Ваш консультант – дракон!

ГЛАВА 1. В которой Лукерья Потапова ловит нарушителя

Дисклеймер! Там где-то упоминается бутылка из-под алкоголя пару раз, так вот, автор решительно осуждает употребление как алкоголя, так и иных дурманящих веществ. На всякий случай автор также осуждает нарушения ПДД.
И напротив, совсем не осуждает введение кофе в организм (перорально), ношение на лице усов городовым Гусяткиным и активный приём внутрь разных пирогов и сладостей.

***

Самоходные ретро-санки появились на углу Вяхирева проезда и Большой Медовой улицы. Ну как появились – пронеслись на неположенной скорости мимо девушки-городовой, стоявшей на посту.

Луня вскочила в седло снегоката. Шустрая техника дрынькнула раз-другой и понеслась по улице за санями. Старинные, а может, сделанные под старину! Вон какие перильца резные да приступочки вычурные! Верх кожаный, мехом обитый, полозья тонкие, лихо кверху закрученные!

Ну точно снегурка в город прорвалась и шалит. Кто ж ещё? В эту пору в Берендейске их лови – не переловишь, полны морозильники арестанток.

Снегокат, сверкая двумя красно-синими фонариками по обе стороны руля, резво выкатился на Ледяной проспект и помчался так споро, что у Луни захватило дух.

Самоходные санки Луня нагнала почти у Стрижиных ворот, но тут снегурка заложила такой поворот, что её вместе со снегокатом обдало веером снега. Пока отряхивалась, чуть не потеряла санки из виду. Если б не приметный верх, поднятый так, что не видно седока, Луня и не разглядела бы, что серебристо-белый экипаж нырнул в переулок.

Выходит, снегурка плохо знала город или по крайней мере, эту его часть. Луня, заранее ликуя, выхватила револьвер из кобуры на бедре и бросилась вдогонку. Она знала, что уже больше года этот переулок перегорожен ради ремонтных работ. Санки и правда притормозили перед шлагбаумом – но только для того, чтоб седок сумел переключиться на взлёт.

Такого Луня допустить не могла!

– Руки на виду, выходим! – заорала Луня изо всех сил. – А ну! А то стреляю!

И незачем седоку знать, что у нее в барабане нет пуль.

Никакого движения, санки стояли как вкопанные, только тихий ветерок шевелил меховую окантовку верха. Луня сделала шаг, дулом револьвера опустила его и, увидев седока, прикрикнула:

– Не двигаться! Кому сказано – руки вверх и выходи! Оружие брось на землю! И не шевелись!!!

– Ну ты и задачки назадавала, – протянул седок. – Как там… приди не голый и не одетый, не пеший и не в повозке, не с пустыми руками и не с полными. Как я, по-твоему, брошу оружие, если его нет? И как выйду, если ты велела не шевелиться, а?

Вообще, это Луня так от удивления крикнула. Сбили её с толку самоходные санки! Да и потом, если снегурки обычно так носятся, на скутерах или на старье всяком, снегурок и подозревать положено. Но в санях сидел молодой человек крайне приятной наружности, и вовсе он ни на какую снегурку не походил.

Кожа, конечно, бледная и глаза светло-серые, зато волосы ярко-рыжие и нос конопатый. У снегурок же волосы белым-белешеньки, а ещё у них ногти длинные, прозрачные, как сосульки, иногда они их лаком, правда покрывают. И ресницы белые, а губы, наоборот, красные. Одеваются снегурки броско, в бело-красное или в бело-синее, любят белые колготки носить и юбки покороче. Ну, или в узких штанцах фасонят, в облипочку. Ну и главное, конечно – снегурки всегда девки. Липкие и холодные, как снег в тёплую погоду. Налипнут на кого – и нет человека, улюбили вусмерть.

А тут была не снегурка, а какой-то парень, причем совсем обыкновенный – в светло-синих джинсах, белых кроссовках на босу ногу и в не обстоятельной, довольно тонкой зелёной михеевке. Красная жилетка поверх с отблескивавшей на солнце табличкой походила на униформу какой-нибудь большой торговой лавки. И ещё кепка спортивная с красным козырьком. «Любоход» было написано на ней, смешное такое слово.

– Ты бы сама убрала оружие, городовая, – шмыгнул носом парень.

– Ещё чего, – буркнула Луня. – А ну вылазь и садись на заднее сиденье. Санки твои, поди, сами на стоянку явятся.

– Они эт, не со стоянки, – сказал парень. – Это дяди моего, он мне за них…

И рыжий провёл ребром ладони по шее.

Луня сглотнула.

Парень уж очень ладный был, и шея в вырезе михеевки отнюдь не худая, и плечи вон какие… богатырские.

– А ты кто таков будешь? – спросила Луня уже совсем другим тоном. – На снегурочку, допустим, непохож. Но и на деда Мороза не тянешь!

– Да я и не дед, – улыбнулся парень. – Я эт… консультант.

– Человек, что ли? – смягчилась девушка. – А санями самоходными управляешь не хуже снегурок.

– Дык я и говорю, – чуть смутился парень. – Консультант я.

– По самоходным саням, – догадалась Луня.

– Да! И, кстати, по метлолётам, самокатам и тратайкам тоже, – заявил рыжий.

– Полезный ты, брат, специалист, только что-то я раньше не видела у нас тут ни мастерской, ни лавки с рыжим мастеровым. Да и цеха по таким сложным механизмам у нас в Берендейске отродясь не бывало, – с сомнением сказала городничая.

– А я это… Филиал открывать прибыл, – ответил парень.

– Документы предъяви, – потребовала Луня.

В документе, протянутом рыжим, значилось, что он, рыжий, являлся жителем столичного города, Широкова. Звали его Данила Жарков.

– Данила, значит, – протянула Луня, отметив про себя интересную фамилию.

– А вы?

– А я городовая Потапова, – сказала Луня со значением.

– Угу, – кивнул парень. – Берендейка?

– Коренная, – во все зубы улыбнулась девушка.

Он смерил взглядом её фигуру – Луня знала, что уродилась в мать. В колдунью, не шибко крупную. От отца досталась разве что некоторая коренастость да тёмные волнистые волосы, да ещё круглые румяные щёки. Глаза у Луни были карие, нос-картошка в тёмную конопушечку, рот пухлый да улыбчивый. Улыбаться она любила – даже когда и не очень-то весело.

– Хочешь, я тебе… вам снегокат так налажу, что летать не хуже самолёта будет? – предложил Данила.

ГЛАВА 2. В которой Данила Жарков становится свидетелем преступления

На шестой день после того, как норовистые самоходные санки потеряли управление и унесли Данилу навстречу приключениям, он вышел на работу, как всегда, полный сил, но лишённый вдохновения.

Зимние праздники уже остались далеко позади, но как всегда на излёте зимы, готовились по всем городам и весям её пышные проводы. С катаниями на обычных санях, с гонками по главным улицам и площадям, с весельем и непременным сожжением чучел. В новеньком филиале «Любохода» в Берендейске, помимо санок всех видов, ради грядущих весенин продавались ещё самые простые салазки, а также множество сопутствующих товаров. Жарков умаялся предлагать людям различные самоходные «морозко» и «снегурки» на запросы «а есть у вас тележные колёса? Да обёрнуты ли они соломой? Да украшены ли бумажными цветами?» Были у них и колёса, и чучела, и мётлы, чтобы заметать дорогу зиме, и лопаты, чтобы строить снежные горки. Но разве на одном этом сделаешь хорошую прибыль?

Тем не менее, Данила консультировал и по чучелам.

– Которое изволите? – спрашивал он, подводя покупателя к ряду соломенных, тряпичных, мешковинных и дровяных чучел для сожжения. – Есть вот это, на основе бочки. Дерево хорошее, сухое, загорится на раз.

Но даже не радовался, когда покупали самое дорогое чучело. Тогда как другие консультанты уже поймали предпраздничный азарт. Уводили друг у друга клиентов, старались, чтобы покупатель забрал и самое дорогое, и самое залежалое, смеялись, шутили, потирали руки.

Данила же всё косился на отдел профилактики, гарантийного и экстренного ремонта, и уныло вздыхал. Ему больше по душе были именно профилактика и ремонт, да ещё улучшение механизмов. Вот что у него в руках прямо-таки горело и спорилось, так это ремонтное дело. Однако ни отец, ни дядя не хотели слышать о том, чтобы парень становился мастеровым. Купец, наследник торговой империи, всё такое.

Но было и кое-что ещё, отчего Жарков ходил потерянный и рассеянный.

Девица Потапова, складная и миловидная городовая в нарядной сине-белой зимней форме, всё не шла у Данилы из головы. Сперва он думал, что это магия, и надо просто штраф уплатить по квитанции, а потом мысленный образ Потаповой от него отвяжется. Но он уже и в управе побывал, и уплатил сколько надо (между прочим, оставил почти половину недельного жалованья в «Любоходе») – а о Потаповой всё думал и думал.

Просто наваждение!

И вот сегодня вдруг решил… ну что ж, раз Потапова не идёт из головы, пускай тогда эта голова вместе с самим Данилой отправится к Потаповой. Продал детские санки заботливой бабушке, не забыв предложить и мягкий матрасик, и грелку для ног, и даже дополнительный ремешок для безопасности, потом прибрался на складе и отпросился на час раньше. Вопрос только был – где эту городовую Потапову искать. Но на отсутствие логики Данила не жаловался: раз видел её в районе Медовки, то оттуда и надо начинать поиски.

Закончив с делами, консультант схватил шапку, сунул ноги в тёплые сапоги и, на ходу застёгивая надутый оранжевый, словно апельсин, пуховик, побежал ловить своё счастье. Девушку с карими глазами и конопатым носом, пахнущую пряниками и морозом.

Медовка – район, в котором на каждом шагу продают орехи в меду, медовые пряники и просто мёд. В булочной можно встретить медведя – потому что ну, берендеи народ простой, чего туда-сюда лишний раз перевоплощаться, если на работе? Ну и кому тут городовым служить, как не берендейке? Кто ещё в случае чего тех медведей урезонить сумеет?

Разве что какой-нибудь дракон, да только не по чину дракону городовым работать, в свисток дуть и на гулящих снегурок охотиться.

Снежная нежить, разумеется, будет бояться огнедышащего дракона, да только настоящему дракону на эту мелочь с каланчи плевать синим пламенем!

Данила усмехнулся чему-то своему и свернул на Вяхирев проезд, где давеча на санках летел поперёк движения. Странно, что не сбил никого!

На углу скучал усатый постовой в синей шинельке и белых валенках. На голове белая мерлушковая шапка с красным фетровым верхом, на груди перекрестье из белых ремней – нарядно, нельзя не признать. Но до нарядности Даниле дела не было никакого. Ему была нужна Потапова.

– Скажите, пожалуйста, – обратился он к скучающему городовому, – а вы из какого отделения?

– Из городской полицейской управы Берендейска, одна она у нас, – пожав плечами, угрюмо ответил городовой. – Номер шестой. А ты по какому вопросу?

Данила вздохнул.

– По личному, – признался он. – Ищу девицу Потапову… Она городовая.

– Номер какой?

Городовой показал на свою шапку, где на сверкающей латунной кокарде красовался выписанный красной эмалью номер шесть. Но Данила не помнил никакого номера. Он даже зажмурился. Лицо-то хорошо запомнил, как и тёмные волосы, выбивающиеся из-под белой шапки, а вот номер…

– Она красивая такая, ладная, – сказал парень.

– У нас все городовые ладные, как на подбор, – приосанился постовой и подкрутил усы. – Не помнишь номера – помочь не могу. Ступай в городскую управу и сам выясняй.

Видно было, что парень просто вредничает. Берендейск ведь не столица, невелик, не широк, собой не слишком виден. Тут вряд ли более десятка городовых служит, к чему больше-то?

– Ну дяяядь, – по-детски затянул, загундосил Данила, хотя «дяде» вряд ли исполнилось и двадцать пять. – Скажи, где мне ту Потапову искать?

– Не положено. Я тебе скажу, а ну как ты её обидишь?

Угу, обидишь такую. Сама кого хочешь заборет! Данила уже открыл рот, чтобы возразить, но тут городовой сделал такое лицо, что стало ясно: не скажет, да ещё и по шее надаёт, если попытаться как-то надавить. Ну, значит, надо в управу.

Полицейское отделение в городской управе не слишком приятное место даже для законопослушного консультанта из лавки самоходных аппаратов, и Данила туда не очень-то спешил. К тому же он сообразил, что и там адресом девицы Потаповой не разживётся. Если не увидит её саму, то считай, зря ходил!

С такими мыслями он прогуливался по ещё не слишком-то знакомому Берендейску. Гулял бесполезно и беспорядочно, подзамёрз, купил прямо на улице большой картонный стакан огненного кофе. Полюбовался красноватыми сполохами магического подогрева, глотнул и крякнул от удовольствия. Кофе был хорош и мирил с серой действительностью.

ГЛАВА 3. В которой Луня записывает показания

Лукерья Потапова прибыла к месту происшествия чуть позже своего товарища Гусяткина – номера шестого. И тут же увидела парня, которого задерживала с неделю назад. Даже вспомнила, как его зовут, хоть и не сразу: Данила Жарков. Тот стоял с оторопевшим видом и смотрел под ноги. Стакан от кофе лежал совсем недалеко от руки человека, погибшего под пронёсшейся на бешеной скорости повозки.

– А ты здесь чего, Жарков? – спросила Луня строго и без обычной улыбки.

– Я свидетель, – обморочным голосом ответил парень. – Кажется.

– Тащи его в управу, Потапова, – сказал Гусяткин. – Замёрзнет ведь.

Он и сам притопывал на месте с беспокойным видом.

Луня посмотрела на пуховик, с которого срезало вдоль половину рукава, а под ним ещё и рубашку смахнуло, как бритвой. Волоски на голой руке рыжего Жаркова, светло-розовой и веснушчатой, топорщились от набежавших ознобных мурашек.

– Шок, – диагностировала Потапова. – Гусяткин, а ты как?

– Да я-то что? В порядке. Этот, кстати, тебя искал.

– Ну, можно сказать, что и нашел, – невесело усмехнулась Луня. – Идём, свидетель. Будем записывать показания.

– А я ничего…

– Идём, – она взяла Данилу под локоть…

И тут же удивлённо отдёрнула руку.

– Да ты весь горишь, – сказала, осторожно, кончиками пальцев, трогая голую руку Жаркова. – Тебе не в управу, тебе в больничку надо.

– Не, это… защита, только запоздалая, – пробормотал парень. – Не стоит беспокоиться. Я в порядке.

Луня снова взяла его под руку и потащила за собой, благо тут было недалеко. Гусяткин остался караулить место преступления до приезда медэксперта и сыщика. Впрочем, Луня полагала, что сыщика шестой номер не дождётся: его уже больше недели никто нигде не видел. Говорят, что он осваивал заклинание невидимости и вот, пропал. Но всё это время городовые справлялись со своими обязанностями и текущими делами и без сыскного стола! А вот теперь исчезновение сыщика могло стать проблемой.

Данила пытался обернуться, но Луня понимала, что ему пока лучше не видеть мертвое тело. Не привык он, видно же, что не привык иметь дело с такими несчастными случаями. И она заставила его смотреть вперёд.

***

В кабинете скоро запыхтел чайник. С запотевшими окнами, за которыми желтели пятна фонарей, тут было почти уютно. Зима уже близилась к концу, хотелось весны, только слой льда на стекле напоминал: ещё не время.

Луня налила себе и Даниле чаю, вытащила из ящика стола бумажный свёрток с карамельками-подушечками и предложила свидетелю.

Тот отчаянно замотал головой.

– Экий ты, однако, нежный, консультант!

Парень пожал плечами:

– Я думал, это меня убили.

– Давай отходи от шока, мне записать надо для сыщика: что именно видел, что слышал, что вообще вокруг было.

– Ну вокруг был снег. Люди шли, – начал Жарков. – Я кофе пил, – тут он трагично вздохнул. – Вкусный был кофе, огненный, с красным перцем, в подогреваемом стакане. И вдруг… Вжух! И всё.

– Жарков, – сказала Луня, подавшись вперед, через стол, – ну ты же специалист по санкам. Ты хоть что-нибудь заметил?

– Сигналы, – вспомнил Данила. – Сзади у санок такого размера два сигнала красненьких, а тут один погас. Мигнул сначала, а потом погас! Такое у «морозок» бывает, то есть санки марки «Морозко», знаешь? У них это вечная неисправность.

– Угу, – кивнула Луня, – вот видишь, уже что-то! А почему ты подумал, что это на тебя нападение было?

– Не, я не так подумал, – смутился парень, трогая волосы.

Там не хватало нескольких прядей.

– Защита на санках, – поняла Луня, – ледяная защита, да? Она как стекло. Вот тебе и срезало… всё.

– Дурацкая ледяная защита, чуть не так по ней ударь – всё же в осколках будет, – поддержал Данила. – И кстати, такая как раз у «морозок» бывает.

Луня покусала карандашик, вспоминая следы от санных полозьев на дороге.

– Выходит, он случайно под санки попал, тот, которого сбили, – сказала она с интересом. – Санки повело, и преступник, вместо того, чтобы тебя убить, просто сбил твой кофе и срезал рукав.

– Тебе меньше детективов надо смотреть, городовая Потапова, – проворчал Данила. – Санки-«морозки» в тёплую погоду плохо управляются, а ледяная защита мутнеет. Мужик, дурак, погнал со всей дури, а на дворе у нас всего минус два.

– Ноль, – возразила Луня, – на градуснике с утра температура не меняется, ноль там. Днём-то тепло уже.

– Тепло, сыро, у меня вот ноги подмёрзли – а самому жарко, под пуховиком, – сказал Данила. – В такую погоду санки как с ума сходят. К нам на техобслуживание по гарантии потом приходят всякие там…

Он вдруг задумался, и Луня тоже.

– Почему ты думаешь, что в санях был мужик? – спросила она чуть погодя.

– «Морозко» не женская модель. Женская – «снегурка», – уверенно ответил Данила. – Там седло неудобное для женщин и руль плохо регулируется, а по умолчанию он высоко. К тому же трёхполозная модель, лавирует хорошо, а устойчивость хуже. «Снегурки» двухполозные сложней перевернуть.

Луня кивнула. Парень-то оказался довольно толковый! Вон сколько сразу припомнил. А сколько знает!

– Вот согласна, мне из двух-трёхместных санок тоже по душе больше «снегурки», – сказала она. – Но малый снегокат всё равно лучше. Маневренней и без верха, удобный.

– Снегокаты ваши, городовых, в смысле – одноместные, туда даже арестанта не подсадишь.

– Ну почему, там вдвоём вполне… Правда, в обнимку, – не смутилась Луня. – А твои, на которых ты позавчера…?

– А, ну эт винтаж, – сказал Данила важно. – Такие у солидных людей бывают. Вот у управляющего нашего… На «морозках» такие не катаются. Слушай, я в Берендейске человек новый. Так что ты дай-ка мне адреса мастерских, куда преступник может обратиться за ремонтом. Оббегаю их все и предупрежу ребят, это ж считай свои люди.

– Так, стоп-стоп, Жарков, – сказала Луня. – Ты что, у меня работу хочешь отобрать? И у сыщика нашего заодно.

ГЛАВА 4. В которой Данила встречает подозреваемого и подозревает встречного

Утро выдалось очень свежим и богатым на сюрпризы.

Когда Данила пришёл на работу, санки самоходные модели «Морозко» на трёх полозьях, с покривившимся рулём и сбитым передним полозом, стояли на ремонтной стоянке перед лавкой «Любохода». Данила аж оторопел от такого. И естественно, тут же принялся жалеть, что вчера вечером так и не получил от Потаповой – Лукерьи, он же теперь знал, она Лукерья! – заветного номерка.

Вытащив из кармана «лапоть» (эх, где ж ты мода на «лапоток-с-ноготок», теперь карманные калинки были такого размера, что не всякая сумка вместит, куда там карману!), Жарков подышал на гладкую поверхность. Калинка тут же разблокировалась, ожила, замерцала, выдав заставку в виде домика-теремка, украшенного росписью «тулиновская красная» с ягодами и цветами, похожими на бочонки. Первым делом парень сфотографировал санки так, чтобы были видны и повреждения, и номер, а потом решил отправить все фотографии Потаповой.

– Ну-с, Калина, – начал Данила, обращаясь к воображаемому помощнику, – найди-ка мне полицейское управление города Берендейска.

– Город Прохиндейск, управа один, номер калинки пять, пятьсот два, двести пять, – сонно ответила Калина.

– Ну нет, лапа, так не пойдет, – пробормотал Данила, не сводя с саней «Морозко» взгляда. – Ну-с, Калина, мне нужно полицейское управление города Берендейска.

– Город Бенедиктов, – уже бодрее предложила Калина. – Номер…

Данила застонал. Тупая же эта Калина! Собравшись, он повторил запрос гораздо громче и отчётливей. А затем показал телефону миниатюрную отвёртку и пригрозил, что разберёт на запчасти и ничего ему за это не будет.

Калина-помощница наконец-то взяла в толк, что именно от неё требуется, но тут сзади на плечо консультанта легла тяжёлая рука.

– Зачем тебе полицейская управа, парень? – спросил басовитый голос.

– Затем, что у меня там девушка служит, – оборачиваясь, профессионально улыбнулся Жарков.

Улыбаться он учился у няни. Та наставляла на полном серьёзе: не скалься, не выкатывай глаза, слегка приподними брови, улыбнись по-дружески и одновременно как бы чуть-чуть виновато. Вот, теперь люди думают, что перед ними самый обычный «свой парень».

– Вот у вас есть девушка? – спросил Данила таким голосом, словно извинялся за неловкую ситуацию.

Калинку он спрятал в карман. О том, что фотографии отправлены, Калина сообщила тихим воркующим «трын-трын».

– Ну допустим, есть, – нахмурился мужчина.

В руках у него была новенькая лопата с ещё не снятым ценником. И эту-то лопату мужчина как-то выразительно покрутил в руках, будто бы перехватывая поудобнее.

«Если я сейчас не заговорю ему зубы, он меня ею убьёт и прикопает вон там, в сугробе за углом», – подумал Жарков.

– Ну и вот, – якобы обрадовался он завязавшемуся разговору, – представьте, хочет она такие вот санки, как у вас. «Морозко».

– И? Она что, служит в управе и не знает, как «морозки» выглядят? – нахмурился ещё сильнее мужчина. – Фотографировать зачем?

– Чтобы она передумала и согласилась на «снегурку», – смущённо улыбнулся парень, – ну вы ж сами понимаете, устойчивость… А вы на починку? Гарантийный талон у вас есть? Я могу записать на ближайшее время! У нас нынче выгодные цены.

Однако мужчина, не отвечая, резко развернулся и поспешил к своим саням. Закинул лопату в багажное отделение, уселся поудобнее в седло и завёл мотор.

– Но у вас же руль покривился и защита лопнула, – крикнул вслед Жарков.

Ох, и дёрнул же леший за язык! Защита-то просто так не видна, она магическая, появляется в момент опасности. Сейчас этот странный белобородый как врежется в него со всей дури, что тогда? Но мужчина только отмахнулся и уехал. Не на всей скорости, конечно, а уехал. Санки заносило влево. Водителю все время приходилось выворачивать искривившийся руль. Данила с сожалением думал, что мог бы починить его на раз.

– На связи полицейская управа, – ожила Калина, и Данила нашарил в кармане «лапоть».

– Потапова, – сказал он взволнованно, не дожидаясь ответа, – ты видела фотографии?

Но ответил мужской голос:

– Полицмейстер Рыщев на связи.

Ого. Это он, выходит, попал не на какого-нибудь там дежурного, а прямо-таки на начальника Потаповой! Тут же все аккуратно сложенные мысли, доводы и слова рассыпались неряшливой кучкой.

– Да! Это Жарков! То есть свидетель вчерашнего убийства… Я Жарков Данила! – заволновался парень. – Я только что послал вам в управу, то есть на электронный адрес, фотографии. Две! С повреждёнными в наезде санками, там и номер видно. Самого водителя я тоже видел, теперь боюсь, что он меня точно запомнил, не то что вчера. Могу приехать и дать описание…

– Никуда не уходите, Жарков, – сухо ответил Рыщев. – Вы на работе? Вот там и оставайтесь. Это для вас безопаснее. К вам приедет городовой, снимет показания.

– А может, сыщик, – заикнулся Данила.

– Сыщика пока нет, – уже более человеческим голосом, не так механически, сказал полицмейстер. – Где его бесы носят… В общем, сидите на месте, Жарков, никуда не девайтесь.

– Не денусь, – пообещал парень и отправился на место.

На рабочее место, разумеется. Где было немало народу: консультанты, менеджеры, покупатели.

– Здравствуй, Жарков, – окликнули Данилу, и парень съёжился. – Что это я такое только что видел? Как это прикажешь понимать?

– Доброе… утро. Что именно, господин управляющий? – не оборачиваясь, спросил Жарков.

А чего оборачиваться, если он и так знал, что за спиной стоит идеально выбритый человек с внешностью палача. В тёмно-красном костюме поверх чёрной рубашки, без галстука, зато с широкой золотой цепью на шее. Темноволосый, смуглый, всегда гладко выбритый и черноглазый. За левым плечом начальника, как всегда, безмолвно маячила хрупкая длинноногая девушка, личный секретарь.

Игната Ермолаева побаивались и уважали. Данила его только побаивался.

Управляющий филиалом «Любохода» был хороший знакомый отца, Горыни Жаркова. Перед тем, как открылся филиал, он обещал Горыне обучить Данилу всем премудростям продаванства и вообще уму-разуму в целом. Вот уже больше недели, как Данила был в Берендейске – и, не считая одного выходного, успешно бегал от своего наставника. Проконсультировать он и так мог кого угодно – подумаешь, премудрость. Кто всю жизнь рядом с этими самоходными механизмами живёт, разве не разбирается в них ещё получше всяких там друзей отца и опытных начальников?! А Ермолаев на него всегда давил своими опытом, авторитетом и положением.

ГЛАВА 5. В которой Луня становится свидетелем ещё одного несчастного случая

Магприложение из Плетёнки, называемое «Умнострой» или, как выражались школьники, «умное», выдало портрет подозреваемого согласно описанию и тому, что увидел Данила. «Умное» было не настолько умное, чтобы делать изображение, опираясь лишь на звукозапись, а вот если вбить этими самыми ручками ещё и ключевые слова, то получишь портрет.

Магическая виртуальная сеть Плетёнка была изобретением магов-мозговиков, и работала она небезупречно. Но все десять царств Тверди восхищались и с упоением общались друг с другом за тридевять земель. За последние полвека маги-мозговики провернули настоящую маготехническую революцию. Луня втайне завидовала им и жалела, что не родилась мозговиком.

Но положа руку на сердце, какие шансы у дочки ведуньи и берендея стать кем-то, кроме лавочницы или городовой? В этом городке, да и в этом Царстве берендейка не могла рассчитывать на какие-то особые должности. Берендеи частенько были служивыми: или в войсках, или в лесной управе, или на городской службе. Причём в силу своих ограниченных возможностей – чаще всего именно городовыми. Нет, конечно, были среди берендеев, допустим, пасечники или пекари. Но это скорее исключение. Да и не по душе было девушке что-нибудь такое скучное и мирное, размеренное.

Вообще Луне не нравилось жить и знать, что её существование предопределено не узорами судьбы, не мирозданием, не магией и не чьей-то волей… А всего лишь обществом, где другого места для неё не нашлось. Утешал факт, что она делала своё дело хорошо. Но вот бы стать сыщиком, а не простым городовым! Раскрывать зловещие преступления, а не порицать горожан за брошенную мимо мусорной корзины бумажку или выписывать штраф озорнику за катание на подножке трамвая…

Сейчас на руках у Луни были материалы по самому что ни на есть настоящему убийству. Ну, то есть пока дело проходило как несчастный случай. Но вот появился виновник наезда на поломанных санях. Человек, ищущий, где бы сделать ремонт и скрыть следы своего вольного или невольного преступления! И у девушки всё внутри так и пело от восторженного вдохновения.

Хоть бы их сыскной агент не появился, вот бы было здорово. Почему он исчез и как случилось так, что, изобретя заклинание невидимости, он не позаботился о контрзаклинании? Неясно. Быть может, хотел он, как Луня, несбыточного и тайно сделался мозговиком, а может, развеянный собственной магией, витал где-нибудь в участке… Никто про это не ведал. Но Лукерье очень хотелось занять его место. В смысле – не витать, а сидеть в сыскном отделе.

– Потапова, – сказал Жарков, когда она закончила снимать показания. – Можешь меня отсюда вызволить хоть часа на два-три?

Она показала ему получившийся портрет, внесла несколько поправок и только потом кивнула.

– Вообще могу. Но тебе не понравится.

– Что может быть хуже, чем консультантский хаос? – уныло спросил парень.

Но Луня уже кое-что успела узнать про этого консультанта, поэтому она только спросила:

– Ты серьёзно? Работаешь приказчиком в крутейшей компании, чтобы потом перенять дело отца, и ноешь? Что тебе не нравится?

– Тебе хорошо, у тебя работа интересная, – насупился Жарков. – Крутейшая компания… Да и приказчик я только по документам, а так – простой продавец. Только я не хочу быть ни приказчиком, ни даже управляющим, ни купцом, понимаешь?

– А кем хочешь? – раскрыла рот Луня.

Её даже не то удивило, что кто-то считает интересной её собственную службу. А то, что какой-то парень действительно может не хотеть становиться владельцем огромной компании.

– Кем хочу, тем и буду, – буркнул Данила. – Но точно не купцом. Торговля – не моя стихия.

– А я думала, мальчики любят все эти самоходные санки, коляски, летние машины… ну и вообще технику, – усмехнулась Луня. – Даже мне нравится мой летний самокат. А вот снегокат не очень.

– Казённые снегокаты обычно маневренные, но немножко недостаточно мощные, – слегка оживился Данила. – Но можно кое-что переставить…

Но тут в стеклянную дверь офиса, где ей разрешили опросить свидетеля, кто-то постучал ногтями. Луня обернулась. Ох, ну и эффектный же мужчина! Аж сердечко затрепыхалось!

– Это управляющий Ермолаев, спаси меня, Потапова! Скажи, что надо выехать со мной на следственный эксперимент, а? Буду должен… всё, что хочешь буду должен! Снегокат новый хочешь? Или старый чтоб летал, как чайка! А? Ну не могу я продажами заниматься, когда в городе такое!

И взмахнул руками, показывая нечто неопределённое.

– Ладно, пойдем, – вздохнула Луня. – Я хоть и не сыщик… Но тоже кое-что могу.

Она приняла суровый, даже властный вид, как и полагается представителю закона (пусть и всего с двумя кубиками на шинели) и встала из-за стола.

– Вы должны проехать со мной в управу, гражданин Жарков, – сказала так громко, чтобы этот Ермолаев услышал.

И шагнула к двери.

Управляющий открыл её и сделал галантный жест рукой – мол, проходите, барышня. Луня удостоила его взглядом.

– Вы начальство Жаркова? – спросила казённым, жёстким тоном.

– Так точно, ваше благородие, – усмехнулся управляющий, ничуть не испугавшись её.

Смутил, вот леший. Какое ещё благородие у самого низшего чина? Луня почувствовала, что щёки налились вишнёвым соком, а в горле слегка пересохло.

– Этот человек поедет со мною в полицейскую управу для…

– Выяснения обстоятельств? Что ж, не могу сказать, что этот человек, – последнее слово Ермолаев как бы невзначай подчеркнул, – сильно мне здесь нужен. Однако не задерживайте его сверх положенного, иначе это печально скажется на его жалованье за неделю.

Луня не думала, что это сильно обеднит Жаркова. При его-то папаше! Но пообещала Ермолаеву вернуть Данилу на место не позже полудня.

– Попрошу ваш номерок, личный, – управляющий пошевелил пальцами. – На всякий пожарный, ваше благородие – вдруг у нас тут тоже обстоятельства будут.

Потапова окончательно смешалась – мысли стали вязкими и путаными, покраснели, судя по ощущениям, теперь уже и уши. Она стремительно написала восемь цифр на бумажке с клейким краем – тут в офисе их был целый толстенный блок – и протянула Ермолаеву.

ГЛАВА 6. В которой Данила оказывается в больнице

– Да всё в порядке, – в который раз вяло сказал он. – У меня регенерация знаешь, какая? Голову если срубить и тут же прижечь – тогда, конечно, да. Но ведь нет?

– Голова, конечно, не оторвалась, но если б ты видел, какая там была дыра, – горячась, уговаривала Луня. – Пока скорая карета тебя везла, я думала, ты помрёшь.

– Ну да, – бормотнул Жарков, – были бы мозги – вытекли бы.

– Поэтому лежи, – она нагнулась и как следует укрыла Данилу одеялом, и он замер от приятного прикосновения девичьей груди.

Конечно, через одеяло и пижаму совсем не тот эффект, но всё-таки! Мягкое, упругое и тёплое тело он почувствовал вполне отчётливо…

– Может, останешься со мной? – предложил он. – У меня ведь тут, в Берендейске, и нет никого.

– А родители твои что же? Не приедут?

– Ну, тётка, может, и приедет, если найдет в своем расписании какое-нибудь окно, – вздохнул Данила, – а отец точно нет. Но я могу сказать, что ты моя девушка. Или сестра! И тебе разрешат остаться.

– Никого нет? – захлопала глазами девушка.

Ей явно стало жаль парня. Как тут не воспользоваться моментом? Не во зло, конечно, а так… чуть-чуть!

– В Берендейске у меня никого, – пробормотал он, – но если ты мне теперь друг, Лукерья Потапова... Кстати, всегда было интересно, как можно укоротить имя Лукерья? Ну, чтоб ласково. Меня вот няня в детстве звала Даней…

– А меня Луней, – ответила девушка не задумываясь.

– А я думал, что Лушей…

Зря сказал. Потапова тут же ткнула его кулаком в бок.

– Только не Лушей.

– Эй! Я же пострадавший, нельзя со мной так обращаться, – запротестовал Данила.

– Я просто вижу, что тебе уже лучше, думаю, дай проверю, – ответила Лукерья с лукавой улыбкой. – Ладно, поправляйся, мне надо заскочить в управу, а потом домой. Приду утром!

– Правда придёшь? – обрадовался Данила.

– Ну а куда я денусь? – вздохнула Лукерья. – Должен же кто-то принести тебе медовый пряник и яблоки?

– Рыбки солёной принеси и пива, – оживился Данила. – Сухариков можно.

– Обойдёшься. В больницу всё равно не положено рыбку с пивом таскать, – сказала девушка. – Всё, до встречи, Жарков. Пойду узнаю, как там с поимкой наших гонщиков. Смотри-ка, как много их в последнее время!

– До завтра, – сказал Данила с сожалением.

Конечно, к завтрашнему утру все болячки окончательно заживут. Череп вроде уже начал срастаться. Но Жарков решил, что как-нибудь уговорит здешних докторов продлить пребывание в больнице – во-первых, чтобы ему не торчать на работе, во-вторых, чтобы Луня за ним немного поухаживала.

Однако после ухода городовой в палату почти сразу заглянул Ермолаев. Его верная секретарша Таша осталась за стеклянной дверью – Данила видел только приподнятое плечико и часть высоко взбитой причёски.

– Прохлаждаешься? – спросил управляющий страшным голосом. – Будто я не знаю, что тебе ничего не грозит!

– Ну что вы, господин управляющий, – залепетал Данила. – Доктора велели лежать, всё-таки мне голову проломило вот тут.

И он показал на бинты.

– Я тебе её и вовсе оторву, если завтра не выйдешь на работу, – сказал Ермолаев и пустил из ноздрей два маленьких язычка пламени. – Слышишь? Я обещал своему другу, а твоему отцу, что ты не опозоришь его род. Я обещал сделать из тебя настоящего дракона! И купца!

Данила вздохнул.

– Вы же знаете, Игнат Степанович, я всё равно никогда не буду настоящим драконом. Как и настоящим купцом. Мне это всё не по нутру.

– Вряд ли Горыня с этим когда-нибудь смирится, – ответил Ермолаев уже чуть менее яростно. – Как и я. Завтра чтобы был на работе. И не вздумай от меня удирать!

– Тогда хотя бы завтра оставьте меня, пожалуйста, в покое, – взмолился Данила. – Хотя бы на один день!

На этот раз из ноздрей Игната вырвались уже струйки, а не язычки огня.

– Ты пропустил вчерашний урок и сорвал сегодняшний, Данила Горыныч, – рявкнул он. – И теперь явишься на завтрашний, даже если тебе будет плохо, больно или ещё как-нибудь. Я взялся за тебя не для того, чтобы сопельки подтирать!

На его зычный голос в палату заглянула медицинская сестра.

– Господин Ермолаев, – сказала она строго, – прошу вас покинуть больницу. Приёмные часы окончены, а вы тут пациента волнуете!

– Я не волную пациента, а волнуюсь за его судьбу, – прогремел управляющий, но медсестру всё-таки послушался и из палаты вышел.

Данила долго ещё слышал его мощный раскатистый баритон. И обидные слова в свой адрес тоже слышал. «Мальчишка» было самым невинным. А те части тела, которые начальник грозился оторвать, отбить и откусить, были Жаркову явно не лишними.

***

Наутро он, конечно, ещё не выписался. Врач осмотрел его и сказал непререкаемым тоном:

– Ваша регенерация не такая уж и чудесная, господин Жарков. Вот чувствуете?

И он слегка надавил на какую-то точку на затылке, отчего Данила взвился чуть ли не под потолок. Вот был бы примерным драконом, непременно пустил бы из носа пламя, а изо рта кипяток, настолько ему было больно и неприятно. А так только подпрыгнул.

– Вот видите! У вас тут ещё не всё зажило. Придётся полежать ещё немножко у нас.

– С одной стороны, я и сам бы рад ещё немного полежать, – сказал Данила, полный надежды на новый визит Потаповой. – Но вы же вчера слышали моего управляющего? Он меня в прямом смысле съест, если я не выйду на работу.

– Вчера он, конечно, рвал и метал, но при личной беседе этим утром согласился оставить вас в стационаре под присмотром профессионалов, – скучным тоном и казенными фразами ответил доктор. – Сказал, что любит вас как родного за неимением собственного сына. И что не желает вам плохого.

– Так и сказал? – не поверил Данила.

– К тебе, кстати, девушка, – проигнорировав его вопрос, произнёс доктор загадочно.

Этих волшебных слов оказалось достаточно, чтобы забыть о возможных неприятностях на работе. Девушка! Всё в Даниле так и взмыло к небесам от счастья! Всё-таки Лукерья Потапова была ему безмерно симпатична. А раз она так рано пришла, то и он ей по нраву!

ГЛАВА 7. В которой Луня рассказывает новости

– Что за новости? – спросил Жарков.

Он выглядел таким довольным и счастливым, что Луня умилилась. Вот ведь ждал человек, радуется. Она на самом деле тоже была рада с ним увидеться – за последнее время Жарков был чуть ли не единственным хорошим, что с нею происходило. Не в смысле, что они вместе угодили вчера в несчастный случай или что он был на месте гибели прохожего… А в том смысле, что с Данилой было связано что-то интересное и стоящее. Какие-то перемены почувствовались прямо в воздухе, когда Луня с ним познакомилась!

Так что Лукерья сунула ему в зубы пряник и начала рассказ:

– Нашли мы обоих водителей. Один, который на «Морозке», утверждает, что факт наезда не помнит. Говорит, что как отрезало. Полицмейстер хочет в суде их мага-дознавателя одолжить, чтобы проверить: врёт или был под печатью воли. Ведьмы такое умеют, знаешь?

– Слышал краем уха, – нахмурился Данила. – Драконы умеют подчинять без печатей, а ведьме надо какое-нибудь действо учинить. Так?

– Да, типа того, – с увлечением продолжила Лукерья. – Одним надо накормить человека, другим напоить, третьим…

– Спать уложить, – продолжил Жарков.

Луня хохотнула.

– Да всё, что угодно. Иные целуются вон или колечко дарят, а потом пиши пропало: человек полностью ведьме подчинён. Что-то передать из рук в руки в ведьминской практике – это тоже важное…

– А ты же тоже ведьма или ведунья?

– Я берендейка, – ответила Луня, – иначе – анимаг с одной морфой, медвежьей. Берендеи полностью контролируют свою морфу, в ипостаси медведя разумны, но говорить не могут, как и колдовать. Магии я обучена, но умею не многое, и уж точно не стану никого подчинять. Мне, знаешь, проще лапой огреть или из револьвера бабахнуть.

– В воздух? – с восторгом маленького ребёнка спросил Данила. – Или сразу в человека?

– Сперва в воздух, а потом, если придётся… хотя мне и не приходилось, – призналась Потапова. – Ты не отвлекайся, слушай давай. Сыщика у нас так по-прежнему и нет, полицмейстер наш уже жалобу написал в Широков. Поэтому мы пока сами ищем виноватых – вот, двоих уже нашли. Второй тоже странно себя ведёт. Его быстро взяли – грузовик остановили городовые через пару вёрст из-за помятости и разбитой фары. Так вот этот вообще как будто не в себе чуть-чуть. Песенки поёт и на вопросы не отвечает. Странные дела, в общем.

– То-то я смотрю, у тебя на эти дела глаза горят, – сказал Жарков.

– Ну так интересно же!

– А тебе ничего не будет, – спросил Данила, – за то, что ты мне всё это выкладываешь?

– А что мне должно быть? Ты уже не свидетель, а пострадавший. Кстати, я же принесла ещё бланки, надо заполнить и подписать. Вот, врач уже здесь написал, что с тобой было при поступлении, а ты вот здесь напиши, что следовал с городовой Потаповой к управе…

Данила пробежался глазами по бумагам и поставил в двух местах подпись.

– Ты же тоже пострадавшая, – сказал он.

– Я? У меня никаких повреждений, даже снегокат цел, ну почти, – махнула рукой Луня. – Но вот наезд на городового при исполнении – это преступнику не поздоровится.

– Луня…

– Ась? – встрепенулась девушка, не ожидавшая услышать своё сокращённое имя из уст Жаркова.

– Я как выпишусь – приглашу тебя на свидание, – заявил парень. – И даже не думай спорить или отказываться.

– Я не думаю, – заверила его Лукерья. – Нам с тобой столько ещё обсудить надо! Надеюсь, когда ты выпишешься – у меня уже будет заключение от судебного мага-дознавателя, и мы тогда сможем делать какие-никакие выводы!

Кажется, это было не совсем то, чего ожидал от неё Жарков. Но Луню уже было не остановить.

– А ты думал? Не всё ж мне снегурок отлавливать, чтоб людей не морозили, да штрафы за превышение скорости выписывать? – горячо спросила она.

– Не всё ж, – легко согласился Данила. – Но только ты, главное, приходи.

На том и порешили. А пока Луня отправилась в полицейскую управу. И уже почти дошла, как вспомнила, что хотела всё-таки дать Жаркову свой номер – да позабыла.

***

В участке ждал неприятный сюрприз. Свободных снегокатов не было, а Лунин ещё не отремонтировали после вчерашнего столкновения с грузовыми санками. От огорчения девушка едва не всплакнула. Даже глаза сделались влажными и горячими! Но только Луня плаксой не была, и отправилась на пост пешком – только сурово высказала дежурному, что бегать за санными нарушителями не будет.

Свой участок города она знала хорошо, люди с нею были знакомы, погода стояла неплохая – тихая, безветренная и довольно тёплая для зимы. Кое-кто из ребятишек уже шёл из школы, видимо, отпустили пораньше, и по пути швырялись снежками. Луня втайне завидовала: она тоже любила кидать снежки, устраивать бои в снежных крепостях, лепить снежных баб. Главное потом, конечно, тех снежных баб как следует развалить, чтобы ночью Морозко их не оживил. Иногда бабы получались препротивнейшие и ужасно пакостили людям…

Эх, детство-детство! Когда ещё выдастся возможность поиграть со снегом? Но Луня тешила себя мыслью, что в выходные можно покататься на коньках.

– Гуляете, ваше благородие? – спросил вдруг совсем рядом насмешливый низкий голос.

– Работаю. А вы? – спросила в ответ Луня, моментально узнав его обладателя.

Даже ещё не увидела, а узнала – по голосу. И по запаху. Приятный такой одеколон… и немного горьковатого дыма.

– А я гуляю, – самодовольно ответил дракон Ермолаев. – А вы были у моего подчинённого в больнице.

– Ну и что? – удивилась Луня. – Разве нельзя?

Он подошёл слева, со стороны проезжей части, и взял девушку под руку. Она вырвалась:

– Не положено.

– Я взял на себя смелость изучить ваш профиль в «Трынтраве», – сказал дракон Ермолаев. – Вы мне подходите.

– А вы мне нет, – резко ответила Луня. – Вам же уже сто лет, а мне только двадцать!

– Во-первых, вам девятнадцать, ваше благородие, – зашёлся мягким, приятным смехом Игнат Степанович, – а вы, я вижу, тоже навели обо мне справки. Сто лет для дракона – это, можно сказать, юность. Ну, а мой подопечный Данила в таком случае, – Ермолаев сделал глубокую паузу, – всего лишь мальчишка. Практически младенец. Что он может понимать в девушках, да ещё таких, как вы? Сопляк!

ГЛАВА 8. В которой Данила собирается на свидание

На следующий день Жаркова выписали из больницы. Ермолаев больше не ругался, потому что ему позвонил врач – как-то вот убедил насчёт необходимости лечения и покоя. И выписку Даниле дали с правом явиться на работу только завтра. Так что после обеда он вышел из больницы и чуть ли не вприпрыжку отправился домой.

Здесь всё было по-прежнему, то есть скучно и неприглядно. Любая съёмная квартира, даже неплохо обставленная, несёт в себе какие-то признаки неуюта. Даже в гостиничном номере и то лучше! Но Игнат Степанович, едва Данила прибыл, заявил, что гостиницы в Берендейске – это полнейшее дно, прошлый век (или даже позапрошлый). И посоветовал эту вот ответственную квартирохозяйку, у которой всё и всегда было в полном порядке. Она была домовиха, носила белые валенки высотой до колен и меховую жилетку поверх цветастого платья… А ростом едва достигала Даниле до пояса. Этот недостаток домовиха с лихвой компенсировала характером. Её, бесцеремонную и довольно злую, квартиросъёмщики изрядно побаивались.

В общем, уютное или не очень, а жилище у Данилы было. И он, едва в него вернувшись, кинулся наводить в нём порядок. Не в надежде на продолжение свидания, а из-за хозяйки. Заглянуть она могла в любой момент!

Хотя положа руку на сердце, какой парень не мечтает, что девушка после свидания согласится пойти с ним… выпить чашечку чаю?

Данила собрал валяющиеся на стуле и кресле вещи, причём разделил на две кучки: чистую и грязную. Сунул грязное в бельевую корзинку в ванной, а чистое в ящик комода. Помыл оставленную после вчерашнего завтрака посуду, сунул в холодильник остатки принесённой Ташей в больницу еды. Это не особо наполнило стеклянные полки – так что пришлось спуститься в лавочку, находившуюся в этом же доме. Там Жарков нагрузился в основном мясными полуфабрикатами и макаронами, потому что это было быстро и просто готовить. Кофе, чай и молоко тоже захватил, а заодно уж апельсинового и яблочного сока. Мимо полок с различными вкусными закусками Данила пробежал не глядя – а как на них смотреть, если они так и умоляют захватить парочку упаковок хрустящей картошечки или острых сухариков?

Нагруженный покупками, парень вернулся домой и ещё раз окинул своё обиталище придирчивым взглядом. Если он приведёт сюда девушку, что её может смутить? Разбросанного мусора нет, пыли вроде бы тоже…

Данила взял калинку, от волнения даже позабыв, где искать добытый у секретарши Ермолаева номер. Однако справился и с этим, нашёл.

– Городовой Потапова слушает, – металлическим голосом отчеканила Луня.

– Потапова, это свидетель Жарков, – выдохнул потный от волнения Данила.

– Откуда у свидетеля Жаркова мой номер? – спросила Потапова строго.

– Ответ на вопрос дам при личной встрече. Городовой Потапова ведь обещала пойти со свидетелем Жарковым на свидание?

– Ох, – вздохнула девушка. – Если только… В восемь?

Между «ох» и в особенности «если» Данила успел отчаяться так, что едва не выронил калинку, но воспрял после того, как Луня назначила время.

– В восемь? Прекрасно, – чуть ли не выкрикнул он.

– Где? – спросила она деловито.

– Может быть, блинная в Торговых рядах подойдёт? Сегодня медовый день, – выдвинул предложение Жарков.

– Слушай, я… Как бы тебе признаться? Я берендейка, но это не значит, что я люблю мёд. Да и вообще сладкое не очень.

– Тогда…

– Может, рыбный ресторан? – спросила Лукерья.

Данила не жаловал рыбу, мог съесть кусочек-другой при условии, что там нет костей, но разве стоило испытывать судьбу? Он отлично помнил, как замерло сердце после «оха», и потому согласился немедленно. Рыбный так рыбный, лишь бы девушке нравилось!

***

Ближе к вечеру Данила собрался на свидание так, как не собирался даже на выпускной вечер в своём институте, а там они с товарищами уж нарядились изрядно. Было это всего-навсего прошедшей весною, так что костюм Жарков достал из шкафа именно тот же, но вот вместо белой рубашки выбрал огненную. У любого уважающего себя стихийного дракона есть хотя бы немного одежды цвета его стихии. И хотя Данила, дожив до двадцати лет, всё ещё не пробудился, к негодованию и горю своего уважаемого предка, он неизменно выбирал красные и оранжевые вещи. Традиция!

К рыжей рубашке и чёрному костюму он подобрал галстук цвета голубиной крови в золотую полоску. Это было… броско и почти в стиле Игната Степаныча, и Данила решил, что будет немного ему подражать. Как ни крути, а харизмы Ермолаеву было не занимать! Поэтому парень пригладил рыжие вихры на висках, чуть опустил голову и бросил в зеркало взгляд, который мог бы считаться, допустим, страстным.

В полутёмной прихожей маленькой квартирки ему показалось, что отражение подмигнуло, да ещё огненным глазом, а не серым, родного-привычного цвета. Данила дёрнулся, вгляделся в отражение, но увидел самое обычное лицо и самые обычные глаза. Почудилось? Скорее всего. Если тебе всё время толкуют, что ты должен быть порядочным драконом, то волей-неволей начнёшь ждать пресловутого пробуждения, не так ли?

Но с этим была одна проблемка, и Данила никак не мог решить её самостоятельно, что бы там ни внушал ему Игнат Степаныч.

Собравшись, он выскочил из дома и очень удачно успел на автобус, который только-только собирался отчалить от остановки. Вот всё-таки надо будет попросить у Ермолаева какую-нибудь машину в прокат – «морозко» лучше не надо, и пафосные ретро-сани, как у Степаныча, тоже, а вот обычную колёсную тратайку, крытую и тёплую – в самый раз, чтобы девушек в удобстве катать. Такие можно ставить и на полозья, но в городе вполне нормально разъезжать на колёсных, чего уж там. Конечно, Луня вон привыкла гонять на снегокате, а летом на самокате – для городовых такой транспорт маневренней. Но вряд ли она откажется проехаться на новенькой тратайке с красивым кожаным верхом и защитным стеклом…

Когда мысли Данилы перескочили на Лукерью Потапову, он принялся улыбаться, глядя в окно – потому что за последнее время уже свыкся, что она теперь там, в его голове, постоянно. И чем дольше, тем, видимо, лучше. Рано или поздно должен же кто-то был прописаться на этом рыжем чердаке?