Ситуация как-то не очень позитивная. Ведь если мама требует меня срочно «на минутку» в тот самый момент, когда мои губы практически в плену у баронессы, то значит в требовании мамочки есть что-то этакое.
- Это нельзя отложить? – спросил я, галантно освободившись от объятий госпожи Евстафьевой.
- Нет! – в этот раз Елена Викторовна ножкой не притопнула. – Немедленно за мной! Талия пока здесь тебя подождет.
С обреченным видом я поднимался за графиней на второй этаж. До дверей своих покоев мама шла молча и быстро, даже порывисто, что свидетельствовало об отсутствии покоя в ее душе. И когда мы вошли, она сказала, закрывая двери:
- Ты знаешь, что к Веселову приезжала полиция?! Еще он ждет кого-то из канцелярии Чести и Права! Что вы натворили в Басманном?!
- Да ничего там такого не было. Мы с Талией мирно отдыхали в клубе с названием «Ржавый Париж». Талия иногда посещает это место и мне решила показать. Место веселое, выпили по коктейлю, потанцевали. Потом неожиданно появился ее парень. Вернее, бывший парень баронессы. Его имя Густав Ковальский, виконт. Мерзкий такой поляк. Ему не понравилось, что Талия тусуется вместе со мной. И я просто набил ему морду. Чисто случайно под руку попало несколько его друзей, - объяснил я, практически не соврав.
- Что такое «тусуется»? – мама нахмурилась.
- Тусуется, означает: весело проводит время, - пояснил я, не понимая, зачем из-за какой-то ерунды мама со столь строгим видом привела меня в свои покои.

- А ты знаешь, что там, в вашем… клубе стреляли из пистолета?! Знаешь, что в этом «Париже» все разбито и перевернуто! А в машине Ивана Сергеевича следы от выстрелов и разбито стекло?! – она на миг покраснела, потом побледнела.
- Конечно, знаю. Видел своими глазами, мам. Ведь стреляли же в нас, - ну как здесь было не засмеяться? Но я сдержался.
- Иван Сергеевич очень старался не предавать тебя, но… Он не знал, что говорить по произошедшему. Полиция задавала много вопросов. В общем, поэтому ему пришлось сказать, что на его вимане был ты с Талией. Теперь полиция приедет к нам. Ты это понимаешь? – ее голос трагически дрогнул.
- Правильно, нужно было сразу, отослать полицейских ко мне. Я бы им все пояснил по причинам произошедшего и тем мудакам, которые к нам прицепились, - мне захотелось закурить.
- Му-да-кам?! Саша! Что за слова! – Елена Викторовна явно была поражена.
М-да, оплошность, наверное, прежний граф Елецкий слово «мудаки» не использовал в общении с матерью.
- Мам, все? Я могу идти? – я не стал объясняться из-за озорного словца. В самом деле, я же взрослый. Астерий я, черт дери. И сейчас меня пробирал лишь один страх – страх, что я не смогу сдержать смех.
- Нет, не все! Теперь объясни мне, какие у тебя отношения с Талией, - левая бровь мамы надломилась, что чуть добавило ей суровости.
- Как какие? Примерно такие же, как у тебя с ее отцом, - ответил я, достав коробочку «Никольских» и опасаясь, что разговор рискует затянуться.
Мама побледнела, приоткрыв рот, затем выдохнула:
- Да как ты смеешь такое думать!
- В смысле? А что я такое подумал? – я разыграл изумление.
- Я не знаю, что ты там подумал. Говори мне честно, у тебя с ней отношения такие же как с нашей служанкой… Дашей? – лицо графини оставалось бледным.
- Мам, у меня же на данный момент нет отношений с Дашей. Кстати, благодаря тебя. Закурю, с твоего позволения. Ты же здесь иногда куришь, - я щелкнул зажигалкой.
- Не смей! – она топнула ногой.
- Мам, ты снова забыла. Ну-ка вспомни: я… уже… взрослый, - произнес я вкрадчиво, едва ли не по слогам. – И зачем тебе лезть в мои отношения? Это не полезно ни для тебя, ни для меня.
- Я хочу знать, что происходит между тобой и Талией! Взрослый он! Ты очень многого не понимаешь! Евклид Иванович предельно серьезно относится к воспитанию дочери. Саш… - теперь графиня уже не пыталась на меня давить, и выглядела просто очень обеспокоенной. – Пожалуйста, скажи, что у тебя было с ней. Я должна это знать!
- А с чего ты, собственно, взяла, будто что-то было? – вот здесь я не знал, как правильнее себя повести: если баронесса сказала о каких-то подробностях нашей совместной ночи, то с моей стороны, глупо от этого увиливать в объяснениях. А если у Елены Викторовны лишь подозрения, то сказать правду, означает предать Талию с последующими большими неприятностями ей от отца.
- У меня есть основания так думать. Взрослый, видите ли, он. Говори все как есть, - она подошла к тумбочке, выдвинула ящик и достала коробочку сигарет «Госпожа Аллои».
- Мам, я не хочу говорить о Талии вне ее присутствия. Это некрасиво. Давай, позову ее сюда и тогда мы продолжим этот разговор, - предложил я. Расчет был прост: по пути я успею быстро переговорить с дочерью Евклида Ивановича, узнать, что она успела сболтнуть, и тогда будет понятно, что ответить маме.
- Ладно, если ты не можешь как взрослый сказать правду, идем, я спрошу при тебе у нее, - она взяла сигарету из коробочки и направилась к двери.
Вот такой поворот я не предусмотрел. И получалось, увы, скверно. Так что, сам того не желая, я подставил госпожу Евстафьеву младшую.
Мы спустились в гостиную, мама убедилась, что в коридоре нет слуг и прикрыла дверь. Талия Евклидовна то смотрела с недоумением на графиню, то вопросительно поглядывала на меня. Графиня с минуту молчала. Наконец, завершив основные приготовления к разговору, прикурив сигарету и устроившись на диване, Елена Викторовна сердито сказала:
- Из-за вас курить уже начала, деточки. Так, Талия, скажи мне, пожалуйста, только очень честно, у тебя какие отношения с Сашей?
- Ну… хорошие. Очень хорошие, - чистосердечно призналась баронесса. – Я его люблю. Уже второй год как люблю, ваше сиятельство. А может третий.
Он молчал. Царапнул ногтями по простыне, сверкнул глазами и ни слова. Лишь когда перевел взгляд на Талию, пробормотал что-то короткое и неразборчивое.
- Хотел меня убить, а теперь сам лежишь едва живой. Как же так, хитрый Лис, сам себя перехитрил? – я ногой пододвинул табуретку и сел напротив него. – А чего глаза такие злые? Не рад что ли нам?
Видно, от множества моих вопросов виконт Ковальский растерялся. Он всполошился еще больше: жадно хватал ртом воздух, пытаясь ответить то на один заковыристый вопрос, то на другой, но вместо этого слышались лишь натужные вздохи. А потом и вовсе случился неприятный казус: послышался рычащий звук, источником которого была его задница.
- Фу!.. Аид тебя дери! – баронесса поморщилась и подбежала к окну, приоткрыв одну створку.
- Эй, хватит пердеть. Отвечай, давай: рад нам или нет? – напомнил я. Вопрос был отчасти бесполезный, но он вполне мог настроить беседу на эмоционально-нужный лад.

- Нет, - злобно проговорил Густав и дернул головой, пытаясь оторвать ее от подушки. Темно-рыжая прядь волос упала ему на глаза.
- Вот скажи, ты дебил? Если не рад, зачем тогда приглашал? Зачем изливался в сердечных сообщениях госпоже Евстафьевой? – я сделал вид, что не понимаю его. Наверное следовало перейти к серьезному разговору, но комичность сложившейся ситуации, продолжала забавлять меня.
Вместо ответа Лис зарычал и привстал, вцепившись побелевшими пальцами в край кровати.
- Лежите, больной, - несильным толчком я вернул его на место. – Вам еще рано вставать с постели. Ладно, оставим пока в сторонке ваше умственное состояние и поговорим о более серьезных вещах. Нам не понравилась ваша манера общения с Талией Евклидовой: это хамство, угрозы… Вы вообще дворянин или как? Нужно объяснять вам, что если еще раз, хоть одним неосторожным словом вы заденете ее, то ваше телесное и душевное состояние станет намного печальнее того, что есть сейчас? Я уж не говорю, что будет с вами, если вы ее заденете физически.
- Я тебя задушу, дрянь! – он снова попытался встать, гневно глядя на Талию. - Очень скоро!..
- Эх, Лис, ты точно не хитрый и вовсе не умный. Раз ты не понимаешь добрых слов, придется объяснять недобрыми поступками. Хочешь прямо сейчас твои кокушки поджарю? И тогда не будет для тебя девушек уже никогда, раз ты так груб с ними, – пальцы правой руки я сложил пучком и направил их так, чтобы фокус магического воздействия оказался возле причинного места виконта. В данном случае магическим воздействием стала обычная температурная магия: взращивать «Огненный Лотос» я не собирался. А вот поднять температуру до крайне неприятной для больного, было именно то, что доктор прописал.
Сначала глаза Лиса расширились, потом налились кровью, и он заорал, одновременно от невыносимого жжения и страха. Страха от непонимания происходящего под одеялом.
- Заткни его подушкой, - попросил я Талию, по-прежнему не снимая неприятного воздействия.
Хотя в коридоре возле 12 палаты никого не находилось в момент нашего визита, все равно имелись опасения, что на вопли виконта сбегутся сестры милосердия, доктора или жрецы. Баронесса рывком выдернула подушку из-под головы Ковальского, прижала к его лицу, навалившись всем весом. Крик тут же оборвался, превращаясь в хрип. Виконт завозился, пытаясь то вывернуться, то оттолкнуть Талию Евклидовна, но для этого сейчас он был слишком слаб и мешали бинты.
- Хватит, дорогая, он нам нужен живым, - сказал я.
И зловеще добавил: - Пока…
Талия нехотя оторвала подушку от его лица и точно змея прошипела:
- Было бы спокойнее, если бы он больше нам не был нужен живым, - после чего баронесса хохотнула, подошла ко мне, положила свои мягкие ладошки мне на плечи.
- Я обещаю… - прохрипел Густав. – Не жгите яйца! Пожалуйста!
Я убрал руку, снимая магическое воздействие.
- Вот, хорошо. Значит даже в твоей голове иногда случаются проблески здравомыслия. Теперь подкрепи свое обещание словом дворянина и поклянись перед… - я задумался: хотя у него на шее болтался медальон Морены, знак темной богини мог быть лишь данью моде.
- Мореной! – подсказала баронесса.
- Ладно, можно и перед Темной. В общем, давай слово дворянина и клятву перед Мореной, что ни лично ты и никто иной по твоему научению не причинит вреда госпоже Евстафьевой ни словом, ни делом, - строго сказал я.
Судя по выражению лица и напряженному голосу виконт серьезно отнесся к клятве. Не берусь утверждать, что теперь я был спокоен за Талию Евклидовну, но совершенно точно можно сказать, что для Лиса его яйца имели огромное значение. И демонстрация моих возможностей стала для него штукой гораздо более серьезной, чем запугивание полицией и прочие расплывчатые увещания. Теперь оставалось перейти к главным для меня вопросам, и я спросил:
- Ну-ка, рыжий мерзавец, поведай нам, кто и зачем из вашей блохастой стаи пытается меня убить?
- Никто не пытается, ваше сиятельство! – Густав приподнял голову и, старясь как можно честнее смотреть на меня, мотнул ей так отчаянно, что мне послышалось как хрустнули его позвонки.
- Так врешь же, сволочь! – рассмеялся я. – Ты хочешь сказать, что уговаривал Талию заманить меня в «Ржавку» лишь для того, чтоб со мной пивка попить?
Вот тут Ковальский снова рот открыл, но сразу произнести ничего не смог. Разумеется, он не дурак: догадался, что его очень замысел с «Ржавым Парижем» я сразу раскусил. Но придумать ранее, заготовить какие-либо объяснения он не счел нужным и сейчас лишь открывал рот точно пойманная рыба. Лишь через секунд десять он родил:
- Хотел поставить тебя на место, что ты вертишь с моей девушкой. Злой был, - ему почудилось, что эта версия вполне сносна и тогда он принялся развивать ее с большим усердием. – Ведь, пойми, граф, Талия мне очень дорога. Талия для меня так много значит! Люблю я ее, а тут узнаю, что вы там семьями дружите, и она к тебе излишне расположена. Злился мучила уже давно. Потом придумал, как тебе начистить физиономию.
- Небесная Охотница умеет быть божественно-бесшумной, - я отклонил голову назад, чувствуя ее аромат – аромат цветов акации. Он почти всегда окружал ее.
- И незаметной, - прошептала Артемида. - Но только иногда.
Ее голос казался едва уловимым, словно говорила сама тишина.
- Надо понимать, сейчас я - твоя жертва? – прикосновение рук богини даже через одежду отозвалось трепетом в теле, пошло он плеч ниже до пальцев ног.
- Жертва? Я пришла без оружия, - мне показалось, что она, стоя за моей спиной, улыбается.
Свечение сзади меня стало жемчужным, вспыхнуло на миг ярче и угасло. Значит сейчас богиня целиком обратилась в земное тело.
- Твое оружие – это красота, Прекраснейшая из Небесных, - я осторожно встал, отодвигая листки со схемами, нечаянно уронив ручку и полон нетерпения знать, какие вести принесла Охотница.
- Какой же ты льстец. Думаешь, будто я не знаю твое сердце? Оно переполнено восхищением ко многим женщинам. Астерий, иногда мне кажется, что охотник - ты. Коварный охотник за женским вниманием и кое-чем большим, - Глаза Артемиды сверкали серебром, белые длинные волосы, убранные золотой диадемой, тоже блестели.
- Уж не ревнует ли меня сама богиня? – я улыбнулся, сделав шаг к ней.
- К земным женщинам? Нет, Астерий. Неужели ты мог такое подумать всерьез? - она перевела взгляд на дверь. – В коридоре графиня. Она не спит. Знаешь почему? Взволнована твоими похождениями с Талией и может зайти сюда. Она слышит наш разговор.

- Если тебе не по душе ее внимание, могу запереть дверь, - предложил я, не в силах оторвать от нее глаз.
- Нет, пусть все идет так, как должно быть. Я пришла сказать, что Гера очень зла на тебя. Она пыталась настроить против тебя Перуна, но Громовержец благоразумно отмахнулся от нее. Есть кое-что еще, но давай, об этом чуть позже. Сейчас я хочу поблагодарить тебя за твою стойкость. Ты приятно удивляешь, Астерий, - Охотница тоже сделала шаг ко мне и, наклонив голову, тихо сказала: - Мне хочется сделать тебе приятное.
- Пусть это сделают твои губы, - я потянулся к ней, догадавшись что она имеет в виду.
- Мне нравятся твои прикосновения, но… - она замерла, наши губы остановились так близко, что между ними не поместился бы палец.
- Что «но»? Тебя беспокоит, что-то? – я положил ладони на ее гибкую талию, слегка поглаживая ее, задерживаясь будто невзначай на теле неприкрытом одеждой.
- Да. Неизвестность. Для богов неизвестность всегда мучительна. Возможные варианты будущего снова неопределенны - в Вечной Книге исчезло несколько важных страниц. В очередной раз, они будут писаться заново. Отчасти, причиной тому Гера, - произнесла она и коснулась своими губами моих.
Я оказался менее воздержан, прижал ее к себе. Сделал так, что наш поцелуй стал не робким касанием, а настоящим: ротик Охотницы невольно раскрылся и язычок вздрогнул от прикосновения моего. Меня при этом пробрала такая сладкая дрожь, что захотелось закричать от радости.
- Астерий, не надо так. Не спеши со мной. И не давай себе слишком много воли, - выдохнула Артемида, в этот раз не спеша освободиться от моих объятий. – Даже Одиссей не смел так поступать с Афиной!
- Зачем меня опять сравнивать с ним? И почему ты думаешь, что Одиссею с Афиной позволено больше, чем мне с тобой? Разве не мы сами определяет это «позволенное»? – спросил я.
Как она меня сейчас дразнила! Богиня… Это сложно объяснить, но когда вы сжимаете в руках то, что кажется недостижимым, необычно сильные чувства накатываются волной. Их просто так не остановить. И зачем?
- Я не думаю об этом. Давай ты не будешь забывать, что я – не земная женщина, - ее щеки порозовели, Артемида чувствовала мое нарастающее возбуждение и сказала: - Я хочу вернуться к серьезным вопросам.
- Хорошо. Только я мало понимаю в записях в Вечной Книге. Разве это плохо, что варианты будущего стерты? Объясни мне, неискушенному, что может быть прекраснее неизвестности? Ведь именно в неизвестности великолепная интрига, от которой захватывает дух и чаще стучит сердце! Я люблю неизвестность – она делает жизнь вкуснее и пьянее вина. И еще… - она ждала моих слов, но я не спешил с ними. Зачем спешить, если об этом просила сама богиня?
- Говори, Астерий. Меня не надо дразнить, - в глазах Артемиды словно сверкнули голубые льдинки.
- Я люблю тебя, - мои губы еще раз соединились с ее губами, но Охотница тут же отстранилась.
- Я же сказала, не надо со мной так. Ты можешь рассердить меня. В который раз убеждаюсь, что ты по-прежнему слишком человек. Наверное, даже вечность не изменит тебя. Пусти, - она освободилась и отошла к окну. – Ты говоришь, о любви к неизвестности. Это вы, люди, привыкли жить в ней, радоваться неожиданным удачам и лить слезы по таким же неожиданным для вас бедам. Вас мало беспокоит неизвестность потому, что вы не представляете, что жизнь может быть более определенной и ясной. Мы живем иначе, для нас почти всегда есть вероятность событий, есть ясность, пусть даже относительная. И, главное, есть возможность выбора. Так до тех пор, пока не стерты записи в Вечной Книге. Ты хотел знать о сути римского пророчества? Его теперь оно испорчено, но осталось в памяти Геры и отпечаталось в истоках Причин. Мне очень жаль, я не смогла принести тебе то, что ты просил.
- То есть, ты не поможешь с тем пророчеством? – вот здесь меня постигло разочарование, ведь я очень рассчитывал, что Артемида решит этот вопрос, по ее научению, попросил графа Голицына прекратить поиски такой нужной информации. – Знать хотя бы о чем оно в общих чертах. Никак нельзя добраться до этого?
- Я не смогла ничего узнать сделать пока, но я постараюсь сделать позже - мне должен помочь отец и Мнемозина. Я встречусь с ней через три дня в Жемчужных Садах. А ты должен прийти в мой храм на Гончарной в эту субботу ровно в восемь вечера. Обратишься старшей жрице Антее – она проводит ко мне.
- Здоров, - я кивнул вполне добродушно. - Ну раз надо, идем, - вышел за ним из класса, догадываясь, о чем пойдет речь.
- Ты хотел с Вархой встретиться. В общем, я ему передал часть разговора, - сказал Сухров, прислонившись спиной к стене. – Не слово в слово конечно, а так… Смысл, будто ты хочешь взять с ним реванш в честном бою, а не четверо на одного.
- И что он? – я прищурился.
- Он не против. Удивился сильно, пытался понять, кто за тобой стоит. В общем много разговоров было. Пересказать сейчас не успею. Если согласишься, то по времени так: или в среду, то есть завтра в два часа дня; если не можешь в среду, тогда только в субботу. До субботы он уезжает куда-то. Хотел склонить его к встрече на нашем пустыре, но Варха ни в какую. Говорит, только Шалаши или их район, - пояснил Сухров, обернувшись на проходивших дам из класса Рамила Адашева. И добавил: - Жопа у Зайцевой хорошая.
- Да. Милая девочка, что спереди, что сзади, - согласился я, одновременно думая, как ответить на согласие Вархи. До субботы как бы долго ждать, это не так важно – ждать я умею. Но есть еще подозрение, что Ковалевская одумается и перенесет встречу в субботу на более ранее время. Если среда, то… до завтра я не успею прокачать «Лепестки Виолы», а они очень нужны – вчерашний день показал их важность. К тому же «Стальные Волки» могут приготовить гораздо более неприятные сюрпризы, чем стрелок с остробоем – дурачок Подамский. Да, кстати, остробой то у «волков» боевой и пистолет имеется. Вимана господина Веселова вон как пострадала. Но выбрать что-то требовалось, и я решился: – Ладно, давай на завтра. Передай, что согласен в том же месте, где мы бились с тобой - во дворе старого «колбасника».
- Ты понимаешь, честный поединок с ним может не выйти. Он слабее меня, но не слишком. Для него любой бой, это драка без правил: может песок в глаза бросить, может незаметно заточкой шырнуть. Только дело даже не в Вархе, а в их стае в целом. Они очень злы на тебя за Лиса и за то, что ты их всех выставил дураками. Сейчас в клубке только и говорят об этом. Теперь и я знаю, кто так отделал Лиса и что случилось в «Ржавке», - граф Сухров усмехнулся и на его избитом лице проступило явное удовольствие.
- Разберемся. Жаль, времени мало, но ничего, подготовлюсь, - я подумал, что сегодня придется отказаться от первоначальных планов. Увы, к Айлин в гости после уроков не попаду, и конечно, никаких торжеств по случаю исчезновения целки у госпожи Евстафьевой. Все свободное время я посвящу прокачке нужной мне магии и дополню арсенал еще парой заготовок. – Ладно, передай ему, что завтра в два дня, - подытожил я.
- Не советую брать никого из наших девочек. Если хочешь, могу пойти с тобой, - неожиданно предложил Ергам, и тут же сделал важное дополнение: - Но быть полностью на твоей стороне не смогу. Могу лишь держать нейтралитет. Если что-то пойдет слишком нечестно, обещаю замолвить свое слово.
- Было бы неплохо, - немного подумав, согласился я. – Твои эти… - я неопределенно кивну в сторону двери в класс, имея в виду Лужина и прочих шестерок. – Тоже пойдут.
- Не знаю. Поговорю. Думаю, это было бы полезно для тебя. Если они пойдут можно представить, как спор районов: нас представляешь ты, Резники – Варха, - он хотел сказать что-то еще, но в коридоре появился госпожа Явлинская, ведущая у нас прикладную геометрию, и мы зашли в класс.
Ни Ковалевской, ни Синицыной о предстоящем завтра я не говорил, лишь извинился перед Айлин, что не смогу сегодня провести с ней время, как мы договаривались. Последний урок – урок имперской литературы, я провел, закрыв глаза и усиленно работая над шаблоном управления лазутчиком. В прошлом он назвался «Эроши ви Кайрин», в переводе с лемурийского «Нанятый в Пустоте», но для простоты я называл эту заготовку просто «Лазутчик», предпочитая поэзии древних современную практичность. Айлин дважды тихонько толкала меня ногой под партой, давай понять, что преподаватель подозревает меня в преступном невнимании к происходящему на уроке. Тогда я глаза открывал, смотрел ими вполне осмысленно и даже кивал, в знак согласия и принятия всем сердцем важных наставлений учителя.
Когда уроки закончились, меня с Айлин нагнал граф Сухров и сказал:
- В общем окончательно договорился. Завтра на том же месте в два. Я обязательно пойду с тобой и Лужа, может Адамов поддержит. Но сразу говорю, ты очень рискуешь. Я бы советовал…
Он замолчал только со второго моего кивка - я многозначительно указывал на Айлин.
- Ах, да. Давай тогда на пару слов, - Еграм отошел к лавочке, где сидело несколько парней из третьего класса, при этом они тут же с почтением освободили место.
- На минутку отойду, - сказал я Синицыной и последовал за Сухровым. Садиться он не стал и продолжил, понизив голос:
- Ты очень рискуешь. Это не те люди, от которых можно ждать благородства. Я их заставил уважать себя лишь после нескольких побед в боях со ставками в «Сталь и Кровь». Но бои в клубке на ринге - другое дело. Там имеют значение деньги, и это причина почему бои на их ринге проходят относительно честно.
- Ты предлагаешь, драться с ним в их клубе? – удивился я.
- Конечно, нет. Там будет еще хуже – это их клуб, - сказал он, разглаживая отклеившийся пластырь на лице. - Я только объяснил, как происходило со мной. Тебе предлагаю не спешить, отложить это на неделю-две и подготовить нашу команду. Если не спешить, то можно со школы привлечь наших человек десять-пятнадцать. Тогда условия чуть изменятся.
- Еграм, честно говоря, тронут и спасибо за советы и помощь, но пусть это случится завтра. Как ты понял, теперь я – маг. Достаточно сильный маг, и если что-то пойдет не так, то с моей стороны тоже будут сюрпризы, - сказал я, при этом понимая, что Сухров во многом прав. Тысячу раз я убеждался, что нельзя недооценивать противника, тысячу раз сожалел из-за лишней поспешности. Но я - Астерий, и знаю еще одну истину. Истину более высокую: любая жизнь, это лишь игра, и я в ней для того, чтобы наслаждаться ее вкусом, пусть даже он будет иногда горьким. Я рискну в этот раз – я так хочу. Как я рискнул, идя на поединок с тем же Сухровым и зная, что в его окружении что-то замышляют. Посмотрим, что выйдет. У меня есть свои задумки и свои хитрости. Можно, конечно, сейчас отложить карты и ждать более благоприятного момента, но я так не хочу.
Интуиция подсказывала мне, что с Айлин ничего страшного не произошло. Скорее всего, она успела скрыться в зарослях сада, услышав приближение незнакомых людей. Иначе я бы услышал ее крик. Эти двое незваных гостей заходили через ворота, и Айлин заметила их раньше, чем они могли заметить ее. Сейчас появилась возможность проверить, насколько Эршага Нуи готова служить мне. Не переходя целиком на тонкий план, я вернулся к ментальному контакту со своим лазутчиком и приказал:
«Немедленно осмотри сад в этом дворе. Найди там человека», - мысленно я передал сущности образ госпожи Синицыной. – «Как найдешь, сразу покажи то место своими глазами».
Конечно, глаз у вилпры в нашем понимании не было, но существо прекрасно понимало, что я имею в виду ее органы восприятия. Я почувствовал, как недавняя пожирательница моих сил, тут же метнулась исполнять приказ. Длины поводка хватило бы до половины сада - больше не требовалось. Опасений, что сущность атакует Айлин не было. Вилпры не нападают на обычных людей, поскольку этих сущностей интересует только трансформированная магическая энергия. Она доступна, если высасывать ее с двух верхних чакр или из чакры-манипуры. В чакре-манипуре энергия тяжелая, но более питательная для вилпр. Однако, эти сущности всегда начинают верхних центров, чтобы погрузить жертву в сон. Еще важное условие: потенциальная жертва вилпры должна быть открыта воздействию, а обычный человек, не практикующий магию, почти всегда закрыт. Открыты бывают маги или жрецы, когда переходят на тонкий план. А также в тех случаях, когда маги готовятся к атаке или иному, энергоемкому магическому воздействию – в тот момент их энергетические центры раскрываются и идет активный обмен энергией.
Примерно через минуту я почувствовал: Эршага Нуи нашла госпожу Синицыну, и вскоре перед мысленным взором возникла размытая картинка в яркокрасных и желтых тонах. В показанном образе я узнал Айлин: она пряталась за стволом старой яблони, напугано поглядывая на заросшую сорняками тропинку. Тем временем двое незнакомцев направились к двери в «колбасник», которой зашел я. Сомнений на их счет у меня не оставалось: эти ребятки или из «Стальных Волков», или имеют прямое отношение к Варге. Пришли сюда, чтобы выбрать место и подготовиться к завтрашнему дню, так сказать, преподнести мне неприятные сюрпризы. Все это было слишком ожидаемо. Именно по этим причинам я пришел сюда и обзавелся лазутчиком. Я дал команду Эршага Нуи наблюдать за ними и не выдавать себя, поскольку как минимум один из пришедших был магом. Пока вилпра присматривалась к ним, сам я пошел в дальний конец производственного цеха, там за небольшим коридорчиком имелась еще одна дверь, и через нее можно незаметно выскользнуть в сад. Встречаться с этими ребятами сейчас не хотелось. Зачем им знать, что я в ответ на их сюрпризы готовлю свои?
Осторожно, почти без скрипа приоткрыв перекошенную створку двери, я выбрался в сад и пошел в направлении подсказанном вилпрой. Пригибаясь за кустами, практически беззвучно, я добрался до изгороди. Отсюда уже за редкой зеленью виделось розово-бордовое платье Айлин – она пряталась за деревом и с тревогой наблюдала за тропой к главному входу в «колбасник». Конечно, девочка переживала, что двое незнакомцев столкнуться со мной. Но Айлин, молодец, она добросовестно исполнила мои наставления: чтобы ни происходило, не выдавать себя и не вмешиваться. Так сказать, в благодарность мне захотелось пошутить над ней. Ребячество не выветрилось из меня за тысячи лет. Иногда я страдал из-за своих шуток, но, пожалуй, ничто и никогда не заставит меня целиком отказаться от них.
Бесшумно я подкрался сзади к госпоже Синицыной. Понимая, что она от испуга может закричать, схватил ее, одновременно закрывая ротик ладонью. Она не закричала. Было дернулась с неожиданной силой, но тут же затихла, узнав мои руки и став такой мягкой, податливой, что у меня сразу возникло напряжение в джанах. Прижимаясь к ней сзади, я положил ладони на ее груди.
- Ваше сиятельство!.. – подразнивая меня она чуть выпятила свои упругие ягодицы. – Зачем вы это делаете? – прошептала Айлин, потираясь о меня.
- Потому, что ты плохая девочка, - сообщил я ей, скинув с ее плеч бретельки платья и выпустив на свободу ее грудь.

- Там какие-то люди. Нас могут услышать, - прошептала она, бессовестно продолжая меня провоцировать.
- А ты веди себя тихо, - прошептал я, уткнувшись в ее розовые волосы, ища губами мочку ее уха.
Короткая юбочка задралась, и как-то так нескромно вышло, что трусики госпожи Синицыной скатились вниз.
- М-м-м… - издала она негромкий звук, упираясь руками в ствол дерева и чувствуя мои пальцы в своей щелочке.
- Терпи! – повелел я ей, играя в ее промежности, проходя пальцем по щелочке.
Влаги тут же стало больше, столько, что я размазывал ее по ее животу, до пупка и снова нырял в сочащуюся желанием кису.
- М-м-м! – выдавила Айлин громче, протяжнее с явным мучением.
- Ну-ка, замолчи мне! – строго сказал я, вонзая два пальца в ее лоно, тихонько растягивая его и погружаясь глубже аккуратными толчками.
- Войди сам, - попросила она, расставив ножки шире. - Пожалуйста!
- Терпи, плохая девочка! – я был беспощаден, играя с ее кисой, вынимая пальцы и потирая ими набухший бугорок в ее щелочки.
И когда Айлин начала вздрагивать и постанывать, я направил в лоно твердого точно камень воина. Она выгнулась, кусая зубками мою ладонь, а я начал двигаться в ней поначалу неторопливо, вынимая член почти полностью и неотвратимо погружаясь в ее мокрую, такую отзывчивую, узенькую норку. С каждым толчком худенькое тело госпожи Синицыной вздрагивало с нарастающей амплитудой. Из груди моей школьной подруги вырывались, резкие, шумные выдохи. Она запрокинула голову, тряхнув розовыми волосами и застонала уже вовсе не тихонько. Виляя бедрами, она все решительнее двигаясь мне навстречу. Оргазм накрыл Айлин так неожиданно, что я даже не успел закрыть ей ротик, хотя предвидел такое безобразие.
Явление людей из имперского надзора – чаще всего событие неприятное. И я должен был их ждать, тем более после разговора в больничной палате с графом Захаровым. Но черт принес их так невовремя! Вернее, не черт, а Гера. Конечно, это шутка, но за ней вполне могли скрываться происки рассерженной жены Перуна. Влияние богов обычно таково: они управляют лишь случаем. Обстоятельства складываются так, что ты воспринимаешь их как неожиданное везение или напротив – жуткую неудачу. Это лишь в легендах да мифах Небесные переводят на смертных молнии или оказывают какое-либо грубое материальное воздействие. Ладно, о богах сейчас рассуждать неуместно: на меня вопросительно смотрел Антон Максимович и мама, пылая взглядом, ожидала моей реакции.
- Пусть ждут в гостиной, - повторил я, неторопливо попивая компот и поглядывая на застывшую у края стола Ксению.
- Может ты поторопишься, Саш? Все-таки люди из высокой имперской службы, - заметила графиня.
- Да, мам. Компот, кстати, вкусный. Надо бы повара похвалить, - отставив стакан, я встал и вышел из-за стола. – И борщ очень даже. Моя благодарность Кузьме Ильичу.
В гостиной меня дожидались двое: все тот же граф Захаров и виконт Костромин – мужчина тоже в возрасте, лет этак за пятьдесят, шатен с сединой, густыми усами, в очках.

- У нас к вам несколько вопросов, Александр Петрович, - после недолгого представления, произнес Захаров. – Можно сказать продолжение разговора, прерванного в доме Асклепия.
- Что он натворил еще? В каком доме Асклепия? – вмешалась мама.
- Как же вы, ваше сиятельство не ведаете? Речь о доме Асклепия, который на Старолужской. В понедельник, двадцать третьего мы имели общение с вашим сыном в палате, где лежит на лечении виконт Ковальский Густав Борисович. Надо заметить, пребывал Ковальский в крайне скорбном состоянии, и не без помощи вашего сына, - сообщил Захаров и покосившись на диван, спросил: - Позволите присесть? Разговор может не выйти коротким, а нам еще писать бумаги придется.
- Да, конечно, господа. Прошу, - позволила графиня и, открыв дверь шире, призвала: - Антон Максимович, пожалуйста, организуйте столик возле дивана. Господам от государя потребуется писать документы, - при этом мама не упустила момента сердито глянуть на меня и полушепотом спросить: - Это вы с Талией успели?
- С Талией Евклидовной Евстафьевой, - подтвердил виконт Костромин, видимо отличавшийся хорошим слухом, и добавил: - Мы как раз только что от нее. Занятный разговор был. Такое нам наговорила, что теперь не знаем, что и думать. Получается, дело ваше вовсе не простое.
Мама побледнела и опустилась в кресло. А мне оставалось гадать, что такого могла наговорить баронесса. Скрывать от имперской канцелярии мне было нечего: угон виманы у барона Веселова – чистой воды шалость, раз сам Веселов не имел ко мне претензий. Гонки над улицами столицы с опасным пилотированием – тоже мелочь, поскольку не повлекли никаких серьезных последствий. За такое могут наказать лишь простолюдина и то не слишком обременительным штрафом. А погром в «Ржавом Париже» - это как бы самооборона. Уж ни один человек в здравом уме не поверит, будто я этакий нехороший, накинулся на толпу ребяток с сомнительной репутацией и отделал их. По всем этим пунктам у меня не было никакого беспокойства, если не считать падения Лиса с виманы – вот здесь уже могли как-то повернуть против меня и присудить не более чем штраф, да взыскать сумму оплаты его лечения. Ах, да, мы бедного Лиса пытали прямо в больничной палате. Может здесь фантазия госпожи Евстафьевой разыгралась каким-то особым образом, и она наговорила того, чего не происходило. В общем, мне стало очень любопытно, поэтому я не стал садиться в кресло, придвинул стул и сел на него так, чтобы оказаться ближе к служителям имперского надзора и поглядывать, что будет писать виконт Костромин на листках с канцелярским гербом.
- Можно я вас, Александр Петрович, спрошу прямо. Совершенно прямо об одном не дающем нам покоя вопросе, - Захаров прищурился, глядя на меня, и как ни странно, на глазах его проступила улыбка. – Вот если бы вы еще честно ответили, то очень бы облегчили нам это разбирательство, оказавшееся на редкость непростым.
- Ну так, спрашивайте, Иван Ильич. Буду очень рад помочь вам, - согласится я и достал из кармана коробочку «Никольских». – Желаете немного подымить, господа?
- Чуть позже, если здесь курить позволено, - отозвался Захаров. Костромин мотнул головой, что-то записывая в бланк с гербом. А вот мама… Мама удивила: взяла из моих рук сигарету, щелкнула зажигалкой, подрагивающей в ее пальчиках.
- Расскажите, Александр Петрович, как вышло так… - Захаров возвел к потолку свои проницательный взгляд и после небольшой паузы продолжил: - Так, что виконт Ковальский, отвечая на наши вопросы, договорился до того, что сам признал, будто хотел убить вас? Ведь я отчетливо помню ваши слова у двери в палату. Чем вы таким запугали Ковальского, что его потянуло на опасные откровения? Вот мы вспоминаем все это и не можем пока найти здравого объяснения. Ковальский с таким нездоровым энтузиазмом расписывал нам о собственном плане вашего убийства, что у меня возникли сомнения, в том ли лечебном заведении он находится.
- Да, и меня это очень обеспокоило. Подумалось, что его следует перевести к душевнобольным, - вставил виконт Костромин, прекратив делать записи и поправив очки. - Правда откровения Ковальского быстро прекратились. Потом словно подменили человека. Он принялся рьяно отрицать все, им же сказанное. Требовал, чтобы мы порвали протокол опроса. Вы, ваше сиятельство, ведь неспроста сообщили нам, что он желает пойти на откровения, расспросить его о причинах визита в клуб «Ржавый Париж»? Объясните, откуда у вас возникла такая уверенность, будто виконт Ковальский собирается свидетельствовать против самого себя?
Я еще раз перечитал письмо графа Голицына. Смысл его сводился к тому, что кто-то отслеживает сообщения с его рабочего коммуникатора и, вероятно, домашнего. Соответственно за сообщениями на эйхос шпионили тоже. И Жорж Павлович сокрушался, что пока не совсем понимает, как это можно сделать технически: все рабочие терминалы инженеры обследовали, но пока не нашли каких-либо сторонних подключений. Поэтому граф принял решение поддерживать общение в рамках нашего проекта только бумажными письмами. Разумеется, сообщения, не касающиеся технической стороны проекта, можно и передавать обычными посланиями через эйхос. В конце письма Голицын много недоумевал, мол, как? кто посмел? Для Жоржа Павловича это казалось таким же невероятным, как если бы почтальон с милой улыбкой вручал ему вскрытые конверты и пометкой «прочитано». Для меня же вопрос «кто посмел?!» был вполне ясен. Кто, как не вездесущие бритиши, которые не первую сотню лет суют свои сопливые носы в наши внутренние дела, нашу политику и особенно наши передовые научно-технические разработки. Думаю, Жорж Павлович это понимал не хуже меня. А его недоумения сводились к желанию понять кто именно эти мерзавцы поименно. И еще меня интересовало каким образом мой старший друг прознал о том, что сообщения отслеживает кто-то посторонний. Об этом, разумеется, граф не распространялся, имея какую-то свою хитрость против хитростей наших заклятых «друзей».
В ответ Голицыну я не стал мучить бумагу, а взял эйхос и передал следующее:
«Все понял, ваше сиятельство. Выводы сделал и буду следовать дальше вашим инструкциям»
И немного подумав, учтя ту часть письма, в которой он говорит о содержимом коробки – устройствах, собранных его инженерами, добавил:
«По меньшей мере три присланные вами «штучки» я доведу до ума сегодня же. Завтра можете забрать их у нашего дворецкого. Ведь я знаю, как вам не терпится их опробовать. Не скрою, не терпится и мне».
Одновременно у меня возникла мысль: если кто-то из «заклятых друзей» перехватит это сообщение, то он может прислать своих людей под видом курьера от Голицына. Рискованно, конечно, с их стороны, но могут. Антон Максимович вряд ли способен распознать, кем послан курьер, и здесь следовало бы как-то перестраховаться. Я не опасался, что устройства, названные мной «эрминговый преобразователь Голицына-Елецкого», попадут в недобрые руки, ведь вся хитрость вовсе не в устройстве преобразователе, а моих магических установках – их никто не сможет воспроизвести. Это все равно что подсунуть свиток написанный на лемурийском – будут ломать головы годами, но не поймут ни слова. Да мы рискуем потерять три устройства из пяти, которые лежали в коробке, но себестоимость их невелика. Взамен, мы можем получить кое-какую информацию: кто приезжал (хотя бы внешний вид), на каком транспорте и всякие мелкие делали, которые могут оказаться полезны – об этом я проинструктирую дворецкого. Эта мысль тут же получила дальнейшее развитие: а ведь здесь можно с большой пользой использовать лазутчика, не Эршага Нуи, а другого, заранее подготовленного. Вот только для этого нужен сам лазутчик.
Ладно, об этом пока рано думать. Вопросы важные, но я вернусь к ним позже. Сейчас мне требовалось хоть немного времени уделить магическим практикам. Заняться ими я решил лежа на кровати. И уже устраиваясь на подушке, позволил себе маленькую слабость - все-таки включил эйхос и прослушал сообщение княгини:
«Елецкий, ты что ли обиделся? Ну да, я бываю такой, находит всякое настроение. Если не можешь сходить за туфлями в субботу, давай в воскресенье. Я даже не поеду с родителями на верховую прогулку».
Ах, вот как? Княгиня все-таки попятилась в своих амбициях. Пожалуй, я приму ее предложение, но пока не буду отвечать. Сделаю это не раньше, чем прослушаю послание Айлин и Талии. Сейчас самое главное прокачка «Лепестков Виолы». Я закрыл глаза и перешел в то пограничное состояние, которое позволяло значительно улучшить мою связь с магическими основами этого мира.
Ужин вышел скучный, но сытный. За столом я оказался в гордом одиночестве, а прислуживала, увы, Надежда Дмитриевна - Ксении в столовой не оказалось. Поэтому я быстро справился с крупным ломтем белуги – зарумяненный до приятного хруста на гриле, на вкус он был потрясающим. Выпил чай, попутно ублажая себя клубничным суфле, и поднялся в свои покои. Прежде чем вернуться к занятиям магией, я ответил на сообщение Айлин и баронессы Евстафьевой, последняя предупреждала, что меня посетят чиновники из имперской канцелярии и сокрушалась, что наша встреча откладывается. Затем немногословно ответил Ковалевской, мол, ее идея встретиться в воскресенье хороша, и занялся коробкой графа Голицына. Выложил на стол три эрминговых преобразователя. Они представляли собой толстые текстолитовые квадраты с рядами медных клем по краям, четырьмя кристаллами в центре, соединяющими их электрическими конденсаторами и массивными катушками. Осмотрел их, просканировал рукой энергоинформационный отклик цодия и потом начал работать поочередно с каждой схемой. То, что я делал, можно назвать прошивкой, потому как это действие по смыслу довольно похоже на прошивку БИОСа компьютера. Только прошивал я кристаллы и не электрическими импульсами, а модуляциями эрмингового потока. На все три преобразователя я потратил примерно полчаса. Затем отнес их Антону Максимовичу, попросил, чтобы он очень осторожно упаковал каждый преобразователь отдельно. Дал ему инструкции на завтрашний день по особому вниманию к человеку, который заберет эти устройства.
Наконец справившись со всеми намеченными делами, я снова вернулся к магическим практиками. Еще часа полтора качал «Лепестки Виолы». Да, это мало, но наскоком такие вещи не делаются, уже через час наступает усталость и выгорание. Второй подход я решил сделать перед сном, а пока переключил внимание на создание нового шаблона. Взял за основу свою старую наработку «Лорепалх Куил», что в переводе с лемурийского «Маска Лжеца». Не буду себя нахваливать, но эта магия доступна далеко не всем. Она сложна тем, что опирается на множество тонкостей и предельно развитое внимание второго уровня. Суть «Маски Лжеца» в том, что маг, глядя на какого-либо человека или его детальны портрет, создает образ этого человека и сохраняет в магической заготовке. При активации «Маски Лжеца» маг как бы натягивает на себя образ того человека, и становится весьма похож на него. Чем выше уровень мага и его опыт, тем точнее передается взятый за основу образ. Стопроцентной точности добиться вряд ли кому удаться, но в далеком прошлом я много раз баловался «Маской Лжеца». Превращался даже в короля Геумура Четвертого, по его же тайной просьбе, чтобы предотвратить готовящееся на него покушение. Правда тогда вышла небольшая оказия, пришлось переспать с милейшей супругой Геумура, и не было в том моей вины, поскольку случившееся – всецело инициатива королевы.
Это ты что ли решаешь здесь на чем и как драться? – я усмехнулся, пронзая Вацлава Новаковского взглядом как смертоносным клинком. – Во-первых, мне плевать на твои правила. А, во-вторых, меня не волнует на чем ты там собираешься драться. Хочешь - выходи с ножом, хочешь – с остробоем, да хоть с эрминговым пулеметом. В любом случае я размажу тебя голыми руками.
Да, я сейчас проявил непомерную заносчивость, и сделал это сознательно. Вовсе не потому, что меня распирает гордыня – она вообще не свойственна Астерию, но потому, что таких мерзавцев, как Новаковский нужно приземлять. Чуть позже, сразу во всех возможных смыслах.
- Ты идиот? – он рассмеялся и сделал шаг назад.
Я смотрел в его глаза, блестящие как у крысы, и чувствовал, как в нем зачинается страх. Это хорошо, пусть боится, пусть думает, что я псих.
- Десять минут на подготовку, - бросил я, расстегивая рубашку.
В этот раз подготовку я начал вовсе не с разминки. Сел на траву в позу лотоса. Не люблю я эту позу, но сейчас три-пять минут в «лотосе» пойдут мне на пользу хотя бы для растяжки. Закрыл глаза, собираясь в чакре-аджне, и расширяя сферу внимания. В какой-то миг мне показалось, что моего лазутчика нет, и на этот скверный случай у меня имелась другая заготовка, но, слава богам, Эршага Нуи оказалась на месте.
«Покажи своими глазами, кто из людей есть в здании» - повелел я.
Вилпра не ответила, но тут же метнулась выполнять задание. Увидел я примерно то, что ожидал: вчерашний гость в одежде мага, обвешанный амулетами, рядом какой-то незнакомый паренек вооруженный остробоем. Оба сидели на кирпичах, уложенных в несколько рядов, курили. Замысел их очевиден и, как думают «волки», надежен: как начнется поединок, маг будет каким-то образом воздействовать на меня. Если не поможет, в дело вступит стрелок. Увы, остробой у него боевой и это немного осложняет дело. Если я словлю дротик раньше, чем успею раскрыть щит, то будет ой как неприятно. Но в любом случае, они рискуют куда больше, чем я.
«Как только маг раскроется, выпей его всего и быстро. Начинай сразу с чакры-манипуры», - разумеется, вилпра не знала этого термина, и я просто указал ей нужный энергетический центр, - «Как только этот…», – я указал на стрелка, - «подойдет к окну, сразу сообщи мне и попытайся ему помешать, попробуй отвлечь, чем сможешь. Важно, чтобы он не направил на меня эту штуку», - я указал на остробой. – «Это наши враги, Эршага Нуи! Если они победят меня, то ты останешься здесь на поводке и тебя никто не спасет. Старайся изо всех сил! В точности исполни все, что я сказал! Когда победа станет моей, я освобожу тебя, как мы договаривались».
«Ты должен победить, человек Астерий! Я не могу больше быть на поводке. Мне очень плохо!» - отозвалась вилпра.
«Если ты выполнишь все, что я сказал, то победа будет нашей – не сомневайся», - посидев еще с минуту, я просканировал пространство на возможные неприятности, затем открыл глаза и медленно встал.
Начал легкую разминку. Новаковский ее, кажется, заканчивал. Не знаю, сколько прошло времени. Может быть все десять минут, которые я запросил. Но это не важно – волки подождут, пока тигр готовится к схватке.
Кому-то из их стаи показалось, что я тяну время, и белобрысый, подойдя, спросил:
- Эй, ты долго? Или может ты ссышь?
Обычная глупая подковырка, которую я слышал много раз. Я не ответил. Довел разминку до конца и сделав несколько шагов к Варге, сказал:
- Ну, давай, доставай свой нож.
Он так и сделал, ловким движением выхватил его, подбросил, и легко поймал точно за рукоять, будто жонглер в цирке.
- Варга! Варга! Варга! – начали орать резниковские.
Почти в ту же секунду я ощутил довольно сильное магическое воздействие. Явно в работу включился их маг, насылая на меня оцепенение. Напоминать Эршага Нуи ее задачу не пришлось – она сразу начала свое хитрое дело, это я тоже отчетливо почувствовал. Но вилпра мгновенно не высосет мага, даже если он слабый, а мое тело слушалось меня с замедлением. Благо Варга не спешил. Пока он лишь пугал меня, рисуя острием ножа замысловатые узоры в воздухе и делая ложные выпады. Я мигом активировал «Усы Тигра». Не в полной мере, но хотя бы наполовину эта заготовка должна компенсировать насланное на меня оцепенение.
Лицо долговязого вдруг исказилось злостью, он что-то рыкнул и теперь пошел всерьез на меня. Сделал ложный замах и ударил справа в бок. Я успел среагировать. Ушел влево, не ставя блок. Оцепенение быстро спадало – вилпра знала свое дело, пила мага с превосходной жадностью. Новаковский, чуть разочарованный моей верткостью, теперь буквально впился в меня взглядом, стараясь предугадать каждое движение. Ноги его двигались легко и пружинисто, он наступал, и я понимал, что Варга как бы потихоньку теснит меня к битому кирпичу.
Вот интересно, на что рассчитывает этот поляк? Он собирается меня просто подрезать или убить. Неужели, он, простолюдин, готов убить графа при свидетелях? Ладно тот раз в Шалашах не было посторонних глаз, если не считать неожиданно появившуюся Айлин. А сейчас за нами наблюдает семь человек из нашей школы, двое из которых дворяне… Может за этим Вацлавом стоит какая-то особая сила, и он убежден в безнаказанности даже за убийство графа? Или все же надеется только подрезать? Проверять эти версии я не горел желанием. Еще я знал, что здесь имперская полиция работает из рук вон плохо, гораздо хуже, чем полиция в мире, покинутом мной недавно.
Варга злился, пытался меня достать, делая частые замахи, тычки. А после того, как я дважды несильно взбодрил его ударами в плечо и бедро, он и вовсе озверел. Тем временем я убедился, что оцепенение полностью отпустила меня, и маг на втором этаже «колбасника» выпит Эршага Нуи, возможно, до смерти. Дальше отступать в противоборстве с долговязым не было смысла. Едва он бросился в новую атаку, я уклонился, припадая на левую ногу. Сделал стремительный перекат и оказался за спиной Варги. Сейчас я мог его просто убить, но вместо этого отвесил ему смачный поджопник. «Стальные Волки» завыли от изумления и негодования. Послышались радостные возгласы с нашей лавочки. Мне даже показалось, что Лужин выкрикнул мое имя.
Я очнулся в темноте. Ломило затылок, болели плечи и особенно спина, словно на ее месте был один огромный синяк. Руки сзади были схвачены чем-то тонким и прочным: проволокой или жгутом. Он врезался в тело, доставляя крайне неприятные ощущения. И еще мелкая пакость - сухость во рту, прямо Сахара, даже горло одеревенело от тоски по глотку воды. Но мое самочувствие сейчас не имело большого значения - я могу терпеть боль и любой дискомфорт. Управляя вниманием, могу их просто не замечать. Сейчас важнее определиться, где я и что можно предпринять в нынешних условиях.
Здесь воняло гнилыми тряпками и какими-то отбросами. Звуки… легкий шелест ветра за окном и, кажется, шорох метрах в пяти от меня. Крысы? Я не люблю крыс. Можете смеяться, но есть такие люди, которые их любят. Я лично знал когда-то троих или четверых. Один из них, римлянин в эпоху Октавиана прикармливал крыс в своей бедной лачуге, хотя сам жил впроголодь. И мы с ними поссорились из-за пустяка – я пнул крысу у порога его дома.
От краткого воспоминания я снова вернулся в реальность, вглядываясь в темноту. Окно… Окно здесь есть и лишь одно. Оно в форме арке высоко под потолком – скорее всего я в подвале. Если приглядеться, то видно на окне решетку из толстых вертикальных прутьев, а за ней звезды. Ночь или поздний вечер? И меня, Астерия, ждет дома мама. От последней мысли я даже рассмеялся. Хотя это не слишком смешно. Я не хочу, чтобы из-за меня переживал человек небезразличный мне. Но увы, это происходит и неизбежно будет происходить всю мою жизнь, потому что Астерий не любит жить скучно. Кому-то это покажется глупостью, но на самом деле глупы они - те, которые ограничены памятью одной жизни, и ту единственную предпочитают прожить, спрятавшись от нее под одеялом.
В моем случае хорошей новостью можно считать то, что я еще жив. Если бы «волки» хотели бы убить, то убили сразу, а не переводили на меня недешевые дротики с транквилизатором. Но, с другой стороны, разве меня не хотят убить? Иначе, зачем Лис с помощью госпожи Евстафьевой заманивал меня в «Ржавый Париж» и зачем Варга старался достать до моего сердца острием ножа через живот. Как все это сложить воедино? Пожалуй так: я им пока нужен. Возможно лишь для того, чтобы сполна поквитаться со мной, отомстить за унижение в «Ржавке», за полуживого Лиса, за сегодняшний позор во дворе «колбасника» и убить лишь потом, вдоволь поглумившись надо мной. Есть еще небольшая странность, почему меня только сейчас отпустил транквилизатор? Да, в этих дротиках очень сильное действующее вещество, но его действия хватает на полчаса, может, чуть больше. А если за окном уже темно, то прошло не менее часов семи-восьми. Наверное, волки, опасаясь, что я очнусь раньше, опоили меня чем-то для верности – отсюда эта скверная сухость во рту и горле. И еще важные вопросы: что с графом Сухровым и Лужей? Они меня специально повели туда, где ждала засада? Похоже на это. Ребята, стоявшие возле двух эрмимобилей могли не представлять большой угрозы для нас. Ну сколько их было шесть-семь? Мы бы справились с ними, если бы Еграм оказался на моей стороне. Итак, очень вероятно, что Сухров с самого начала играл за «волков». Может он был на подстраховке: если в моем поединке с Варгой сложится не в их пользу, то, как говорится, план «Б» - навести на засаду. Но есть кое-что твердое против этой версии: зачем Еграм тогда спешил увести меня из двора «колбасника»? Ушел бы сам, забрав своих, оставив одного против банды Лешего. Ему так даже выгоднее: он как бы не виноват, знать не знает, что там со мной потом случилось. И если я окажусь в минусе, он снова станет горой школы. Только по разговорам, которые мы с ним вели последние два дня, я не заметил ничего похожего на замышляемое предательство. Ведь я кое-что понимаю в хитростях движения ума и человеческих эмоций. Я, намеренно трогая непростые темы по готовящемуся поединку с Варгой и его последствиям, отслеживал реакцию Сухрова.
Ладно, отложим этот интересный вопрос пока не выберусь отсюда. Я уверен, что выберусь отсюда. Уверен потому, что люди, бросившие меня здесь, не учли одного: граф Елецкий на самом деле Астерий. И вряд ли они придут ночью, чтобы что-то решить со мной. Значит, время у меня есть.
Перевернувшись на правый бок, я развел пальцы правой руки и в полуметре за спиной вырастил «Огненный Лотос», крошечный, но достаточный, чтобы сносно осветить помещение. Конечно, эта магия вовсе не подходит для освещения. Она неплоха для атаки, поджога, но как источник света, увы, негодна - слишком много необоснованных затрат энергии. «Лотос» хоть и маленький, но если его поддерживать долгое время, то он выпьет мою силу точно вилпра. И правильнее было бы пересоздать шаблон «Светляка», но ввиду особых обстоятельств сойдет пока и «Лотос».
Мерцающее, красноватое пламя отразилось на каменных стенах, грубых, из крупных каменных блоков. Помещение явно старое, такие сейчас не строили. Двери здесь я пока не наблюдал, лишь справа у пола виднелась зарешеченная арка, радиусом этак сантиметров 60, похожая на ту, что выполняла роль окна. За аркой внизу журчала вода. В моей темнице мебели не имелось, если не считать полуразвалившегося шкафа и двух седых от паутины полок. А вот и полезная находка: на полке стоял трехрожковый подсвечник и в нем белели огарки свечей. Займусь ими позже, пока беглый осмотр помещения: на полу ничего интересного, только разбитая бутылка, еще одна, еще стекла, какой-то мусор и горка тряпья, от которого воняло. Свод высоко, метрах в шести-семи и там массивный железный люк. Похоже, это единственный выход отсюда. К люку подходит составная металлическая лестница, но ее нижние два этапа подняты, и до них не дотянешься даже в высоком прыжке.
Да, с выходом отсюда проблема. Но пока самая главная проблема, это мои связанные руки и… ноги. Кстати, ноги. Я повернулся удобнее и опустил взгляд. Кажется, ноги связаны тонким, но прочным капроновым жгутом. Вероятно, руки таким же. Это приятнее, чем провод, потому что капрон плавится при гораздо более низкой температуре, чем металлическая сердцевина провода. А температурное воздействие для Астерия – это не сложнее, чем зажигалкой прикурить сигарету.