В Лондоне
В особняке Стэнфорд
Серафина
Я сидела на подоконнике и наблюдала, как капли дождя стекали по стеклу, разбиваясь о гравий в нашем саду. За окном сгущалась темнота, воздух был тяжёлым и влажным, небо разрывали вспышки молний — короткие, ослепительные.
Вот-вот должен был приехать мой будущий жених. Но я сомневалась — дождь был слишком сильным. Казалось, сама природа пыталась остановить этот вечер.
— Думаешь, они приедут? — спросила я, бросив взгляд на сестру Арию, которая лежала на диване, уткнувшись в телефон.
— Кто их знает, — ответила она лениво. — У мафии с пунктуальностью всё строго.
Я поджала ноги под себя, не отводя взгляда от ворот. Длинное платье мягко спадало к полу, ткань холодила кожу. Меня трясло — от холода или от волнения, я уже не понимала.
Дождь всё бил по стеклу, шумел по крыше, и каждый раскат грома отзывался внутри меня.
— Ария, — тихо позвала я, не отрывая взгляда от ворот. — А если… он окажется хуже, чем мы думаем?
— Хуже? Он глава мафии. Сомневаюсь, что он вообще знает, что значит «лучше».
Мне стало ещё холоднее, хотя в комнате был камин. Я обняла себя за плечи, представив, как он войдёт — опасный, чужой. Человек, которому я должна сказать «да», не зная его вовсе.
— Может, дождь всё-таки остановит их, — прошептала я, надеясь, что небо возьмёт мою сторону. Но в глубине души я знала — такие люди не отступают из-за дождя. Даже сама буря не способна остановить тех, кто приходит за своей жертвой. Или — за своей невестой.
— Перестань так нервничать, Фина, — с упрёком сказала Ариана. — Ты ведь снова начнёшь заикаться. Ты посмотрела видео, что я тебе прислала?
— Нет! — я покачала головой. — И не собираюсь. Они… слишком откровенные.
— Фина, ты должна посмотреть порно. Иначе так девственницей и останешься. Ты даже не представляешь, что тебя ждёт.
Я резко повернула голову, глядя на Ариану с возмущением.
— Ты серьёзно сейчас? Мне и так страшно, а ты ещё с этим...
Она наконец оторвалась от телефона, села и посмотрела на меня внимательно.
— Фина, я не издеваюсь. Я правда думаю, что тебе нужно хотя бы понимать, как это всё происходит. Ты выйдешь замуж не за обычного парня из колледжа. Он взрослый. Жесткий. Он привык брать, не спрашивая. И если ты не будешь готова, он это почувствует. И может сломать тебя ещё сильнее.
Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
— Я не хочу, чтобы он меня брал. Я хочу, чтобы меня хотя бы уважали.
Ариана вздохнула.
— В этом доме о любви никто не говорил. Это сделка. Ты — пешка. Но если ты будешь бояться и плакать в первую же ночь, ты станешь ещё и разочарованием. А такие не живут долго рядом с мужчинами его уровня.
Молния опять осветила комнату. В этот момент мне стало невыносимо холодно — не от погоды, а от понимания, насколько я одна в этом. Моя сестра не защищала меня, она учила, как выжить в клетке. Как выжить в его руках.
По сути, это Ария должна была выйти за него — она старше меня на семь лет. Но отец даже слушать не захотел. Сказал, что он дон мафии, и что не позволит себе такой позор. Ария давно потеряла девственность, а значит, «не годится».
Иногда мне кажется, что я до сих пор расплачиваюсь за этим решением.
— Можешь попрощаться со своим балетом, — хмыкнула сестра, снова лёжа на диване.
— Почему это? — нахмурилась я.
— Потому что, как я слышала, эти братья-близнецы не из тех, кто позволяет жене заниматься… искусством. Особенно таким.
— Боже… — я вцепилась в голову, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Я этого не вынесу.
Я резко замерла, заметив в окне свет фар. Посмотрела вниз — ворота открылись, и во двор въехали чёрные машины. Сердце тут же подпрыгнуло к горлу.
— Господи, Ари, они здесь! — я вскочила с подоконника.
Сестра подошла ко мне, встала у окна и вместе со мной принялась рассматривать, кто выходит.
Двери машин распахнулись почти одновременно. Мужчин было много, все в чёрном, и в ливне было трудно рассмотреть лица. Они быстро перебежали к крыльцу, прячась от дождя.
— Жаль, что плохо видно. Мне самой любопытно — как выглядит твой жених, — пробормотала Ария.
— Надеюсь, он хотя бы красивый, — сказала я.
— Не волнуйся. Я ведь показывала тебе его фото. Они там — просто с обложки.
— На фото всегда фильтры. Я не верю, что он может быть настолько… идеален.
— Вот сейчас и узнаешь, — ухмыльнулась сестра, а я почувствовала, как ноги предательски подкашиваются.
Ария молча наблюдала за машинами, и только хруст её ногтей о подоконник выдавал напряжение. Я отступила назад, всё ещё дрожа — будто сама буря поселилась внутри меня.
Прошло несколько минут. Скрипнула дверь — и я вздрогнула, стиснув руки на груди.
Мы обе повернулись.
— Мисс Серафина, — послышался голос домработницы. — Ваш отец просит вас спуститься. Он ждёт вас в гостиной.
— Сейчас?.. — вырвалось у меня. Я бросила взгляд на Арию, словно надеясь, что она скажет «иди не спеша» или «я пойду с тобой». Но она лишь кивнула.
— Веди себя спокойно, — прошептала она. — Не показывай страха. Они его чувствуют.
Я не ответила.
Я посмотрела на себя в зеркало, проверяя каждую деталь. Белое, скромное, расклешённое платье сидело идеально, подчёркивая талию. Одна серьга запуталась в волосах — я торопливо поправила.
— Я не выгляжу… жалкой? — спросила, бросив взгляд на сестру.
— Ты выглядишь как принцесса, — спокойно ответила Ария. — Всё, иди. Не заставляй ждать гостей.
— Господи… — я схватила флакон с парфюмом и брызнула себе на шею. Хоть запах будет приятным. Хоть что-то будет под контролем.
Ноги налились свинцом, но я всё же вышла в коридор. Холодный, мрачный дом казался чужим. Каждый шаг отдавался эхом. Лестница вела вниз — будто к приговору.
Я остановилась на верхней ступени. Ещё секунда — и они увидят меня. Мужские голоса доносились снизу. Смех. Хриплые, спокойные.
Я даже не успела понять, что произошло. Всё случилось так быстро, так резко. Казалось, он даже не хотел проводить со мной ни минуты наедине. Просто оценил, отметил — и ушёл.
Это было странно.
Такое чувство, будто не он меня пугает, а я — его. Взглянул, прикинул — подходит — и исчез.
Я встала с дивана, чувствуя себя опустошённой, и поднялась по лестнице в свою комнату. Как только я повернула ручку двери, сестра тут же вскочила с дивана.
— Что? — удивлённо воскликнула она. — Это всё? Ваша встреча уже закончилась?
— Ага, — кивнула я и прошла к окну, ёрзая пальцами по подоконнику. — Ужасная встреча. Ему, похоже, я не понравилась. Представляешь?
— Серьёзно? Он даже не надел на тебя кольцо? — она склонила голову, явно в замешательстве.
Я всё ещё смотрела в окно — дождь мерно стучал по стеклу, машины во дворе стояли на месте. Они ещё здесь.
— Надел, — тихо сказала я, подняв руку, не поворачиваясь к ней. — Только мне почему-то хочется плакать от того, что он мне сказал.
— Что он сказал? — в голосе сестры прозвучала тревога.
Я подошла к зеркалу. Мое отражение казалось чужим — в глазах застыла боль.
— Что я тощая. Что у меня нет груди. Что я игрушка. Для секса.
Сестра выпрямилась.
— Что? Фина, ты серьёзно? Он это вслух сказал?
— Да, — прошептала я. По щеке скатилась слеза, и я не стала её вытирать. — Я знала, что так будет. Что от людей отца ждать чего-то другого — наивно.
— Ну он козёл, конечно, — яростно выдохнула она. — Как можно так обращаться при первой встрече? Типичный самовлюблённый ублюдок. Для него девушка — вещь. Вещь, которой он может хвастаться. Которую можно положить в кровать и забыть.
Я обернулась к ней.
— А ведь это только начало.
Сестра закатила глаза, сжала губы и подошла ко мне ближе.
— Так, ну и что ты теперь собираешься делать? Будешь плакать из-за него? Ради какого-то самовлюблённого придурка?
Я смахнула слезу, не оборачиваясь:
— Я не знаю… Просто обидно. Я чувствовала себя вещью. Он даже не посмотрел на меня по-настоящему. Просто оценил, как на рынке. Я для него — товар с дефектом.
— Ну и пошёл он, — сестра встала рядом и тоже посмотрела в зеркало. — Ты думаешь, он особенный? Их таких — пруд пруди.
— А ведь я… я хотела, чтобы он хотя бы попытался узнать меня, — голос дрожал. — Пусть не влюбился бы, пусть даже просто поговорил нормально. Но он с порога решил, что я недостойна.
— Фина, послушай, — она развернула меня за плечи и заставила взглянуть в глаза. — Он ошибся. И ты это ещё докажешь. Но, пожалуйста, не позволяй ему разрушить то, что в тебе есть. Ты сильнее. И красивее.
Я кивнула, прикусив губу:
— Просто хочется, чтобы он пожалел. Чтобы понял, кого так глупо оттолкнул.
— И он пожалеет, Фина. Я в этом не сомневаюсь.
Я подошла к окну. Машины всё ещё были там.
Спустя несколько минут в комнату снова заглянула домработница.
— Мисс Серафина, наши гости ожидают вас за столом.
Боже.
Опять.
Я резко вдохнула, чувствуя, как сердце сжалось от напряжения. Лишь бы меня не оставили наедине с ним.
Я кивнула, поправила выбившиеся светлые пряди, попыталась собраться и вышла из комнаты.
Каждый шаг по лестнице давался с трудом — будто тянула за собой груз обиды и страха. Я изо всех сил старалась держаться, не дать себе разрыдаться прямо перед ними.
Когда я вошла в кухонный зал, они уже сидели за столом. Отец занимал место у края, рядом — два брата. Как только я появилась в дверях, отец тут же заговорил:
— Серафина, садись, — холодно бросил он, указывая на стул напротив близнецов.
Я опустила глаза и молча села, стараясь не смотреть ни на кого из них. Волосы перекинула за спину, руки сложила на колени — как будто этим могла защититься.
Я ощущала его взгляд. Он буквально прожигал мне кожу.
Когда я всё же подняла глаза, Саймон уже смотрел на меня. Почти неотличимый от брата, его выдавала только татуировка на шее. И ещё одна — я заметила едва различимый рисунок, скрывающийся под воротом рубашки. На груди.
— Серафина, мы как раз обсуждали вашу свадьбу, — сказал отец.
Я кивнула, пытаясь сохранять невозмутимость, хотя сердце билось, как пойманная птица. Саймон не отрывал от меня взгляда. С усмешкой жевал мясо, не отводя глаз, словно изучая меня. Или дразня.
— Саймон хочет устроить свадьбу уже через неделю, — добавил отец.
Мои пальцы судорожно сжались в кулаки под столом.
Нет. Нет. Только не это.
Через неделю — то самое выступление. Моя мечта. Единственный шанс показать, на что я способна.
Почему он так со мной? Почему отец так поступил? Он же знал, как много для меня значит это выступление.
— Я не хочу тянуть с этим, — спокойно проговорил Саймон, проглатывая очередной кусок, — Думаю, она успеет подготовиться.
Я медленно перевела взгляд на отца. Он кивнул в ответ, будто всё уже решено. В горле встал нервный ком.
— Конечно успеет, — сухо ответил он.
— Свадьбу устроим в Нью-Йорке, — добавил Саймон.
— Что ж, — Дэймон поднял бокал, — чудесная новость, чтобы выпить.
Саймон последовал его примеру. Я сидела, словно каменная, не зная, что делать, что сказать. Всё тело налилось тяжестью.
— П-п-папа, — прошептала я, — У меня же выступление…
Щёлк.
Как будто всё в комнате замерло.
Отец со стуком поставил бокал. Я вздрогнула.
— Будет так, как сказал твой муж. Это не обсуждается, — процедил он с ледяной яростью.
— Да… конечно… Простите… — выдавила я, чувствуя, как предательские слёзы подступают к глазам.
Саймон всё ещё смотрел на меня. Но теперь — иначе. В его взгляде скользнуло что-то новое. Что-то опасное.
Он слегка наклонил голову, прищурился, и его лицо словно застыло в странной, напряжённой гримасе.
— Я что-то не понял… — произнёс он с медленной, натянутой вежливостью. — Какое ещё выступление?
Тон был опасен. Тон, в котором под гладкой поверхностью уже начинал звенеть металл.
На следующий вечер мне сделали лёгкий макияж, надели приталенное платье нежно-розового оттенка — клеш внизу, длина почти до середины икры. Высокие каблуки — чтобы рядом с ним я не казалась слишком маленькой. Главное, чтобы выглядела скромно. Без лишнего. Как хотел отец.
Мой будущий муж ждал у ворот.
Первое свидание.
Через шесть дней я стану его женой.
Волнуюсь?
Конечно, волнуюсь.
Может, мне удастся поговорить с ним о выступлениях. Хотя… вряд ли. Я боялась гнева отца. И — если честно — его гнева тоже. Мне не хватало ни решимости, ни уверенности.
Папа всегда говорил: лучше молчать, чем сказать лишнее.
— Фина, поторопись, — в комнату ворвалась сестра, когда я застёгивала ремешок на туфле.
— Уже иду, — откликнулась я. Поднялась, положила в сумку телефон, побрызгала запястья любимым парфюмом и направилась к выходу.
Стуча каблуками, спустилась по лестнице. Внизу меня уже ждал отец. Он осмотрел меня с ног до головы, оценивая, не слишком ли откровенно выгляжу. Я замерла на середине пролёта, ожидая вердикта. Через мгновение он одобрительно кивнул.
Я выдохнула и спустилась.
— Не говори с ним, пока он сам не заговорит, — тихо, но твёрдо сказал отец. — И не смей ляпнуть что-то неуместное. Запомни, чему я тебя учил. Жена должна слушаться мужа. Без вопросов. Не лезь в его дела, особенно в рабочие. Это неприлично.
— Хорошо, папа, — послушно кивнула я.
— И ещё одно. Ни слова о нападении. Ни при каких обстоятельствах. Он не должен об этом знать. Поняла?
— Поняла.
— Умница, — он поцеловал меня в лоб. — Иди. Не заставляй его ждать.
Я кивнула и вышла.
За воротами стоял Саймон. Прислонившись к чёрной BMW, он выглядел словно вышедшим из чужого, опасного мира. Высокий, сильный, в черной пиджаке, он не шевелился, пока я приближалась, только взгляд — прожигал до самого сердца.
Внутри сжалось всё. Казалось, он изучает каждое моё движение, каждую складку на платье, каждый шаг на каблуках.
Когда расстояние между нами сократилось, он оттолкнулся от машины и молча открыл переднюю пассажирскую дверь.
Не сказал ни слова.
Просто держал дверь, а взгляд его не отпускал меня. Мне пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем сесть внутрь.
Пахло новой кожей и чем-то дорогим, терпким — возможно, его одеколоном. Я аккуратно положила сумку на свои ноги и сложила руки на коленях, стараясь не смотреть на него слишком явно.
Саймон обошёл капот, уверенной походкой сел за руль и, не глядя на меня, завёл двигатель.
— Привет, — произнёс он.
Я вздрогнула.
— П -п -п- привет, — тихо ответила, слабо улыбнувшись, не зная, как правильно себя вести.
Он повернул голову, и я увидела его лицо. Глаза — стальные, сосредоточенные, в них не было тепла. Он будто измерял меня, снова и снова. А затем усмехнулся.
— Ужасное платье, — произнёс он, не отрывая от меня взгляда. — Тебе не идёт.
Я лишь кивнула, не найдя слов.
Оцепенела.
Никто раньше не говорил мне ничего подобного.
Я уже понимала, что ему не нравлюсь — это было видно. Но услышать это в лицо... было больно. Прямо, резко, обидно.
— Поехали, — бросил он и, не добавив больше ни слова, вырулил со двора.
Машина наполнилась тяжёлой, вязкой тишиной. Я не смела заговорить первой. В голове звучал голос отца: не говорить, не спрашивать, не перечить. Я смотрела в окно, чувствуя, как сердце стучит слишком быстро и громко.
— Кто тебя так одевал? — сказал он спустя минуту, с усмешкой, не глядя на меня. — Я бы и копейки не заплатил за такой вкус. Такое впечатление, будто наряжали чучело.
Я крепче сжала ремешок сумки и отвела взгляд, чтобы он не видел, как дрогнули мои губы.
Это было унизительно.
Для любой девушки.
А особенно — услышать такое от собственного жениха.
— А… какие платья вам нравятся на женщинах? — осмелилась я спросить, несмотря на запрет отца. Мне было страшно. Но молчать стало невыносимо.
Он бросил на меня взгляд, в котором сверкнуло что-то хищное.
— Не думаю, что тебе стоит это знать, — ухмыльнулся. — Обидишься. А я не хочу тебя пугать. Пока.
Он медленно достал сигарету из внутреннего кармана пиджака и прижал её к губам.
— Достань зажигалку из кармана моих брюк. И прикури мне сигарету, — приказал он хладнокровно.
— Ч-что? — я вскинула на него взгляд, не веря своим ушам.
— Ты меня слышала, — проговорил он с ленцой. — Я сказал: достань зажигалку из кармана и прикури мне сигарету. Не заставляй повторять.
Мой палец дрожал, когда я потянулась к нему.
Я сглотнула.
Сердце колотилось так, будто вот-вот вырвется наружу. Я не знала, могу ли вообще прикасаться к нему — ведь он был чужим, опасным, холодным. Но и ослушаться не могла.
— Быстрее, — бросил он, не поворачивая головы и смотря на дорогу.
Я осторожно дотронулась до ткани его брюк, почувствовала тепло, исходящее от его тела, и сердце сжалось ещё сильнее.
Пальцы будто бы онемели. Осторожно, стараясь не зацепить ничего лишнего, я достала зажигалку. Хромированный металл чуть не выскользнул из ладони.
Он наклонился ближе, сигарета уже зажата в губах, и я поняла, что мне придётся поднести пламя. Очень близко. Слишком близко.
Мой локоть слегка коснулся его плеча — твёрдого, мощного — и я поёжилась.
Он поймал мой взгляд, и в этих глазах было что-то хищное. Как будто всё происходящее для него — просто забава. А для меня — испытание.
Я чиркнула зажигалкой, и пламя вспыхнуло между нами, затрепетало, освещая его лицо в полумраке салона. Он наклонился ещё ближе, совсем чуть-чуть. Его губы оказались в каких-то сантиметрах от моих пальцев. Я почувствовала, как его дыхание скользнуло по моей коже.
Он затянулся, глаза не отрывались от моих. Медленно, будто нарочно, чтобы продлить эту паузу. Затем откинулся на спинку кресла и выдохнул дым в сторону окна.
— Вот так, — усмехнулся. — Смотри, твой отец учил тебя быть послушной.
Я глубоко вздохнула и вышла из уборной. Вернулась в зал, взгляд скользнул по гостям — но Саймона нигде не было. Сердце сжалось.
Неужели ушёл?
Я чуть ускорила шаг, и вдруг заметила его у панорамного окна. Он стоя говорил по телефону и смотрел на огни ночного города. Я облегчённо выдохнула.
А я уже успела представить, как он флиртует с той девушкой в алом.
Я села на своё место, краем глаза заметив, что эта самая девушка теперь пристально смотрит на меня.
Я опустила взгляд в телефон, делая вид, что занята, но ощущение, будто она меня прожигает — не покидало. Она перевела взгляд на Саймона, потом снова на меня.
Он говорил долго. Я наблюдала за его спиной — широкие плечи, силуэт сильных рук, как они напрягаются при каждом движении. Он периодически бросал взгляды в мою сторону.
Наконец он закончил разговор, опустил телефон и направился ко мне. На этот раз — не сел напротив, а устроился рядом. Близко.
— Не против, если я сяду здесь? — спросил он, уже занимая место.
— Но вы уже сели, — ответила я тихо, не поднимая взгляда.
Он усмехнулся. Я почувствовала, как от его тела исходит тепло, как воздух вокруг наполнился его ароматом — терпким, пряным, каким-то слишком мужским. Его рука легла на край стола, расслабленно и властно.
Он наклонился ближе. Так, что я уловила его дыхание на коже шеи. Оно было тёплым, почти ласковым.
— Ты нервничаешь, — прошептал он. — Подумала, что я ушёл? Твое лицо, когда ты вернулась… такое растерянное. Думала, сбежал к другой?
В его голосе скользила насмешка с острым, почти ядовитым послевкусием.
— Ревность тебе идёт.
— Я-я… вовсе не ревновала, — выдохнула я, чувствуя, как предательски дрожит голос.
— Не волнуйся так, — продолжил он. — Я не совсем ублюдок, чтобы бросать девушку одну на первом свидании.
Я не ответила. А сцепила пальцы на коленях, пытаясь выглядеть спокойной. Он наблюдал, глаза не отрывались, будто изучали каждый жест, каждое движение.
Его рука скользнула на спинку моего кресла — ненавязчиво, но чувствовалось, что он будто замыкает круг.
Я выпрямила спину, сложила руки на столе, пытаясь выглядеть ровно. Никакой дрожи. Никакой слабости.
— Танцами занимаешься? — вдруг спросил он.
— Ага, — кивнула я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
— Балерина, значит?
— Да.
— С детства?
— Угу, — снова кивок. — Мама направила меня. Она мечтала, чтобы я стала балериной. Сама когда-то занималась.
Он тихо усмехнулся, взял бокал вина и сделал медленный глоток. Я слышала, как в его горле перекатывается напиток, как скрипнуло стекло о край бокала, когда он поставил его обратно на стол.
— Интересно, — сказал он. — Только ты немного не подходишь для балета.
— Почему? — выдавила я, пальцы непроизвольно сплелись в замок на коленях.
— Твое тело не подходит.
Я сжалась. Его слова ударили, как нож в спину — холодный, точный, безжалостный.
Рука Саймона за моей спиной по-прежнему не касалась меня напрямую, но её присутствие ощущалось, как капкан: держит — не сжимая, но не отпускает. Я едва заметно поёжилась, словно от сквозняка, которого не было.
И именно в этот момент я увидела, как к нам приближаются двое. Дэймон и какая-то девушка. Он — высокий, мрачный, с хищной осанкой и тяжёлым взглядом. Рядом с ним — красивая девушка в бордовой юбке-карандаш и приталенном жакете, идеально сидящем по фигуре. Образ — выверенный до мелочей. Уверенность в каждом шаге.
Саймон поднялся, и я автоматически последовала его примеру.
— Серафина, — сказал он, чуть усмехаясь, — познакомься. Это мой брат, Дэймон. Ну, его ты и так знаешь — это видно даже слепому. А это его жена, Элинор.
Элинор протянула мне руку. На её лице играла мягкая, вежливая улыбка.
— Очень приятно, Серафина, — сказала она.
— М-мне тоже, — пробормотала я, пожимая её руку.
Тем временем Дэймон уже занял место напротив, откинувшись на спинку стула, как будто это был его дом, его вечер и его правила. Элинор села рядом с ним, и он, не глядя, положил руку на её колено.
Я села обратно, ощущая, как стол между нами вдруг стал ареной. Игра началась. И я точно не была её автором.
— Серафина, да? — протянул Дэймон, сложив руки на столе и глядя на меня с каким-то хищным интересом. — Интересное имя. Прямо противоположность моему брату.
Саймон фыркнул, откинулся на спинку кресла, а я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Что ты хочешь сказать? — бросил он лениво.
— Только то, что тебе повезло, брат, — усмехнулся Дэймон. — Девочка явно из тех, кто верит в хорошее. А ты из тех, кто в это хорошее приходит с грязными сапогами.
Саймон фыркнул.
— Кто бы говорил, — усмехается он.
Я сжала пальцы на коленях. Мне стало жарко от взгляда Дэймона — в нём чувствовалась жесткость, которую невозможно было не заметить.
— Не слушай его, — мягко проговорила Элинор, — он всегда такой, любит устраивать театр на ровном месте. На самом деле Саймон добрый. Ну, где-то глубоко… очень глубоко.
Я попыталась улыбнуться, но неуверенно. Саймон молчал, но я ощущала его взгляд — он снова смотрел на меня, будто изучал, как я справлюсь с этим испытанием.
— Слышал, ты танцуешь? — неожиданно спросил Дэймон, словно ни в чём не бывало.
— Да, балет…
— Всегда не понимал этот танец, — он наклонился чуть ближе, — у вас с Элинор одинаковые глаза. Только у неё они научились смотреть прямо. А у тебя — всё ещё ищут, куда спрятаться.
Элинор бросила на мужа короткий взгляд. Не злой, не строгий — скорее, усталый. Знакомый. Она видела, что он делает. И она это уже проживала.
— Дэй, — тихо сказала она, положив ладонь на его руку, — мы пришли поужинать, а не вспугивать гостей. Верно?
— Я не пугаю, — пожал плечами он. — Просто говорю, как есть. Саймон не из тех, кто бережёт. Если уж попала в его поле зрения, лучше сразу понять, на что ты подписалась.
— Хватит, — бросил Саймон, и в его голосе впервые за вечер прозвучала сталь. — Ты уже все мозги мне вынес.
В Нью - Йорке
Неделя спустя
Белое платье. Такое чистое, торжественное… как символ чего-то светлого — и одновременно страшного. Меня готовили визажисты, стилисты, даже Элинор с Арией подключились. Все суетились, старались, говорили, как я прекрасна. А я просто стояла перед зеркалом и пыталась поверить, что всё это происходит со мной.
Мы прилетели в Нью-Йорк позавчера. Остановились в роскошном отеле — именно здесь и должна была состояться свадьба.
Мне сразу понравилось это место: высокий потолок, запах дорогих духов в холле, тишина коридоров.
Платье мы решили выбрать прямо здесь, в Нью-Йорке. Долго ходили по бутикам, перебрали десятки вариантов, и в конце концов нашли то самое.
Платье мечты.
Идеальное.
Тончайшая ткань цвета топлёного молока мягко струилась по телу, обнимая изгибы так деликатно, что казалось, будто оно создано именно для меня.
Полупрозрачные рукава с вышивкой, мерцающей при каждом движении, тонкий пояс, подчёркивающий талию, и длинный шлейф.
Я стояла перед зеркалом и не могла отвести взгляд. Казалось, что смотрю не на себя — на кого-то другого, чужую женщину из другой жизни.
Элинор поправила прядь у моего лица и мягко улыбнулась, но я видела в её взгляде ту же тревогу, что жила во мне.
Она знала.
Знала, что я боюсь не выйти к алтарю — я боюсь увидеть его.
Саймона.
Мы не виделись неделю.
Я не знала, что он скажет, каким будет его взгляд, как он отреагирует, когда увидит меня в этом белом платье.
Всё тело сковал страх — не от того, что может произойти, а от того, что я чувствую.
Церемония бракосочетания должна была пройти в этом самом отеле. Всё здесь — от холла до последнего номера — было занято нашими людьми. Я знала, что родственники Саймона уже собрались. Я знала, что ночь тоже пройдёт здесь. Потому что им нужно увидеть простыни.
Девственная кровь.
Для мафии это традиция. Святая, как присяга. Им нужно доказательство. Им нужна чистота.
А для меня это был не ритуал. Это был — стыд. Ужас. Что-то интимное, превращённое в шоу. Они празднуют, а я — боюсь.
Боже мой. Помоги.
— Ты дрожишь, Серафина, — тихо сказала Элинор, поправляя мне платье, — Не переживай так.
— Я… я не знаю, как мне быть, — прошептала я, чувствуя, как снова подступает тошнота. — Я боюсь… этого всего. Простыней. Крови. Их взглядов.
Элинор немного помолчала, потом мягко сказала:
— Я понимаю. Это непросто. Но здесь все к этому привыкли. Они даже не подумают, что для тебя это шок.
— А ты? — вдруг спросила я, не выдержав, — Что было с тобой? Как ты справилась с этим… с тем, что все увидят?
Элинор на миг замерла. Её лицо словно померкло. Но потом она вздохнула и ответила, уже более спокойно:
— Я не была девственницей, когда вышла за Дэймона.
— Что? — я удивлённо вскинула брови. — Но… для мафиозных кланов это ведь обязательно. Ты же знала.
— Знала, — кивнула она, — Но… у нас с Дэймоном всё произошло до свадьбы. Так что…
Она отвела взгляд. Я сразу почувствовала — тема болезненная.
— Значит, ты вышла за него по любви? — спросила я с лёгкой надеждой.
— Да… — выдавила она, и её улыбка была слишком натянутой.
— Это прекрасно, — слабо улыбнулась я. — Вот бы и у нас так получилось…
— Не волнуйся, — Элинор снова посмотрела мне в глаза. Её взгляд был спокойным, но где-то в глубине скрывалось что-то неясное, тревожное. — Саймон умный. Он знает, что делает. Просто будь послушной. Остальное… как получится.
Я глубоко вдохнула, взглянув на своё отражение.
Макияж безупречен. Волосы — уложены так, как я и мечтала. Но внутри всё сжималось в тугой узел. Мне казалось, что Саймону это не понравится. Что он найдёт, к чему придраться — к оттенку, к вырезу, к взгляду.
И если он хоть что-то скажет… хоть одно слово… мне этого хватит, чтобы провалиться в свою неуверенность. Снова почувствовать себя недостаточной.
— А… это больно? — прошептала я.
Элинор напряглась. На секунду замолчала, будто не услышала. Потом обернулась к визажисту и начала о чём-то говорить, нарочито бодро. Как будто мой вопрос задел её. Как будто ей стало не по себе.
Странно это всё. Слишком странно.
В этот момент Ария протянула мне стакан воды.
— Пей. А то вся дрожишь, — сказала она.
Я сделала глоток, стараясь не расплескать воду из-за дрожащих пальцев.
— Фина, ты слишком нервничаешь, — мягко сказала сестра, присаживаясь рядом. — Всё ведь уже почти позади.
— Ари… а если у меня… ну… не будет крови? — прошептала я, едва осмелившись озвучить этот страх. — Что тогда? Как я докажу, что…
— Будет, — перебила она. — Если он всё сделает быстро — должна быть.
Боже. Моё сердце стучало, как будто хотело вырваться из груди.
— Если и не будет, — добавила она уже спокойнее, — это его позор. Понимаешь? Он должен доказать, что он мужчина. Перед своей семьёй. После ночи женщины из его рода придут в комнату, заберут простыни… и покажут их отцам. Твоему. Всем, кто захочет это увидеть. Это ритуал. Для них это — честь. Символ. И если крови не будет — это будет не к тебе вопрос, а к нему.
Она усмехнулась, словно хотела меня приободрить.
— Так что твой Саймон справится. Не сомневайся. Всё пойдёт, как надо.
Я закатила глаза.
— Надеюсь… — прошептала я. — Надеюсь, он хотя бы понимает, как сильно я боюсь.
— Он же не чудовище, Фина, — сказала Элинор, — Просто… у него немного… своеобразные взгляды на всё это. Но ты ему не безразлична. А это — главное.
— А мне не терпится увидеть кровавые простыни, — хихикнула Ария, театрально закатив глаза.
— Ари! — возмутилась Элинор, резко повернувшись к ней. — Не говори так! Ты только сильнее её пугаешь.
Я опустила взгляд. Живот скрутило от напряжения, как будто внутри меня что-то сжималось в тугой узел.
В этот момент в комнату зашла Грейс — сестра Саймона. Мы уже успели познакомиться, и её невозможно было не запомнить: уверенная, громкая, с пронзительным взглядом и вечной усмешкой на лице.
Я шагнула в просторную, роскошную комнату. Всё было готово к предстоящей ночи. Большая, аккуратно застеленная кровать с мягкими подушками, ароматные свечи на тумбочках отбрасывали тёплый, мерцающий свет. В воздухе витал тонкий, чуть приторный аромат ванили, вперемешку с нотками роз. Лепестки были рассыпаны по полу, будто чья-то заботливая рука хотела создать иллюзию сказки.
На кровати лежала белоснежная шелковая сорочка — лёгкая, прозрачная. Я не знала, когда её нужно надевать — до или после. Но ведь есть традиция: платье невесты должен снять муж.
Боже…
Я подошла к кровати и медленно опустилась на край, чувствуя, как усталость наваливается тяжёлой волной. Хотелось освободиться от платья, сбросить с себя весь этот день, этот груз, лечь и исчезнуть в подушках. Заснуть, спрятаться, перестать чувствовать.
Но я знала: сна не будет. Не этой ночью. Только тревожное ожидание, страх перед неизвестным и надежда что всё обойдётся.
Руки вспотели. Грудь сдавила тревога.
Боже, пожалуйста, пусть он будет нормальным. Пусть всё закончится быстро. И без боли.
Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
И тут дверь открылась.
Саймон.
Он вошёл в комнату тихо, но с той самой тяжёлой поступью, от которой хотелось сжаться в комок.
Его лицо не выражало ничего — каменное, сосредоточенное, холодное. Я поднялась с кровати.
Он сразу начал снимать пиджак, делая это как-то резко, небрежно. Затем бросил его на кресло, не глядя в мою сторону.
Я не двинулась. Не осмелилась даже шевельнуться.
Он подошёл к комоду, снял часы, положил их рядом с телефоном и пистолетом, расстегнул верхние пуговицы рубашки — и всё ещё молча, не говоря ни слова, скрылся в ванной, захлопнув за собой дверь.
Я осталась одна. Снова.
Я почувствовала, как по щеке скатилась слезинка. Но я осталась стоять, не двигаясь. Просто стояла в тишине, сжав пальцы, чтобы не задрожать сильнее.
Прошло немного времени, и Саймон вышел из ванной. Его взгляд сразу упал на меня — цепкий, тяжёлый. Он остановился на пороге, осматривая меня с ног до головы, как будто я была вещью, не соответствующей его ожиданиям.
Он подошёл ближе.
Очень близко.
Воздух вокруг стал гуще, как перед грозой. У меня начали дрожать руки, но я не смела поднять голову. Смотрела в пол, затаив дыхание.
— Я уволю всех, кто тебя наряжал, — сказал он холодно, с отвращением. Я знала, что так и будет. — Что это за причёска? Убери. Распусти волосы.
Я молча потянулась к голове, дрожащими пальцами начала вытаскивать шпильки, одну за другой. Не поднимая глаз, не в силах произнести ни слова. Фата мягко соскользнула на пол, и волосы рассыпались по плечам.
Он продолжал смотреть на меня, и от этого взгляда хотелось провалиться сквозь землю. Холодный, оценивающий, тяжелый.
Я чувствовала, как он медленно, нарочито медленно, обводит меня глазами — от макушки до подола. Так смотрят не на человека, а на вещь. На неудачную покупку.
— Ты выглядишь, как будто сбежала с дешёвой фотосессии, — бросил он с каменным выражением. — Кто вообще выбрал тебе это платье?
Слова ударили сильнее, чем пощёчина. Я сжала руки, пытаясь не показать, как мне больно. Губы задрожали, но я ничего не сказала. Просто стояла перед ним, как обвиняемая на суде.
Он шагнул ближе, наклонился, будто хотел что-то сказать на ухо, но вместо этого холодно процедил:
— В следующий раз слушай, когда тебе говорят, что со вкусом у тебя беда. Если хочешь, чтобы тебя хотя бы можно было трогать — не позорься так.
Я прикусила губу, чтобы не разрыдаться прямо сейчас.
Горло сжалось.
Эти слова въедались под кожу, как нож.
Больнее всего было то, что я старалась.
Хотела понравиться.
Хотела быть красивой.
А теперь чувствовала себя ничтожеством.
— И ещё, — добавил он, отходя и снимая рубашку. — Не стой там, как статуя. Убери с себя это убожество. Мне неинтересно распутывать сто слоёв тряпья.
Он отвернулся, как будто я ему наскучила. Как будто даже не стоило потратить лишнюю минуту взгляда.
Я почувствовала, как сердце сжалось до боли. Глаза наполнились слезами, но я знала — нельзя плакать. Не перед ним. Не сейчас.
Я молча начала снимать платье, но пальцы не слушались. Каждое движение давалось с трудом, будто само тело сопротивлялось.
Я тянулась к застёжке, но не могла дотянуться. Не получалось. Беспомощность накрывала с головой.
Я подняла взгляд — и замерла.
Саймон стоял напротив, уже сняв рубашку. Его мускулистое тело бросалось в глаза — рельефная грудь, крепкие плечи, сильные руки. На левой стороне груди чернела татуировка: змея, обвивающая череп. Грубая, агрессивная. Такая же, как и он.
Он смотрел на меня, и в его взгляде промелькнула тень раздражения.
Он медленно пошёл вперёд, шаг за шагом.
— Даже это не можешь сделать нормально? — бросил он с холодной, презрительной усмешкой.
Я замерла. Хотела что-то сказать, оправдаться, но язык будто прилип к небу. И в следующую секунду он уже оказался за моей спиной. Его пальцы резко вцепились в застёжку платья.
— Стой спокойно, — прорычал он у самого уха, и я вздрогнула от близости его голоса.
Он начал грубо расстёгивать замок, движения были быстрыми, нетерпеливыми, будто он срывал не ткань, а кожу. Платье ослабло на плечах и медленно соскользнуло вниз, оставляя меня в одном нижнем белье и в чулках.
Я почувствовала, как он задержал взгляд. На спине, на талии, на бёдрах. Его дыхание стало тяжелее, но он всё ещё молчал.
— Вот теперь хоть чуть-чуть на невесту похожа, — выдохнул он, обойдя меня спереди. — Правда очень тощая.
Я стояла, опустив взгляд, стараясь не показать, как мне больно и стыдно. Щёки горели, сердце билось в панике.
Саймон посмотрел на меня с насмешкой, в которой пряталась другая — опасная — эмоция.
Я обняла себя руками и спряталась за волосами.
Он смотрел.
Изучал.
Его взгляд прожигал, заставляя желать исчезнуть, провалиться сквозь землю от стыда.
Саймон повёл меня в ванную, не говоря ни слова, и я покорно последовала за ним. Мы вместе зашли в душевую кабину, и прозрачные стены будто заключили нас в отдельный мир, отрезанный от всего остального.
Тёплая вода зашумела сверху, стекая по нашим телам. Я стояла, затаив дыхание, наблюдая за ним. Его фигура заполняла собой всё пространство, и мне казалось, что в этом тесном объёме не осталось воздуха.
Только он.
Он заметил мой взгляд.
— Не смотри на меня так, — голос его был властным, без намёка на мягкость.
Он резко развернул меня к себе спиной, его ладони крепко легли на мои плечи.
— Я не разрешаю тебе смотреть, — прошептал он над самым ухом. — Стой так. Очищай себя.
— Х-хорошо... — прошептала я, ощущая, как каждый нерв дрожит под его прикосновением.
Он протянул мне через плечо флакон с шампунем. Я взяла его дрожащими пальцами, не смея обернуться. Его близость обжигала, дыхание — касалось кожи, как призрак, как угроза.
Я выдавила немного шампуня на ладонь и начала намыливать волосы, стараясь не оборачиваться, не ловить его взгляд.
Но ощущение его присутствия было слишком ощутимым — он стоял почти вплотную, и я слышала, как он дышит, медленно, тяжело.
— Не спеши, — сказал Саймон тихо, — Делай всё тщательно. Ты должна быть чистой.
Мои руки задрожали сильнее, когда его пальцы внезапно коснулись моей лопатки. Он убрал прядь волос, прилипшую к коже, и провёл по позвоночнику. Я едва не вздрогнула.
— Тебе было больно? — вдруг спросил он.
— Д-д-да... — призналась я, едва слышно, почти не открывая рта.
Он чуть отстранился, и этого крошечного расстояния хватило, чтобы во мне разрослась тревога. Я чувствовала на себе его взгляд — тяжёлый, пристальный.
Я медленно потянулась за гелем для душа, но его рука опередила меня. Я замерла, не осмеливаясь повернуться без его разрешения.
И вдруг что-то холодное коснулось моей спины — капля, потом вторая, а затем ладонь.
Он нанёс гель, размазывая его по коже, и повёл рукой вдоль позвоночника, медленно, словно исследуя.
Я почувствовала, как его пальцы опустились ниже, скользнули по пояснице и остановились на ягодицах. Мягкое, уверенное давление.
Я затаила дыхание, но не сопротивлялась.
Он развернул меня к себе лицом — резко, но не грубо. Его глаза не встретились с моими. Он смотрел ниже, внимательно, холодно, как скульптор на камень, который собирается превратить в нечто своё.
Его ладонь скользнула по моей груди, задержалась, затем прошла ниже — по животу, по бёдрам. Потом — между ног.
Я вздрагивала от каждого прикосновения, словно ток пробегал по коже. Всё во мне было напряжено.
Я подняла руки, осторожно, и дотронулась до его груди. Случайно. Чтобы не упасть. Его тело было горячим, каменным.
Но он мгновенно перехватил мои запястья, сжал их и отстранил, как будто напомнил: я — не твой, ты — моя.
— Не смей больше так делать. Ты меня поняла? — в его голосе звенела сталь.
— Д-да, — прошептала я и кивнула. Он отпустил мои запястья, и я сразу прижала их к себе, ощущая, как на коже пульсирует след от его пальцев.
— Вылезай. Иди в комнату, — коротко бросил он.
— Хорошо.
Он открыл дверцу душевой кабинки, и я поспешно выбралась наружу. На крючке висело большое полотенце — я схватила его и тут же начала вытирать себя, стараясь скрыться за тканью, словно она могла защитить меня от чувства стыда. Я выжала волосы, укуталась плотнее.
Когда я вышла из ванной, взгляд сразу упал на женщину, склонившуюся над кроватью. Она молча собирала мятые простыни, и в ту же секунду стыд захлестнул меня с новой силой. Я покраснела до корней волос, не зная, куда себя деть.
Хотелось исчезнуть.
Раствориться.
К счастью, она быстро ушла, оставив меня одну в комнате.
Я подошла к комоду, и достала сорочку. Натянула её на себя торопливо, не глядя в зеркало, лишь бы не видеть отражение того, что сейчас чувствовала.
Мысли метались в голове, сбивались, путались.
Я не хотела выходить из комнаты. Мир за дверью казался чужим, опасным. И ещё — простыни… Чёрт. Их наверное все уже видели. Это было унизительно.
Я подошла к кровати, поправила подушку, как будто это могло хоть как-то вернуть ощущение уюта, нормальности.
Потом легла, укуталась с головой в одеяло и замерла, слушая, как где-то в глубине дома гулко хлопают двери и звучат отдалённые шаги.
Мне хотелось одного — исчезнуть. Или хотя бы проснуться в другом мире. В том, где никто не знает моего имени… и где он никогда не коснулся бы меня.
Через несколько минут дверь в ванную отворилась, и он вышел — обмотавшись полотенцем, вода стекала по его обнажённому торсу. Мышцы под кожей напряжённо перекатывались при каждом шаге, и я заметила, как капли медленно скатываются по его ключицам, груди, животу. Он был силой, плотью, опасностью в чистом виде — и даже в молчании оставался страшно властным.
Саймон не посмотрел на меня.
Он подошёл к большому шкафу, открыл створку и молча достал свежую одежду: тёмные брюки, рубашку, плотную кобуру.
Он откинул полотенце, не заботясь, что я всё ещё здесь, и стал одеваться, натягивая брюки, застёгивая ремень. Потом медленно застегнул рубашку, начиная с нижней пуговицы.
Он подошёл к комоду. Я наблюдала, как он нацепил на запястье дорогие часы, а потом взял пистолет и вложил его в кобуру, закрепляя её под рубашкой.
Только после этого он повернул голову, и его взгляд упал на меня. В нём не было ни тепла, ни интереса — только сдержанное внимание. Как будто он проверял, на месте ли я. Жива ли. Послушна ли.
— Спи, — коротко бросил он. — Завтра за тобой заедут.
— А вы… не будете здесь спать? — осмелилась я спросить, не поворачиваясь, лишь сжав пальцы в простынях.
— Нет. У меня дела. Гости ещё не разошлись. Поэтому — спи, — его голос остался ровным, без тени участия.
— Х-хорошо.
Он подхватил пиджак, небрежно перекинул его через плечо и направился к двери. Ни прощального взгляда, ни слова.
Саймона не было весь день. Даже вечером он не появился.
Внутри всё сжималось от тревоги, но я старалась не думать.
Я расстелила коврик прямо в комнате, занялась йогой, вытягивая тело в медленных, плавных движениях, пытаясь привести мысли в порядок. Потом вышла на балкон — там пахло свежестью и влажным воздухом, а небо было усыпано звёздами.
Когда я вернулась, переоделась в красную сорочку — машинально, без особого смысла. Просто привычка. Быть готовой. Быть удобной.
Я легла, обняв одеяло, и почти задремала, как вдруг щёлкнул замок входной двери.
Я сразу почувствовала его. Даже прежде, чем услышала шаги. Эта тяжёлая, уверенная энергия, от которой кожа будто начинала зудеть.
Я приподнялась на локтях и посмотрела в сторону коридора.
Саймон.
Свет из прихожей выхватил его силуэт — высокий, мощный, с той самой походкой, в которой чувствовалась сила и угроза.
Даже не глядя, я знала — это он. Его с другим не спутаешь.
Разве что с братом-близнецом.
Он молча снял часы, бросил их на комод, затем включил настольный светильник. Теплый свет залил комнату, и он взглянул на меня.
— Почему не спишь? — спросил просто, будто между нами ничего никогда не было.
— Не знаю, — прошептала я.
— Ждала меня? — усмехнулся он, бросая взгляд через плечо. В руке — пистолет. Он положил его на тумбочку, как будто это были ключи.
Пальцы уже расстёгивали пуговицы на рубашке.
Я инстинктивно прижала колени к груди, будто могла закрыться от него, спрятаться в складках одеяла, раствориться.
— Н-н-нет, — покачала головой, не в силах смотреть ему в глаза.
Он не стал приближаться.
— Не бойся, — бросил через плечо. — Спи. Я уже кончил. В другую.
Он сбросил рубашку, на спинку кресла и направился в ванную. Вошёл и закрыл за собой дверь.
Я осталась одна, с этим звуком — захлопнувшейся дверью.
Я оцепенела после его слов. Как будто он воткнул в меня нож, и медленно провернул его, наслаждаясь каждым миллиметром боли.
Я не могла пошевелиться.
Только смотрела в пустоту, чувствуя, как в груди что-то трескается.
Я отвернулась к стене, прижалась щекой к подушке и позволила первой слезе скатиться по лицу.
Затем второй.
Потом слёзы потекли безостановочно, пропитывая ткань наволочки, пока я пыталась дышать тихо, чтобы не выдать себя. Чтобы он не услышал.
Он принимал душ. Я слышала, как шумит вода, как он спокойно движется по ванной, будто ничего не произошло. Будто не сказал только что, что предпочёл чужое тело, оставив моё — не нужным, неинтересным, отторгнутым.
Я зажала рот ладонью, чтобы не всхлипнуть вслух.
Когда дверь ванной отворилась, я замерла. Лежала, притворяясь спящей, дрожа от холода и унижения. Он прошёл по комнате, пахнущий гелем для душа и чужим равнодушием.
Я не знала, посмотрел ли он на меня, но он ничего не сказал. Просто лёг на кровать, на свою сторону, не касаясь меня. И комната погрузилась в тишину, такую густую, что в ней звенело предательство.
А я продолжала плакать. Тихо. Словно каждое движение могло разбудить монстра рядом.
Он подвинулся ближе, и я почувствовала, как его тело прижимается ко мне. Его пах коснулся моей задницы, и я невольно вздрогнула.
— Ты плачешь? — голос у него был тихий, лениво-холодный, как будто это его развлекало. Его ладонь скользнула по моему бедру. — Не плачь. Я же не виноват, что мне досталась такая… жалкая жена, верно?
Я прикусила губу, пытаясь сдержать рыдания.
— Мне хочется попробовать других, — продолжил он, и его рука сжала задницу слишком сильно, почти больно. — А ты… слишком тощая. Слишком маленькая. Как игрушка из набора, которую давно перерос.
Горло сжало от обиды.
— Тогда… почему вы всё ещё трогаете меня? — выдохнула я еле слышно, глядя в стену.
Он усмехнулся.
— Ну я же не могу оставить свою законную женушку. Ты — моя. Домашняя секс-машина. Должна быть под рукой, когда захочу.
Я сжала простыню в кулаке, до побелевших костяшек. Тело будто застывало от унижения.
— Я… я не хочу делить вас с другими, — прошептала я, — Лучше ничего, чем вот это.
Он тихо рассмеялся. Смех без тепла, с привкусом насмешки.
— Милая, ты уже делишь. Просто ещё не поняла — насколько.
Он провёл пальцами по моей талии, медленно, словно дразня, опускаясь ниже, по бедру. Я сжалась, замерла.
— Вижу, начала ревновать, — его губы почти касались моего уха. — А я ведь предупреждал: не жди от меня любви.
Он провёл по уху языком — медленно, демонстративно.
И снова внутри всё сжалось. Не от страха даже — от беспомощности. Оттого, что я больше не верила, что заслуживаю чего-то другого.
Он резко прижал меня к себе, и я вздрогнула — холод страха пронёсся по позвоночнику. Я почувствовала, как его возбуждение упёрлось в задницу. Саймон резко задрал мою сорочку, опустил трусики до колен, не спрашивая.
Его ладонь скользнула по бедру, сжала ягодицу так сильно, что я не сдержала тонкий писк. Это было грубо. Омерзительно.
Я сжалась, чувствуя, как кожа горит от стыда и ужаса.
Я боялась боли. Боялась его.
Но я не двигалась. Не сопротивлялась.
Я лежала, как кукла, как пустая оболочка. Позволяла ему делать то, что он хотел.
Его дыхание жгло шею, обдавало горячим звериным жаром.
— Смирись, — прошипел он. — Я буду трахать тебя так, как захочу.
Он сдёрнул свои боксёры, и я сжалась, когда почувствовала, как он упирается между моих ног. Я зажмурилась — инстинктивно, как перед ударом.
Сказать «нет» было нельзя.
Сопротивляться — значит только сделать хуже.
Он начал входить медленно, намеренно, болезненно.
— Снова сухая, — процедил с отвращением. — Ты вообще способна возбуждаться?
— Н-н-нет… — выдавила я.
— Хорошо. Так и продолжай.
Он рывком поднял одну мою ногу и резко вошёл до конца влагалища. Я вскрикнула, но тут же зажала рот ладонью, чтобы не слышать себя.
Это было как разрыв. Как крик внутри, которому не дали вырваться наружу.
Я уже была готова к ужину.
Сегодня — по-взрослому.
На мне алое платье, немного напоминающее то, что было на той девушке в ресторане.
Хотелось, чтобы Саймон заметил, чтобы понял — я тоже могу быть красивой.
Я накрасила губы красной помадой, сделала макияж чуть ярче, чем обычно. Вырез платья подчёркивал грудь — казалось, будто она у меня действительно есть, хотя бы немного.
Мне всё ещё было больно вспоминать, как он унизил меня за столом — сказал, что у меня «ничего нет», сравнил с этой Джулией…
Между ними явно что-то было. И после того неудачного завтрака я решила: больше не позволю себя сравнивать. Я тоже умею выглядеть эффектно.
Отец бы никогда не разрешил мне надеть нечто подобное. Сказал бы, что это вызывающе, грешно. Но здесь нет отца. Здесь я могу быть собой.
Я обулась — красные туфли в тон платью. Вуаля. Всё было готово.
Ужин накрыли в саду — под мягким светом фонарей, под лёгким весенним ветерком. Мне было плевать, что станет прохладно. Главное — показать Саймону, что я чего-то стою. Что я — не пустое место.
Я вышла из комнаты и медленно зашагала вниз по лестнице. Джулия, проходившая мимо с подносом, застыла, увидев меня. Она молча смотрела — с ног до головы. Её взгляд был смешан: удивление, лёгкое недоумение… и что-то ещё.
— Добрый вечер, — произнесла я с лёгкой улыбкой.
— Да… Добрый, — ответила она, всё ещё немного потрясённая. — Гости уже ждут в саду.
— Отлично, — кивнула я и прошла мимо, чувствуя, как каждый шаг отдаётся в туфлях гулким стуком.
Я вышла из дома, сделала шаг за шагом по гравию, чувствуя, как туфли цепляются за камешки, и в груди билось сердце так сильно, будто я шла на войну.
Свет фонарей заливал сад мягким, золотистым сиянием, ветер трепал подол моего платья, обнажая ноги, и я не скрывалась — наоборот, позволяла себе идти, гордо, прямо, как взрослая женщина.
Как только я появилась на дорожке, ведущей к накрытому столу, разговоры за столом будто приутихли.
Первой подняла глаза Грейс — её брови чуть взлетели вверх, и она с ухмылкой переглянулась с мужем. Он, впрочем, смотрел на меня с тем же выражением.
Элинор, сидевшая напротив, чуть напряглась — я заметила, как её взгляд скользнул по моему вырезу, потом по лицу, и остановился на губах. На мгновение мне показалось, что в её глазах промелькнуло что-то вроде одобрения. Или сочувствия? Я не успела понять.
И только один взгляд по-настоящему прожигал меня насквозь.
Саймон. Который сидел с краю за огромным столом.
Он повернулся к звуку моих шагов и, увидев меня, замер. Его взгляд сначала скользнул по лицу, затем медленно опустился к ключицам, задержался на вырезе, и потом снова поднялся к глазам.
На лице появилось недовольство, почти раздражение. Я видела, как он сжал челюсть и убрал руку со спинки стула.
Он не улыбнулся.
Не сказал ни слова.
Но его глаза говорили слишком много.
— Ты опоздала, — сказал он холодно, когда я подошла ближе.
— Извиняюсь, — я попыталась улыбнуться, но губы дрожали.
— Прошу, — он сделал приглашающий жест к стулу рядом с ним. — Садись.
Я чувствовала, как взгляды цепляются за меня, как всё внимание теперь на мне. И хотя дрожь пробежала по спине, я села, выпрямившись, как учили на балах, где я никогда не была.
Он не отводил от меня взгляда. И не сказал ни комплимента, ни упрёка. Только его пальцы на бокале стали белыми от напряжения, а в тишине между репликами гостей я услышала, как он выдохнул — тяжело, хрипло.
— Что ж, все в сборе, можем приступать к еде, — произнёс Дэймон, откинувшись на спинку стула с лёгкой ленцой в голосе.
Я чувствовала на себе взгляд Саймона — тяжёлый, колючий. Он смотрел так, словно я сделала что-то ужасное. Мне стало не по себе, и я едва сдержалась, чтобы не опустить глаза. Не понимаю, чем я заслужила такое раздражение. Платьем? Макияжем? Своим существованием?
— Госпожа Серафина, — вдруг заговорил незнакомый мне молодой мужчина напротив. У него были светлые волосы, приятная, открытая улыбка. — Простите, что не успел раньше вас поздравить. Было слишком много людей, но лучше поздно, чем никогда. Поздравляю вас со свадьбой.
Саймон кивнул вежливо, но лицо его оставалось напряжённым.
— Благодарю, Кайл, — сказал он, а затем, почти нехотя, повернулся ко мне. — Милая, познакомься. Это Кайл — муж моей сестры Грейс. Они недавно поженились.
— Очень приятно, — выдавила я из себя улыбку, стараясь не выдать смятения, пока ощущала, как Саймон будто прожигает меня взглядом.
Мой взгляд невольно скользнул к Дэймону и Элинор. Я не могла оторваться. Между ними будто было что-то… недосягаемое.
Элинор, как будто забыв обо всех, подцепила вилкой кусочек мяса и протянула ему. Дэймон, не отводя от неё глаз, чуть наклонился и взял еду прямо с вилки.
Меня передёрнуло.
— Ты на них смотришь, — Саймон вдруг произнёс тихо, почти не шевеля губами. — Зачем?
Я вздрогнула и повернулась к нему.
— Просто… — я замялась. — Кажется, они влюблены.
Саймон молча усмехнулся, но в этом звуке не было радости.
— Влюблены, — повторил он, облокотившись на подлокотник и наклоняясь ко мне ближе. — А ты веришь в такие сказки?
— А вы нет? — спросила я, стараясь говорить уверенно.
Он на секунду задержал взгляд на моих губах, затем снова посмотрел в глаза.
— Скажи мне, милая, — он почти шептал, — ты надела это платье ради кого?
— Ради себя, — ответила я быстро.
Саймон сжал челюсть и откинулся на спинку стула.
— Удивительно, как часто женщины лгут сами себе.
Его слова обожгли, но я не подала вида.
— А вы удивительно быстро находите повод упрекнуть. Даже когда я стараюсь понравиться вам.
Он повернул голову ко мне резко, и на секунду в его глазах мелькнуло что-то опасное — как вспышка пламени.
— Мне не нужно, чтобы ты мне нравилась. Ты уже моя жена, — прошипел он почти беззвучно. — Но если хочешь играть — умей принимать последствия.