Вампиры: Книга 3

Часть первая: Эсхатон [1]

Придёт время, когда ты решишь, что всё кончено. Это и будет начало.

Луис Ламур

Глава 1

Какое необычное место. Кроваво-красная трава, с алых листьев деревьев непрерывно скатываются сверкающие капли росы, небо насыщенного пурпурного цвета, неподвижная гладь озера и безмолвные статуи из серого камня – они как будто выглядывают из-за стволов. Хотя нет, не "как будто". Они действительно смотрят. И двигаются… Только что вот эта, с округлым детским личиком, пряталась за тем деревом. А сейчас она замерла за другим, в той же позе, но уже ближе к… Так вот что привлекает их внимание – четыре фигуры с бледными, словно неживыми лицами, которые здесь явно не на месте. И, кажется, от них исходит звук, нарушающий безмятежную тишину: хриплые прерывистые всхлипывания. Странно, я вижу и слышу всё, но не могу ни к чему прикоснуться. Не ощущаю ни холода воды, ни мягкости травы. Листья остаются недвижимы, когда я проношусь мимо, капли росы падают сквозь меня. Может, я – воздух? Или струящийся с неба пурпурный свет? Я обволакиваю фигуры чужаков, заглядываю в их мертвенные лица, но они меня не замечают. Один стоит поодаль, прислонившись к стволу дерева, глаза почти скрыты за завесой ресниц. Наблюдать за ним забавно. Лицо его кажется невозмутимым, но каждый раз, когда он думает, что никто его не видит, по нему пробегает судорога, будто от мучительной боли. Я пытаюсь подавить смех. Хотя зачем сдерживаться? Я хохочу во весь голос… и не слышу собственного смеха. Смеяться в одиночку невесело, и я опускаюсь на плечи другого нарушителя спокойствия. Это он всхлипывает с отчаянием повторяет одно и то же:

- Ты сломал её…

В зелёных глазах мелькает безумие. Скорчившись на траве, он впивается ногтями в землю.

- Уйми его, наконец.

Голос принадлежит третьему. Он склонился над четвёртой фигурой, неподвижно лежащей на земле. Реплика остаётся без ответа, и он поднимает голову. Тонкое горбоносое лицо выражает презрение, ледяной взгляд устремлён к стоящему возле дерева:

- Андроник. Ты меня слышишь?

Тот не отвечает и, будто пересиливая себя, подходит к распростёртой фигуре ближе. Это – девушка, вроде бы не умершая, хотя и живой её не назовёшь. Длинные волосы разметались по траве, губы искусаны в кровь, лицо лишено всякого выражения, тусклые глаза таращатся в одну точку. Жалкое зрелище. Тот, кого назвали Андроником, наклоняется к ней, но тут же рывком отворачивается и шепчет:

- Эдред ошибается… Ты не просто сломал её. Ты её уничтожил, превратил в ничто…

- Ты знал, что это произойдёт, когда пришёл ко мне,- какой же безжалостный у горбоносого голос.- А теперь убирайся и забери с собой это животное.

Он кивает в сторону зеленоглазого. Рот Андроника болезненно кривится – он уже не пытается это скрыть, хватает зеленоглазого за плечо, и оба исчезают, словно по волшебству. И в тот же миг надменные черты горбоносого смягчаются, в глазах вспыхивает нежность. Приподняв девушку с земли, он гладит её по волосам, покрывает поцелуями лоб и щёки… Но девушка болтается тряпичной куклой, и тогда у него вырывается стон. Прижав к себе безвольное тело, он зарывается лицом в её растрепавшиеся волосы, и воцаряется тишина…

Число любопытных статуй возросло – теперь они выглядывают из-за каждого дерева. Когда они успели подобраться так близко? И как?.. Их пустые глаза устремлены в никуда, а по каменным щекам катятся слёзы. Или, может, это капли росы?.. Интересно, откуда пришли эти статуи? Что там, за деревьями, за пеленой алых листьев? Я устремляюсь вглубь чащи, чтобы больше никогда не вернуться… но слышу тихий надломленный голос и почему-то возвращаюсь. Обхватив ладонями лицо девушки, горбоносый едва слышно шепчет:

- Посмотри на меня… Ты ведь меня слышишь… Прошу тебя… посмотри на меня…

Девушка не двигается. Он прижимается лбом к её груди и тихо обращается неизвестно к кому:

- Она – моя, Доминик. Признай ты это, всё было бы иначе…

Доминик… Откуда я знаю это имя? Оно отдаётся эхом снова и снова: Доминик… Доминик… Доминик… Почему я вижу перед собой это лицо, серебристые волосы, светящиеся янтарные глаза?.. Почему при мысли о нём по телу пробегает дрожь? Но это невозможно – у меня ведь нет тела. Я – воздух, струящийся с неба пурпурный свет. Но почему тогда я вдруг ощущаю холод травы, обвившие меня руки… Ощущения мне не нравятся. Я хочу быть воздухом, хочу затеряться среди алых листьев… Но где-то во мне продолжает звучать Доминик, Доминик, Доминик, и я снова вижу его лицо. Пытаюсь произнести имя вслух, и слышу странный звук, похожий на шелест сухой травы. Его издаю я?.. Наверное. Потому что горбоносый молниеносно вскидывает голову, в прозрачных глазах появляется лихорадочный блеск.

- Скажи, что узнаёшь меня,- умоляюще шепчет он.- Назови моё имя… Прошу тебя…

Его ладони стискивают меня крепче… и я чувствую своё тело. Пытаюсь двинуть рукой, и это удаётся – я растерянно смотрю на свои дёргающиеся пальцы. Горбоносый осторожно гладит меня по щеке.

- Ты знаешь, кто я?- с надеждой спрашивает он.

Обратный отсчёт

Одиннадцать ночей. Мы снова в измерении жутких эмпатических статуй. Они выглядывают из-за каждого дерева. Их каменные черты неподвижны, глаза – пусты… Как же им удаётся настолько живо передавать эмоции этими неживыми лицами? Напряжённое ожидание, надежда, тоска… Но эти эмоции – не мои. Видимо, статуи выбирают только самые сильные, и именно Арент привлекает их внимание. Арент, а не я, хотя, уверена, что я здесь для этого. Арент хочет видеть мои эмоции. Я улыбаюсь. На лицах ближайших к нам статуй тоже появляется улыбка – милая, приветливая и ничего не выражающая. Я касаюсь руки Арента. Он мягко сжимает мою ладонь, подносит её к губам. На лицах статуй появляется выражение нежности – его или моей? Надеюсь, что моей, хотя нежность – совсем не то, что я сейчас испытываю. Но я учусь управлять своими эмоциями. С той самой ночи, когда полная горечи фраза Арента вернула меня к жизни. "Я вижу, как тебя жжёт огонь заклятия, и как ты всё ещё пытаешься ему противостоять." Не знаю, как не понимала этого раньше… Сопротивление – вот что лишало меня сил, буквально пригибало к земле, даже когда Арента не было рядом. Сопротивление ему, его воле, самому его существованию. А ведь всё, что от меня требовалось – принять его. Таково действие ритуала подчинения – чем отчаяннее протест, тем сокрушительнее подавляющая его сила. И как только я это поняла, как только поборола душившее меня неприятие, преодолела возмущение и ярость, гнетущая тяжесть ушла, и я почувствовала себя почти прежней. Да, моя воля не была разрушена, и теперь я знала почему. Арент не был единственным, кто участвовал в процессе моего обращения, он лишь завершил то, что начал другой. Власть его надо мной никогда не была абсолютной – и проведённый им ритуал не действовал в полной мере.

Я высвобождаю ладонь из пальцев Арента, глажу его по щеке. Он тут же наклоняется к моему лицу, и я шепчу:

- Спасибо, что дал мне время,- и, не дожидаясь поцелуя, сама прижимаюсь к его губам.

Десять ночей. Арент отправляется утолить жажду. Я жду его, скорчившись на чёрном мраморном полу. Доминик… Когда остаюсь одна, я думаю о нём непрерывно… Она поставила меня на колени, почти лишила рассудка – боль при мысли о существе, из-за которого я никогда не буду принадлежать Аренту так, как он этого хочет…

К моменту возвращения Арента я – сама беззаботность. Он тут же обнимает меня, я льну к его груди. Арент наклоняется, чтобы меня поцеловать, но я успеваю задать явно неожиданный для него вопрос:

- Как звали твою вторую жену?

В глазах Арента мелькает удивление.

- Она тебя обратила?- уточняю я.- Для этого ты женился на ней?

- Да,- отвечает Арент.- Почему ты спрашиваешь?

- Её ведь звали Этра?

- Да, так её звали. Откуда тебе это известно?

- От сестры её обратившего. Шаневис. Ты ведь её знаешь?

Я слежу за выражением его лица, но оно не меняется.

- А о проклятии?- допытываюсь я.

Арент молча изучает меня, и мне стоит усилий выдержать его взгляд.

- Обративший Этру проклял её за вероломство,- поясняю я.- И она пала жертвой…

- …того, кого обратила сама,- тихо заканчивает фразу Арент.

Моё удивление искренне, хотя, наверно, удивляться нечему. Конечно, он мог узнать обо всём от Этры. Но следующее признание Арента всё же застаёт меня врасплох.

- Я слышал слова проклятия из уст его произнёсшего – после того, как нанёс ему смертельный удар, как учила Этра. Она обратила меня в ту же ночь. На следующую ночь я женился на ней, как обещал, а спустя ещё три она действительно повторила судьбу своего создателя. Нет, Этра пала не от моей руки – под кинжалом подосланного мной смертного.

Я вспоминаю, как Арент пытался использовать Винсента, чтобы избавиться от соперника. Оказывается, у этого манёвра очень длинная история…

- Значит, всё правда,- вполголоса подытоживаю я.- Проклятие переходит с обратившего на обращённого…

Арент улыбается грустной улыбкой.

- Придёт время, и мы узнаем.

Девять ночей. Боль невыносима, я никак не могу с ней совладать. Но я должна, иначе о моём плане придётся забыть. Я нащупываю рукой стену, пытаюсь подняться на ноги… Ни разу с тех пор, как очнулась в измерении статуй-эмпатов, я не чувствовала Доминика. Неужели ритуал разрушил существовавшую между нами связь? Моя ладонь соскальзывает со стены, и я снова валюсь на колени. Времени осталось совсем немного – я должна побороть эту боль…

Восемь ночей. Арент задерживается, и я истязаю себя мыслями о Доминике, пока вызванные болью призраки не начинают водить вокруг хоровод. Я рискую – Арент не должен видеть меня такой – но всё же успеваю привести себя в норму за какие-то мгновения до его появления.

Семь ночей. Арент дарит завораживающе красивое кольцо с крупным бриллиантом. Моя рука дрожит, когда он надевает его мне на палец – раньше этот палец украшало другое кольцо… Я судорожно сжимаю ладонь.

- Тебе не нравится?- Арент пытливо заглядывает мне в глаза.

Я силюсь выдать улыбку. Кольцо действительно очень красиво. Овальный камень нежного розового цвета – словно капля крови, растворённая в кристалле льда. Я касаюсь его гранёной поверхности, смотрю, как ярко он переливается в тусклом свете светильников, и стараюсь не думать ни о чём, кроме его красоты, пока улыбка не становится искренней.

Триумф и испытание

Четыре ночи. Триумф и испытание – иногда они идут рядом друг с другом, и одно практически переходит в другое. Я сосредотачиваюсь на первом, чтобы не думать о втором и о боли, которая меня ждёт. Арент не сводит с меня напряжённого взгляда. Я ловлю его руку и прикладываю ладонь к своей щеке. Чем ближе цель, тем легче мне даётся подобное проявление чувств. Черты Арента смягчаются, он наклоняется, чтобы меня поцеловать… С прошлой ночи моя нежность к Аренту почти неподдельна. Или я путаю её с благодарностью?.. Рассказав о видении гомчена и вслух признав его истинность, я прибегла к тяжёлой артиллерии и как будто подвела окончательную черту, отделившую от всего, что было раньше. Теперь мне кажется, эти слова были произнесены кем-то другим – я не могла вложить в них такую окончательность и бесповоротность. Хотя, может, я и в самом деле начала верить, что связана с Арентом? Слишком заигралась с сознанием, пытаясь перехитрить собственный разум – такие игры не проходят бесследно. Но, как бы то ни было, Арент уступил – в ночь грядущего полнолуния я буду сражаться. Это – мой триумф! А испытание… Мы у входа в дом, где я оставила меч, когда вернулась от корейцев – дом Доминика… Тёмные комнаты встречают звенящей тишиной. Или звон – действие боли, которая терзала меня столько раз, что уже кажется привычной? Так хорошо знакомая обстановка: кресла, кровать, место, где стоял столик, который я разрубила пополам, демонстрируя своё умение Доминику… Я останавливаюсь перед стойкой, на которой покоится меч. Рука дрожит, когда я снимаю его с подставки. Рукоятка Туена ложится в мою ладонь, и я думаю о ночи, когда впервые вынула его из ножен. Вспоминаю Юнг-Су, Ран-Чжу, Синси и Сон-Хва, Мин-Хи, Дак-Хо – кого угодно… Лишь бы отвлечься от мыслей о том, кто ждал моего возвращения в измерении, где в небе кружатся миллионы зеленоватых огоньков, а трава мерцает мягким голубоватым светом… Туен выскальзывает из пальцев, я подхватываю его на лету. Но боль всё равно одерживает верх – опять… С моих губ срывается рычание, я сбрасываю ножны и, молниеносно развернувшись, обрушиваю меч на стойку. Обломки сыпятся на пол, и, как ни странно, боль утихает.

- Пожалуй, удерживать тебя вдали от сражения было бы в самом деле ошибкой,- Арент тенью возникает рядом.

- Да,- тихо соглашаюсь я.

И, пожалуй, сражение и есть то средство победить боль, которое я искала. В шуме битвы я не буду слышать собственных мыслей, взывающих к Доминику.

Три ночи. Мы провели несколько часов за тренировкой. В глазах Арента светится восхищение.

- Я же говорила, что подготовилась, насколько возможно,- я шутливо прищуриваюсь.

Арент смеётся, и делает выпад – такой молниеносный и неожиданный, что я не вижу, куда устремляется его меч. Но тренировки с Юнг-Су довели мои инстинкты до совершенства. Я отбиваю клинок, прежде чем успеваю его заметить. Арент довольно улыбается и вкладывает меч в ножны. Наши мечи, вроде бы такие разные, рядом – словно части одного комплекта. Меч Арента – огромный по сравнению с Туеном – венчает массивная рукоятка из слоновой кости. Ножны обшиты белой кожей с тиснённым рисунком. Изящный Туен с мягко мерцающими ножнами и рукояткой из белого нефрита кажется его женским воплощением или… его подругой. Я тоже прячу Туен в ножны и поворачиваюсь к Аренту.

- Как вышло, что наши мечи настолько похожи?

- Я выбрал тот, что подходит к твоему лучше всего.

- Выбрал? То есть, их у тебя несколько?

Арент таинственно сверкает глазами.

- Хочешь посмотреть?

Место, куда я следую за Арентом, похоже на музей оружия. Бесчисленные стойки и полки с мечами, кинжалами, копьями, рапирами… В углу – рыцарские доспехи. Я поднимаю забрало и, дурачаясь, заглядываю внутрь.

- Неужели всё это – твоё? Ты пользовался всем этим?

- Бóльшая часть из того, что ты видишь – военная добыча.

Я иду вдоль полок. Коллекция Арента немногим уступает оружейной палате корейцев. Но там она – достояние всего клана. А оружие Арента принадлежит только Аренту.

- А меч, что ты выбрал, как пару моему?

- Был выкован для меня. Один из моих фаворитов.

- И как ты его называл?

- Меч.

- "Меч" и всё?- ужасаюсь я.- У него должно быть имя, как у верного друга. Имя моему – Туен, по-корейски значит "луч".

В уголках губ Арента угадывается улыбка.

- И как бы ты его назвала?

- Меч ведь твой. Тебе и решать.

Улыбка Арента становится отчётливее.

- Это всего лишь меч.

- Честное слово, мне за него обидно,- качаю я головой.- Наверное, дело в том, что их у тебя много. Я бы назвала его "Санг-а", по-корейски – "слоновий зуб".

Продолжая улыбаться, Арент медленно подходит ко мне и оплетает руки вокруг моей талии.

- Уверен, он будет с гордостью носить это имя. Но ты права, у меня много оружия, и я привёл тебя сюда не ради бахвальства. Идти на битву только с мечом, даже если у него есть имя, – неразумно. Выбери себе всё, что посчитаешь нужным.

Приглашение Арента меня по-настоящему трогает. Я очень естественно льну к его груди, отвечаю на поцелуй… Пожалуй, мне нравится не испытывать к нему ненависти. На самом деле гораздо приятнее умереть, предварительно примирившись со всеми.

Две ночи. Пустынное плато в предгорьях Анд. Его поверхность испещрена идеально прямыми линиями, геометрическими фигурами и изображениями экзотических животных и птиц. Наска. Одно из самых засушливых мест Земли, где дождевые капли – такая же редкость, как растительность. Только иссохшая каменистая почва и пыль. В небе – почти полная луна, вокруг – ничем не нарушаемое спокойствие. Трудно представить, что через каких-то две ночи эта погружённая во мрак и безмятежность пустыня станет полем битвы, какой ещё не знал человеческий мир.