Всё началось с тишины. Не с грома заклинаний, не с звона клинков и даже не с оглушительного рёва толпы на турнирных аренах. Всё началось с той пронзительной, звенящей тишины, что воцаряется в сердце бури за миг до того, как она обрушит на мир всю свою ярость. Таким затишьем для меня всегда был Академический Светоч — величественная цитадель знаний, вздымавшая свои алебастровые башни к самому небу, словно иглы, пронзающие облака. Здесь, среди фресок, изображавших древних магов, и витражей, чьё стекло было замешано на пыли звёзд, меня должны были учить творить чудеса. Но чудеса, как я вскоре поняла, — понятие растяжимое. Для кого-то чудо — это воскресить мёртвого. Для меня же в восемнадцать лет оно заключалось в том, чтобы просто выжить.
Меня зовут Алиса Воронцова, и я — пятно на безупречном генеалогическом древе одного из Семи Великих Домов. Не ветвь, не почка, а именно что уродливое, кривое пятно, выцветшее и ядовитое. Моя мать, блестящая наследница рода Воронцовых, сбежала из семьи ради жалкого самозванца-заклинателя, не имевшего за душой ни гроша, кроме амбиций. Она умерла, рожая меня, и отец, не в силах видеть в моих глазах её взгляд, сгинул в одном из тёмных переходов между мирами, оставив меня на попечение деда. Лорд Воронцов принял меня как неизбежное зло, как долг, пятнающий фамильную честь. Я была для него живым укором, напоминанием о позоре его дочери. И потому моё детство прошло не в садах с поющими фонтанами и не в библиотеках с фолиантами, чьи переплёты были окованы серебром, а в тени. В тени высоких стен родового поместья, в тени насмешек двоюродных сестёр, в тени собственного несоответствия.
Но даже сорняк, пробивающийся сквозь трещины в камне, тянется к солнцу. Моё солнце было магией. Не той выхолощенной, аристократической магией, что вращала планеты в кабинетах и вызывала на званых вечерах фейри для услады гостей. Нет. Во мне просыпалось нечто иное — дикое, необузданное, инстинктивное. Я чувствовала ток энергии в стенах дома, слышала шёпот ветра, несущий чужие мысли, могла прикосновением руки определить яд в бокале с вином. Это были не те таланты, коими гордился мой род. Воронцовы славились магией света и иллюзий, их дар был подобен отполированному алмазу — ослепительному и холодному. Мой же был похож на грозовую тучу — тёмный, клокочущий, непредсказуемый.
Дедушка, скрипя сердце, решил, что Академический Светоч — единственное место, где со мной можно будет что-то сделать. «Или выковать из тебя сталь, или сломать», — сказал он мне в день отъезда, и его ледяной взгляд не сулил ничего хорошего в случае провала. Я кивнула, сжимая в кармане платья крошечный амулет — единственное, что осталось у меня от матери. Я ехала в Светоч не за знаниями. Я ехала за оружием. За силой, которая позволила бы мне больше никогда не чувствовать себя тем самым пятном. Пятном, которое вот-вот смахнут с ветки.
Первый год прошёл как в тумане отчуждения и скрытых насмешек. Дочь беглой аристократки и безродного проходимца — вот кем я была для здешних сливок общества. Моё происхождение было тем клеймом, что перечёркивало даже редкие вспышки моих странных способностей, которые профессора называли то «архаичным эмпатическим даром», то «проявлением спонтанной соматической магии». Я научилась прятаться. Прятать свою боль, свою злость, свой страх за высокими стенами сарказма и показного равнодушия. У меня не было друзей, не было покровителей. Были только книги, упорство и та самая тёмная, жгучая энергия, что копилась во мне, словно яд в железе змеи.
И всё же, даже в этом аду нашёлся свой Вергилий. Им оказался Лео Корвин — низкорослый, вечно взъерошенный юноша с фамилией, не значившей ровным счётом ничего, и умом, стоившим больше, чем все титулы Семи Домов, вместе взятые. Мы нашли друг друга на задних рядах лекции по истории проскрипционных войн, в атмосфере взаимного отторжения и академического снобизма. Он тыкал в конспект заточенным пером и бормотал что-то о неточностях в хронологии, а я, сидя рядом, чувствовала исходящую от него волну спокойной, неэмоциональной ясности. Это было так непривычно, так освежающе после бурного океана чужих чувств, в котором я вечно плавала.
— Ты пялишься, — сказал он, не поднимая глаз от пергамента.
— Ты хмуришься, — парировала я. — От этого у тебя на лбу залом, похожий на задницу голема.
Он на секунду отвлёкся, посмотрел на меня, и уголок его рта дёрнулся.
— Колкое наблюдение. Лео Корвин.
— Алиса Воронцова.
Он не выказал ни малейшего признака того, что слышал эту фамилию. Ни страха, ни подобострастия, ни отвращения. Просто кивнул, как равный равному. С этого и началась наша странная дружба. Лео был гением теоретической магии и взломщиком заклятий. Он понимал механику мироздания так, как другие — таблицу умножения. А я… я чувствовала саму его ткань. Вместе мы были идеальным инструментом. Он находил слабые места в защитных полях, а я, пользуясь своим даром, угадывала пароли и обходила сенсоры. Наше партнёрство было немым укором всей этой системе. Аристократическая кровь и магия «низов», работающие в унисон. Мы не стремились никому ничего доказать. Мы просто выжимали из Академии всё, что могли, готовясь к тому дню, когда нам придётся столкнуться с реальным миром.
Именно Лео первым принёс мне слухи о «Серых Тенях» — тайном обществе внутри Светоча, чьи щупальца, как поговаривали, проникали далеко за его пределы. Говорили, что они вербуют самых перспективных и самых отчаянных студентов для выполнения деликатных поручений. Не для короны, не для Совета Домов, а для некой третьей силы, чьи интересы были туманны, а методы — сомнительны. Мне было плевать на их интересы. Но их методы, а именно — щедрые выплаты и доступ к запретным архивам, меня интересовали чрезвычайно.
В тот вечер, который всё изменил, я пробиралась по заброшенному западному крылу библиотеки, туда, где пыль лежала на фолиантах пушистыми саванами, а воздух был густым от запаха старого пергамента и тайн. Лео выяснил, что именно здесь, за запертой дверью с замком, оплетённым дюжиной защитных чар, хранился «Фолиант Падшей Луны» — трактат по гемомантии, доступ к которому был запрещён даже профессорам. Мне он был нужен. Отчаянно нужен. Гемомантия — магия крови — была той самой гранью, где мои дикие способности могли обрести форму и силу.
Я прижала ладонь к холодной древесине двери, закрыв глаза. Энергия замка была сложной, многослойной, как паутина, сотканная из света и стали. Я позволила своему сознанию растечься, ощутить каждую нить, каждый узел. Где-то вдали эхом отдавались сгустки чужой магии — вероятно, дежурных стражей. Но здесь, в этом коридоре, было пусто. Тишина. Та самая, предвещающая бурю.
— Ну же, — прошептала я, чувствуя, как моё собственное нутро отвечает на вызов заклятья тонкой, жгучей дрожью. — Покажи мне свою слабость.
И вдруг тишина взорвалась.
Дверь с грохотом распахнулась изнутри, едва не сбив меня с ног. Из темноты, пахнущей озоном и медью, вышла фигура. Высокая, поджарая, залитая лунным светом, что пробивался сквозь пыльное окно в конце коридора. Я узнала его мгновенно. Как и всё в этой проклятой Академии, это узнавание было пропитано ненавистью.
Артемий Драконов.
Его фамилия была не просто именем. Она была клеймом, символом, знаменем. Дом Драконов — старейший, самый могущественный и самый непримиримый враг моего рода. Вражда наших семей уходила корнями в ту эпоху, когда маги только начинали делить этот мир. Она была вписана в нашу кровь, в наши кости, в саму магическую природу. Воронцовы, маги света и иллюзий, и Драконы, повелители стихийного огня и боевой магии. Лёд и пламя. Мы ненавидели друг друга до седых корней волос на жопе, как говаривала моя покойная нянька.
И он, Артемий, был квинтэссенцией всего, что я презирала. Идеальный наследник с идеальной улыбкой, холодными, как изумруды, глазами и уверенностью, прошитой в каждом его жесте. Он был тем, кем я должна была бы стать, родись я в иное время и в иной семье. И он, как и все, смотрел на меня сверху вниз.
— Воронцова, — произнёс он, и его голос, низкий и насмешливый, разорвал тишину, как нож шёлк. — Надо же. Собираешь подаяние в заброшенных крыльях? Или, может, ищешь, чью бы душу продать, следуя семейной традиции?
Я ощетинилась, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони.
— Драконов. Я как раз почуяла запах гари и серы. Решила, что пожар. Ан нет — просто местная гордость на двух ногах разгуливает.
Его губы тронула улыбка, лишённая тепла. Он вышел из тени, и лунный свет серебрил тёмные волосы. На нём была не студенческая мантия, а чёрный, облегающий камзол, на котором алым призраком мерцала вышитая драконья чешуя.
— Остро. Как и твоё происхождение. Что привело тебя сюда, в это… гиблое место? Не думаю, что для прогулки.
— Мог бы поинтересоваться тем же, — парировала я, чувствуя, как внутри всё сжимается от ярости и тревоги. Он был здесь не просто так. Он выходил именно из той комнаты, куда я стремилась. — Но, полагаю, для Драконов нет закрытых дверей. Особенно если за ними пахнет наживой.
— Наживой? — он фыркнул. — Не всё измеряется в звонкой монете, Воронцова. Некоторые из нас ищут знания. Власть. Будущее.
— И находят его, шныряя по чуланам, как крыса? — я сделала шаг вперёд, моя тень легла на него. Я чувствовала его энергию — мощную, сконцентрированную, похожую на раскалённый клинок, готовый к удару. И чувствовала нечто ещё. Что-то странное, едва уловимое, чего раньше за ним не замечала. Словно лёгкое эхо, бившее в унисон с моим собственным сердцебиением.
— Осторожнее, сорная трава, — его голос прозвучал тише, но в нём появилась сталь. — Сорняки имеют обыкновение выдёргивать с корнем.
Мы стояли друг против друга, разделенные парой шагов, но пропасть между нами была шириной в вечность. Воздух трещал от непроизнесённых заклинаний, от многовековой ненависти. Я видела, как напряглись его скулы, как сузились глаза. В этот момент я возненавидела его не как представителя враждебного клана, а как самого себя. За его уверенность. За его право находиться здесь, в запретном месте, и не бояться последствий. За то, что он был всем, чего я была лишена.
И тут это случилось.
Я не знаю, кто двинулся первым. Возможно, мы оба. Может, это было случайностью, стечением обстоятельств. А может — роком. Его рука рванулась вперёд, сгущая воздух в огненный сгусток. Моя — взметнулась в защитном жесте, выплёскивая наружу ту самую тёмную, инстинктивную энергию, сгусток чёрного, поглощающего свет тумана.
Огонь и тьма столкнулись ровно посередине между нами.
Но вместо взрыва, вместо грохота и света, которых я ожидала, произошло нечто невообразимое.
Заклятья не аннигилировали. Они… слились.
Алый огонь и живая тень сплелись в единую спираль, закрутившуюся с неистовой скоростью. Она не испепеляла стены и не поглощала свет. Она просто висела в воздухе, пульсируя, как живое сердце. И от неё исходила… гармония. Чудовищная, невозможная, прекрасная гармония. Казалось, сам мир затаил дыхание, увидев нечто, противоречащее всем его законам.
А потом боль обрушилась на меня. Острая, жгучая, как будто кто-то раскалённым шипом проткнул меня насквозь от темени до пят. Я вскрикнула, схватившись за грудь. Сквозь туман в глазах я увидела, что Артемий тоже отшатнулся, бледный, как полотно, с широко раскрытыми от ужаса и непонимания глазами. Он тоже чувствовал это. Эта боль была общей.
И тогда я увидела это.
На его запястье, из-под манжеты камзола, проступило светящееся клеймо. Сложный, геометрический узор, похожий на две сплетённые галактики. Он пульсировал тем же ритмом, что и адская боль в моей груди.
Инстинктивно, не отдавая себе отчёта, я сорвала с собственной левой руки перчатку.
И там, на моей бледной коже, ровно над местом, где прощупывался пульс, пылал точно такой же символ.
Время остановилось. Ненависть, злость, страх — всё это превратилось в ничто перед лицом этого немого, неопровержимого доказательства. Мы смотрели друг на друга, два заклятых врага, связанные одной тайной, одним проклятьем. Или благословением?
— Что… что это? — прошептал он, и в его голосе впервые не было насмешки. Был только шок. Чистейший, неразбавленный ужас.
Ледяная волна прокатилась по моему телу, смывая боль и оставляя после себя лишь одно — всепоглощающее, животное отвращение. Отвращение к нему. К себе. К этой метке, этому клейму, которое ставило крест на всём, во что я верила.
Тот вечер оставил на мне шрам, невидимый глазу, но такой же жгучий и отчётливый, как светящееся клеймо на запястье. Прошла неделя, а я всё ещё чувствовала его призрачное жжение, будто под кожу мне вплели раскалённую проволоку, соединившую меня с тем, кого я презирала больше всех на свете. Семь дней. Сто шестьдесят восемь часов. Каждый миг был наполнен навязчивым, отвратительным эхом его присутствия.
Это было не больно. Нет. Это было в тысячу раз хуже. Представьте, что вы всю жизнь слышали лишь хаотичный шум мира, а потом внезапно обрели абсолютный слух. И этот новый, идеальный орган улавливал не музыку сфер, а отголоски чужого существования. Отдалённый гул его шагов по каменным плитам коридора. Лёгкую рябь раздражения, когда профессор на лекции задавал ему каверзный вопрос. Тупой, давящий груз той же ненависти, что пылала и во мне. Я чувствовала Артемия Драконова, как чувствуешь приближение грозы — по сгущению воздуха, по напряжению на коже, по тяжёлому, влажному предчувствию в самой крови.
Я стала пленником в собственном теле. Моя комната в башне «Серебряной росы», куда селили студентов без роду без племени или, как в моём случае, с запятнанным родословием, превратилась в крепость. Я запиралась на все засовы, которые только могла наложить, стараясь отгородиться не столько от внешнего мира, сколько от внутреннего вторжения. Но это было бесполезно. Связь прорывалась сквозь самые мощные барьеры, словно их и не существовало вовсе. Она была тоньше магии, глубже её. Она была фактом. Проклятым, неоспоримым фактом.
Лео, мой верный, единственный союзник, заметил перемену во мне сразу.
— Ты выглядишь так, будто неделю провела в поединке с призраком, — заявил он, устроившись на подоконнике моей комнаты и методично разбирая на детали сложный механический артефакт, похожий на сломанный астролябию. — И судя по темным кругам у тебя под глазами, призрак победил.
Я стояла у окна, глядя, как первые звёзды проступают в лиловом небе над шпилями Академии. За спиной я чувствовала лёгкое, настойчивое покалывание — где-то далеко, вероятно, в своей роскошной покоях в башне «Пылающего сердца», Артемий был чем-то раздражён.
— Не призрак, — пробормотала я, сжимая подоконник так, что костяшки пальцев побелели. — Нечто гораздо более… осязаемое.
— Драконов? — у Лео был дар называть вещи своими именами, от которого у меня сводило желудок. — Опять? Что он на этот раз сделал? Обозвал тебя «сорной травой» при всём классе элементалистики? Или намекнул, что твоя бабка мыла полы в его родовом замке?
Я горько усмехнулась.
— Хотела бы я, чтобы всё было так просто.
Я повернулась к нему, закатала рукав мантии и показала запястье. Светящееся клеймо поблёкло, но не исчезло. Оно выглядело как татуировка, сделанная из тусклого серебра и теней, две переплетённые спирали, напоминавшие инь и ян, но с более сложной, почти механической геометрией.
— Видишь?
Лео отложил астролябию, его глаза сузились за стёклами очков. Он подошёл ближе, не касаясь меня, изучая метку с холодным, научным интересом.
— Интересно. Энергетическая сигнатура абсолютно уникальна. Ничего подобного в архивах не встречал. Это проявилось после вашей стычки в западном крыле?
— В самый её разгар, — я снова опустила рукав, с трудом подавив дрожь отвращения. — И у него такое же.
Лео присвистнул.
— Соулмейт-маркер. Я читал теории. Но чтобы это действительно проявилось… и так ярко… Алиса, это же…
— Не произноси вслух, — резко оборвала я его. — Я не хочу слышать это слово. Никогда.
— Но факты…
— Факты — это то, что можно изменить, — прошипела я. — Или уничтожить. Я не позволю какому-то древнему предрассудку, какой-то космической шутке диктовать мне, кого я должна… — я не смогла договорить, сглотнув ком горькой ярости, вставший в горле.
Лео смотрел на меня с редким для него выражением — не просто с любопытством, а с беспокойством.
— Ты чувствуешь его?
Вопрос повис в воздухе, тяжёлый и неудобный. Я отвела взгляд.
— Постоянно. Как назойливый шум. Как зубную боль. Это… невыносимо.
— С точки зрения магии, это один из самых редких и мощных феноменов, — рассуждал он вслух, возвращаясь к своему механизму, как будто разгадывая очередную теорему. — Говорят, истинная пара, когда связь установлена, может обмениваться силой, чувствовать опасность друг для друга, их магии имеет синергетический эффект с коэффициентом, стремящимся к бесконечности…
— Прекрати, — я с силой ткнула пальцем в его грудь. — Я не хочу с ним ничего «обменивать» и «синнергировать». Я хочу, чтобы это исчезло. Найди способ. Взломай это. Как ты взламываешь всё остальное.
Он вздохнул, поправил очки.
— Это не замок, Алиса. Это… часть тебя. Часть его. Попытка разорвать такую связь может иметь катастрофические последствия. Вплоть до распада магического ядра.
— Рискну, — выдохнула я, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Где-то Артемий, должно быть, вышел из своей башни и двинулся по территории Академии. Я ощущала его перемещение как лёгкое, но неумолимое течение подземной реки. — Лучше умереть, чем быть прикованной к нему.
Внезапно в нашу связь ворвался новый, острый импульс. Не ярость и не раздражение. Нечто иное. Холодная, сфокусированная решимость. И… страх? Нет, не страх. Предвкушение опасности. Я замерла, вслушиваясь в это эхо.
— Что? — тут же спросил Лео, уловив перемену в моём выражении лица.
— Он куда-то идёт. И это связано с… риском.
Лео поднял бровь.
— Ты теперь и его намерения чувствуешь?
— Не намерения. Эмоции. Окраску действий. Это как… слышать музыку из соседней комнаты. Не разобрать мелодию, но ритм ясен.
Ритм сейчас был быстрым, тревожным. Я закрыла глаза, пытаясь отсечь всё лишнее, сконцентрироваться на этом навязчивом сигнале. Сквозь общий фон ненависти и отторжения пробивалась стальная нить цели. Он шёл на встречу. Неприятную. Опасную.
— Лео, — открыла я глаза. — Ты говорил, что «Серые Тени» вербуют в старом астрономическом бастионе, за Чёрным озером?
Он кивнул, насторожившись.
— Да. Но откуда…
— Он направляется туда. Я в этом уверена.
Мы переглянулись. В его глазах вспыхнул азарт охотника за знаниями. В моих — холодная ярость и возможность. Возможность ударить первым. Узнать, что замышляет мой враг. И, возможно, найти способ использовать это против него.
— Хочешь посмотреть? — спросил он.
— Больше, чем что-либо, — прошептала я.
Астрономический бастион был самой старой и самой заброшенной частью Светоча. Построенный ещё до основания Академии, он стоял на одиноком утёсе, омываемом ледяными водами Чёрного озера. Мост, ведущий к нему, был больше похож на позвоночник гигантского каменного зверя, выгнувшего спину над бездной. Ветер здесь свистел по-особенному, зло и пронзительно, словно души тех, кто когда-то сгинул в подземельях бастиона.
Мы с Лео не пошли по мосту. Это было бы самоубийством. Вместо этого мы использовали старый канализационный сток, выходивший прямо к основанию утёса. Лео нашёл его на пыльных чертежах месяц назад. Путь был отвратительным — скользкие, покрытые слизью камни, кисловатый запах гнилой воды и вездесущая, давящая темнота. Я шла впереди, позволив своему дару вести нас. Я чувствовала не только отдалённый маячок Артемия, уже где-то внутри бастиона, но и другие, чужие энергии — скупые, скрытные, острые как бритва. Их было несколько.
— Здесь, — я остановилась у едва заметной трещины в каменной кладке. За ней угадывалось слабое свечение и приглушённые голоса.
Лео приложил к стене странное устройство, похожее на медный стетоскоп с хрустальным наконечником. Он закрыл глаза, сосредоточившись.
— …проверка лояльности необходима, — донёсся искажённый, но разборчивый голос сквозь толщу камня. — Дом Драконов всегда был оплотом традиций. Почему мы должны доверять тебе, отпрыску, в чьих жилах течёт столь… горячая кровь?
Моё сердце екнуло. Говорили о нём.
Ответный голос был твёрдым и холодным. Узнать его я бы смогла среди тысяч других.
— Моя кровь — моя сила. А сила — это всё, что имеет значение в этом мире. Традиции — для стариков, боящихся перемен. Вы же, как я понимаю, меняете правила игры.
Лео посмотрел на меня, брови уползли под чёлку. Я кивнула, прижавшись лбом к холодному камню. Так и есть. Артемий пытался вступить в «Серые Тени».
— Смелые слова, — раздался другой, более старческий и шипящий голос. — Но слова — это лишь ветер. Мы требуем действий. Залог.
— Я предлагаю вам информацию, — без тени сомнения сказал Артемий. — О слабом месте в оборонительном периметре Восточного крыла. Там, где хранятся конфискованные артефакты из «наследия Падших».
В ушах зазвенело. «Наследие Падших» — так среди магов называли артефакты и знания, оставшиеся после тёмных династий, уничтоженных во время Войн Заката. Доступ к ним был строжайше запрещён. Любая попытка, во время учёбы, присвоить их каралась немедленным изгнанием и разрывом магического канала.
— Интересно, — протянул первый голос. — Продолжай.
— Есть брешь. Временная аномалия, возникающая каждую полночь в течение трёх минут. Её создаёт резонанс между кристаллом-сердцем Академии и одной из запечатанных реликвий. Я вычислил траекторию. Я могу провести вас внутрь.
В голове у меня всё перевернулось. Он собирался совершить не просто проступок. Он собирался на предательство. На кражу запретных знаний. И всё ради вступления в это тайное общество. Ярость закипела во мне, такая же горячая и слепая, как и в ту ночь в библиотеке. Как он смел? Он, эталон добродетели и наследственности, так легко попирал те самые устои, которые его семья якобы защищала веками.
И тут до меня дошло. Это был мой шанс. Шанс уничтожить его.
— Лео, — прошептала я, отходя от стены. — Мы должны опередить его.
— Это безумие, — тут же возразил он, но в его глазах вспыхнули огоньки. Безумие было его второй натурой.
— Нет. Это справедливость. Он хочет украсть «наследие Падших»? Что ж, мы его опередим. А потом представим доказательства Совету. Скажем, что подслушали, как он хвастается своим планом. Его изгонят. С позором. И эта… связь… возможно, разорвётся сама собой, когда он перестанет быть частью этого мира.
— Восточное крыло. Полночь. Три минуты. Это очень мало.
— Но достаточно, — я уже разворачивалась, чтобы идти назад, по туннелю. — Ты ведь можешь вычислить эту аномалию без его чертежей?
Он фыркнул, оскорблённо.
— Конечно. Его расчёты, без сомнения, топорны и прямолинейны. Настоящее искусство требует тонкости.
— Тогда пойдём. У нас мало времени.
Мы выбрались из туннеля и, не теряя ни секунды, побежали через пустынные дворы Академии. Ночь была безлунной, и лишь светящиеся мхи на стенах освещали наш путь. Я бежала, и внутри меня бушевала буря. Ярость подпитывала меня, придавала скорости. Но под слоем гнева, как подводное течение, тянулась та самая нить. И по ней ко мне просачивалось… одобрение. Тот самый стальной, холодный импульс, который я почувствовала ещё в комнате. Он знал, что идёт на риск, и это его заводило. Эта мысль вызывала у меня тошноту.
Мы достигли Восточного крыла. Оно было самым строго охраняемым местом в Светоче. Массивные бронзовые ворота, покрытые рунами, которые ослепляли любого, кто попытается их прочесть без ключа. Но мы и не собирались входить через ворота.
Лео вытащил из своего бесконечного портфеля несколько бронзовых дисков и хрустальный шар. Он расставил диски на земле, образуя сложную геометрическую фигуру, и поместил шар в центр.
— Сейчас, — прошептал он. — Секунда… ещё…
Воздух перед нами задрожал. Он не расступился, не разорвался. Он просто… истончился. На мгновение я увидела не гладкую стену, а призрачный, мерцающий ландшафт — коридор с запечатанными дверьми. Это и была аномалия.
— Пошли! — крикнул Лео.
Мы рванули вперёд. Проходя сквозь дрожащую воздушную пелену, я почувствовала, как всё моё тело пронзила странная вибрация, словно кто-то провёл по струнам моей души. И в тот же миг я ощутила острейший укол тревоги. Не своей. Его. Артемий, находясь где-то далеко, в бастионе, почувствовал наше вторжение. Он почувствовал меня.
Нам было не до этого. Мы очутились в длинном, узком коридоре. Стены здесь были из чёрного, отполированного камня, поглощавшего свет. В воздухе витал запах остывшего металла и древней пыли. В конце коридора виднелась массивная дверь из тёмного дерева с железными накладками.
— Там, — указал я, чувствуя исходящую от неё мощную, но дремлющую энергию.
Мы подбежали. Дверь была заперта, но замок был механическим, а не магическим. Лео с хитрой улыбкой достал отмычки.
— Старая школа. Люблю это.
Пока он возился с замком, я стояла спиной к нему, вглядываясь в дрожащую воздушную дверь позади нас. Три минуты. Сколько уже прошло? Секунды казались часами. А в груди нарастала чужая паника, смешанная с яростью. Он понял, что его опередили. Он знал, что это я.
Щёлк. Дверь отворилась.
Комната за ней была небольшой и абсолютно пустой, если не считать одного предмета. В центре, на каменном пьедестале, лежала книга. Не фолиант в кожаном переплёте, а несколько скреплённых вместе пластин из тёмного, почти чёрного металла. На них были выгравированы странные, угловатые символы, которые светились тусклым багровым светом. От книги исходила зловещая, манящая сила. Она обещала знание. Власть. И что-то ещё, тёмное и липкое, что заставляло учащённо биться сердце.
— «Кодекс Крови», — прошептал Лео, зачарованно глядя на артефакт. — Легендарный гримуар клана Ноктис, уничтоженного за практику гемомантии. Его считали утраченным.
Я сделала шаг вперёд, протянув руку. Это было то, что мне было нужно. Сила, основанная на крови. Наследственная сила. Возможно, именно она могла помочь мне разорвать проклятую связь с Драконовым.
— Алиса, не надо, — предупредил Лео. — Защитные чары…
Но я уже не слушала. Моё собственное нутро, моя тёмная, инстинктивная магия, отзывалась на зов Кодекса. Я чувствовала, как кровь в моих жилах поёт в унисон с его багровым свечением. Я коснулась холодного металла.
И мир взорвался.
Не физически. Магически. Алая волна энергии вырвалась из книги и ударила мне в грудь. Боль была ослепительной, но странно… приятной. Я почувствовала, как моя собственная сила, всегда дикая и неуправляемая, вдруг сфокусировалась, заточилась, как клинок. Перед глазами проплыли видения — древние ритуалы, символы, написанные кровью, танец теней в залах забытых дворцов.
И сквозь этот хаос пробился новый, оглушительный сигнал. Не просто ярость. Не просто тревога. А нечто первобытное. Животный ужас. Ужас за меня.
Артемий.
Он не просто чувствовал, что я в опасности. Он чувствовал саму опасность. Острую, как лезвие бритвы, направленную прямо на его… на его что? На его соулмейта? От этой мысли меня затрясло.
— Время вышло! — крикнул Лео, хватая меня за руку.
Воздушный проём позади нас начал меркнуть, терять чёткость. Я судорожно схватила «Кодекс Крови», сунула его под мантию, и мы бросились назад. В тот миг, когда мы выпрыгнули из тающего прохода обратно в ночь, он захлопнулся с тихим хлопком, оставив после себя лишь непроглядную стену.
Мы стояли, тяжело дыша, под стенами Восточного крыла. У меня в руках пылал украденный гримуар, а в груди — отголоски чужого, непрошеного страха. Я сделала это. Я перехитрила его. Я получила то, что хотела.
«Кодекс Крови» лежал на моём столе, завёрнутый в кусок чёрного бархата, словно труп, который нужно скрыть от посторонних глаз. Он не светился, не издавал звуков, но его присутствие наполняло мою крошечную комнату в башне «Серебряной росы» густым, тяжёлым воздухом. Это был не просто предмет. Это был соблазн. Обещание силы, которая могла освободить меня. И проклятие, которое могло поглотить с головой.
Прошло три дня. Три дня, в течение которых я почти не спала, прислушиваясь к двум эхом внутри себя: зову древнего гримуара и навязчивому, раздражающему сигналу Артемия Драконова. Его отголоски были теперь окрашены новыми красками — обжигающей яростью, холодным расчётом и чем-то ещё, что я не могла определить. Словно настороженное ожидание хищника, затаившегося в засаде. Он знал, что это была я. Он чувствовал «Кодекс» на мне, как я чувствовала его ярость на себе. Это была новая, извращённая форма близости, от которой сводило зубы.
Лео, сидя на полу с разобранным на части устройством, похожим на сейф с глазами, время от времени бросал на меня тревожные взгляды.
— Ты не должна его открывать, Алиса. Гемомания — это не шутки. Особенно та, что описана в «Наследии Падших». Это магия, в основе которой лежит боль, жертва и… ну, ты знаешь. Кровь.
— Я знаю, — ответила я, не отрывая взгляда от свёртка. Моя собственная кровь, казалось, звенела в такт пульсации артефакта. — Но я не собираюсь резать жертвенных агнцев. Я хочу понять принцип. Энергию, что заперта в крови. Моя кровь — кровь Воронцовых. В ней есть сила. Дикая, неукрощённая, но сила. Может, этот кодекс научит меня ею управлять.
— Или он научит тебя управлять тобой, — мрачно заметил Лео. — Такие артефакты… они не нейтральны. У них есть воля.
Внезапно дверь в мою комнату дрогнула от мощного, неожиданного удара. Не стук вежливого гостя, а громоподобный удар, от которого задребезжали стёкла в окне. По нашей связи ударил шквал чистой, неконтролируемой ярости, такой мощный, что я отшатнулась и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Воронцова! — проревел за дверью знакомый, ненавистный голос. — Выходи! Или я вынесу эту дверь вместе с косяками!
Лео вскочил, его устройство зашипело и испустило клуб дыма. Я, собрав всю свою волю, сделала глубокий вдох. Он пришёл. Как я и предполагала. Но я была готова.
— Успокой свой пламенный пыл, Драконов, — крикнула я в дверь, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Ты привлекаешь внимание.
— Мне плевать на внимание! — ещё один удар, и дверь прогнулась. Замок, укреплённый моими скромными чарами, трещал по швам. — Ты украла то, что принадлежит мне!
«Принадлежит ему». От этих слов меня передёрнуло. Я распахнула дверь, не открывая замки — они и так были уже почти сломаны. Передо мной стоял он. Артемий. Его обычно безупречная внешность была нарушена. Волосы всклокочены, глаза пылали зелёным огнём, грудь вздымалась от частого дыхания. От него исходил жар, словно он и впрямь был драконом в человеческом обличье.
— Твоё? — я скрестила руки на груди, преграждая ему вход. — С каких это пор артефакты из «Наследия Падших» стали собственностью Дома Драконов? Или твой клан тайно поклоняется тёмным культам?
Его взгляд скользнул по мне, проигнорировал Лео и упал на стол, на тёмный свёрток. Он почувствовал его. Так же, как и я.
— Ты не понимаешь, во что ввязалась, — его голос опустился до опасного шёпота. — Отдай мне книгу. Сейчас же.
— Или что? — я подняла подбородок. — Пожалуешься декану? Расскажешь, как сам планировал проникнуть в запретную зону и предложил свои услуги «Серым Теням»? Как по-твоему, чьё преступление сочтут более тяжким? Моё — кражу, или твоё — предательство?
Мы стояли в дверном проёме, как два дуэлянта, замершие перед выстрелом. Воздух между нами снова начал вибрировать. Я чувствовала, как его ярость подпитывает мою собственную, создавая порочный, саморазгоняющийся круг. Моя рука с маркой соулмейта заныла, запылала. Я увидела, как он непроизвольно сжал своё запястье.
— Вам двоим, — вклинился Лео, осторожно подбирая с пола детали своего устройства, — определённо, нужно поговорить. Но, возможно, не на пороге, где вас может услышать половина башни. И, э-э-э, не сводя друг друга с ума этой… энергетической перепалкой.
Артемий резко перевёл взгляд на Лео, потом снова на меня. Сквозь ярость в его глазах мелькнуло холодное, расчётливое понимание. Он осознал, что криком и угрозами ничего не добьётся. Что я держу над ним козырь.
— Войди, — сказала я, отступая на шаг. — Но тронь хотя бы волосок на моей голове, и завтра весь Совет будет знать о твоих ночных похождениях.
Он переступил порог, и комната мгновенно стала казаться меньше. Его присутствие было физически давящим. Он не сел, остался стоять посреди комнаты, озирая её с нескрываемым презрением — голые каменные стены, заваленный бумагами и компонентами стол Лео, мою скромную кровать.
— Говори, — бросил он, скрестив руки на груди. — Что ты хочешь?
— Во-первых, признание, — я закрыла дверь и прислонилась к ней. — Ты больше не будешь пытаться мне мешать. Ни слова, ни взгляда, ни пакости вроде тех, что ты и твоя братия обычно устраиваете.
— Не льсти себе. Ты никогда не была для меня достаточно важной, чтобы тратить время на пакости, — парировал он. — Но ладно. Согласен.
Внезапно в коридоре послышались шаги. Тяжёлые, мерные, принадлежащие не студенту. Похрустывание кольчуги под мантией. Энергия, исходящая от приближающегося, была жёсткой, официальной и не сулила ничего хорошего.
— Стража, — прошептал Лео, его глаза расширились.
Паника, острая и стремительная, ударила мне в виски. Но это была не только моя паника. Волна ужаса накрыла и Артемия. Наши взгляды встретились, и впервые за всё время в его глазах не было ненависти. Был лишь чистый, животный инстинкт выживания. Мы были в одной лодке.
— Спрячь это, — резко приказал он, кивнув на «Кодекс».
Я, не раздумывая, сунула свёрток под матрас. Лео за долю секунды набросил на свой стол ткань, скрыв самые подозрительные компоненты. Артемий отступил вглубь комнаты, в тень, приняв позу человека, который зашёл по совершенно невинному делу.
Дверь, всё ещё треснувшую после его ударов, отворили. На пороге стоял капитан академической стражи, Горм. Массивный, как гора, с лицом, изборождённым шрамами, и взглядом, способным остановить бегущего горгульи.
— Воронцова. Корвин, — его голос был похож на перекатывание камней. Он окинул взглядом комнату, задержался на Артемии. — Драконов. Неожиданное соседство.
— Капитан, — я сделала шаг вперёд, пытаясь блокировать ему вид на матрас. — Чем обязаны?
— Происшествие, — коротко бросил он. — В ночь с понедельника на вторник была совершена попытка проникновения в Восточное крыло. Через аномалию в защитном поле.
Ледяная полоса пробежала по моей спине. Я почувствовала, как Артемий замер, стараясь не дышать.
— И… кого-то поймали? — спросила я, надеясь, что голос не выдаст меня.
— Нет, — Горм не сводил с меня своих маленьких, похожих на свиные, глаз. — Но были зафиксированы следы посторонней магии. Очень… своеобразной. И сейсмические датчики отметили активность в старых туннелях под озером.
Он знал. Он не знал всего, но он что-то знал.
— И что это значит? — вклинился Лео, стараясь выглядеть как можно более незаметным.
— Это значит, — Горм медленно прошёлся взглядом по каждому из нас, — что кто-то из студентов нарушил не просто правило, а Основной Закон. И если этот кто-то будет найден, его ждёт не изгнание. Его ждёт Магопад. Разрыв всех каналов и пожизненное заключение в Башне Безмолвия.
В воздухе повисла тяжёлая, давящая тишина. Магопад. Самое страшное, что только могло случиться с магом. Хуже смерти.
— Вы проводите обыски? — спросил Артемий. Его голос был спокоен, но я чувствовала, как под этой маской холодности бушует ураган.
— Пока нет, — Горм уставился на него. — Но все подозрительные активности будут на строгом контроле. И если я обнаружу, что кто-то из вас… или все вы сразу… имеете к этому отношение, — его взгляд скользнул по треснувшей двери, — вам не поздоровится. Всем.
Он развернулся и вышел, оставив дверь открытой. Его тяжёлые шаги затихли в коридоре.
Никто не двигался. Никто не дышал. Осознание реальной опасности, нависшей над нами, было осязаемым, как гильотина над шеей.
Первым заговорил Артемий. Он подошёл ко мне так близко, что я почувствовала исходящий от него жар.
— Ты слышала? Магопад. Ты чуть не погубила нас обоих своим безрассудством.
— Наше? — я не отступила. — Это ты хотел вступить в преступную организацию! Я всего лишь… воспользовалась ситуацией.
— Ситуацией, которая теперь привлекла внимание стражи! — он прошипел, и его гнев снова стал доминировать в нашей связи, вытесняя страх. — Твой «план» теперь угрожает всему, чего я пытался достичь.
— А чего ты пытался достичь, Драконов? — в свою очередь, прошипела я. — Почему наследнику самого могущественного Дома понадобилось лезть в грязь к «Серым Теням»? Что, папочка не одобряет твои увлечения?
Его лицо исказилось гримасой такой искренней, неподдельной боли, что я инстинктивно отшатнулась. Это была не просто злость. Это было что-то глубже. Личное.
— Ты ничего не знаешь о моём отце, — его голос прозвучал тихо, но с такой силой, что стало страшно. — И ты не должна знать. Наша сделка… она в силе. Я буду твоим шпионом. Но не для того, чтобы ты могла шантажировать меня, а потому что сейчас это единственный способ выбраться из этой ямы, в которую ты нас втолкнула. Но запомни, Воронцова, — он наклонился так, что его губы почти коснулись моего уха, и его шёпот обжёг меня, как пламя. — Если из-за тебя меня поймают, я возьму тебя с собой. Клянусь своим родом.
Он выпрямился, бросил последний уничтожающий взгляд на матрас, где был спрятан «Кодекс», и вышел, хлопнув дверью. Та, жалобно скрипнув, едва удержалась на петлях.
Я опустилась на стул, чувствуя, как дрожь пробирается всё моё тело. Лео молча наблюдал за мной.
— Ну что ж, — наконец сказал он. — Поздравляю. Вы только что заключили пакт с дьяволом.
— Нет, — я выдохнула, глядя на свою дрожащую руку, на тускло светящуюся метку. — Мы с дьяволом заключили перемирие. Временно. И я не знаю, что страшнее — враждовать с ним или вынужденно сотрудничать.
Я подошла к матрасу и вытащила «Кодекс Крови». Металлические пластины были холодными, но я чувствовала, как под ними скрывается пульсирующая, тёмная жизнь. Теперь это был не только ключ к моему освобождению. Это была улика, способная уничтожить нас обоих. И нашим единственным шансом было идти вперёд, глубже в тень, надеясь, что тьма, в которую мы погружались, в конце концов, не поглотит нас с головой.
Тишина в моей комнате после ухода Артемия была иного качества. Прежде она была укрытием, пусть и хрупким. Теперь же это была тишина засады, напряжённая и зловещая, словно воздух перед ударом молнии. Мы с Лео несколько минут молчали, прислушиваясь к отдалённым шагам стражи в коридорах, каждый из которых мог повернуть к нашей двери.
— Магопад, — наконец выдохнул Лео, протирая стёкла очков, запотевшие от адреналина. — Он не шутит, Алиса. Горм не блефует. Если найдут «Кодекс»…
— Они не найдут, — я сжала холодные металлические пластины в руках так, что края впились в ладони. Боль была острой, отрезвляющей. — Потому что мы его изучим, а потом избавимся от него. Или спрячем там, где никто не догадается искать.
Лео скептически хмыкнул.
— Изучим? Ты видела, что произошло, когда ты просто к нему прикоснулась. Это не учебник по элементарной магии, Алиса. Это… яд. Красивый, манящий, но яд.
Он был прав. Я чувствовала это. «Кодекс Крови» пульсировал в моих руках, как второе, чёрное сердце. Он не просто звал. Он требовал. Моя собственная кровь, казалось, текла быстрее, когда я смотрела на багровые символы. Они обещали ответы. Силу, способную разорвать любые оковы, даже оковы судьбы, надетые на меня в виде марки соулмейта.
— У нас нет выбора, — тихо сказала я. — Теперь мы все в этой трясине. И Артемий… — я чуть не поперхнулась его именем, — он сейчас наш единственный шанс узнать, что за игроки входят в «Серые Тени». Если они действительно обладают такой властью, что наследник Драконовых готов ради них рисковать всем, значит, у них есть что-то, что может быть полезно и нам.
— Или что-то, что может нас уничтожить, — мрачно добавил Лео. — Договор с дьяволом, помнишь?
Я помнила. Но дьявол уже был здесь, в моей крови, в моей голове, в этой проклятой связи, которая сейчас, после ухода Артемия, снова утихла, оставив после себя лишь фантомное ощущение его ярости, как запах дыма после пожара.
Я развернула бархат и положила «Кодекс» на стол. При свете дня, пробивавшемся сквозь пыльное окно, он выглядел менее зловеще — просто старые, покрытые патиной металлические пластины. Но стоило тени упасть на них, как символы начинали светиться изнутри тусклым, зловещим багрянцем.
— Мне нужна твоя помощь, Лео, — я повернулась к нему. — Ты — мой рационалист. Моя якорь. Не дай мне утонуть в этом.
Он вздохнул, подошёл к столу и сел напротив, уставившись на книгу с видом учёного, готового вскрыть ядовитую змею.
— Ладно. Но с условием. Никаких практических экспериментов без моих расчётов и без систем сдерживания. Договорились?
— Договорились.
Мы погрузились в работу. Лео достал свои инструменты — увеличительные стёкла, резонирующие кристаллы, пергамент и серебряные чернила для зарисовок символов. Я же положила руки на холодный металл и закрыла глаза, позволяя своему дару, своей инстинктивной магии, просачиваться в «Кодекс».
Первое, что ударило в виски, — это не информация, а эмоция. Древняя, всепоглощающая жажда. Жажда жизни, заключённой в крови. Жажда власти над ней. Это было отвратительно и… знакомо. Как будто я нашла родственную душу в самом сердце тьмы. Моё собственное нутро, моя дикая, необузданная магия, отозвалась на этот зов вибрацией, похожей на рычание.
— Символы не просто несут информацию, — проговорила я, с трудом открывая глаза. Лео уже зарисовывал первый узор. — Они… живые. В них заперт голод.
Лео кивнул, не отрываясь от работы.
— Энергетический отпечаток создателя. Или создателей. Сильный, искажённый. Видишь вот этот завиток? — он указал на сложный знак, напоминавший застывший вихрь. — Это не просто буква. Это… формула. Математическое выражение, описывающее процесс выделения магической потенции из гемоглобина. Боже, это гениально и чудовищно одновременно.
Я смотрела на знак, и он начал обретать для меня смысл. Не интеллектуальный, а интуитивный. Я почувствовала, как могла бы, проведя рукой по воздуху и высвободив каплю собственной крови, воспроизвести эту формулу. Создать сгусток чистой, концентрированной силы.
— Не делай этого, — резко сказал Лео, словно угадав мои мысли. — Твоя рука уже тянется.
Я вздрогнула и отдернула руку. Он был прав. Мои пальцы непроизвольно сложились в подобие жеста, описанного в «Кодексе».
— Он говорит со мной, — прошептала я. — Не словами. Ощущениями.
— Это опасно, Алиса. Очень опасно. Ты начинаешь сливаться с артефактом.
Внезапно в нашу связь ворвался новый сигнал от Артемия. Не ярость. Не страх. Напряжённое, сфокусированное ожидание. И… разочарование. Острое, как удар кинжалом.
— С ним что-то происходит, — сказала я, отвлекаясь от «Кодекса».
Лео поднял бровь.
— Ты теперь и его настроения отслеживаешь?
— Это сложно игнорировать. Как будто кто-то кричит в соседней комнате.
Я закрыла глаза, пытаясь отсечь всё лишнее. Картина прояснилась. Он был в башне «Пылающего сердца», в своих покоях. Перед ним стоял кто-то. Кто-то, чьё присутствие заставляло Артемия испытывать жгучую досаду и вымученное почтение. И сквозь это пробивалась капля надежды. Маленькая, но яркая.
Вечером второго дня я осталась в комнате одна. Лео ушёл в архив, пытаясь найти упоминания о подобных артефактах в менее запретных источниках. Я сидела за столом, уставившись на пластины «Кодекса». Багровый свет пульсировал в такт моему сердцебиению. Рука с маркой соулмейта горела.
А где-то далеко Артемий испытывал очередную волну разочарования. Чьё-то решение, принятое без него, задело его самолюбие. Эта эмоция, знакомая мне до боли, стала последней каплей.
«Хватит, — подумала я. — Хватит быть марионеткой. Его эмоций. Его ненависти. Этой связи».
Я отодвинула «Кодекс» и встала. Мне не нужна была его сила. Мне нужна была моя собственная. Та, что была во мне. Дикая, необузданная. Может, «Кодекс» просто показывал мне дорогу к тому, что уже было моим?
Я не стала резать ладонь или произносить заклинания. Я просто сосредоточилась. На своей крови. На её течении. На той силе, что дремала в каждой её клетке. Я представляла её как тёмную, бурную реку, сжатую в узких берегах моего тела. А потом я мысленно разрушила плотину.
Эффект был мгновенным и оглушительным.
Комната пропала. Свет погас. Звуки замолкли. Я погрузилась в абсолютную темноту, где существовала только я и бушующий внутри меня ураган. Это была не магия в привычном понимании. Это было чистое, нефильтрованное могущество. Оно било из меня волнами, сметая всё на своём пути. Я чувствовала, как дребезжат стёкла в окне, как с полок падают книги, как сама каменная кладка стен стонет под напором.
И где-то в этом хаусе я услышала крик. Не своими ушами. Душой. Это кричал Артемий. Его крик был отголоском моего собственного высвобождения, усиленным и искажённым нашей связью. Боль, страх, ярость — всё смешалось в один оглушительный рёв.
А потом я почувствовала его. По-настоящему. Не как эхо, а как присутствие. Он был здесь, в моей комнате, в моей тьме. Я не видела его, но ощущала каждую частицу его существа. Его паника была моей паникой. Его стихия — огонь — столкнулась с моей тьмой, и они не аннигилировали, а сплелись в чудовищный, прекрасный танец разрушения.
— Остановись! — его голос прорвался сквозь рёв энергии, но я не могла понять, был ли он реальным или лишь в моей голове.
Я не могла остановиться. Сила вышла из-под контроля. Она пожирала меня, пожирала его, пожирала всё вокруг.
— Алиса!
Внезапно в темноте возникла точка. Маленькая, яркая, как звезда. Она пульсировала в такт марке на моём запястье. И я поняла — это он. Его сущность, его ядро. Наша связь, которую я пыталась разорвать, теперь, в момент кризиса, проявилась с пугающей ясностью. Я могла… дотянуться.
Мысленно, почти инстинктивно, я протянула к этой точке щупальца своей силы. Не чтобы уничтожить, а чтобы… стабилизироваться. Опираться.
И он ответил.
Его энергия, дикая и неконтролируемая, устремилась навстречу моей. Огонь и тьма снова столкнулись, но на этот раз не в борьбе, а в странном, вынужденном объятии. Мы были двумя полюсами одного магнита, двумя половинами одного целого, которое отчаянно пыталось собраться воедино, чтобы не быть уничтоженным.
Боль сменилась… единством. Шокирующим, отвратительным, непреодолимым. Я чувствовала не только его эмоции, но и его мысли. Обрывки. «Отец… должен… Тени… сила… она…»
И он чувствовал мои. «Свобода… боль… книга… ненавижу…»
Это длилось всего мгновение. Вечность.
Потом сила отступила, схлынула, как прилив, оставив после себя опустошение и оглушительную тишину.
Я рухнула на пол, вся в поту, дрожащая, как в лихорадке. Комната была перевёрнута с ног на голову. Книги и бумаги разбросаны, стул разломан, на столе лежала треснувшая хрустальная чернильница Лео.
И в центре этого хаоса, прислонившись к косяку двери, стоял он. Артемий. Бледный, с расширенными зрачками, с мантией, пахнущей дымом и озоном. Он дышал так же тяжело, как и я.
Мы смотрели друг на друга, и впервые не было ненависти. Был шок. Ужас. И понимание. Понимание того, что эта связь — не метафора. Не просто знак на коже. Это была реальная, физическая нить, которая могла передавать не только эмоции, но и силу. И боль.
— Что… что ты сделала? — его голос был хриплым, сорванным.
— Я… — я с трудом поднялась на ноги, опираясь о стол. — Я не знала.
— Ты чуть не взорвала нас обоих! — он сделал шаг вперёд, и по нашей связи снова ударила волна ярости, но на этот раз в ней была примесь чего-то иного. Непризнанного, животного страха перед тем, что только что произошло. — Ты не можешь контролировать это! Ни свою дикую магию, ни эту… эту аномалию!
— А ты можешь? — выдохнула я. — Ты чувствовал то же, что и я. Мы… мы были…
— Не говори это! — он резко взмахнул рукой, и по стене пробежала трещина. — Этого не было! Этого не может быть!
Но мы оба знали, что это было. Миг абсолютного, вынужденного слияния. Миг, когда мы перестали быть двумя врагами и стали одним целым, спасающимся от уничтожения.
Вдруг он вздрогнул и приложил руку к своему виску, словно прислушиваясь к чему-то.
— Мне идут, — коротко бросил он. — Если кто-то увидит меня здесь, после этого… — он не договорил, но я поняла. Последствия были бы необратимыми.
Тишина после бури всегда обманчива. Она не приносит успокоения, а лишь подчёркивает масштабы разрушений. Моя комната, некогда бывшая моим скудным, но единственным убежищем, теперь представляла собой печальное зрелище. Книги и свитки сметены с полок, будто невидимой метлой, стол Лео был опрокинут, а его хитроумные механизмы разбросаны по полу, словно кости поверженного дракона. Но всё это были лишь внешние, материальные следы катастрофы. Гораздо страшнее были разрушения внутренние.
Тот миг слияния с Артемием оставил в моей душе шрам куда более глубокий, чем любая физическая рана. Я не просто почувствовала его присутствие. Я стала им. Я ощутила жгучую боль его амбиций, ледяное одиночество за высокими стенами его рода, тот самый «одинокий, отчаянный огонь», о котором я подумала. И самое ужасное — я ощутила, как моё собственное нутро откликается на это эхо, словно найдя родственную вибрацию в универсуме хаоса.
Лео, вернувшись и увидев последствия моего эксперимента, не стал ругаться. Он молча, с каменным лицом, начал расставлять мебель по местам, собирать обломки своих устройств. Его молчание было красноречивее любого крика.
— Я не смогла контролировать, — наконец проговорила я, сидя на кровати и обхватив колени. Голос мой звучал хрипло и чуждо.
— Это было предсказуемо, — он не глядя на меня, поднял треснувшую хрустальную линзу. — «Кодекс» — это катализатор. Он не даёт силу, он высвобождает то, что уже есть внутри. А внутри тебя, Алиса, — он на мгновение встретился со мной взглядом, — целая буря. И теперь эта буря связана с другим ураганом.
— Он приходил, — призналась я. — Пока тебя не было.
Лео замер.
— Драконов? Сюда?
— Энергетический всплеск… притянул его. Или наша связь сработала как портал. Он был здесь. Физически. Мы… — я сглотнула, — мы стабилизировали друг друга.
Лео медленно опустился на стул, смотря на меня с выражением, в котором смешались ужас и неподдельный научный интерес.
— Билокационная проекция? Спонтанная телепортация? Под воздействием синхронизированного выброса магии? Это… невероятно.
— Это было ужасно, — поправила я его. — Я чувствовала каждую его мысль. Каждую трещину в его броне.
— И он? Он чувствовал тебя?
Я кивнула, закрыв глаза. Да, он чувствовал. И в этом не было сомнений. Та ярость, что сменилась шоком, а потом тем самым тяжёлым, усталым взглядом — всё это было реакцией не только на произошедшее, но и на то, что он во мне увидел.
— «Серые Тени» дали ему шанс, — продолжила я, меняя тему. Сама мысль о том, что он видел мои самые потаённые страхи, была невыносима. — Испытание. В старом городе. Связано с контрабандой артефактов. Он… попросил меня быть там. На подхвате.
Лео присвистнул.
— Наследник Драконовых просит о помощи дочь Воронцовой. Миры точно сошли с орбит.
— Он не просил о помощи. Он запросил тактическую поддержку, — поправила я, хотя в его голосе, в том вынужденном признании, была именно просьба. Отчаянная. — Мы идём.
Лео не стал спорить. Он понимал, что теперь мы ввязались в эту игру по-крупному. Отсидеться в стороне было уже невозможно.
Последующие дни прошли в напряжённой подготовке. Лео, используя свои связи и забытые чертежи, составил карту старого города — лабиринта узких, мощёных улочек, полуразрушенных башен и подземных катакомб, что лепились к подножию скалы, на которой стоял Светоч. Это место было пристанищем для тех, кто предпочёл не жить в тени Академии, а ютиться в её отбросах — алхимиков-нелицензиатов, торговцев сомнительными реликвиями, беглых заклинателей и прочего сброда.
Я же пыталась обуздать свой дар, не прибегая к «Кодексу». Теперь, после того всплеска, я чувствовала его лучше. Моя тёмная, инстинктивная магия была подобна дикому зверю — её нельзя было сломать, но можно было попытаться направить. Я училась чувствовать энергию в камнях под ногами, в воздухе, в живых существах, не позволяя ей захлестнуть меня с головой. И всё это время я ощущала на себе пристальное внимание Артемия. Он не выходил на связь, но его присутствие было постоянным фоном — сдержанным, настороженным, оценивающим. Он, как и я, готовился.
Наконец настал день испытания. Мы с Лео покинули Академию с наступлением сумерек, завернувшись в простые, неброские плащи. Старый город встретил нас густым, влажным туманом, в котором тонули огни редких фонарей, и запахом — смесью морской соли, жареных каштанов и чего-то кислого, гнилостного. Воздух здесь был насыщен старой, примитивной магией, той, что не учили в Светоче. Магией улиц, выживания и обмана.
Согласно плану, мы заняли позицию на колокольне полуразрушенной часовни, откуда открывался вид на площадь Ржавых Якорей — место, указанное Артемию для встречи. Лео разложил свои приборы — дальнозоркую трубу с магическим кристаллом вместо линзы и устройство для прослушивания на расстоянии.
— Ничего, — прошептал он, водя трубой по тёмным силуэтам площади. — Только пара пьяных моряков да старуха, продающая ворованные амулеты.
Я не отвечала. Всё моё существо было напряжено в ожидании. Я чувствовала его приближение. Нет, не приближение. Он был уже здесь. Где-то близко. Его энергия была сжатой пружиной, готовой вот-вот распрямиться. Холодная решимость, приправленная едким, знакомым страхом. Не за себя. За провал.
Осколок багрового кристалла, тёплый и пульсирующий, стал моим тайным грузом, моим срамным сокровищем. Я носила его в маленьком мешочке на шее, под одеждой, и он жёг кожу напоминанием о той ночи. Не о големе, не об опасности, а о том моменте, когда наши с Артемием силы слились воедино не из необходимости выжить, а по собственному выбору — пусть и вынужденному, пусть и продиктованному яростью, но добровольному. И о том, как он, истекая кровью, подобрал для меня этот осколок.
Прошла неделя. Неделя тревожного затишья. Лео, получив доступ к медальону Артемия на несколько часов, тщетно пытался взломать его защиту. «Серые Тени» хранили молчание. Академия жила своей размеренной жизнью — лекции, семинары, шепотки в библиотеке. Но для меня всё изменилось. Теперь, проходя по коридорам, я не просто чувствовала на себе взгляды — я различала в них новые оттенки. Любопытство. Настороженность. Страх. Слухи о том, что Воронцова и Драконов были замечены вместе в старом городе, уже поползли по Светочу, обрастая самыми невероятными подробностями.
Но самое главное изменение произошло во мне самой. Тот выброс силы, тот акт слияния, словно проложил в моём магическом канале новое, более глубокое русло. Теперь, когда я концентрировалась, я не просто чувствовала эхо Артемия — я могла, если очень старалась, различать отдельные мысли. Не слова, а скорее концепции, облечённые в эмоции. «Отец… разочарование…», «Тени… опасность…», «Она… сила…». И однажды, поймав этот поток, я осознала с леденящей душой ясностью: «…боюсь её».
Он боялся меня. Не моей ненависти, не моего происхождения, а той тёмной, необузданной силы, что жила во мне. И этот страх был сладким ядом, который тайно согревал моё израненное самолюбие.
Мы с Лео сидели в моей комнате, которая, благодаря его стараниям, обрела подобие порядка. «Кодекс Крови» лежал между нами на столе, но я почти перестала его касаться. Его зов был теперь приглушённым, словно кто-то повернул регулятор громкости. Вместо него я изучала багровый осколок. Его пульсация была иной — не голодной, а… любопытствующей. Он откликался на моё настроение, на всплески магии, словно живое существо.
— Интересно, — бормотал Лео, водя над осколком резонирующим кристаллом, — его сигнатура стабильна, но пластична. Он впитывает окружающую энергию, адаптируется. Если бы не его явно тёмное происхождение, я бы назвал его идеальным катализатором.
— Он помог мне сфокусироваться в тот вечер, — сказала я, вращая в пальцах тёплый камень. — Как будто… стабилизировал мою бурю.
— Возможно, он действует как гармонизатор для твоей специфической магии, — предположил Лео. — Или… — он посмотрел на меня поверх очков, — он реагирует на вашу с Драконовым связь. Помнишь, он засветился, когда вы объединили силы?
Я нахмурилась. Мысль о том, что этот артефакт как-то связан с нашим проклятием соулмейтства, была неприятна.
Внезапно дверь в мою комнату отворилась без стука. На пороге стоял Артемий. Он был бледен, его взгляд был тяжёлым, уставшим. В руке он сжимал тот самый чёрный медальон «Серых Теней».
Лео вздрогнул и инстинктивно прикрыл «Кодекс» тканью. Я же просто смотрела на Артемия, чувствуя, как по нашей связи прокатывается волна… не ярости. Истощения. И смутной тревоги.
— Они вышли на связь, — произнёс он глухо, не двигаясь с порога. — Задание.
— Какое? — спросила я, поднимаясь.
— Вечеринка. В имении маркизы де Лакруа. Завтра.
Я вспомнила это имя. Маркиза — светская львица, известная своими экстравагантными приёмами и близостью к нескольким влиятельным членам Совета Домов. Её имение, «Хрустальные сады», славилось своей коллекцией древностей и… неприступной системой безопасности.
— Что нам нужно сделать? — спросил Лео, насторожившись.
— Не нам. Мне, — поправил его Артемий, наконец переступив порог и закрыв за собой дверь. — Моя задача — проникнуть в её личный кабинет и извлечь один документ. Контракт. О нём ничего не известно, кроме того, что он заключён между маркизой и Домом Орлов.
Дом Орлов. Ещё один из Семи Великих Домов, известный своими банковскими операциями и финансовыми махинациями.
— А я? — не удержалась я.
Он посмотрел на меня, и в его взгляде было что-то новое — не просьба, не приказ, а… расчёт.
— Ты — мой пропуск. Маркиза обожает всё необычное. Всяких уродцев и выродков, — его губы искривились в безрадостной улыбке. — Дочь беглой Воронцовой, обладающая диковинной магией, станет для неё настоящей находкой. Она никогда не пригласила бы меня одного — Драконовы слишком скучны и предсказуемы в её глазах. Но мы с тобой вместе… мы — скандал. Мы — зрелище. Она не устоит.
Его слова обожгли, но я понимала их правоту. Мы были для этого прогнившего высшего света диковинкой — враги, связанные таинственными узами. Идеальное развлечение для пресыщенной аристократии.
— И что, я должна буду плясать перед ней на потеху, пока ты будешь рыться в её бумагах? — я скрестила руки на груди.
— Нет, — его ответ был резким. — Ты должна будешь быть собой. Молчаливой, колкой, опасной. Притягивать всё её внимание. А я… я буду играть роль твоего невольного спутника. Раздражённого, но вынужденного терпеть твоё общество из-за нашей «связи». Она обожает чужие драмы.
План был циничным, но блестящим. Он использовал нашу ненависть, наш скандал, как прикрытие. И требовал от нас высочайшего уровня актёрского мастерства.
«Хрустальные сады» маркизы де Лакруа ослепляли. Не метафорически, а буквально. Каждый лист, каждый лепесток в её знаменитых садах был вырезан из самоцветов, которые переливались в свете тысяч закреплённых в воздухе светлячков-сфер. Сам особняк был построен из молочно-белого мрамора, пронизанного золотыми жилами, а вместо окон висели полотна из застывшего, играющего всеми цветами радуги света. Воздух был густым от запахов дорогих духов, изысканных яств и сладковатого, дурманящего дыма, поднимающегося от курильниц. Это было место, где роскошь становилась удушающей, а красота — оружием.
Мы с Артемием вошли в бальный зал, и на мгновение я почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Я была в платье — тёмном, без украшений, простом до вызывающеости. Лео достал его бог знает откуда, утверждая, что «на фоне всего этого блеска аскетизм будет смотреться дороже любого бриллианта». Артемий был в своём привычном чёрном камзоле с алыми драконьими чешуйками, но даже он казался немного подавленным этим напыщенным великолепием.
Шёпот, подобный шелесту листвы перед грозой, пронёсся по залу. Все взгляды устремились на нас. На врагов. На скандал. На диковинку. Я почувствовала, как спина Артемия выпрямилась, а его энергия сжалась в тугой, оборонительный клубок. Моя собственная сила заурчала внутри, как дикий зверь, почуявший ловушку.
— Готов? — прошептала я, не глядя на него.
— Никогда, — столь же тихо парировал он. — Играем свои роли.
Мы сделали несколько шагов вглубь зала, и тут к нам направилась сама маркиза. Де Лакруа была женщиной в возрасте, но её красота была холодной и отполированной, как лезвие. Её платье из серебряной парчи казалось жидким металлом, а в волосах сверкала диадема, в центре которой пульсировал тёмный, почти чёрный сапфир.
— Дорогой Артемий! — её голос был похож на звон хрустальных бокалов. — Какой сюрприз! И ты привёл… гостью. Мисс Воронцова, если не ошибаюсь? Дитя столь печально известной истории.
Её взгляд скользнул по мне, оценивающий, как торговец скотом. Я чувствовала, как Артемий напрягся, но его лицо оставалось маской вежливого безразличия.
— Маркиза, — он сделал лёгкий, почти небрежный поклон. — Вы, как всегда, проницательны. Да, это Алиса Воронцова. Мы… вынуждены делить друг с другом общество в последнее время. Обстоятельства.
— Ах, эти загадочные обстоятельства! — маркиза приложила веер к губам, но её глаза сверкали хищным любопытством. — Ходят такие слухи, такие слушки! Будто бы сама судьба сплела для вас столь причудливый узор. Вы просто могли бы рассказать мне всё. Но позже. А пока… наслаждайтесь моим скромным приёмом.
Она удалилась, оставив после себя шлейф дорогих духов и ощущение, что нас только что осмотрели под лупой.
— Скромным, — фыркнула я, окидывая взглядом зал, где с потолка свисали люстры из живых, поющих птиц, сделанных из света. — Она называет это скромным.
— Для неё так оно и есть, — голос Артемия был ровным, но я чувствовала его раздражение. — Держись ближе к стенам. Привлекай внимание, но не давай себя окружить.
План начал воплощаться в жизнь. Я стала своего рода гвоздём программы. Аристократы, сгорая от любопытства, подходили ко мне под предлогом светской беседы, а я отвечала односложно, с холодной, почти грубой прямотой, что лишь подогревало их интерес. Я была экзотическим животным в клетке, и они тыкали в меня палками, чтобы посмотреть на реакцию.
Артемий, тем временем, играл свою роль — роль человека, которого неудобное родство заставило быть моим теневым спутником. Он стоял поодаль, с бокалом вина в руке, отвечая на расспросы с плохо скрываемым раздражением. Но наши взгляды постоянно встречались. И каждый раз по нашей связи пробегал короткий, деловой импульс: «Всё в порядке». «Продолжаем».
Через час я почувствовала лёгкий, условный сигнал. Он был готов. Ему нужна была диверсия. Большая.
— Маркиза, — я подошла к де Лакруа, которая наблюдала за всем с высоты своего мраморного трона. — Ваши сады… восхитительны. Но в них нет жизни.
Она подняла бровь.
— Жизни, дорогая? Они вечны. Они совершенны. Жизнь — это хаос и увядание.
— Именно, — я улыбнулась своей самой холодной улыбкой. — Хаос — это и есть жизнь. Позвольте мне продемонстрировать.
Я не стала спрашивать разрешения. Я закрыла глаза и обратилась внутрь себя. Не к буре, а к чему-то более глубокому. К тому самому дикому, инстинктивному началу, что было моей сутью. Я вспомнила «Кодекс Крови», но не его ритуалы, а его философию — магия, рождённая из самой сути жизни. Из крови.
Я протянула руку к ближайшему хрустальному дереву с листьями из изумрудов. Я не выпускала тьму. Я просто… позволила крошечной частичке своей собственной жизненной силы, своей воли, выплеснуться наружу. Это было похоже на то, как я дышала на заиндевевшее стекло, оставляя отпечаток.
И хрусталь ответил.
Изумрудные листья не растаяли и не треснули. Они потемнели, стали гибкими, живыми. По ветвям поползли жилки настоящего, зелёного хлорофилла. Запахло влажной землёй и озоном. На одной из веток набухла и распустилась почка, превратившись не в идеальный хрустальный цветок, а в мясистый, бархатистый бутон тёмно-багрового цвета, испускающий лёгкое, призрачное свечение.
В зале воцарилась мёртвая тишина. Даже поющие птицы-светлячки замолчали. Все смотрели на это чудо — на оживший кристалл, на диковинный цветок, рождённый из тьмы и воли.