Ваза

Я стояла и смотрела, как падает ваза. Я ничего не делала. Я просто стояла и смотрела. Устало и равнодушно, засунув руки в карманы.

Она падала долго. Бесконечно долго. Я могла бы подхватить ее, поймать налету. Поставить наместо. Но я уже устала. Я бесконечно устала ловить эту вазу. Без малого двадцать лет я только и занималась этим. Не было и года, чтобы она не оказывалась на краю и не падала. Стоило только отвернуться. Без малого двадцать лет я не могла расслабиться. Не могла поставить ее твердо и нерушимо. С первого дня. Со дня свадьбы.

А теперь я не хочу ее ловить, сохранять, возвращать наместо.

Как в замедленном кино, она наконец-то долетает до пола, ударяется краем. Я вижу, как по ней разбегаются трещины. Она теряет форму. Сплющивается. Разрушается. Начинает дробиться на осколки. Они ударяются о пол. Разбиваются на тысячи мелких. Разлетаются повсюду, больно ударяя меня по ногам. И боль передается всему телу.

Я даже не слышу звука. Дребезга разбившейся вазы. Потому что я оглохла от боли.

Я разворачиваюсь. Ступаю по осколкам, ощущая хруст под ногами. Ложусь на диван. Натягиваю на себя шубу по самый подбородок. Сворачиваюсь калачиком. И застывше, тупо смотрю на черепки кода-то красивой вазы, рассыпанные по всему дому. Моему дому.

Без малого двадцать лет я неустанно трудилась, создавая свой дом. По крупицам собирая, украшая, радуясь каждой мелочи. Каждой безделице. Без этой вазы дом опустел. Все потеряло смысл. Даже смысл и понятие самого дома.

Жизнь остановилась. Стрелки часов прилипли к циферблату и не хотят двигаться. А совсем недавно они мчались, опережая друг друга, отсчитывая дни и недели, складывая месяцы в годы – понедельник-пятница, только понедельник, уже пятница, только листья распустились, а уже облетели шуршащей листвой. Вот и дочь заканчивает школу. Ей сейчас, как никогда, нужна моя помощь….

Как преодолеть себя, как превозмочь. Как заставить себя встать, пойти принять душ, сварить кофе, съесть что-нибудь. Я забыла, когда что-нибудь ела.

Дети смотрят на меня с жалостью. Сослуживцы – с сочувствием. Я не заслуживаю такого пристального внимания. Я хочу наоборот, чтобы все меня забыли. Просто не видели. Не замечали. Если бы я могла стать невидимой. Или бы все исчезли. А еще лучше, если бы исчезла я. И всему конец. Боли, мучениям, стыду, безнадеге, сосущей тоске…. Как было бы все просто….

Но я даже этого не могу себе позволить. Мне нужно поставить на ноги своих детей. Мне нужно жить ради них. Своим состоянием я вызываю у них жалость. Я вызываю в них боль. Так нельзя. А улыбнуться нету сил.

Я знаю - это пройдет, переболит. Нужно только время. И я выкарабкаюсь. А сейчас я ничего не могу сделать. Самое мерзкое – сейчас я бессильна, безвольна, беззащитна, открыта…. И вид у меня жалкий и мерзкий. И мне стыдно за себя. Господи, как стыдно… И как все это пережить…?

Я через силу встаю и шаркающей походкой больной иду в ванну. Боль за эти дни немного стихла. Стала тупой. Постепенно замещается апатией, безразличием. Нет цели, нет вектора, нет движения. Я потеряла смысл жизни. Каждый удар сердца тупо отдается во всем теле. Как ноющая зубная боль. Только в душе. Она позволяет перемещаться в пространстве, но постоянно присутствует во мне, не дает о ней забыть.

Позвонить на работу, взять отгулы – я не могу видеть людей, слушать их, врубаться в их проблемы, помогать им, советовать, выписывать рецепты. Я не могу взять отгулы – иначе я сойду с ума, одна в этих стенах….

Я смотрю на себя в зеркало – ужас… тихий ужас… мерзость… на кого я похожа…!? Давлю тюбик пасты на зубную щетку. Не поднимая глаз на свое отражение, чищу зубы. Почему жизнь измеряется в годах? А не в тюбиках зубной пасты, например. Вот прожила я сто тюбиков – осталось еще пятьдесят. Можно представить эти тюбики оставшейся жизни перед собой. Эту горку тюбиков. Выдавила последний раз из последнего тюбика, почистила зубы… а следующим утром уже не проснулась. И всем все зрительно понятно – кончилась паста жизни. Или вот можно измерять жизнь количеством изношенных трусов. Тут возможно отрегулировать износ – поберечь немного свою жизнь. Или в колготках – получила тыщу колготок на всю жизнь – отвали. Износишь – вернешься, отчитаешься. Порвала случайно в маршрутках пару десятков – сократила себе жизнь. А то, что – годы. Беспредметное летоисчисление. Обманчивость бытия. То бегут, когда хорошо, то стоят, когда совсем-совсем хуево.

Господи, тошно-то как….

Разворачиваюсь спиной к зеркалу, стыдясь самой себя, снимаю платье в котором, не раздеваясь, только к утру провалилась в зыбкий сон, снимаю белье, принюхиваясь к своему телу - запах безысходности, запах тоски. Следуя своей мысли, тупо разглядываю степень изношенности своих трусов.

Встаю под душ. Задергиваю занавеску. Горячие упругие струи воды колотят меня по шее, плечам, затылку, смывая с меня запах и усталость ночи. Умываюсь, ощущая на глазах вчерашний макияж. И не сразу замечаю, что снова плачу. Просто не могу проморгаться. Слезы тихо льются из моих глаз. Без всхлипываний, дрожи, истерики. Перемешиваются с водой, растворяются, смываются.

Я сажусь в ванну, затыкаю слив пробкой, и отпускаю себя. Я безудержно реву коровой. Выгнаивается, выбаливает из меня эта боль, затягивается рана тупым безразличием, вытесняется пустотой.