В сети

1.

Александр

— Пока всё чисто, Александр Вадимович, но в офисе идёт тщательное тестирование на наличие скрытых камер и других устройств, — докладывает Игорь Мельник — бывший сотрудник правоохранительных органов, а ныне специалист по вопросам безопасности. — Думаю, до завтра сможем предоставить полный отчёт.

В моём кабинете — шмон. В офисе — шмон. Если бы не уборщица, случайно заметившая подозрительный предмет за шкафом, мы бы до сих пор не узнали о прослушке. Сколько времени она там пылилась — трудно сказать. Но, похоже, давно.

Больше всего меня волнует, сколько информации с тех пор утекло. И какого рода. Мысли в голове носятся без остановки, мешая сосредоточиться на важном.

— Жучок установил кто-то из своих, — однозначно утверждаю. — Найди мне ебучую крысу как можно скорее.

— Этим вопросом мы тоже занялись — записи с камер видеонаблюдения уже у ребят, — кивает Игорь, подаваясь вперёд и упирая локти в письменный стол. — Сань, скорее всего, на тебя уже начали копать. И серьёзно. Советую почистить отчётность, рабочие переписки и убрать все следы сделок, которые могут заинтересовать проверяющих.

Я до хруста стискиваю челюсти, разворачиваясь на стуле.

М-да.

Приплыли, блядь.

— Сколько у меня есть времени?

— По-разному.

— Довольно размытый ответ.

— Зависит от того, насколько глубоко копают и что найдут. Но обычно, если взялись конкретно, есть от нескольких дней до пары недель. Дальше — обыски, допросы и повестки.

— Ладно.

Я приоткрываю окно — в помещении на цокольном этаже, где обычно хранят документацию, стоит затхлый запах сырости.

Внутрь врывается глоток свежего воздуха, пропитанного дождём и пахнущего землёй.

— Не хочешь рассмотреть возможность отпуска, Сань? — спрашивает Мельник.

— Предлагаешь уехать?

— Скажем так: настойчиво рекомендую залечь на дно. Не отсвечивать. Затихнуть. Сбавить обороты. В такой ситуации лучше не рисковать.

Вернувшись в кресло, я запрокидываю голову к потолку, перебирая в голове возможные варианты развития событий, при которых удалось бы слинять на пару-тройку месяцев или дольше. Но ни за один зацепиться не удаётся.

Уверен, есть другие способы распетлять. Более приемлемые. Менее травматичные. Хоть и дорогостоящие. У каждого способа — своя цена.

— Не, сейчас никак не могу, Гош, — ритмично отстукиваю пальцами по подлокотникам. — У меня на носу подписание контракта с логистической корпорацией. Контракт завязан лично на мне. Партнёры не станут иметь дело с человеком в бегах.

— Как знаешь, — пожимает плечами Игорь и поднимается с места. — Но за последний месяц ты не первый, за кого взялись.

— Кого-то конкретного имеешь в виду?

— Неделю назад арестовали Аркадия Соловьёва. Представляешь? Человек с таким весом и связями… Дело шили быстро. Даже его адвокаты особо не помогли. Так что думай, Сань. Времени может быть меньше, чем ты рассчитываешь.

— Спасибо за советы, Гош. Я постараюсь урегулировать.

— Возможно, наверху дали команду раскрывать показательные дела без поблажек. Так что я бы на твоём месте не рассчитывал на старые схемы. В этот раз может не сработать.

Меньше всего я хочу весь оставшийся вечер грузиться тем, что ещё не произошло, но совсем отстраниться не получается.

Я не сторонник преждевременной паники. Но внутри — не она, а неприятное ожидание, как перед ударом, который точно последует. Правда, непонятно, когда и откуда.

Достав из старого железного сейфа коньяк и стакан, открываю первую попавшуюся статью из местного новостного канала, которую переслал Мельник. Заголовок пёстрый, со снимками и комментариями очевидцев.

Я пролистываю текст.

Много интересной информации. Подробности, которые явно слили изнутри: схемы, офшоры, откаты. Даже упомянуты встречи с людьми, имена которых обычно не звучат публично.

Первую дозу коньяка вливаю в себя махом. Остальное отодвигаю в сторону — нужно разгрузить мозги, но не потерять контроль.

На прошлой неделе стало известно о задержании известного предпринимателя и владельца холдинга «Соловей Групп» — Аркадия Соловьёва. Арест произведён без права внесения залога, что указывает на серьёзность предъявленных обвинений.

Согласно данным источников в правоохранительных органах, в отношении Соловьёва велось скрытое расследование на протяжении последних, мать вашу, шести месяцев. Дело возбудили по подозрению в уклонении от уплаты налогов в особо крупном размере, отмывании преступных доходов и даче взяток должностным лицам.

Я закуриваю сигарету, сбивая пепел на бумаги. Настроение стремится к нулю. От нечего делать открываю комментарии под постом с новостью и бегло их просматриваю, чтобы переключиться.

Кто-то потешается, кто-то злорадствует, кто-то упивается. Ничего нового.

Пальцы машинально прокручивают экран, пока глаза не натыкаются на броские высказывания какой-то выскочки.

2.

Ольга

— Я дома!

Родительский особняк встречает ароматами запечённой утки с яблоками и медового пирога.

Я не устраиваю из своего приезда фурора — молча прохожу внутрь и бросаю взгляд на обувь в прихожей.

На тридцать первую годовщину свадьбы родителей, помимо меня, приглашены только старшая сестра с мужем и детьми. В прошлом году — на круглую дату — папа организовал прогулку на яхте с множеством друзей и знакомых, а сегодня всё тихо и скромно.

Я впервые появляюсь здесь одна с тех пор, как рассталась с Константином. Вся моя семья и подруги до сих пор в шоке, что мы больше не вместе, хотя звоночки были уже давно. Отовсюду сыпались вопросы, шутки, подколы.

У меня на это всегда находились разные отговорки.

Я… правда, не понимала, что что-то не так. Отношения с Костей были для меня первыми — я просто не умела отличать, что является нормой, а что нет.

Наверное, стоило раньше начинать встречаться с парнями — ещё в школе. Или хотя бы на первых курсах университета. Но я была уверена, что сначала должна не ударить в грязь лицом и закончить юрфак с красным дипломом.

Самый болезненный вопрос, с которым мне придётся столкнуться сегодня, — почему за пять лет отношений Костя так и не сделал мне предложение, а девушке-модели, с которой он изменял мне, — буквально через пару месяцев?

Но я, чёрт возьми, не знаю. И хочу как можно скорее стереть это из памяти.

Дзынь!

Снимая куртку, я слышу звук входящего сообщения. Не глядя на экран, уже знаю, кто именно мне пишет.

Третий день подряд я веду вполне интеллигентную и увлекательную переписку с анонимом по имени Лекс.

Из темы финансовой преступности мы плавно перешли на психологию манипуляций, личные границы и механизм власти.

Затем — на инвестиции и риски, остросюжетные книги и фильмы, где мораль сложнее, чем просто «хорошо» или «плохо».

И всё это — без подтекстов. Абсолютно ноль сексуального интереса или чего-то подобного.

Но я пока начеку.

Одно сообщение тянет за собой другое. Я ловлю себя на мысли, что думаю о Лексе даже на работе и в пробках. В одной из затяжных я отправила ему название книги, которую перечитываю минимум раз в год. Сюжет — короткий, необычный. С глубокими размышлениями о справедливости и человеческой природе.

Но отвечать Лексу сейчас — я не тороплюсь, потому что предпочитаю вдумываться в каждое слово.

Это общение идёт вразрез с тем, что было у меня сразу после расставания с бывшим.

Подруга посоветовала зарегистрироваться на сайте знакомств, чтобы повысить себе самооценку, но единственное, что я повысила, — это уровень раздражения от бесконечных примитивных комплиментов, банальных вопросов и очевидных попыток развести на секс.

— Ну наконец-то! — восклицает сестра, замечая меня на пороге гостиной. — Мы уже заждались нашу трудяжку!

Мне тут же вручают пухлощёкого Захарку — младшего сына моей сестры. Если бы я знала, что этот парень уже вовсю распускает руки, то связала бы волосы в высокий пучок, как это делает его мать, Ира. Но теперь мне приходится осторожно освобождать свои пряди из цепких пальчиков, рискуя остаться лысой.

— Привет-привет. Извините за опоздание — пробки, — поочерёдно целую маму и папу, прижимая к себе младенца. — С годовщиной, родные.

Стол давно накрыт, и меня усаживают рядом с сестрой.

Запах домашней еды смешивается с ароматом роскошных свежих цветов, стоящих в вазе по центру.

Мама, как всегда, суетится — поправляет салфетки и следит, чтобы у всех были полные тарелки, как в детстве.

Я искренне надеюсь, что нам удастся обойтись без обсуждения моей личной жизни, но, как только я торжественно произношу тост родителям, отец не выдерживает и, прищурившись, с привычной серьёзностью спрашивает:

— Как там твой недоумок? Не отзывается? Не просится обратно?

Меня передёргивает. Я залпом осушаю стакан сока, пытаясь проглотить ком в горле.

Я не могу вечно ограждаться от этой темы, но и открываться пока не готова. Почему-то этот период делает меня уязвимой. Казалось бы, я уже успела принять ситуацию, многое переосмыслить и отпустить прошлое. Но это оказалось иллюзией.

— Не отзывается и не просится, — сердито фыркаю. — Считаешь, что твоя дочь полная дура?

— Я так не считаю, Оль. Просто волнуюсь. И подумываю, а не использовать ли мне некоторые рычаги влияния, чтобы уничтожить его бизнес?

Мой отец действительно имеет связи и возможности. Но он ещё и жутко принципиален. И тот факт, что он хочет отомстить за разбитое сердце дочери таким образом, даже не злит, а скорее умиляет.

— Стоит поблагодарить его за то, что он сам избавил меня от себя, — коротко заключаю. — И отпустить с миром.

— Слишком легко, как для такого мерзавца.

— Дим, ну хватит, — мама мягко кладёт руку на плечо отца. — Оля говорит дело. Посмотри на неё: умница, красавица. Она в два счёта найдёт себе другого мужчину. Более достойного, чем Константин.

3.

***

Происходящее в родительском доме замирает, когда я осознаю, что Лекс увидел фотографию, которую я ему отправила.

Сердце бешено колотится.

Казалось бы, какое мне дело до того, что подумает какой-то там аноним? Но его затянувшееся молчание, несмотря на то, что он в сети, заставляет меня нервно заёрзать на стуле.

За несколько дней переписки о нём сложилось вполне определённое впечатление. Я придирчива, и мне сложно угодить, но, во-первых, Лекс довольно умный человек, во-вторых, грамотный и не злоупотребляет смайликами и стикерами, в-третьих…

А в-третьих, несмотря на то, что наши мнения во многом не совпадают, дискуссии с ним — особый вид удовольствия. Они затягивают. Именно поэтому я откликнулась на его комментарий под постом об аресте известного бизнесмена — хотелось сбить с него категоричность. Ценой нескольких часов личного времени.

На основе этих впечатлений в голове сложился определённый образ — молодого, но зрелого и самодостаточного мужчины. С хорошим воспитанием, образованием и, возможно, привлекательной внешностью. Примерно от тридцати до сорока, с небольшими вариациями. В его рассуждениях не было юношеской пылкости, но и устоявшегося безразличия или усталости — тоже.

Хотя в последнем я не могу быть уверена.

Я вообще ни в чём не могу быть уверена.

Но разочаровываться и разоблачать Лекса не входит в мои планы. Только потренироваться и вспомнить, каково это — общаться с мужчинами, потому что после длительных отношений с Костей я успела об этом забыть.

«Надо же, ты девушка», — наконец приходит ответ.

Я впадаю в лёгкий ступор.

Сообщение Лекса вызывает одновременно улыбку и ярость. Поэтому большой палец, соскочивший с боковой кнопки на экран, тут же зажимает снимок, и я безо всякого сожаления удаляю его из диалога.

Пошёл к чёрту.

Не стоило этого делать.

Просто, блин, не стоило.

Всё шло идеально и без этого.

Чтобы исправить положение, я экстренно пытаюсь вернуть разговор в прежнее русло. Более безопасное. Не выходящее за рамки.

«Зря ты раскритиковал книгу. Мне кажется, просто не твой стиль — или ты до неё ещё не дорос, но это не делает её плохой».

«Похуй на книгу. Верни, пожалуйста, фото».

«Какое ещё фото?»

Мне душно, хотя в родительском доме довольно свежо. Рубашка липнет к спине, с груди срывается шумный выдох.

Плач племянника звучит фоном, как и вопросы мамы, потому что вся моя концентрация сосредоточена на виртуальном диалоге.

«Из того, что я успел рассмотреть — у тебя ровные, стройные и красивые ноги, Оливия. Не знаю, кто или что заставило тебя в этом усомниться».

«Кто».

«Язык бы ему вырвать».

«Это была моя родная сестра».

«Тогда ей».

Я откладываю телефон в сторону, готовясь взорваться от напряжения. Пальцы подрагивают, и когда я наливаю себе сок, несколько капель попадает на белоснежную скатерть.

На сайте знакомств у меня стояло фото в пляжной шляпе с широкими полями и в солнцезащитных очках. Никакого оголённого тела. Никакой выпяченной груди. Тем не менее, я получала десятки сообщений с комплиментами, после которых хотелось помыться.

Странно, но с Лексом я не испытываю ничего подобного. Возможно, потому что он не опускается до банального пошлого флирта. Его комплимент прозвучал вполне деликатно — но так, что не оставил ни единого сомнения в правдивости.

В десятом часу сестра с детьми и мужем начинает собираться домой.

Захарка капризничает, когда я держу его на руках, и рассерженно молотит кулачками по моим плечам. Ему всего восемь с половиной месяцев, но сил у него хоть отбавляй.

— Ну тих-тихо, — ласково успокаиваю племянника, пока Ира надевает верхнюю одежду. — Не волнуйся, твоя мать не оставит тебя со мной надолго.

Действия Захарки не вызывают во мне раздражения. Ни его слёзы, ни истерика. Ни то, что за сегодняшний вечер волос на моей голове заметно поубавилось. Возможно, потому что я давно и сильно хотела детей от Кости. Не просто хотела, а постоянно представляла, какими они будут.

Когда в доме воцаряется тишина, я возвращаюсь в гостиную и помогаю маме убрать остатки посуды в мойку. В последнее время я редко приезжала к родителям, а когда оставалась ночевать — даже не вспомню. Но сегодня я хочу подняться в комнату, которую до сих пор считаю своей, и отоспаться там минимум до обеда.

— Оль, как у тебя дела на работе? — спрашивает отец, когда я прохожу мимо его кабинета, оборудованного на первом этаже. — Никто не обижает?

Вопрос звучит буднично, но я узнаю в нём привычную отцовскую настороженность. Он не из тех, кто станет лезть с советами или нянчиться, но если бы я ответила утвердительно, уверена, решение проблемы появилось бы быстрее, чем я поднимусь наверх.

— Всё в порядке, — отвечаю, прижимаясь плечом к дверному косяку.

— А если серьёзно?

4.

***

Сделав шаг, я подставляю лицо под поток воды, смывая с тела ароматную пену.

Сквозь стеклянную перегородку душевой кабины хорошо видно телефон, лежащий на краю раковины, экраном вверх.

Ночь выдалась бессонной — я почти до утра читала книгу, которую порекомендовал Лекс. Она оказалась захватывающей, и я составила целую рецензию на две тысячи знаков, но не удержалась от пары циничных замечаний.

Удивительно другое…

Казалось бы, я взрослая, независимая девушка. Не испытывающая проблем с коммуникацией и не страдающая от нехватки мужского внимания.

И всё же я искренне недоумеваю, почему даже в душе мне сложно оторваться от экрана в ожидании входящего сообщения.

Лекс не заходил в сеть после полуночи. Сегодня выходной, и вполне возможно, он проводит его с женой или девушкой. Тридцать два года — отличный возраст, чтобы обзавестись семьёй и детьми. Скорее удивительно, если у него никого нет.

Я могла бы узнать об этом и многом другом. Могла бы, но струсила и свернула с личных тем на более просветлённые, хотя мне действительно было интересно увидеть хоть какую-то часть его тела.

Что такое мужские волосы на ногах или груди — я не знаю, потому что Костя убирал их ради удобства в спортзале.

Все ощущения необычные. Новые.

Мне нравится состояние, в котором я снова чувствую себя живой после измены и предательства. Наверное, было бы неплохо продлить его как можно дольше — пока я окончательно не выберусь из той пустоты, что осталась после бывшего, заполнив её чем-то другим.

Переодевшись в домашний костюм — топ с рукавами-фонариками и шорты, — я спускаюсь на первый этаж родительского дома, пролистывая переписку и пытаясь понять, почему Лекс до сих пор молчит.

И только столкнувшись с мамой, окончательно возвращаюсь в реальный мир.

— Доброе утро, Оль, — она ласково обнимает меня за плечи. — Я приготовила завтрак, но сразу предупреждаю: у нас гость, папин коллега. Ты его не знаешь — он недавно пришёл в министерство.

— Ясно, — киваю, опуская взгляд на телефон.

На мою рецензию приходит долгожданный отклик, и сердце, как по команде, ускоряется.

— Обрати на него внимание, солнышко... Хороший мужчина. Вежливый, трудолюбивый, галантный.

Мамин голос звучит мне вдогонку, и я, незаметно для неё, закатываю глаза.

Мы познакомились с Костей совершенно случайно — в тот вечер, когда я с сокурсниками отмечала защиту диплома в одном из столичных ночных клубов. У меня были чёткие планы на лето: устроиться помощником прокурора в районную прокуратуру. Об отношениях я не думала, несмотря на то, что мне было двадцать два и я всё ещё оставалась девственницей.

Костя был далёк от юриспруденции. Он работал тренером в фитнес-клубе, но вскоре открыл два своих.

Родители никогда не скрывали недовольства моим выбором. Я даже познакомила их далеко не сразу, прекрасно понимая, как они отреагируют.

Возможно, в их оценке была толика правды, и Костя действительно оказался мне неподходящей парой. Но я бы этого не узнала, если бы не попробовала.

Первое, на что натыкается мой взгляд, когда я захожу на кухню, — синяя рубашка, небрежно заправленная в брюки. Закатанные до локтей рукава открывают запястья, на которых проступают тонкие жилки. Тёмные волосы коротко подстрижены, но в фигуре и внешности гостя нет ничего, что могло бы привлечь интерес.

Когда Юрий оборачивается, я лишь убеждаюсь в этом. Правильные черты, спокойное выражение лица — ни одной детали, способной вызвать неравнодушное впечатление. Даже минимальное учащение пульса.

Зато его глаза резко опускаются вниз — к узкой полоске оголенной кожи между топом и шортами, а затем с заметным усилием возвращаются к моему лицу.

— Здравствуйте, Ольга, — мужчина приподнимается со стула, протягивая мне руку. Его ладонь тёплая и сухая. Рукопожатие уверенное, но не слишком сильное. — Меня зовут Юра. Юрий Николаевич Волошин.

— Очень приятно. Моё имя вы уже знаете.

Я не задерживаюсь на одном месте и прохожу за кухонный островок, ощущая на себе цепкое внимание отца, наблюдающего за ситуацией.

— Кофе будете?

— Спасибо, мне уже сделала Нина Григорьевна.

— Ладно.

Отложив телефон, на экране которого светятся три непрочитанных сообщения, и едва сдерживая желание открыть их прямо сейчас, я отворачиваюсь к кофемашине, протягивая руку к капсулам.

Отец общается с Юрием доброжелательным, почти дружеским тоном, несмотря на то, что разговор касается исключительно рабочих дел. Не знаю, в чём была необходимость встречаться в домашней обстановке, но это проясняется, когда гость начинает собираться.

— Оль, может, тебя подкинуть до города? — спрашивает отец, указывая на коллегу.

— Уже выгоняешь?

— Ну что ты, милая!

Я слишком хорошо разбираюсь в этом тоне. В этом хриплом смехе. В его завуалированных посылах. Во всём.

Мне не восемнадцать, чтобы не понимать: родители хотят передать меня в руки более серьёзного мужчины после Кости, который за пять лет отношений так и не соизволил сделать мне предложение, а потом и вовсе начал потрахивать модель из своего фитнес-клуба.

5.

***

Вся следующая неделя у меня расписана по минутам: суды, допросы, проверки и совещания. Времени на нормальный перерыв не остаётся, поэтому я откладываю встречу с Юрием до вечера пятницы.

Во вторник и четверг он отправил мне цветы с доставкой на дом, заранее уточнив, какие я люблю. Это оказалось довольно практично: например, от запаха лилий у меня всегда раскалывается голова — такие букеты я бы без сожаления выбросила в мусорное ведро. А вот ирисы и тюльпаны стоят и радуют глаз.

Юрий встречает меня у здания прокуратуры возле серого тонированного седана, запрокинув голову и рассеянно разглядывая окна.

— Мой кабинет на третьем этаже, — говорю, подходя ближе. — Привет!

Он заметно меняется в лице, когда наконец видит меня. Его взгляд скользит от макушки до пят, задерживаясь на слегка усталых глазах.

На мне деловой костюм — юбка и пиджак, сверху накинуто пальто. Макияж минимальный, а волосы мягкой волной лежат на плечах — я распустила пучок всего за несколько минут до встречи.

Я бы с радостью заехала домой переодеться во что-то более нарядное, но боюсь, после этого мне вообще не захочется выходить. Перспектива укутаться в тёплый плед перед телевизором прельщает куда больше. К сожалению.

В ресторане, куда меня привозит папин коллега, тихо и малолюдно. Я не знаю, каким образом Юре удалось найти уединённое место в это время, но после насыщенного рабочего дня, когда в голове всё ещё пульсируют отголоски последних разбирательств, такая атмосфера — то, что нужно.

Честно говоря, я вовсе не собиралась отвечать на звонок Волошина, когда он позвонил впервые. Спонтанно. Без предупреждения. Я предпочитаю сообщения — мне гораздо комфортнее, когда собеседник сначала уточняет, можно ли звонить, и только потом набирает.

В чувства меня привела подруга Карина, с которой мы дружим ещё со школы. Она, как и ожидалось, скривилась, когда я рассказала ей о Лексе, и привела множество весомых доводов, почему адекватный мужчина не ведёт долгих переписок в сети, не обсуждает книги и фильмы.

С ним явно что-то не так. Что именно — понять сложно, но вполне вероятно, что даже про возраст мой аноним мог соврать, ведь свой он озвучил только после того, как я призналась, сколько мне лет.

В этом была доля адекватности. В этом была какая-то логика. Переписка в сети и реальность — разные вещи. Именно поэтому я сижу напротив Юрия, пытаясь найти в нём плюсы. Потому что, по мнению отца, он — идеальный кандидат для меня.

Возможно, я чего-то не понимаю в этой жизни. Особенно во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Но мне кажется, что должна быть искра, которая прожигает разум и оставляет только инстинкты. Без неё — это просто соглашение, удобный союз. Но разве любовь — про удобство?

Или я слишком многого хочу?

— Мы с родителями часто бываем в этом заведении, — рассказывает Юра после того, как делает заказ. — Мама обожает итальянскую кухню и каждый выходной пытается вытащить на семейный ужин меня, брата и отца.

— О, так я помешала вашим планам? — неловко поправляю салфетку.

— Нет, что ты. Иногда я могу себе позволить отлынивать.

— Ну слава богу!

Дальше мы говорим о семье Волошиных. Оказывается, мать Юры преподавала в том же вузе, где я училась. Я даже сдавала ей пару экзаменов. Всё, что помню, — она строга, принципиальна и своенравна. Мои подруги бегали к ней на пересдачу множество раз. И каждый раз уходили в слезах и истерике.

Я тоже привязана к своей семье, но по мере разговора — спокойного и вязкого, как патока — осознаю, что Юра как-то чересчур. Его родители знают, что он на свидании. Они в курсе моего имени и фамилии, заочно одобрили встречу и даже пригласили меня в воскресенье на барбекю.

Когда официант приносит заказ, я приступаю к ужину, чувствуя сильный голод, который хочется хоть чем-то перебить.

Папин коллега делает глоток воды с лимоном и резко кривится. Мне кажется, что я читаю в его эмоциях каплю агрессии. Едва уловимую вспышку, которая исчезает так же быстро, как и появилась.

— Мне подали сладкую газированную воду, — качает головой Юра. — А я просил минеральную. Одну минуту, Ольга. Схожу уточню.

Оставшись одна, я откидываюсь на спинку дивана и шумно вздыхаю. Не могу сказать, что испытываю стойкое непринятие, но как продолжать общение — понятия не имею.

Дело не в Юре, а во мне. Скорее всего, после переписки с Лексом мне хочется больше экшена в общении — несогласия, дискуссий, споров. А здесь штиль, вежливые фразы и предсказуемые ответы по заученному сценарию.

«Назови три причины, по которым первое свидание с девушкой стало бы последним», — пишу своему анониму, сползая на диване чуть ниже.

Лекс появляется в сети, и разгон пульса происходит автоматически. Он не торопится с ответом — очевидно, раздумывая, потому что я снова вышла за рамки и поставила его в тупик.

«Ты сейчас на свидании?».

«Я первая спросила».

«Не знаю. Давно никуда не ходил, Оливия».

«А если подумать?».

«Наверное, закончил бы после первой встречи, если девушка жует с открытым ртом, заливает в себя слишком много алкоголя и постоянно сравнивает меня с бывшим. Это первое, что пришло в голову».

6.

Александр

Яр бронирует лаундж-зону в «Бочке» на субботний вечер, чтобы сыграть несколько партий в покер.

Это вряд ли похоже на серьёзную игру с высокими ставками — скорее, просто азарт, расслабление и отдых. Но мне такое времяпровождение по душе.

До развода я почти никуда не выбирался с друзьями — разве что по большим праздникам, с головой погружаясь в семейные заботы и бытовые хлопоты. За четыре года таких встреч можно было пересчитать по пальцам одной руки. Как они не вычеркнули меня из компании — ума не приложу. Теперь я вроде как навёрстываю. Уже второй год навёрстываю — и останавливаться не собираюсь.

Лаундж-зона отделена от главного зала деревянной перегородкой. Свет слегка приглушён. В воздухе смешивается аромат табака, алкоголя и сладкого кальяна. Ненавязчивая ритмичная музыка идеально вписывается в общую атмосферу.

В центре внимания — низкий, но вместительный журнальный стол, усыпанный картами и фишками. Вокруг него расположились четверо моих друзей, устроившись на удобных диванах и креслах. Я в этом баре впервые, но с удовольствием заглянул бы сюда ещё раз.

Мы обсуждаем прошедшую неделю, перебивая друг друга и отпивая из бокалов.

Друзья в курсе, что у меня были кое-какие недоразумения в офисе. Его проверили вдоль и поперёк на наличие прослушки, камер и прочей ерунды, но, конечно, ничего не нашли. Я до сих пор жду удара, оставаясь в напряжении, хотя уже значительно меньше. Так хуёво с терпением у меня не было, кажется, никогда.

— Формально на тебя ничего нет, Сань, — говорит Яр, постукивая ботинком по полу. — Но они что-то ищут, и у них есть причина. Ты знаешь, о чём речь?

Я молчу, перекатывая фишку между пальцами.

— Понял, неважно. Нужно попробовать выяснить, кто инициировал прослушку и наружку.

— Адвокат пытался, но всё чисто, — передёргиваю плечами. — Либо дело в закрытом реестре, либо всё оформлено так, что следов просто нет.

— Почисти ближайшее окружение, Сань. Если тебя ведут, значит, кто-то либо слил информацию, либо помог её добыть. Как я понимаю, вариант исчезнуть ты категорически не рассматриваешь?

— Нет... Нет, пока не рассматриваю.

Разговор прерывается, когда в заведении появляется девушка Ярослава вместе с подругами.

С Настей – высокой зеленоглазой блондинкой – я уже знаком.

Месяц назад, после похожей встречи, мы отправились продолжать вечер к ней домой. Не то чтобы это что-то значило, просто глупо было не воспользоваться моментом.

Она тогда была в коротком платье, с чуть растрёпанными волосами и ленивой улыбкой, которая обещала больше, чем говорили слова. А на следующий день мы разошлись без драм и претензий, каждый по своим делам. Я даже не взял у неё номер, но был уверен, что видимся не в последний раз.

— О, девочки, проходите, — восклицает Антон, взмахивая рукой.

Заметив меня, Настя прикусывает губу, пряча улыбку. Взгляд короткий, чуть неловкий — она оценивает, помню ли я ту ночь. И какие у нас перспективы на сегодня. Я тоже оцениваю — её настроение и намёки.

— Играете серьёзно или просто фишки по столу гоняете? — интересуется она, скользя глазами по картам и выпивке.

Коктейль в её руке, кажется, даже не колышется. Опустившись на диван рядом со мной, Настя закидывает ногу на ногу, выдерживая дистанцию. Пахнет легко, узнаваемо. Я люблю, когда от девушки приятно пахнет — возможно, это мой фетиш. Особенно, когда аромат едва уловимо цепляется за кожу, вызывая заметный, настойчивый отклик в паху.

— Скорее второе, — отвечаю я, потянувшись к стакану. — Если хочешь попробовать, могу уступить.

Откинувшись на спинку дивана, зависаю и невольно кошусь на длинные ноги.

Избавиться от ассоциаций с Оливией сложно. С того самого момента, как я оказался в баре, начал всматриваться в чужие лица, пытаясь чисто теоретически прикинуть: могла бы она здесь бывать? В мужском, прокуренном заведении? Смог бы я распознать её исключительно по коленкам и щиколоткам, которые мне дали увидеть буквально мельком?

У меня навязчивая, почти параноидальная идея, хотя в такой сложный период я бы предпочёл думать о чём-то другом, а не о том, есть ли у нас шанс пересечься в многомиллионном городе, если Оливия не даёт ни геолокаций, ни каких-либо конкретных данных.

В следующий раз, если удастся заполучить ещё одну фотографию, нужно будет сразу же сделать скрин.

После второго коктейля Настя смелеет, пододвигается ближе и рисует невидимые узоры на моей кисти. Движения невесомые, плавные. Я позволяю, но не спешу делать то же самое.

— Насть, а ты когда-нибудь читала Джорджа Оруэлла? — задумчиво спрашиваю, вытягивая ноги под столом.

Девушка тихо смеётся, утыкаясь лицом в моё плечо — и это, в общем-то, довольно красноречивый ответ. Искать в ней Оливию — всё равно что ловить пальцами воздух. Так же бессмысленно.

— Нет, а кто это, Саш?

— В другой раз расскажу.

— Хорошо… Договорились.

Я знаю об Оливии немного, но в то же время достаточно, чтобы сложить хоть какую-то картину. Она на четыре года младше меня. Достаточно эрудирована. Ментально зрелая. Периодами категорична и принципиальна. Кажется, не состоит в отношениях. Живёт в одном со мной городе и ходит по тем же улицам. Это и не только мне стало известно, когда она постфактум сообщила, что была на фотовыставке в галерее — прямо рядом с моим офисом.

7.

***

Вопрос Оливии звучит вовсе не как вопрос — скорее, как констатация факта.

После развода я действительно не заводил серьёзных отношений и даже не собирался. В ближайшие годы — так точно. О том, какие связи предпочитает сама Оливия — одноразовые или не очень — не уточняю, но почему-то уверен, что ей это претит.

Я, блядь, скоро по буквам начну читать намёки и интонации в тексте.

«Да, угадала».

Сообщение улетает раньше, чем я успеваю обдумать, стоило ли вообще признаваться в том, как провожу свой досуг. Но после короткой паузы телефон снова оживает:

«Она красивая?»

Бросаю взгляд на Настю и ненадолго подвисаю. Спускаюсь от шеи ниже — к груди, выразительной талии и бесконечно длинным ногам в чёрных лаковых туфлях на убийственной шпильке. Она звонко смеётся, салютуя бокалом подруге, запрокидывает голову и демонстрирует белоснежные зубы.

«Не знаю, наверное», — слегка увиливаю.

«Как это ты не знаешь? У тебя же есть какие-то предпочтения? Она в твоём вкусе?»

Я открываю камеру и снимаю короткий ролик — в кадре моя ладонь, скользящая по ногам. Девушка с коктейлем, повернувшаяся в профиль. Фоном — стол с фишками, картами и алкоголем. Из меня так себе видеограф, но Оливия реагирует на вложение моментальным лайком.

«Шикарная у вас тусовка».

«Нормальная».

«Никогда раньше не обращала внимания на чьи-то руки, но твои выглядят... впечатляюще. И не прибедняйся, Лекс. Девушка, которую ты гладишь, — очаровательная».

Я хочу написать, что в любой момент — стоит ей только дать знак — могу отменить намеченные планы и встретиться с ней в нейтральном месте.

Не только в нейтральном — где угодно.

Я не против пригласить её домой, если не испугается. Но не знаю, насколько это будет уместно.

Задумчиво отбиваю ритм пяткой.

Я никогда не общался по перепискам. Даже на сайте знакомств ни разу не регистрировался. Даже когда было пиздец как тошно после развода. В какой-то степени Оливия — мой первый подобный опыт. И чтобы не скатиться к «в душ и без меня», приходится постоянно себя одёргивать.

«Давай, я тебе свою впечатляющую руку, а ты мне — что-нибудь не менее интересное. Так и сложим пазл».

«Если ты мечешься между своей спутницей и мной, я, пожалуй, уступлю ей».

«Одно фото, Оливка. Любое. В прошлый раз я правда не успел как следует рассмотреть, но то, что запомнил, — надолго отпечаталось в памяти».

Настя снимает обувь и капризно упирается ступнями в мой бок, требуя, чтобы я продолжил её трогать. Но, несмотря на то, что в паху простреливает от похоти, она направлена совсем не на неё.

Походу, я тронулся, потому что фантазия создаёт образ из ничего. Дорисовывает очертания вслепую — а потом не только их. Цвет волос, цвет глаз. Губы. Фигуру. Голос. Даже то, что скрыто выше юбки, у самой развилки между ног, представляю почти правдоподобно.

«Ставлю на то, что даже без моего фото у тебя будет отличная ночь, Лекс».

«По временным рамкам — насчёт ночи ты сильно загнула».

«Опять прибедняешься?»

Резко тру лицо и ударяюсь затылком о спинку дивана.

«Прости, кем ты работаешь? Не экстрасенсом случайно?»

Чтобы отвлечь Настю, настойчиво требующую моего внимания, всучиваю ей меню. Тонкие пальцы пробегаются по моему предплечью, но я остаюсь неподвижным, не подавая сигнала и уткнувшись глазами в телефон.

«Мимо, Лекс. Воспитателем детского сада. По второму образованию я психолог».

Воспитатель-психолог пропадает из сети так же резко, как и появилась, оставляя неотвеченным моё сообщение с предложением изменить сценарий, который она сама себе придумала.

Это в её силах. В её возможностях. Вполне вероятно, я слишком давлю, но выпитый алкоголь заставляет меня переть как танк, не особо задумываясь об уместности и такте.

— Са-аш, я могу заказать сет из устриц? — спрашивает Настя, опустив ступни на пол.

— Да, конечно, — кручу в руках телефон.

— И коктейль из чёрной малины?

— Само собой.

Лет десять назад о том, чтобы позволить себе коктейль за сто баксов, я даже мечтать не мог.

Я родился в бедной семье. Детство прошло в экономии на всём: от новых кроссовок до нормального ужина. Денег хватало ровно на то, чтобы не ходить голодным, а любая прихоть — даже самая мелкая — казалась непозволительной роскошью. Заказы, не подбивая мелочь, тогда существовали только в кино.

Периодически я ловлю себя на том, что даже сейчас, когда могу позволить себе всё, что захочу, автоматически проверяю баланс на карте. Не из жлобства — просто до сих пор не верится. Кажется, моргну — и всё исчезнет: годы стараний, риска, взлётов и падений.

Вероятно, у меня синдром самозванца. Синдром, при котором возникает ощущение, что я не по праву оказался в другой, сытой жизни и в любой момент всё может рухнуть, заставив меня снова экономить.

8.

Ольга

«Так чем закончилось свидание?» — спрашивает Лекс, пока я переписываюсь с ним в пробке, опаздывая на встречу с Кариной.

Я знаю, что его «несвидание» с красивой блондинкой сорвалось. Он рассказал об этом ночью — в аудиосообщении. Довольно грубо и резко. И я не думаю, что в этом была его вина по каким-либо причинам.

Кажется, он из тех мужчин, которые легко привлекают девушек — и те готовы дать ему всё, что он пожелает.

Эта мысль в очередной раз заставляет меня пасовать перед тем, чтобы раскрыть свою личность или отправить фото. Стать одной из многих. Вряд ли я смогу удивить своего анонима, ведь за свою холостяцкую жизнь он, похоже, видел достаточно интересного, а конкурировать за внимание — последнее, чем мне хотелось бы заниматься.

Теперь я знаю, что Лекс действительно тридцатидвухлетний мужчина — с ухоженными руками, на которых проступают рельефные вены, длинными пальцами и глубоким хрипловатым голосом. Я переслушала его аудиосообщение раз сто — и уверена, что переслушаю ещё столько же.

А видео… я затёрла до дыр. Особенно ночью. То, как он лениво поглаживал женскую ногу, вызывало внизу живота приятную щекотку, будто от крыльев бабочек.

«Ничем. Это было первое и последнее свидание, несмотря на то, что кандидат дико нравится моим родителям. Они мечтали бы, чтобы мы поженились, но увы», — печатаю ответ.

«Кто у тебя родители, Оливия?»

«Они очень влиятельные люди, Лекс. И зятя хотели бы соответствующего — с нормальной родословной, образованием и карьерой».

«Понял. Значит, я вряд ли им понравлюсь».

В спину сигналят машины, и я ненадолго прерываюсь, но уже через пару сотен метров снова упираюсь в пробку и сразу тянусь к телефону. Это больше, чем зависимость. Потребность. Особенно теперь, когда я узнала о Лексе больше.

Наивно хочется верить, что причиной провала «несвидания» была именно я.

«По каким критериям не подходишь?», — удивленно переспрашиваю.

«По всем. Родословная херовая — родители запойные алкоголики. Высшего образования нет».

«А карьера?»

«Ну, раз ты воспитатель детского сада, то я — водитель маршрутки».

С улыбкой пробегаюсь по буквам, зная, что это неправда. Как и то, что сказала я. Не нужно быть особенно наблюдательной, чтобы заметить, в каких местах отдыхает Лекс, с какого уровня девушками и какой ремонт в его квартире — на снимке с книгой я увидела кусочек. И не могу сказать, что он хоть в чём-то уступает моему.

«Я видела твоих пассажирок, Лекс. Такое впечатление, что вход в маршрутку только по длине ног и глубине декольте».

Припарковавшись у бордюра возле центрального входа в кофейню, где варят самый вкусный кофе и пекут нежнейшие круассаны в городе, я прячу телефон в сумку и выхожу на улицу.

Встречи с Кариной случаются не так часто, чтобы отвлекаться на переписку, которая вполне может подождать. К тому же, я опоздала ровно на полчаса.

Как только я попадаю в заведение, задев дверью колокольчик, недовольство буквально читается на лице подруги.

Мы вместе учились в школе, а потом поступили в один вуз, но Каро не доучилась — спустя два года ушла в декрет. Она обещала, что обязательно завершит обучение, однако ещё через два года снова забеременела. Теперь она мама двух очаровательных девочек, которые требуют много внимания и заботы. Учёба и работа — давно отошли на последний план.

По классике, я заказываю латте и кремово-банановый круассан. Подруга на диете, поэтому ограничивается чёрным кофе без сахара, жадно провожая взглядом каждый кусочек, который я отправляю в рот.

Наш разговор идёт легко и непринуждённо. Есть люди, с которыми можно не видеться месяцами, но всё равно считать их самыми близкими.

Сначала я выслушиваю, как дела у Карины — как муж, дети и котёнок с откушенным ухом, которого они нашли на улице, отмыли и приютили месяц назад. К слову, подруга вовсе не из тех, кто заваливает посторонних бесконечными фото и видео своих девочек, отчаянно требуя восхищения. Она рассказывает спокойно и без излишней сентиментальности, лишь иногда с улыбкой упоминая смешные моменты.

А я обожаю слушать истории о жизни, отличной от моей — более душевной, семейной и уютно-тёплой.

Карина плавно переходит к допросу о последнем свидании, заставляя меня скривиться и слегка рассердиться.

Мы — разные.

Если подруга более практична, то я, несмотря на годы работы в прокуратуре, остаюсь чёртовым романтиком, верящим в любовь — честную и искреннюю, без подлости и измен. Размениваться на меньшее — например, на Юрия, от случайных прикосновений которого мне становилось не по себе, — я не собираюсь.

— Ну что с ним не так, Оль? — недоумевает Каро. — Может, у него несло изо рта? Громко чавкал? Пересказывал мемы, которые ты видела ещё три года назад?

— Ничего физически отталкивающего не было, — пожимаю плечами. — Дело в эмоциях. Когда я смотрела на него, то не испытывала ни малейшего интереса, не говоря уже о влечении.

— Попробуй пожить с мужчиной в браке семь лет. За бытом, вечными болячками и суетой в квартире, когда я смотрю на своего мужа, который весь день проводит на работе, у меня возникает только одно желание — убить его. Потом отпускает, но в моменте…

9.

***

После разрыва с Костей мне пришлось вернуться в свою квартиру, которая находится значительно дальше от работы. Теперь, чтобы успеть к назначенному времени, нужно вставать на полчаса раньше.

Из-за моей фамилии ко мне относятся предвзято. Это ожидаемо, но я стараюсь не дразнить коллег даже в мелочах, поэтому всегда приезжаю вовремя и без опозданий.

Перед тем как выйти из машины и пройти мимо входа, где уже собралась толпа, я открываю козырёк и смотрю в зеркало.

На работе у нас дресс-код, и хотя я люблю аксессуары, яркие принты и смелые оттенки, сегодня на мне классический тёмно-серый костюм, белая рубашка и туфли на среднем каблуке. Украшений минимум — лишь тонкий браслет на запястье.

Я взбиваю волосы, убеждаясь, что укладка идеальна, и, наконец, выхожу на улицу, слыша вдогонку шёпот и смех.

Это раздражает сильнее, чем хотелось бы. Иногда раскачивает, как лодку во время шторма.

Не могу сказать, что у меня со всеми отвратительные отношения: с кем-то я вполне нормально общаюсь, с кем-то держу нейтралитет, а с кем-то — открыто враждую.

И этот «кто-то» — Иван Степурин.

Мужчина на десять лет старше меня. Лысоватый, в очках. Завистливый и скользкий. Соревноваться с женщиной ему отнюдь не претит — кажется, наоборот, доставляет массу удовольствия.

На пятничной планёрке мы даже не здороваемся. В малом зале заседаний напряжённая атмосфера, а воздух — тяжёлый от усталости. Конец недели, все на грани. Но никто не расслабляется.

Обсуждают текущие дела: суды, ходатайства о мере пресечения, риски отмены арестов. Проходятся по резонансным расследованиям и сверяют статус обвинительных актов.

Кто-то пользуется блокнотом, кто-то набирает заметки на ноутбуке. Формат быстрый, без лишних эмоций. Без пустой затянутой болтовни.

Я стараюсь не отвлекаться, но руки то и дело тянутся к телефону.

Лекс забрал послание почти сразу. Моментально. Поблагодарил за подарок и признался, что ему давно ничего не дарили. Вдобавок к книге я попросила баристу заварить карамельный раф с щепоткой корицы, хотя прекрасно знаю, что мой аноним предпочитает двойной эспрессо без сахара.

После этого наш темп общения резко замедлился.

Думаю, помимо тесного виртуального мира у каждого есть свой реальный — со своими вопросами, проблемами и мелочами. Из-за них сложно выделять по несколько часов на разговоры, которые, возможно, никуда не приведут.

Я знаю пары, познакомившиеся в сети и создавшие крепкие семьи, но, скорее, это исключение из правил, чем закономерность. Большинство онлайн-знакомств остаются на уровне мимолётного флирта, фантазий или несерьёзных встреч.

О своих фантазиях я предпочитаю не думать — они отвлекают от более важных дел. Заставляют просыпаться ночами с дико колотящимся сердцем и в мокрой одежде.

Записав в блокнот задачи, я встаю с места, поправляю юбку и, уже на выходе из зала, сталкиваюсь с начальником отдела.

Он тихо, почти шёпотом, просит меня заглянуть к нему в кабинет. Но кажется, что этот шёпот слышат все. По крайней мере, мне между лопаток упирается чей-то тяжёлый, давящий взгляд, и даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, чей он.

— Проходи, Оленька, — Григорий Леонидович по-отечески встречает меня на пороге, берёт под локоть и провожает к стулу напротив кресла. — Как дела? Как настроение? Суд по «СолидФинанс» сегодня?

— Да, в десять, — киваю, усаживаясь. — Доказательства собраны, оснований для залога нет.

— Хорошо. Следи за процессом внимательно — там могут быть сюрпризы.

— У нас достаточно аргументов.

Я осознаю, что это пустой трёп, не имеющий никакого отношения к тому, зачем я здесь. Начальник отдела тянет время: предлагает то чай, то кофе, то конфеты, но я решительно отказываюсь, настраиваясь слушать.

— Оля, я уже два года как на пенсии, — начинает Григорий Леонидович. — Состояние здоровья, мягко говоря, оставляет желать лучшего, поэтому сын предложил забрать нас с женой на постоянное проживание в Швейцарию. Я подумал-подумал и согласился. Уходить буду не сразу — закрою долги, выберу кандидатуру на замену. Но хочу сказать, что, кроме тебя, не вижу никого другого на этом месте.

Воздух стремительно вылетает из лёгких. Мне хочется верить, что причина в моих профессиональных качествах, но я не уверена на все сто процентов.

С самого начала работы в прокуратуре — от помощника прокурора до заместителя начальника отдела — я борюсь не только с окружающими, но и с собой. С сомнениями. С принципиальностью. С грузом ожиданий.

— Ты умная девушка, — продолжает шеф. — И это не комплимент, а факт. Скажу сразу: на должность претендует и Степурин, но я и часть руководства на твоей стороне. Для этого нужно провести серию громких посадок — минимум три дела, которые должны закончиться судом и реальными сроками.

Я не двигаюсь. Лишь сильнее сжимаю пальцы на краю папки, удерживая руки в максимально спокойном положении, но волнение выдаёт пульс, гулко взрывающийся в висках.

— Ты же видишь, что творится? Финансовые скандалы, махинации, сращивание бизнеса с криминалом…

10.

***

Я захлопываю дверь кабинета, прижимая папку к груди, и открываю сообщение от Лекса.

Все наставления Григория Леонидовича, которые подарили мне эйфорию, мгновенно перекрываются более яркими эмоциями. Свежими. Неконтролируемыми.

Внутри — геолокация. Адрес той самой кофейни, что я дала своему анониму. Значит, наша игра продолжается, и мы, словно в пинг-понге, перебрасываем друг другу мяч.

Теперь он на моей стороне. Теперь мой ход — взять его или оставить. Резкая пауза в общении была связана с тем, что Лекс читал книгу, а не с потерей интереса или занятостью в реальной жизни.

Несмотря на то, что я должна быть в суде в десять, я выкраиваю лишних двадцать минут, чтобы заехать по дороге в кофейню. Чувствую, если сделаю это позже, просто-напросто не высижу. Буду думать об этом во время заседания, рассеянно перелистывая материалы дела и теряя концентрацию. А мне нельзя позволять себе такой роскоши. Особенно сейчас, когда я готовлюсь к повышению.

Свернув с маршрута, я паркуюсь у обочины и глубоко вдыхаю, прежде чем выйти на улицу.

Взгляд невольно цепляется за вывеску и за прохожих. Прошло не так много времени с того момента, как я получила сообщение. Может ли Лекс все еще быть здесь? На улице или в заведении? Не поторопилась ли я и не убила ли интригу?

— Здравствуйте, — приветствую кассира, с которым общалась буквально в воскресенье. — Для меня должны были кое-что оставить. Для Оливии.

— Да, одну минуту.

Пока парень суетится, заглядывая под прилавок, я нервно осматриваюсь. Все столики заняты, но среди посетителей нет ни одного, кто хоть отдаленно может напоминать того, кого я ищу.

Не к сожалению. К счастью.

Я не хотела бы его видеть. Не хотела бы знать его в обыденной жизни. Меня будоражит сам факт того, что, обсуждая личные темы, которых я не касалась даже с бывшим, мы остаемся инкогнито. Включается фантазия. И каждый раз, когда приходит входящее сообщение, по телу разливается горячая волна.

Тем не менее, язык так и чешется спросить у кассира, как выглядел отправитель подарка. Не обязательно в деталях — хотя бы общие черты. Рост, комплекция… Вдруг он в прыщах? В шрамах? Вдруг гораздо ниже меня? Хотя куда уж ниже, если я едва дотягиваю до ста шестидесяти?

Взяв небольшой плотный конверт и кофе, я вылетаю из кофейни и сажусь в автомобиль, изнывая от нетерпения. Пальцы тянутся к бумаге. Азарт — сильнее самоконтроля.

Сделав глоток напитка, я разрываю конверт прямо на коленях, чувствуя, как сердце отбивает сумасшедший ритм.

Вытащив содержимое, я затаиваю дыхание. Внутри два билета на спектакль. Я пробегаю взглядом по строчкам, и название заставляет пульс разогнаться до максимума.

Мне и смешно, и обидно!

С груди срывается смешок, а губы сами собой растягиваются в улыбке. Ну конечно. После «Черного лебедя» Лекс решил отправить меня на историю про азарт, риск и тех, кто считает, что может просчитать судьбу. Маленький вызов. Намек на его взгляд, который отличается от моего.

А два билета…? Потому что он хочет пойти со мной? Или нет?

Боже.

Я должна что-то ответить, но до суда не беру в руки телефон. Строго-настрого запрещаю себе отвлекаться!

Заседание проходит, как в тумане. Я говорю четко и уверенно, но мысли пляшут вразнобой. Протокол, доказательства, показания свидетелей — всё отрабатывается механически. На автопилоте. В период, когда я должна думать о важном, я думаю о мужчине... О дико волнующем меня мужчине…

За пять лет отношений с Костей я ни разу не позволяла себе такого. Точно не в процессе работы. Возможно, именно это и стало причиной его измен и равнодушия ко мне как к женщине.

Спонтанно поехать в горы, на байдарочный заплыв, в поход, покататься на серфе в океане — всё это всегда проходило мимо меня. Всегда мимо из-за загруженности и ответственности. Потому что, если бы я позволяла себе такую свободу, то не достигла бы того, к чему стремилась.

С одной стороны, Карина всегда говорит, что в мужчине нельзя растворяться, а с другой — превращаться в непробиваемую ледяную глыбу тоже не вариант.

Не знаю, как найти баланс.

После того как я собственными глазами увидела секс Кости с другой в ВИП-комнате фитнес-клуба, в голове пронеслись десятки версий, почему так случилось. Была и злость, и агрессия, и отчаяние. Когда пять лет живёшь с человеком, любишь его, уважаешь и ценишь — мозг отказывается принимать такой поворот событий. Просто отказывается…

Я считала, что у нас всё идет так, как должно: отношения, совместная жизнь, со временем — свадьба и дети. Это было не мечтой и не целью, а чем-то само собой разумеющимся. Логичным продолжением. Мы стремились к этому. Или, по крайней мере, я так думала.

Проанализировать, чего ему на самом деле не хватало, я не могла — каждое воспоминание было слишком болезненным, а выслушивать объяснения Кости не хватило мужества. Я просто собрала вещи, вызвала грузоперевозку и съехала в тот же день, а все попытки помириться пресекала на корню. Хотела подумать, остыть и понять, как жить дальше.

Когда мне это удалось — и я вернулась за оставшимися вещами, оказалось, что Константин не терял времени даром, судя по женской заколке и косметике в ванной. Позже общие друзья рассказали, что дело идет к свадьбе. Не со мной, естественно. Не с той, что была рядом все пять лет.

11.

***

Сборы в театр — это целый ритуал, которому я посвящаю минимум полтора часа после работы. Несмотря на то, что иду туда просто с подругой. Несмотря на то, что за мной никто не будет наблюдать.

Важно всё: макияж, духи, платье.

В детстве я часто ходила на спектакли с сестрой и бабушкой, которая взяла на себя наше культурное воспитание, пока родители были заняты карьерой. Но когда мне исполнилось четырнадцать, её не стало из-за острой сердечной недостаточности.

Помню, ба всегда говорила: «Настоящая женщина в театре — и зритель, и актриса одновременно».

Я стараюсь следовать этому правилу, вспоминая её и перебирая вешалки в шкафу. Строгое чёрное? Яркое красное? Или лаконичное бежевое? Я не хочу выглядеть вычурно — скорее, легко и женственно. Без надменного эффекта, который привлекал бы лишнее внимание.

Мой взгляд цепляется за шоколадное миди-платье на тонких бретельках. Атласное, переливающееся на свету. Оно подчёркивает фигуру, но не делает на ней упор.

Я, как обычно, засиделась на работе до последнего, а теперь тороплюсь и бегаю по квартире. Карина же начинает подгонять меня ещё за час до начала, раздражая и заставляя всё валиться из рук, превращая обычные сборы в настоящий хаос.

Я нахожу телефон и ключи, мельком смотрю в зеркало. Включаю камеру и делаю снимок — скорее машинально, чем осознанно. Социальные сети меня не интересуют ещё со времён универа. Я их не веду. Единственный, кто мог бы увидеть эту фотографию, — Лекс.

В мыслях уже готов небольшой сопроводительный текст — что-то игривое, чисто для эксперимента. Поднять самооценку, проверить реакцию. Но останавливает одно предположение: а вдруг я вообще не в его вкусе?

Пальцы зависают над виртуальной клавиатурой, и пока я борюсь с собой, экран телефона гаснет. Я закрываю мессенджер, надеваю плащ и выхожу из квартиры, так и не решившись.

В дороге у меня не получается не думать о Лексе — о его жизни, профессии, воспитании.

Как так вышло, что у пьющих родителей вырос сын, который, хоть и не имеет высшего образования, может поддержать разговор на любую тему и, судя по нашим беседам, кажется куда более интеллигентным, чем многие обладатели дипломов?

Карина встречает меня на ступеньках, расхаживая от колонны к колонне. На высоких шпильках, в тёмно-синем платье с высоким разрезом. Подруга всегда за любой кипиш — особенно если это даёт ей повод сбежать из дома.

— Олег сначала упёрся и давил на жалость — мол, устал после работы, голодный, без сил, — рассказывает Каро, хватая меня под руку. — Вёл себя так, будто я не в театр иду, а отправляюсь в двухнедельный круиз с греческими красавчиками.

Мне сложно представить, как происходят договорённости между мужем и женой, когда у них общие дети, но у подруги явно талант вести дипломатические переговоры. Тут бы никто не устоял.

— И как тебе удалось его убедить?

— Предложила бартер. Сказала: ты отпускаешь меня в театр, а я без скандалов отпускаю тебя на картодром в эти выходные. Он бы всё равно пошёл — я не имею привычки что-либо запрещать, — но теперь Олег идёт с лёгким сердцем, а не под моё недовольное ворчание.

— Гениально, — качаю головой. — То есть ты просто продала ему свободу, которая у него и так была?

— Конечно. Он ещё с таким довольным видом заявил: «Вот это я понимаю — взрослые, здоровые отношения, малыш».

Смеясь и наспех снимая верхнюю одежду, мы проходим в холл и ищем гардеробную. Внутри людно, раздаётся ровный гул голосов, а по мрамору стучат каблуки. Мужчины в костюмах, женщины в элегантных платьях.

В этот момент, попадая в театральное пространство, ощущаешь особую магию — здесь всё кажется немного утончённее и изысканнее, чем в реальной жизни.

У меня хорошее настроение, несмотря на то, что голова до сих пор забита бумажной работой, из-за которой завтра придётся приезжать в прокуратуру с утра пораньше. Но это стоит любых жертв. Стоит того, чтобы на несколько часов вырваться из повседневной суеты и приобщиться к прекрасному.

Карина не умолкает ни на секунду, продолжая рассказывать семейные истории, а я бегло осматриваюсь по сторонам, пока не натыкаюсь на пристальный взгляд, из-за которого с первой секунды здесь захотелось почесаться.

Лёгкий прищур, кривоватая ухмылка. Костя стоит чуть поодаль, у окна, разговаривая с друзьями, которые когда-то были нашими общими. Слегка сутулый, но всё такой же спортивный. В чёрном пиджаке, с небрежно расстёгнутой верхней пуговицей рубашки.

Он обнимает за талию свою невесту — блондинку с безупречно уложенными локонами, серьёзным, но приятным лицом, в дорогом светлом наряде.

На её безымянном пальце сверкает кольцо, и мне кажется, его блеск режет глаза.

Я замираю, вцепившись пальцами в сумку, под настойчивый стук молоточков в ушах. Такое ощущение, будто меня окатывает ведром ледяной воды, смывая восторг и воодушевление и оставляя после себя лишь серые угольки, которые, даже если захочешь, уже не раздуешь.

Костя не кивает в знак приветствия, не взмахивает рукой, а просто отворачивается. Я чувствую, как внутри поднимается что-то острое и колючее. Не боль. Скорее… злость?

Злость на него — за демонстративную отчуждённость.

12.

***

— Здравствуй, — выдержанно отвечаю, сохраняя дистанцию в пару метров и прижимаясь лопатками к прохладной стене. — Я работаю потому, что люблю своё дело, а не потому, что меня бросили. Это вообще не связанные вещи, Костя.

Такое ощущение, будто меня отхлестали по щекам. Лицо горит, а в груди разрастается обида.

На самом деле я зашилась и перестала выходить в люди. Так и есть. Это почти факт, который Костя безошибочно угадал, зная меня вдоль и поперёк.

Первые недели после расставания, совпавшие с долгожданным отпуском, я провела в кабинете — за ноутбуком и бумагами. Домой возвращалась поздно, к родителям не ездила. С подругами, которых у меня осталось слишком мало, могла встретиться разве что на кофе в перерывах между делами.

На фоне бывшего я действительно поставила личную жизнь на стоп. На работе без изменений, а в остальном — за полгода у меня было всего одно свидание с Юрием. И то неудачное.

Так что если Костя и хотел самоутвердиться, у него получилось. Правда получилось.

— Как родители? — спрашивает он, осматривая меня с головы и до ног.

— Живы-здоровы. Справляются с утратой зятя. Даже почти не праздновали.

— Рад, что ты иронизируешь — значит, у тебя всё хорошо. Главное, не зацикливайся на работе. Меньше принципов — больше внимания и ласки. Мужикам это нравится.

— А ещё им нравится, когда их не ловят в постели с другой.

— Я же без злого умысла, Оль — действительно желаю тебе всего наилучшего, — говорит Костя, вынимая руки из карманов и вскидывая их вверх. – Мы ни разу нормально не поговорили, и ты так и не поняла, в чем была главная проблема в наших отношениях.

Я не хочу этого слышать, но тело цепенеет, а в горле встаёт ком, который не удаётся проглотить — и, соответственно, заткнуть Костю, который, ожидая невесту у женской уборной, слишком увлёкся раздачей советов.

— Помимо разных мелочей, знаешь, что задело меня больше всего? — продолжает он. — Когда у меня были проблемы с налоговой, и я нуждался в помощи, ты могла решить всё одним звонком, но я так и не дождался ни поддержки, ни участия. У тебя, блядь, дядя — руководитель юридического департамента в налоговой службе, тётка — судебный исполнитель, а отец вообще в министерстве работает.

— Я дала тебе контакт адвоката, — сипло отвечаю, гипнотизируя дверь и мысленно подгоняя Карину.

— Да. И мне пришлось убить уйму времени и нервных клеток.

— Я не виновата, что ты слабо подготовился к плановой проверке. У меня тоже был завал на работе, но ты же не решил его вместо меня?

Костя ухмыляется, запрокидывая голову к потолку.

— Оля, у тебя всегда была возможность выбирать — подключать связи или нет. Ты выбрала не подключать. И я, сука, до сих пор не могу понять почему. Из гордости? Из упрямства?

— Я дала тебе номер не просто адвоката, а отличного адвоката.

— Прекращай. Тебе не хотелось мараться, вмешиваясь в проблемы мужика, с которым ты жила целых пять лет. Просто скажи: я был недостаточно важен для тебя?

В висках пульсирует от злости, и я крепко сжимаю зубы.

Это не так. Абсолютно не так!

Налоговая проверка — не приговор. Да, неприятно. Да, волокита, бумажки и нервы. Но это решаемо. Это всегда решаемо, если хотя бы немного шевелить задницей, а не ныть.

— Ты просто хотел, чтобы всё наладилось по щелчку пальцев. Чтобы кто-то взял тебя за руку и провёл через трудности. Стоило случиться первой же проверке — и для тебя это уже трагедия, Кость. И этот кто-то должна была быть я. Чья-то дочь, чья-то племянница, чья-то внучка. Удобный ресурс, которым можно воспользоваться.

— Неправда, Оль.

— Отец, кстати, предлагал задействовать свои связи, — произношу дрогнувшим голосом. — Только не чтобы помочь, а чтобы утопить тебя из мести за дочь. Так что скажи спасибо, что я вовремя его остановила.

Из уборной наконец выходит подруга, недоумённо глядя то на меня, то на моего бывшего.

Я отталкиваюсь от стены, вешаю сумку на плечо и искренне надеюсь, что эта встреча — последняя.

— Не тебе мне говорить о поддержке, Кость. Я и так поддержала тебя больше, чем следовало.

В поясницу упирается давящий взгляд, провожающий меня до самого зрительного зала.

Казалось бы, этот дурацкий разговор должен остаться в прошлом — там, где ему и место. Но, сидя на второй части спектакля, я снова и снова прокручиваю в голове каждую фразу, споря с собой и собственными убеждениями.

В один момент мне кажется, что я была права на все сто процентов. В другой — что стоило поступить иначе.

Это терзает. Мучает. И не даёт покоя.

Господи, я не настолько отбитая, чтобы не понимать, когда помощь действительно необходима. Но Косте не грозила катастрофа. Никто не арестовывал его счета, не закрывал клубы и не заводил уголовное дело. Максимум, что ему светило, — доплата налогов и штраф. Обычный штраф, который он мог бы покрыть без особых последствий.

— Давай в бар, — предлагает Карина под конец спектакля, уловив моё настроение.

13.

***

«Не знаю, с чем связана смена вектора общения, но буду рад услышать, что предпочитаешь ты», — читаю сообщение от Лекса.

Прямое, откровенное. Действительно заинтересованное, потому что от каждой буковки по плечам пробегают мурашки.

Меня слегка подкидывает на яме, и телефон ненадолго выпадает из рук, закатываясь под сиденье. Пока я его достаю, успеваю покрыться липким потом. В салоне работает кондиционер, а через приоткрытое заднее окно проникает тонкая струя прохладного воздуха, но температура тела только растёт.

«Если тебя не устраивает вектор – можешь не следовать за ним», — беспечно отвечаю.

«Меня устраивает, но учти: то, как ты то завлекаешь, то даёшь заднюю, приведёт только к тому, что я попробую найти тебя всеми возможными способами…»

«И закончить игру»

«Хотя сама реализация мне очень даже заходит», — тут же добавляет аноним.

Жар внутри сгущается, превращаясь в плотную, тягучую лаву, которая не остывает ни на миг. Но я и не пытаюсь её тушить. Даже не пробую.

Откинув с лица мешающие пряди волос, шумно выдыхаю.

Во мне достаточно алкоголя, чтобы испытывать смесь возбуждения, предвкушения и опасности. Это именно то, чем мне хочется отравлять организм. Этим, а не разочарованием и обидой, которые оставил после себя бывший.

«Смена вектора связана с тем, что я выпила коктейль с подругой, обсудила тебя и захотела узнать поближе. Мало ли, вдруг я общаюсь с маньяком или извращенцем, и если мы когда-нибудь встретимся — возможно, сильно об этом пожалею».

«Мы встретимся. Без «если» и «вдруг»

«Пока ты увиливаешь от основных вопросов – я тебя боюсь».

«Я перепробовал массу извращений за свои тридцать два года, Оливия, но ни одно из них не включало запугивание или насилие над женщинами. Тебе не о чем переживать».

Я пулей вылетаю из машины, когда водитель паркуется у подъезда.

Кажется, на моём лице написано всё. То, что меня ведёт от эмоций. То, что мои пальцы чешутся от нетерпения, сжимая раскалённый телефон. И то, что переписка с мужчиной раскаляет не только железо, но и меня саму.

Забрав ключи, я поднимаюсь в лифте, скидываю в прихожей верхнюю одежду и туфли, а затем прохожу к бару, решив позволить себе ещё один бокал вина.

Телевизор работает фоном, транслируя фильм, который я даже не воспринимаю. Мои мысли заняты другим. Такими глупыми вещами, как, наверное, никогда раньше.

Я забираюсь на диван, поджимая под себя ноги, и снимаю блокировку с телефона.

В последнее время наша игра мало напоминает осторожную. Она на грани. На самом краешке. У каждой игры есть свои правила, но свои мы не устанавливали. Они держатся на добром, честном слове.

«Какие девушки в твоём вкусе, Лекс? Ты задумывался о том, что я могу тебе не понравиться?» – набираю ответ, медленно пригубливая вино.

Я одновременно жду и боюсь получить ответ.

Меня всегда устраивала моя внешность. Я часто бывала в центре внимания мужчин, но что в университете, что на работе – упрямо выстраивала вокруг себя барьеры. Барьеры, которые всегда работали безотказно.

Мужчины могли подкатить ко мне только раз. Зная мою фамилию. Зная, кто мой отец. Один раз – ударяясь о холодную вежливость и отточенную дистанцию.

«У меня нет списка критериев», – отвечает аноним.

«То есть тебе всё равно?»

«Красивая внешность — это плюс. Ты мне нравишься, Оливия. И это не изменится от того, какая у тебя форма губ, цвет волос или цвет глаз»

«У меня длинные светло-русые волосы и голубые глаза… Под левым глазом — две родинки. Форма губ достаточно полная, из-за чего многие, кто встречает меня впервые, думают, что там куча миллилитров гиалуронки. Что касается самого первого вопроса о том, что я предпочитаю в сексе, — затрудняюсь ответить, потому что последний раз у меня был больше полугода назад, и я уже забыла, что значит прикасаться к мужчине».

Сообщение улетает раньше, чем я успеваю обдумать его смысл.

Оно же не хвастливое? Не самоуверенное? Не... жалобное?

Чёрт.

Я планировала другой результат. Просто воссоздать более живую картинку в голове у Лекса.

Сам он представляется мне красивым, прямолинейным и смелым мужчиной.

Я хмурюсь, проводя указательным пальцем по стеклу. На языке лопаются пузырьки, щекоча нёбо и оставляя терпкое послевкусие. Когда я подношу бокал к губам, часть вина проливается на платье, оставляя на нём тёмное пятно, которое быстро растекается по ткани.

Я вздрагиваю и подхватываюсь с дивана, тихо чертыхаясь.

Тот жар, что сконцентрировался в моём животе, делает движения нервными и прерывистыми, лишая координации.

Сняв платье, я бросаю его на стул и иду за салфетками, но даже без ткани на теле мне не становится легче.

Телефон вибрирует на диване.

Сжимая салфетки в одной руке, я перевешиваюсь через спинку, чтобы посмотреть на экран.

14.

***

Весь следующий день мы держим паузу, обсудив лишь время встречи, но это не мешает мне постоянно думать о том, как всё пройдёт.

Я знаю Лекса почти месяц, и он не похож на маньяка — в таком случае его ловушка была бы слишком изощрённой.

Во-первых, я написала ему в личку сама. Во-вторых, вначале мой собеседник не особо подбирал выражения и не пытался понравиться. В-третьих, мужчины такого типа могут заманить в свои сети любую девушку, какую только захотят. Не обязательно меня.

За завтраком, в процессе пробежки и в каждую свободную минуту я открываю на телефоне фотографию анонима и рассматриваю его вдоль и поперёк, предвкушая и примеряя на себя возможную реакцию на нашу встречу.

Как это — касаться малознакомого мужчины?

Как это — целоваться, позволять себя трогать и трахать кому-то, кроме Кости?

Будет ли его голос таким же приятным, как в аудиосообщении? Испытаю ли я то же напряжение, что накатывает при перечитывании переписки?

Эти мысли не дают мне покоя, заставляя кровь кипеть сильнее, чем тренировка в спортзале.

В пять вечера, когда я начинаю готовиться, звонит сестра с просьбой посидеть пару часов с Захаркой. Несмотря на то, что я обожаю своих племянников, эта просьба злит — ещё и потому, что Ира, даже не спросив моего согласия, уже решила, что на меня можно положиться. Рассчитывая на мою совесть и ответственность.

— У меня свидание, — категорично заявляю.

На самом деле нет, потому что Лекс не ходит на свидания, и мы оба понимаем, зачем встречаемся в номере люкс. Но сестре необязательно знать, что её младшая сестра оправилась после тяжёлого разрыва настолько, что уже готова к сексу с другим.

— Поздравляю. С Юрием?

— Нет, не с ним, — неприятно кривлюсь.

— Оль, пожалуйста, мне не на кого рассчитывать, кроме тебя… Нужно отвезти старшего к стоматологу — у него острая зубная боль, а родители куда-то умотали на уикенд.

— Няня?

— Няня заболела, а у Гриши срочное совещание. Я же говорю — только ты.

Расхаживая из угла в угол, я бросаю взгляд на часы. В одном Ира не ошиблась — у меня действительно есть совесть. Потому что я быстро прикидываю, что могу себе позволить и как надолго.

— Я буду занята сборами, но если ты обещаешь, что ровно через два часа заберёшь Захара – то так и быть, я с ним посижу.

Вскоре мне привозят девятимесячного племянника вместе с сумкой подгузников, запасной одеждой и бутылочками.

Я беру его на руки, стараясь отвлечь от разлуки с мамой, и прижимаю к себе.

Обожаю младенцев... Они тёплые, сладкие, пахнут молоком и чем-то очень вкусным. Могу с уверенностью сказать, что своих племянников я люблю даже больше, чем родную сестру.

— Извини, ты тут ни при чём, — шепчу, расцеловывая пухлые щёчки. — Я всегда рада гостям, но, видишь ли, у меня намечается дико важный вечер.

Мне везёт: после того как я кормлю Захара, он крепко засыпает на широкой кровати, обложенный подушками, предоставляя мне возможность заняться поисками подходящего наряда.

Платье, которое я планировала надеть, — чёрное, с открытыми плечами и вырезом на спине — кажется слишком откровенным. Оно плотно облегает фигуру и подчёркивает грудь. Я не маленькая и еду в гостиницу с одной-единственной целью, но даже зная это, хочется сохранить хотя бы видимость сдержанности.

Я бросаю на кровать запасной вариант — кремовое платье на тонких бретелях, свободно струящееся по телу. Оно мягче очерчивает изгибы, и я останавливаюсь на нём.

Ближе к восьми вечера темп подготовки возрастает в несколько раз. Я лихорадочно меняю туфли, поправляю причёску и бросаю в сумку помаду и духи. На мне новый комплект нижнего белья, и от одной мысли, что я покажу его мужчине, которого никогда раньше не видела вживую, внутри всё сжимается.

В комнате хаос — повсюду разбросана одежда, насадки для фена и аксессуары, а на туалетном столике вперемешку лежат украшения и кисти для макияжа.

Удивительно, но в зеркале я вижу девушку, которая слишком нервничает для той, кто сама инициировала встречу.

— Шикарно выглядишь, — отвешивает комплимент Ира, приезжая, естественно, в самый последний момент.

Не знаю, почему я решила, что моё свидание подстегнёт её поторопиться, но финальные штрихи я доделывала уже с проснувшимся Захаром на руках, аккуратно выуживая из его крошечной ладошки свои волосы.

Я удостаиваю сестру уничтожающего взгляда, после чего мы одновременно покидаем квартиру.

Мне совсем не хочется, чтобы сплетни о моём свидании не с Юрием дошли до родителей, но, так как я уже заранее заказала такси на обозначенное время, приходится выйти с Ирой на пропахшую дождём улицу, где вовсю гуляет шквалистый ветер.

Гостиница, которую забронировал Лекс, находится в десяти километрах от города, и я искренне надеюсь, что не встречу там кого-то знакомого. Всё, что мне нужно, — назвать номер брони на ресепшен, и администратор предоставит электронный ключ без уточнения личных данных.

В дороге я пишу Карине короткую инструкцию на случай, если не выйду на связь до полуночи. Прикрепляю геолокацию и название гостиницы, стараясь не придавать этому излишней драматичности. Но всё же подстраховываясь.