Ваша пахлава достойна похвалы

Теория большого ремонта

Петрович был человеком бывалым. За двадцать лет в строительно-ремонтном бизнесе он видел всё: кривые стены в элитных новостройках, обои, поклеенные прямо на бетон, и заказчиков, которые требовали, чтобы цвет стен совпадал с оттенком глаз их любимого персидского кота. Он думал, что его уже ничем не удивить.

Как же он ошибался.

Его бригада, состоящая из него самого, молчаливого гиганта Феди и молодого, но уже циничного Васи, получила новый объект: косметический ремонт подъездов в доме 29/61, под эгидой некоего ТСЖ-5.

– Обычная панелька, – сказал Петрович, выгружая ведра с краской. – Делов на неделю. Главное – с жильцами не спорить.

Это было его первое заблуждение.

Утро началось странно. Едва они разложили свои инструменты, как из квартиры на втором этаже донеслись звуки, которые Вася сначала принял за скрежет несмазанной бетономешалки.

– Это клавесин, – авторитетно заявил Петрович, который в юности ходил в музыкальную школу.

– Чего? – не понял Вася.

– Говорю, не обращай внимания. Культурные люди живут.

Из квартиры этажом выше в подъезд просочился тонкий, но навязчивый запах ванили, смешанный с чем-то неуловимо химическим, напоминающим зубной кабинет. Федя нервно поёжился.

Первый контакт с местным населением состоялся через час. Дверь одной из квартир открылась, и на пороге появилась миловидная женщина в цветастом халате.

– Ой, ремонтик! – с восторгом сказала она. – Мальчики, а вам стремянка не нужна? А то у меня муж – плотник, у него всё есть. И стамески, и фуганки, и даже… этот… как его… рейсмус!

Петрович вежливо отказался, но женщина, представившаяся Раисой Семеновной, ещё минут пять рассказывала им про достоинства рейсмуса, пока из её квартиры не донёсся мужской голос: «Рая, не видела, где мой рубанок?»

День набирал обороты. Мимо них, словно торнадо в деловом костюме, пронеслась женщина с такой энергией, что у Васи чуть не высох валик.

– Шпаклюем ровно! Красим в два слоя! Смету мне на стол к вечеру! – бросила она на ходу, не останавливаясь.

– Это Ираида Луисальбертовна, – прошептал высунувшийся из-за двери мужчина. – Глава наша. Бойтесь её.

Не успели они прийти в себя, как в подъезде появился участковый. Он не спеша подошёл к ним, строго осмотрел вёдра и спросил:

– Разрешение на проведение шумных работ имеется?

В этот момент сверху снова спускалась Ираида. Она и участковый столкнулись взглядами. В воздухе повисло такое напряжение, что у Феди в руках заглохла дрель, а у Васи задергался кадык. Они молча смотрели друг на друга секунд десять, и в этом молчании было всё: и невысказанные упрёки, и застарелая обида, и что-то ещё, отчего Петровичу вдруг стало неуютно, будто он подглядывает.

На обеденный перерыв они расположились прямо на лестничной клетке. И тут случилось чудо. Дверь ближайшей квартиры отворилась, и из неё вышла старушка с лицом прокурора, и пронзительными, как шило, глазами. Она без лишних слов поставила перед ними дымящуюся кастрюлю и тарелку с горой пирожков.

– Ешьте, работнички, – сказала она голосом, не терпящим возражений. – А то от вашей краски вся душа выветрится. В борще – сила. И в пирожках!

Мужики, привыкшие к сухомятке, сначала опешили, а потом, подгоняемые божественным ароматом, набросились на еду. Борщ был таким, что хотелось плакать и просить политического убежища прямо в этой кастрюле.

После обеда работа не пошла. Вернее, пошла, но не в том направлении. Из квартиры напротив вышла дама в элегантном платье и с видом профессора как минимум МГУ. Она остановилась, критически осмотрела свежевыкрашенную стену и произнесла:

– Простите моё вмешательство, но могу ли я поинтересоваться, почему вы выбрали для стен оттенок «унылый беж»?

– Так в смете написано, – пробурчал Вася.

– Молодой человек, – ледяным тоном ответила дама. – Во-первых, я более, чем уверена, что там написано «экрю». А во-вторых, этот цвет, согласно последним исследованиям в области психологии интерьера, подавляет творческое начало у личностей с гуманитарным складом ума. Он вызывает апатию и снижает либидо. В 1876 году впервые были описан и задокументирован случай, когда под влиянием этого цвета были совершен ряд особо опасных преступлений. Для стен нашего дома я бы рекомендовала «цвет утреннего тумана над Сеной». Он стимулирует воображение, поднимает настроение, улучшает аппетит и настраивает на романтический лад.

Вася попытался возразить, что им за воображение, туманы с сеном и вот это все не доплачивают, но после пятиминутной лекции о влиянии импрессионистов на колористику жилых помещений, он сдался, молча взял ведро и пошёл смешивать остатки белой и синей краски.

К вечеру бригада была измотана не столько работой, сколько впечатлениями. Они собирали инструменты, когда в подъезде появился еще один персонаж – крепкий мужчина в рабочей робе. Он молча, с видом эксперта, осмотрел их работу и хмыкнул.

– Стены – это, конечно, хорошо, – сказал он, крутя в руках красивое сантехническое колено. – Но, если завтра трубу прорвёт, никакая ваша «сена» не поможет. Фундамент надо смотреть. Фундамент!

И с этими словами он скрылся в одной из квартир, оставив после себя лёгкий запах канализации и вселенской правоты.

…Бригада сидела в своей старенькой «Газели» перед отъездом. Молчали. Петрович нервно вдыхал воздух.

– Ну что, мужики, – наконец выдавил он. – Завтра сюда же.

– Петрович, а может, ну его? – подал голос измученный Вася. – Дом какой-то… ненормальный. У меня голова кругом. Клавесины, запахи, борщи, либидо…

– Ненормальный, – согласился Петрович, глубоко затягиваясь. – Но борщ, зараза, вкусный. И пирожки.

– Это – да! – хором протянули его работники.

Он посмотрел на окна дома, в которых один за другим загорались огни. В одном мелькнула тень женщины, размахивающей скалкой, в другом – двое, мужчина и женщина, яростно жестикулировали, видимо, споря о чём-то очень важном. Из третьего снова донеслись звуки клавесина.

Ветер, ветер, ты могуч

В доме 29/61, который обслуживает ТСЖ-5 и где проживает Раиса Семеновна Огородова, гуляет ветер. И вовсе не потому, что строительная компания понаделала щелей меж панелей и даже не потому, что коммунальщики потеряли последние остатки совести, игнорируя косяки строителей. Все гораздо проще, менее трагично, и в крайней степени не имеющее отношение к возведению и эксплуатации зданий жилого фонда. Ибо ветер с большой буквы.

Знакомьтесь, Ветер Виктор Палыч. Для друзей – Витек, для подруг – «Боже, какой мужчина!»

И вот он как раз гуляет так, что весь многоквартирный дом ходит ходуном.

Все началось с того, что моя дальняя и местами недалекая родственница бухгалтер по образованию и наивная чукотская девочка по гороскопу Раиса Огородова, тоскуя по теплому душевному разговору… хоть с кем-нибудь, зарегистрировалась на сайте знакомств. Познакомилась с импозантным кавалером, чьим гусарским усам и повадкам позавидовал бы даже поручик Ржевский. А может не только позавидовал, но и скончался от расстройства и несправедливости земного бытия, разумеется, предварительно покурив в сторонке. А продолжилось сразу после того, как она отказалась от идеи вести с ним всяческие беседы.

Не то, чтобы наша героиня была из той когорты гражданок, кто не несет ответственности за тех, кого приручили (считай: с кем познакомились), но причина крылась в пугающе низкой общей культуре этого самого кавалера. Стоит ли мне утруждать себя пояснением, что Ветер и был тем самым усатым конкурентом и кошмарным сном поручика Ржевского?

С одной стороны, конечно, и не удивительно: кто станет искать учтивых манер и куртуазных измышлений от посланца с сайтов знакомств, где каждая вкладка сопровождается параллельным всплытием окон с призывами недвусмысленного содержания. А с другой, ну, чисто по-бабски жаль родственницу.

Казалось бы, ну, отправь его восвояси, удали страницу на злосчастном сайте, разочаруйся в чем-нибудь незначительном, для профилактики соверши паломничество в салон красоты для душеотведения или в Тибет для душеочищения… И с новой силой загорелой, наманикюренной и просветленной в бой на покорение вершин бухгалтерских отчетов и прочих дебетов с крéдитами.

Но нет, тонкая душевная организация со всеми своими чувствительными учреждениями в виде сердечных терзаний и чуждых анатомии нормального человека кусаниями локтей и заламываниями рук вдруг углядела в этом усаче знак и даже предназначение.

«Вот для чего я призвана в этом мир! Вот причина моего рождения! Я должна его спасти и хотя бы капельку облагородить! Хоть самую малость!»

Вот с какими восклицаниями думала Раиса. И ей так понравились ее мысли, что она подумала еще раз, но с гораздо большим количеством восклицательных знаков. А от дум она сразу перешла к словам:

– Ему не хватает мотивации, – ошибочно полагала Огородова. – И веры в себя, – наша дама окончательно заблудилась. – Я познакомлю его с Петровичем. И глядя на то, как тянется к солнцу практически опустившийся человек, он и сам захочет стать лучшей копией себя. – Именно такими заезженными высокопарными маркетинговыми словами выстраивала у себя в голове план по спасения Раиса Семеновна.

И как бы мы не удивлялись, но тот самый Петрович по достоинству оценил и юношескую непосредственность Витька, и вполне себе взрослую способность очень хорошо выпить. Маргинал всея подъезда в своем новом друге не то, чтобы души не чаял, но в крайней степени зауважал недостатки своего потенциального собутыльника, как бы двусмысленно это ни звучало. Каждый день сразу после смены на любимом заводе слесарь бежал к обиталищу Раисы, хватал в охапку Ветра дабы провести пару волшебных часов с таким понимающим другом. Да, я знаю, что и это предложение звучит весьма двусмысленно.

И к моменту, когда наша героиня возвращалась домой, уставшая после нескончаемого потока бухгалтерских дел, Петрович с Витьком умудрялись упиться хоть и не до белой горячки, но пару раз они были на грани, чтобы воочию узреть зеленых чертей и розовых пони верхом на доброй фее. И не наоборот. Затем наш слесарь по обыкновению уходил, уползал, уносился домой, а Ветер по причине того, что он все-таки пока еще кавалер Раисы, оставался на своем месте и устраивал грандиозные по своему размаху и чудовищные по своему качеству концерты для достопочтенной публики в лице моей дальней родственницы.

То ли от врожденного чувства прекрасного, а то ли от банальнейшего здравого смысла Раиса напрочь отказывалась не то, чтобы ценить и трепетать от Ветровского перформанса, но даже просто выносить его на дух. А дух стоял такой, что «мама не горюй».

Несмотря на сильный характер и более чем железную волю, Раиса Семеновна плавно и вместе с тем рывками подошла к состоянию, когда она уже не в силах была больше выносить пьяные песнопения, песнеорания, душеизливания, душеизъявления и прочие номера из концертной программы своего усатого кабальеро. И начала действовать.

И по негласному постулату любой барышни этой планеты – даже с самой несгибаемой волей – главный козырь в прогибании любого мужчины – это любовь, ласка и прочие женские штучки, примочки и прелести.

Обложившись рецептами из модных журналов, вооружившись советами опытных подруг и одного искушенного друга, хлопнув для храбрости чего-то сладкого и меж тем забористого, простая бухгалтерша Раечка превратилась в тигрицу Раису.

Всеми своими достоинствами наперевес наша Клеопатра ждала появления объекта своего перевоспитания. Она источала такие мощные эротические флюиды, что соседи вдруг почувствовали сначала страсть к жизни, а потом просто страсть. А одна особо чувствительная соседка уже через пятнадцать минут вдруг оказалась беременной.

Дверной звонок возвестил, что вот-вот наступит момент истины, что еще секунду – и усатый пьянчуга снова станет человеком, что еще мгновение – и случится чудо.

Раиса дерзкой кошечкой подбежала к источнику звука. Одной рукой она распахнула дверь, а другой – полы своего халата.

Эрудит, фейспалм и выдра

Будучи дамой не юной, но весьма изощренной на выдумки, моя соседка Генриетта Иосифовна Штангенциркуль в погоне за человеческой особью мужеского полу выкладывается на все сто. В том числе не брезгует и теоретическими материалами, которые хоть к ее охоте и имеют весьма опосредованное отношение, но наша героиня – женщина мудрая, и знает как применить на деле столь нестандартные знания.

Однажды углядев в жертву отца-одиночку из дома напротив, она дала себе слово, что сделает все возможное ради воссоединения двух одиноких сердец. Поскольку мужчина оказался не просто мужчиной, а целым главой районного общества любителей игры "Эрудит" Лавриковым Эрнестом Андреевичем, Генриетта Иосифовна проштудировала словарь Ожегова (трижды), Даля (от силы полтора раза), иностранных слов под редакцией Егоровой, а также подшивки журналов "Юный техник", "Современная драматургия", "Экспериментальная и клиническая гастроэнтерология", ко всему прочему, пробежалась глазами по Бхагават-Гите, двум финансовым справочникам, трем газетам "Нью-Йорк таймс" за март 1999 года и инструкции по эксплуатации ручного фрезера. После подобных подготовительных процедур и мероприятий, госпожа Штангенциркуль как бы случайно подстерегла Эрнеста Андреевича в книжном магазине и решительно пригласила его в гости:

– Обещаю к чаю подать нераспечатанную коробочку с «Эрудитом», мясные закуски и.… что-нибудь еще, – Генриетта Иосифовна слегка прикрыла глаза и медленно выдохнула, полагая, что по этим незатейливым движениям Лавриков прекрасно поймет, что имеет в виду Штангенциркуль под «что-нибудь еще». Но по всей видимости, он ничего не понял, потому что принял приглашение от имени себя и своего десятилетнего сына, который в свою очередь является папиной гордостью и чемпионом по «Эрудиту» среди десятилетних сыновей членов клуба.

Томный вечер, пахнущий домашним очагом, корицей и сдобными булочками, весельем и непринужденной беседой за чашечкой чего-нибудь вкусного или рюмочкой чего-нибудь горячительного... Таким был вечер для кого угодно, но не для Генриетты. Шел шестой час игры в слова. Хозяйка дома мысленно создавала оружие массового поражения и уничтожала планету. «Только так можно избавиться от этой проклятой игры», – думала Генриетта Иосифовна и в такт думам заламывала руки, сетуя на то, что Эрнест Андреевич, несмотря на весь свой багаж из знаний, оказался человеком весьма недогадливым.

Каким-то непостижимым способом начался очередной тур «Эрудита».

– Разбирайте буквы. Генриетта Иосифовна, вы, видимо, не расслышали, я сказал «разбирайте», а вы начали выбирать.

Она все прекрасно расслышала. Просто ей хотелось выбрать такие буквы, чтобы можно было составить фразу «Хватит уже издеваться надо мной».

Тем временем Эрнест взял причитающиеся ему фишки, поразглядывал их несколько минут и запричитал:

– И как я, по-вашему, должен использовать букву «Ы»?

Удовлетворенная реакцией гостя, но более того – его выражением лица, а еще точнее – страданием на этом лице, Штангенциркуль скромненько пожала плечами и посмотрела на свои фишки. «Мне бы два «Ф», «У» и «Ж» куда-нибудь приткнуть», – подумала она и улыбнулась такой улыбкой, словно у нее там какое-то многообещающее слово подбиралось. От этой улыбки десятилетний сын Эрнеста покраснел, а сам он просто язык проглотил:

– Генриетта Иосифовна, как вам удается так нежно приготовить говяжий язык? – причмокнув, спросил главный эрудит районного общества и потянулся за очередной порцией мясной нарезки.

– Просто варю, – Генриетта с прискорбием отметила, что закуски в компании некоторых мужчин имеют свойство очень быстро исчезать где-то в черной дыре, заменяющей им желудок. – Может вам хлеба принести?

– Не надо, – запротестовал Эрнест Андреевич, – я на диете.

На это заявление Генриетта, не смотря на свой весьма богатый лексикон после прочтения всех словарей, не нашла, что ответить. А сын отца забыл слово, которое собирался выложить на игровую доску.

– Кто первым ходит? – спросил мужчина, с грустью отправляя предпоследний кусок мяса в последний путь.

– Пусть малыш начинает! – предложила дама и погладила ребенка по волосам.

Мальчик напрягся, слегка порозовел, а ухо его почему-то посинело, в очередной раз вперился в свои фишки и выдал на-гора:

– Криль! – затем аккуратно выложил неведомое слово на доске и подсчитал очки.

– Нет такого слова! – хором сказали взрослые.

– Есть! – обиделся мальчик, – наша учительница нам рассказывала о нем. Это такие планктонные рачки.

– Везде эти учителя лезут со своими словами, – почему-то возмутилась госпожа Штангенциркуль.

– Нет! Это, наверное, интернет во всем виноват! – засипел Эрнест, подавившись последним куском коровьего языка.

– Малыш, неси нож для колки льда, сделаем твоему папе трахеотомию, – сладко протянула Генриетта и коснулась горла Эрнеста, – вот тут дырочку пробурим.

От этих слов мужчина быстро проглотил злосчастный кусок:

– Я все! Давайте, Генриетта Иосифовна, делайте ваш ход.

Она посмотрела на свои фишки, мысленно послала им трехэтажные проклятья, но поскольку магией наша героиня не обладала, фишки остались глухи к сим заклинаниям и немы. Затем она посмотрела на них под другим углом и просияла:

– Фуфлыжник! – победоносно провозгласила женщина.

– Нет такого слова! – в очередной раз повторилась данная фраза. Однако теперь Эрнест ее произнес в компании своего отпрыска.

– Как это нет? – совершенно спокойно возмутилась Генриетта. – Человек в фуфайке на лыжах есть, а слова нет? Так по-вашему?

Весомость сему аргументу придавал уверенный голос хозяйки дома и скалка, внезапно появившаяся у нее в одной руке, и утка с яблоками – в другой.

– Ыгыгм, – произнес Эрнест, кивая, но не раскрывая рта, поскольку от вида сочной утки во рту у него образовалось целое море слюны.

– Папа, – мальчик потянул Эрнеста за руку, – теперь твое слово.

– Ыгым, – скорбно по диагонали замотал головой глава районного общества "Эрудит".

Ваша пахлава достойна похвалы

Помните инженера Шурика из кино про то, как Иван Васильевич менял профессию? Нет-нет, рассказ будет не про него, я и так хожу по краю, пытаясь не нарушить авторское право. Просто таким незамысловатым способом хочу вам создать определенное настроение. Ну, там ассоциации всякие, образы… Уже возникли? Зафиксируйтесь в этом состоянии, пожалуйста!

Меж тем, в одном из домов, обслуживаемых ТСЖ-5, жил и временами трудился в импровизированной лаборатории на крошечной кухне химик-изобретатель Станислав Копейкин. При чем просто химиком он был согласно записи в трудовой книжке, смиренно пылившейся в закромах у кадровички местного НИИ стоматологии, а вот химиком-изобретателем – по призванию, по зову сердца, по велению души.

Работу на дом он не таскал, а вот реактивы и прочие реагенты – с большой охотой и в огромном количестве. И находили они в его кухонной лаборатории применения, далекие от экспериментов над зубными пастами, стандартные для его деятельности на стоматологическом поприще.

Усугублялось это еще и тем, что человеком он уродился честолюбивым, падким на похвалу и охочим до славы. Желательно, всемирной. И на века. И чтоб кино про него снимали, в песнях воспевали да на цитаты растаскивали. В общем, чтобы как у Шурика, только взаправду, и чтобы жена не ушла… ну, или для начала хотя бы у него появилась.

И именно по причине своей холостяцкой доли, живота не щадя, Шурик… то есть Станислав смешивал во всех мыслимых и немыслимых пропорциях ингредиенты своей будущей – тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить – зубной пасты с рабочим названием «Очаровашка-3000». Вы, наверное, удивитесь, а некоторые из вас даже не постесняются спросить с чего бы вдруг зубная паста, а не, например, портативный адронный коллайдер? Ну, во-первых, Копейкин – химик из НИИ стоматологии, и на пастах он не только собаку съел, а целый зоопарк с крокодилами, бегемотами и – а-а-а – и зелеными попугаями. Во-вторых, любой почистивший зубы «Очаровашкой-3000», вмиг станет в сотню раз привлекательней для окружающих, а это большое подспорье в обретении жены. А портативный адронный коллайдер только ботаников всех мастей привлечет. А этого добра у него и на работе вагон и вагонетка.

Надеюсь, я вас убедила? А хотя вижу, кто-то порывается задать вопрос, что значит «3000». А ничего не значит, просто любая уважающая себя революционная разработка должна иметь цифру. Желательно трехзначную. А еще лучше – четырехзначную. Хотя, с другой стороны, это могла быть и трехтысячная попытка создать хоть как-то работающий образец. А пока максимум чего достиг Станислав – очень свежее дыхание. Что уже немало.

В начале своих испытаний он делал ставку на медово-ванильную базу, как на что-то создающее ощущение мягкости и уюта. Потом вдруг переходил к цитрусам и ментолу, чтобы добавить свежести и сумасшедшего драйва. А в следующие ночи он проводил опыты уже с кардамоном, корицей и мускатным орехом: «Мне нужна таинственность, чувственность, интрига», – шепотом приговаривал он, согнувшись над колбой.

Спустя многие бессонные ночи и тонны израсходованных реактивов, он, наконец, открыл вещества, которые станут основой его «магической» зубной пасты.

Дамы и господа, прошу приветствовать:

Наномагнетит обаяния, чей уникальный состав, наделяет улыбку гипнотической притягательностью за счет работы полирующих веществ и оптической магии.
Феромонный эликсир с бета-иононами, которые при испарении оставляют след таинственности, делают носителя гораздо привлекательнее. А эфирные масла сандала и жасмина воздействуют прямиком на лимбическую систему, повышая уверенность и вызывая небольшое возбуждение.

Альфа-энзимы харизмы активируют мускулатуру лица, придавая улыбке идеальные пропорции. А что под капотом? Тут все просто: женьшень из бабушкиной аптечки и кофеин из банки с кофе – первый улучшает кровообращение и делает кожу лица более сияющей и подтянутой. А второй повышает тонус мышц, включая лицевые, за счет улучшения циркуляции крови.

Плюс витамин B3 – абракадабра – и вот уже целый жених получается.

Я бы до кучи добавила щепотку перца чили, чтобы губы чуть припухли. И ментола, чтобы перебить вкус всего вышеперечисленного. Но кто ж меня спрашивает.

И вот наступает момент и Станислав готовится испытать на себе свою чудо пасту. С осторожностью сапера, держа на вытянутых руках блюдце с готовой смесью, он направляется в ванную. Как вы понимаете, я бы не стала рассказывать эту историю, если бы все у него пошло по плану. Не пошло. Копейкин споткнулся. О табурет или о ножку стола, или о кошку, или еще обо что-то – это не важно. Важно то, что опытный образец под трехэтажные вопли создателя улетает прямо в полку с приправами. Там смесь обретает новый ингредиент – хмели-сунели. Не знаю, какие боги там посмеялись и защелкали пальцами, но смесь закипела, забулькала, забурлила… и целенаправленно испарилась прямо в вытяжку над мойкой.

И вот таким замысловатым научным способом история обрела новых персонажей. Бабуля Плющ, имени-отчества которой никто не знает, а те, кто знает, те не помнят, жила с внучкой Ритой и любовью к гастрономическим изысканиям.

Первым, что накрыло той самой химико-магической нано-хмели-сунельной летучей смесью, как вы догадываетесь, оказалась квартира бабули Плющ.

Первой, кого накрыло, вполне закономерно, оказалась сама бабуля.

Той ночью ей не спалось. И совсем не потому, что она выспалась днем. И не потому, что перепила кофе. И даже не потому, что ее мучала совесть из-за того, что отругала доктора Виктора Власова за поставленный диагноз. Он посмел предположить, что ее бессонница уходит своими корнями в ее возраст. Мол, это нормально, что старики мало спят. Естественно, бабушка Плющ взбеленилась от такой неслыханной дерзости:

«Кто тут старуха? Где ты тут бабку увидал?»

И прочие вопрошающие и посылающие предложения лились… нет, выливались из уст нашей милой бабушки.

А Плющ действительно не спала в силу возраста. И мне, как автору, легко писать правду, ведь потом не придется отвечать перед ней.

Почти детективная история

Генриетта Иосифовна Штангенциркуль когда-то увлекалась детективами. И совсем не обязательно, чтобы это были именно книги или кино. Однажды она почти трое суток (разумеется, с перерывами) простояла на крыльце здания районного УВД. С надеждой в глазах она взирала в открывавшуюся дверь: а вдруг там появится мужчина ее мечты, хотя бы отдаленно напоминающий комиссара Мегрэ.

Все в тех же мечтах она готова была идти со своим избранником не только на край света, но и на место самого кровавого преступления. Но в те дни дверной проем являл исключительно молодых мускулистых оперов, тощих бесплатных адвокатов, хмурых судебных экспертов и ни одного следователя.

– Вот как сговорились! – в отчаянии заламывала руки Генриетта, глядя как очередному криминальному элементу руки заламывают опера.

В какой-то момент от досады и на зло каждому невстреченному ею следователю она хотела угнать яхту (например), переплыть на ней через океан (как вариант), угодить в руки бандитов (если повезет, то в руки благородных бандитов) и терпеть какие-нибудь не самые адские муки лишь бы не выдать какую-нибудь страшную тайну. И все это только затем, чтобы впоследствии упасть в объятия желательно средиземноморского красавца, предпочтительно с черным поясом по карате, и совсем замечательно, если при этом у него будет улыбка Антонио Бандераса, склонность к искусству да Винчи и способность варить котелком как у Шерлока:

– Вот будете знать! – Штангенциркуль показывала кулак в сторону воображаемых седовласых комиссаров Мэгре, в то время как мускулистые опера показывали свои кулаки всяческим бандюкам.

Но и этому плану не суждено было сбыться. И не потому, что в радиусе нескольких сот километров не было ни одного мало-мальски подходящего судна: не на педальном же катамаране переплывать океан! И даже не по причине того, что Штангенциркуль не знала даже самой завалящей бандитской тайны, ради которой требуется терпеть муки мученические. Все оказалось просто: мечтам не суждено было сбыться только из-за того, что сантехник Серов Трифон Тимофеевич обещал зайти менять трубы именно в тот день, когда Генриетта Иосифовна практически вплотную подошла к реализации своего хитроумного плана по завоеванию мужчины своих грез.

Трифон Тимофеевич подошел к ней в магазине дорогой сантехники. Генриетта стояла в отделе труб из драгоценной породы пластика, в узких околонаучных трудах, именуемых полипропиленовыми. В руках она крутила красивое самое что ни на есть сантехническое колено. Трифон сам до конца не осознавая, какого черта он творит, приблизился к Генриетте практически вплотную и прошептал в самое ее ухо, словно намереваясь напугать:

– Я могу дать тебе хорошую скидку при монтаже.

«Это знак! Если я сейчас же не устрою что-нибудь экстраординарное, я никогда не познакомлюсь ни с детективом, ни даже с самым обычным патрульным, и жизнь моя навсегда останется пустой, серой и безрадостной!» – вот такой длинной тирадой да с восклицанием подумала Генриетта Иосифовна и включила сирену: сначала свою собственную, затем привела в действие пожарную, ударив по красной кнопке, которую даже защитный стеклянный корпус не спас. Она еще хотела выдернуть шнур и выдавить стекло, но к счастью для магазина и психического здоровья окружающих, ни одного автобуса в отделе крайне драгоценных полипропиленовых труб не оказалось.

Естественно, началась неразбериха: люди бегали, некоторые даже прыгали, размахивали сумками и кричали некрасивые слова в сторону «полоумной идиотки». Генриетта не успела толком насладиться светопреставлением, как чьи-то сильные руки грубо схватили ее за талию и закинули на плечо, из которого росла одна из тех сильных грубых рук. Затем ноги, из того же комплекта «Конечности», что и руки, бросились прочь из магазина.

«Мой герой!» – с не меньшим восклицанием подумала наша героиня, болтаясь тряпичной куклой на чужом плече. И за секунду до того, как в голове Штангенциркуль успел полностью сформироваться образ ее избавителя, она была не очень мягко выронена из рук на пол, который единственно чем мог похвастаться, так это тем, что был сделан из высокой марки бетона. Строительство дома еще не было завершено, но уже по тому, что имелось, складывалось впечатление, что квартиры тут будут бешено дорогими.

– Вы это специально сейчас сделали? Неужели нельзя было нормально поставить меня на ноги? – Генриетта не хотела думать, что ее герой недостаточно силен, чтобы вечно носить ее на руках.
– Хватит мне мозги делать? Какая крыса тебе настучала на нас?

Генриетта Иосифовна, без пяти минут бальзаковская дама, имеющая два высших филологических образования, силилась представить себе, как некая крыса, возможно, в матросской бескозырке, морзянкой выстукивает ей некое послание. Смутившись от вырисовавшейся картины, она попыталась рухнуть в обморок, но недостаточно хрупкая нервная система сыграла с ней злую шутку и оставила Генриетту в здравом уме и твердой памяти. Новая мысль, посетившая ее голову, принесла с собой осознание того, что наша героиня что-то знает, и должна поделиться своими знаниями с данным элементом, который судя по манере говорить и носить дам на руках, совершенно далек от идеалов, о которых эта самая дама мечтала.

«Печаль, – подумала Генриетта Иосифовна, – и как-то совсем не хочется терпеть муки мученические при таких неромантических обстоятельствах. Особенно на этом сером бетонном полу».
– Я расскажу все, что вам нужно, поскольку совершенно не готова выносить страдания, которые могут сопровождать нашу с вами беседу, – Генриетта выбрала свой самый вежливый и наименее высокомерный тон.
– Откуда ты узнала, что именно сегодня мы будем грабить магазин? – окончательно потерявший романтический лоск мужчина, казалось, был несколько обескуражен тщательно подобранным тоном Штангенциркуль, раз его уста выдали фразу без единого матерного или жаргонного слова.
– Я не знала. Я действовала наугад, – честно ответила дама.
– Ты меня совсем за... – грабитель хотел сказать «дебила», но потом передумал, – ... за идиота держишь?
– Нет, – а вот тут Генриетта несколько покривила душой, потому что действительно сомневалась в его умственных способностях. В своих она тоже уже начала сомневаться, потому что надо быть совсем дурой, чтобы оказаться в такой ситуации. – Домечталась...
И она громко и в крайней степени тоскливо вздохнула.

И как часто случается в книгах с иронично-детективным, а также приключенческо-романтичным сюжетом на улице вдруг заблажил мегафон:

– Говорит старший оперуполномоченный подполковник полиции Иванов! Здание окружено! Сопротивление бесполезно! Все члены банды задержаны! Выходите с поднятыми руками!
И в момент, когда бандит инстинктивно подбежал к оконному проему, чтобы крикнуть как он их всех ненавидит, волки позорные и прочие бандитские слова, Генриетта Иосифовна Штангенциркуль, отчаявшаяся дождаться своего героя дама, решила все взять в свои руки, в которых до сих пор находилось красивое самое что ни на есть сантехническое колено. А еще через секунду это колено опустилось на затылок бандита, который в свою очередь, крякнув, вылетел в окно прямехонько в руки старшего оперуполномоченного по особо важным делам.

– Я, конечно, не детектив, но, кажется, я только что раскрыла дело, – и желание разнообразить свою жизнь знакомством со следователем, как две капли воды похожим на комиссара Мэгре, у нашей героини поубавилось. Если бы в данном помещении находилось зеркало, Генриетта обязательно бы подмигнула своему отражению.

А еще через несколько часов, когда мученические муки допросов со стороны следователей и расспросов со стороны лучшей подруги Раисы Огородовой, закончились, наша героиня направилась в книжный магазин за новой партией детективов, но уже про сыщиков-женщин, следователей-дам и прекрасных шпионок. А Трифон в тот день так и не поменял Генриетте трубы. Он звонил ей в дверь, но ее не было дома. Она была в мире приключений, опасных страстей, захватывающих интриг и самых замечательных сыщиц.

Вино и домино

Есть гипотетические ситуации, которым не суждено обрести жизнь в реальности, потому как обстоятельства, предвосхищающие подобные ситуации, никогда не складываются в виду категорического отказа субъектов их складывать.

Но мы бы с вами жили в скучнейшем», если бы некоторые (назовем их помощниками) помощники «не склоняли б воли»* субъектов к действиям, которые им не свойственны.

Стены кабинета главы ТСЖ-5 Ираиды Луисальбертовны Люмпенштейн неоднократно могли услышать красочные метафоры, характеризующие честь и достоинство участкового, прикрепленного к домам их управляющей компании Лебедева Эммануила. Разумеется, не с лучшей стороны. Но стены не слышали. Потому что, вопреки людской молве, у этого дома ушей не было. Вот такой архитектурно-мистический дефект. Зато полицейский сам прекрасно слышал каждое слово, произносимое хозяйкой кабинета. И каждый раз, когда Эммануил собирался вставить хоть одно слово в свое оправдание, Ираида меняла тему.

– Хватит это терпеть! – все-таки не выдержал Лебедев и, погрозив Ираиде пальцем, направился к двери. Потом передумал и сменил направление на противоположное. А поскольку по любопытному стечению обстоятельств и мыслей дизайнера напротив двери находился сроду незакрывавшийся сейф-бар, то участковому ничего не оставалось, как налить себе коньяка на пару пальцев. Сделав глоток горячительного, Эммануил позволил и себе немного погорячиться:

– И, вообще, Ираида, жизнь – не домино, где все только черное или белое! Есть, например, серое!

– Например, серое, как вы, Эммануил.

– Я не о том. Жизнь полна красок. Открывшись миру, вы удивитесь, насколько он красочен.

– Пожалуй, я открою мир, начав с красного цвета, – Ираида откупорила бутылку с красным вином, затем наполнила свой бокал, просмаковала первые четыре глотка, сделала глубокий вдох, закатив глаза от приятных ощущений, и, наконец, обратила взор на участкового, – Эммануил, ты когда-нибудь задумывался над тем, что я не просто так тебя распекаю? – почему-то вполне дружелюбно и несколько устало спросила Люмпенштейн, перейдя на «ты».

– Ну, наверное, у тебя какие-то комплексы из детства, – участковый поддержал неформальную беседу и тоже перешел на «ты». – Или синдром начальника. Или дефицит сексуального внимания. Или...

– Я сейчас в тебя бутылкой запущу, – Ираида злорадно улыбнулась и наполнила бокал заново.

– Ну, тогда не знаю, – Эммануил попытался одновременно произнести данную фразу и сделать очередной глоток. Попытка не увенчалась успехом. Поэтому участковый повторил: – Ну, тогда не знаю.

– Я и в первый раз услышала.

– А может... ты тогда просто злая? – предположил Эммануил и сделал самое участливое лицо. Мол, я все понимаю. Мы вместе через это пройдем и обязательно тебя вылечим. И на всякий случай допил коньяк, если Люмпенштейн потребует немедленно покинуть ее кабинет. Затем сделал себе еще одну порцию. Прикончил и ее.

– Лебедев! Я бы, наверное, обиделась на твои слова в иной ситуации и, скорее всего, пришла в ярость какую, боюсь, твоя психика не выдержала бы ни при каких обстоятельствах. Но у меня был на столько трудный день, что у меня нет сил ни злиться, ни разъяряться, ни просто с тобой спорить.

Второй бокал с вином постигла та же участь, что и первый.

– Точно! – Эммануил посмотрел на Ираиду взглядом, который означает «я еще пока стою на ногах, но уже способен выдавать на-гора самые смелые идеи». – Ты права, Ираида ... Ираида, что бы ни происходило, оставайся всегда такой.

– В каком смысле? – глава ТСЖ сделала вид, что не поняла. – Мне навсегда остаться уставшей и не способной на яркие эмоции?

– Я неправильно выразился, – вдруг сильно покраснел участковый. – Я имел в виду, что не надо вам... тебе злиться.

Ираида Луисальбертовна на миг замерла и подумала, что Эммануил прав. Хотя бы потому, что не стал спорить и согласился с ней. Потом еще несколько мыслей промелькнуло в голове главы ТСЖ, но ни одна не показалось хозяйке этой головы достойной внимания. Ну, действительно, как можно согласиться с каким-то там здравым смыслом, что пора заканчивать светскую посиделки и идти спать, когда вино так весело нашептывает на ушко идеи разных проказ.

– Я вот что подумала: лучше всего у нас получается спорить друг с другом. Однако сейчас сил на подобные вещи нет, может пора уже перейти на новый уровень взаимоотношений и придумать что-то другое?

– Мы можем периодически вместе пить... – Эммануил приложил все усилия, чтобы его глаза выглядели серьезно и адекватно настолько, насколько это вообще было возможно проделать с глазами участкового после нескольких бокалов коньяка.

– Ну... это тоже можно, – Ираида мысленно несколько раз закатила глаза и хлопнула себя по лбу. – Твою идею мы обязательно рассмотрим, но я предлагаю кое-что другое. – Внезапно голос председательницы ТСЖ стал настолько маслянистым, что валяйся где-нибудь неподалеку насквозь проржавленный мотор, он бы вмиг стал как новенький. А Ираида вместо слов перешла к невербальному пояснению своего предложения. Сократив расстояние между ними на шаг, а количество вина на глоток, Люмпенштейн обняла участкового и крепко поцеловала.

«Любопытно», – подумал Эммануил, а вслух добавил: – Ну, ваще!

И понеслась.

Примечание:

* «Не склоняли б воли»... – пародия на кусок из монолога Гамлета «... когда бы неизвестность после смерти не склоняла б воли мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться».

Ой, все и кактус

Кадровичка Инна Лебедкина сошла с ума.

Ну, во всяком случае так утверждает ее подруга Рита Плющ и собственный внутренний голос. А зная внутренний голос Инны, можно считать, что дела с ней совсем плохи. Это у нас данная эфемерная субстанция обычно подсказывает или советует в трудную минуту, а у нее она требует безоговорочного подчинения, при чем круглосуточно. Это у нас этот голос предполагает и приводит доводы, а у Лебедкиной категорически настаивает на собственной истинности в последней инстанции.

И спорить с ним совершенно бесполезно, поскольку в нем порядка тридцати децибелов баритончатого звука такой интонации, которой позавидовал бы сержант каких-нибудь ракетных войск. Да, самое главное – нельзя путать внутренний голос Лебедкиной с ее голосом разума. Последний уже долгое время молчит, залечивая сорванные связки после спора с внутренним сержантом Инны.

Вы, наверное, заинтересуетесь симптомами, которые сопровождают течение сумасшествия нашей героини, но смею вас уверить, что на людей она не бросается, не бьется головой об стену, не заводит сорок кошек и не собирает барахло. Зато частенько толчет воду в ступе во время работы, бьет баклуши на совещаниях, переливает из пустого в порожнее при созвонах, перепрыгивает с пятого на десятое во время собеседований, от жиру бесится в магазинах, бередит старые раны на приеме у доктора, валит с больной головы на здоровую, воспитывая сына от первого брака, чувствует себя белой вороной в присутствии окружающих и самое главное – бьется как рыба об лед и бросается из огня да в полымя при виде заместителя председателя их родного ТСЖ-5 Михаила Михаилова. В общем и целом, ведет себя словно белены объелась.

А причина одна – крайне впечатлительная натура Инны вместе с остальными ее причиндалами и регалиями стала свидетельницей того, как господин зам. председателя играет с мальчишками в дворовый футбол. Все бы ничего, но промокшая от пота и поливальной машины футболка Михаила плотно обтянула и что немаловажно подчеркнула мощный мускулистый торс своего хозяина.

И как полагается впечатлительным натурам, впечатлилась. Соблазнительно-восхитительный и умопомрачительно-желанный образ супергероя, облаченный в шелка атласа и полиэстер хлопка, навсегда запечатлелся на каменных дощечках памяти нашей кадровички.

Борясь с навязчивыми видениями, она старалась не думать. Не конкретно о чем-то, а вообще не думать. Но все мы знаем, что совсем не думать невозможно: мысли всегда будут кружить или вокруг райского острова с Брэдами Питтами в свои лучшие годы, или о вкуснющем пироге со всем с чем только бывают пироги, о пиратских корветах и королевских линкорах, о последнем клипе Леди Гаги или, на худой конец, мы будем думать о том, как не думать. И думать, что мы не думаем. Вот и Инне не удавалось. Единственная мысль, которая осталась в голове Лебедкиной была утрамбована образами Михаила.

В квартире над кафе «У бабушки» внучка этой самой бабушки, совладелица кафе и лучшая подруга Инны Рита Плющ, а также слесарь 6 разряда Игорек наперегонки давали советы как Инне поступить, в частности, и жить, в общем. А мужчина свои психологические советы подкреплял крепкими напитками:

– Сугубо в терапевтических и психоневрологических целях, – деланно оправдывался Игорек и подливал Инне пиво в бокал с вином. А Инна в свою очередь по-братски делилась получившейся «вкусняшкой» с рядом стоящим в горшке кактусом. Еще немного и кактус достигнет состояние овоща, а затем у него начнется белая горячка.

Ирина в свою очередь использовала исключительно вербальные методы воздействия:

– У французов есть отличный способ не париться. Называется «плюмаж»*. Что значит «плюнь и разотри».

– Если я плюну в Михаила, он меня сам разотрет в порошок, – Инна покачала головой и налила кактусу «на посошок», потому как всем своим видом он давал понять, что еще чуть-чуть и, откопав свои корни, он уйдет куда-нибудь вдаль в сторону кактусинного рая.

– Не надо ни в кого плевать, – раздалось откуда-то со стороны дверей. В случае с Игорьком – раздалось сразу со всех сторон, в том числе и изнутри самого слесаря. На пороге стояла бухгалтерша Алла Селиверстова. И не просто стояла, а переминалась с ноги на ногу, заламывала руки и закатывала глаза, тем самым выражая свое смущение, смятение и всяческое недовольство плевками.

– В таком случае, госпожа Селиверстова, или как там вас? – конечно, кадровичка должна знать всех своих коллег по фамилии и даже по отчеству, но Инна просто встала в позу. – Скажите, что мне и кактусу делать с моим наваждением? – на самом деле Инна спросила немного по-другому: не обращаясь по фамилии и без слова «наваждение». А если совсем честно, то вопрос звучал так: «И чё теперь?»

Алла попыталась сделать участливое лицо как у психолога из районной поликлиники, но получилось свирепое, как у психиатра из областного дурдома. Несмотря на мимические потуги, Алла ничего не придумала, поэтому она просто набрала номер психолога и передала ему вопрос:

– И чё теперь?

Ответ доктора не заставил себя долго ждать:

– Високо в горах летела очень малэнькая, но отшэн гордая птичка, летела возле самого солнца и обожгла свои крылья и упала в самое глубокое ущелье и разбилась. Так выпьем же за то, чтобы мы не летели так высоко и не падали так низко, – ответствовал доктор и положил трубку.

«И то верно», – подумал Игорек и вслух сказал то же самое: – И то верно, – и залпом осушил бокал, а потом взял фен и высушил бокал досуха.

– И что это значит? – спросила Инна у кактуса. Кактус позеленел еще сильнее, чем обычно и осыпался колючками. – И что это значит? – вопросила Инна повторно, на этот раз у Аллы. Бухгалтерша зеленеть не стала, но попыталась осыпать колючками. У нее это, разумеется, не получилось.

– Ой, все! – воскликнула она и покинула комнату. Спустившись в кафе, она встретила хозяйку данного общепита. Бабушка, как дама в крайней степени гостеприимная, поинтересовалась:

– Уже уходишь?