у них невинный роман по переписке и всё, – фея огляделась и голос понизила. – В жёны он её не возьмёт, да и она сама может не рваться стать королевой.
Я поднялась по ступенькам и тронула дверной молоток. Из глубины дома донеслась громкая, раскатистая трель, похожая на звонок старого дискового телефона, и от неожиданности я выпустила колотушку из пальцев.
– Зверолюди слишком свободолюбивы, чтобы примиряться с королевским официозом и всеми издержками высокого положения, – шёпотом продолжила Ри. – Среди высоких родов зверолюдей меньше, чем демонов. Именно потому, что во времена, когда демонические роды все как один стремились заполучить титул любой ценой, зверолюды в куда меньшей степени проявляли интерес к возвышению своему и потомков, – фея прислушалась к стихшему за дверью звону и добавила неуверенно: – Может, дома никого нет?
Время уже не раннее, но полудня ещё нет. Супруг Никейи должен быть на работе в школе, старшая дочь тоже. Сама Никейя, возможно, в мастерской. А безработная Джулиэль…
Из-за двери донёсся бодрый топот и грохот. Примерно с таким же звуковым сопровождением тыгыдыкала кошка моих родителей, когда на неё нападало настроение побегать по полу, стенам и всему, на что можно запрыгнуть с разгону.
Идея использования драконов в качестве ездовых животных пришла из Навии в стародавние времена.
Вместе с самими драконами, которых раньше в Авии если и видели, то сугубо при набегах на приграничные территории.
Большие крылатые ящеры считались существами умными, порой поумнее иного сапиенса, но всё же не настолько, чтобы присвоить им статус отдельной расы. Они не умели разговаривать и располагали лишь одной ипостасью. В доисторические времена устраивали гнёзда в предгорьях, охотились на крупную копытную живность и не брезговали нападать на маленькие поселения. Предприимчивые навийцы первыми додумались одомашнить драконов, заодно разрешив проблему налётов крылатых ящериц на мирное население. Ныне в дикой природе драконы уже не встречались – навийцы к делу подошли основательно и не остановились на некотором количестве одомашненных драконов. Фабьен, правда, упомянул, что ещё есть драконы морские, но это уже, как говорится, совсем другая история.
В Авии драконы стали кем-то вроде породистых арабских скакунов чистых кровей, слишком дорогих, чтобы их мог себе позволить каждый желающий. Народ из сословий попроще по-прежнему отдавал предпочтение хорошо знакомым, понятным лошадям и в небо подниматься не стремился, так что драконы быстро перешли в разряд аксессуаров, доступных лишь аристократам. Содержание дракона обходилось в баснословные суммы – хотя бы потому, что несколько отличалось от содержания того же породистого скакуна. Дракону требовалось больше свободного пространства и больше еды, его не выпустишь попастись на ближайший лужок, ему нужны мясо и небо. С течением времени полёты на драконах изрядно ограничили, например, запретили летать на них над крупными населёнными пунктами. Держать драконий выезд в городе стало нерентабельно и постепенно драконов начали переводить в драконники, расположенные за городом, – этакий вариант огромной конюшни, где хозяин каждого животного платит за питание и уход за своим питомцем. Время от времени навещает его и может взять для полёта, когда потребуется. Сейчас по всей Авии таких драконников набиралось едва ли с полдюжины, крупнейший находился в столичных предместьях. Состоятельные владельцы замков на отшибе вроде дэ Белли могли себе позволить и поныне держать любимого дракончика при себе, а не отдавать его в драконник, но таковых оставались единицы. И когда Фабьен выставил прочь всю замковую прислугу, включая смотрителя отцовского дракона, даже Норвилю пришлось наступить на горло собственной песне и в срочном порядке перевезти питомца в столичный драконник.
Были в Авии и драконьи питомники. В неволе ящеры размножались неохотно, и потому одно драконье яйцо стоило не меньше, чем содержание взрослой особи на протяжении трёх-четырёх лет.
– Дети мои! – Норвиль встречал нас с Фабьеном перед входом в питомник.
Подобно драконникам, располагался питомник за чертой города, фактически посреди чиста поля. Громоздкое, облепленное башенками сооружение походило на гигантскую обсерваторию и продолговатая прорезь, рассекающая тёмно-серый купол его пополам, лишь усиливала это впечатление. Вокруг тихо, ни души, яркий травянистый покров тянулся во все стороны, покуда хватало глаз. Столицы отсюда не видно, пригорода тоже и, если бы не ведущая к питомнику широкая мощёная дорога, можно было бы вообразить, будто исполинская эта, сотворённая иным разумом сфера сама поднялась из-под многих слоёв земли воспоминанием о давно ушедшей цивилизации.
– Наконец-то вы прибыли.
– Прибыли, – без особого оптимизма подтвердил Фабьен. – Только в толк взять не можем зачем.
– Здравствуй, Полина, – замечание сына Норвиль проигнорировал.
– Здравствуйте, лей дэ Белли.
– Зови меня по имени, – ласково предложил старший демон и за руку меня взял. – Теперь ты мне как дочь. Надеюсь, и я смогу заменить тебе отца.
Полагаю, не стоит уточнять, что родной папа меня устраивает целиком и полностью и другого мне не надо.
– В твоём мире у тебя остались родители? – Норвиль повёл меня к двустворчатой белой двери.
– Да.
– Есть ли братья или сёстры?
– Сестра. Младшая. Катя… Екатерина.
– Был ли у тебя избранник?
Какой своевременный вопрос!
– Нет.
– Прекрасно, – Норвиль первым преодолел полукружия двух ступеней и распахнул передо мной одну створку.
По ту сторону порога обнаружилось нечто вроде проходной, только без обязательного охранника, скучающего за столом перед мониторами.
– Зачем ты сюда нас позвал, отец? – спросил Фабьен за моей спиной, но ответом его опять не удостоили.
Проходная сменилась небольшим пустынным залом с белыми стенами.
– Я не мог не заметить твоего питомца… – продолжил Норвиль тем же подозрительно ласковым тоном.
– Тото?
– Да, его. Мне показалось, или твой пёс не совсем… обычный?
– Тото… механический. И, возможно, немного волшебный.
Однако в последнем пункте я не уверена, потому как тонкости здешнего сочетания механики и магии мне по-прежнему неведомы.
– Он не из твоего мира.
– Нет, что вы. В моём мире, конечно, пытаются изобрести роботов… есть роботы-пылесосы и ещё ИИ, то есть искусственный интеллект, нейронка… но вот чтобы таких собак делали, чтобы точь-в-точь как настоящие… о таком я не слышала. Это подарок.
Которая из рысьего семейства? Рысей там… много.
Впрочем, на визит незнакомой мне старшей сестры Джулиэль можно не рассчитывать.
Да и Мэйо ждать не стоило.
Никейя тоже вряд ли пожалует без веской на то причины, так что остаётся только…
Когда я вышла в холл, Джулиэль как раз закончила натягивать лёгкое белое платьице свободного покроя, прихваченное, вероятно, дабы быстро и без лишних препон его надеть после смены ипостаси. Девушка торопливо одёрнула подол, неловко пригладила растрепавшиеся светлые волосы и воровато огляделась.
– Здрасьте.
– Здравствуй.
Сколько времени прошло с момента нашего с Ри возвращения из Карритона? Немного. В питомнике мы с Фабьеном и часу не провели, а путь через порталы больше минуты в одну сторону не занимает. И Джулиэль так быстро подумала, всё взвесила и приняла решение?! Понимаю, дело молодое, а дева порывиста и неудержима, что ветер, но не настолько же, чтобы к верному решению за пять минут приходить?
– Ой, у вас есть дракон! – насупленное девичье чело разгладилось, и Джулиэль опустилась на корточки.
Драконица вылетела из-за моих ног и бросилась к гостье. Шумно обнюхала её и встала на задние лапы, положив передние на колени девушке. Кажется, ещё чуть-чуть и хвостом закрутит как пропеллером, Тотошке под стать.
– Ещё у меня собака есть, – зачем-то сообщила я.
– Которая подарок моего дяди? Так она же механическая, а механизмы это скучно и неинтересно. Живой дракон куда лучше, – Джулиэль принялась наглаживать драконицу со всех сторон, пока та по-кошачьи пыталась поддеть мордочкой её ладонь и подставить под ласку голову. – Я настоящих драконов почти не видела, только дракона старого дэ Белли однажды и то издалека. На них сейчас редко летают… это потому, что их очень дорого содержать, и они пережиток старой эпохи. Дядя говорит, что будущее за мобилями и механизацией.
– Ну да, – вынужденно признала я. – А потом оглянуться не успеете, как Скайнет захватит мир.
– Кто захватит?
– Никто, – я подошла ближе. – Джули, ты уже… подумала?
– Ага.
– Так быстро?
– А чего тут думать? Кер говорит, мысли в моей голове рождаются скоренько, а с языка слетают и того скорее.
Охотно верю.
– И ты прибежала сюда…
– Да. Пока дядя не видит, и мама занята. Потом, когда все домой вернутся, уже несподручно будет.
Хотелось полюбопытствовать, как там дядя её поживает, полегчало ли ему за прошедшие пару часов, но вспышку интереса к чужому самочувствию я задавила. Мэйо сказал, что ошибся, а мне оно вообще ни к чему. Я вроде как замуж выхожу, за двоих сразу, и для третьего мужа место в этом многогранном брачном союзе не предусмотрено. Да и зачем, если, кроме симпатии и двух недосвиданий, между нами ничего толкового не было?
– Что ты решила?
Джулиэль отодвинула драконицу в сторону и рывком поднялась.
– Я хочу стать вашей ученицей!
– А переписка с Клайдом, то есть Нестором? – уточнила я настороженно.
– Вы правы, – безапелляционно заявила девушка. – Он мне не пара. Он старше меня, он человек и его покойный отец настаивал на другой кандидатке в супруги. Я на роль этой кандидатки не гожусь, и он не походит на мужчину, достойного стать моей парой. Вдруг я скоро истинного встречу? А так скорее вырву всё с корнем – скорее сердце успокоится и бумагу попусту марать не надо. И родителей не расстрою знакомством с совершенно неподходящим мне избранником. Они вообще о нём никогда не узнают… если вы им не расскажете, конечно.
– Не расскажу.
Только почему зреет ощущение подвоха нехорошего, под носом затаившегося? Не могло ведь всё быть так складно да ладно, ещё и повернуться на сто восемьдесят градусов за пару часов.
– Славненько, – широко улыбнулась Джулиэль и снова огляделась, на сей раз с нескрываемым интересом и энтузиазмом. – Когда начнём?
– Э-э…
– Ой, да, точно! У вас же свадьба совсем скоро… тогда сегодня не получится, жаль. И я дома никого не предупредила. О, давайте завтра, ладно?
– Ну-у…
Драконица пропихнулась между нами, толкнула меня хвостом, привлекая внимание, и требовательно посмотрела на меня. Может, её кормить пора? Наверняка в питомнике её с братьями кормили по расписанию, строго в определённое время.
Или ей лоток нужен? Или выгул?
Или в этом отношении драконы всё же ближе к лошадям, нежели к кошкам и собакам?
– А где? В Белли? Здесь места много… а давайте вы к нам придёте? У нас тоже места хватит, вы сами видели. Я маме с папой скажу, они вам только рады будут. А о дяде не волнуйтесь, он сегодня же в Торн вернётся. В конце концов, у него там лавка, мастерская его… не бросит же он всё? Сегодня ещё голову проветрит маленько, лапы разомнёт и совсем прежним станет…
– Джули, – попыталась я втиснуться в поток мыслей, скороговоркой слетающих с языка оборотницы безо всякого предварительного оформления в белокурой голове, – а давай начнём… после моей свадьбы?
Не прекратил.
И в Торн мы таки поехали тесной, дружной компанией.
Но если Джулиэль рассчитывала, что за время, проведённое в пути, мы с Мэйо разговоримся, отбросим возможные недопонимания и срастим разделившую нас трещину, то она ошиблась.
Всю дорогу мы молчали.
Молчал Мэйо, сосредоточенно следивший за дорогой.
Молчала я, на всякий случай смотревшая куда угодно, только не на оборотня.
Молчала слегла позеленевшая Ри на заднем сиденье, которую укачало на неровностях и ухабах дороги, соединяющей Карритон и Торн.
Молчала сидевшая рядом со мной драконица, увлечённая изучением всего, что проплывало за окном.
Без устали болтала лишь Джулиэль да Тото, соглашавшийся с ней на своём собачьем языке.
Готовыми свадебными платьями в Торне торговали только в универмаге, куда Мэйо нас и привёз. Ри из машины выбралась с немалым трудом и при моей поддержке и минуты две-три стояла, вцепившись одной рукой в лесенку и покачиваясь тонким деревцем на ветру. Зверинец пришлось оставить в салоне – заходить в магазин с собакой нежелательно, с драконом тем более. Надеюсь, драконица с пёсиком на пару ничего в салоне не сломают, не погрызут, не испортят механизмы и сами не поранятся.
– Ты, наверное, лавку сегодня не открывал? – спросила Джулиэль, вертя головой по сторонам так, словно впервые в жизни оказалась в Торне.
– Не открывал, – Мэйо мрачно покосился на двухэтажное здание универмага, будто тот был его личным злейшим врагом, затем обеспокоенно глянул на фею. – С вами всё в порядке?
– Нет… – пробормотала Ри, отцепилась от лесенки и согнулась пополам.
– Ой, – скривилась Джулиэль.
Я шагнула к фее, придержала распущенные рыжие волосы, норовящие упасть по обеим сторонам её лица.
– Чтоб я… ещё раз… залезла в это чудище безголовое… – Ри выпрямилась, откашлялась. – А говорят, мобили – это быстро, надёжно, удобно… почти как порталы, только куда доступнее… тьфу на такую доступность.
Я обхлопала карманы штанов и вспомнила запоздало, что влажные салфетки остались в сумке. Да-да, той самой сумке, которая вместе со мной не переместилась.
Ри подтянула висящую на бедре сумочку, достала обычный льняной платочек, промокнула губы.
– Может, ну его? – предложила я с робкой надеждой. – Как-нибудь в следующий раз приедем, выберем…
– Нет уж, – фея смерила меня возмущённым взглядом. – Сколько можно откладывать? Дел ещё полно, а Фабьен и не чешется… Вы идите, а я следом… глотну немного свежего воздуха и за вами поспешу… как только мутить перестанет.
Мы пошли.
Вернее, поплелись нога за ногу, потому что единственным в нашей компании, кто преисполнился интересом к цели визита, была Джулиэль. Она убежала вперёд, дабы побыстрее найти нужное место, и показать нам с Мэйо, куда идти. Универмаг Торна не сильно отличался от маленького торгового центра средней руки. Разве что вместо магазинов здесь были небольшие отделы, и отсутствовали галереи, кафе и непременный сетевой продуктовый. Сияли стеклянные витрины, полные товаров на вкус и цвет, профессионально дружелюбно улыбались продавщицы, одетые в одинаковые синие платья, зеленели фикусы в высоких кадках. Отдел с многозначительным названием «Счастье брачного союза» располагался на втором этаже, удалённый от центральной лестницы, между отделами женского нижнего белья и парфюмерии. Размерами не отличался, широтой ассортимента тоже. Мне даже присматриваться к нарядам не пришлось, я с порога оценила весь десяток представленных платьев. Пока Джулиэль с восторгом разглядывала и щупала каждое, а консультант, вынырнувшая из отдела нижнего белья, нахваливала ассортимент и предлагала потенциальной покупательнице то один вариант, то другой, я поняла страшное.
Ничего из этого я не надену.
Тем более на собственную свадьбу.
Нет, если лишь бы что-нибудь натянуть, прибежать на регистрацию, расписаться и убежать, то, разумеется, любое сойдёт. Но у нас же предполагается приличная церемония в храме, праздничный ужин – или обед, – гости… пусть даже состоящие исключительно из ближайших родственников женихов… и фотосессия для прессы, как у их пап и Мариэтты. Всё-таки Фабьен какая ни есть, а личность медийная по-своему… ну как медийная? В рамках этого мира медийная. И ещё поездка на лимузине… тьфу, то есть в ландо, а оно открытое, всем прохожим на обозрение… И вообще, не так я всё себе представляла, ох, не так.
– Я не хочу замуж, – простонала я жалобно.
– Что, простите? – похоже, Мэйо решил, что неправильно меня понял. Расслышать-то он расслышал распрекрасно, но мало ли что непостоянная женская душа в виду имела.
Консультант окончательно уверилась, что счастливая невеста тут Джулиэль, потому как едва удостаивала нас с Мэйо вниманием.
– Я не хочу замуж, – повторила я. – Или хочу, но не так. Я и раньше не то чтобы прямо рвалась в этот замуж… так, в некой отдалённой перспективе. А после тридцати пяти вообще подумала, ну его нафиг, замуж этот… не зовут, и чёрт бы с ним. А теперь говорят, надо, Поленька, надо. Ещё и за двоих сразу. При всём том, что один жоних меня меткой заразил, а другой нос воротит, будто девица в браке по принуждению.
Целитель всё-таки понадобился.
Фабьен не стал полагаться на собственные скудные познания в медицине, сгрёб бессознательного Дима в охапку и потащил порталом к врачу. Правда, не к единственному на весь Карритон доктору, в кабинет, где тот принимал, а в целительский корпус Торна. Не столичный, конечно, но хотя бы занимающий отдельное двухэтажное здание, с полудюжиной врачей разных направлений и двумя палатами. Я отправилась с Фабьеном. Ри осталась в замке, сторожить зверинец и оценивать убытки.
Через полчаса ожидания в фойе к нам вышел старший целитель с вердиктом.
Некромант отделался неопасными для жизни гематомами, царапинами на руках и лёгким сотрясением головного мозга. Повреждения тонкого тела незначительны и на магическом уровне не скажутся, хотя от всякого рода сомнительных некромантских экспериментов в ближайшую неделю желательно воздержаться. Дима оставят здесь на ночь для наблюдений и проверки, и если вдруг ему не станет хуже, то завтра его выпишут. И если мы хотим, то можем проведать больного.
Больной лежал в палате на четырёх человек, небольшой, но чистой, с приличного вида постельным бельём на кроватях и окном, выходящим во дворик перед зданием. А то, помнится, довелось мне в каком-то фильме про викторианскую эпоху видеть палату в больнице для бедных, забитую длинными рядами коек с грязным бельём и больными, до которых никому не было дела. Понимаю, фильм был художественный, не документальный, а они нечасто блещут строгой исторической точностью, однако сомневаюсь, что в этом аспекте постановочная сцена сильно расходилась с суровой действительностью.
Дима успели переодеть в больничную распашонку и густо обмазать все открытые части тела чем-то грязно-зелёным, но не зелёнкой. Всклоченный, нахохлившийся, что мокрый воробей на ветке, с мрачным лицом, раскрашенным в стиле коммандос, и в просторной белой рубахе на шнуровке, выглядел он одновременно и жутковато, и забавно. Кроме Дима, других пациентов в палате не было.
– И что ты устроил? – вопросил Фабьен, убедившись, что взгляд Дима вполне осмыслен.
– Неудачный эксперимент, – неохотно отозвался некромант.
Глянул на меня исподлобья и вовсе глаза отвёл.
– Белли, конечно, крепкий замок и за века повидал немало, но всё же не стоит раз за разом испытывать его на прочность, – нарочито добродушно заметил Фабьен.
Попытка разрядить обстановку пропала втуне, расписанное тёмными полосками некромантское чело так и осталось смурным.
– Больше никто не пострадал?
– Только ты.
– Хорошо.
– Врач… то есть целитель сказал, что всё пучком, до свадьбы заживёт, – заверила я преувеличенно бодро.
А потом сообразила, что Димовы синяки как раз к свадьбе и сойдут. И что в нашем случае выражение «до свадьбы заживёт» смысл имеет самый прямой.
Дим поднял руку и внимательно осмотрел перевязанную ладонь.
– Действительно.
Мы с Фабьеном переглянулись.
– Завтра тебя выпишут, – добавила я неуверенно.
– Хорошо.
– Вернёшься домой…
– Хорошо.
Отличная супружеская жизнь нас ждёт. Просто замечательная! Я беспокоилась о нём, изводилась в ожидании новостей, думала, как бы не случилось чего непоправимого, потому что вряд ли подобные взрывы могут обходиться без последствий для оказавшегося в эпицентре, а этот… с позволенья сказать, магикус великус полусидит-полежит на больничной койке и нос от меня воротит, словно взрыв – исключительно моя вина.
– Ди-им? – раздражённым движением я скрестила руки на груди и посмотрела на него в упор.
– М-м? – он пошевелил пальцами.
– А не пойти ли б тебе?
– Куда?
– Далеко. И надолго. По матушке посылать, так уж и быть, не стану, но сугубо чтобы не оскорблять эту незнакомую мне женщину. Зае… – вот так и начинаешь материться к месту и не очень! И я поспешила исправиться: – Задолбал ты уже не знаю как. Вроде и за благое дело пострадал, ради меня старался, но рожа у тебя всякий раз такая, будто я тебя к этому самому делу благому принуждаю. Не хочешь – не делай, я тебе хоть раз хоть одно слово упрёка сказала? Сам заверил, что в ближайшую пятилетку мне ваш мир расчудесный не покинуть, я приняла, смирилась и успокоилась. А ты всё как Тото после завода бегаешь, прыгаешь, телодвижения какие-то непонятные совершаешь и пытаешься меня взад вернуть. Но на кой ляд, если сам же утверждал, что это невозможно? Просто так, как одна моя бывшая начальница повторять любила: «Делайте что-нибудь»? А потом сам же морду козью корчишь, не говоря уже, во что повседневное общение превратилось. Знаешь, Димочка, давай ты сам со своими тараканами разберёшься и не будешь их на меня вывалить. У меня собственных хватает и нет желания ещё и чужих к ним присовокуплять.
Я развернулась и вышла из палаты под ошалевшими от сего монолога мужскими взглядами.
И из больницы.
Нет, Димыч реально охренел. Серьёзно. И впрямь чуть не убился, а сидит теперь – ну чисто зайка всеми обиженный.
Тоже мне, зайку бросила хозяйка – под дождём остался зайка…
За деревянной дверцей в невысокой каменной ограде, окружающей целительский корпус, бежала улица, не такая широкая, шумная и суетливая, как столичные её товарки. День степенно клонился к закату, и небо светлело, щедро орошённое золотом там, где солнце заканчивало свой путь, и тронутое тёмной синевой там, откуда подступала ночная темнота. Я покрутила головой, прикидывая, куда идти и надо ли куда-то идти с учётом факта, что в городе я не ориентируюсь и идти мне в общем-то некуда.
С прошлого моего визита в демонскую опочивальню – а я в комнату Фабьена не совалась с тех пор, как заходила метку показать, – изменилась она несильно. Огонь в камине разожжён, верхний свет выключен и спальню озарял лишь неяркий свет пузатых настольных ламп. Лёгкий ветерок, проникающий через приоткрытое окно, трогал складки тёмно-зелёных портьер и шевелил кисточки жёлтых шнуров.
Пропустив меня вперёд и убедившись, что Эсме с Тото не увязались следом, Фабьен закрыл дверь и прошёл мимо меня в гардеробную. Что ж, сразу раздеваться не предлагает и то хлеб.
Или нет.
Не знаю.
Оглядев спальню, ставшую свидетельницей столь значимых, в определённой степени поворотных моментов моего пребывания в этом мире и в этом замке, я почему-то испытала досаду. С горкой сожаления и капелькой разочарования.
Понятно, что сегодня меня в спальню зазвали отнюдь не ради того, чтобы предаться в ней пороку и разврату в разных позах. В конце концов, возможностей для свершения оного у Фабьена было множество и сомнительно, чтобы всё это время его останавливало сугубо наличие Дима под боком или благородный порыв не домогаться меня до свадьбы. Раньше-то, сколь помню, не больно его тормозил Дим и понимание, что я ему не жена, не невеста, даже не возлюбленная и вообще в его доме на птичьих правах. Зато сейчас всё так сдержанно, прилично, что аж челюсть сводит.
И кстати, о первой брачной ночи в условиях многомужнего союза. Когда женщина выходит замуж за двоих поочерёдно, с временным интервалом, то всё понятно. А вот когда к алтарю отправляются сразу втроём, тогда как вопрос разделения спальни в первый раз решают? По старшинству идут или предполагается секс втроём?
За каким-то чёртом я представила.
В подробностях.
В ярких, сочных красках и в меру собственной испорченной фантазии. Чтобы один целовал и ласкал с анфаса, так сказать, а другой со спины. Дим, правда, из этого уравнения норовил выпасть, потому как вторая пара мускулистых мужских рук, скользившая по моему телу, едва ли могла принадлежать ему…
В результате, когда Фабьен вышел из гардеробной, то застал меня медитирующей на кровать с наверняка потерянным глуповатым выражением на лице. Он и сам с настороженным удивлением присмотрелся к собственному ложу, но не увидел ничего, чего бы не видел раньше.
– Полина?
Я моргнула и попыталась отбросить дурацкие, неуместные эротические фантазии.
Дожила, называется. Почти что на старости лет начала грезить о тройничке. Хорошо хоть не о целой оргии с собой в главной роли…
– Прости, задумалась, – призналась я и повернулась к Фабьену.
– О чём? – кажется, демон сообразил, что вряд ли можно думать о возвышенном, когда таращишься с таким лицом на кровать. Особенно на кровать, на которой конкретно я занималась исключительно одним-единственным делом.
– Да так… глупости всякие.
Фабьен качнул головой, то ли не одобряя глупостей, появляющихся при виде обычной кровати, то ли удивляясь, что они в принципе у меня заводятся. Затем шагнул ко мне, и я заметила, что он вертит между пальцами маленький чёрный предмет.
– Мой отец был прав, – судя по напряжённому, вымученному тону, признавать родительскую правоту Фабьен не любил. И когда всё же приходилось соглашаться с отцом, делал он это крайне неохотно, через силу. – Я должен был сделать тебе подарок, достойный тебя…
– Ты уже сделал, – перебила я поспешно.
– Дракона подарил мой отец.
– И что, он не считается?
– Дракон – не совсем то. И я бы не стал выбирать живого дракона в качестве дара избраннице, не суть важно, крылатой ли, нет. К тому же брачные традиции людей несколько отличаются от наших. Людям важны внешние знаки, символы, дары, которые могут быть всегда при них, видимые всякому глазу. Они не могут полагаться на нюх, подобно зверолюдям, или как-то иначе чуять метки, – Фабьен наконец перестал крутить неведомый предмет, и я поняла, что это.
Мешочек из плотной чёрной ткани, похожий на подарочный.
Фабьен развязал узелок, растянул горловину и вытряхнул на раскрытую ладонь кольцо. Узкий ободок, золотой по виду, увенчанный полупрозрачным круглым камушком насыщенного синего цвета. Может, сапфир, может, топаз, может, камень из числа местных, названия коих ни о чём мне не говорили.
– Правда, не стоило, – смутилась я.
– Стоило, – Фабьен потянулся ко мне, и руку я всё-таки подала.
Правую.
А потом и левую, сообразив, что не спросила у Ри, на которую верхнюю конечность местные традиции предлагают колечко надевать.
Фабьен выбрал левую. Наверное, потому, что с сердцем связана. Но кольцо надел на безымянный палец, как я привыкла. Я подняла руку повыше, рассматривая новый нежданный подарок.
– Красивое.
Он кивнул, глядя не на кольцо, но мне в лицо.
– Спасибо.
– Пустое.
Не такое уж пустое. Кажется, это первый подарок от Фабьена, попадающий под определение именно подарка, дара, в который вложена не только энная сумма денег докучливой необходимостью, но и душевный порыв, искреннее желание порадовать получателя.