В плену у призраков

Навыки горничной

Говорят, что зверь бежит на ловца. Это верно. Мой зверь вышел на меня ровно через неделю после  той безобразной драки, о которой стыдно вспоминать. И как я позволила себе так низко пасть?

День начался как обычно: уборная, душ, завтрак…

По шкале от одного до десяти моё настроение пребывало на девятой позиции. Я даже что-то напевала, моясь в душе. Мне казалось, что денёк непременно будет, ну если не замечательным, то, по крайней мере, плодотворным.

Нет, не подумайте, я не забыла Филиппо, отца моего Ричарда. Нет. Я, как всегда, думала о нём, молилась за него, просила небеса помочь мне найти его. Мне даже стыдно было радоваться.

Однако, я радовалась.

Почему?

Да потому что какое-то странное чутьё, интуиция женская, что ли, подсказывало мне, что сегодня, впервые за два последних года я сделаю шаг навстречу Филиппо.

Первый шаг.

Это чувство шло откуда-то извне, и я не пыталась выяснить его природу. Мне просто-напросто было хорошо от ощущения приближающейся развязки. И я принимала этот дар с благодарностью и верой.

За столом Ричард увлечённо лопотал о своих новых школьных друзьях, мама с энтузиазмом поддерживала его нехитрыми репликами и вопросами, папа тянул из чашечки кофе и поглядывал на меня, будто хотел что-то спросить, но не решался.

- Мама, а помнишь ту девочку в парке? – Ричард отвлёк меня от ступора, в который я незаметно для себя впала.

Сфокусировав взгляд на ребёнке, я увидела протянутую ко мне ручку с печенькой. Приняв угощение, я секунду задержала пальчики Ричарда в своей ладони, всмотрелась в его отцовские глаза и мысленно поклялась себе, что если мои предчувствия не бред, если судьба, поощрённая Богом, внявшим моим молитвам, действительно предоставит мне шанс, я ни за что не отступлюсь.

Даже если будет больно и страшно, я не сверну с дороги. Ради Ричарда, ради Филиппо, ради себя самой.

- Ту, с которой ты не хотел меня знакомить? – Мне пришлось переключиться от принятия судьбоносных решений на воспоминания. Смутный образ малышки в розовом возник перед моим внутренним взором. – Спасибо за печенье.

- Да. Но теперь я познакомлю тебя с нею. Она моя одноклассница. Её зовут Маша. – Ричард довольно улыбался, а я осмысливала услышанное. Город наш немаленький, вероятность того, что случайно встреченная в парке девочка не просто пересечётся с нами снова, но и пойдёт в один класс с Ричардом, близка к нулю.

- Здорово. Значит, ты ошибался, - я решила воспринимать совпадение как добрый знак и ещё один плюс в пользу моих утренних ощущений и догадок. – Вы снова встретились.

- Да. И она обещала подарить мне книжку своего дедушки. Он детский писатель. – Ричард с достоинством вздёрнул подбородок, гордый знакомством с писательской внучкой.

- Кстати, насчёт писателей. – Папа отодвинул от себя чашку, видимо, он, наконец, решился сказать нечто важное. - Ты продолжаешь писать?

- Да, - я опустила глаза.

В моём столе уже лежали четыре оконченные и отредактированные книги. Пятую я писала.

Приятно было, что папа интересуется, но мне не хотелось говорить о творчестве именно в тот момент, когда я, переполненная ожиданиями чего-то важного, находилась в эфемерном состоянии внутренней аморфности, как оживший радар готовый принять сигнал, но не знающий, откуда именно и потому предельно напряжённый.

- И что? Что с того? – Чувствовалось, что слова нелегко даются папе, тем более, что я с трудом концентрировала на нём внимание. – Для кого ты пишешь?

- Я пишу, потому что мне это нужно… - конечно, я понимала — он прав. Но…сделать первый шаг в продвижении творчества для меня было всё равно, что пешком дойти до Парижа.

- А вдруг, оно пригодится ещё кому-нибудь…

- Не уверена. – Мне хотелось отмахнуться, сослаться на занятость в институте. Но…я говорила с отцом, которого видела крайне редко.

- А хотела бы узнать? – Папа принял решение. Я это чувствовала. Но какое?

- Конечно. – Мой взгляд задержался на часах. Надо бы поторопиться.

- Но не знаешь, с чего начать? – Он тоже нашёл глазами часы, похоже, его не слишком волновало, что я вот-вот начну опаздывать.

- Примерно так. – Вынуждена была согласиться я, нервничая, но сдерживая эмоции.

- Ты слышала об издательстве «Магия Слова»?

- Оно принадлежит маме Стивена Александре Ричмон. – Я устало потёрла лоб, ощущая, как моё настроение скатывается с девятой ступеньки на седьмую. Конечно же, ни мама, ни папа не в курсе, что я в глазах Стивена Ричмона самый удобный инструмент для оттачивания острого языка. После трагедии, случившейся на «Марианне Ричмон» он несколько остепенился, изменил ко мне отношение. Но я ничего не изменила, мне и в голову не приходило обратиться к Стивену за помощью. Наверно, стоило, но…

- Александра Васильевна — моя старая знакомая, - продолжал тем временем папа. - Живёт она в Лондоне, но на днях прилетела по делам издательства. Я встречался с нею. Мы говорили о тебе. Она готова посмотреть твои произведения. Принеси ей в издательство хотя бы одну рукопись. Желательно сегодня. Знаешь где «Магия Слова» находится?

- В десяти минутах ходу от моего института. – Я не знала, радоваться ли, обижаться ли. Папа влез в мои личные дела. Но ведь его побуждало единственное желание — помочь мне. Как же не вовремя он это сделал.

- Так что?

- Я пойду, но после института. Мама, можешь отвезти Ричарда в школу, а потом забрать его? Боюсь, я уже не успею. – Мне ещё предстояло выбрать, какую именно книгу я доверю на суд Александры Ричмон.

- Конечно. – Мама с благодарностью посмотрела на папу. Я сомневалась в том, стоит ли мне благодарить его. Потому молча встала из-за стола и отправилась в свою комнату за рукописью.

На выходе из дома я присела перед Ричардом, нам предстояло разлучиться на целый день. Мы привыкли. Но на этот раз что-то случилось с нами, с нашими чувствами. Я прижала его, и он задрожал, забился в моих руках.

***

Лекции закончились в три. Я наспех перекусила в институтском буфете и отправилась в издательство «Магия слова». Конечно, на своём Пежо. Когда, уже в здании, ехала в лифте, у меня дрожали поджилки.

Как бы ни хорохорилась я, а судьба собственных романов меня волновала. Я выбрала самый маленький на двести страниц А-4. Он был и моим любимым.

В приёмной меня встретила симпатичная секретарша с очень серьёзным, деловым лицом. Когда у секретарши такое вот лицо, будьте уверены, где-то недалеко находится её босс.

- Вам назначено? – Спросила девушка строго.

- Думаю, что да. – Я едва владела голосом. Волнение пронизывало каждую клеточку моего тела. - Проверьте, пожалуйста, Изольда Макарова.

Пальчики, украшенные баснословно дорогим маникюром, изящно пробежались по клавиатуре.

- Можете подождать? Александра Васильевна собрала пятиминутку. Совещание скоро закончится. – Теперь девушка глядела на меня с дружелюбным интересом, вероятно, имя Изольда Макарова о чём-то ей говорило. – Хотите, я дам вам кроссворды поразгадывать?

Она вынула из стола сразу несколько газет. Я заметила, что первую страницу верхней кто-то уже разгадывал.

- Для клиентов держу. – Объяснила секретарша. – Некоторым приходится ждать подолгу.

Я не собиралась долго рассиживаться, очень хотелось домой к Риккардо (мама, наверное, уже привезла его). Так что я отклонила предложение.

- Нет, спасибо, а вот Маклер я бы почитала. – Я указала на толстушку, что лежала на журнальном столике.

- Тоже любите знакомиться с объявлениями? – Обаятельная улыбка изогнула  крашеные губки секретарши перламутровым бантиком.

- А кто ещё питает слабость к рекламным изданиям? – Мне просто хотелось поддержать разговор.

- Все писатели.

Я улыбнулась. Мне нечего было сказать на это. Писателем я себя не считала. Но всё же приятная волна покатилась по телу.

Я присела в кресло у окна и занялась чтением. Чего только не продают в нашем городе — самые невероятные вещи. Даже навоз. Я листала страницы Маклера с улыбкой, представляя, как некто договаривается с другим некто о покупке двух килограммов навоза. Наверное, если читать между строк, можно договориться о приобретении наркотиков, оружия и даже рабов.

Я дошла до страницы, посвящённой вакансиям. Собралась было перевернуть её. По понятным причинам работа меня совершенно не интересовала. Но мой взгляд привлёк заголовок «Требуется горничная со знанием английского языка». Под заголовком были приписаны только телефон и одно единственное слово «дорого». Я быстренько переписала номер в свой Верту. Через мгновение из кабинета Александры Васильевны потянулась ниточка не очень довольных людей. Некоторые выглядели прямо таки раздосадованными. Секретарша доложила обо мне и тут же сообщила, что я могу войти.

Александра Васильевна Ричмон с порога сразила меня своей молодостью, стилем одеваться и умением держаться с каким-то не свойственным моему поколению шармом.

- С трудом верю, что у Сильвестра такая взрослая дочь, - были первые её слова.

Я потупилась.

- Присаживайтесь, пожалуйста. Ваш отец рассказал мне о вас. Но он не открыл для меня Америку. Вы — одна из любимых тем Стивена. Мой сын просто вынудил меня полюбить вас всем сердцем.

Я смотрела на неё широко раскрытыми глазами и не верила ни единому слову.

- Понятно, - улыбнулась Александра Васильевна. – Стивен тот ещё зубоскал. Вам, вероятно, достаётся от него?

- Больше, чем вы думаете. – Ответила я, скромно улыбаясь. Александра Васильевна полностью расположила меня к себе. Но, не скрою, я страшно робела.

- Это на него похоже. Но со мной он другой. Поверьте.

- Постараюсь.

- Что ж, вы принесли рукопись?

- Да. – Я вынула из сумки папку с листами и протянула издательнице.

- Я никому не доверю её чтение. Займусь этим лично. Вердикт будет завтра. Согласны?

- Да. – Я уже знала, что ночь пропала. Промучаюсь страхами до самого утра. Завтра решится моя судьба.

- Что ж, не смею вас задерживать.

- Да. До свидания. – Я поспешно вскочила. – Только…

- Что? – Она уже надевала очки для чтения. Строгий взгляд через оправу несколько обескуражил меня.

- Не показывайте Стивену, и Марине тоже.

- Не переживайте на этот счёт.  

***

Уже на улице я вспомнила о странном объявлении. А что если позвонить? Сев в машину, я достала мобильник, набрала номер. Немного нервничала. Вру, руки мои подрагивали. Прилагательное «немного» не совсем то, что применимо к тому состоянию.

- Алло? – Ответил приятный мужской голос.

- Я по поводу объявления в газете… - Одним выдохом я освободилась от треволнений. Юноша на той стороне связи рассеял все мои глупые подозрения. Что-то было в его интонациях, какая-то чисто мужская теплота.

- Вы опоздали, вакансия уже занята…

- Отдай трубку! – Выплюнул мой телефон. Я едва не откинула его. Говорили на английском.

Резкий, неприятный выговор Саломеи Хартлисс я бы узнала из миллиона других голосов. Он разбередил старую рану. Теперь я не только дрожала, но и потела. Да, да, моё тело в секунду покрылось холодной испариной.

- Я по поводу объявления в газете. – Заговорила я по-английски.

- Сколько вам лет?пебуется горничная со знанием английского языка"ься о приобретении накотиков, в  близка к нылю.лся.   

- Двадцать…

- И у вас есть опыт?

- Два года, - поспешно ответила я. – Мне пришлось после школы устроиться на работу. Из-за…бедности. Я сирота.

- Что ж, хорошо. Ваше имя?

- Соня. Софья Курагина. – Наврала я, вспоминая Сонечку, уехавшую во Францию с месье Шанталем. Со дня на день я ждала приглашения на свадьбу. 

- Ага, деревня… Так ты из деревни? Тётка у тебя была?

- Да. – Я вышла из машины на свежий воздух. Ноги мои подкашивались. Саломея явно влезла в какую-то секретную базу данных и сейчас поймает меня на лжи. Ведь я даже не знала, как называется Сонечкино село, как звали её тётку. Саломея перешла на «ты», и это был плюс. Я сумела заинтересовать её.

- Что ж, ты подходишь нам. Поздравляю с работой. Оплата хорошая не пожалеешь. Где тебя найти? Сажи адрес…

- О, это за городом… - не растерялась я. – И хозяйка моя алкоголица. Вам лучше не беспокоиться. Сейчас я соберу вещи и приеду к вам. Вы живёте…

Это было невероятно. Саломея Хартлисс, которую ищут по всему миру, обосновалась под самым носом у тех, кто так жаждет её крови, — в нашем городе. Я уже представляла, как позвоню Стивену и сообщу о своей уму непостижимой находке.

- Ты знаешь, где Публичная библиотека? – Поинтересовались из трубки.

- Ну да, - удивилась я.

- А сквер напротив неё?

- Конечно.

- Там за сквером есть частные дома…

Я вспоминала. Точно, есть такие. Боже! Так эта нахалка ещё и в центре города поселилась.

- В каком именно вы живёте? – Я осмелела. Потому что не планировала никуда идти.

- Простите, - Саломея будто бы говорила с кем-то. – Я должна переговорить с хозяйкой. Согласитесь, ваша кандидатура достаточно сомнительна.

- Конечно. Нам надо встретиться, чтобы я продемонстрировала вам свои способности. – Я заволновалась. С чего это она взяла отступную?

- Вы правы. Я перезвоню вам где-то через час. Вы не против?

- Нет, конечно. – Сквер, который назвала Соломея, был в нескольких шагах от издательства. Я засунула мобильник в карман, заперла Пежо и поспешила к названному месту, размышляя: сейчас звонить Стивену, или после нового звонка Саломеи? Лучше сейчас.

Вот сюрприз будет!!! 

Я успела набрать номер и услышать два протяжных гудка. Ответил ли Стивен на мой звонок, могу только гадать. Помню, как на меня обрушился удар сзади. Падая, я видела ногу в военном ботинке, пытающуюся раздавить мой с размаху шмякнувшийся об асфальт телефон. Верту. От такого падения ничего не будет, да и нога ему не страшна. Но об этом я думала уже потом. А в тот момент я просто теряла сознание…

***

Первым, что очертилось в моём понимании окружающего мира, было окно. Сначала оно блеснуло светлым расплывчатым мазком, наложенным на кромешную тьму. Потом оформилось в старую деревянную раму, из которой лилась струя золотистого света.

- Окно… - определилась я, силясь осознать и запомнить увиденное. – Рама. Свет. Форточка. Воздух. Где я?

- С вами всё в порядке? – тот же бархатистый мужской голос, что ответил мне по телефону. Кажется, в нём забота и волнение.

- Мужчина. – Вынесла я вердикт. – Кто он?

- Вы видите меня?

- Нет. Но хочу видеть. – Я потрясла головой. Больно. Глаза автоматически закрылись.

Через какое-то время я снова пришла в себя. И теперь кроме окна видела и всю комнату. Скупая незнакомая обстановка вызывала ощущение одиночества и неустроенности, какой-то нищенской казёнщины. Пахло…

Я встрепенулась, как испуганная птица. Этот запах…его ни с чем не спутать. Смерть. В комнате пахло смертью.

- Как вы себя чувствуете? – Снова тот же голос.

Я пристально посмотрела на говорившего. Он смутился под моим взглядом. Красивый. Наверное, мой ровесник. Русые волосы до плеч стянуты верёвкой, глаза большие, синие, нос слегка курносый, губы чувственные, как у подростков, немного потрескавшиеся.  Одет как хиппи в джинсы и длинную на выпуск цветастую рубашку. Таких мальчиков я встречала в переходах с гитарой, распевающих непонятные, глубоко философские песни.

- А где гитара? – Я боялась правды о месте своего пребывания и о цели моего похищения.

Да, это с болью пришлось признать, меня похитили. И, если верить запаху, терзающему мои ноздри, за свою беспечность я могу дорого заплатить.

- Есть. – Он искоса посмотрел на меня, не в глаза, а на нос. Улыбнулся. – Вам надо ответить на мои вопросы.

- Спрашивайте. – Я бросила взор за окно. Деревья. Сплошная стена крон.

- Вы Софья Курагина?

- Ещё утром была нею. А сейчас, - я потёрла шишку на затылке, - очень сомневаюсь в этом. Спасибо, что напомнили, как меня зовут.

Я решила, что если спросят о Сонечкином селе и тётке, притворюсь, что от удара мне память вышибло.

- Вы говорили, что бедствуете.

- Так и есть, - я опустила глаза на пол и увидела дорогой босоножек, слетевший с моей ноги.  

- Тогда как вы объясните наличие у вас телефона Верту и отнюдь не дешёвой одежды?

Я задёргалась, проверяя, как выглядит моя одежда. Нашла на юбке дыры в двух местах, а блузка была в крови и стяжках. Изобразила ужас.

- Была дорогой! Была! Смотрите, что с нею сталось. – Я повернулась к нему спиной, чтобы он оценил причинённый мне ущерб.

- Итак, откуда у нищей сироты такие вещи?

- Я работала в очень богатом доме. – Ох, и трудно же было мне притворяться обиженной. По моему же, только что сочинённому сценарию, глупышка, попавшая в клетку, представления не имеет, в какую беду вляпалась. Скорее всего, она должна думать, что стала жертвой похитителей красивых девушек с целью продажи их в бордели.

- Вам не могли платить таких денег, чтобы хватило…

- Горничной нет, - оборвала я его, - но…хм…подруге хозяина…

- Понятно. И где же ваш хозяин? Почему вы искали работу? – Парень морщился, явно брезгуя мною. Надо же, какой чистюля.

- Он выставил меня, - я поджала губки. Так делают все дуры.

- А та квартира, о которой вы говорили. Можете назвать адрес?

- Да. Улица Конечная пятнадцать, квартира один. – Я хорошо помнила адрес кошмарной норы, в которой какое-то время проживала Сонечка. Хозяйка жилплощади была жуткой пропойцей и давнишней подругой Сониной тётки. Брала недорого, но то и дело воровала Сонечкины вещи. А моя подружка, добрая душа, жалела и прощала её

- А телефон?

Я знала и телефон. Назвала номер без запинки. Парень тут же поднял трубку потёртого аппарата, что стоял на тумбочке возле кровати, и набрал номер.

- Разрешите выход в город.

А я то на какое-то мгновение обрадовалась, что смогу тайком позвонить Стиву.

Он набрал названный мною номер. Ответили не сразу. Парень протянул мне трубку и прошептал:

- Скажите, что уезжаете.

- Алё, тёть Маня, это я – Соня…

- Сонька, сука, ты этакая. Куда запропастилась? – Прогундосили насквозь пропитым голосом, - ты мне деньги должна…

Я перевела дух, стараясь выглядеть обиженной и ошарашенной. Точно такими словами тётя Маня встретила Соню после круиза. Мне тогда показалось, что она и не заметила, что постоялица отсутствовала около трёх недель.

Молодой человек отобрал у меня трубку, бросил её на рычаг и вышел. Я осталась одна. Попыталась встать. Жёсткая кровать жалобно заскрипела. У меня получилось подняться и пройти к окну, за которым стояла тишина первозданного мира.

Только шелест деревьев и редкое перекрикивание птиц нарушали её. Нет, это не центр города. Меня обманули. Я поискала часы.

Не нашла.

Сколько времени я находилась без сознания? Как далеко успели меня завезти? Родные уже поняли, что я не приду домой, или пока только догадываются? Я нашла взором босоножек одиноко валяющийся на полу. Второго нет. Где он? В саду? Или в машине? Или на том месте, где меня сцапали? Хорошо, что хоть один остался. Если выживу, сохраню его для Ричарда.

А, кстати, где его машинка? Я прижала ладонь к карману юбки. На месте.

Слава Богу.

Мне стало чуточку легче. И я продолжила осматривать себя и комнату, надеясь найти хотя бы обломки своего телефона. Где он? Его можно запеленговать через спутник. Если Верту здесь, у меня есть шанс. Если нет… все нити разорваны. Надо думать, как выкручиваться. Верту при мне не было.

Скрип открываемой двери испугал меня. Вернулся мой дознаватель. Взгляд немного виноватый. Моё замешательство он принял как естественное явление. Да, я вела себя на удивление естественно: нет-нет, да дрожь пробьёт в самый неожиданный момент.

У всех у нас есть маски на разные случаи жизни, но не на страх, не на ужас. В момент боязни мы такие, какие есть. И какая же я? Любоваться нечем: нижняя губа схвачена мандражом, из глаз с минуты на минуту хлынут слёзы: «Дяденька, не убивайте меня, я хорошая». Ноги, как у куклы-марионетки, прогибаются не способные удержать перепуганное тело.  

Аллея Горничных

Проснулась я рано. О том, что нет ещё и шести, я догадалась, поглядев за окно, где из-за тёмных крон только-только пробивалась бледно-розовая зарница.

Конечно, хотелось узнать точное время. На свободе это было так естественно: в каждый момент своей жизни знать расположение стрелок на часах. Но мобилки при мне не было, часов тоже. Приходилось судить о времени по небу. Я села возле окна и принялась ждать.

Волк пришёл очень скоро, будто бы чувствовал, что я в нём нуждаюсь.

- Не спишь? – Он тихо отворил дверь, по-кошачьи пробрался внутрь.

- Выспалась… - я развернулась к нему, но осталась сидеть на кровати.

- Это хорошо. Просыпать здесь нельзя. Опасно. – Тон его был озабоченным.

Он хотел помочь мне выжить, но я чувствовала, что слишком много сомнений терзают его душу.

- Тогда неплохо было бы обзавестись будильником. - Я поглядела на тумбочку, где дремал телефон, не имеющий выхода в город.

Бесполезный телефон.

- Я принесу. Вчера его убрали, чтобы ты не могла определить по времени расстояние. – Он смотрел на меня исподлобья.

- Меня не будут искать. Ты же сам слышал… Моя хозяйка не помнит, на каком свете живёт. Она и не заметит, что я пропала. А кроме неё некому беспокоиться обо мне.

Если бы эти слова говорила Сонечка, они б не звучали так горько. Она привыкла к сиротству. Но я чуть не плакала от жалости к подруге, которая в тот момент находилась во Франции в полном здравии рядом с любимым человеком. Но ведь до встречи со мною положение её дел было именно таким.

Ох, и нелегко же я чувствовала себя в её шкуре. Это теперь Сонечка абсолютно счастлива, потому что без памяти влюбилась в месье Шанталя, а он, удивительное дело, ответил на её чувства.

Мне бы радоваться за них. И чего я сопли распустила? Себя жалею? С какой это стати? Я же целых два года мечтала очутиться рядом с Филиппо, найти его. Спасти. Первая часть мечтаний исполнилась. А насчёт спасения… Теперь надо было спасать нас обоих.  

- Хорошо, что ты это сказала. Вчера ты лгала нам по телефону. – Волк присел на стул, тот недовольно скрипнул.

- Что? – Стоит ли говорить, что я в буквальном смысле слова, обледенела от страха. Сейчас меня вычислят…

Доживу ли тогда до вечера?

– Ты звонила из центра города, но сказала, вернее, намекнула, что находишься у себя в квартире. – Похоже, для себя Волк уже нашёл разгадку моего вранья. 

- Я никогда никого не приглашала на квартиру. И, думаю, ты понимаешь почему, - я опустила глаза. В этом месте мне следовало стесняться. – Если бы кто-то увидел, где я живу…меня ни за что бы не взяли на приличную работу.

- Грязь?

- Не то слово. А на лучший угол нужны деньги. И всё бы ничего, но тётя Маня, когда напьётся, становится буйной. – Я опять любовалась своим осиротевшим босоножком, валяющимся на полу. Моё внимание невольно обращалось к нему снова и снова.– Ты случайно не знаешь, где второй босоножек?

Он с сожалением покачал головой.

- Его не нашли.

- В чём же я буду ходить? – Вообще-то, меня мало волновал вопрос, в чём ходить. Да хоть босой. Где-то здесь мой Филиппо, и это главное. Возможно, сегодня я увижу его.

- Загляни в шкаф, там достаточно одежды и обуви. Твои предшественницы пришли в этот дом не с пустыми руками. – Юноша озадаченно разглядывал деревянное изваяние, которое минуту назад назвал «шкафом». По мне он больше походил на портал, из которого в любой момент может вылететь какое-нибудь приведение, или вывалиться труп.

- Ты предлагаешь мне ходить в обносках покойниц? – Моё возмущение выглядело кощунственно.

В ближайшее время я могла присоединиться к компании мёртвых горничных. Но разве не кощунство предлагать мне их одежду?

- А у тебя нет другого выхода.

Как всё просто у него получалось. В этом тёмном, чёрном доме убивали людей, в нём содержался похищенный два года назад знаменитый голливудский актёр Филиппо Андреас. Сюда против воли привезли меня. А этот странный парень спокойно смотрит на меня, будто нет ничего сверхъестественного в том, что здесь происходит.

- Почему нет? Я могу ходить босиком, в своих разорванных шмотках. – Я соскочила с кровати, подкралась к шкафу, осторожно приоткрыла его поцарапанную дверцу.

- Босиком? Не советую. В этом доме две хозяйки. Одну, мисс Хартлисс, ты вчера видела. Она спокойно отнесётся к твоим странностям. Ходи хоть голой. А вторую, миссис Андреас…

- Андреас?!! – Я отскочила от шкафа, будто бы там действительно пряталось приведение.

- Почему ты так удивилась? – Он насторожился, я поняла, что дала маху.

 - А? Что? Кажется, там мышь! – Изображая испуг, я указывала в сторону шкафа.

- Не может быть, - он не шелохнулся. – Ты слишком мнительная. Если чего-то и следует бояться в этом доме, так это миссис Морену Андреас. Она не бывает довольна. Всех твоих предшественниц убила Саломея. Но сделала она это по приказу Морены.

- Морена, Саломея, Волк. Что у вас здесь? Мифический зоопарк? – Мне казалось, что с Волком я могу говорить о чём угодно.

И почему этот, фактически враг, вызывал у меня такую симпатию?

- Не боишься, что нас подслушивают?

- Нет. Тебе доверяют.

- Но не тебе. – Он посмотрел на дверь.

- Я с тобой.

- Я могу выдать тебя.

- Нет. – Я подошла к нему. – Наверное, нам пора идти на кухню.

- Думаю, да. Но, пока мы не вышли, уясни себе кое-что. Я тебе не друг. Я здесь выживаю. И это удаётся мне только потому, что я сам по себе. Волк – моя фамилия. Зовут меня Сергей…

- Серый Волк, - я не поверила ему. Он мне друг. Единственный друг в этом гиблом месте.

- Так меня называли братья, - на какое-то мгновение тень накрыла его лицо.

- Называли?

- Я такой же пленник, как и ты. Пришёл сюда садовником. Хотел доказать родным, что могу чего-то добиться и без их помощи. Прочёл объявление…и…сама видишь. Я жив только потому, что мисс Саломея время от времени остро нуждается в мужских ласках, а здешние охранники все не в её вкусе. Слишком грубы. Морена уже раз пять просила Саломею избавиться от меня. Так что…скорее всего, дни мои сочтены. – Он грустно улыбнулся. – Моя голова станет лучшим экспонатом коллекции Саломеи Хартлисс.

***

Оставшись одна, я заглянула в шкаф, нашла там много одежды, которая и висела на плечиках, и громоздилась сложенная в двух больших сумках, и ровными аккуратными стопками занимала несколько полок.

Вся не в моём вкусе.

А если бы мама увидела…

Мысль о маме испортила мне настроение. Эту ночь дома не спали, не спали и в доме Ричмонов. Своей глупостью я причинила боль самым дорогим людям.

А как переживает потерю Ричард?

Оставалось только гадать.

Подавив слёзы, я постаралась сфокусировать внимание на содержимом шкафа. Выбирать было не из чего. Всё страшное и некрасивое.

Нет, не так…

Не это главное.

Все эти вещи принадлежали разным людям, которых больше нет, они погибли противоестественной смертью и покоятся в нескольких метрах от того места, где я сейчас стою.

Превозмогая отвращение, я надела белую юбку с воланом и бежевую рубашечку с короткими рукавами мужского типа. В кармашек на груди переложила машинку Риккардо. На ноги нацепила шлёпки. Оказались чуть велики. Собственный босоножек спрятала подальше.

Если выживу, отдам сыну, как обещала.

Взглянув напоследок на свои рваные вещи, я скомкала их, но потом (паранойя у меня, знаете ли, была, и в той ситуации это вполне понятно) решила ещё раз проверить карманы.

С удивлением нашла в блузке измятую визитку. Долго вспоминала, кто такая Алла Никитична Чемортанова и когда она успела пожаловать мне свою визитку?

Так и не вспомнила.

Засунула бумажку в шкаф, там было случайно обнаруженное мною укромное местечко для бумаг (в нём кто-то спрятал парочку купюр эквивалентную пяти долларам), и продолжила осмотр его покойницкого содержимого.

На одной из полок высилась горка полотенец. Я подхватила розовое, самое мягкое и вышла в коридор.

Смена декораций подействовала на меня, как холодный душ на морозе. Определённо, коридор мне нравился ещё меньше комнаты. В склепах и то веселее.

Волк показал мне, где взять мыло и другие туалетные принадлежности. Всё новое. Насчёт гигиены я могла быть спокойна, грязью не обрасту.  

Потом мы готовили завтрак.

Кухня оказалась сверхсовременной, ничуть ни хуже моей домашней. Волк объяснил мне, что готовить я должна на четыре группы людей:

Самой многочисленной и прожорливой командой едоков он назвал охранников. Двенадцать негодяев, собранных Саломеей, сметали всё подряд, главное, чтобы еды было много. По выходным, то есть в субботу и воскресенье, полагалось выдавать им шесть бутылок водки для разогреву.

Вторая группа — это миссис Морена и её муж, мистер Филиппо (в этом месте сердце моё ёкнуло, но я не подала виду). Они на завтрак пьют крепкий кофе. Волк показал, как правильно его варить.

В третью группу входили мы с Волком — прислуга. «Готовь то, что привыкла есть, я не привередливый», - был его совет.

Для Саломеи, которую Волк тоже посчитал как группу, я должна была выбирать рецепты из специальной книжицы. Она ела немного, но абсолютно всё снабжала пищевыми добавками.

Я пролистала поваренную книгу Саломеи и успокоилась, ничего сложного, главное, чтобы были необходимые продукты. А насчёт них Волк меня обрадовал. Саломея заказывает всё, что нужно, через Интернет. Посыльный из магазина завозит заказ три раза в неделю и передаёт всё охране.

Я слушала Волка и понимала, что нам не вырваться из этого дома. Если бы это было возможно, он давно бы сбежал.

- А в саду можно гулять? – Мне подумалось, что вне дома, на природе, я смогу добиться хотя бы ощущения свободы. Может, тогда я придумаю, как послать весточку на волю.

- Только по аллее горничных и вокруг беседки, к которой она ведёт.

- Аллее горничных? – Как-то противоестественно и неприятно прозвучало для меня название аллеи.

Волка смутило растерянное выражение на моём лице.

- Я черствею. Становлюсь циником. – Он затряс головой. – Бандитский сын. Это у меня в крови. «Аллея горничных», потому что вдоль дорожки, ведущей к беседке, похоронены задушенные горничные.

- А, - я внимательно следила за Волком, жарящим кофейные зёрна, от того, как я освою кухонную науку, зависела моя жизнь. Одновременно я почему-то думала о длине аллеи. Может, там уже не осталось места для новых горничных. – А почему нельзя гулять в других местах?

- Охранники кидаются на всё, что движется. Ту девушку, что была до тебя, они изнасиловали в первый же вечер (выловили при попытке к бегству). На следующий день она не смогла подняться с постели. Вот её и придушили. – Волк закончил с кофе и принялся листать книгу Саломеи. – Каша с ананасами. Думаю, то, что нужно.

- А аллею горничных они, значит, обходят стороной.

- Кому-то там что-то почудилось на пьяную голову, вот и не суются больше. Если Саломея доверит тебе выгуливать Пети…

- Пети? – Конечно же, я знала, что речь идёт о собачке, но в этом доме я пока что с нею не встречалась, потому вполне естественно было изобразить удивление.

- Чихуахуа. – Волк бросил в мусорное ведро пустую коробку от ананасов.

- Чихуахуа, - что-то вспыхнуло в моей голове, какая-то спасительная мысль, связанная с собакой. Но тут же погасла.

- Собачка такая. Очень милое и безобидное существо. – Волк улыбнулся. - О его питании Саломея сама печётся. Ты на этом не заморачивайся.

- Не буду. Что там насчёт выгуливания Петти? – Напомнила я.

- А, - встрепенулся Волк. – С собакой можно прогуливаться, где угодно. Ну, в пределах разумного, конечно. К Петти никто не рискнёт приблизиться. За него мисс Хартлисс оторвёт голову каждому, даже самой Морене.

Юноша изящно поправил свои красивые волосы и продолжил меня поучать:

- Пищу разносить зови меня. К охране, сама понимаешь, путь тебе заказан. Хозяева живут в северном крыле. Туда тебе тоже нельзя. – Он потянулся за подносом. - Завтрак должен быть готов к восьми.

- А вторая хозяйка в доме? – Я удивлялась, что Морена до сих пор не поинтересовалась личностью новой горничной. Но куда более меня волновало отсутствие Филиппо. Что с ним? Где он? Он теперь муж Морены. Неужели официальный?

***

Экскурсия оказалась не слишком занимательной. Она окончательно убедила меня в том, что живём мы либо в склепе, либо в покинутом пристанище некого тайного, очень тёмного ордена.

Толстые, как в бомбоубежище, стены тянулись серым бесконечно длинным коридором и заканчивались туалетом и ванной комнатой, теми самыми, что я использовала поутру. Наискосок от ванной располагалась моя комната, через несколько дверей, в просторном помещении блистала благоустроенным нутром кухня, а дальше, ещё через дверь находилась «волчья нора» - так представил мне свои уютные и вполне обжитые владения Волк.

Всего в северном крыле я насчитала двадцать помещений. Почти все они не использовались. Кроме того, что я перечислила, заслуживают внимания только два объекта: кладовая и…(тягостные воспоминания до сих пор волнуют мою душу) хранилище Саломеи Хартлисс. Его дверь, как и прочие двери южного крыла, не запиралась. Да и не было в том надобности. Мы потоптались с Волком у входа в страшный музей и пошли дальше.

- Убирать ты будешь только в коридоре, в кухне, в уборной и у себя. Иногда придётся помыть и кунсткамеру. Но это редко. – Волк с жалостью посмотрел на меня. – Может, вернёмся и войдём? Потом легче будет.

- Нет, - я понимала, насколько важно Саломее напугать меня своим великолепным собранием голов. Я не должна обмануть её надежд. Пусть порадуется моей бледности. Я даже постараюсь блевануть ради её удовольствия. Мне надо выжить, чтобы спасти Филиппо.

Мы с Волком дошли до противоположной стороны коридора, где тот загибался и оканчивался одной единственной дверью, ведущей в обширный солнечный вестибюль. Волк толкнул дверь, я, ослеплённая и поражённая, застыла на пороге. На какое-то мгновение в моей замёрзшей душе вспыхнула искорка радости.

Всё-таки, солнце — великая сила. Облик его окрыляет, волнует, вдохновляет. Я люблю солнце.

Входя в вестибюль, я улыбалась. Пышность обстановки не привлекла меня. Не до неё было. Мой голодный, жадный взгляд приковал к себе объект, в котором я почему-то увидела символ свободы. Это был выход.     

- Соскучилась по свежему воздуху? – Совершенно бесцветным голосом поинтересовался мой экскурсовод.

- Ещё как! – Воскликнула я.

- Давай выйдем.

- Давай. Только сначала скажи, тут тоже надо убирать? – Я, наконец, осмотрелась. Вестибюль был оформлен под гостиную с самыми высокими претензиями на комфорт. Глядя на него, с трудом верилось, что через пару метров начинается мрачное царство северного крыла.

- Да. Но не каждый день. Уборка в этом доме проводится два раза в неделю. В южном крыле это моя забота. Там всего две жилые комнаты. Стирать тоже не проблема — машина-автомат. Главное — готовка. – Волк толкнул входную дверь и шагнул в золотое солнечное сияние. Я, ощущая каждой клеточкой тела приятное волнение, устремилась за ним.

Мы вышли на подъездную асфальтированную дорожку. Я упоённо подставляла лицо горячим солнечным лучам и думала о том, что жизнь прекрасна, но почему-то понимание этого неоспоримого факта приходит в моменты, когда стоишь на краю пропасти.

Мне очень не хотелось оборачиваться назад, где высилась серая, похожая на крепость, тюрьма, куда меня заточили без суда и следствия.

Впереди, вдоль дорожки в аккуратных клумбах беззаботно цвели цветы, одаряя округу нежнейшим благоуханием. А за клумбами начинался старый парк, его прохладное дыхание находило нас, объятых солнцем, обдавало манящей свежестью. Откуда-то, скорее всего из-за дома, пахло поспевающими яблоками и увядающими вишнями.

- Ужасный дом в таком волшебном оазисе. – Я вглядывалась вдаль, где за буйной листвой угадывались ворота — путь на свободу.

- Усадьбе этой лет сто. Возможно, для кого-то она служила уютным гнёздышком, наполненным любовью, детским смехом, праздничными пирогами. - Волк проследил за моим взглядом, понял, о чём я думаю, и усмехнулся. – Мы не знаем историю этого места.

- Да, не знаем… – Я сделала несколько шагов по дорожке, беспечно пнула кумушек, попавший под подошву. – Но мне, почему-то кажется, что эта мрачная домина всегда была такой. Это мои ощущения и я им доверяю. Однако, они преследуют меня только внутри. Снаружи всё иначе. Странное несоответствие. Здесь так спокойно на душе, будто я нахожусь в гостях у хороших людей.

Я всё-таки обернулась к дому. И чувство лёгкости тут же испарилось. Реальность шарахнула по мозгам, не предупреждая. Я даже пошатнулась.

-  А давай сходим к беседке.

- На аллею горничных? – Брови Волка поползли вверх. – Не боишься?

- Боюсь. Но мне это нужно.

Мы прошли немного вперёд, обошли клумбы и свернули на гравиевую дорожку под сень парка. Уже через пару метров дом исчез из виду. И мои плечи расправились, походка стала непринуждённей. Странное строение больше не давило на меня.

- Вот она — аллея горничных, - объявил Волк, когда мы, сделав ещё один поворот, ступили на узкую тропку. – Метров через десять будет беседка.

- Не слишком ли громко звучит – «аллея»? – Я прислушивалась к себе и не находила ничего нового в своём чувствовании окружающего. В связи с этим меня даже посетило лёгкое разочарование.

Можно сказать, под моими ногами покоились мои предшественницы. Отчего же мне не страшно, не жутко?

Чёрствость?

Безразличие?

Нет.

Умиротворение.

Упокоившиеся девушки ушли из этого мира при необычных обстоятельствах. В последние дни своей жизни они чувствовали только страх, он преследовал их, мучил, утомлял. Они устали от страха и обрели покой. Неизбежное случилось, теперь им нечего бояться. Наступила моя очередь дрожать. Но здесь, в этом уединённом месте, мне хотелось не дрожать, а петь. Как прекрасна всё-таки жизнь! Как хороша!

- Чему ты радуешься? – Волк подозрительно таращился на меня, будто бы увидел в первый раз. А может, подозревал, что я свихнулась.

- Не подумай, я не чокнулась. Просто тут так здорово после того проклятого дома.

Кто я такая?

Войдя в вестибюль, мы обнаружили бледную, чрезмерно тощую женщину, вальяжно развалившуюся на диване и непрерывно тыкающую на кнопки телевизионного пульта. Вместе с пальцами, колдующими над пультом, подпрыгивали и её длинные ноги, спрятанные в широких штанинах фиолетовых брюк, обутые в чёрные босоножки на высоком каблуке. Завидев нас, она отбросила пульт, одарила меня пренебрежительным, но достаточно пристальным взглядом:

- Это и есть та самая подозрительная горничная? – Она дёрнулась на диване, но не встала. Вероятно, из-за своей дефективной худобы, означающей слабость.

Конечно же, я поняла, с кем имею дело. Вживую Морену Кантарини я видела впервые. Она, как ни странно, полностью соответствовала моим представлениям: высокомерная, чёрствая, своенравная. Всё это было написано на её узком, некрасивом лице. А ещё я отметила усталость и нарастающее чувство безысходности.

Оно испугало меня. Потому что я поняла: это чувство связанно с Филиппо, его ухудшающимся здоровьем. Морена больше всего на свете мечтала заполучить некогда потерянного маленького товарища. На всё пошла ради этой цели и всё ради неё потеряла. Филиппо теперь принадлежал ей. Она своего добилась — он её муж.

Нет, не он. Лишь его тело. Но она рада довольствоваться и этим. Только догадывается, что скоро утратит и то малое, что смогла похитить.    

- Да, - осторожно согласился Волк, подталкивая меня к входу в северное крыло. – Я ввожу её в курс дела. Если позволите, мы пойдём готовить обед.

Но Морена не слушала Волка, её выцветшие глаза изучали меня.

Что испытывала я?

Не страх. Его заглушило другое чувство — ненависть. Эта тварь, что сидит сейчас передо мною и считает, что я — её собственность, приказала убить Агнесс и Риккардо. Она, мерзкая гадина, утащила Филиппо в эту грязную нору. Уж не знаю как, наверное, с помощью наркотиков, заставила его жениться на себе.

- Ты не здороваешься со своей хозяйкой? – Процедили тонкие губы итальянки.

Я вопросительно глянула на Волка.

- Миссис Морена — главная в этом доме. – Волк встревожено тёр вспотевший лоб.

- Очень приятно. – Я шагнула навстречу Морене.

- А вот мне неприятно. – Итальянка приподняла и плюхнула свои безобразные ноги на диван. – Волк, позвони в газету, пусть продолжают печатать наше объявление. Как только появится новая кандидатура, Саломея задушит эту… - Больше Морена мною не интересовалась, взявшись за пульт, она принялась листать каналы, лишь бросила Волку вслед указание: - Мисс Хартлисс на обед не будет. Не готовьте на неё. Она уехала по делам. А нам с мистером Филиппо сварите луковый суп.

- Хорошо, - Волк затолкнул меня в северное крыло, запер дверь и прислонился к косяку. Я брезгливо озиралась по сторонам, неужели это гадкое место находится там же где и беседка, и сад, и…

- Ты не поняла? Тебя не сегодня-завтра уволят. – Прервал Волк мои размышления. – Дур в городе предостаточно. Обязательно какая-нибудь клюнет на объявление. И я не могу не позвонить в газету. Все мои звонки слушают охранники.

- Делай, как она говорит. – Стоило мне сделать несколько шагов по коридору, и я озябла. А на улице начало осени.

- Но тебя задушат, - он явно подозревал, что я свихнулась. Наверное, другие горничные вели себя иначе.

- Ты думай о себе, - я уверенно пошагала на кухню, довольная тем, что придётся готовить только на четверых. Саломея в городе, а для охранников осталась утренняя каша с мясом и вчерашний борщ. Причём, каши хватит и на вечер. Волк постарался наварить, как побольше.

Колдуя над плитой под пристальным взглядом Волка, я объясняла ему:

- Если мне суждено умереть здесь, я не хочу провести последние дни, держась за живот, который пучит от страха. Я постараюсь уйти достойно. Может, и не получится. Но, надо попытаться, чтобы на том свете не стыдно было.

- Ты удивительная девушка, - проговорил Волк. Но настроение его не улучшилось. Он был бледен и печален. – Если бы я встретил тебя в другом месте…

- Ты бы прошёл мимо, - усмехнулась я, почему-то вспомнив Юстина и Андрея, моих блистательных воздыхателей.

- Определённо, нет. – Не согласился со мной Волк.

Скоро он отправился разносить обед, а когда вернулся, мы сели за стол. Моё нехитрое варево Волку понравилось. Я была польщена и мысленно возносила хвалы Анастасии Павловне. Всё-таки она чему-то меня научила.

Отобедав, мы разошлись: Волк отправился к клумбам, я вернулась в комнату, разбирать вещи погибших горничных.

Каким бы неприятным ни было это занятие, оно заслуживало моего внимания. Ведь что-то же мне надо носить. Особенно волновалась я по поводу нижнего белья. Одно дело нарядиться в чужую юбку, или блузу, но лифчик и трусики…

Да если бы мне несколько дней назад сказали, что я буду рыться в чужих, поношенных вещах, разыскивая более-менее приличные трусы для себя, я бы рассмеялась в лицо тому человеку.

Теперь мне было не до смеха.

Бедняжки, что жили здесь до меня, одевались на дешёвых барахолках. Меня в этот дом привела глупость, их — нужда. Я снова вспомнила Сонечку. Она бы не выказала столько пренебрежения к одежде погибших горничных.

И я не буду.

Мне удалось отобрать почти новые трусики, маечки и лифчики в достаточном количестве. На первое время хватит, а есть ли у меня второе…

Вряд ли.

***

Примерно через час углублённого рысканья в гардеробе я услышала шум в коридоре, решила, что это Волк, и выскочила за дверь. Но ошиблась.

Как оказалось, это Саломея ломилась в свою кунсткамеру. Выглядела она рассерженной, в руках американки я заметила чёрный пакет. На «Марианне Ричмон» в точно такие пакеты она закинула отрезанные головы блондинки и брюнетки. Неужели, снова голова? Я хотела вернуться к себе, но Саломея окликнула меня:

- Ты мне нужна!

Пришлось повиноваться. Прикрыв дверь своей комнаты, я шла вдоль стены к Саломее. Всё моё существо противилось этому движению. А, заметив, как на пол из пакета выплеснулась багровая капля, я чуть не развернулась в обратную сторону.

- Поторопись! – Крикнула Саломея и толкнула дверь в свой музей.

На минуту я задержалась сбоку от входа, сделала вдох, попросила себя держаться и вошла…

Первые минуты я ничего не понимала. Вернее, не воспринимала. Из-под стеклянных колпаков с деревянных полок на меня смотрели белые лица. Они не были похожи на мертвецов, но ещё меньше напоминали живых.

- Читала книгу «Голова профессора Доуэля?», - Соломея впилась в моё лицо своими беспощадными глазами-свёрлами.

- Там была живая голова, - я медленно пятилась к выходу, даже не осознавая этого.

- А здесь мёртвые, - мисс Хартлисс была довольна мною, я полностью оправдывала её ожидания и никак не соответствовала своим. Я действительно была напугана.

Что-то противоестественное жило в страшных лицах.

Что?

Улыбки. Они все радушно улыбались синими губами. Только губами. В глазах же застыл ужас последних мгновений жизни. Одно противоречило другому. Но самым большим противоречием я бы назвала смерть. У мёртвых не должно быть эмоций. А у этих были целых две.    

- Как тебе моя работа?

Я обернулась к Саломее и едва не упала, её губы улыбались точь-в-точь, как у мертвецов. Не хватало ужаса в глазах. Впрочем, он тоже присутствовал — его отражали мои глаза.

- Можно я уйду? – Рвотные позывы уже терзали горло.

- Конечно, - Саломея вдруг превратилась в само радушие. – Только назови сначала своё имя.

- Софья Курагина… - знаю, моё лицо выдавало меня. Слишком подействовали на меня головы жертв Саломеи Хартлисс.

- Серьёзно? – Теперь в голосе американки сквозила угроза. – А мне сказали, что Софья Курагина отбыла в город Авиньон с женихом.  

- Кто сказал? – Спиной я чувствовала холодную стену.

- Да вот она, - Саломея вывернула пакет и к моим ногам, оставляя на полу красные полосы, покатилась голова тёти Мани, хозяйки Сонечиной квартиры.

- Тётя Маня… - я схватилась за голову (свою) и перегнулась пополам, не в силах сдержать рвоту.

Освободив желудок в ближайший угол, я обернулась к Саломее. На останки тёти Мани старалась не смотреть.

- Узнала. Это хорошо. Для тебя хорошо. – Хладнокровно констатировала Саломея. – Продолжим. Назови имя.

- Софья Курагина.

- Врёшь. Скажи правду и тебе не будет больно. – Для острастки она извлекла из ножен на боку уже знакомый мне кинжал.

Я промолчала. Наверное, вид у меня был жалкий. Губы Саломеи изогнулись в линию, выражающую всё её презрение к таким, как я. Она на все сто процентов знала, что уже через минуту заставит меня говорить.

Что думала я по этому поводу?

Существует миллион способов выбить из человека информацию. Не важно, какие из них будут применены ко мне, главное другое, — если я не выдержу, уже завтра на этом самом полу, где продолжает сочить кровью голова тёти Мани, будут лежать головы моих родителей и Ричарда, а ещё через какое-то время к ним добавится и голова Тристана.

Продолжать враньё не имело смысла, Саломея с лёгкостью опровергнет новую ложь и только больше разозлится.

- Ну так что? Взвесила все за и против? – Усмехнулась американка.

- Я не должна вам ничего рассказывать. Правда погубит тех, кто мне дорог. Вы не пожалели тётю Маню…

- Кому нужна эта смердящая алкоголичка. – Саломея пнула голову ногой и та отлетела в угол, прямо в мою блевотину. – Её даже спиртовать не надо. Уже заспиртована. Этот экспонат не для коллекции. Мне захотелось сделать тебе подарок. Так, от чистого сердца.

- Не стоило стараться. – Боже, что я говорила?!

Глаза Саломеи медленно, но верно наливались кровью.

- Советую не злить меня. Я не люблю тратить время на выслушивание пустой болтовни. Ты ведь не из бедных? Может быть, как Волк, поссорилась с мамочкой или папочкой и смылась из дома. Назови свою фамилию.

- Вы всё равно меня убьёте.

- Не факт. – Лицо Саломеи пылало азартом.

- Миссис Морена мне чётко дала понять, что я здесь только до тех пор, пока не объявится новая горничная. – Я просто тянула время, оттягивая неизбежное.

- Ещё утром я готова была с нею согласиться. Но теперь… Ты окончательно решила не рассказывать мне по-хорошему? – Саломея отбросила кинжал, он воткнулся в столешницу.

- Окончательно. – Мои губы дрожали, веко дёргалось, я ожидала боли и получила её.

Слава Богу, успела закрыть глаза, потому не видела стены, в которую ударилась щекой, а потом пошла оседать, оцарапывая лицо. Саломея нанесла новый удар, и я шмякнулась на пол, оказавшись нос к носу с головой тёти Мани. Открыв глаза, я встретилась с пустым взглядом покойницы. Ощущение такое, будто бы в Преисподнюю заглянула. От ужаса я потеряла сознание.

Очнувшись, обнаружила Саломею, стоящую надо мною, растирающую костяшки пальцев и говорящую кому-то:

- Удивительное дело, я так легко убиваю, но совершенно не умею бить. – Она была не то чтобы недовольна, скорее удивлена. Её пышные ресницы дрогнули, взгляд серых глаз устремился вниз, ко мне. - Кажется, она пришла в себя.

В поле зрения появился Волк, склонившись ко мне, он рассматривал моё лицо и, боюсь, не узнавал его. 

- Соня, - позвал Волк, - ты меня слышишь?

- Не Соня она! – Рявкнула Саломея. – Забери этот мусор и займись ужином. Наша горничная пока отстранена от работы. Я подумаю, что с нею делать дальше.

***

Он ушёл, а я подсела к окну, готовиться к худшему.

Где-то через час я пришла к твёрдому убеждению, что, как ни крути, наилучшим способом защиты семьи, будет моя смерть. От меня мёртвой Саломея ничего не добьётся. Однако, так я не спасу Филиппо.

Но будь всё иначе, если бы я оставалась для Саломеи Софьей Курагиной, разве от того мои шансы вытащить из плена умирающего от наркотической зависимости любимого человека возросли?

Нет. Если нам не дано жить вместе, мы умрём вместе.

В семь вечера Волк принёс ужин. Я обрадовалась. Есть очень хотелось. Однако, стоило мне приоткрыть рот пошире, как засаднили разбитые губы, потекла кровь.

Я растерянно посмотрела на своего единственного друга.

Он пожал плечами, не зная, чем ещё может мне помочь. За всю свою жизнь я ни разу не была битой. Конечно, в школе между детьми всякого рода тумаки — обычное дело. Но не избиения, когда кожа трещит и лопается, словно непрочная материя.

- Волк, - я решила спросить его о том, что меня больше всего волновало. – Я читала, что есть такие наркотики, от которых язык становится помелом, и человек выдаёт все свои секреты, правдиво отвечает на любые вопросы.

- Думаешь, если я бандитский сын, то должен быть на сто процентов осведомлён о количестве и разнообразии способов развязывания языков? – Синие глаза Волка потемнели, он обиделся.

- Именно так я и думаю. – Меньше всего я желала ранить его душу, я просто была уверенна, что права.

- Есть такие наркотики, - Волк лихорадочно провёл ладонью по волосам, что выдало его нервозность. – И уверен, — при желании Саломея достанет их. Но… понимаешь, это слишком просто для неё. Наркотики — крайняя мера. Не в её стиле. Тебя ждёт боль. Много боли. Ты должна назвать своё имя осознанно. И это первый путь. Второй путь — поиск. Благо, мисс Хартлисс находится вне закона. У неё недостаточно рычагов для второго пути. Однако, она надеется, что о твоей пропаже сообщат газеты, а, может, и телевидение. Самое худшее то, что один из наших охранников в родстве с большим милицейским чином области. Как только твои родные заявят о твоём исчезновении, поверь мне, эта новость дойдёт до Саломеи к вечеру того же дня. Списки пропавших, с приложением фотографий с завтрашнего дня будут пересылаться на е-майл одного из парней из охраны. Ты под колпаком с того самого момента, как набрала телефонный номер этого дома. Тебя мгновенно запеленговали. И, как понимаешь, не отсюда. Саломею ищут частные сыщики, государственные службы сотрудничают с нею. У Морены достаточно для этого денег.

- Скажи, а Софью Курагину…ну, настоящую, Саломея не достанет? – Я взялась за голову, до меня, дуры, только что дошло, какой опасности я подвергаю Сонечку и месье Шанталя.

- Не думаю. Она же в Авиньоне. Времена, когда Морена Кантарини могла всё, остались в прошлом. – Волк усмехнулся. – А ведь мой отец сотрудничал с её отцом, когда тот был на свободе. Смешно.

- А Морена знает, что ты из семьи союзника?

- Конечно. Только ей плевать. Мои родные всё ещё на плаву. Это её бесит. Потому она и жаждет моей смерти.

***

Волк ушёл, а я продолжила таращиться в окно. Шуршание листвы, её отливающая мягкими оттенками зелень действовали успокаивающе. Я водила пальцем по засохшим губам и гадала, во что они превратятся завтра, если Саломея продолжит избиение.

- Ты неплохо устроилась, - в комнату ворвалась та, которую я только что вспоминала.

Меня передёрнуло от неожиданности и страха перед новой болью.

– Я долго размышляла и решила, что ты, скорее всего, хорошая горничная. Нам давно не хватает хорошей горничной. Так что, не забудь завтра открыть мою поваренную книгу и приготовить завтрак, достойный меня.

- А если я добавлю в него яду?  - Мой вопрос — явное проявление глупости. Что есть, то есть — сначала говорю, потом думаю.

Саломея минуту смотрела на меня насторожено, потом расслабилась.

- Спасибо, что предупредила. Теперь Волк возьмёт на себя ещё одну обязанность — дегустировать все блюда. – Голова американки запрокинулась в немом смехе. - А тебе никто не говорил, что ты дура?

- Неприятный комплимент. – Минуту назад, я сама себя обозвала «дурой», но одно дело оскорбительное замечание от себя себе, другое — какая-то дрянь будет насмехаться надо мною. – Одно успокаивает — я не единственная дура в этой комнате.

- Что?! – Саломея опешила.

- Если вы так хотите знать моё имя, почему в мобильник не заглянете? – Я прекрасно понимала, что мой Верту пал смертью храбрых. В противном случае, головы моих родных уже давно бы ждали своей очереди на бальзамирование.

- Ты про Верту? – Саломея скривилась, и её лицо стало не просто страшным, а ужасающим. Наверное, даже дьявол в своём худшем воплощении выглядит посимпатичнее. – Твои соотечественники, эти тупые болваны охранники, которым Морена платит сумасшедшие деньги, проявили инициативу: а что будет с Верту, если его на рельсы положить? Один дурак сумел убедить двух других, что трамвай непременно сойдёт с рельс…в результате: от твоего телефона остался трафарет.  Рада?

Да, я радовалась и грустила одновременно. Я очень любила свой милый телефончик.

- Вижу, что рада, - продолжила Саломея, - и еле сдерживаюсь, чтобы не заехать по твоей нахальной физиономии, которая, к слову, утратила привлекательность после нашего последнего разговора. Я, собственно, зачем зашла — мы теперь как бы подруги… и я решила, что раз так, пусть у тебя тоже будет маленькая коллекция голов. Расположим их на шкафу, когда на нём не останется места, мы по стенам позабиваем полочки.

Саломея распахнула дверь и крикнула:

- Заносите!

И тут же в мою маленькую комнатку втиснулись два охранника. Один — неопрятный толстяк с жиденькой бородкой, другой — юноша, тощий и плоский как доска, в его лице, сплошь усыпанном неприятными на вид прыщами, я на мгновение уловила отвращение и даже возмущение.

- На шкаф кладите, - скомандовала Саломея. Молодой охранник как раз полностью вышел из-за спины старшего товарища, что дало мне возможность понять причину его эмоций — он держал в руках голову тёти Мани, накрытую прозрачным колпаком. В отличие от тех голов, что я видела в музее Саломеи, тётя Маня не улыбалась. Лицо её выражало сразу три чувства — обиду, тревогу и страдание.

В тот момент я поняла и оценила гениальность Саломеи. Увы, не только Бог осеняет талантом, у дьявола тоже есть такая привилегия.

Объятая ужасом, я наблюдала, как охранники водружают на шкаф страшный подарок. Младший ни разу не взглянул в мою сторону, старший уделил мне лишь мгновение своего внимания, и я увидела в его глазах жалость. Да, эта эмоция промелькнула на фоне тупости, жадности, подлости, множества негативных качеств, которые позволяли Волку именовать свору охранников одним единственным словом — «подонки».

Странным образом лучик сочувствия ободрил меня. Я поверила в него, как и в того человека, что его излучал. Выходя вслед за мужчинами, Саломея предупредила:

- Если решишь наложить на себя руки…я буду очень-очень сожалеть, но учти — это не остановит меня. Кстати, тебе не кажется, что поверхность твоего шкафа смотрится как-то голо и убого. Ей явно чего-то не хватает. И, как художник, я точно знаю чего именно — голов твоих пресловутых родственников. И я не буду Саломеей Хартлисс, если они там не окажутся.

Она убралась из моей комнаты, а я снова занялась созерцанием листвы за окном. Теперь я точно знала, — залогом спасения моих родных должна стать не моя смерть, а смерть чёрного гения Саломеи Хартлисс.   

***

Сумерки потихоньку окутывали мою комнату. Я не спешила включать свет. Бездействие и какая-то внутренняя замороженность сдерживали меня. Но чем темнее становилось в комнате, тем ярче светилась мёртвая голова тёти Мани. На ней, сияющей, теперь не видны были ни обида, ни тревога, ни страдания. Вместо них появился нечеловеческий страх. Пришлось включить свет. Рассматривание фосфорицированной головы превращалось в невыносимую пытку. Заглянув в шкаф, я извлекла из него полотенце и со словами «простите, тётя Маня», накрыла колпак и его содержимое.

Устроившись спать, я долго не могла заснуть, а когда, наконец, задремала, услышала за дверью странные скребущиеся звуки.

Сон ушёл, а я покрылась холодным потом.

Что же это такое?

Проклятый дом.

Наверное, головы выползли из музея и теперь резвятся в коридоре. А одна из них ломится в мою комнату, чтобы познакомиться с новой жертвой Саломеи — тётей Маней.

Я боялась смотреть в сторону шкафа. Тусклый свет пробивался из-под полотенца. Мне казалось, что в этом свете я вижу слабое движение. За дверью всё настойчивее продолжали скрестись. Я прятала голову под одеяло, затыкала уши.

Тщетно.

Ужас шевелил мои волосы, дрожали даже кончики пальцев на моих ногах. И вдруг я подумала: «Сколько примерно времени я буду мучиться, прежде чем сойду с ума? На долго ли хватит моей психики?».

Уже в следующее мгновение я скидывала одеяло и нажимала на включатель. А потом распахнула дверь. И в мою маленькую ярко освещённую комнатушку вбежало существо, которому я была обязана жизнью. Собачка запрыгнула на кровать и свернулась калачиком.

- Петти? Ты приглашаешь меня спать? – Минуту я постояла, держась за сердце, потом выключила свет и легла под одеяло, Петти тут же забрался ко мне, прижался к моему животу и засопел. На душе стало спокойно. Я быстро согрелась и уснула глубоким сном. Если бы Волк не разбудил меня, обитателям дома долго пришлось бы ждать завтрака.  

Он ничего не говорил, просто стоял и смотрел на меня. Я проснулась от его взгляда.

- Доброе утро, - я потянулась, посмотрела за окно и улыбнулась. – Утро.

- У нас случилось ЧП, - сообщил Волк. – Пропал Петти. Если мы не найдём его в ближайшие минуты…

Я приподняла одеяло, под которым приветственно задёргался рыженький хвостик.

- Как он…

- Ночью пришёл.

- Но почему?

- Откуда мне знать. – Я пожала плечами, встала ногами на кровать и сдёрнула полотенце со вчерашнего подарка Саломеи. Волк испуганно отступил вглубь комнаты.   

- Ты не боишься?

- Пусть убийца боится. – Я была полна решимости действовать. – Неси Пети хозяйке. Я пока приведу себя в порядок. Одежда снова испорчена. Такими темпами мне скоро ничего не останется, как кутаться в простыни.

Умывшись наспех и одевшись, я заняла место у плиты. Полистав книжку Саломеи, я выбрала фруктовый салат. С ним не придётся долго возиться. Кофе оставила на Волка, сама села чистить картошку. Когда вошёл мой бледный невыспавшийся товарищ, я успела наполнить половину немаленькой кастрюли. Во время работы я что-то непроизвольно напевала, чем вызвала его удивление.

- Есть машинка для чистки картофеля. – Волк стоял на пороге, не решаясь войти. – Ты для кого столько картошки начистила?

- Для нас и охранников. Зачем делиться на две группы? Не проще ли готовить им и нам одно и то же? – Я потянулась за очередной картошкой. – В холодильнике есть солёные огурцы и рыба.

- Зачем ты для быдла так стараешься? Они обойдутся и картофельным порошком. – Волк, наконец, вошёл и забегал взад-вперёд по кухне.

- Они люди…

- Они не люди! Ты не видела, что они сделали с той девушкой, что была до тебя! – Он взялся за голову.

- Я, всё-таки, постараюсь воспринимать их как людей. И не мешай мне.

Поставив на плиту кастрюлю с картошкой, я взялась за рыбу. Волк молча, не глядя в мою сторону, варил кофе.

Когда он понёс кофе и салат в южное крыло, я посмотрела на календарь, неужели суббота?

Во время завтрака мы не разговаривали. Волк лишь бросил вскользь, что сказал Саломее, будто бы нашёл Петти в саду за домом.

Вымыв посуду, я отправилась в беседку. Мне хотелось побыть одной. В комнату, где со шкафа таращилась голова тёти Мани, идти не хотелось. Пройдя по аллее горничных, я почувствовала всё то же успокоение.

Присев на скамейку, я задумалась. Мне необходимо было в тишине и покое оценить своё положение.

Итак, меня защищало имя Софьи Курагиной. Отсутствие собственного имени на данном этапе гарантировало мне жизнь. У меня был друг, даже два друга, вчера к Волку неожиданно присоединился Петти.

Всё это — положительные факторы.

К отрицательным относилось то, что я уже третий день находилась в одном с Филиппо доме, но не видела его. Хуже того, меня настигло страшное известие, что жизнь Филиппо висит на волоске.

Нет ничего хорошего и в том, что Саломея постарается выбить из меня моё настоящее имя, и это несло опасность моей семье. Разумеется, им и в голову не придёт, в чьи сети я попала, а значит, ждать удара отсюда они не будут.

И, всё таки, — положительного больше, чем отрицательного. Самое главное — что я живу, дышу, люблю! И даже не это… Я хочу жить, дышать, любить! Я верю в свою счастливую звезду, в свою судьбу.

Дорога в ад

Мне так не хотелось покидать беседку, но наручные часы, оставшиеся от одной из горничных, предупреждали, что пора на кухню.

- О, даже не пришлось тебя искать, - Волк мешал что-то в большой кастрюле, причём делал он это принуждёнными резкими движениями, указывающими на то, что он крайне раздражён.   

- Что ты варишь? – Я подошла к умывальнику, чтобы вымыть руки.

- Помои для охранников. Вот тороплюсь, чтобы ты не забацала им какое-нибудь блюдо по высшему разряду. Они же сброд…

- Они люди. – Принюхавшись к вареву, я скривилась. – У тебя совесть есть? Таким даже свиней не кормят.

- Правильно, потому что свиньи достойны большего, - он потянулся за солью, а я в это время схватила кастрюлю и выплеснула её содержимое в умывальник.

- Ай! – Кастрюля упала на пол, а мне пришлось растирать слегка обожжённые ладони.

- Какие жертвы! – Волк не выказал и доли удивления. – Надеюсь, они оценят твои старания и не больно тебя изнасилуют, если, конечно, им представится такой случай.

- Я гляжу, ты был бы рад, если б представился. – Я взялась варить по-новой.

- Меня просили, чтобы я передал новой сучке, то есть тебе, большое спасибо. Рыбка твоего приготовления, на взгляд этого быдла, чистый шедевр. – Волк бросил в умывальник половник и вышел вон из кухни. Я покачала головой и принялась за дело.

Готовить мне нравилось, а после комплимента (я решила не зацикливаться на слове «сучка») хотелось сообразить для малообразованных ребят, что нас охраняют, что-то особенное. Что бы ни случилось, я постараюсь не забыть вчерашний взгляд охранника, сочувственный, сожалеющий.

Филиппо и Морене я приготовила окрошку, Саломее сварила кашу, похожую на жидкое говнецо, воткнула в него листочек петрушки и... хотелось плюнуть, но я сдержалась, вернулась к окрошке. Раскрыв над блюдом ладони, я прошептала:

- Продержись Филиппо, продержись ещё немного. Я что-нибудь придумаю. Я пришла за тобой, мы уйдём отсюда вместе…

- Готово? – Волк вернулся и начал шарить по кухонным шкафам. Чего я пока что не делала, потому не знала, что где находится.

- Что ищешь?

- Саломея спросила, не осталось ли на кухне собачьего корма, которым её Петти отравился.

В одном из шкафчиков я заметила шприцы и какие-то бутылочки, а так же упаковки с таблетками.

- А это что?

- Наркотики для Филиппо, - Волк закончил поиски. Заметив моё ошарашенное лицо, предупредил: - Не вздумай к ним прикасаться. Именно так погибла вторая горничная, из тех, что были при мне.

- Украла наркотики?

-  Страх. Она всего боялась… Решила, что наркотики помогут избавиться от него. Её задушили в состоянии наркотического забвения. – Волк внимательно осмотрел блюда для хозяев. Особо задержался у каши для Саломеи. –  На говно похоже. Теперь мне придётся это пробовать. А почему ты не спрашиваешь, с чего это Саломея ищет собачий корм?

- Потому что мне плевать.

- Она боится, как бы ты не отравила её питомца. – Волк обернулся к шкафчику с наркотиками.

- Ни за что! – Я даже ногой притопнула. – Да на всей земле не найдётся человека, способного обидеть такое милое, безобидное существо.

- Ошибаешься. Недавно Петти чуть не умер от отравления. Едва спасли. Реанимацию вызывали. Продавщица в супермаркете всучила службе доставки просроченный корм со склада списанной на утилизацию продукции. Подзаработать хотела. Её голова и головы двух её коллег теперь служат экспонатами в нашем музее…

Я почесала макушку, мне показалось, что спасительная мысль тут, рядом, стоит протянуть руку, и я схвачу её.

- Тебе плохо?

- Нет. Мне почему-то продавщицу совсем не жаль.

- Ты пожалей горничную. Ту, что больше всех продержалась. Саломея поначалу её заподозрила и задушила бедняжку, не посоветовавшись с Мореной. – Теперь Волк вполне справедливо рассчитывал на моё сочувствие, всматривался мне в глаза. Но я и не думала ни о каком сочувствии. В ту минуту мне казалось, что я нашла нечто важное. Но что?

- Да, - разочарованный Волк отошёл к кастрюле, в которой благоухал плов. Я постаралась. – Они съедят его вместе с посудой.

- Ты, главное, отложи нам немножко. – Я ходила туда-сюда по кухне, силясь сообразить, что в словах Волка так разволновало меня.

- Сегодня суббота. Охранникам водка полагается. Шесть бутылок. Надо сходить в погреб. – Волк снова бросил взгляд на шкафчик с наркотиками. – Пожалуй, отнесу сначала обед Саломее.

Вынув из шуфляда целлофановый пакет, он забросил в него шприцы, бутылочки и таблетки.

- Ты, как Саломея, боишься, что я на себя руки наложу? – Мне пришлось остановиться и отложить размышления.

- Да, боюсь…

- Зря, она сказала, что моя смерть не спасёт моих близких. Так что…

- Всё равно унесу эту дурь от греха подальше.

- Скажи, где погреб. Я сбегаю за водкой.

Волк молча указал мне на дверцу в углу кухни:

- Это котельная. Пройдёшь её наискось, найдёшь ещё одну дверь. Там спуск в подвал. Возьми шесть бутылок. Свет включается слева от наличника.

- Во время экскурсии ты не показывал мне…

- Мрачное место. Ни одна горничная не смогла спуститься туда. Обычно, девушки возвращались, лишь ступив на третью ступень. Я уверен, что и ты сейчас вернёшься. Так что, лучше дождись меня. Я сам принесу водку.

- Ещё чего! – Волк начинал действовать мне на нервы. Я взяла корзинку и направилась к котельной. – Шесть бутылок, говоришь?

- Шесть.

***

Итак, я в котельной. Ничего страшного в ней нет. И свет не нужен.

Маленькое окошко под самым потолком даёт достаточно света. Достаточно для того, чтобы я нашла вход в погреб и обещанный выключатель возле наличника.

Я толкнула обшарпанную дверцу, потянуло сквозняком, ноздри опалило затхлой сыростью.

Ну да, такими ароматами любую горничную напугать можно.

А темно. В такой темноте глаза и не нужны вовсе. Можно закрыть их, чтобы отдыхали.

Я щёлкнула выключателем, и откуда-то снизу прорвался тусклый свет. Как будто бы не электричеством освещалось помещение, а прокопчённой керосиновой лампой.

Б-р-р-р.

Я поёжилась, понимая своих предшественниц. Но упрямства мне не занимать. Тем более, Волк того и ждёт, чтобы я с бешенным криком неслась обратно.

Не дождётся!

Я сделала три шага вниз и оказалась как раз на той третьей ступеньке. Прислушалась к себе: а сердечко-то бьётся. Храбрись, не храбрись, — себя не обманешь. Мне становилось страшно. Закусив губы, я пошла дальше. Ступеньки, конечно же, не считала. Но отчего-то определила, что их ровно шестнадцать.

Погреб оказался широченной залой с одной единственной лампой посредине. Её света хватало на небольшой кружок радиусом около пяти метров, остальное помещение оказалось в тени. Вдоль стен шли полки. Судя по запаху, они гнили, и этот процесс начался не вчера.

Где же водка?

Пришлось волочиться в темноту. На полках громоздились коробки, банки, бутылки и куча всякого неопределённого хлама.

Где-то в углу что-то зашуршало.

У меня сердце ушло в пятки. Мышей и крыс я не боюсь. Но откуда знать, мыши там шуршат или динозавры доисторического периода. В этом доме можно и чертей встретить. Как только я подумала о чертях, мне стало так жутко, что я в панике заметалась.

Плевать на то, что подумает Волк, главное — бежать отсюда как можно быстрее!

Но куда?

Я совершенно потеряла ориентацию.

Как взять себя в руки, когда страх зашкалило до грани потери рассудка?

Не знаете?

Вот и я не знала. В конце-концов, споткнулась и полетела на влажный, склизкий пол. Вот тут-то я и заставила себя задержаться, не вскакивать, а обдумать ситуацию и принять решение.

Очень скоро мне в ноздри ударил запах спирта. Я поднялась на ноги, которые дрожали, точно несли непосильную ношу, пошла доверяясь нюху, и скоро упёрлась в полку, уставленную бутылками.

Под ногами валялась одна разбившаяся. Вот от неё и пахло. Не мешкая, я наполнила корзинку бутылками с водкой и огляделась.

Так, лампочка не в середине зала, как показалось мне поначалу (где середина определить было невозможно, так как, непонятно, где его конец) а в одной из его сторон, той, что ближе к выходу.

Сделав такое открытие, я взяла лампу за ориентир и отправилась на свет. За моей спиной шуршало, но я не оборачивалась, зная, что если снова поддамся панике, выйду на свет божий юродивой.

Оказавшись в котельной, я перевела дух и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, глянула в нутро подвала.

И…

О, Боже!

На меня тоже глянули…

Долбанув кулаком по выключателю, я шарахнула ногой по двери и побежала вон из котельной.