Кто из четверых собравшихся Сладкий Харис, я догадался сразу. Здесь как бы ума много не надо, чтобы понять, кто в этом бандитском гнезде самая важная птица. Харис сидел у дальнего края стола в огромном кожаном кресле. Этакий солидный с виду мужчина лет сорока с усиками, в темно-сером костюме, с аккуратным треугольником платка, торчавшего из нагрудного кармана как символ респектабельности. Его темные с зеленцой глаза с неповторимым изумлением смотрели на меня, сам он будто окаменел. Трое других тоже замерли в безмолвной тревоге. Мои менталисты, наверное, даже обалдели от силы эмоционального посыла криминального квартета.
Я бросил взгляд на черноволосого парня со связанными руками, лежавшего на полу. Похоже, он был ацтеком – в последнее время из развелось много в Лондоне. На его рваной одежде проступали пятна крови, засохшей и еще свежей. Физиономия распухла от побоев. Без сомнений, именно его проклятия разрывали ментальную ткань тонкого плана, когда я сканировал эти помещения из игорного зала.
Первым ожил приятель Хариса в клетчатом сюртуке, он вопросительно глянул на Сладкого и, видя его растерянность, резко перевел взгляд на меня. Рука его потянулась к поле сюртука. Я догадался: под ней скрывался пистолет или остробой.
- Что за хуйня?! – спросил он. – Убрать их, господин Флетчер?
Ответа Хариса он не успел услышать: я выбросил правую руку вперед – удар акцентированной кинетики вышел точным и сильным. Голова незадачливого храбреца разлетелась точно спелый арбуз. Осколки черепа и куски мозга уделали безмятежный морской пейзаж, висевший на стене за ним.
- Господин Флетчер, надеюсь теперь у вас нет иллюзий, что мы зашли к вам по серьезному вопросу? – спросил я, обходя стол с противоположной стороны – не хотелось переступать через свежий труп.
Серьезность нашего визита подтвердила Элизабет:
- Бум! Бум! – раздались выстрелы «Кобры» Элиз.
Я лишь на миг повернул голову и увидел, как упал в коридоре тот, что по ментальной установке Наташи мнил себя псом. Этот парень весьма натерпелся от двух баронесс: сначала схлопотал ногой в пах, потом ему разбили лицо, затем ощутил забавное влияние Бондаревой, следом почувствовал дротики в заднице. И вот его настиг печальный финал служения Харису – стал мертвым. Совсем мертым.
- Наташ, будь любезна, вместе с Сэмом заберите оружие у этих пакостников, - попросил я, подходя к Сладкому Харису. – Не хочется снова проливать кровь.
Бабский первый с большим рвением бросился исполнять мою просьбу. Подскочил к рыжеволосому, схватил его за чуб, и очень внятно попросил быть послушным. Я же, дойдя до Хариса, стал позади его, твердо положил руки ему на плечи и сказал:
- А я к тебе по делу, мерзавец. По очень важному делу. Твои люди…
Я не договорил, в коридоре появилось еще несколько людей Сладкого. Стрельцова была готова их уложить, но я успел остановить:
- Элиз, стоп! Этих пока не трогай! Попытаемся обойтись без лишних смертей! – затем нажал на плечи Хариса и потребовал: - Скажи своим, чтоб не мешали нашей беседе! Скажи, чтоб никто сюда больше не совал нос! И чтоб никому не взбрело вызывать полицию! Вы же не любите бобиков, господин Флетчер? – я сдавил его толстую шею, дотягиваясь пальцами до горла.
- Нет! Полицию мы не любим! – прохрипел он и крикнул своим: - Не лезьте сюда! Все вон! Полицию не вызывать! Не заходить без моего позволения! Скажите, Крюку!..
Я распознал его хитрость и резко сдавил горло со словами:
- Не надо ничего говорить Крюку! Это точно вам не поможет! Если желаете остаться в живых, то обойдемся без бобиков, Крюка и прочих ваших людишек! Как их там называют, гориллы или макаки? Пусть кофе попьют.
- Хорошо, - прохрипел наркоторговец. Видно это слово далось ему нелегко.
- Вот и отлично. Наконец-то мы можем перейти к нашим делам, - я погладил его по зачавшейся проплешине. – Дело у нас такое, господин Флетчер: один из ваших идиотов взломал ячейку в камерах хранения и сбежал вместе с нашими вещами. Случилось это ровно сегодня на вокзале Майл-Энд. При чем случилось это в мое присутствие. Вы же не будете отрицать, что теперь наши вещи находятся у вас? Особо замечу: вещи очень-очень ценные. Их ценность намного выше, чем ваша жизнь, жизнь всех ваших горилл и всей наркоты в этом мире. Знаете, зачем я так это говорю?
Он промычал что-то неразборчивое. Я разжал пальцы на его горле и пояснил: - Затем, чтобы вы уяснили, что если я немедленно не получу то, что принадлежит нам, то я вас убью. А ваш клуб со всем содержимым превращу в пепелище. И нет ни одной силы в Лондоне способной остановить меня! Ясно тебе, ублюдок?!
- М-м-м!.. – в этот раз Сладкий Харис выдал что-то еще более неразборчивое, похожее на мычание коровы.
- Ты что, не хочешь со мной говорить?! – мне не понравилось его упрямство, и я обратился к Стрельцовой: - Элиз, прострели ему, пожалуйста, руку. Может этому говнюку нужен стимул, для общения с нами.
Баронессу не требовалось просить дважды. Она повернулась, вскинула «Стальную Правду» и, почти не целясь, нажала на спуск. Сделала это так небрежно, что мне довелось пережить мгновение маленького страха. Ведь я стоял позади Флетчера и несколько сантиметров отклонения дротика могли бы вызвать неприятные эмоции вовсе не у моего собеседника, а у меня.
После стального щелчка остробоя Харис дернулся и взвыл, откидываясь на спинку кресла, корчась. Да, когда дротик пронзает бицепс, это очень больно!
- Ну так как, беседа состоится? – полюбопытствовал я.
- Да! Да! – проорал он, извиваясь от боли точно гадюка.
- Отлично! Еще раз: мне нужны наши вещи, которые ваш человек украл из ячейки на Майл-Энд! Верните их поскорее, если не хотите, чтобы Элиз прострелила вам вторую руку! - я перевел взгляд на Бондареву, передернувшую затвор «Karakurt-10V».

Штабс-капитан, обезоружив одного из приятелей Хариса, заняла место рядом с высоким стальным сейфом - пожалуй, лучшее место в этой комнате, если придется отражать атаку из коридора. Молодец, девочка, хоть и менталист, видно, иные полезные навыки спецподразделения «Грифон» ей не чужды. Бабский стал у противоположной стены, сжимая в руке тяжеленький «Silver Hook». Двое за столом сидели неподвижно и безмолвно как истуканы. Их лица были серыми от страха и непонимания происходящего. Наверное, всем им казалось такое невозможным. Как это так, чтобы какие-то очень странные люди врывались к самому господину Флетчеру, сеяли смерть с демонической легкостью и требовали какие-то вещи?! Лишь ацтек, лежавший связанным на полу, зашевелился и оскалился в кривой усмешке окровавленного рта.
Элизабет едва смогла унять первый порыв: убить ацтека! Немедленно убить! Рука ее дернулась, чтобы навести на него «Кобру» и несколько раз нажать на спусковой крючок. Сейчас баронессе до дрожи хотелось, чтобы от ее выстрела голову негодяя разнесло на куски. Она очень сожалела, что пули не так сильны, как сокрушительная магия ее возлюбленного демона. И Саша, конечно бы, сделал для нее все, если бы она лишь попросила: вытянул бы жилы из корчившегося у ее ног ацтека, содрал бы с него кожу! Но Элизабет должна была наказать негодяя сама!
В эти секунды, пролетевшие для всех остальных как одно мгновение, чеширская баронесса успела вспомнить все, что случилось с ней особняке Джозефа Уоллеса. Случилось в тот проклятый вечер, когда другой ацтек истязал ее тело и готовился принести ее в жертву на алтаре одного из их кровавых богов Теотекаиль! Все это промелькнуло перед мысленным взором баронессы, рождая в ее сердце боль и ожесточение. Эти мгновения оказались столь насыщенными эмоциями и пережитыми ранее ощущениями, что Стрельцовой показалось, будто по ее телу прошел высоковольтный ток. Элизабет не представляла, что бы случилось с ней и что она бы сделала дальше, если бы в нескольких шагах от нее не стоял граф Елецкий. Лишь спокойный и глубокий взгляд глаз ее демона вернул баронессе самообладание и даже укрепил его.
- Ты ацтек? – с улыбкой змеи спросила она, убрав в кобуру остробой и переложив пистолет из правой руки в левую.
- Да! – ответил Чикуту, на мгновение забыв даже о боли. – Сын страны Сияющего Солнца! – он поморщился - от неосторожного движения что-то то жутко заболело справа под ребрами. - Мои боги сильны! – с необъяснимой злостью выговорил ацтек. - Эекатлль всегда покровительствует мне!
- А знаешь, как я ненавижу ваших богов и самих ацтеков?! – наклоняясь пониже, прошипела Стрельцова. Она видела, что Бондарева и Бабский вполне контролирует обстановку, а значит сейчас она может на минуту-другую отвлечься для необходимого общения, которое требовала ее душа.
- Почему? – упираясь локтем в пол, простонал Чикуту.
- Есть причины. А хочешь услышать перед смертью очень неожиданную для себя новость? – у Элиз не было ни капли сомнения, что сейчас она его убьет, и ее демон не будет возражать против этого.
Да, было бы полезным и может важным узнать от негодяя с желтоватыми, злыми глазами каким образом Майкл оказался в Уайтчепеле и что его связывало с этим людьми, но все это можно выяснить потом у самого Майкла. Сейчас самым важным для нее стала смерть этого ублюдка, лежавшего у ее ног и пока не понимавшего происходящего.
Для Элиз оставался лишь один вопрос: как она его убьет. Мысль о том, что можно выпустить в него все оставшееся содержимое магазина «Кобры», раздробить ацтеку суставы и кости, Стрельцова тут же отвергла. Она хотела убить его своими руками. Именно руками! Так, чтобы чувствовать кончиками пальцев, как вершится ее святая месть за возлюбленного брата.
Элизабет неторопливо присела на корточки. Демон в ее сознании беззвучно шепнул: «Делай это! Просто делай правой рукой!».
Баронесса откинула край куртки Чикуту. По-прежнему с улыбкой змеи глядя ацтеку в глаза, положила ладонь на его грудь.
- Мэм! Не надо, мэм! – сердце Чику застучало молотом, он выгнулся, мотнул головой. То ли каким-то неведомым образом он понял, что сейчас произойдет; то ли его просто обуял безотчетный страх.
- Так вот, насчет неожиданной для тебя новости… - она выждала еще миг, наслаждаясь его страхом и непониманием. – Новость в том, что Майкл жив. Да, да, к счастью, жив! И я – его родная сестра! – очень внятно произнесла Элизабет.
Сказав это, баронесса резко вонзила ногти в его тело. Она сама не поняла, как вышло так, что ее не такие уж сильные пальцы смогли пронзить мышцы на груди Чикуту, словно это были не пальцы, а когти тигрицы! Все та же неведомая сила вела ее дальше! Эта сила была ей самой! Пальцы Элиз, став липкими от крови, смогли протиснуться между ребрами ацтека, возможно даже сломали их!
Ацтек заорал. Жутко! Так что его вопль могли услышать на улице.
Встрепенулся даже улыбчивый Бабский. Бондарева нахмурилась, не совсем понимая происходящее и сделав шаг к столу.
Хотя граф Елецкий никогда не рассказывал, что не так давно он вырвал сердце у одного из банды «Стальных Волков» за Айлин; не рассказывал и о том, что в прошлых жизнях неоднократно поступал именно так со своими врагами, перед Элизабет промелькнул именно этот карающий образ ее возлюбленного. Ее демон – Астерий, делал это с помощью магии, называемой «Хаурх Дарос», что в переводе с древнего языка означало «Хватка Смерти». Однако, баронесса Стрельцова не обладала магией. По крайней мере, той высокой магией, которой с божественной легкостью пользовался ее возлюбленный. Инструментом отмщения Элизабет стала лишь ее рука. И эта рука протиснулась глубже в тело ацтека. Разрывая межреберные мышцы под истошный вопль Чикуту, Стрельцова дотянулась до его сердца.
В безумном порыве ацтек смог освободить связанные руки: то ли развязался недостаточно крепкий узел, то ли этот мерзавец все-таки порвал путы. Захрипев, он вцепился в руку Элизабет, однако это ему никак не помогло. Даже его отчаянной силы не хватило, чтобы остановить сестру Майкла Милтона. Все так же холодно и смертельно улыбаясь под жуткий крик Чику, Элизабет ощутила пальцами мягкое, трепещущее сердце.
Это были непередаваемые ощущения! Одинаково сильные и безумные! Они ворвались баронессу, словно порыв дикой бури в плохо закрытое окно. Стрельцова испытала нечеловеческую радость. Радость от того, что может наказать этого негодяя именно так! Одновременно, она почувствовала страх. Ее собственный страх оттого, что она испытывает эту грязную радость убийства другого человека столь жестоким образом. Вихрями непередаваемых ощущений наполнили Элиз от того, что почувствовали пальцы ее руки.
Чикуту бился, орал, выплевывая зубы, которые сломались под давлением отчаянно сомкнутых челюстей. Он пытался остановить ее руку и, наверное, даже сломать, однако не мог справиться с неизбежным.
Вернулись мы на Кэмброк-роуд 112 далеко за полночь. Нет смысла в подробностях расписывать поездку к господину Флетчеру – в ней было мало интересного. Скажу лишь, что на первом же повороте я настоял, чтобы Бабский занял место Хариса за рулем – этот нарко-мудак едва не покалечил нас. Он не справился с управлением, и мы пролетели в нескольких дюймах от грузового «Бурунга». Все-таки управлял он одной рукой, а она дрожала так, что казалась эта вибрация передается не только новенькому «Лотосу», но и всей улице.
Уже дома, Харис отдал нам все содержимое ячейки с Майл-Энд. По настоянию штабс-капитана, он открыл огромный сейф, сделанный явно по спецзаказу – этакий огромный шифоньер из толстой стали, в большом количестве наполненный деньгами, оружием и пакетами со «сладостью». Наташа потребовала всю наркоту незамедлительно спустить в канализацию, что господин Флетчер и сделал собственной рукой, дрожавшей при этом злодеянии еще сильнее, чем на руле эрмимобиля. После очищения его сейфа от наркоты, мы покинули дом Сладкого Хариса. Уходя, Бабский пообещал приглядывать за господином Флетчером, хотя это обещание было откровенной ложью с его стороны.
За этот сумасшедший день я очень устал. Без сомнений, не меньше меня устала Элизабет, госпожа Бондарева и поручик Бабский. Было потрачено много сил: физических, умственных, магических. А эмоций столько, что с лихвой хватило бы на самую суматошную неделю. Перед сном с Элиз мы все-таки приняли душ вдвоем. Честное слово, просто душ. И отправились спать. Опять же, честное слово, просто спать. Уснули, наверное, едва наши головы коснулись подушки. Я даже не успел поговорить с баронессой о том, что меня интересовало последние два часа: о том, как ей удалось засунуть руку в грудь ацтека.
Проснулся я от того, что мне кое-что померещилось. Опасно так померещилось, что я даже вздрогнул и сразу открыл глаза. Видение было очень реальным, будто со мной в постели лежит вовсе не Элиз, а Гера. Вот с чего мне в голову прилетела такая хрень? А ведь Величайшая может насылать видения и подсовывать свои мысли, так будто они твои собственные. Правда моя ментальная защита высока даже во сне. И зачем это Гере? Скомпрометировать меня перед Артемидой? Так скомпрометировать пред богиней можно лишь правдой. Скорее всего видение было пустым кусочком сна, не имеющим никакого отношения к реальности и так же не имеющим отношения к проекциям будущих событий.
Элизабет еще спала. Я с минуту мучился соблазном, глядя на восхитительные обводы ее задницы – они проступали под покрывалом. Я приподнял покрывало, мигом возбудился, представляя, с каким удовольствием мог бы вонзить своего бойца между этих тугих, налитых силой страсти полушарий. Помечтал и решил не будить мою кровавую кошечку – вчера у нее был очень трудный день. Одна нервотрепка с Майклом чего стоит!
Тихонько встав, я накинул халат и пошел в ванную. Еще толком не обсохнув, схватил пакет с нашими вещицами, изъятыми у Сладкого Хариса и отправился на кухню, где собирался под кофе разобраться со всем тем, чем наградили нас люди графа Варшавского.
Может кто-то улыбнется, но правда такова, что мне сложно вспомнить, когда я, граф Елецкий, последний раз варил сам себе кофе. Тут, уж извините, пришлось задействовать опыт Астерия. Специальной посуды для варки кофе я не нашел: взял самую маленькую кастрюльку, отмерил в нее шесть чайных ложек темно-коричневого порошка из пачки «Morning of the Gods», налил два стакана воды и почувствовал пристальное внимание на собственном затылке.
- На вас, Наталья Петровна, готовить? - не поворачиваясь, полюбопытствовал я – уж ментальный почерк штабс-капитана я успел изучить.
- Готовьте, корнет. Интересно знать, на что вы способны на кухне, - штабс-капитан прошла к столу. На ее лице не было ни капли косметики, и может быть от этого она казалась еще прекраснее.

- Вчера заметила, вы с Элизабет душ вместе принимали. А когда рядом Ковалевская, то сразу втроем? – полюбопытствовала она, и мне показалась, что в ее голосе кроется тонкая нотка обиды.
- Втроем… Нет, не пробовали. Разве это плохо, Наташ? Плохо, что душ вместе? Ведь это взаимно полезно, в том числе и для тебя с Бабским: мы сэкономили вам время - не задерживали санузел, – я положил три чайных ложки сахара, бросил несколько крупинок соли и поставил кастрюлю на плиту. – Хочешь, приму душ с тобой? – я с улыбкой повернулся к ней. – Передам опыт, как это можно делать для максимального удовольствия.
- Придержи свои фантазии, корнет! Этого никогда не будет! – фыркнула Бондарева и отвернулась к окну.
- Наташ… - я подошел к ней сзади, положил руки на ее талию и притянул ее к себе. – Наташ, я знаю, что ты ревнуешь. Мне это нравится, - я зарылся лицом в ее волосы.
- А мне не нравится! Мне очень не нравится, что происходит между нами! Я чувствую… - она попыталась вырваться, но точно, так же как прошлый раз, сделала это слабо, словно сама не понимая, хочет ли она этого или нет.
- Ну, договаривай, что ты там чувствуешь? – прижимая баронессу к себе, я сдал ее ладонь, пуская в нее «Капли Дождя». Помимо покоя и расслабления, эта магия может работать как серьезный элемент обольщения. И если так, то с моей стороны это был бы нечестный ход. Но Бондарева менталист – она в состоянии распознать, что несет тот или иной ментальный поток, и принять его или отклонить.
- Ничего! Пусти, сейчас Бабский зайдет, - прошептала она, убирая мою руку со своего живота. – Пусти! Он в коридоре!
- И в чем проблема? Наташ, ты непоследовательна, то при нем набрасываешься на меня с поцелуями, то, видите ли, Бабский зайдет, увидит, Рыкову доложит, - я повернул ее к себе.
- Я не доложу! Я вообще иду в душ. Иду туда сам! - раздался из коридора голос поручика. Причем на слове «сам», он сделал особый акцент, давая понять, что мои купания с Элизабет его тоже не оставили равнодушным. - Шалите дальше! - на миг в дверном проеме появилась довольная физиономия виконта и тут же исчезла.
- Я, наверное, здесь лишняя, - штабс-капитан попятилась к двери, давая место богине.
- Будет хорошо, если ты оставишь нас и позаботишься, чтобы сюда никто не заходил, - сказала Небесная Охотница, позволяя ей выйти. - Астерий, ты меня злишь постоянным вниманием к… - она проводила недовольным взглядом Бондареву.
Я хотел было возразить, напомнить ей о разделении отношений земных и небесных, но Артемида прервала меня, вскинув руку и прижав пальцы к моим губам, так что едва не вышел шлепок.
- Знаю, помню! Но то, что у меня на душе, я выразить вправе! – громко произнесла она, не дожидаясь, когда Наташа закроет дверь. – Это чтобы и ты знал и помнил о моем отношении! Но спешила я к тебе не за этим! Есть кое-что посерьезнее, чем твои забавы замужними женщинами!

- Арти! – я снова хотел возразить, сделать это мягко, обняв ее.
- Молчи! – резко прервала меня богиня. - У нас мало времени! Ты же знаешь, я не могу быть здесь долго! Тем более это не Россия, где мои храмы!
- Ну, говори, - я все-таки обнял ее.
- Гера что-то замышляет. Мне очень тревожно. Мне и Афине. И многим, с кем она не в ладах. К Гере начал часто являться Гермес. Хотя с Вестником все понятно – он всем готов услужить. Говорят, вчера она провела больше часа у Вечной Книги и громко поскандалила с Громовержцем. Даже посмела сказать ему, что Зевс был умнее его, и она его больше любила. Ее эринии что-то делали в вашем мире, что-то искали. Несколько дней назад она наведывалась в Индийское Семицарствие в древний храм Шамус Хунтам. Жрецы поднесли ей там какую-то важную вещь. Что-то происходит, Астерий! Да, кстати, что для тебя особо важно!.. – богиня положила мне руку на грудь. – Гера была у твоей матери. Вчера вечером. И задержалась у нее надолго. Я теряюсь в догадках. Афина сейчас пытается узнать, что она делала в индийском храме, но это не так просто. Гера слишком хитра - умеет не оставлять следы.
Вот теперь уже разволновался я, после того как она сказала о визите Геры к Елене Викторовне. Вернуться к этому я решил чуть позже, сейчас же, сохраняя спокойствие, сказал:
- Вчера она вертелась возле меня, конечно, не весь день, но неожиданно много побаловала вниманием. Сообщила много полезного для нашей миссии в Лондоне. Серьезно помогла мне на вокзале. Но ее помощь вполне объяснима: ей важно, чтобы я добился здесь успеха и случилось это поскорее. Причин ее спешки я не знаю. А под вечер, уже в ее владениях на нее что-то нашло: начала проявлять странные капризы, сердиться. В общем, перед тем как мы вернулись в Лондон, я успел подпортить с ней отношения. Но, ладно, последнее мало имеет отношения к делу. Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил? – я отошел к плите, глядя на остатки кофе в кастрюльке – его еще вполне можно было пить и он даже был горячим.
- В первую очередь, я хочу знать, что ты пообещал ей принести из Хранилища Знаний! Думай, Астерий! Что это может быть?! – она, чуть сведя брови, строго смотрела на меня. - Может, ты пообещал ей такое, что уничтожит нас всех? Она странно себя ведет. Будто чувствует за собой какую-то силу. Не считается даже с Громовержцем! Она всегда легко играла им, но сейчас прямо дает ему понять, что он для нее перестал иметь значение! Понятно, что она злится из-за того, что Лето заняла ее место и своим поведением мстит Перуну, но это точно еще не все. Она что-то замышляет. Очень важно, чтобы ты сказал, что она хочет получить из Хранилища Знаний!
- Уже говорил тебе: она сама не знает, название этой вещи. Или делает вид, что не знает. О ее назначении она так же не говорит. Еще раз повторю, условия моего договора с ней таковы: эту вещь я достану ей в том случае, если она не нанесет вреда ни лично тебе, ни моей стране, и никому из моих близких, - напомнил я Охотнице то, что говорил раньше и добавил: - Насколько я помню ее слова, Гера сказала, что это не оружие и не имеет никакой пользы для людей. Использовать этот артефакт могут только боги. Вот и все, что мне известно. Сведения скудные.
- Астерий, ну как ты мог на это пойти?! Ты же никогда не был легкомысленным в таких вопросах! Я не помню, кому-то удавалось тебя раньше перехитрить? Кажется, нет. Гера будет первой?! – с колкостью спросила она. – Нашел с кем заключить договор!
- Я заключил с ней вполне нормальную сделку, и если бы ситуация повторилась, то поступил бы точно так же, - ответил я, тоже начиная сердиться, что Артемида так несправедливо поворачивает этот вопрос. – Ты прекрасно знаешь, что тогда мы были во власти Посейдона, и на кону стояла моя жизнь. И черт бы с ней, с какой-то там жизнью, но со мной была Ольга! Это одно. Второе… - я взял чашку на столе. – По условиям сделки, эта вещь не должна представлять опасности, ни для тебя, и ни для кого из близких мне людей, - вынуждено повторил. – Если окажется, что Гера обманула меня на этот счет, то и я буду в праве обмануть ее. Будь уверена, я – не бездумная игрушка в ее руках, и просто так не отдам ей эту вещь. И есть еще кое-что…
- Мне ты кофе не предлагаешь? – Артемида смягчилась, и лицо ее стало тут же милее.
- А ты такое будешь? – удивился я, и поймав ее кивок и даже слабую улыбку на лице, достал из серванта еще одну кофейную чашку. Наверное, Арти поняла, что без причин нажала на меня и решила таким милым способом исправиться.
- Ты сказал, есть кое-что еще. Что ты имел в виду? – спросила Охотница.
- Еще это кое-что, - я рассмеялся, наливая кофе. – Аппетит у Геры разгорается, и она ровно вчера попросила еще об одной веще. Все оттуда же – из древнего Хранилища Знаний. Правда в этот раз все проще: она желает, как бы в дополнение к первому артефакту, название которого упорно скрывает, штуковину, называемую «Кархан Насли Бонг». И я вынужден помочь ей с этим, потому как, если честно, она мне очень помогла на вокзале Майл-Энд. Причем помогла не без вреда для себя: получила пулевые ранения и еще засветилась, нарушая едва ли не все Небесные правила.
Камергер спешно ушел, а Глория медленно опустила глаза к персидскому ковру на полу, будто изучая его сложный орнамент. В эту минуту, грозившую значительными потрясениями не только во дворце, но и всей России, Елена Викторовна почувствовала себя крайне неловко. Ей захотелось скорее исчезнуть из покоев императрицы и вообще из дворца.
- Видишь, как повернулось: теперь я - свободная женщина, - раздался голос Глории, холодный, похожий на звуки расстроенной виолончели. – Не знаю, что ты сейчас думаешь, но поверь, я не рада смерти Филофея. Хотя во дворце и среди князей многие будут думать обратное. Филофей был мне дорог. На самом деле очень дорог. Он - один из немногих мужчин, кто по-настоящему меня любил и поддерживал все эти годы. Особенно самые первые, тяжелые годы, когда я каждый день была на грани нервного срыва. Вот теперь не стало человека, который был мне самой надежной опорой. Ты тоже не так давно потеряла мужа, но в тот момент ты была в кругу близких тебе людей. Я же здесь большей частью одна. Те люди, которые окружают меня и делают вид, что расположены ко мне, почти все лгут – они корыстны, двуличны. Мне больше нечего делать здесь, в России. Увы, ваша империя для меня так и не стала мне домом. Кстати, именно твой сын говорил мне об этом. Он говорил на удивление мудрые вещи: о том, что вся проблема в том, что Россия не стала мне домом, и в этом весь корень зла. Саша очень быстро понял меня в отличие от самых властных людей империи.
Елецкая молчала удивленная, даже потрясенная, теперь уже не столько трагической новостью камердинера, сколько неожиданными откровениями императрицы. Глория откупорила флакон со снадобьем дворцового лекаря и хотела было налить, но передумала. Встала.
Тут же подскочила с дивана Елецкая.
- Ты сиди, - остановила ее императрица. - Хочу, чтобы рядом был хоть кто-нибудь. Лучше посторонний, чем из дворцовых… Как ни странно, от тебя я чувствую больше тепла, чем от них. Надо бы послать за Эдуардом, - она глянула на дверь, потом потянулась к кнопке говорителя, но остановила палец в нескольких сантиметрах от бронзового диска. – Эдуард у меня очень чувствительный – будет плакать. Это я плакать почти не умею, - сказала она, и когда снова повернулась к Елецкой, графиня увидела, что ее глаза мокры. – Багряный дворец, да и вся Москва – чертово место. Здесь слишком много людей ненавидят меня. Вот, к примеру, Ковалевские… - Глория подошла к шкафчику, закрытому дверкой с инкрустацией яшмой, повернула ключ и открыла ее. Взяла там откупоренную бутылку с шотландским виски. Неожиданно повернувшись к Елецкой, спросила: - А знаешь, какой у меня сильный соблазн? Уходя отсюда, громко хлопнуть дверью! У меня много таких возможностей, еще больше поводов! Например, я могу открыто признать, что твой сын – стал моим любовником! Представляешь, какая буря поднимется?! Как это разозлит цесаревича! И брак твоего Саши с Ольгой станет вряд ли возможным! Я могу сделать очень больно Ковалевским!
- Ваше величество, пожалуйста не делайте этого! – темными, расширившимися зрачками Елена Викторовна смотрела на нее, медленно бледнея.
- Не делать? Ведь если бы я была дрянью, как многие считают, то я должна бы так поступить. Почему я не должна так делать? Вы все привыкли считать меня английской гадюкой, только и занятой тем, как устроить очередную подлость! Некоторые мне приписывали, что я желаю извести Филофея и якобы несколько раз травила его! Странно как-то: травила, травила, а он дожил до шестидесяти восьми, и жил бы еще, если бы слушал целителей и меня. Меня оговаривали с первого дня появления в Багряном дворце! Обо мне сложили сотни грязных сплетен! Мне плевали в душу! И я плевала в ответ! На боль, причиненную мне, я умею отвечать болью! Но, знай, графиня! – держа в одной руке бутылку с виски, Глория вытянула вторую к Елецкой: - Я никогда не была жестокой и подлой с людьми, которые мне близки! Твой Саша мне близок, и я желаю ему счастья, пусть даже его счастье в браке с Ковалевской!
- Спасибо вам, ваше величество, - тихо произнесла Елена Викторовна, чувствуя, что она начинает уважать эту женщину, которую в самом деле ненавидит большая часть знати в столице.
- Вижу, хочешь от меня поскорее сбежать? – императрица опустилась на диван, заставляя жестом Елецкую снова сесть.
- Полагаю, в эти трагические минуты мое присутствие здесь неуместно. Вам сейчас точно не до меня, - ответила Елена Викторовна, видя, как Глория наливает виски в две рюмки.
- Сейчас отпущу тебя. Выпьем немного. Мне это нужно – иной раз помогает лучше, чем микстура Кочерса. Как только Саша вернется, сразу направь его ко мне. Есть о чем с ним поговорить. Последние два дня, я очень много думаю о нем. И вот еще… запиши номер моего эйхоса. Он есть у твоего сына, пусть будет и у тебя, - Глория продиктовала ряд цифр, почти весь состоявший из нулей. – Обязательно сообщи мне, что желает от тебя Гера. Возможно, это будет касаться и меня. По пустякам уж не беспокой, а по серьезным вопросам можешь обращаться, - Глория подняла рюмку и произнесла: - По вашей традиции: за понимание!
Несколько минут она молчала. Елецкая тоже молчала, отставив рюмку с остатком виски и теперь вертя в руке эйхос. Хотя у нее было много вопросов, графиня не хотела нарушать тяжелую тишину.
- Ступай! – наконец сказала императрица. - Мне надо переодеться в темное – пойду к своему мужу, - на ее глаза начали наворачиваться слезы.
***
- Я могу зайти? – Бондарева приоткрыла дверь.
Госпожа-менталистка, без сомнений знала, что на кухне Артемиды уже нет, и вопрос Наташи был адресован мне. Странно вообще-то: чего она у меня вдруг спрашивает позволения?
- Наташ, первый опыт с кофе вышел неудачным. Давай, теперь ты посуетись у плиты, - я демонстративно поднял с плиты кастрюльку с темными, подгоревшими потеками. – Может и завтрак сделаешь? Я понимаю, не дворянки это дело, но мы тут все виконты, баронессы и прочие графья.
- Вы, Александр Петрович, неправильного обо мне мнения. Я готовить умею и люблю, - она открыла холодильный шкафчик. – Могу предложить на завтрак яичницу. Или омлет. Ах, вот здесь еще что: кусочек засохшего сыра. Значит, омлет с тертым сыром. Такое устроит его сиятельство?
Наш завтрак затянулся почти до полудня. Отчасти виной тому Бабский. Его, видите ли, не удовлетворили продукты, купленные в «Holiday Every Day», и он отправился в другую лавку – она находилась где-то под Curlock Tower. Все это время мы со штабс-капитаном разбирали записи в блокноте используя ключ шифрования графа Варшавского. Хотя записей в пухлой книжице было много, подавляющая их часть оказалась совершенно пустой, устаревшей много дней назад. Если бы моя рука дотянулась, я бы отвесил крепкую затрещину тому мудаку-агенту нашей Службы Внешних Слежений, который подсунул нам эту галиматью, не позаботившись ее предварительно почисть, хотя бы вырвать потерявшие актуальность страницы. Ничего, вернусь в Москву – будет что сказать императорскому конфиденту. Нет, я не стукач, но когда из-за чьей-то лени приходится терять время и делать при этом дурную работу, то такое без реакции оставлять нельзя.
Работала над интерпретацией записей в основном Бондарева, я же поглядывал на скучавшую, которая сидела напротив меня. Иногда я трогал ее голую коленку, и тогда чеширская кошечка тут же оживала, в ее серых глазах мелькали озорные искры. Мне даже хотелось оставить Наталью Петровну здесь одну, возиться с трудами нашей агентуры, самому уединиться с англичанкой для более приятных исследований.
Наверное, это было бы несправедливым, невежливым по отношению к госпоже Бондаревой, но, с другой стороны, то, что сейчас делала штабс-капитан имело мало смысла: ведь Гера сказала, что информация в ячейке будет большей частью ложная. При этом мы все равно должны были отработать полученную информацию для полноты картины. И еще потому, что боги тоже могут заблуждаться. Даже если данные Службы Внешних Слежений неверны, то нам будет полезным иметь представление, как и в чем нас пытаются ввести в заблуждение.
- Я вскрываю конверты? – спросила Бондарева, сделав несколько пометок на листке и отложив блокнот.
- Вскрывай, - согласится я.
- Сразу могу сказать: здесь деньги, - Наташа положила ладонь на конверт лежавший слева. – А здесь последняя информация по данным о цели, - второй рукой она накрыла другой конверт. – И кажется мне, эта информация близка к истине. Величайшая могла не знать об этом информационном дополнении – его положили в ячейку в день нашего прилета.
- Наташ, но вы же тут с Бабским менталисты – информационная составляющая висит на вас. А я… Я здесь просто любуюсь красивыми женщинами и между делом принимаю решения. Ах, да, еще курю иногда. Дамы, позволите? – я потянулся к коробочке с «Никольскими».
- Откройте пошире окно, корнет, - с недовольством проговорила Бондарева. Ей так нравилось упоминать мое звание, подчеркивая, что она в этом вопросе выше меня.

- Есть, ваша милость! – встав, я для потехи щелкнул каблуками. Хотя я много шутил, дальнейшими планами по нашей операции, был я озабочен не меньше Бондаревой, только, думая над ними, не делал столь серьезное лицо.
Пока я наполнял кухню сырым воздухом британской столицы, Наташа вскрыла оба конверта, уронив на стол кусочки сургуча, бросив поверх несколько крупных купюр. Деньги дополняли содержимое ячейки вовсе не по причине нашей финансовой необеспеченности, а прилагались как бы на всякий случай – ход таких операций редко идет по плану, что уже многократно доказал вчерашний день.
Наташа открыла второй конверт и пока я прикуривал и пускал клубы табачного дыма, водила пальцем по строкам извлеченного листка. Сверялась с шифр-ключом. Хлопнула дверь, послышались шаги на лестнице. Элизабет тут же встрепенулась, вопросительно глянула на меня.
- Бабский, - коротко пояснил я, чувствуя приближение поручика.
Он зашел с двумя тяжелыми пакетами и тут же начал что-то нести насчет английских коров – я даже не сразу понял, что это шутка.
- Здесь указание на место нашей цели. По мнению информаторов вероятность, что Ключ и Таблички Панди в данной точке близка к 100%, - с возбуждением выдохнула Бондарева, не обращая внимание на Бабского. - Датируется пятнадцатым июня, то есть вчерашним днем. Причем время сообщения 23:17. И на данном этапе в истинность этих сведений я верю. Поручик, немедленно сюда карту! – снова раскомандовалась Наталья Петровна.
- Есть! – как-то так вышло, что Бабский тоже щелкнул каблуками, спешно освободившись от сумок с продуктами.
- Элиз, прелесть моя, разберись, пожалуйста, с пакетами, - попросил я. – А то видишь, как наши менталисты заняты.
- Я могу попробовать что-то приготовить, - отозвалась англичанка. – Готовила иногда себе, когда училась в колледже. И для Теодора, кстати готовила несколько раз.
- Только не делай это так, как для Теодора. Знаю же, ты мечтала его отравить! – чуть не поперхнувшись табачным дымом, напомнил я.
Теперь все были при деле: я курил; Элизабет думала, что она может приготовить из разложенных возле плиты продуктов; Бабский с Бондаревой пытались разложить карту Лондона на обеденном столе. Когда я затушил окурок, наши менталисты, посовещались, соединили руки, образуя замкнутый контур, начали сканировать город. Метод этот довольно эффективен, когда карта является образом реального городского пространства. Я сам пользовался подобным приемом сотни раз, правда справлялся с этим сам, без сторонней подпитки. Энергетика, что у Натальи Петровны, что у Бабского оставляла желать лучшего. Впрочем, это не их вина – это вина современных магических школ данного мира.
- Помочь? – полюбопытствовал я, любуясь раскрасневшимся от напряжения личиком Наташи.
- Кое-что проступает… И очень похоже, что последняя запись в конверте указывает на верное направление, - не открывая глаз, сказала штабс-капитан. – Ну, помоги, если так хочешь, - добавила она, отпуская левую руку Алексея Давыдовича.
- Правую тоже отпусти, - сказал я, давая понять Бабскому, что не собираюсь делать треугольник, а намерен занять его место.
По приказу Геры Майкла доставили почти сразу. За ним же нимфы привели графа Оршанского, а вот с немцем – Карлом Байером, вышла заминка: он ушел куда-то в лес, где последнее время пропадал часто, и его не нашли.
- Ты хорошо спал, Майкл? – с доброй улыбкой поинтересовалась богиня и подошла к нему. Она сожалела, что ночью из-за неожиданного визита Гермеса и Аполлона пришлось расстаться с бароном вовсе не так, как она собиралась. Может быть о маленькой ночной неприятности не стоило теперь думать, ведь впереди их ждало столько приятных ночей – вечность! Однако супруга Громовержца бывала нетерпелива и любила, когда ее желания и планы исполнялись в точности.
- Да, Величайшая! Уснул не сразу, много думал о тебе. Но спал очень хорошо, - отозвался барон Милтон, стараясь подавить волнение. Справиться с ним оказалось гораздо труднее, чем со страхом. Оно поднималось из центра живота, с того места, в котором по мнению древних ариев находится главный Нерв Жизни. Это волнение распирало грудь, оно же било фонтаном в голову, рождая такие буйные мысли, на которые не было ответа.
- Ты мне нравишься, Майкл и сегодня я покажу тебе кое-что. И тебе, Добрыня, покажу тоже, - Гера перевела взгляд на Оршанского.
- Любовь моя, а кто этот хлыщ?! Никак англичанин? Можно узнать, для чего он здесь? – граф Оршанский стрельнул в сторону Майкла бледно-голубыми глазами и поморщился.
- Ты забываешься, граф. Если кто-то появился рядом со мной, то значит мне так нужно, - не расставаясь с улыбкой, пояснила Гера. – Постойте пока оба здесь, познакомьтесь - я отпущу Гермеса и вернусь. Вернусь и покажу то, что должно вас очень заинтересовать. Каждый из вас этим может даже загореться и надолго потерять сон.
Сказав это, Величайшая направилась в северное крыло дворца. В том, что с этим Добрыней Супроиловичем могут возникнуть проблемы, она думала и раньше: он слишком ревнив и слишком строптив, и даже слишком энергичен. Однако он нравился ей именно таким. И нужен был Величайшей именно такой. Мужчины вокруг нее должны быть разные, лишь тогда душа сможет прибывать в гармонии, а тело насыщаться всеми оттенками ощущений. Еще несколько дней назад, Гера даже подумывала о том, чтобы ребенка, которого она зачала от Посейдона, представить графу Оршанскому как его ребенка. Но сейчас она окончательно отказалась от этой мысли: ведь тогда граф и вовсе зазнается. Зазнается, и придется спустить его с Небес на землю в самом прямом смысле, а терять Оршанского Гере не хотелось. Он сам, а главное его энергетические тела вполне подходили для создания нового бога, который смог бы играть значительную роль в новом мире – Ее Мире.
- Эй, я спрашиваю, ты англичанин? – Добрыня уронил на левый глаз длинный русый чуб и прищурился.
- Да, я англичанин, - спокойно ответил Майкл, хотя волнение еще больше распирало его грудь. Волнение от всего: от неведомого мира – мира богов, в котором он оказался. От событий вчерашней ночи, когда величайшая из богинь ласкала его обнаженное тело – казалось это ощущение, эта сладкая дрожь не прошла до сих пор. Волнение от того, что справа от него стояла нимфа с зеленоватыми волосами и розовым, как цветок бальзамина, телом. Но главное волнение его было в том, сможет ли он когда-нибудь вернуться в Москву, где его ждала графиня Елецкая и Элизабет? Что его сестра на свободе и никогда не была в тюрьме, теперь барон успел утвердиться, и ругал себя, что так легко и глупо поверил в обман людей герцога Уэйна.
- В морду тебе дать? Терпеть не могу англичан! – Оршанский осклабился, являя беленький зубки, без двух передних.
- Я уважаю русских. Моя любимая женщина – русская графиня. Но особо замечу, господин… не знаю вашего имени, - Майкл не обратил внимания, что Гера назвала его собеседника Добрыней. – Замечу, что русских я уважаю далеко не всех. Среди них много заносчивых негодяев, - когда барон Милтон произносил последние слова, он не сомневался, что этот мужчина, бывший старше и крупнее его, без сомнений сильнее физически, примет сказанное на свой счет. Страх снова высунулся из норки в душе Майкла, но барон не поддался ему, стараясь оставаться твердым, таким, каким ему удавалось быть в последние дни.
- Эт на что ты, барбос, намекаешь? – граф Оршанский выпятил грудь, на которой тут же разошелся шелковый синий халат. – Имя мое не знаешь? Так запомни его очень хорошо: Оршанский я, Добрыня Супроилович! Граф! Так что ко мне обращайся только через «ваше сиятельство»! Ты-то кто?
- Барон Майкл Милтон, - отозвался Майкл, повернувшись на легкие шаги за спиной.
Появилась еще одна нимфа. Полненькая, с русыми длинными волосами, румяная и улыбчивая.
- Эй, милая, ты же Дафна кажется? Ну-ка подай нам с бароном по чашке вина, - распорядился граф. - Сухо, понимаешь ли, во рту. Давай, давай. Неси, не бойся – Величайшая не накажет. Скажешь, я послал.
Нимфа не шевельнулась, а та, что с зелеными волосами произнесла тихим хрустальным голосом:
- Тебе, граф, пора уяснить: мы подчиняемся только Гере, и даже другие боги не смеют указывать нам! И еще уяснить, что ты – просто человек. Величайшая приблизила тебя к себе, но ведь может и оттолкнуть.
- Ничего, милая, скоро будешь подчиняться и мне. Тогда ты узнаешь, какой я «просто человек», - с недовольством сказал Оршанский и повернулся к Майклу: - Выпить, блядь, хочется! – хрипло известил он, мигом перестав интересоваться нимфами. – Не в настроении я. Ну-ка поясни мне, с Герой у тебя что?
- Ничего, - после некоторой заминки ответил англичанин, при этом подумав: то, что было ночью в бассейне не должно его касаться.
- Смотри мне: Гера – моя женщина. Я за нее любому башку оторву. Люби там свою графиню, а у меня теперь богиня! – он расхохотался случайной и неказистой рифме. - А то был тут один немец. Теперь от меня по лесам прячется.
Раздались шаги в коридоре, Майкл обернулся и увидел Геру.
- Познакомились? – еще издали спросила супруга Громовержца. – Теперь ступайте за мной, я вам покажу кое-что – вещи, которые могут определить ваше будущее. Причем не на какую-то жалкую человеческую жизнь, а на вечность, - богиня призывно махнула рукой и направилась к сокровищнице, в которой провела сегодняшнее утро, изучая то, что принесли гарпии.
- Может мне принести воды или позвать слуг? – предложила Афина.
Она появилась в зале богов Елецких не позже, чем через две минуты, как графиня упала в обморок.
- Нет, она уже приходит в себя, - Охотница приподняла хозяйку дома, прислоняя спиной к пьедесталу собственной статуи. – Давай постараемся без лишнего внимания и говори тише, - сказала она подруге.
- А то придется еще приводить в чувства слуг, - рассмеялась Афина, сделала пас рукой и в дальнем конце зала загорелся огонь в осветительной чаше. – Вообще-то, я рассержена! – неожиданно заявила Светлоокая: - Здесь есть многие, многие боги, но нет меня! Ох, и будет у меня повод строго поговорить с Астерием!
- Он не виноват. Этому залу несколько сот лет, - поспешила пояснить Артемида, видя, что Елецкая приоткрыла глаза. – Пожалуйста, принеси то кресло, усажу графиню, - Охотница указала взглядом на плетеное кресло, стоявшее рядом со шкафом.
- Я шучу, Арти! – рассмеялась дочь Зевса. – Ну конечно же он не виноват! Но мне же нужен повод?

Елена Викторовна шевельнулась и открыла глаза шире. Из тумана проступило лицо Артемиды, левее ее стояла еще какая-то богиня, образ которой Елецкая не смогла узнать сразу, хотя многократно видела его в Информационной сети и в священной росписи храмов.
- Не волнуйся. Спокойнее, ваше сиятельство, - произнесла Артемида, удерживая ее за плечо и не позволяя встать. – Это Афина – моя подруга. Ее не нужно бояться. И давай сюда, в кресло, - Охотница без труда приподняла Елецкую и усадила в кресло, поднесенное Афиной.
- Главное, не волнуйся ты, Разящая в Сердце, - проговорила Елецкая, все еще чувствуя головокружение. Она хотела встать, ведь сидеть перед богиней не подобало, однако Артемида с прежней настойчивостью удержала ее. – Я поговорю с Сашей! Сразу, как он вернется! Я ему устрою! Я заставлю жениться на тебе вместо Ковалевской! – заверила Елена Викторовна, пока еще не совсем понимая, что говорит глупость.
Афина прыснула смехом и даже закрыла лицо руками.
- Не надо говорить с ним об этом. Я просто сообщила о том, что мы с твоим сыном очень близки, и думала, что эта новость станет приятной, - сдержано произнесла Небесная Охотница. – Как я сказала, у меня с ним очень хорошие отношения, и мы сами решим, как нам быть дальше. Пусть он женится на Ковалевской – я одобряю этот брак.
- Прости, - Елецкая снова взяла ее руку и поднесла к губам. – Сама не понимаю, что говорю сейчас. Для меня это слишком невозможное, - Елена Викторовна тут же подумала об императрице, от которой ушла чуть больше часа назад и поняла: все, что сотворил Саша, ее сердце может просто не выдержать. Может быть в самом деле ей стоило, поехать к барону Евстафьеву и постараться там отстраниться от происходящего, которое не помещалось в ее голову.
- Графиня, нас очень волнует вчерашний визит Геры, - сказала Афина. - Если сейчас ты чувствуешь себя недостаточно хорошо, чтобы поговорить о нем, то поднимись к себе в покои, отдохни сколько потребуется. Мы с Арти навестим тебя позже, допустим, вечером. Но нам нужно узнать все, о чем она говорила с тобой сегодня же.
- Я все расскажу сейчас. Все! – Елена Викторовна тяжело вздохнула, собираясь мыслями. Их было слишком много, и очень трудно было выделить самые главные из них. О некоторых обстоятельствах говорить очень не хотелось. Особенно о том, в каком состоянии Гера застала ее своим появлением. При воспоминании своего позора с дилдо, Елецкая закрыла глаза и покачала головой. – Охотница Небесная, прошу, не суди строго. Я очень грешна…
- Ты, успокойся. Ни я, ни Афина здесь вовсе не для того, чтобы судить, - мягко сказала Артемида, по-прежнему держа руку на ее плече. - Тем более ты – мать человека, которого я люблю. И ты мне тоже дорога. Особо дорога, из всего огромного числа людей. Прошу, расслабься, отбрось все тревоги и просто расскажи, как все было.
- Грешна я, - немного успокоившись, повторила Елецкая более уверенным голосом. – Перед появлением Геры у меня был барон Евстафьев – мой давний друг и воздыхатель. Я за него едва не вышла замуж после смерти Петра, но такое желание меня уже давно оставило. А Евклид любит меня по-прежнему. Очень любит, мечтает, чтобы я оставила Майкла и вернулась к нему. Мы пили вино, вспоминали всякое. А потом я поддалась, позволила ему лишнее. Он целовал меня в губы, и я к своему стыду отвечала. Мне было трудно его выгнать, но все-таки я настояла, он ушел. Ушел, и примерно через полчаса появилась Гера. Удивительно то, что она сказала… - Елецкая задумалась, глядя на огонь, трепещущий в осветительной чаше. – Я не могла понять и сейчас не понимаю, зачем это нужно Величайшей.
- Что такого необычного она сказала? – Афина присела перед Елецкой на корточки, прикрывая полупрозрачной тканью голые ноги.
- Она сказала, будто желает, чтобы я вернула отношения с бароном Евстафьевым. Она хочет, чтобы он стал моим мужчиной. Но это же невозможно! У меня есть Майкл! – воскликнула графиня.
Богини переглянулись, а Елена Викторовна, постепенно вспоминая подробности того разговора, продолжила свой рассказ теперь уже более охотно.
***
После недолгого разговора с Бондаревой, я уяснил, что она пока понятия не имеет о принципах одновременного контроля двух тел, хотя навык разделенного внимания у нее развит достаточно хорошо.
- Зачем это тебе, Александр Петрович? – полюбопытствовала штабс-капитан, когда я решил эту тему на сегодня замять.
Замять, потому как день-другой ничего не решал, и мне стоило взвесить все плюсы и минусы бестелесного проникновения в замок Говарда Стейна. Здесь имелись серьезные риски. Они были связаны не только с тем, что я до конца не уверен в Наташе, но и с тем, что Замок охраняли сильные маги – так определила Бондарева. Вряд ли маги Уэйна способны нанести мне серьезный урон, в то время как я буду там витать без физической оболочки, но отследить мой обратный путь они вполне способны. И чтобы полностью обезопасить от этого нашу группу, нам потребуется перестроить ментальную защиту. Кроме того, если Ключ Кайрен Туам действительно там, то мне его не унести, обладая лишь тонким телом – не протяну его через двери и стены. А обнаружить себя раньше времени таким образом я мог, если там действительно хорошие маги. И выйдет так: что вернусь оттуда без Ключа, но оставив людям герцога понимание, что мы знаем, где Ключ – в нашей ситуации знание крайне вредное.
- Майкл, тебе нравится здесь? – спросила Гера, остановившись на краю террасы.
Отсюда открывался воистину божественный вид: белоснежные вершины гор, с голубыми языками ледников, ниже величественные скалы и серебряные нити водопадов, которые низвергались с огромной высоты в долину. И сама долина была чудесна: цепь длинных озер с чистейшей бирюзовой водой, по обе стороны склоны покрытые лесами. Кое-где темно-зеленую шапку лесов разрывали скальные выступы, где сияли на солнце кристаллы каких-то минералов.
- Очень! – признал барон Милтон. – Никогда ничего похожего не видел на земле. Хотя я не так много путешествовал. Говорят, у нас тоже есть места, от вида которых захватывает дух. Я видел их на фотографиях, но ни одно не может сравниться по красоте с тем, что я вижу здесь.

- Мне нравится, что твоя душа открыта прекрасному. Кстати, в отличие от души графа Оршанского. Но… - супруга Перуна ненадолго задумывалась, чтобы донести мысль до барона наиболее удобной форме. – Но у Добрыни есть свои достоинства. Например, он очень напорист и энергичен. Он может добиваться своего. Он очень страстен, будто душа его полна стихией Огня.
Богиня замолчала, искоса поглядывая на Майкла, молчал и он, глядя на водопады, грохот которых доносился сюда.
- Ревнуешь к нему, Майкл? – спросила Величайшая, так и не сумев понять все оттенки мыслей англичанина.
- Наверное, да, - нерешительно ответил Милтон. – Каждому человеку хочется быть более желанным, более любимым, чем другие. Каждому хочется быть первым во всех возможных достоинствах, но это, наверное, невозможно. Невозможно для человека. Не смею говорить о богах, поскольку из вечных я знаком только с тобой.
- Скажу тебе по секрету, Майкл: боги испытывают очень похожие чувства. И чаще всего они не менее яркие, чем у людей. Допустим, мне не понравилось, когда ты любовался Евпатией, - поймав недоуменный взгляд барона, Гера пояснила: - я говорю о нимфе, которая подавала завтрак. Я же видела, как ты любуешься ей, в то время как рядом я.
- Прости, Величайшая, у меня даже мысли не было, что тебе это может не понравиться, - извинился чеширский барон, очень удивленный замечанием Геры.
- А еще мне не нравится, что в твоих мыслях очень часто появляется графиня Елецкая. Представь себе, иногда я могу слышать твои мысли, - Величайшая положила ладони на балюстраду, глядя на игравших на поляне оленей.
- Мне очень жаль, что тебе это неприятно, но я люблю графиню Елецкую, - тихо произнес Майкл, чувствуя, что эти слова не понравятся Гере. – Я не могу не думать о женщине, которая занимает большую часть моего сердца, - добавил он, испытывая при этом легкий страх, но при этом понимая, что он должен это сказать.
- Ты понимаешь, что, не развязавшись со всем земным, ты не сможешь стать богом? – холодно сказала Гера и обернулась на торопливые шаги.
Зеленоволосая нимфа бежала к ней с южного края дворца. Спешила, покраснев от быстрого бега.
- Прости, Величайшая! – еще издали выпалила она. – Случилась беда! Ту вещь, которую ты оставила на столе в беседке!.. Ее украла Десма! Не знаю откуда она взялась! Выскочила из-за кустов, схватила и тут же улетела! Что прикажешь делать?
***
Шатбс-капитан как упала, так и встала - на удивление быстро, выхватив «Thomson» и сразу изготовившись к стрельбе. Конечно, в быстроте и точности движений Наташе было далеко до Элизабет, но госпожа Бондарева очередной раз удивила меня.
- Не стрелять! – успел выкрикнуть я раньше, чем баронесса поймала цель в клубах пыли. – Наташенька, в сторону! – я оттеснил ее, одновременно выбрасывая вперед «Лепестки Виолы» - громкий хлопок сдул пыльное облако влево.
Теперь я с полной ясностью видел крупную серую гарпию. Ее кроваво-красные глаза хищно уставились на меня. Против этого чудовища мой щит был достаточно надежен, и сейчас я переживал только за Элизабет – она могла влезть и серьезно пострадать.
- Элиз! Оставаться на кухне! Это приказ! – крикнул я. В правую руку я успел активировать кинетику, и сейчас мне ничего не стоило снести голову этой твари с лицом злобной старухи. Однако, гарпии не появляются просто так. Как правило, портал им открывают сами боги, реже маги, прислуживающие небесным. Вот сейчас кто и для чего прислал ее сюда? Это следовало выяснить, прежде чем пачкать кровью нашей конспиративной квартиры.
- Боишься, Астерий? – прозвенела гарпия металлическим голосом, перья на ее крыльях вздыбились. – Тебе есть за что бояться! Зачем ты убил Делию?
- Это ты о ком? О той курице, что напала на меня месяц назад в Шалашах? Убил, потому что она мне не понравилась. Встречный вопрос, пернатая, и куда более важный: зачем ты сломала стену? – я сделал пару шагов вперед, догадываясь, что обломки стены и разбросанные кирпичи вперемешку с кусками штукатурки – дело вовсе не когтей гарпии. Такое вряд ли было бы ей по силам.
- Извини, портал открылся не совсем так, как задумано. Недоучки открывали, - она издала звуки отдаленно похожие на смех. – К сожалению, я не могу сейчас тебя убить – Величайшая не одобрит. Пока ты ее союзник, живи спокойно. Но ты же знаешь, Астерий, союз с Герой для тебя не будет долгим. Ты почти всегда с ней в неладах.
- Дурочка, не лезь в мои сердечные отношения. Рассказывай, какого черта ты приперлась? – щит я пока не убирал, хотя уже прояснилось, что опасности от злобной гостьи вряд ли стоит ждать.
- Принесла тебе подарок. Ах, Астерий, если бы ты знал, как не идет тебе облик смазливого юнца! И если бы твои сучки… - гарпия покосилась красным глазом на Бондареву, державшую ее на прицеле, - если бы они знали какое чудовище прячется в этом юнце! – она закудахтала смехом, обнажая острые зубки.
- Заткнись, идиотка! Ты же знаешь, я могу убить тебя одним движением руки. Выкладывай, зачем прилетела, а то, знаешь ли, растет соблазн отправит тебя к твоим мертвым подругам, - пальцы правой руки я собрал как бы сближая их кончики – вспыхнуло голубоватое свечение.