Мой кабинет это пространство, где каждая деталь подчинена строгому порядку. Шкафы из темного дерева, аккуратные стопки дел на полках, хрустальная пепельница (я не курю, но клиенты иногда нервничают). На столе – компьютер с двумя мониторами, блокнот в кожаном переплете и ручка Montblanc – подарок от довольного клиента после выигранного дела.
Утро началось с разбора почты. Письма, запросы, уведомления из судов. Я просматриваю каждое, отмечая важное. Кофе – черный, без сахара. Он должен быть крепким, как моя позиция в зале суда.
Первая клиентка – Анастасия Львовна. Женщина в дорогом пальто, с шикарным маникюром и стрижкой. Она плачет или делает вид.
- Итак, давайте еще раз, только уже без слез. Хорошо? – протягиваю ей коробку с салфетками. Она кивает, вытирает слезы, но я вижу – макияж не пострадал, отличная тушь, дорогая.
Ее история стандартна: муж, любовница, "неожиданное" обнаружение. Но когда я спрашиваю про доказательства, слезы мгновенно высыхают. Она листает телефон, демонстрируя фото. Слишком много, слишком... постановочных, будто он позировал.
- Отлично. Отправьте их мне.
Она хочет половину имущества. И яхту. Конечно, яхту.
После ее ухода кабинет наполняется тишиной. Я набираю воду в стакан, смотрю в окно. Солнце отражается в стеклянной поверхности, и я ловлю себя на мысли, что мне плевать на ее драму. Моя задача – закон, а не эмоции.
Следующий клиент бизнесмен, пытающийся вывести активы перед разводом. Потом консультация по наследству. Бумаги, подписи, холодный расчет.
Вечером, когда офис пустеет, я остаюсь одна. Проверяю документы, которые завтра пойдут в суд. Кофе уже остыл, но я допиваю его.
Мой мир это цифры, статьи и факты. И я предпочитаю, чтобы всё было именно так.
Только я собрала папки в сумку, проверила, выключена ли кофеварка, и потянулась за пальто, как зазвонил телефон. Взглянула на экран: «Ольга».
Приятельница. Нет, даже не так, старая знакомая. Я не называю людей «подругами». Подруги это слишком личное, слишком... обязывающее. А у меня в жизни есть только четкие категории: клиенты, коллеги, знакомые. И Ольга где-то на границе между «знакомой» и «человеком, с которым иногда можно выпить вина».
Поднесла трубку к уху, даже не успев сказать «алло», как в динамике уже раздался её звонкий голос, чуть захлёбывающийся от возбуждения.
- Ириш, ты дома?
- Нет ещё, в офисе.
- О, отлично! Значит, ещё не устала! - Она даже не спрашивает, устала ли я вообще. Ольга всегда говорит так, будто её реальность единственно возможная, а все остальные просто ещё не осознали, как им повезло в ней оказаться.
- Пошли в караоке! Прямо сейчас!
Я закатила глаза, хотя знала, что она этого не видит.
- Оль, нет. У меня завтра три заседания, я даже документы не все проверила…
- Ну и что! Ты же не в суд идёшь, а на пару часов расслабиться! – Она сделала паузу ровно настолько, чтобы вдохнуть, и тут же продолжила атаку. - Давай хоть на полчасика? Ты же знаешь, что я одна не пойду, а там классный новый зал открыли, с караоке-боксами…
Я прикусила губу. Не хотелось никуда идти. Хотелось домой, в тишину, где можно снять туфли, налить вина и просто молча пролистать дела на завтра без этого вечного ольгиного «давай-давай». Но она не сдавалась.
- Ирин, ну пожа-а-алуйста…
В её голосе была та самая нота, которая всегда действовала на меня, как скрип несмазанной двери, не больно, но противно до мурашек. Я вздохнула.
- Ладно. Пошли. Говори, куда подъехать.
Ольга тут же взвизгнула от восторга и начала быстро диктовать адрес, словно боялась, что я передумаю. А я уже жалела, что согласилась.
Но что поделать, иногда даже мне приходится делать вид, что я умею «расслабляться». Хотя бы для приличия.
Мы сидели в уютном полумраке караоке-бара, мягкие диваны, мерцающие огоньки гирлянд. Ольга уже успела заказать вино и несколько закусок, а теперь с азартом листала плейлист, периодически восклицая: "О, это же классика! Надо спеть!"
Я молча наблюдала за ней, потягивая прохладное белое. В голове уже прокручивала список дел на завтра, но Ольга, как всегда, не собиралась оставлять меня в покое.
- Ирин, хватит киснуть! - она ткнула пальцем в мое плечо. - Твоя очередь!
Я нахмурилась.
- Я не пою!
- Ну вот еще! - Ольга фыркнула и сунула мне микрофон. - Ты же мне сто раз рассказывала, что в детстве мечтала о сцене!
Я замерла. Да, было такое, давно.
Вспомнились те дни, бесконечные гаммы, ноты, выученные до автоматизма, и Вера Константиновна, строгая, с вечной недовольной складкой у рта. Я так старалась. А потом пришла к ней, робко попросила помочь с подготовкой к поступлению в музыкальное. И услышала: "У тебя ничего не выйдет. Музыка - это не твое."
Тогда я сожгла все ноты. И решила, что больше никто и никогда не скажет мне, что что-то - "не мое".
- Ладно, - я резко встала, сжав микрофон. - Но только одну.
Ольга зааплодировала, а я медленно поднялась на маленькую сцену. Экран передо мной замигал, начался отсчет, и зазвучала музыка. Я закрыла глаза и запела.
Голос, который годами копился где-то глубоко внутри, вырвался наружу, чистый, сильный, с легкой хрипотцой от долгого молчания. Я не пела с тех самых пор, как бросила фортепиано, но тело помнило.
Помнило, как держать дыхание, как вести фразу, как чувствовать каждую ноту.
Я пела и вокруг будто стихло. Даже Ольга замолчала, уставившись на меня широкими глазами.
А я вдруг вспомнила, каково это - стоять перед воображаемым залом, чувствовать, как музыка течет сквозь тебя, как каждая нота отзывается где-то в груди. Последний аккорд и тишина.
А потом взрыв аплодисментов, даже от соседних столиков.
- Боже, Ира... - Ольга ахнула. - Ты... Ты же просто...
Я, молча, спустилась со сцены и поставила микрофон на стол.
- Я же говорила, что не люблю караоке, - сухо бросила я.
Но внутри что-то дрогнуло, что-то старое, что-то, что я давно заперла в самом дальнем ящике памяти.
Сознание возвращалось ко мне мучительно медленно, словно я продиралась сквозь плотную завесу из ваты. Первое ощущение острая, пульсирующая боль, будто в череп вбили раскаленный гвоздь. Я застонала, и тут же вздрогнула от звука собственного голоса. Это был не мой голос.
Не мой уверенный, слегка хрипловатый тембр, к которому я привыкла за годы судебных заседаний. Это звучал чужой голос, более высокий, с легкой дрожью и странной писклявой ноткой, будто у подростка, чей голос только ломается. А еще слышался шум, много шума. Словно кто-то сжимал бумагу, пытаясь её разорвать.
- Откуда столько шума? - прошептала я, и снова этот чужой голос заставил меня содрогнуться.
Я резко открыла глаза, мир перевернулся. Потолок не мой привычный, гладкий с современной люстрой. Передо мной простирался высокий свод, украшенный замысловатой лепниной в виде виноградных лоз, с массивной позолоченной розеткой посередине. Оттуда свисала хрустальная люстра, чьи подвески тихо позванивали от сквозняка.
Я перевела взгляд вниз и увидела кровать. Не моя удобная кровать с ортопедическим матрасом. Передо мной возвышалась широкая деревянная кровать с резными колоннами и балдахином из тяжелого бархата. Я лежала на груде шелковых подушек, утопая в покрывале с вышитыми золотыми нитями розами.
На окнах были тяжелые шторы, темно-бордовые, с массивными кистями, пропускающие сквозь себя полосы солнечного света. Лучи падали на пол, выхватывая из полумрака паркет с замысловатым узором.
Вокруг меня девушки, их было пятеро. Они сидели вокруг меня на стульях с гнутыми ножками, одетые в пышные платья с узкими корсетами, которые делали их талии неестественно тонкими. Их прически были высокими и сложными, украшенными лентами, цветами и даже небольшими перьями. Они смотрели на меня с беспокойством, но в их глазах читалось и что-то еще, ожидание? Нетерпение?
- Эйлина! Ты пришла в себя! Наконец-то! - воскликнула рыжеволосая девушка, сидевшая ближе всех. Она схватила мою руку, и я почувствовала, как ее холодные пальцы сжимают мои.
Эйлина?
Я резко села, и мир на мгновение поплыл перед глазами. В висках застучало, а в ушах зазвенело. Я услышала шум, легкий, шелестящий, будто кто-то перебирает шелк. Опустила взгляд. Платье! Белое свадебное платье!
Пышная юбка, расшитая жемчугом и кружевами, корсет, стягивающий мою талию так, что дышать было тяжело. Я прикоснулась к ткани, она была прохладной и гладкой, явно дорогой.
- Что... - я схватилась за голову, но вместо привычных коротких волос почувствовала под пальцами мягкие локоны, уложенные в сложную прическу.
- Эйлина, ты как? - спросила блондинка с голубыми глазами, наклонившись ко мне. - Ты упала в обморок прямо перед церемонией!
- Церемонией? - мой голос дрогнул.
- Ну да! - рыжая снова схватила меня за руку. - Ты же сегодня выходишь замуж за герцога!
Герцога?
Я посмотрела на свои руки, это не мои руки. Они были более тонкие, изящные, с аккуратными ногтями. На одном из пальцев сверкало кольцо с крупным сапфиром.
- Зеркало, - хрипло сказала я.
Девушки переглянулись.
- Ты уверена? - спросила блондинка. - Ты все еще бледная...
- Зеркало! - мой голос прозвучал резко, почти истерично.
Темноволосая девушка молча встала и подошла к туалетному столику, где стояло небольшое ручное зеркало в серебряной оправе. Она подала его мне, и я с дрожью в пальцах поднесла его к лицу. В отражение было совершенно чужое лицо.
Большие карие глаза, обрамленные длинными ресницами. Тонкие, изящно изогнутые брови, пухлые губы. Кожа фарфорово-белая, с легким румянцем на щеках.
- Это... не я... - прошептала я.
- Эйлина, что с тобой? - рыжая наклонилась ко мне, ее лицо исказилось беспокойством. - Ты же знаешь, как важен этот брак для твоей семьи! Ты ведь сама его хотела!
Я сжала зеркало так, что пальцы побелели. Что за чертовщина?
Я Ирина Львовна, адвокат! А не какая-то Эйлина в свадебном платье из... из какого-то исторического романа!
Но зеркало упрямо показывало мне другую! И тогда до меня дошло, я попала в чужое тело и, судя по всему, меня здесь ждет свадьба с герцогом.
Черт побери!
*****************************************************
Приветствую вас в своей новой истории!
Если вы хотите поддержать автора, пожалуйста, добавте книгу в библиотеку.
Поставте "Мне нравится", и подпишитесь на автора. Моя муза будет вам благодарна!
- Она пришла в себя? - раздался за дверью низкий, властный голос.
Я вздрогнула, когда в комнату вошла пожилая дама в строгом платье из темно-синего бархата. Ее седые волосы были убраны в тугой пучок, а на шее поблескивало массивное ожерелье с рубинами. Взгляд острый, оценивающий.
- Эйлина, милая, вставай! Все тебя ждут!
- Ждут... где? - мой голос прозвучал хрипло, будто я наглоталась пепла.
Дама приподняла бровь.
- Как где? В храме, конечно.
Она щелкнула пальцами, и девушки тут же подхватили меня под руки, заставив встать. Их пальцы впивались в мою кожу сквозь тонкую ткань платья слишком крепко, чтобы это можно было назвать простой помощью.
Я не сопротивлялась, мое тело двигалось автоматически, пока разум отчаянно пытался осознать происходящее.
Платье шелестело при каждом шаге, тяжелое от кружев и жемчугов. Корсет сдавливал ребра, заставляя дышать мелко и часто. Кто-то быстро поправил выбившиеся локоны из прически, вколол шпильку с жемчужиной.
- Ведите ее, - сказала пожилая дама, и меня потащили к двери.
Мы вышли наружу, и меня ослепил солнечный свет. Воздух был густым от аромата роз и лаванды. Дорожка, усыпанная лепестками, вела к массивному зданию в греческом стиле колонны, мраморные ступени, статуи, слишком много статуй.
Они стояли по обеим сторонам дорожки, мужчины и женщины в развевающихся одеждах, с пустыми глазами и странно искаженными лицами. Одни застыли в молитвенных позах, другие будто кричали. Я замедлила шаг, но девушки тут же потянули меня вперед.
- Не задерживайся, - прошептала рыжая.
Внутри храма было прохладно, высокие своды, расписанные фресками с изображениями каких-то ритуалов. Вместо привычных икон те же статуи, но здесь они выглядели еще более жутко. Их глаза, инкрустированные драгоценными камнями, следили за каждым моим шагом.
В центре стоял алтарь, увитый живыми цветами. Их лепестки были слишком яркими, почти кровавыми. За алтарем - священник.
Меня подтолкнули вперёд, и я очутилась у самого алтаря. Девушки, сопровождавшие меня, разом отпустили мои руки, сделав синхронный шаг назад, будто переступить эту невидимую черту перед алтарём значило нарушить какой-то древний запрет. Я осталась стоять одна в узком пространстве между древним священником в выцветшей белой рясе и... Им.
Тишина в храме была абсолютной, звенящей, почти физически ощутимой. Даже дыхание многочисленных гостей, замерших на резных деревянных скамьях, не нарушало эту гнетущую безмолвность. Казалось, все присутствующие превратились в каменные изваяния, подобные тем, что стояли вдоль стен храма. Только пламя сотен восковых свечей колыхалось, отбрасывая причудливые тени на стены.
Я медленно подняла голову, и моё дыхание перехватило. Он был не просто высоким, он возвышался надо мной, как башня. Мне пришлось запрокинуть голову так сильно, что заныла шея, чтобы разглядеть его лицо.
И оно совсем не соответствовало моим ожиданиям. Я видела резкий, благородный профиль, будто сошедший с полотен старых мастеров. Острый подбородок, слегка приподнятый вверх - в этом жесте читалось одновременно презрение и вызов. Высокие скулы, напряжённые, словно высеченные из мрамора рукой гениального скульптора. Светло-русые, почти льняные волосы, ниспадающие на высокий лоб мягкими прядями, которые, казалось, светились в тусклом свете свечей.
Но больше всего меня поразила чёрная шёлковая повязка, плотно закрывавшая его глаза. Она была из тончайшего шёлка, перехваченная у затылка серебряным узлом. Края её слегка колыхались, будто жили собственной жизнью.
"Он ничего не видит?" - пронеслось у меня в голове.
Моя рука непроизвольно потянулась к этой повязке, пальцы дрогнули в нескольких дюймах от его лица. Но я вовремя опомнилась и резко опустила руку, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.
В этот момент заговорил священник. Его голос, глухой и монотонный, словно доносился из глубины веков, наполняя пространство храма странными вибрациями. Я почти не различала слов - они сливались в однообразный гул, из которого выхватывались лишь отдельные, леденящие душу фразы:
"...соединяем кровью..."
"...навеки скреплённые..."
"...до последнего вздоха..."
"...нет возврата..."
Его костлявые, дрожащие пальцы с неожиданной силой схватили мою руку. В другой руке он держал небольшой серебряный нож с причудливыми узорами на клинке. Лезвие сверкнуло в свете свечей и я почувствовала острую боль на внутренней стороне запястья.
Я даже не вскрикнула, настолько неожиданным было это действие. Капля тёмно-красной крови упала на древний камень алтаря, впитавшись в его пористую поверхность с пугающей быстротой.
Затем он взял его руку.
Мой... муж?.. не сопротивлялся. Не дрогнул. Но я увидела, как его длинные пальцы сжались в кулак, когда лезвие коснулось его кожи. Капля его крови - странно тёмной, почти чёрной в этом свете - упала рядом с моей.
Священник соединил наши ладони. Наши раны соприкоснулись, и я почувствовала странное жжение - будто наша смешанная кровь впитывалась в кожу друг друга.
- Союз заключён! - провозгласил старик, и его голос внезапно наполнился нечеловеческой силой.
Где-то в глубине храма заиграла музыка - глухие, ритмичные удары барабанов, похожие на удары сердца, и жалобные, пронзительные звуки каких-то древних духовых инструментов. Эта мелодия вызывала странное чувство тоски и тревоги.
Но я не могла оторвать взгляда от его лица. От этой чёрной повязки, за которой скрывались... что? Глаза? Пустота? От его сжатых губ, белых от напряжения. От лёгкой дрожи, пробегавшей по его телу, которую, казалось, никто кроме меня не замечал.
"Кто ты? - лихорадочно думала я. - Почему тебя привели сюда насильно? Почему ты позволяешь всему этому происходить? Почему я сама ещё не сбежала?"
Гости начали подходить, чтобы поздравить нас, их лица расплылись в фальшивых улыбках. Но я продолжала смотреть только на него.
А давайте с вами немного познакомиться с нашими новыми героями.
Ирина Львовна, адвокат
Вот такой она теперь стала...
ЖЕНИХ
Свадьба
Свадьба бушевала вокруг нас, как безумный карнавал, где каждый гость играл свою тщательно отрепетированную роль. Длинные дубовые столы, покрытые белоснежными скатертями с серебряной вышивкой, изгибались между древними кленами, чьи ветви, усыпанные белыми цветами, образовывали живой шатер. На столах стояли изысканные блюда: жареные павлины с распушенными хвостами, кабаны с яблоками в зубах, пирамиды из экзотических фруктов. Но вся эта роскошь казалась мне бутафорией, декорацией к какому-то ужасному спектаклю.
Мы с «мужем» сидели во главе главного стола, словно король с королевой на шахматной доске - неподвижные, бесчувственные фигуры. Я украдкой наблюдала за ним сквозь тонкую вуаль, которую мне навязали перед пиром. Его профиль казался высеченным из мрамора, благородный лоб, прямой нос с едва заметной горбинкой, губы, сжатые в тонкую ниточку. Но больше всего меня тревожила черная шелковая повязка, скрывающая его глаза. Она была настолько плотной, что казалось, под ней вообще нет глазниц.
К нашему столу подошел молодой мужчина и воздух наполнился тяжелым ароматом мирры и чего-то еще, чего-то животного, первобытного. Его камзол цвета запекшейся крови переливался при каждом движении, золотые нити вышивки складывались в странные символы, от которых у меня слезились глаза. Бриллиантовые запонки сверкали так ярко, что было больно смотреть.
- Дорогой Джаспер! - его голос звенел, как стекло по камню. - И ты, милая Эйлина. Поздравляю вас со свадьбой! Желаю вам счастья и долгих лет жизни!
Он произнес мое имя с отвратительной слащавостью, растягивая слоги, будто пробуя на вкус. Его рука с бокалом из черного хрусталя поднялась в тост, и я увидела, как красное вино внутри плещется, словно живое.
Ответ Джаспера заставил меня вздрогнуть.
- Ха. Забавно.
Его голос, он проник мне под кожу, пробежал по позвоночнику холодными мурашками. В нем была первозданная сила горного потока и в то же время, хриплый шепот тени в кромешной тьме.
- Спасибо, - продолжил Джаспер тем же бархатным голосом. - Невесту ты прямо сейчас заберешь или подождешь конца свадьбы?
Я вцепилась в рукав Джаспера, когда почувствовала на себе взгляд этого человека. Нет, не взгляд прикосновение. Его глаза скользили по мне, как липкие щупальца, мысленно раздевая, оценивая каждую линию моего тела.
- Обязательно об этом сейчас так громко кричать? - прошипел он, но в его взгляде читалось лишь нетерпение.
- Никто меня никуда не заберет! - вырвалось у меня, и я крепче вцепилась в Джаспера.
Мой "муж" повернулся ко мне, и хотя его глаза были скрыты, я физически ощутила его взгляд, будто невидимые пальцы коснулись моего лица, исследуя каждую черту.
- Хорошей свадьбы, - бросил позолоченный гость и удалился, оставив за собой шлейф дорогих духов.
Когда я немного пришла в себя, то прошептала Джасперу.
- Кто это был?
Он наклонился так близко, что его губы почти коснулись моего уха, и прошептал в ответ.
- А ты словно не знаешь.
В его голосе звучало ехидство. Не успела я ответить, как где-то заиграла странная музыка, резкие звуки инструментов, напоминающих волынки, но куда более пронзительные. Гости пустились в пляс, их движения становились все более неистовыми, все менее человеческими. А мы оставались на своих местах - два островка тишины в этом бушующем море безумия.
Я посмотрела на наши руки, лежащие рядом на столе. Его бледные, с длинными изящными пальцами, покрытые едва заметными шрамами. Мои дрожащие, с аккуратными ногтями. Две чужие жизни, насильно сплетенные воедино, но зачем?
Когда последние гости начали разъезжаться, воздух наполнился запахом увядающих цветов и пыльных карет. Факелы у ворот бросали тревожные тени на стены особняка, а я стояла на мраморной лестнице, чувствуя, как холодный ветер играет с оборками моего свадебного платья.
И вдруг знакомый запах дорогих духов. Тяжелая рука обхватила мою талию, прижала к твердому телу. Его горячее дыхание обожгло мое ухо.
- Ты решила поиграть со мной?
Его голос был густым, как патока, но в нем слышалась угроза. По спине пробежали мурашки не от страха, а от омерзения. Я резко выпрямилась и громко, так чтобы слышали все оставшиеся гости, воскликнула.
- Вы пьяны!
Мои слова прозвучали, как хлопок бича. В мгновение ока вокруг воцарилась тишина. Даже факелы, казалось, перестали потрескивать. Его руки тут же отпустили меня, будто обожглись.
- Езжайте домой! - добавила я, подчеркнуто четко выговаривая каждое слово.
Гости замерли, превратившись в ряд застывших силуэтов. Я видела, как у некоторых округлились глаза, как дамы подняли веера к лицам. И тогда я почувствовала его - Джаспера. Он стоял в тени колонн, но теперь медленно повернул голову в нашу сторону. Его черная повязка казалась в этот момент особенно зловещей.
Я сделала три быстрых шага к мужу. Мои пальцы вцепились в его локоть, я прижалась всем телом, чувствуя под тонкой тканью его сюртука напряженные мышцы. Второй рукой я взяла его ладонь, переплела пальцы, пусть все видят, чья я теперь.
- Проблемы, дядя? - спросил Джаспер.
Его голос звучал спокойно, но в нем была стальная нотка, которую невозможно было не заметить. Позолоченный негодяй замер. Я видела, как его глаза - такие наглые минуту назад - теперь метались между мной и Джаспером. Он сделал театральный поклон.
- Прекрасной первой ночи молодоженам.
Его голос теперь звучал слащаво-вежливо, но я заметила, как дрогнул уголок его рта. Развернувшись, он удалился, его каблуки гулко стучали по мрамору.
Я не отпускала Джасперову руку, пока звуки его шагов не растворились в ночи. Только тогда осмелилась вздохнуть полной грудью. Но вместо облегчения почувствовала новую волну тревоги - ведь теперь нам предстояло остаться наедине.
**************************************************************
Дорогие мои!
Хочу познакомить вас с одним из наших участников литмоба
Последние кареты с грохотом удалились по мощеной дороге, оставив нас одних перед величественным фасадом замка. Я стояла, ощущая, как холодный ночной ветер играет с оборками моего свадебного платья, а передо мной высились черные силуэты остроконечных башен, теряющихся в ночном небе. Огромные витражные окна отражали лунный свет, превращаясь в слепящие зеркала.
Джаспер резко развернулся, его черный пиджак взметнулся, как крылья летучей мыши. Без единого слова он направился вдоль ряда мраморных колонд, ведущих вглубь замка.
- Эй, а ты куда? - мой голос прозвучал неестественно громко в внезапно наступившей тишине.
Он остановился, но не обернулся.
- Спать!
Я почувствовала, как комок подкатывает к горлу.
- А я?
Джаспер замер, затем медленно повернулся. Несмотря на повязку, я буквально ощутила тяжесть его взгляда.
- В какую игру ты решила играть, Эйлина?
- Ты хочешь оставить меня здесь? Одну? - Мои шаги зазвенели по мрамору, когда я бросилась к нему. - Я даже не знаю, где дом!
Он сделал широкий жест рукой, и его пиджак взметнулся, как крыло.
- Вот это всё мой дом!
Я окинула взглядом бесконечные галереи, теряющиеся в полумраке. Где-то в вышине хлопали ставни, а эхо наших голосов странно отражалось от древних стен.
- Отлично. Я с тобой!
Я схватила его руку с такой силой, что почувствовала, как напряглись его мышцы. Мои пальцы вцепились в его ладонь, словно утопающий хватается за соломинку.
Джаспер не сказал ни слова, просто продолжил путь. Мы вошли в огромный холл, где высокие своды терялись где-то в темноте. Хрустальные люстры, усыпанные сотнями свечей, заливали все вокруг золотистым светом, отражаясь в полированном мраморе пола. На стенах портреты предков, чьи глаза, казалось, следили за каждым нашим шагом.
Когда мы подошли к главной лестнице, я замерла от изумления. Широкая мраморная лестница взмывала вверх, как белая река, теряясь где-то на втором этаже. Резные дубовые перила были украшены причудливой резьбой странные существа, полулюди-полузвери, словно пытались вырваться из дерева.
Джаспер взялся за перила и начал подниматься. Я шла рядом, чувствуя, как подол моего платья цепляется за ступени. С каждой ступенькой сердце билось все сильнее, куда он ведет меня? Что ждет впереди? Но назад пути не было. Я сжала его руку крепче и подняла подбородок, что бы ни было впереди, я встречу это лицом к лицу.
Мы поднялись по широкой мраморной лестнице, и передо мной открылся бесконечный коридор, уходящий в темноту. Высокие потолки, украшенные фресками с изображением каких-то древних сцен, терялись в полумраке. Стены были обиты темно-бордовым штофом, потертым от времени, но все еще роскошным.
Сотни свечей горели в массивных канделябрах, расставленных вдоль стен через равные промежутки. Их колеблющееся пламя отбрасывало причудливые тени, которые плясали по стенам, словно живые существа. Двери по обе стороны коридора высокие, дубовые, с бронзовыми ручками в форме звериных голов казалось, вели в бесчисленные комнаты. Некоторые были приоткрыты, и из щелей лился мягкий свет, будто кто-то ждал нас внутри.
Мы шли медленно, наши шаги глухо отдавались на толстом ковре, устилавшем пол. Я не сводила глаз с Джаспера, его высокая фигура казалась еще более мрачной в этом мерцающем свете. Он не оглядывался, не говорил ни слова, но я чувствовала, как его пальцы слегка сжимают мои, будто невольно ища контакта.
Наконец мы достигли конца коридора. Здесь стояла последняя дверь такая же массивная, как и все остальные, но украшенная серебряными узорами, изображавшими переплетающиеся ветви. Джаспер остановился и повернулся ко мне.
- Это твоя спальня.
Его голос был тихим, но в тишине коридора он прозвучал отчетливо. Я посмотрела на дверь, затем на него.
- А ты куда? - спросила я, хотя сама не понимала, зачем.
Он слегка наклонил голову в сторону следующей двери, расположенной буквально в двух шагах.
- Моя спальня следующая.
Я почувствовала странное облегчение. Он не оставлял меня одну в этом бесконечном лабиринте.
- А… ну, доброй ночи.
- Доброй.
Он слегка кивнул, затем развернулся и направился к своей двери. Я наблюдала, как он открывает ее, как свет из комнаты на мгновение озаряет его профиль, а затем щелчок замка.
Я осталась одна перед своей дверью. Сердце билось громко. Я взялась за холодную ручку, глубоко вдохнула и вошла. Передо мной открылась комната, залитая мягким золотистым светом. Огромная кровать с высокими резными столбиками из темного дерева стояла в центре, укрытая балдахином из струящегося серебристого шелка. Он колыхался от сквозняка, словно живой, отбрасывая на стены причудливые тени.
Камин в дальнем углу уже был растоплен языки пламени играли за ажурной решеткой, наполняя комнату теплом и легким потрескиванием. Над камином висело зеркало в позолоченной раме, такое большое, что в нем отражалась почти вся комната.
Рядом с кроватью стоял туалетный столик с инкрустированной столешницей. На нем аккуратно разложены флаконы с духами, щетки для волос с перламутровыми ручками и маленькая шкатулка с приоткрытой крышкой, из которой выглядывали нитки жемчуга.
Окна высокие, арочные, с витражами в верхних частях, были задернуты тяжелыми шторами цвета бургундского вина. Но одна из штор слегка отодвинута, и через нее пробивался лунный свет, падая на ковер с причудливым восточным узором.
В углу стоял диванчик с бархатной обивкой и низкий столик, на котором кто-то уже оставил поднос с чайником и чашкой. Пар все еще поднимался от носика, значит, служанки были здесь совсем недавно. На кровати, аккуратно разложенная, лежала ночная сорочка из тончайшего шелка такая воздушная, что, казалось, исчезнет, если до нее дотронуться.
Я принялась освобождаться от фаты и шпилек, которые впивались в кожу, будто маленькие кинжалы. Каждая вынутая шпилька падала на туалетный столик с тихим звоном, а мои волосы, наконец, рассыпались по плечам. Но вот платье...
Проснулась я от того, что сквозь тяжелые шторы пробивались первые лучи солнца, окрашивая комнату в нежные персиковые тона. Воздух все еще пах дымом от догорающих свечей и чем-то чужим, непривычным. Я лежала несколько минут, просто глядя в резной балдахин над кроватью, пытаясь осознать, где я и что произошло.
За дверью послышались приглуженные шаги — легкие, почти неслышные. Скрипнула ручка, и в комнату вошла миниатюрная девушка в строгой серой униформе с белым фартуком. Ее волосы были убраны в аккуратный пучок, а руки сложены перед собой.
— Доброе утро, герцогиня, — произнесла она тихим, почти шепотом голосом и сделала легкий поклон, склонив голову.
Меня на мгновение озадачило это обращение. "Герцогиня". Звучало так странно, будто речь не обо мне.
— Доброе... — мой голос был еще хриплым от сна.
Девушка приблизилась к кровати и с невероятной аккуратностью отдернула одеяло. Ее движения были отточенными, будто она делала это тысячу раз.
— Позвольте помочь вам одеться, герцогиня.
Она протянула руку, чтобы помочь мне подняться. Мне было дико неловко — в моем мире я сама справлялась с такими вещами. Хотелось возразить, но я молча приняла ее помощь, чувствуя, как тепло ее пальцев касается моей кожи.
Она подвела меня к туалетному столику, где уже был приготовлен умывальный набор — фарфоровый тазик с теплой водой, кувшин, мягкие полотенца с вышитым гербом. Я машинально потянулась к воде, но она мягко остановила мою руку.
— Позвольте мне, герцогиня.
И она сама начала умывать мне лицо, движениями такими нежными, будто я была хрустальной статуэткой. Вода пахла лавандой и чем-то еще, цветочным и незнакомым.
Затем начался сложный процесс одевания. Она принесла платье — не такое пышное, как вчерашнее, но все же сложное по конструкции с кучей крючков и шнуровок. Я стояла, как манекен, пока ее ловкие пальцы застегивали, зашнуровывали, поправляли складки. Мне было непривычно до дрожи — эта близость с незнакомым человеком, ее прикосновения, полные почтительного безразличия.
Когда она закончила, то отошла на шаг, критически осмотрела меня и кивнула.
— Завтрак уже накрыт, герцогиня. Если позволите, я провожу вас в столовую.
Я лишь кивнула, не в силах найти слова.
Мы вышли в коридор, который при свете дня выглядел совсем иначе. Солнечные лучи падали через высокие окна, играя на позолоте рам и паркетном полу. Наши шаги эхом отдавались в тишине.
— Как тебя зовут? — спросила я разрушая тишину.
— Аглая госпожа.
Столовая оказалась огромным помещением с высокими потолками и длинным дубовым столом, который мог бы вместить человек тридцать. Но накрыт был только один прибор в самом начале стола.
Серебряные крышки блестели на подносе, хрустальный график с соком переливался на солнце. Все выглядело идеально и пустынно.
— А муж... герцог уже поел? — спросила я, с трудом подбирая правильное обращение.
Девушка опустила глаза.
— Господин кушает у себя в покоях, герцогиня.
Она произнесла это так, будто это было самым естественным явлением на свете. Сделала еще один легкий поклон и вышла, оставив меня одну в этой огромной, пустой комнате.
Я медленно подошла к столу, пальцы скользнули по прохладной поверхности стула. Солнечный луч падал на единственную тарелку, подчеркивая мое одиночество. Так вот оно какое — утро после свадьбы.
Позавтракав в одиночестве, я вышла из столовой в главный холл. Солнечные лучи падали через высокие арочные окна, ложась на полированный мраморный пол золотистыми прямоугольниками. Воздух был теплым, наполненным пыльцой цветущих растений за стенами замка.
Я начала с главной галереи — длинного коридора с темно-дубовыми панелями на стенах. Портреты предков висели ровными рядами, их лица строги и невозмутимы. Мои шаги глухо отдавались под высокими сводами.
Библиотека оказалась просторной комнатой с запахом старой бумаги и воска. Книги стояли на полках аккуратными рядами, корешки из кожи с тиснением золотом. Никакого парения или пения — только тихий, степенный порядок. Я провела пальцем по корешку одного фолианта, оставив след на пыльной поверхности. Интересно что же это за мир?
Через открытое окно в коридоре доносился запах свежескошенной травы. Я выглянула и увидела сад — идеально подстриженные кусты, розовые аллеи, фонтан в центре. Садовник в соломенной шляпе медленно подрезал живую изгородь. Все было удивительно... нормально.
Я спустилась по боковой лестнице в зимний сад. Стеклянный купол пропускал летнее солнце, нагревая воздух до приятной теплоты. Растения стояли в кадках — герань, фуксии, лимонное дерево в углу.
В тронном зале было прохладно. Пустой трон из темного дерева стоял на невысоком возвышении. Большое зеркало в позолоченной раме отражало только меня — немного растерянную, с любопытством разглядывающую свое новое жилище.
Только когда я поднялась в западное крыло, я почувствовала легкое беспокойство. Там коридоры были уже, окна меньше. Одна дверь оказалась заперта — старинный замок с сложным механизмом. Но и это могло быть обычной предосторожностью.
Вернувшись в свою комнату, я присела на подоконник. Замок был огромным, молчаливым, но... обычным. Никакой магии, никаких летающих книг или порталов в бездну. Просто большой, немного запутанный дом.
И где-то в этом доме был мой муж, который предпочел завтракать в одиночестве. Возможно, это было к лучшему. Пока я не знала, что скрывается за его повязкой — и за этими слишком уж обычными стенами.
**************************************************************
Дорогие мои!
Хочу познакомить вас с одним из наших участников литмоба
Фиктивная жена советника короля
Рая Барская
https://litnet.com/shrt/6pQn

Когда горничная снова пригласила меня в столовую, я заглянула в огромное помещение с бесконечным столом и почувствовала тошнотворную пустоту в животе. Одиночество здесь было физически ощутимым — как будто сама тишина давила на плечи.
«Нет, — подумала я, — только не снова».
Взяла серебряный поднос со своим обедом суп в фарфоровой чаше, запеченная дичь, овощи и вышла в коридор. Посуда мягко звенела на подносе, а мои шаги эхом отдавались в пустых переходах.
Кухню нашла по запаху, аромат свежеиспеченного хлеба и жареного лука вел как проводник. Дверь была приоткрыта, и из-за нее доносились оживленные голоса, звон посуды и смех. Когда я вошла, время остановилось.
Большая каменная комната с открытым очагом, где трещали дрова. Медные кастрюли блестели на стенах. Повариха с красным от жара лицом помешивала что-то в огромном котле. Две молодые кухарки нарезали овощи длинными ножами. Мальчишки-помощники таскали дрова и мыли пол.
Все замерли, увидев меня. Нож завис в воздухе. Поварешка остановилась на полпути. Даже пламя в очаге, казалось, перестало трещать.
Я сжала поднос в руках, чувствуя, как теплота тарелок проникает сквозь тонкое дно.
— Простите... — мой голос прозвучал слишком громко в этой внезапной тишине. — Можно я с вами?
Повариха первая пришла в себя. Она вытерла руки о фартук, оставив на нем влажные следы.
— Герцогиня, вам не подобает... — начала она, но я перебила.
— Мне одиноко там.
Я показала головой в сторону столовой. В моем голосе прозвучала такая искренняя тоска, что женщины переглянулись. Повариха тяжело вздохнула и кивнула на свободное место за большим деревянным столом.
— Садись, матушка. Только не смотри, если неаккуратно, мы тут не церемонимся.
Я устроилась на скамье, поставив поднос перед собой. Постепенно жизнь на кухне возобновилась. Ножи снова застучали по разделочным доскам. Кто-то засмеялся. Один из мальчишек подлил мне в чашку свежего кваса из глиняного кувшина.
— Спасибо, — улыбнулась я ему, и он покраснел до корней волос.
Мы ели сначала молча. Потом повариха спросила, нравится ли суп. Потом одна из кухарок пожаловалась на цены на рынке. Потом зашел разговор о предстоящем празднике урожая.
Я сидела среди этих простых, занятых людей, слушала их разговоры о повседневных заботах и чувствовала, как что-то во мне разжимается. Здесь пахло настоящей жизнью чесноком, дымом и человеческим теплом. А когда я уходила, повариха сунула мне в руку еще теплую булочку с маком.
— На дорожку, герцогиня. Заходи еще у нас всегда весело.
После обеда на кухне я продолжила свое путешествие по замку, заглядывая в одну комнату за другой. В восточном крыле я нашла небольшой, но уютный кабинет с темно-зелеными стенами и высоким окном, выходящим в сад. Солнечный свет падал на массивный дубовый стол, заваленный бумагами.
Я осторожно вошла, чувствуя себя немного виноватой за это вторжение. На столе лежали толстые фолианты в кожаных переплетах. Я открыла один из них, страницы были исписаны аккуратными колонками цифр. Счета за поставки провизии, налоговые ведомости, отчеты о доходах с поместий. Все было тщательно упорядочено, но для меня оставалось непонятной бухгалтерской магией.
Я уже углубилась в изучение какого-то особенно запутанного отчета, когда услышала легкий кашель у двери.
В дверях стояла женщина лет пятидесяти, одетая в строгое платье темно-синего цвета с высоким воротником. Ее седые волосы были убраны в тугой пучок, а на носу покоились очки в тонкой металлической оправе. Она не была похожа на прислугу, скорее на управляющую или экономку.
— Кто вы? — спросила я, чуть не выронив тяжелую книгу.
Мы смотрели друг на друга несколько секунд, и я поняла странную вещь: она боялась меня больше, чем я ее. Ее пальцы сжимали папку с бумагами так, что костяшки побелели, а в глазах читалась смесь страха и неуверенности.
— Я... экономка замка, герцогиня, — наконец ответила она, сделав небольшой реверанс. — Марта.
Ее голос дрожал, будто она ожидала, что я сейчас стану кричать или прикажу ее выгнать.
— Я просто... изучала замок, — сказала я, стараясь говорить как можно мягче. — Нашла этот кабинет.
Марта осторожно вошла, все еще держась на почтительном расстоянии.
— Это рабочий кабинет, герцогиня. Здесь мы ведем все счетоводство замка.
Я провела рукой по страницам с колонками цифр.
— Это все так сложно выглядит. Вы ведете это одна?
Немного расслабившись, Марта кивнула.
— Да, герцогиня. Уже тридцать лет.
Я посмотрела на аккуратные ряды цифр, на идеальный почерк, на сложные расчеты на полях.
— Вы делаете это прекрасно, — искренне сказала я. — Мне бы у вас поучиться.
Марта покраснела, и впервые на ее строгом лице появилось что-то похожее на улыбку.
— Вы... вы не гневаетесь, что я здесь работаю? Его светлость разрешил...
— Конечно нет, — я поспешно ответила. — Пожалуйста, продолжайте как обычно. Я просто... я новенькая здесь.
Экономка смотрела на меня с недоумением, будто ожидала подвоха. Но в ее глазах уже появился проблеск надежды.
— Если вам угодно, герцогиня, я могу показать вам основные ведомости...
Я улыбнулась, впервые за сегодня почувствовав, что нашла в этом замке что-то настоящее.
— Я была бы очень благодарна, Марта.
Солнце за окном кабинета давно сменилось сумерками, когда я наконец подняла голову от счетных книг. Марта зажгла лампу с зеленым абажуром, и мягкий свет озарил стол, заваленный бумагами.
— Вот видите, герцогиня, — ее палец с натруженными суставами скользнул по колонке цифр, — Здесь мы учитываем доходы с яблоневых садов. А вот здесь, расходы на содержание конюшен.
Я кивала, стараясь запомнить всё, что она объясняла. Сначала цифры сливались в одно сплошное месиво, но постепенно я начала понимать логику учета. Марта оказалась прекрасной учительницей терпеливой, внимательной, с неожиданным чувством юмора.
Утро началось с шепота дождя по оконным стеклам. Я проснулась до рассвета, зажгла свечу на прикроватном столике и погрузилась в учетные книги. Страницы пахли старой бумагой и строгостью, но каждая цифра становилась моим союзником в этом чужом мире. После завтрака (который я снова взяла на кухне) Марта встретила меня у дверей кабинета с новыми папками.
- Сегодня разберем расходы на содержание зимних оранжерей, - объявила она, и в ее глазах читалось одобрение моему рвению.
Мы сидели до самого вечера, пока за окном не стемнело. Марта показала мне старые счета времен матери Джаспера — элегантные женские почерки с изящными завитками, так контрастирующие с сухими цифрами.
На следующий день я обнаружила первую ошибку в поставках вина двойная оплата за бочки, которые так и не прибыли. Марта сначала не поверила, потом пересчитала сама и ахнула.
- Три года эта запись кочевала из книги в книгу!
Мы исправили отчет, и я почувствовала странную гордость, как будто только что одержала маленькую победу над хаосом.
За окном дождь сменился солнцем. Во время перерыва Марта неожиданно сказала.
- Вы совсем не похожи на... то есть, я хочу сказать... - она запнулась, краснея.
- На то что обо мне говорили? - предположила я.
Она кивнула, с облегчением, что я сама произнесла это.
- Мне говорили, что вы никогда не будете интересоваться счетами. Это недостойное занятие для герцогини.
В один из дней я принесла Марте пирог с яблоками, который испекла вместе с кухарками утром. Она попробовала кусочек и рассмеялась, впервые за неделю я услышала ее настоящий, непринужденный смех.
- Ваша светлость, вы удивительная женщина, - сказала она, и в ее словах не было лести, только искреннее изумление.
Мы разбирали архивные документы, и я нашла запись о рождении Джаспера. Сухая строчка: "Родился наследник". Ни эмоций, ни подробностей. Просто факт.
Марта научила меня составлять месячный отчет. Мои пальцы запачкались чернилами, но я чувствовала себя ученицей, которая наконец-то начинает понимать язык нового мира.
- Завтра выходной, - сказала Марта, закрывая последнюю книгу. - Даже экономкам положен отдых.
Утром я проснулась со странным ощущением пустоты. Без счетов и отчетов день казался бесконечным. Прошлась по саду, но даже розы не радовали — слишком уж привыкла к цифрам и колонкам. Вечером вернулась в кабинет и просто сидела за столом, чувствуя себя немного потерянной. Пыталась на кухне узнавать про Джаспера, но все отвечали односложно и опускали глаза.
Утром за дверью послышался шорох. На пороге лежала небольшая книга в кожаном переплете — "Основы бухгалтерского учета для начинающих". На первой странице аккуратный почерк Марты: "Для моей лучшей ученицы".
Я стояла с книгой в руках и понимала, что за эту неделю не видела Джаспера ни разу. Замок был огромен, а наш брак — лишь формальность. Но зачем?
Я как обычно завтракала на кухне, обсуждая с кухаркой Анной закупку муки, когда дверь распахнулась и в помещение влетела запыхавшаяся Аглая. Глаза горничной были круглыми от изумления.
- Герцогиня, к вам пришли! - выдохнула она, едва переводя дыхание.
- Кто? - я отставила чашку с чаем, чувствуя, как сердце невольно замирает. За всю неделю ко мне никто не приходил.
Я вышла в гостиную. В центре комнаты, яркая как маков цвет, стояла та самая рыжеволосая девушка со свадьбы. Ее платье цвета весенней зелени казалось слишком нарядным для утреннего визита.
- Эйлина! - она бросилась ко мне, обняла так, что у меня перехватило дыхание. - Мы так по тебе скучали!
Она отступила на шаг, держа меня за руки, ее глаза сияли искренней радостью.
- Мы с подругами решили не беспокоить тебя первую неделю после свадьбы, - она говорила быстро, словно боялась, что ее прервут. - Ты ведь понимаешь, да? Новобрачным нужно уединение! Прости, что не пришли раньше!
Я медленно высвободила свои руки.
- Подруг? - переспросила я, чувствуя легкое головокружение.
У Эйлины были подруги? Почему никто не предупредил меня? Но девушка уже снова говорила, не обращая внимания на мое замешательство.
- Ты пропустила столько балов! Лорд Хартвиг специально приезжал, а ты... - ее взгляд упал на мои руки, и она ахнула. - Боже, что это у тебя с руками? Чернила?
Она схватила мои пальцы, рассматривая черные пятна, въевшиеся в кожу.
- Я... занималась счетами, - смущенно пробормотала я.
- Ты? - удивилась она. - У него нет даже экономки?
Девушка покачала головой, но внезапно ее выражение лица изменилось. Она наклонилась ко мне и понизила голос до шепота.
- Пойдем в сад. Здесь могут подслушивать.
Ее пальцы сжали мою руку с неожиданной силой, и прежде чем я успела что-то сказать, она уже вела меня к выходу в сад. Ее радостная улыбка исчезла, уступив место серьезному, почти тревожному выражению.
Я бросила взгляд на Аглаю, стоявшую у двери. Горничная смотрела на нас с немым вопросом в глазах, но я лишь молча покачала головой - все в порядке.
Хотя инстинкт подсказывал, что ничего порядком не было. Рыжая девушка вела меня по коридору так быстро, что я едва успевала за ней, и ее пальцы все еще сжимали мою руку, словно боясь, что я могу сбежать.
**************************************************************
Дорогие мои!
Хочу познакомить вас с одним из наших участников литмоба
Фиктивная жена для герцога-монстра
Элина Амори
https://litnet.com/shrt/3BaZ

Мы вышли в сад, и яркое солнце ударило мне в глаза. Воздух был густым от аромата роз и жасмина. Девушка — кто бы мне сказал, как ее зовут — вела меня по извилистым дорожкам, ее пальцы все еще сжимали мою руку с тревожной силой.
Мы углубились в самую чащу сада, где высокие кипарисы и старые дубы сплетались кронами, образуя живой свод. Солнце светило здесь как-то иначе — слишком ярко, слишком прямо, не отбрасывая теней. Трава под ногами была изумрудно-зеленой, без единого темного пятнышка.
Она остановилась, резко обернулась и провела взглядом по кругу, будто проверяя периметр.
— Здесь нет теней, — прошептала она, и ее голос звучал напряженно. — Они не могут слышать нас здесь.
Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Кто "они"?
— Вильям сказал, что ждет тебя завтра у себя, — ее шепот был едва слышен, но каждое слово отпечатывалось в моем сознании.
Я кивнула, стараясь сохранять спокойствие.
— Хорошо.
Хотя понятия не имела, кто этот Вильям и где это "у себя". Но инстинкт подсказывал — лучше делать вид, что я все понимаю.
— А это тебе.
Она сунула мне в руку маленькую склянку из темного стекла. Внутри пересыпался мелкий порошок цвета старой меди. Я автоматически подняла ее к солнцу, пытаясь разглядеть содержимое.
— С ума сошла! — она резко схватила мою руку, опустила ее. Ее пальцы были ледяными. — А если они смотрят?
Я почувствовала, как учащается мое сердцебиение.
— Кто? — спросила я, и голос мой прозвучал хрипло.
— Тени, — прошептала она, и ее глаза снова забегали по сторонам. В них читался настоящий страх.
— Тени? — я сделала шаг назад. — Какие тени?
— Ой, не делай вид, что не понимаешь! — ее шепот стал резким, почти сердитым.
Я сжала склянку в ладони. Стекло было холодным, будто только что из погреба.
— Ясно. И что мне с этим делать? — кивнула я на порошок.
Она наклонилась так близко, что я почувствовала запах ее духов — мята и что-то еще, горьковатое.
— Подсыпай его Джасперу, как договорились.
Мое сердце замерло.
— Зачем? — выдохнула я.
Она отступила, изучая мое лицо с внезапным подозрением.
— Ты точно в порядке? — ее глаза сузились. — Или ты... передумала?
Она вглядывалась в меня так, будто пыталась прочитать мои мысли. Солнце продолжало светить неестественно ярко, окружающий мир замер в напряженном ожидании. Я стояла с ядом в руке и понимала — одна ошибка, одно неверное слово, и эта девушка поймет, что я не та, за кого себя выдаю.
И где-то в глубине сознания мелькнула мысль: а что, если "тени" — это не метафора? Что, если в этом странном мире они действительно могут подслушивать?
Солнце в этом странном безтеневом месте светило слишком ярко, почти слепяще. Я чувствовала, как его лучи прожигают мою кожу, а в руке холодная склянка с порошком казалась ледяной глыбой.
— Если честно, — начала я, стараясь, чтобы голос звучал естественно, — После того как я упала и потеряла сознание на свадьбе... мысли в голове путаются. Я даже не могу вспомнить, кто такой Вильям.
Рыжая девушка отшатнулась, ее глаза округлились от изумления.
— Ну, ты даешь! — она схватила меня за плечи, ее пальцы впились в кожу сквозь ткань платья. — Может, врача позвать?
Я покачала головой, притворяясь слабой.
— Нет, мне уже лучше. Врач Джаспера меня осмотрел. — Ложь выходила так гладко.
Она все еще смотрела на меня с беспокойством, но теперь в ее взгляде читалось что-то еще — подозрение?
— Понятно... Как он вообще к тебе относится? — ее голос стал тише, изучающим.
— Привыкаем друг к другу, — снова солгала я, чувствуя, как склянка в моей руке становится все тяжелее.
Девушка тяжело вздохнула, и ее плечи опустились.
— Ясно. Лис, Вильям твой парень. Он дядя Джаспера. Ты ведь сама предложила весь этот план. Ох... — она провела рукой по лицу. — В бутылке яд, а то еще сама будешь принимать!
Она посмотрела на меня с укором, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на страх.
— По одной щепотке каждый раз, когда он будет кушать. Добавляй в еду. Через неделю он сляжет, а через две недели умрет. Так что никто ничего не заподозрит. Поняла?
Я кивнула, сжимая склянку так, что стекло могло треснуть.
— Теперь я вспомнила, — прошептала я, чувствуя, как внутри все сжимается от ужаса.
У меня есть парень. Я вышла замуж за другого. И теперь я должна отравить своего мужа. Зачем? Почему?
— И будь осторожнее с тенями, — сказала она, смотря на меня так, будто я была сумасшедшей.
— А то что? — спросила я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— Говорят, что у Джаспера осталась магия теней. Не знаю, правда или нет, но слухи ходят не просто так. Ладно, мне пора. Не забудь про Вильяма, а то он с ума уже сходит.
Она повернулась и исчезла среди деревьев так же быстро, как и появилась. Я осталась одна в этом неестественно ярком месте, с ядом в руке и страхом в сердце.
В моей комнате я ходила из угла в угол, чувствуя, как паркет скрипит под моими нервными шагами. Склянка все еще была зажата в моей ладони — маленькая, холодная, смертоносная.
Солнце за окном начало клониться к закату, отбрасывая на стены длинные оранжевые лучи. И впервые за весь день появились тени. Они тянулись из углов, словно живые существа, и я вспомнила слова девушки: "Будь осторожнее с тенями".
Я подошла к окну, глядя на сад, где всего час назад узнала страшную тайну. Кто я такая в этом мире? Предательница? Убийца? И кто этот Вильям, ради которого я готова была на все?
Склянка с ядом казалась все тяжелее. Я открыла шкатулку для украшений и спрятала ее под слоем шелковых лент. Но даже когда я закрыла крышку, мне казалось, что я все еще чувствую ее холодное присутствие.
Тени в комнате удлинялись, наползая на стены. И впервые я задалась вопросом: а что, если предупреждение было не просто паранойей? Что, если тени действительно могут слышать? Видеть? Сообщать?
Стучаться к мужу с расспросами о его тайнах было бы верхом глупости и самонадеянности. Сердце, что билось тревожной дробью под ребрами, нашептывало более мудрое решение: иди к Марте. Не к вооруженной страже, не к придворным интриганам, а к этой немолодой женщине, чьи глаза видели больше, чем показывали.
Я задержалась на кухне, где воздух был густ от аромата свежеиспеченного хлеба и жареного лука. Анна, румяная кухарка, уже кивком указала мне на готовый завтрак, но я выбрала две простые глиняные кружки, налила в них душистого чая с дымком — того, что пила сама Марта, — и положила на поднос горсть засахаренных фруктов, тех самых, на которые она вчера смотрела с таким тихим одобрением. Не герцогское угощение, а человеческое.
Ее кабинет встретил меня знакомым, уютным хаосом. Запах старой бумаги, воска для печатей и сухих трав висел в воздухе, словно дорогая парфюмерия. Марта сидела за своим столом-кораблем, заваленным кипами бумаг, ее очки съехали на самый кончик носа. При моем входе она вздрогнула, подняла глаза, и на ее усталом лице расплылась теплая, настоящая улыбка.
— Герцогиня, — она сделала движение, чтобы подняться, смахнуть со стула невидимую пыль, но я остановила ее легким движением руки.
— Сиди, сиди, — мягко сказала я. — Смотри, что я принесла.
Я поставила поднос на край стола, задвинув им пару аккуратных стопок с отчетами. И увидела, как глаза Марты округлились от неподдельного изумления. Да, герцогини не носят подносы по коридорам. Они звонят в колокольчик, и все является само. Значит, я действовала правильно — ломала стереотипы, чтобы построить мост.
— Давай передохнем, — предложила я, придвигая себе свободный стул с потертой обивкой.
Она все еще смотрела на поднос, словно ожидая, что он вот-вот растает в воздухе. Я налила чай в обе кружки густой, янтарный, с паром, что поднимался к потолку нежными, извивающимися клубами.
— Угощайся, — протянула я ей чашку, ощущая шершавость глины под пальцами.
Марта взяла ее обеими руками, будто греясь о ее скромное тепло. Она делала маленькие, почти церемонные глотки, и я видела, как первоначальный шок в ее глазах постепенно сменяется настороженным, но искренним принятием. Ее плечи, всегда такие напряженные, расслабились, взгляд из-под очков стал мягче, человечнее.
— Все никак не могу привыкнуть, — проговорила она наконец, ставя чашку на блюдце с тихим стуком, — Что вы совсем не такая, о какой все про вас говорят.
Я притворно нахмурилась, подпирая подбородок рукой, изображая легкое любопытство.
— И какую же версию меня ты слышала? Давай, рассказывай, мне же любопытно.
Марта смущенно опустила глаза в свою почти пустую кружку, будто выискивая там ответы.
— Вы... холодная, неприступная королева. Из тех, что смотрят на слуг словно на мебель. И уж точно не пьете чай с обычными служащими в их запыленном кабинете. — Она сделала паузу, потом добавила тише, почти доверительно: — Но я поняла, что вы другая, еще когда вы только начали изучать бумаги. С первого дня. По тому, как вы водили пальцем по строчкам, как хмурились, не понимая каких-то мелочей... Вы не притворялись.
— Слухи порой врут, — я улыбнулась, отламывая кусочек засахаренного апельсина. Сахар хрустнул на зубах сладкой пылью.
— Да, — она кивнула, и в ее глазах появилась та самая искренняя теплота, которой так не хватало в этих холодных стенах. — Теперь я это точно знаю.
Мы сидели в комфортной тишине несколько минут, наслаждаясь чаем и простым человеческим присутствием друг друга. Затем я осторожно, будто невзначай, перевела взгляд на окно и спросила.
— Марта, скажи, почему у Джаспера повязка на глазах? Он настолько сильно не хочет меня видеть?
Она поперхнулась чаем, и кружка задрожала в ее руках, едва не опрокинувшись. Несколько капель упали на старую счетную книгу, оставив темные разводы.
— Что вы... — она смутилась, губы ее задрожали, глаза забегали. — Не в вас дело, герцогиня, уверяю вас... Вы не причина.
Я накрыла ее морщинистую, шершавую от работы руку своей. Ее кожа была теплой и живой.
— Понимаешь, я на свадьбе упала в обморок и ударилась головой, — голос мой дрогнул, на этот раз без всякого притворства, от самой что ни на есть искренней растерянности. — В ней все перемешалось. А вот теперь даже узнать и спросить не у кого... Все словно ходят по краю пропасти, боясь проронить лишнее слово.
Я опустила глаза, позволив плечам ссутулиться, изобразив ту самую потерянность, что грызла меня изнутри. В голосе сыграла самая настоящая, неподдельная грусть.
Марта смотрела на меня, и ее строгое лицо постепенно смягчалось, таяло. Она положила свою свободную руку поверх моей, ее прикосновение было неожиданно нежным, почти материнским.
— Это не из-за вас, милая, — прошептала она, и в ее голосе зазвучала несвойственная ей ласковость. — Это... старая история. Очень старая и очень печальная.
Она замолчала, ее взгляд устремился куда-то в прошлое, за пределы этих стен, и в глубине ее глаз мелькнула та самая тень страха и трепета, которую я видела у рыжей незнакомки в саду.
Марта отпила последний глоток чая, будто набираясь сил, и начала говорить тихим, ровным голосом, словно зачитывала давно заученную хронику.
— Он прошел коронацию, — начала она, и слова ее звучали сухо, лишенные эмоций, будто она боялась, что любое чувство разрушит хрупкую плотину памяти. — Все было как полагается по древним обычаям. Золотая корона, такая тяжелая... Клятвы перед советом старейшин. Народ на площадях ликовал, кричал его имя... Молодой, красивый король. В его глаза смотрелись с надеждой. Все ждали от него великих дел, новой эпохи.
Она сделала паузу, ее пальцы нервно перебирали край фартука.
— А через три месяца... как гром среди ясного неба, пришли вести с дальнего рубежа. Война. Варвары с севера. Он отправился туда сам, не послал маршалов или генералов, а повел войска лично. — В ее голосе, вопреки всему, прозвучала сдержанная, давняя гордость. — Вернулся... ну, через пару месяцев. Войну они победили, да. Разгромили врага. Но...
Вернувшись к себе в спальню, я захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и зажмурилась. Но даже за закрытыми веками стояли образы: испуганные глаза Марты, ее тихий голос, дрожащий от давней боли; насмешливый, и он... Джаспер, с его повязкой и молчаливой, одинокой фигурой.
Ноги сами понесли меня по комнате, будто ища выхода там, где его не было. Я прошлась от резного туалетного столика, где в зеркале отражалось бледное, чужое лицо, к огромному окну. За стеклом расстилался сад. Я повернулась и пошла к камину, где в золе еще тлели последние угольки, отбрасывая на стены тревожные, пляшущие тени.
Мысли путались, сталкивались, раскалывались осколками воспоминаний. Фразы Марты о войне, о слепоте, о пяти годах молчания. Испуганные, бегающие глаза той рыжей девушки в саду. И леденящий, невыносимо холодный вес той маленькой склянки, что лежала в шкатулке... Яд. Смерть. Предательство.
Эти мысли были чужими, ядовитыми, ползучими. Они шептали мне о легком пути, о мести, о власти, которую можно получить, просто подсыпав порошок в чашку ничего не подозревающему человеку. Они вели меня в темноту, туда, куда я не хотела идти. Туда, откуда нет возврата.
- Нет! — вдруг четко, почти громко сказала я сама себе, останавливаясь посреди комнаты. Голос прозвучал твердо, решительно, по-хозяйски. — Не это. Никогда!
Я резко, почти порывисто подошла к изящной шкатулке для украшений на туалетном столике. Откинула резную крышку. И там, среди шелковых лент, безделушек и пары-тройки скромных брошей, лежала она — темная стеклянная склянка. Она казалась живой, зловещей, пульсирующей скрытой угрозой. Я схватила ее. Ледяной холод стекла обжег ладонь. Без тени сомнения, одним решительным, размашистым движением я швырнула ее прямо в камин, в самое сердце тлеющих углей.
Угли на миг вспыхнули ослепительно ярко, с коротким, злобным шипением и потрескиванием, будто поглощая и переваривая саму суть зла. Я почувствовала, как с плеч спала невидимая гиря. Стало легче дышать, воздух снова наполнил грудь.
Но покоя это не принесло. Тихое, настойчивое беспокойство осталось. Я снова заходила по комнате, но теперь мысли были о другом. О нем. О Джаспере. О слепом, молчаливом короле, запертом в собственной крепости, пленнике, которым правят от его имени, чью волю украли вместе со зрением. Каково это — быть им? Что скрывается за этой черной повязкой? Боль? Безумие?
Утро застало меня уже бодрствующей. Я проснулась не от солнца, а от одной-единственной, кристально чистой и твердой мысли, созревшей за ночь: так больше продолжаться не может. Пассивность — это тоже выбор, но я выбираю действовать.
Спустившись вниз, я не пошла в столовую. Я направилась прямиком на кухню, где уже царило привычное оживление.
— Завтрак на поднос, пожалуйста, — сказала я кухарке Анне, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — На двоих.
Она удивленно подняла свои густые, в муке, брови, но, хорошо вышколенная, ничего не спросила. Аглая, появившаяся как будто из ниоткуда, и вовсе замерла с открытым ртом, ее глаза стали круглыми от изумления.
— Герцогиня, вы... куда? — растерянно прошептала она, озираясь, будто ища поддержки у стен.
— Не беспокойся, — я уже взяла в руки тяжелый серебряный поднос, на котором дымились две чашки крепкого кофе, лежали тарелки с пышным омлетом и еще теплые, румяные круассаны. — Просто проводи меня.
Аглая, вся из себя перепуганная, засеменила рядом, то и дело порываясь взять поднос — видимо, смертельно боялась, что я уроню его, обольюсь кипятком или совершу еще какую-нибудь немыслимую для герцогини оплошность.
Мы поднялись по главной лестнице в его крыло. Коридор здесь был другим — тише, пустыннее, холоднее. Воздух казался гуще, наполненным запахом старого дерева и тишины. Даже звук наших шагов глуше поглощался толстым ковром.
— Герцогиня, может, я... предупрежу его светлость? — заерзала Аглая у массивной, темной дубовой двери в его покои, ее пальцы нервно теребили край фартука. — Он не всегда... в духе по утрам...
— Не нужно, — отрезала я, и прежде чем страх успел остановить меня, решительно толкнула тяжелую дверь и переступила порог.
И я замерла на пороге, едва не выронив тяжелый серебряный поднос. Воздух вырвался из легких тихим, прерывитым всхлипом.
Комната была залита потоками утреннего солнца, которое врывалось через высокие окна и купало все в золотистом, пыльном сиянии. И в самом эпицентре этого ослепительного света, словно скульптура, ожившая по воле какого-то бога, стоял он.
Джаспер. Босой, в одних простых льняных брюках, низко затянутых на бедрах и закатанных до колен. Его тело... Боги, его тело было воплощенным отрицанием того образа немощного затворника, который мне пытались навязать. Широкая, мощная грудь с рельефными мышцами, идеальный пресс, плечи, которые, казалось, могли бы удержать небесный свод. Все его существо было высечено из живого, дышащего мрамора, омытого потом. А спина... Вся его спина была холстом, испещренным шрамами. Светлые и темные полосы, причудливые узоры, оставленные клинками, когтями или чем-то еще, более страшным — целая история боли и ярости, выжженная на коже.
В его руках был длинный тренировочный меч, и он двигался. Не слепой, неуверенный человек, а могущественный воин. Плавно, со смертельной грацией большого хищника, он описывал мечом в воздухе сложные, смертоносные дуги, парировал невидимые удары, атаковал призрачного противника. Каждый мускул играл под загорелой кожей, напрягался и расслаблялся в идеальном, смертельном ритме. Это был танец. Танец войны и одиночества.
Лишь черная шелковая повязка на глазах, поглощающая свет, напоминала о его слепоте. И от этого контраста — слепого воина, сражающегося с тенями, — зрелище было одновременно завораживающе прекрасным и леденяще пугающим.
Поднос в моих руках дрогнул, чашки звякнули о блюдца, нарушив магию момента.
Он замер. Мгновенно, абсолютно, как по незримой команде. Голова повернулась в мою сторону. И несмотря на плотную повязку, я буквально физически ощутила на себе тяжесть его внимания — острого, режущего, как лезвие того меча, что он все еще сжимал в руке.
Я ела. Вилкой накалывала кусочки омлета, подносила ко рту, жевала. Делала вид, что не замечаю его стоящей над душой тени. Солнце, такое яркое минуту назад, казалось, померкло. Он не двигался, но я чувствовала его внимание каждой клеточкой кожи — тяжелое, изучающее, слепое и всевидящее одновременно.
— Как давно Эйлины нет в замке? — его голос прозвучал тихо, но так четко, будто он произнес это прямо у моего уха.
Я не подняла глаз от тарелки.
— Я все еще в твоей комнате.
— Я знаю. Но ты не она. Так кто ты?
По моей спине пробежали мурашки. Холодные, противные. Он не спрашивал, где Эйлина. Он спрашивал, кто я. Как будто уже знал, что ее нет.
— Как ты это определил? — выдохнула я, наконец подняв на него взгляд. Его лицо было непроницаемым, повязка скрывала все.
— Неважно. Я хочу понять, зачем она послала тебя.
— Затем, что ты женился на мне, и я твоя жена, — попыталась я сыграть на дерзости, но голос слегка дрогнул.
— Ложь! — это прозвучало как удар хлыста. Резко, безжалостно.
Я отставила вилку, она звякнула о тарелку.
— И как же мне тебе это доказать?
Он помолчал, и в тишине было слышно, как трепещет пламя свечи на камине.
— Если ты моя жена, — произнес он медленно, растягивая слова, — То покажи мне метку.
Метку. Сердце упало. Да, на свадьбе нам разрезали ладони, соединили кровь. Но шрам... он был едва заметен, тонкая розовая полосочка, которая почти исчезла. Как слепой сможет ее увидеть?
Но выбора не было. Я медленно протянула ему руку ладонью вверх. Он не сразу среагировал. Потом его пальцы — теплые, удивительно нежные — коснулись моей кожи. Он провел подушечкой большого пальца по линии, где должен был быть шрам. Едва касаясь, будто читая брайлевский текст.
И вдруг резко отдернул руку, будто обжегшись. Он отпрянул назад.
— Кто ты? — его голос сорвался, в нем впервые появилось что-то кроме холодности. Ошеломление. Шок. — Как такое возможно? Тебя подменили, когда Эйлина упала в обморок?
Я чувствовала, как земля уходит из-под ног. Он знал! Он чувствовал разницу, не только в голосе. В чем-то другом, недоступном для обычных людей.
— Я твоя жена, — снова, уже почти беззвучно, попыталась я настаивать.
Он тяжело дышал, потом резко развернулся, нащупал спинку стула и опустился на него напротив меня. Его лицо было бледным.
— Жена, — констатировал он, и в этом слове звучала горечь и... интерес? — Но ты не Эйлина. Кто ты? Как тебя зовут?
Он сидел, уперев локти в стол, его повернутое ко мне лицо было напряженным маской и я понимала — игра в незнание окончена. Ложь больше не работает. Оставался только один путь — рискнуть и сказать правду или ее часть.
Я обхватила чашку с остывшим кофе, пытаясь согреть дрожащие пальцы.
— Меня зовут Ирина, — прозвучало тихо, но четко в тишине комнаты. Имя, произнесенное вслух в этом мире, показалось мне вдруг чужим и одновременно единственно верным. — И да. Я не та, за кого вы меня принимали.
Он не шевелился, его лицо, обращенное ко мне, было подобно маске из бледного мрамора. Но я видела, как сжались его пальцы на столешнице, как напряглись мышцы плеч под тонкой тканью рубашки.
— Продолжай, — его голос был низким, без эмоций, но в нем чувствовалась стальная пружина, готовая распрямиться.
— Я не знаю, где Эйлина, — слова вырывались сами, обгоняя мысли. — Я... проснулась здесь в день свадьбы. В ее теле. В этом платье. Я ничего не понимала, все было чужим. А потом... потом эта церемония, этот обряд...
Я замолчала, сглотнув ком в горле. Глаза невольно упали на его руку, лежавшую на столе. На ту самую ладонь, где должен был быть шрам, такой же, как у меня.
— Ты сказал «метка». Я показала. Ты почувствовал, что это... настоящая. Но я — не она.
Он медленно поднял руку и провел пальцами по повязке на глазах, словно пытаясь протереть их.
— Как? — одно-единственное слово, но в нем был весь вес непонимания и потрясения.
— Я не знаю! — в моем голосе прозвучала отчаянная искренность. — Для меня это так же безумно, как и для тебя. Одна минута и я была... в другом месте. Совсем другом. А следующая — здесь. И все называют меня ее именем.
Он резко встал, откинув стул. Прошелся к камину, повернулся ко мне спиной. Его плечи были напряжены.
— И зачем ты мне все это говоришь? — спросил он, не оборачиваясь. — Почему не продолжаешь играть роль?
— Потому что ты уже знал! — выдохнула я. — Ты с первого слова понял, что я не она. А еще... — я посмотрела на поднос с едой, — ...потому что мне принесли яд для тебя от ее имени.
Он замер. Даже пламя в камине, казалось, перестало трещать.
— Кто? — в его голосе впервые прозвучала опасная тишина.
— Я не знаю имен. Какая-то рыжая девушка. Она назвала имя... Вильям.
При этом имени он обернулся. Несмотря на повязку, я почувствовала на себе тяжесть его взгляда.
— Так ты одна из его шпионок? Присланная, чтобы докладывать, как поживает несчастный слепой король?
— Нет! — я тоже встала, и стол зашатался между нами. — Я выбросила яд в камин! Я пришла к тебе с завтраком, черт возьми! Если бы я была его шпионкой, разве я стала бы тебе в этом признаваться?
Мы стояли друг напротив друга, разделенные столом, как баррикадой. Двое чужаков в браке, которого не хотели. Двое пленников в одной ловушке.
Он молчал несколько долгих секунд, его лицо было нечитаемым.
— Ирина, — наконец произнес он, обкатывая мое имя, как незнакомую монету. — Странное имя.
— Для этого мира возможно, — я снова села, чувствуя внезапную слабость в ногах. Признание было сделано. Теперь все зависело от него.
Он медленно вернулся к столу, но не сел, а стоял над моим стулом.
— Предположим, я тебе верю, — сказал он тихо. — Что ты предлагаешь теперь, Ирина?
Я посмотрела на его повязку, на напряженный рот, на руки, способные так точно держать меч.
— Я предлагаю перемирие, — сказала я. — Пока мы не разберемся, что происходит. Кто я. Где Эйлина. И почему твой дядя хочет тебя отравить.
Солнечный свет, пробивавшийся сквозь высокие витражные окна библиотеки, вдруг померк, будто его поглотила сама тень, вошедшая в дверь. Его глаза — два узких, холодных изумруда — нашли меня мгновенно, словно он искал именно меня. И они... засветились. Не метафорически, а по-настоящему. Зловещее, фосфоресцирующее сияние, будто в глубине зрачков тлели угли из самого преисподней.
Он взмахнул рукой — небрежный, почти ленивый жест, полный абсолютной власти. И тяжелая, дубовая дверь с резными панелями с глухим, окончательным стуком захлопнулась. Звук массивного замка, щелкнувшего внутри, прозвучал громче любого грома. Я была в ловушке. Запах старой кожи, пыли и воска внезапно стал удушающим.
— Ты решила поиграть со мной? — его голос был шепотом, но он резал слух, как шелковый нож.
Он сделал первый шаг. Его дорогие сапоги из мягчайшей кожи были бесшумны на персидском ковре. Каждый его мускул был под контролем, каждое движение — хищно и плавно. — Ты думаешь, я тот, кого можно бросить, как надоевшую игрушку?
Я отступила, чувствуя, как спиной упираюсь в резные полки. Острые углы книг впивались в лопатки. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.
— А у нас... разве были отношения? — выдавила я, и мой голос прозвучал тонко и жалко, голос перепуганной мыши. — Ты же сам... добровольно отдал меня другому.
Он рассмеялся. Короткий, сухой, безрадостный звук.
— Ты что, дура? — он был уже в двух шагах. Его дыхание пахло дорогим коньяком и чем-то металлическим. — Ты ведь сама мне все предложила. Этот брак. Этот фарс. Все это было твоей идеей, моя маленькая лисичка.
И тогда он двинулся. Не шагнул — ринулся. Словно пантера. Его руки — сильные, цепкие — обхватили меня, прижали к его твердому телу с такой силой, что у меня затрещали ребра. Я почувствовала жесткую ткань его вышитого камзола под пальцами, холод металлических застежек.
— Как же я соскучился по этому, — прошептал он, и его губы обрушились на мои.
Это не был поцелуй. Это было насилие. Его рот был жестким, требовательным, его зубы больно стукнулись о мои, язык грубо вторгся внутрь. Я пыталась вырваться, упиралась ладонями в его грудь, но он был несокрушим, как скала. Его руки скользили по моей спине, бедрам, срывая ткань платья, оставляя на коже жгучие следы.
— СТРАЖА! — мой крик был диким, полным животного ужаса. Он сорвался с губ и умер в гнетущей тишине библиотеки. — ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ!
Но в ответ лишь его тяжелое дыхание и шелест нашей борьбы. Казалось, стены поглотили звук, стали сообщниками этого кошмара.
— Девочка моя... моя непокорная лисичка... — он шептал мне в шею, его губы были влажными и обжигающими. Он кусал кожу, оставляя синяки, его руки сковывали меня. — Ты всегда любила, когда я бываю грубым...
Отчаяние сдавило горло ледяным обручем. Силы были слишком неравны. И тогда... я перестала бороться. Вся воля, вся ярость ушли, сменившись ледяной, расчетливой покорностью. Мое тело обмякло в его объятиях, голова упала ему на плечо. Я зажмурилась, изображая сломленность.
Он мгновенно почувствовал перемену. Его хватка ослабла, поцелуи стали менее жадными, более... ласковыми. Он поверил. Он принял капитуляцию.
— Вот и хорошая девочка... — прошептал он, и в его голосе прозвучало удовлетворение.
И в этот миг... я собрала всю свою ненависть, весь страх, всю ярость в один рывок. Всю энергию тела, всю силу отчаяния. Резко размахнулась и изо всех сил, с низкого подседа, ударила его коленом между ног.
Раздался не звук, а нечто среднее между хрипом и воем. Звериный, нечеловеческий звук, полный невыносимой боли. Его тело согнулось пополам, руки инстинктивно схватились за пах. Его лицо, искаженное гримасой агонии, стало багровым.
Я не думала. Только действовала. Рванула к двери, дернула за ручку — она поддалась! Распахнула ее и выпорхнула в холл, как птица из клетки.
— ПОМОГИТЕ! — закричала я, и мой голос, сорванный, полный слез и ужаса, оглушительно громко прокатился под сводами. — КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ МНЕ!
Я бежала по блестящему мрамору, не видя ничего перед собой, оборачиваясь на хриплые, задыхающиеся проклятия, доносившиеся из библиотеки.
И сквозь звон в ушах я услышала его хриплый, полный бешеной ненависти шепот, преследующий меня, как проклятие.
— Эйрина…
Воздух в холле вздрогнул и зазвенел от внезапно ворвавшейся суеты. Казалось, сами стены породили вооруженную стражу — из боковых арок, из-за колонн, из полумрака коридоров возникли люди в стальных латах. Солнечный свет, падающий из высоких окон, слепо брызнул на отполированные клинки, уже готовые к бою. На галереях второго этажа, словно испуганные птицы, замерли служанки в темных платьях, их лица были бледными пятнами на фоне темного дерева.
И по широкой парадной лестнице, разбивая этот хаос своим ледяным спокойствием, спускался он, Джаспер. Каждый его шаг был полон незрячего достоинства. Его черная шелковая повязка казалась зловещим акцентом на бледном, непроницаемом лице.
А за моей спиной, из темного провала распахнутой двери библиотеки, нарастала другая угроза. Тяжелые, гневные шаги Вильяма. Я чувствовала его взгляд — горячий, как раскаленное железо, — впивающийся мне в спину.
— Помогите! — мой собственный крик сорвался с губ, дикий и сиплый от ужаса. Я, не думая, собрала в охапку шелестящие юбки и бросилась через сияющий мрамор холла к лестнице, к единственному, кто мог быть хоть какой-то защитой. Пятки скользили по отполированному камню.
— Что происходит?! — голос Джаспера не повысился ни на йоту, но он разрезал гулкую тишину, как удар хлыста. Властный, не терпящий возражений баритон, от которого замирало сердце и выправлялись спины у стражников.