Вальс на костях

Мороз ломит ребра...

Ветер бил в лицо, не давая сделать вдоха, колкими льдинками царапал прикрытые веки, бросал в лицо пригоршни снега, стараясь задушить поскорее. Уничтожить.
Ирондель бессильно опустилась в сугроб. И словно упала спиной на мягкую перину, тут же проваливаясь глубже, сдаваясь без борьбы смыкающемуся над головой белоснежному покрывалу. Пелена подернулась хрупкой корочкой наста и похоронила под собой подававшую надежду колдунью.
Сколько времени пройдет, пока ее найдут? Найдут то, что от нее осталось? Год... может десять лет, а может даже вечность. Кому повезет наткнуться на кусок льда неверной формы, напоминающей сердце, а с ним небольшую серебряную брошь — обманчиво хрупкий и нежный аконит?
Дель расслабленно закрыла глаза и вдохнула полной грудью свежий морозный воздух. Впереди ее ждали покой и забвение. Кажется, она даже этого хотела.

Снежная перина под ней прогнулась, жалобно хрустнула и выбросила прочь из ледяного кокона. Ирондель снова падала, бесконечно долго и утомительно. И стоило ей подумать о том, что она зря не смотрит, куда летит, ей выбило дух от удара о толщу воды.
Дель слабо дернулась, пытаясь бороться, сделать хоть что-то, лишь бы не задохнуться, но неведомая сила потянула ее ниже, ко дну. Вода хлынула в нос, заполнила рот солью и горечью.
И мир померк окончательно...
 

— А! Проснулась наконец. Я думал, что придется закопать и тебя.
Дель нехотя открыла глаза, справившись с одолевшим ее кашлем, обвела мутным взглядом место, где оказалась. Серый каменный потолок, холодные стены, местами завешанные коврами, обуглившимися по краям. Тусклый свет нескольких свечей в грубоватых светильниках. Она так и не узнала окружения и несколько мгновений пыталась вспомнить, что произошло прежде, чем она оказалась здесь, пыталась вспомнить это место, но память отказывалась возвращаться.
— Кого ты уже закопал? — вышло хрипло и грубо. Собеседник мог бы  проигнорировать ее вопрос, а мог и вовсе не услышать, потому что голос отказался звучать громче полушепота.
— Твоего кота. Действительно прекрасный зверь. Сражался до последнего, — собеседник вздохнул печально, словно действительно жалел об участи каракала. — Если бы не он, я, верно, и не нашел бы тебя. Так что, если хочешь, умер он не зря.
— Зря.

Ирондель сделала неловкую попытку сесть, зашипела от прошившей ее насквозь боли и вытерла тыльной стороной ладони выступившие слезы. Кажется, все же поспешила. 
Отдышавшись, она попробовала еще раз сдвинуться с места. Вышло куда лучше, но не менее больно.
— На твоем месте, я бы продолжил лежать, — она повернулась на голос и на мгновение оторопела. 
Он стоял спиной. Густые золотые волосы были заплетены в небрежную косу, словно их собрали наспех. Дель оперлась ладонью о ближайший валун и покачала больной головой. Нет, это просто глупое наваждение. Она сжала пальцами переносицу, пытаясь сосредоточиться, тяжело вздохнула.
— Ты мне кажешься, да? — ей очень хотелось верить, что стоящий спиной человек, так и не оторвавшийся от алхимического опыта, является всего лишь плодом ее больной фантазии.
— Раз встала, подай чернильных орешков. Они в коробке рядом с тобой. И обуйся.
Собеседник повернулся к ней боком, чтобы она лучше его расслышала. Ирондель успела разглядеть его профиль, острые эльфийские уши и затянутый белесой пеленой незрячий глаз. И от облегчения едва не заплакала. Не тот.
— Я приняла тебя за другого, — огляделась в поисках коробки, а найдя, бросилась с нарочито занятым видом ковыряться. Выходило неловко и по-прежнему больно. — Ш-шарнак! — прошипела, а после выплюнула ругательство полностью:
— Тхугаль шарнак!
Эльф засмеялся.

Его звали Айрэаннар и он был из исчезнувшего много лет назад с карт Златолесья. Это было все, что он счел необходимым ей о себе рассказать, до всего остального она дошла уже сама. Эльф не был стар по меркам своего народа, хотя пережитое когда-то в прошлом несчастье наложило отпечаток на его внешность. Зрение он потерял не на войне, а много позже, и виновников его слепоты Дель теперь костерила на все лады, употребляя отнюдь не эльфийское «тхугаль шарнак», а куда более крепкие ругательства. Иначе наказать провинившихся не поднималась рука — без них она бы не добралась до глубокой каменной чаши, наполненной теплой водой из источника.
Ее подтолкнули аккуратно мордой ближе к водной глади и ласково фыркнули. 
— Ну спасибо! Без тебя я бы не догадалась, куда мне надо, — она поморщилась и решительно схватилась за подол рубахи, собираясь с силами, чтобы раздеться. Черный дракон, ткнувший ее игриво мордой, снова фыркнул и с радостным визгом плюхнулся в чашу, тут же вынырнув и приглашающе зарокотав.
Вместо все ещё мнущейся Дель в купель соскользнули четыре собрата рептилии.
— Сволочи.

«Вода там волшебная, — вспомнила она слова эльфа, — не обещаю, что исцелишься полностью, но легче станет точно...» — смотрел Айрэаннар при этом на нее так жалостливо, что хотелось провалиться сквозь каменный пол. Жалеть кого-то для Дель было приемлемым, но чувство жалости к себе она не могла принять. 

Гибкий чешуйчатый хвост обвился вокруг лодыжки и потянул, заставляя рухнуть в воду, неприятно ударившись при этом копчиком. Игры у дракончиков были более чем жестокие.
— Вы меня должны были проводить для лечения, а не для калеченья, — тело отозвалось пикой боли, но Ирондель все равно улыбнулась драконам-недорослям.

О своих питомцах эльф рассказывал легко, словно давно признанные мифическими ящеры были абсолютно обыденными, как, например, кошки. Всех пятерых Айрэаннар нашел случайно, когда впервые забрел в пещеры. Сперва он и вовсе принял драконьи яйца за оставленные подземными эльфами куски шлаковой породы, и только после того, как «камни», которыми он обложил свой очаг, растрескались и явили на свет редкостных уродцев с крылышками, до эльфа дошло, что свершилось чудо.
Он никогда не верил в легенду об исчезновении драконов, но также как и остальные ни разу не встречал о них трактатов, чтобы узнать, как растить таких зверей, чем кормить и как обучать. Поэтому стал действовать сам, скорее полагаясь на интуицию, а после записывая наиболее удачные решения. Загадкой оставалось одно — как после потери зрения от драконьего пламени, эльф не потерял способности записывать все исследования.

Хоть платье твое для людей старомодно и в дырах мои башмаки...

Ткань отсырела и заледенела на морозе, отказываясь гнуться. Била по ногам, одновременно подгоняя и мешая сделать шаг, цеплялась за любое препятствие.

Дель прикрыла ладонью глаза в тщетной попытке защититься от мелкого ледяного крошева. Порывом сильного ветра ее толкнуло вперед. Снег забился в рукава, вымораживая руки до локтя. Глаза застлала пелена, превратившая мир в густой молочный кисель, не дающий ничего разглядеть. Колдунья шарила судорожно перед собой, пытаясь найти хоть какую-то опору, чтобы встать и заставить себя идти дальше, но лишь провалилась глубже в снег...

— Вставай.
Даже в кромешной тьме, где ни зги не видно, под толщей воды, не дающей ничего услышать, и в невозможности распознать ни единого запаха, она бы узнала его. Дель протянула руку, и густой мех на воротнике чужого плаща заколол обмерзшие пальцы, но она лишь крепче сжала в ладонях тиранящую кожу ткань. От осклизлого горького кома, вставшего в горле, захотелось расплакаться.
— Мне было так страшно тогда. Так темно и холодно... Я все надеялась: вот открою глаза, а ты никуда не пропадал, сидишь рядом и смеешься над моей неуклюжестью... Я ждала, что ты придешь и все кончится...
Она почувствовала, как сомкнулись на ее талии руки, как ее притянули ближе, чтобы накрыть плащом, обнять крепче, подарить хрупкую иллюзию покоя. Чувствовала, как от дыхания тают у нее в волосах снежинки и как они  скатываются невыплаканными слезами на землю, чтобы превратиться снова в бездушные осколки льда.
— И все же я пришел.
— Ты опоздал.

Морок оседает на ладонях пригоршнями снега, впивается до костей в кожу и стекает крупными алыми каплями на землю.
Вьюга бросает в лицо крошево несбывшихся надежд и мечтаний, зажимает в прочный каркас ледяного кристалла и оставляет сидеть, слепо глядя на бесконечную белую пустыню...

***

Долго отлеживаться Ирондель определенно не собиралась. Уже на следующий день, как пришла в себя, старалась помочь по хозяйству, к четвертому через силу начала выполнять ежедневные воинские упражнения, а вскоре и вовсе стала пропадать в окрестностях с утра почти до позднего вечера. Вулот, черный дракон, и его белый собрат Асвен пропадали вместе с Дель то на охоте, то на рыбалке, а порой и просто в неведомых далях, куда ходила колдунья. И ничто не могло заставить их отцепиться от Дель и не следовать за ней хвостиком.

— Как бы они не ушли с тобой, — Айрэаннар отложил в сторону пергамент и  глубоко задумался, словно пытался вспомнить что-то вечно ускользающее, эфемерное.
Вулот и Асвен резвились с братьями в чаше с водой: роняли на дно  серебряные серьги колдуньи, узкие колечки из белого золота или узкий браслет с эльфийской вязью и тут же пытались найти потерянные украшения.
— Не уйдут. Они привязались к Мэйгво, а не ко мне. А она... она сумеет до них донести, что сейчас им лучше оставаться подальше от людей. — Дель понимала не хуже Айрэ, что даже вымахавшие в крупного жеребца дракончики еще слишком легкая добыча для охотников за диковинками.
Она перебирала кончиками пальцев исписанные эльфом листы, подшивая разрозненные заметки в кожаную тетрадь, и вдруг остановилась.
— Красивая...
Вместо обычных наблюдений и схем на бумаге была запечатлена женщина. Незнакомка улыбалась лукаво с рисунка и хитро разглядывала зрителя ярко-синими глазами.
— Да, красивая. Была когда-то. Сожги это, будь добра. Мне жаль, что ты вообще ее увидела.
— Она... была твоей невестой?

Айрэаннар нахмурился. Обдумывал с минуту ответ и наконец заговорил. Нет, женщина на рисунке не была его невестой, но они были близки. Лишь раз. В канун Ночи Костров. После ведьма, а незнакомка с картинки была именно ведьмой, исчезла. А спустя три года Айрэаннар узнал, что она предала и свой народ, и его, выдав тайные тропы в Златолесье.
— Но ведь ты вряд ли ее вспомнишь, девочка из дома возле старого кладбища.
Дель вздрогнула. Оторвала взгляд от картинки и покачала головой. 
— Тебе, должно быть, было лет пять, когда все произошло, а в детстве тревоги быстро забываются.
Колдунья скомкала портрет и бросила на тлеющие в очаге угли. Она помнила. Не должна была, но помнила Мириэн од Ло-Роян. Помнила, как ее костерили на все лады или проклинали беженцы, проходившие по землям Вигедорна в сторону Дороги Сна в надежде, что Мэн Олса примет их и скроет от врагов.
— Почему ты так и не дошел до Нар-Лока, Айрэаннар? Я знаю, что многие из вас осели там.
— Выбирая между смертью на плахе и смертью от истощения, я выбрал все же второе. Эль'эсса, как бы ни был он добр, не очень жалует мою семью. Особенно моего старшего брата, — эльф печально улыбнулся. — Среднего король Нар-Лока никогда не видел, а меня... что же, мы были неплохими друзьями, а потому теперь мне путь в Нар-Лок заказан. — Айрэ безошибочно вытащил из корзинки листья каменериона, чтобы бросить в закипевшую в котелке воду. — Это не повод отчаиваться, Ирондель. Иногда жить почти на краю мира куда лучше, чем в обществе.
— Скорее не на краю, а в самом центре*. В сердце мира, — рассеяно пробормотала в ответ колдунья, — если тебя это порадует, то Мириэн казнили за предательство. Года три назад.
— У нее осталась дочь. Кто знает, пойдет она в мать или в кого-то еще?..
Тишина, упавшая после слов эльфа, была мрачной и гнетущей. Дель очень хотела возразить, что Агния — хорошая девушка. Ей очень хотелось разуверить Айрэ в том, что юная ведьма унаследовала материнскую любовь к интригам и предательству. Ирондель хотела хоть что-нибудь сделать, но не могла: она не знала Агни в достаточной степени, чтобы хоть  что-то возразить, а несколько разговоров... они редко дают понимание, с кем ты беседуешь, от и до.
— Мы не выбираем родителей, — смогла наконец выдавить из себя колдунья.
— И братьев не выбираем, — слабо улыбнулся в ответ Айрэаннар, — но тень чужих поступков нередко ложится на других клеймом. Тебе ли не знать, девочка с эльфийского кладбища.
Айрэ продолжал улыбаться, словно его что-то веселило в том назвище, что он дал Ирондель. Она же судорожно пыталась понять, что именно имеет ввиду эльф, говоря, что и на ней тень от чужих поступков.
— Ты колдунья, как и твои родители, — пояснил эльф прежде, чем Дель решилась задать вопрос. — Об этом мало кто знает, но ты этого не скрываешь. А еще брошенная невеста, об этом знают еще меньше, но второе вполне может проистекать из первого, верно?
— Это другое!

***

Спустя три дня после памятного разговора Дель собралась уходить. Оставленные раны заживали на ней, как на собаке, да и немалую роль в ее исцелении сыграла «волшебная вода» из пещерной чаши. 
Айрэ хмурился, глядя на север, куда собралась Ирондель.
— Гон идет.
— Я знаю, — отозвалась равнодушно, в легкий наплечный мешок складывая скудную провизию. Она и без того сильно объела эльфа, чтобы оставить его совсем без еды. — Вулот и Асвен завтра принесут еще мяса, они знают, где схрон. И... я бы оставила тебе Мейгво, но боюсь, что она не согласится, — Айрэаннар повернулся к птице, слепо разглядывая ее. — И еще... ты обещал, что мы вернемся к нашему первому разговору. Я все еще перед тобой в долгу, Айрэ. Магическое зрение, конечно, хорошая вещь, но... я могла бы вернуть тебе настоящее.
— Зачем? — эльф пожал плечами. — Если бы я хотел вернуть себе зрение, я бы давно попросил бы брата притащить сюда какую-нибудь ведьму. За его безделушки любая вернула бы мне не только способность видеть, но и превратила меня в полубога, — Ирондель нервно провернула серебряный браслет на запястье. — Единственное, что ты можешь для меня сделать, Твилин, это встретиться с Аннатаром и дать ему возможность прочитать тебе нотацию. Он стал невыносим, когда ваши уроки эльфийского закончились.
Дель печально улыбнулась. Она сама была бы рада видеть своего учителя, но постоянно откладывала их встречу. Ей постоянно было не до того.
— Если выживу в Гоне, — пробормотала еле слышно, вскидывая на плечо мешок и снимая со стула сидящую Мэйгво. И добавила громче:
— Прощай, младший король Златолесья, Айрэаннар.
— Нет. До встречи, рена тауре ашед парс Твилин*.


Горная тропа кончилась неожиданно, сменившись знакомым лесом. Дель  не соврала, когда сказала, что знает о ждущем впереди Гоне. Она чувствовала его ветер еще здесь, у Мэн Олса, где Гона никогда не было и быть не могло. Чувствовала и знала: он ждет ее. Снежный Гон терпелив и безжалостен, ему хватит сил дождаться маленькую колдунью, проглотить ее и перемолоть, превратив тонкие кости в стройные былки мятлика по весне. Гон ждал ее, как невесту ждет нетерпеливый жених. И долго оставлять бурю в одиночестве Ирондель не собиралась.
— Я иду.

Северный ветер подхватил с дороги горсть первого снега и высыпал иглами за шиворот. Дель повела зябко плечами и тяжело вздохнула, поправляя выбившиеся из-под платка волосы.