Ваше Сиятельство 8 (+иллюстрации)

Глава 1. В чем польза ошибок

Похоже, утренние омовения в бассейне становились нашей традицией. И если первый раз Артемида этому сопротивлялась, то сегодня с радостью приняла нескромную игру в мраморной чаше с теплой водой.

- Люблю тебя, - прошептала она, оплетая меня ногами. На божественном лице застыло страдание, смешанное с небесным удовольствием. Ее нежная пещерка еще пульсировала в последних сладких конвульсиях, сжимала моего воина, не желая выпускать.

Я приподнял Охотницу, придерживая под ягодицы, сделал несколько шагов вперед, и мы вдвоем устроились в широком мраморном желобе – по нему со святых источников стекала вода, наполняя каскад бассейнов. Здесь мы вдвоем расслабились, ни о чем не думая и подставляя тела водному потоку. Мои глаза безмятежно смотрели в синее небо, рука нежно гладила живот Артемиды. Богиня знала, чего я желал там ощутить и прошептала:

- Еще рано, Астерий, только я знаю о нашем ребенке. Ты пока не можешь почувствовать.

- Но я – маг, - рассмеявшись, возразил я. – И я кое-что чувствую, - не желая с ней спорить, я лег на спину и попросил ее: - А сделай как вчера.

- Нет… - Арти неуверенно качнула головой.

- Да! – настоял я, привлекая ее к себе и заглядывая в серебряные глаза богини.

- Ты плохо влияешь на меня – права Лето. Из-за тебя я слишком… - она снова качнула головой.

- Что слишком? – кончиком пальца я обвел ореол ее возбужденного соска.

- Стала слишком развратной. Это не божественно. Такое я никогда не делала Ориону, даже на ум не приходило. И самое страшное, что мне это начинает нравится, - произнесла она, поглядывая на меня через приоткрытые веки.

- Бери пример с Афродиты. Зачем отказываться от того, что тебе нравится? Ну Арти… - я опустил ладонь ниже, с ее живота на лобок. Еще ниже, лаская пальцем щелочку, в которой, наверное, до сих пор было жарко от нашей страсти.

Артемида тихонько застонала, прикрыла глаза и будто нехотя подчинилась мне, подалась вперед. Ее приоткрытые губы дотянулись до моего члена. Сначала легкое касание точно дуновение теплого ветра, затем ощутимее, и я не сдержался от возгласа удовольствия. Поцелуй богини всегда приятен особо. От него пробирает небывалая сладость, которую не с чем сравнить, потому что в мире людей ничего подобного нет. Как маг, я понимаю, что это происходит на уровне тонкой энергетики, которая связана с физическим телом. Но сейчас разве имеет значение, где это происходит? Имеет значение лишь Как.

- Смелее, Арти, мне нравятся развратные девочки, - пошептал я, поглаживая ее спину.

И она сделала это смелее. Впуская меня глубже, присасываясь жадно и нежно. Так, что по моему телу разлилось божественное блаженство. Так же, как и вчера, я не выдержал игру ее губ более пары минут – взорвался после нескольких громких чмоков.

- Астерий!.. – Артемида оторвалась от меня, смывая с лица жемчужные брызги моего восторга. – Это твое самое слабое место! Ты хоть сам понимаешь, насколько ты уязвим?

- Это приятная слабость, с которой я не собираюсь бороться, - следом за Небесной Охотницей я сполз в бассейн.

- Но знаешь, что меня расстраивает? То, что ты уязвим там не только передо мной, но и перед другими. Ты слишком много думаешь об удовольствиях с женщинами. Ведь все начинается с мыслей, они влекут действия. И если я как-то мирюсь с тем, что происходит с тобой на земле, то здесь мириться не буду, - она отплыла от меня к ступеням. – Мне не нравится, как ты вчера смотрел на Афину. Ты на нее и раньше заглядывался, но вчера это было уже слишком.

- Арти, ты ревнуешь на пустом месте? С твоей подругой у меня всегда был флирт, самый невинный, и не более того. Такое часто случалось при Одиссее - ты же знаешь. Он совершенно не сердился и у тебя не должно быть причин, - я обнял ее, прижимаясь к ее великолепным ягодицам, и чувствуя, что не могу ее отпустить.

- Все, прости, но на сегодня хватит! – она освободилась от моих рук. – Меня будет ждать Гермес. Кстати, и твоя милая Афина там будет. Ты, наверное, соскучился по ней. Хочешь пойти со мной вместе?

Я знал, что она специально упомянула Афину, желая проверить мою реакцию. Боги бывают так наивны, что диву даешься. И Охотница так же хорошо знала, что у меня сегодня последний экзамен, и что я спешу навестить Элиз, потому что волнуюсь о ее здоровья, а значит я никак не могу принять это предложение. Ну раз ей нужна моя реакция, то… Я сказал так:

- Снова Афина? Я видел ее несколько часов назад. Уж, поверь, особо не соскучился. И ты права – на сегодня хватит. Мне нужно успеть на экзамен.

- И еще успеть навестить бедненькую Элизабет, пострадавшую в очередной раз из-за своей похоти, – Артемида накинула тунику на мокрое тело. Золотое шитье засверкало в лучах утреннего солнца.

- Обязательно навещу. Я забочусь о своих друзьях и подругах, - я начал одеваться, опасаясь, что она снова начнет неприятный разговор о роли Геры во вчерашнем происшествии в имении князя Мышкина.

Примерно так и вышло. Только теперь Арти зашла с другой стороны:

- Если бы я только знала, я бы первая оказалась там и остановила баронессу Евстафьеву. Конечно, не из-за теплых чувств к этой англичанке, а чтобы не довести до беды ради тебя. Но помогла тебе не я, а Гера. Странно как-то, да? Вместо самого близкого тебе существа на Небесах, ты получаешь помощь от той, кого ты считал врагом. Она же помогла тебе с Глорией. Еще как помогла! Показательно унизила императрицу, и возвысила тебя перед ней. Жена Громовержца оказывается возле тебя чаще чем я и лучше знает, в чем ты нуждаешься. А я оказываюсь, увы, на вторых ролях. Мне обидно, что все так получается.

- Дорогая, опять ты об этом. Твоя роль есть и будет самой первой. Не мучай себя подобными вопросами, - я застегнул рубашку и подошел к ней. – Если Гера помогает мне, то что в этом плохого? Я знаю, что она ничего не делает просто так. И знаю, что ей нужно.

Глава 2. Как же все сложно…

Когда я подъехал к дому, было уже 10.40, а мне требовалось попасть на экзамен хотя бы не позднее полудня. Последний, черт дери, экзамен, переносить его сдачу в мои планы точно не входило, потому как мы с Ольгой уже завтра должны были лететь на Карибы.

Я забежал в дом. У двери чуть не столкнулся с дворецким. Он отшатнулся, придерживая едва не слетевшую с головы шляпу, провозгласил:

- Здравия желаю, ваше сиятельство!

- Приветствую, Антом Максимович, - сказал я, покосившись на двери гостиной – именно оттуда доносился задорный голос Талии Евклидовны.

- Она там! – подтвердил мою догадку дворецкий. – Но лучше сначала к матушке. Она очень сердита, - он указал прямо по коридору на дверь в столовую.

Талия о чем-то увлеченно говорила с охранниками. Я успел уловить, что речь про оружие, остробои и эрминговые поражатели. Странно, что она не видела в окно, что я подъехал. Пока Принцесса Ночи занята столь содержательным разговором, я решил последовать совету дворецкого и сначала увидеться с мамой.

Елена Викторовна сидела за столом в гордом одиночестве. Перед ней стояла пустая кофейная чашка и тарелка с надкусанным пирожным. Рядом валялась приоткрытая коробочка «Госпожа Алои».

- Саша! Что происходит?! – увидев меня, графиня встала, отодвигая стул.

- Мам, я же предупредил еще вчера: ночевать дома не буду. В чем проблема? – я увидел Ксению, выглянувшую из кухни в приоткрытую дверь, и сказал ей: - Ксюш, будь любезна, сделай кофе. И миндальное печенье подай.

- Проблема? А ты не знаешь?! Твоя Элизабет чуть не убила князя Мышкина?! Также?! Или Талия врет?! – графиня напугано смотрела на меня.

- Мам, Талия слишком все преувеличивает, - я подошел к ней, взял руку, пуская «Капли Дождя». – Она так говорит, потому что сама очень испугалась. Ты же знаешь, Мышкин – ее жених. Разумеется, от мысли, что с ним может случиться что-то серьезное, она напугана и вываливает свои страхи, ища сочувствия.

- Так что-там все-таки случилось?! Говори всю правду! – потребовала Елена Викторовна и громко в сторону кухни крикнула: - Ксения! Немедленно мне кофе!

- Конечно, правду всю… - здесь я мысленно улыбнулся и уточнил: - Майкл знает? При нем Талия рассказывала всю эту ерунду?

- Нет, он только перед ее приездом поехал в салон насчет эрмимобиля. Но скоро вернется – без меня покупать не будет, - графиня постепенно успокаивалась, рука ее обмякла.

- Вот и хорошо. Пока ему ничего не говори. А история простая: Мышкин когда-то пытался завести отношения с Элизабет, пользуясь тем, что у него и семейства Барнс совместное доходное дело и английская семейка зависимы от него. Талия Евклидовна прознала про это и решила разобраться со всем, хитростью выманила Элизабет в имение Мышкина. Там, собственно, все и случилось, - я поблагодарил кивком Ксению за поднесенный кофе. – Талия же – девушка невоздержанная, повела себя крайне агрессивно, пыталась Элиз бить… - про кнут я умолчал, как не стал посвящать маму во многие излишне яркие детали. - Элизабет, защищаясь, выстрелила из остробоя. Хотела припугнуть, но вышло неудачно – Мышкин получил неприятное ранение. Но, тебя это, мам не должно беспокоить вообще. Потому что вся ситуация утряслась еще вчера. Ни Мышкин претензий к Элизабет не имеет, ни она к нему. На этом точка - конфликт исчерпан. Правда князь находится на излечении и рана у него очень неприятная – дротик задел позвоночник. Но главное все живы и нашли друг с другом примирение.

- Какая же дура эта Талия! – вспыхнула Елена Викторовна. – Редкая дура! Мне кажется, раньше она такой не была. А здесь, чем взрослее становится, тем дурнее! Приехала, панику с порога развела, говорит, что твоя подруга ее жениха застрелила, и он в тяжелом состоянии, может умереть! Я испугалась, подумала, что под твоей подругой она понимает Ольгу Ковалевскую. Потом только выяснилось, что речь про сестру Майкла. В общем с утра мне нервы очень попортили. Но я неспокойна, Саш, даже сейчас! Тебе нужно прекращать общение с Талией! Давай, расставайся с ней! И Элизабет никакая тебе не подруга! Она намного старше тебя. К тому же ее поведение…

- Мам, меня ждет кофе и Талия. Поверь, я сам разберусь со своими подругами и их поведением, - кофе мне пришлось пить стоя. И делал я это торопливо, не столько получая удовольствие от напитка, сколько думая, что мама отчасти права: Талия уж слишком дура. Да, я привык к ней именно такой, знаю, что в ее голове с детства много чертиков. Но эти чертики превращаются в чертей, которые становятся опасны. Вот нахрена, спрашивается, ей было извещать Елену Викторовну о случившемся вчера, да еще в такой манере?!

- Саша! Ты должен считаться с моим мнением! – сердито сказала графиня, когда Ксения удалилась, оставив на столе еще одну чашечку кофе.

- Все верно, мам. Именно это я и делаю. Я всегда учитываю твое мнение, но не подменяю его своим. Поэтому, я поступлю согласно своему мнению, а твое я очень ценю, - я улыбнулся ей, откусил кусок печенья и запил его глотком горячего кофе. – Мой тебе совет, расслабься. Думай не о моих подругах, а о предстоящей покупке эрмимобиля и о Майкле. И ему, кстати, о ночном происшествии с Элиз ни слова, - напомнил я. – Когда потребуется, я сам поставлю его в известность. Или Элиз ему расскажет.

Поставив на стол недопитый кофе, я направился к двери из столовой. Едва я вышел в коридор, как увидел госпожу Евстафьеву, что-то сердито говорившую Денису из охраны.

- Елецкий, ты здесь?! – изумилась Талия. – Я же жду тебя! Уже полчаса жду!

- Так, давай в мою комнату! – я махнул ей рукой, сворачивая к лестнице.

- Я знаю, как вылечить Гену! У меня только что созрел очень хороший план! – начала она, поспевая за мной.

- Слава богам, хоть не охренительный план, - ответил я. И, прежде чем на нее наорать за то, что она успела попортить нервы моей мамы, я все же решил выслушать ее план – было любопытно, что за мысли посетили ее взбалмошную голову, каковы масштабы ее гениальности в этот раз.

Глава 3. Воля мага

Когда я вышел из класса, на меня вопросительно уставилось этак три десятка глаз. В общем, как всегда. Помимо ожидавших сдачи, в коридоре собралась вся «банда» графа Сухрова: Даша Грушина, Адамов, Лужин и кое-что из класса Ленской. И настроение, конечно, у всех было более чем праздничное. Еще бы, последний экзамен! Самый Последний! За которым больше не будет школы. Да, еще случится много других экзаменов в университетах, академиях, в самой жизни, но для нас школы больше не будет.

- Что там, Елецкий? Сдал? Ты же вроде как умный у нас? – первой не выдержала моего молчания Булевская.

- Отлично, господа! У меня все на отлично! – с улыбкой ответил я.

- Ну, наконец! Так и быть, Елецкий, теперь я сообщу тебе ту самую радостную новость, - сказала Ковалевская. Сказала она это так важно, что все замерли в ожидании: - Мы летим на Карибы не на три дня, а на пять. Обратные билеты я взяла аж на шестое! Давай, радуйся!

- Ох, счастливцы! Как же это здорово! – воскликнул Адамов.

- Вот это окончание школы! А мы как нищета какая-то едем отмечать в «Ржавку»! Просто пьянка и танцы, – горестно выдохнула Дарья Грушина.

- На Карибы – это шик! Возьмите нас с собой! – припросил в шутку Сухров. – И, кстати, какая гостиница? У меня тоже есть планы туда с Арти.

- Сады Атлантиды, - с княжеской важностью ответила Ольга Борисовна. - Долго выбирала, Елецкий же мне не помогал. По отзывам и фотографиям мне понравилась больше всех.

- Оль, ты ничего не путаешь? – спросил я, отходя в сторону, дальше от нашего класса.

Да, я обрадовался, очень обрадовался, но при этом я был серьезно озадачен. Ведь на базе «Сириуса» нас ждали четвертого июня, – это даже после переноса сроков по просьбе князя Ковалевского. О каких билетах на шестое она говорила? Понятно, что любое упоминание о «Сириусе» при посторонних для нас табу, и я ожидал, что Ковалевская прояснит ситуацию как-то иносказательно. Или наконец закончит говорить и пошучивать с одноклассниками, и последует за мной.

- Не прощаюсь! Москва большая, но не сомневаюсь, увидимся еще ни раз! А со многими будем часто встречаться! – сказала Ольга отходя от собравшийся возле экзаменационного класса.

- Удачи Ольга Борисовна! На свадьбу с Елецким хоть пригласите! – Ирина Калинина помахала нам ручкой.

- Оль, что за страсть водить меня за нос этими тайнами?! Почему шестого?! – спросил я, когда мы наконец остались наедине.

- Все просто. Тебе же последнее время до меня дела нет. Занят слишком своей миссис Барнс. Вот я во дворце вчера была. Пила кофе с цесаревичем. Очень мило беседовали о прошлом, немного о будущем. Что случилось, Елецкий? Тебя что ли задело? – она остановилась на лестнице, явно посмеиваясь надо мной. – Не бойся, я же – девушка верная. Лишнего не позволю даже с будущим императором. Но если ты меня ревнуешь, то мне приятно. Ради этого, могу заглядывать чаще к Денису

- Ревную, Оль, - признал я, и это было правдой – у того прежнего Елецкого во мне, явно на сердце что-то защемило, но я отодвинул эти ощущения и спросил: – Что дальше? При чем здесь Денис и какое отношение он имеет к билетам на шестое июня?

- А такое. Папа же навстречу не пошел, говорит, мол, три дня вам на отдых хватит. Хотя получалось у нас даже не три два, а всего два. Сказал, что уже договорено с Трубецким, и ему неудобно отменять прежние договоренности. Вот я и пожаловалась Денису, а он даже возмутился, что раньше ему об этом не сказали, - Ольга продолжила неторопливо спускаться по лестнице. – Спросил, сколько дней нам надо? Я попросила пять. Денис сказал, передаст Трубецкому, что мы появимся на базе седьмого июня. Поэтому билеты на шестое. Ты рад?

- Да! Спасибо! Ты лучше всех! – я схватил ее, и последние ступеньки одолел с княгиней на руках. – У тебя какие планы на сегодня?

- До вечера никаких. Кроме обеда, который с тебя и в самом лучшем ресторане, - сказала она, когда я ее отпустил.

- Поехали со мной, навестим князя Мышкина, - предложил я. Ольга, разумеется, знала кем на самом деле является Мышкин.

- А потом? Потом, ты предложишь вместе навестить миссис Барнс, а потом Талию? – Ковалевская остановилась у двери, пропуская преподавателей по химии и биологии.

- Оль, зачем все переворачиваешь? Мышкин очень серьезно ранен. При чем с пока неясным итогом. После него на обед куда пожелаешь. А потом… - я обнял ее и прошептал, касаясь губами мочки ее уха: - Я тебя трахну прямо в «Гепарде» или поедем в гостиницу.

- Смотри не надорвись, Елецкий! – она рассмеялась. – У тебя сегодня вечер с твоей актрисой. Или ты уже забыл?

- Все помню, Оль. Ленской я обещал и обязательно пойду. Тем более ты сама меня к этому подтолкнула. Как я понял у тебя с ней какая-то странная договоренность, - я взял Ольгу под руку, и мы пошли через школьный двор.

- Не буду тебя мучить, Саш, так что со мной сегодня только обед. Хорошо, поехали к Мышкину. Подожди немного, - она повернулась у школьных ворот ко двору, школе, перевела взгляд на школьную площадку. – Знаешь, мне немногое грустно. Радость, конечно, тоже есть. Такие смешанные, сильные и сложные чувства. Ведь для нас всего этого… - Ковалевская обвела рукой весь школьный двор, - больше не будет. А мы сейчас куда-то торопимся, строим планы на день, на неделю, на годы вперед. Спешим куда-то и не слишком понимаем, что расстаемся с этим навсегда. Да, мы еще появимся здесь, чтобы получить дипломы. Может будем заглядывать сюда иногда, проходя мимо. Но настоящая финальная точка сегодня. И в классе все радостные, полные вдохновения, но ведь на самом же деле это грустно!

- Да, это грустно, - признал я, обняв ее сзади. Отстранившись от восприятия как Астерий, я дал больше места тому, прежнему Елецкому, частицы души которого были со мной. Через него я мог всецело пережить этот торжественный и на самом деле грустный момент.

- На твоем эрмике поедем? – после долгого молчания спросила Ковалевская.

Я кивнул, положив голову ей на плечо, зарываясь лицом в роскошные, золотистые волосы своей невесты.

Глава 4. В гостях у Геры

Надо признать, Гера задала мне задачку. Да, разговор с ней мне был нужен самому. Особо интересовало расспросить ее насчет эриний и прощупать ее насчет помощи Мышкину Асклепием, хотя бы ограниченной помощи. Ведь я не был уверен, что Родерик справится. Ему могло не хватить воли, этакого полезного упрямства. Но день не бесконечный, и если я наведаюсь в храм, как того хотела Гера, то вряд ли мне удастся порадовать Ольгу обедом в ресторане. У Ковалевской не будет желания снова ждать, пока я закончу свои очередные дела, в то время как обеденное время уже вышло.

Видя, что Родерик с нетерпением ждет моих дальнейших слов, я продолжил:

- С тобой мы немого разобрались. Если ты будешь без устали практиковать все, что я показал, то думаю, встанешь на ноги без помощи богов. И еще вот что важно: найти в этой беде, приковавшей тебя к постели, позитив. Поверь, он есть, - я взял руку князя и несильно ее сжал, как бы передавая ему уверенность. – Позитив в том, что теперь у тебя есть не только возможность, но и необходимость работать над собой. Тебе этого очень не хватало. Ты, Родерик, обладая большим талантом, не рос как маг, не воспитывал в себе волю мага, и со временем, занимаясь только Талией, играя в ее игры, ты бы деградировал как маг. А теперь у тебя нет другого выхода. Хочешь не хочешь тебе придется все это делать. Если ты не мог заставить себя сам, то тебя заставляет жизнь. Прими этот урок и свое нынешнее положение с благодарностью, и если ты это сделаешь, то через некоторое время поймешь, что я прав, и будешь в душе благодарить Элизабет за роковой дротик, изменивший тебя.

Я ненадолго замолчал, поглядывая на Ольгу, желая понять, не устала ли она от ожидания и моих назидательных речей. Затем продолжил:

- Еще, Родерик, меня беспокоит Талия. Ты потакаешь ей во всем. Хочешь ей угодить, а она этим с удовольствием пользуется. Заметь, это все во вред тебе и ей. Если бы ты не позволял ей пускаться в столь опасные шалости - а то, что вышло с Элизабет, это уже вовсе не шалости – то не лежал бы сейчас в палате исцеления. Теперь тебе сама жизнь и боги дают шанс изменить отношения с твоей баронессой. Прояви личную волю и волю мага, дай понять своей невесте, что так дальше продолжаться не может. Помоги ей перестать быть беззаботным ребенком и научиться отвечать за свои поступки. У тебя на нее гораздо больше влияния, чем у ее отца. Дай ей понять, что без ее помощи, без ее стараний, тебе никак не стать на ноги – это не совсем правда, но в этом тоже есть часть истины. Талия сейчас тебе очень нужна. Она любит тебя, пусть эта любовь станет не разрушительной, а созидательной для вас двоих.

Я поговорил с ним еще немного насчет Талии, предложил некоторые хитрости, которые могли бы повлиять на баронессу Евстафьеву, снять с нее «корону» Принцессы Ночи и заставить ее взрослеть. После чего я пожелал Родерику скорейшего выздоровления, и мы с Ольгой вышли из палаты.

- Елецкий, ты не перестаешь меня удивлять, - сказала Ольга, когда спустились на первый этаж и направились к выходу. - В тебе словно живут два человека, один беззаботный, ветреностью едва ли не равный Талии, а другой столь зрелый и глубокомысленный, будто проживший множество жизней. И думаешь, как это вообще возможно?

- Еще добавь, что один человек достаточно мягкий и добрый, а другой готов, не задумываясь дать в морду, тому кто заслужил. Вот, например, виконту Пирогову, - я бросил насмешливый взгляд на того самого самодура в белом халате, пытавшегося не пустить нас в палату к Мышкину.

Он отвернулся, сделал вид, что увлеченно разглядывает что-то на стенде за стеклом.

- И это в тебе тоже есть, - рассмеялась Ольга Борисовна. – Поэтому, ты мой возлюбленный мужчина, полный загадок, которые я собираюсь разгадывать всю жизнь.

- А ничего, что из-за этого возлюбленного мужчины откладывается обед в ресторане? Ты же слышала, мне нужно в храм к Гере, - напомнил я.

- Мы поступим мудро: там, на Окопной недалеко от храма есть ресторанчик под названием «Очарованье». Я в нем ни разу не была, но от кого-то слышала, что там неплохо. Так вот, пока ты будешь секретничать с Герой, я займу столик в этом «Очарованье» и закажу обед себе и тебе. Тебе закажу на свой вкус. Это даже интересно. Да? Представляешь, какая интрига, что тебе выпадет на обед? – Ковалевская следом за мной сбежала со ступеней и корпуса Красных Палат, и мы поспешили к стоянке, где дожидался «Гепард».

- Да, будет интрига, - согласился я. – Почти такая же, как затянувшаяся интрига с Ленской, что она там мне приготовила. Водите меня все вместе за нос много дней. К этой ерунде даже подключились, так сказать, высшие силы.

- Ну, у актрис свой, несколько странный в моем понимании ум, - Ольга отвела взгляд в сторону, и я понял, что эту тему лучше не трогать.

Расставшись с Ковалевской у севера на Окопной, я поспешил к храму Геры. Теперь для меня встал вопрос, как там найти Величайшую. Разумеется, она не будет стоять у входа в ожидании меня. О том, что мне следует обратиться к какой-либо жрице, супруга Громовержца не сказала. Раз так, то мне придется воспользоваться такой полезной штукой, как интуиция Астерия. Правда она натренирована на опасности, но часто помогает и в иных случаях.

Пропуская прихожан, которых здесь было много, ненадолго я задержался под портиком между огромных мраморных колонн. Затем вошел, оглядывая длинный зал в дальнем конце его возвышалась высокая статуя Геры, державшей скипетр, сверкающей позолоченными одеждами. Там же стояли алтари, возле которых толпился народ. Немолодая жрица в белых одеждах с синей атласной полосой что-то говорила собравшимся у пьедестала статуи.

Я дошел примерно до половины зала, свернув к ряду колонн, и там прикрыл глаза, переходя на тонкий план. Величайшей здесь не было, но интуиция подсказала, что мне следует пройти дальше, за статую, во внутренние пределы святилища и там почти сразу справа расположена комната, где мне следует ждать. Возможно, заслуга в указании направления была не моей интуиции, а подсказкой самой богини. Ведь подбрасывать определенные мысли в людские умы – один из тайных промыслов Величайшей.

Глава 5. Розы, боль и кровь

Который раз убеждаюсь, Гера – редкая сука. Матерая. Это я ее так по-доброму. Все-таки у меня никогда прежде не было с ней таких теплых отношений. Но помочь князю Мышкину она отказалась. При чем мотивировала это столь убедительно, что я во многом разделил ее мнение. Она увязала отказ с наказанием Талии, да и самого Родерика, за то, что он потакает баронессе практически во всех неблаговидных поступках. И конечно самым убедительным аргументом стало то, что сам Перун запретил Асклепию помощь этой паре. Ну и ладно.

Один неглупый человек из иного мира как-то сказал: «Что не убивает меня, то делает меня сильнее». Я с этой мудростью вполне соглашусь. Правда, эта формула обретения силы заставляет нас пройти через страдания, которых можно было избежать при более разумном подходе. Но у Родерика и Талии нет иного выбора.

Еще в беседе с Величайшей я забыл задать один из главных вопросов – вопрос про эриний. В том, что в этот раз Гера не причастна к их появлению, я почти уверен. Эринии никак не вписываются в наши новые отношения с Величайшей. Возможно, она затаила на меня злость за прошлое и сегодняшнее ее расположение ко мне лишь притворство, но эта матерая сука не настолько глупа, чтобы делать маленькие пакости, которые лично ей ничего не дадут. Однако спросить ее насчет эриний не мешало бы. Гера несравнимо лучше меня знает небесный мир и могла бы предположить причину появления этих бестий и помочь избавиться от их визитов.

Пока я ехал к дому, подобные мысли вертелись в голове. Также я подумывал, что за такая важная для богини вещь может оказаться в Хранилище Знаний. Толковых версий на этот счет не было, и получалось, что меня в очередной раз прекрасный пол поймал на моем любопытстве. Взамен загадки Ленской, должной разрешится сегодня, пришла другая, без преувеличения божественная. Ничего, я умею быть терпеливым.

Припарковав «Гепард» под окнами столовой, я вышел из эрмика, но задержался у двери. Было из-за чего: возле ступеней стоял красно-бронзовый красавец «Елисей-8», и я догадался, что он - мамино приобретение. Да, модель добротная, дороже моего «Гепарда» почти на полторы тысячи, но мой стальной конь и побыстрее, и помощнее, и практичнее. «Елисей-8» дороже лишь за счет роскошной отделки салона и встроенного коммуникатора – маме коммуникатор ни к чему, но Майклу будет полезен. В общем, завидовать оснований у меня не имелось, да и не мое это. Когда на порог вышел Денис и, поприветствовав меня, спросил:

- Ну, как ваше сиятельство? Будете теперь с Еленой Викторовной состязаться у кого лучше?

- А чего здесь состязаться. «Гепард» гораздо быстрее и удобнее. Но Елена Викторовна любит шик. Так что каждому свое.

Хотя я спешил в театр, к маме я все же зашел. Поздравил ее с покупкой, чмокнул в щечку. Перебросился Майклом мнениями о «Елисее» и поспешал к себе. От англичанина отвязаться так быстро не получилось. Он увязался за мной, начал рассказывать о встрече с Тороповым, подробностях их разработки относительно графа Бекера – все то, что я уже знал из сообщения Геннадия Степановича. Безусловно, все сказанное Майклом было важно, и я бы счел полезным поговорить на эти темы, но слишком спешил. Мне нужно было принять душ, привести себя в порядок – хотелось перед Ленской выглядеть неотразимым. Поэтому с господином Милтоном я решительно распрощался у дверей своей комнаты.

Как обычно, к театру Эрриди я подъехал со стороны Новобронной – там всегда свободнее и больше шансов удачно поставить эрмик. Но сегодня даже на боковой стоянке оказалось тесновато. Причина - премьера спектакля «Тайны поместья Витте». Вышло так что, когда я подъехал, на узкой парковке осталось лишь одно свободное место, куда уже целил «Рысак», черный с красной полосой. Раскраска эрмимобиля весьма необычная, сделанная, наверное, на заказ, вызвала у меня улыбку. Такое сочетание цветов в почете у вампиров – так принято считать, и я не стану оспаривать это заблуждение.

Я проявил расторопность: успел занять свободное место проскочив в полуметре перед неповоротливым конкурентом. Когда я, погасив генератор, вылез из эрмика, владелец «Рысака» тоже покинул салон. При чем сделал это явно нервно, громко хлопнув дверью. Передо мной предстал франт лет тридцати пяти или даже постарше, одетый в угольно-черный сюртук английского кроя, в черной шляпе-котелке. Из его нагрудного кармана выглядывал уголок кроваво-красного платка. Ни дать ни взять стильное приложение к дизайну собственного эрмимобиля. Господин-вампир решительно шагнул ко мне, и по его вздыбившейся груди я понял, что он сейчас заорет.

- Да как ты смеешь! Ты малолетний наглец! Ослеп что ли?! Ты же видел, я там собирался парковаться! - с явным английским акцентом выдохнул он.

- Ты чего несешь, дядя? Я успел, ты – нет. Вопрос закрыт. А за «наглеца» могу по губам дать. Возможно ногой, - предупредил я, и наклонился, чтобы взять с заднего сидения охапку красных роз.

- Ты знаешь кто я?! – гневно процедил он.

- Полагаю, один из вампиров замка Витте? – я рассмеялся, оглядывая его забавный наряд.

- Я – Артур Голдберг, - едва ли не прокричал он. В следующий миг он догадался, что его имя мне ни о чем не говорит и добавил дрогнувшим голосом: - Я - сценарист сегодняшней премьеры и самых популярных постановок в Москве. Теперь ясно?!

- Молодец. А я – Саша Елецкий, - ответил я, не считая нужным бравировать графским титулом: - С дороги, сранный сценарист!

Он не сдвинулся. Тогда мне пришлось двумя пальцами свободной руки схватить его за нос и, слегка выкручивая его, помочь господину сценаристу, отойти в сторону. Вышло так удачно, что пока я его оттягивал в сторону, розы поцарапали ему физиономию.

Он что-то орал мне в след, угрожая, что меня вышвырнут из зрительного зала, и якобы вся грозная театральная труппа мне набьет лицо, а вампиры выпьют мою кровь и сгрызут кости, но я, не вслушиваясь в его истерику, направился к центральному входу в большое краснокирпичное здание. Меня интересовала только одна вампирша – виконтесса Ленская. Вот ей я бы позволил попить моей крови. Хотя она и без того ее потихоньку пила, придумав какую-то странную тайну.

Глава 6. Когда плачет небо

В первый миг мне показалось, что я ослышался. Сказанное Ленская произнесла так тихо, что ее можно было неверно понять. Но когда Светлана сквозь слезы повторила: «Все, Саш, мы вряд ли теперь увидимся! Прости, что так! Пожалуйста, прости!» - вот тогда я во всей полноте осознал смысл ее слов.

- В чем дело, Света?! Объясни мне, что происходит? У тебя появился кто-то другой? – я вскочил с дивана, подошел к ней и повернул ее к себе.

- Я все объясню. Только спокойно меня выслушай. И отпусти, мне тяжело дышать, - виконтесса разжала мои руки. – Я не могу так, понимаешь? Я тебя почти не вижу. Ты даже в эйхосе нечасто со мной общаешься. И, Саша, честное слово, я тебя ни в чем не обвиняю. Я все понимаю. Ковалевская мне сказала, что и с ней ты бываешь нечасто. Сказала, что ты очень занят, делаешь важные дела для нашей империи. Но ты меня тоже пойми: когда мы с тобой начинали, мне было трудно согласиться быть второй после Ольги. Я перешагнула через себя, согласилась. Тогда не знала, как мало буду занимать места в твоей жизни. И это при том, что мы могли видеться в школе. Теперь все, школы больше не будет! Завтра ты улетишь с Ольгой на Карибы. Я даже знаю какая гостиница: «Сады Атлантиды». Это прекрасно, я завидую. Очень завидую. По-доброму, не злюсь. А потом, вы с Ольгой сразу отправитесь учиться, и это не в Москве, а где-то там, далеко. Ковалевская не говорит, где, но я поняла, что после этого мы смогли бы видеться еще реже. Насколько реже, Саш? Раз в три месяца? Или раз в полгода? Я не могу и не хочу так! Я просто сгораю и схожу с ума!

- Я постараюсь прилетать к тебе чаще! – возразил я, сердце колотило в грудь. Теперь и мне тоже стало тяжело дышать.

- Пожалуйста, помолчи! И постарайся теперь ты меня понять, как я до сих пор понимала тебя, ничего не выпрашивая, не требуя! Если я не могла стать для тебя женой, то я старалась быть хорошей любовницей. Я перешагнула через себя и, как ты хотел, уступила Ковалевской. Я не спорила с ней и по твоему совету даже подружилась. Соглашусь, твой совет был мудрым. Но в результате я оказалась отодвинута на самый край. Знаю, у тебя есть еще какая-то англичанка и еще кто-то. Но я не могу больше так. Я не могу быть в постоянном ожидании, что ты назначишь мне встречу. Я хочу жить полноценной жизнью и каждый день видеть своего мужчину. Поэтому… Поэтому я приняла решение расстаться с тобой. Сегодня наш последний день. Он уже заканчивается, - Ленская, размазав пальцами слезы, глянула на часы. – Я хотела, чтобы в этот последний день тебе было со мной хорошо. Хотела и хочу, чтобы у тебя остались обо мне только лучшие воспоминания. А дальше нам двоим нужны силы, чтобы перешагнуть эту черту и перейти в следующий день уже без друг друга.

- Свет, не надо этого делать! Я не знал о твоих переживаниях! Почему ты до сих пор молчала и делала вид, что все хорошо? – я вытащил из кармана коробочку «Никольских». Все что она сказала, у меня как-то не помещалось в голове. Так бывает: эмоции просто не оставляют места мыслям. Самое скверное, что Ленская почти во всем была права. Я не мог толком ей ничего возразить. Да, я действительно уделял ей слишком мало времени. Да, у меня на это были причины – я на самом деле очень занят. Постоянно занят. И пусть мои дела чрезвычайно важны, важны для нашей империи, Светлане-то от этого не легче. Она все равно права.

- Молчала, потому что думала, что мы окончим школу и у нас станет больше времени, будем видеться чаще. Но когда я узнала от Ольги, что вы с ней уезжаете из Москвы куда-то учиться. При чем это место закрытое, вроде военной академии, я поняла, что теряю тебя. После того как я это узнала, я не спала всю ночь. И почему я узнала об этом от Ольги, а не от тебя? Не хотел расстраивать? – в ее мокрых глазах появилась обида. – Не отвечай. Это уже не важно. Я проплакала всю ночь и приняла это жуткое решение, как бы мне ни было больно! На следующий день я побоялась, что не выдержу этого. Побоялась, что, расставшись с тобой, быстро сдамся и буду просить тебя вернуться. Тогда я, чтобы не было пути назад, решила принять ухаживания одного мужчины.

Она замолчала, опустив взгляд.

- Ты спала уже с ним? – я закурил.

- Нет, Саш. Я тебе никогда не изменяла и не сделала бы этого. Я просто пообещала ему, что с первого июня, на следующий день после окончания школы пойду с ним в ресторан. После чего мы, наверное, начнем встречаться. Мне это нужно, Саш. Он хоть немного отвлечет от мыслей о тебе, - Ленская поджала губы, стараясь не заплакать. – Я боюсь остаться один на один со своей болью.

- Этот мужчина – сценарист Артур… - догадался я, но сразу не вспомнил его фамилию.

- Артур Голдберг. Ты знаком с ним? – Ленская еще больше помрачнела.

- Да так, слышал, видел. Видел, как он держал тебя за руку на сцене, - я затянулся «никольской» жадно и нервно. – Свет, он же уже не молодой. Лет на пятнадцать старше тебя. Зачем тебе этот старый хрен. Ну зачем? Почему именно он?! Ты меня расстроила. Очень!

- Прости. Я не выбирала. Мне просто стало все равно кто будет после тебя. Но кто-то нужен. Иначе я не смогу, - она втянула носиком дым, закашлялась.

Мне захотелось заговорить словами, которыми часто говорит Талия – выматериться. Громко, душевно. В груди закипело от злости. И я сказал:

- Знаешь, о чем сожалею? О том, что ты не залетела тогда, в нашу ночь ведьм.

- Ты же боялся этого. А теперь даже так? Уже не против? Хочешь, немного успокою, если только это на самом деле добавит тебе спокойствия, - она отвернулась к окну, отодвинув шторку шире, впуская ночную свежесть. – Сейчас у меня опасные дни. Я не предохранялась сегодня. Намеренно не предохранялась. Если дадут боги, унесу частицу тебя в свое будущее. И не беспокойся, если у меня будет твой ребенок, я не предъявлю никаких претензий, чтобы не создавать проблем ни тебе, ни Ольге. Я сама со всем справлюсь.

Глава 7. Эйхос в руке

Ольга Борисовна на редкость проницательна. Она увидела, что я держу в руке эйхос и догадалась:

- Хочешь что-то сказать Светлане? Говори. Думаю, это будет правильным. Или подожди: я выйду, пройдусь по палубе, чтобы тебя не смущать.

Ковалевская вышла и это было кстати, учитывая то, что я собирался сказать Ленской. Вертелась у меня в голове мысль предложить Светлане стать моей второй женой. Пришла она сегодня ночью, когда я мчался на «Гепарде» от театра Эрриди. Мысль, надо признать, не очень хорошая. С одной стороны, мое предложение почти наверняка изменило бы решение Светланы, такое болезненное для нас двоих. А с другой… Подобные слова – это вовсе не предложение провести вместе вечер или слетать вдвоем на отдых к южному морю. Делать такое серьезное предложение Светлане лишь на эмоциях с моей стороны было бы глупо. Да, я ее люблю, но любовь не всегда решает все в жизненных вопросах. Еще я знаю точно, что Ольга будет против. Это самое главное. Не считаться с мнением Ковалевской, после всего того, что она для меня сделала, после ее самоотверженной заботы обо мне, было бы просто хамством.

Я поймал себя на мысли, что уже нажал кнопку и должен что-то сказать, но до сих пор молчу. Дурацкая вышла пауза, и я проговорил: «Свет… Как ты? Волнуюсь за тебя. Если честно, и за себя. Хочу тебя попросить, кое о чем. Давай ты не будешь сжигать все мосты. Наберешься еще немного терпения, и мы вместе придумаем, как решить этот вопрос, не расставаясь друг с другом? Я тебя люблю и не хочу терять. Свет, это очень сильно и очень серьезно. Подумай, ведь я почти никогда тебя ни о чем серьезном не просил. Вот сейчас прошу, пойди мне навстречу».

Ольга не приходила долго. Вимана уже набрала высоту, и Москва скрылась в белых облаках. Я ожидал, что Ленская ответит сразу, как она это обычно делала, но ответа не было. Ответа не пришло даже через много часов, когда мой эйхос снова оказался в зоне связи почти в противоположной точке нашей планеты – мы подлетали к Багамам. В иллюминаторе слева блестели вечерние огни Нововладимирска. «Карибская Стрела», закладывая вираж, шла на посадку.

Ответ от Ленской я получил лишь на следующий день. Когда я проснулся на огромной кровати в нашем роскошном номере, поцеловал Ольгу и хотел было встать, Ковалевская сказала:

- У тебя пищал эйхос. Посмотри, может Ленская.

Сообщений пришло много: от мамы, от Майкла и Торопова, но все это мне показалось настолько неважным, по сравнению с тем, что в самом низу экрана мерцало «Ленская». Я вышел на балкон и долго не нажимал кнопку, способную донести до меня ее голос. Смотрел за бирюзовое море, плещущее легкой волной за верхушками пальм, вдыхал теплый, вовсе не московский воздух и чего-то ждал. В этот миг не прежний Елецкий, а именно я, Астерий, испытывал трепет, перед тем как услышу ее слова. Не знаю, зачем я тянул этот миг. Наверное, опасаясь, что она скажет «нет».

«Саш, зачем ты все это сказал? Зачем сказал это так поздно?» - ее голос дрогнул и возникла недолгая пауза: - «Ты мог сказать мне это в наш последний вечер, но говорил лишь, что постараешься что-то изменить. Ты даже не слишком пытался остановить меня. Вел себя так, будто готов меня потерять. Саша, Саша… Теперь уже поздно. Пожалуйста, не говори мне больше ничего. Я очень хочу слышать твой голос. Поверь, он мне дорог и важен. Но я его боюсь его слышать. Мне страшно, что я наделаю глупостей. Хотя я уже сделала их так много! Постарайся больше не присылать мне сообщений. Прошу тебя, не надо! Не мучай ни меня, ни себя. Если я буду их слушать, то стану страдать еще больше. Начну возвращаться в прошлое, а мне этого делать сейчас нельзя. Ни в коем случае нельзя! Пощади меня – помолчи. И сам постарайся не думать обо мне. Просто отпусти! Ты же в прекрасном месте, с Ольгой, которую любишь больше чем меня. С вами теплое море, пальмы, песок – просто отдыхай. Пройдет время, и все успокоится, забудется. Я буду ждать это время. Знаю, что для тебя оно намного ближе, чем для меня».

Я услышал шелест шторы за спиной. Ольга подошла сзади, обняла меня, сказала:

- Я не подслушивала – не беспокойся.

- Оль, у меня нет секретов от тебя. Хотя бывают неловкие моменты, и я их не хочу показывать, - я выключил эйхос.

- Идем на море? Или сначала завтрак? – она запахнула разошедшийся халат.

- Разве больше нет иных вариантов с чего начать отдых? – я оттянул верхний край ее халата так, чтобы видеть ее холмики, столь прекрасные, что рука сама потянулась к ним.

- Успокойся, Елецкий. Вижу ты не такой уж расстроенный, - Ковалевская попыталась удержать мою ладонь, но мужское стремление победило. – Саш, ну не на балконе…

- Как скажешь, - я подхватил ее на руки. – Ты меня жутко дразнишь. И, между прочим, не первый год, - я ее уронил на кровать. – Надо было это сделать с тобой давно! – с шутливой угрозой я навис над ней.

- А чего так? Раньше духа не хватало? – она неуверенно придержала руку, стаскивающую с нее трусики, потом неожиданно схватила меня за волосы и притянула мою голову к низу своего живота. – Давай, Елецкий. Мне прошлый раз понравилось, как ты это делаешь.

Сейчас я точно не ожидал от госпожи Ковалевской такого. Я поцеловал ее ниже пупка и, подняв взгляд к Ольге Борисовне, едва не рассмеялся.

- Я сказала, делай, Елецкий! Я – княгиня! Ты всего лишь граф! Уж постарайся меня не разочаровать! – с холодной улыбкой, в которой было много игры, она вернула мою голову вниз и раздвинула ноги.

Я рассмеялся прямо в ее щелочку, и почувствовал, как живот моей княгини вздрагивает от смеха и, наверное, удовольствия.

- О, Елецкий! Ты не так уж плох, - причитала она, подаваясь мне навстречу и отрывая ягодицы от постели.

Мой язык прошелся по ее щелочке, нырнул в лоно и немного подразнил нежные стеночки.

- Да, Елецкий! Смелее! – голос Ольги Борисовны дрогнул. – Можешь меня там съе… Ах! А!...

Глава 8. Дочь жреца Иксквитекатля

Присутствие Артура, который так старался быть рядом, Ленскую не радовало, но оно позволяло хоть немного отвлечься от тяжких мыслей, одолевавших ее. Когда она прочитала последнее сообщение Саши, их стало еще больше. Ну зачем он это написал? Он надавил на самые болезненные точки в ее душе. Эта мучительная мысль, будто все могло быть иначе, и они вдвоем могли бы все изменить стала хуже ножа. Светлана постоянно возвращалась к ней и чувствовала боль от ее глубокого, острого проникновения в самое сердце.

Гольдберг старался отвлечь актрису. Дважды водил в ресторан, сыпал всякими забавными историями, рассказывая нарочито эмоционально, точно клоун на арене, приправляя смехом и своим иностранным акцентом. А еще он пытался затянуть ее к себе на ночь. Может быть стоило ему сдаться. Может быть тогда, ее хоть немного отпустило, но Ленская не могла себе такого позволить. Дело даже не в том, что она не была уверенна в этом англичанине или итальянце – не поймешь точно ком – но в том, что ей казалось, что Елецкий остается неотрывно с ней. Нет, он не вцепился, как это, говорят, бывает. Он просто стоял невидимой тенью рядом. Смотрел на нее с немым укором, и его теплые, такие проницательные глаза смотрели в ее душу. В них словно был вопрос: «Зачем ты это сделала?». А еще она вспоминала слова Елецкого, сказанные в их последний вечер: «Зачем тебе этот старый хрен? Ну зачем?! Почему именно он?! Ты меня расстроила!». Нет, Голдберг не был старым. Он просто взрослый – ему 36. Но виконтесса очень сожалела, что ее выбор так задел Елецкого. Меньше всего она хотела бы доставлять боль человеку, которого любила. И если бы она только могла, то сделала все, чтобы их разрыв случился для Саши как можно мягче. Но увы – вышло как вышло. Сама того не желая, она его уколола своим новым другом.

- Света, может хватит? – произнес Артур, стоя над ней, в то время как она намеренно неторопливо пила кофе в театральном кафе.

Репетиция только закончилась, и Светлана еще была в костюме графини Элизы Витте. Гольдбергу она нравилась в этом наряде особо. Много раз он представлял, как снимет черное с красными вставками платье со своей милой вампирши и сполна отведает ее трепетное тело. Ведь целый год она дразнила его. Это должно было случиться давно, но не случалось, то из-за ее глупой влюбленности в этого мальчишку-графа, но из-за различных капризов.

- Что хватит? – Ленская подняла к нему взгляд. В ее голубых глазах отразилось непонимание.

- Хватит думать о нем. Ты же сама сказала, с ним все кончено. Что еще нужно, Света? – сценарист присел рядом, положив руку ей на колено.

Она молча покачала головой, и эта двусмысленность, постоянно исходящая от нее, начинала Артура злить. Вот что она сейчас имеет в виду? Что «нет»? Его так и подмывало сказать, что репетицию она провела ужасно – об этом сказал сам Кальвинский. Но если он скажет это ей, то она снова начнет лить слезы, и тогда с ней станет еще труднее. В такие минуты ему хотелось придушить Ленскую. И если так будет продолжаться, то он, наверное, может не сдержаться.

- Хочешь, оставишь здесь все, и поедем в Рим? На неделю, на месяц – я обо всем договорюсь с Кальвинским. Вместо тебя временно будет София. А если тебе в Риме понравится, то сможешь остаться там навсегда. Прекрасный город – не хуже Москвы, - обнял ее, прижав к себе и стараясь заглянуть в глаза. – Там история, понимаешь? История мира! И знаешь что?..

Светлана снова мотнула головой, глядя на дно почти допитой кофейной чашечки.

- У меня связи в театре Вергилия, по существу, втором римском театре. Можно устроить так, что тебя возьмут в труппу отнюдь не на последние роли. Ты талантлива, Свет. Будешь там блистать ярче всех. К тебе очень быстро придут большие деньги и большая слава! – он поцеловал ее в щеку, потом в шею.

- Смерть… - сказала Ленская, держа в руке кофейную чашечку. И усмехнулась: она не играла ради денег. Никогда! С самого начала карьеры в театре она играла для души. Слава… Да, если честно, внимание и слава ее привлекали. А если еще честнее, то сейчас, после того как отец перестал помогать ей, с деньгами у нее было не очень хорошо. Но все равно, Ленская не продается. Ни за деньги, ни за славу. Все это она заработает сама. Надо только успокоиться, продержаться какое-то время. И забыть Елецкого. Если только это возможно.

- Что «смерть»? – не понял Голдберг ее странного, неуместного сейчас слова.

- Вот, видишь, - она указала на дно чашки, где сложился причудливый рисунок кофейной гущи. – Я не только Элиза Витте, но и ведьма Аленсия. Она прекрасно гадала на кофе и занималась гаруспикой. Знаешь историю Аленсии?

- Это спектакль «Сердце демона»? – не сразу догадался Голдберг. – Нет. Боги миловали - я его не смотрел и даже не читал пьесу. Мне не нравится то, что пишет Максимов. Но скажи, о чем там, чтобы я хоть понимал, - его ладонь, легла сбоку на юную, весьма полную грудь актрисы.

- Убери руку, - Ленская поставила чашечку на блюдце и чуть отодвинулась от британца. – Зря не смотрел, в нашей постановке вышел прекрасный спектакль, - продолжила она. – Кратко так: Аленсию за связь с демоном заперли в подземелье крепости. Ее пытают, чтобы узнать тайны ее возлюбленного и заманить его в ловушку. Но молодая ведьма не сдается. Тогда верховный жрец решает ее казнить, ожидая, что казнь Аленсии заставит демона прийти туда, где для него готовы волшебные оковы. Смерть в спектакле, которая появлялась на сцене несколько раз, выглядела так, - актриса снова заглянула в кофейную чашку. – В длинном балахоне и черными космами, который развивал ветер. Но только казни не состоялось. Аленсия умерла раньше назначенного дня. Она умерла от любви и для спасения возлюбленного. От понимания того, что она никогда не увидит своего демона, у нее остановилось сердце. Ее смерть спасла ее демона.

- Что хорошего в этом сюжете? Он бессмысленный. Максимов не умеет писать хорошие пьесы. В них нет ни мысли, ни должного драматизма. Свет, пойдем. Переоденешься и поедем ко мне, - Голдберг взял ее руку.

Глава 9. Умение терпеть

Первые полминуты Даша сканировала меня, при чем очень умело и тонко. Если бы я не был хорошим магом, то мог не почувствовать, как она ищет уязвимые точки в моем ментальном теле. И она кое-что нашла. Я просто не ожидал такого и слишком поздно поставил защиту.

- А вы, Александр Петрович, очень непрост! Совсем не ожидала! – рассмеялась она и как бы слегка толкнула воздух перед собой.

Невидимая сила тут же повлекла меня в море. Я не устоял, сделал несколько шагов в набегавшую волну – она намочила мне джаны почти по пояс.

- Граф, простите мою шалость? – Кузьмина подскочила ко мне, хватая за руку и вытаскивая на берег. Старалась она зря: мне не требовалась помощь – я быстро справился с неожиданностью и сам вполне держался на ногах.

- Не сердитесь? Иногда на меня такое находит. Хочется попроказничать, - продолжила она, ее карие глаза, красноватые в свете заката, старались казаться невинными.

- А ты, Даша, тоже очень непроста! Не ожидал! – повторил я ее недавние слова, позволяя и дальше тянуть себя за руку и вести в сторону поваленной пальмы.

Одновременно закралась мысль: уж не поклонница ли она Сипактли? В религии ацтеков Сипактли - морское чудовище, служащее Посейдону. На островах и восточном побережье земель Теотекаиль святилища Посейдона существуют многие тысячи лет. После того как Владыка Морей покорил западную часть Атлантики, ацтеки добавили его в сонм своих богов за неимением своего морского. При этом чудовище Сипактли стало главным спутником Владыки Морей. Этому жутковатому существу, приходящему из морских глубин, ацтеки приносили человеческие жертвы.

Мысль, что Дарья может быть жрицей Сипактли я быстро отбросил – слишком несерьезной она показалась, хотя перед глазами будто мелькнула картинка из школьного учебника, где жрица Сипактли толкает в море свою жертву на съедение чудовищу.

- Мы уже перешли на «ты»? – прервала Дарья Станиславовна мои мысли. – Я не против, Саш. Я люблю простоту во всем. Тем более в отношениях. Тогда они становятся более честными и понятными. И очень извиняюсь за ваши мокрые джаны. Простите, не подумала, что так выйдет.

- Я не сержусь. Вышло даже забавно, - я прошел дальше по берегу, думая, так ли случайно эта милая молодая женщина оказалась возле меня. Мокрые джаны неприятно липли к ногам, и я вслух задался вопросом: - Вот только что с этим делать? – остановившись, я опустил голову, глядя на стекающую с меня воду.

- Есть два варианта: мы можем подняться в отель, - Даша назвала гостиницу на английский манер, - и ты переоденешься в своем номере. Или можно пройти дальше по берегу, выйти на другую сторону мыса – там безлюдное место. Можно снять брюки, выжать их. Правда они так быстро не высохнут.

Подниматься в гостиницу мне не хотелось, и я решил, что в самом деле джаны можно выжать и ходить во влажных. Мы пошли дальше по берегу, вдыхая запах моря и хрустя опавшими листьями пальм - их здесь было много.

- Признаться, не ожидал, Даш, что ты такой сильный менталист. Говоришь, это врожденное, по линии предков? – вернулся я к прежней теме, собираясь лучше понять ее и по возможности распознать, насколько случайно ее появление рядом со мной.

- Я многое умела с детства. Еще в первом круге школы. У меня стало кое-что получаться видеть некоторые энергетические тела, ясно чувствовать настроения одноклассников, даже распознавать их мысли. А однажды… - она улыбнулась, замедляя шаг, - смогла повлиять на преподавателя так, что он поставил мне «отлично», в то время как я не выучила урок и отвечала невпопад.

- Госпожа Кузьмина, еще больше убеждаюсь, что вы - опасный человек, - я последовал за ней, за обломки скалы, разбросанные между пальм.

- Здесь можешь переодеться. Я отвернусь или, если угодно, отойду подальше, - она отвернулась к морю.

- Мне в общем-то нечего стесняться. Всего лишь сниму джаны, - я расстегнул ремень и спросил: - Что еще можешь показать из своих шалостей?

- С тобой трудно. Ты закрываешься, и у меня не получается. Кстати, впервые встречаю человека с такой сильной защитой, - ответила она, глядя на море, на которое опускались сумерки.

- Хорошо, я не буду в этот раз ставить защиту. Покажешь? Только не утопи меня – я не слишком дружу с морем, - я скрутил джаны, крепко, выжимая из них струйки воды.

- Покажу. Пусть в этот раз моя шалость будет поприятнее, - она повернулась и медленно подошла, не стесняясь моих голых ног. – Только уговор: не закрывайся.

- Как скажешь, - я положил джаны на ствол искривленной пальмы.

Даша приподняла ладони так, что ее растопыренные пальцы оказались на уровне чакры-Манипуры. Все правильно – классика магического искусства. Защиту я не ставил вообще, просто наблюдал со стороны, куда направлена ее ментальная сила. А затем почувствовал позыв. Сильный. Такой, что тут же шагнул к баронессе, обхватил ее и принялся с жаром целовать в губы.

- Что же ты, Александр Петрович, - прошептала она, отвечая мне, прижимаясь к моему, колом вставшему возмущению. – У меня муж есть. Или черт с ним?

***

Наконец он ушел. Его крики до сих пор звенели в ушах. И первая пощечина… от нее горела щека, но еще больше пламени вспыхнуло в душе. Артур ударил ее дважды: сначала по щеке ладонью, а потом, когда она попыталась ответить, второй раз кулаком. Наверное, без синяков не обойдется. Светлая кожа виконтессы с детства была очень чувствительна. Полгода назад, когда Светлана шла по коридору в родительском доме, служанка в этот момент открыла дверь и зацепила ее дверной ручкой. Хотя удар вышел не слишком сильный, у Ленской на животе образовался большой лиловый синяк. И много раз прежде на ее теле появлялись синяки, причину которых она не всегда понимала: просто где-то обо что-то слегка ударилась.

Теперь же оказалось все намного хуже – ведь синяки на лице. Подобные следы для актрисы – это особо плохо. Да, их легко скрыть гримом, на сцене точно не будет видно. Но их заметят другие актрисы или гример, и пойдут очень скверные пересуды. Но дело даже не в этом, а в огромной обиде - боль от нее даже заглушила мысли о графе Елецком. За всю ее жизнь Светлану никто никогда не бил. Она даже представить не могла, что такое случится.