В постели Дракона. Новогодняя ночь Йоля

Глава 1. Желание, загаданное под куранты

Если встречаешь Новый год одна — не смотри в окно.

Это то, чему я успела научиться за последние несколько лет. Смотришь — и видишь только чужие гирлянды, чужие окна, где целуются чужие люди. Как будто ты — бракованная деталь, забытая на складе.

Я выключила телевизор, когда ведущий в блестящем пиджаке заорал про «осталось десять секунд до счастья».
У меня счастье стояло на столе в виде дешёвого шампанского и пиццы из доставки. Всё.

На кухне пахло мандаринами и жареным мясом — соседи устроили пир, который переживёт атомную войну. У меня на сковородке остывали два кусочка курицы. Для антуража я купила крошечную свечку в виде снеговика и поставила её на подоконник. Сейчас огарок догорал, воск стекал по керамике, как растаявший снег.

Телефон пискнул.

Мама:
«Мирочка, с Новым годом! Всё будет хорошо. Обнимаю ❤️»

Сестра:
«Мир, ты опять одна? 😒 Загадай себе мужика, пока куранты, а то самой лень искать 😂»

Я поставила сердечки, выключила звук и положила телефон экраном вниз.

Уметь так жить, чтобы за год у тебя было два с половиной свидания и ни одного человека, который захотел бы встречать с тобой праздник — тоже талант. Я доставляла чужие подарки — курьерская служба, круглосуточные заказы, бесконечные коробки — и каждый раз, отдавая очередной пакет с бантиком, ловила себя на мысли: а меня кто-нибудь так ждёт?

Ответ был очевиден.

Я взяла бокал, подошла к окну. Во дворе уже бухали первые петарды, вдалеке ухали салюты. В тёмном стекле отразилось моё лицо: бледная кожа, большие тёмные глаза, тёмные волосы, стянутые в небрежный хвост. Девушка, которая в кино играет не главную героиню, а её более адекватную подругу. На худой конец — соседку.

— Ну что, Мира, — вздохнула я, — традиционный тост соло.

Стрелки на дешёвых настенных часах приблизились к двенадцати. Я посмотрела на крошечную свечу на подоконнике. Огонёк дрожал.

Я не верила во все эти «загадать желание — и оно сбудется», но сейчас было слишком пусто, чтобы не попробовать.

— Ладно, — сказала я вслух. — Один раз живём.

Я подняла бокал, глядя не на телевизор, а прямо на своё отражение в стекле.

— Я хочу, — произнесла чётко, с какой-то злой усталостью, — чтобы хоть один мужчина захотел меня настолько, чтобы был готов ради этого спалить к чёрту весь мир.

Свечка мигнула и погасла.

Тишина накрыла квартиру так резко, что я вздрогнула. Пропал телевизор у соседей, хлопки салютов, шум подъезда. Даже холодильник перестал гудеть.

— Окей, — протянула я, — это уже не смешно.

Стрелки часов замерли ровно на «12». Я смотрела на них пару секунд — и почти физически чувствовала, как в воздухе что-то меняется. Становится плотнее. Тяжелее.

Воздух рванулся мне навстречу, как открытая дверь метро. Грудь сжало, в ушах зазвенело. Я попыталась вдохнуть — и из лёгких вырвался только хрип.

Окно вспыхнуло белым.

Не светом — льдом. Стекло покрылась толстым слоем изморози изнутри, треснуло паутиной. Мир за окном исчез, превратился в сплошной вихрь снега.

— Эй! — выдохнула я, отступая. — Алло, хватит спецэффектов…

Пол ушёл из-под ног.

Я ударилась спиной о что-то твёрдое так, что из лёгких выбило воздух.

Тишина. Не квартирная — гулкая, снежная, неживая.

Я лежала на спине. Под ладонями — гладкий лёд, прозрачный, как замёрзшее озеро. Внутри льда, под пальцами, мерцали тусклые голубые искры.

Надо мной вздымались своды. Высокие каменные арки, затянутые инеем. В их тёмной глубине светились редкие кристаллы, как чужие звёзды.

Я пыталась вдохнуть. Воздух был холодным до боли. Ни запаха мандаринов, ни сигарет из соседского окна, ни дешёвого шампуня. Только мороз.

— Так, — прошептала я. — Или я умерла, или кто-то очень странный заказал себе иммерсивный квест.

— Ты пока жива.

Голос прозвучал сверху — низкий, ровный, без единой эмоции.

Я дёрнулась и села, едва не поскользнувшись. В нескольких шагах от меня стоял мужчина.

В нескольких шагах от меня стоял мужчина.

Первое, что подумала: слишком.

Слишком высокий. Слишком широкие плечи. Слишком нереальный.

Волосы — тёплый пшеничный блонд, тяжёлой волной падают на плечи, как распущенное под снегом золото. Обнажённая грудь под расстёгнутым тёмным камзолом будто вырезана из камня. На светлой коже — ни единого шрама.

Лицо жёсткое: резкие скулы, прямой нос, губы, сжатые в тонкую линию.

И глаза.

Тёмные, глубокие, как омут подо льдом. В них не было ни любопытства, ни сочувствия, ни интереса. Только холодный, оценивающий взгляд. Так смотрят на вещь, которую заказали — и проверяют, не брак ли.

— Кто ты? — спросила я, и голос прозвучал хрипло.

Он не спешил отвечать. Просто смотрел. И это было хуже любого крика.

— Смертная, — наконец произнёс он, — ты задаёшь слишком много вопросов для той, кто только что провалилась в чужой мир.

— Простите, — я вскинула подбородок, — у вас тут, кажется, курьерская ошибка. Я не заказывала ледяной ад.

В его взгляде на миг мелькнула тень — даже не эмоции, а констатации факта: дерзкая.

— Ты дерзкая, — сказал он. — Непривычно.

Но не улыбнулся.

Он шагнул ближе. Движение — плавное, бесшумное, как скольжение хищника. Между нами осталось шагов пять. Этого хватало, чтобы почувствовать исходящий от него холод — не ветер, не сквозняк, а плотное присутствие зимы.

— Имя, — коротко приказал он.

— Мира, — выдавила я. — А ты кто? Главный по морозильным камерам?

— Аэртгар, — прозвучало как приговор. — Дракон Холода. Хранитель Йоля. Владыка этого мира.

Он не хвастался. Просто констатировал. Я, девочка в растянутой футболке, и мужчина, который произносит «владыка мира» так же спокойно, как «курьер».

— Ну да, — пробормотала я, — конечно. Логично.

Он не отреагировал. Ни бровью не повёл.

Глава 2. Невеста, которая не опускает глаз

Ходить по льду в тонких носках — плохая идея. Но выбора у меня не было.

Я старалась не отставать. Аэртгар шёл чуть впереди, не оставляя следов — ни пара, ни инея, ни звука. Только тяжесть его присутствия давила на плечи.

Место, в котором я оказалась, на “дом” не тянуло вообще.
Это был не просто замок — скорее, ледяной собор, вырезанный из снега и тьмы. Высоченные своды, уходящие в темноту, колонны, оплетённые инеем, длинные коридоры, в которых эхо наших шагов тянулось слишком долго. В стенах то там, то тут мерцали тусклые огоньки, будто в толщу льда замуровали звёзды.

— А где все? — не выдержала я минут через пять этого молчаливого шествия. — Слуги, придворные, народ, толпы обожающих фанаток? У такого эго явно должны быть поклонницы.

Он не обернулся.

— Слуги знают своё место, — сказал ровно. — Им не нужно быть на виду. Женщинам — тем более.

— Удобно, — буркнула я. — Спрятал от глаз и сделал вид, что их нет.

Он остановился так резко, что я едва не врезалась ему в спину. Пшеничные волосы качнулись, скользнули по широкой спине.

Аэртгар медленно повернулся ко мне лицом.

Тёмные глаза задержались на моём лице, потом опустились ниже — к вороту футболки, к тонкой цепочке на шее, к пальцам, сжимающим телефон. Вернулись вверх.

— Женщины в моём мире, — произнёс он, как констатацию, — не разговаривают так с тем, кто держит их жизнь в руках.

— Женщины в моём мире, — я встретила взгляд, не отводя, — не обязаны молчать, если кто-то считает их своей собственностью.

Короткая пауза. Лёд вокруг будто стал ещё прозрачнее, звук шагов глухо отдался в сводах.

— Ты не опускаешь глаза, — задумчиво сказал он. — Ни разу, с тех пор как увидела меня.

— Потому что ты мне не начальник, — пожала плечами. — И не бог.

— Я — владыка этого мира, — спокойно напомнил он. — Но, кажется, для тебя титулы ничего не значат.

Значили, конечно. Но признавать это ему — ни за что.

— Люди — значат, — ответила я. — А человеком ты себя ещё никак не проявил.

Он хмыкнул. Даже не хмыкнул — коротко выдохнул носом, как если бы услышал любопытный факт.

— Женщины как ты в моём мире долго не живут, — сообщил он беззлобно. — Хорошо, что ты не из него.

И развернулся, продолжая путь.

Следующую дверь он открыл жестом. Лёд на створках хрустнул, разошёлся волной, и я вошла в зал, от которого у любой феминистки случился бы нервный тик.

Высокие стены были расписаны фресками. Мужчины — высокий, широкоплечий силуэт, то с крыльями, то без — и рядом женщины. На коленях, с опущенными глазами, с распущенными волосами. На одной фреске женщина лежала в объятиях дракона, на другой — склонялась с чашей, на третьей — тянула руки вверх, принимая с неба снежный свет.

Меня слегка подташнило.

— Шик, — сказала я. — Музей патриархата.

— Это история, — отозвался Аэртгар. — Невесты Йоля. Каждая тысяча лет — одна ночь, одна женщина, один ритуал.

Он говорил ровно, без пафоса. Подошёл к ближайшей стене, провёл ладонью по льду. Фигуры на фреске будто стали ярче.

— Смертная, — начал он объяснять, как учитель, — раз в тысячу лет дракон Холода призывает невесту из мира людей. В ночь Йоля кровь дракона и плоть смертной соединяются. Магия закрепляется. Зима продолжает свой ход. Мир живёт.

— А если не соединяются? — спросила я.

Он чуть повернул голову.

— Тогда невеста умирает от разорванной магии. А вслед за ней — мир. — Короткая пауза. — И дракон.

Чудесная перспектива. Спасибо, что предупредил позже, а не раньше, когда я загадывала желание.

— И все эти… — я махнула рукой на фрески, — были с этим согласны?

Он слегка пожал плечами.

— Они понимали свою роль. — Его пальцы всё ещё лежали на ледяной стене. — Некоторые плакали. Некоторые молились. Некоторые старались казаться храбрыми.
Но в итоге все говорили «да».

— Может, они просто боялись сказать «нет»? — я вскинула бровь. — Ты хоть раз спрашивал, чего они хотят?

Он повернулся ко мне целиком. Тёмные глаза сузились.

— Это неважно, чего хочет сосуд, — произнёс он холодно. — Важно, чтобы он был цел и выполнял свою функцию.

— Я не сосуд, — ответила я. — И функция у меня одна: жить, как мне хочется.

Он рассматривал меня с видом человека, которому на стол принесли странное, но потенциально интересное блюдо.

— Ты много говоришь для смертной, у которой осталась одна ночь, — сказал он. — И совсем не понимаешь, насколько тонка грань между твоей жизнью и моей магией.

— Зато очень хорошо понимаю, когда меня пытаются использовать, — парировала я. — Даже в другом мире.

Он не стал спорить. Вместо этого подошёл ближе.

Я ощутила его присутствие всем телом. Тепло. Холод. Не разобрать. Он остановился у меня за спиной, так близко, что я почувствовала, как ткань его камзола касается моего затылка.

Его ладонь легла мне на талию.

Пальцы — длинные, сильные — сомкнулись на ткани футболки. Не грубо, но без права на отдёргивание.

— Смотри, — тихо сказал он над самым ухом.

Я и правда смотрела. На рисунок: дракон — человек с распахнутыми крыльями — склоняется над женщиной, его рука держит её за шею. Женщина запрокинула голову, глаза закрыты, губы приоткрыты.

— Они тоже сопротивлялись? — спросила я, чтобы отвлечься от того, как его пальцы чуть двинулись по моей талии.

— Некоторые пытались, — ответил он честно. — Ненадолго. Страх, холод и желание делают смертных покорными.

Его дыхание скользнуло по коже под ухом. Медленно, обжигающе.

— Ты дрожишь, — отметил он вслух. — Значит, всё работает так же, как и прежде.

— Это от холода, — соврала я.

— Лжёшь, — спокойно сказал он. — Холод для тебя — я. Если бы я отступил на пару шагов, тебе стало бы легче.

Он не отступил.

Пальцы на талии сжались чуть сильнее. Полушаг — и моя спина коснулась его груди. Его тело было горячим. Слишком горячим для того, кто называет себя драконом холода.