Вдовец

Пролог

Кирилл потерял себя после гибели жены. Он живет бесконечными поисками убийцы, которые приводят его ко мне. Я, как две капли воды, похожа на погибшую жену и становлюсь причиной его наваждения. Он смотрит на меня и видит только ее, хочет исправить главную ошибку своего прошлого и вернуть любимую женщину...

Любимую? Или ненавистную? Тайный и откровенный дневник жены открывает, что у неё был несчастный брак и любовная связь с лучшим другом Кирилла.

Я оказываюсь в чужой роли и чужом любовном треугольнике...

Откровенно! Эмоционально! ХЭ!

Однотомник.

#СЮЖЕТ

#пороки

#тайны прошлого

#любовный треугольник

#дневник жены

**

ПРОЛОГ

Я кричала?

Странно, я не помню... Хотя в ушах стоит звон, как после удушливой истерики. Или это давление? Или еще какой фокус организма в панике. Я же в панике? Я должна быть в панике!

Я в багажнике чужой машины, и у меня связаны руки... Кажется, связаны, я только очнулась и пока не разобралась. И тело едва слушается меня, будто сигнал мозга где-то застревает и не пробивается дальше. Посыл - осечка, посыл - осечка... Более-менее осознанно я могу дышать и различать приглушенное гудение автопотока, что подсказывает, что мы едем по трассе.

Сколько уже?

И сколько я провалялась без сознания?

Было без пятнадцати одиннадцать, а сейчас... сейчас... Часы! Черт, они наручные, а мои руки за спиной, я все-таки связана, вернее склеена, широкие полосы скотча четко ощущаются на запястьях и на лице. И вот это настоящее скотство, скотч зацепил волосы и каждое движение головой отдается резкой болью.

А двигаюсь я помимо воли, ведь машина поворачивает и подскакивает на неровностях дороги. Меня никак не отпускает… Он что-то вколол мне, я помню жжение над правым локтем, а потом вдруг навалилась невозможная усталость и я начала оседать вниз.

В его крепкие руки, он так ловко подхватил меня и упаковал в багажник внедорожника. Да, это был внедорожник, черный крузак с серебряными массивными деталями, их начищенный блеск ослепил меня и заставил прикрыть глаза. И я отключилась, так быстро, так... Я даже не успела посмотреть на номера машины, ничего не успела, лишь вывела тихим голосом «отпусти».

Он не отпустил.

Ему удалась банальная схема: поздний вечер, круглосуточный магазин и полупустая парковка. "Девушка, вам помочь?" Проклятые пакеты стали отличным предлогом. Пока я придумывала ответ, он протянул ладони и ухватился за ручки, и щедро ласково улыбнулся. Уличный фонарь бил ему в правый бок, и я разглядела лишь мешанину из теней вместо лица, но отметила, что он высокий и худощавый. И он уже двигался, пятясь спиной и ухватившись за мои пакеты. Идиотская глупость, я сдалась и отпустила, позволив проводить меня до машины.

А там мой Акцент хамским маневром зажал тот самый внедорожник. Я начала возмущаться, не догадываясь, что его владелец стоит рядом и сострадательно хмурится, а потом шагнула вперед, оставив незнакомого мужчину за спиной.

Второго шанса он ждать не стал. Он схватил меня и затолкал в свою машину.

Глава 1

— Ты очнулась?

Первые его слова после того, как он открывает дверцу багажника. А я мучительно не могу решить, что делать, шевелиться ли вообще?

— Я помогу тебе выбраться, — добавляет мужчина и по шорохам я понимаю, что он уже стоит вплотную. — Я вижу, что ты очнулась.

Вот и прикосновение, длинные цепкие пальцы обхватывают плечи и тянут назад. Я не сопротивляюсь и даже помогаю, все тело ноет от долгой поездки в критичной позе, и мне нужно распрямиться, вытянув ноги. И потом так чужие пальцы не впиваются в кожу. Ему не приходится прилагать усилия, и его прикосновения становятся невесомыми. Это как немой торг, я вдруг признаюсь себе, что согласна платить послушанием, лишь бы увеличить дистанцию между нами.

— Тут яркий свет...

Его предупреждение не поспевает за мной, я зажмуриваюсь, пытаясь спрятаться от ослепляющей волны света. После темного багажника глаза всё воспринимают за мощный прожектор. И вслед за зрением теряется равновесие, я наваливаюсь на дверцу багажника и едва не соскальзываю на землю. Но мужчина подхватывает меня.

И больше не отпускает, решив донести меня. Он забирает все жалкие миллиметры назад, и я оказываюсь в его руках, в чертовых тисках... Нет, господи, нет. Он теперь везде, вокруг меня, чужой запах, тепло, я чувствую, как вбираю его, как оно прилипает к одежде и подбирается к самой коже. Как становится душно и нестерпимо противно, а сверху кругами расходится его влажное горячее дыхание.

Не могу найти хоть немного сил, хоть крупицу, чтобы отодвинуться в сторону, чтобы не дышать чужим воздухом и не напитываться его присутствием. Как жадная пористая губка. Я чувствую его, через два слоя плотной одежды, словно ее нет, ничего нет… мне нечем защититься. 

И нечем дышать.

— Саша!

Его возглас отдается эхом и заставляет резко распахнуть глаза. Я понимаю, что случилась перемотка, она забрала меня из одного места и бросила в другое. Но оставила его рядом. Мужчина стоит надо мной, склонившись и внимательно изучая мое лицо. Что там? Что не так? Он словно недоволен или озадачен... Да, сейчас он кажется таким сосредоточенным и холодным, что в нем едва можно заподозрить жизнь. Только в больших глазах тлеет огонек, и смотрит мужчина так остро и глубоко, что мне становится не по себе. Я инстинктивно отодвигают назад и понимаю, что сижу на деревянном стуле, спинка которого толстыми прутьями впивается в спину.

— Думаю, я не угадал с дозировкой, — спокойно произносит незнакомец, отмечая мое движение и отступая на шаг.

Мне сразу становится легче.

— Ты тяжелее, чем выглядишь. Поэтому.

— Что?

Я могу говорить, мои мысли, наконец, получают звук. Да, он снял скотч, и с рук тоже, я больше не скована... Но силы он мне не вернул, я по-прежнему в густой дымке усталости.

— Голова кружится? — мужчина бросает вопрос и замирает.

Запоздалая мысль подсказывает, что я впервые отчетливо вижу его лицо. Большая комната мягко, но достаточно освещена, и я могу запомнить каждую черточку. Голубые глаза и темные волосы с взлохмаченной, сбитой наверх челкой, которая давно отросла, поэтому мужчина то и дело спасается резковатым жестом, откидывая густые волосы назад. Он делает это машинально, красивым и четким движением кисти. И он весь такой. Словно выверен и вычерчен, ни одной лишней детали или краски, на грани откровенной скупости.

И он несет спокойствие. Теперь, когда он стоит передо мной, не прячась в вечернем сумраке, меня окончательно отпускает недавняя истерика. Или, быть может, дело в тех самых дозировках, его лекарство вновь действует. Я не знаю, и, кажется, путаюсь в ощущениях, но мне нравится смотреть на его одежду, палитра которой зажата между серым и голубым. Хлопковая рубашка без воротника, заправленная в пижонские зауженные брюки, и строгое классическое пальто, которое следовало снять еще полмесяца назад, чтобы попасть в сезон.

Дорогое пальто...

Он богат, я теперь четко это вижу. Люксовая, пусть и измятая, одежда, что красуется не лейблами, а четкими линиями по фигуре и мягкой тканью, кричит о достатке, как и его здоровая кожа, осанка, уверенный взгляд... И здесь же прячется разгадка его лица, одновременно отталкивающего и притягательного. Не лучшие природные данные проигрывают силе, что идет из его глаз. Его невозможно не запомнить, оно врезается намертво и остается с тобой.

Намертво.

Волна страха все же накрывает, и я опускаю взгляд, хотя понимаю, что поздно. Он не прячет лица, ему плевать, что я вижу и запоминаю, что я могу кому-нибудь рассказать. Смогу же? Или он уверен, что нет?

— Вы знаете мое имя, — начинаю неуверенно, пытаясь справиться с голосом. — Откуда?

Я коротко смотрю в его сторону и замечаю, что его взгляд направлен поверх моего плеча. Он избегает смотреть мне в лицо, будто ему достаточно лишь контура. Просто знать, где я нахожусь и всё.

— Да, нам нужно поговорить, — он тяжело выдыхает и вдруг отворачивается.

Пауза затягивается, и мне становится дурно от созерцания его спины. Что-то происходит, я чувствую, что что-то происходит, он обдумывает и колеблется... 

Решает.

Мне нужно успокоиться и придумать, что делать.

Что вообще можно сделать?

— Как вас зовут? — падаю голос, которого сама пугаюсь.

Но я заставляю мужчину проснуться, он оборачивается и вновь смотрит поверх моего плеча.

— Кирилл. 

Уже что-то. Он отвечает мне и выглядит адекватным.

— Под стулом фотографии, возьми их.

Его то ли просьба, то ли приказ застает меня врасплох, я не могу сообразить даже, что такое стул.

— Под стулом, Саша, — повторяет он. — Опусти руку и возьми фотографии.

— Что за фотографии?

Глава 2

Бесконечный и необжитый дом. 

Здесь словно забыли поселиться, четкий план на будущее сломался и то побежало по неожиданной тропе, оставив новый дом на обочине. Мне плохо от тишины, и я не могу придумать, чем заглушить ее. Мысли хуже всего, там тревога и подкатывающая паника...

Я в чужом доме.

Меня выкрали и заперли. 

И я не знаю, что будет дальше.

А еще те ужасные фотографии!

И так по кругу. Пока я не вспомню, как дышать, и не перекину мостик к какой-нибудь мелочи. Например, припомню, что ела на завтрак, или как пререкалась с хамоватой продавщицей. 

Так работает этот трюк. Пара минут размышлений ни о чем, и мне удается чуть выдохнуть. А потом я смотрю на белые стены огромной спальни и жду, когда тревога вновь начнет сводить пальцы. Здесь больше нечем заняться, я проверила входную дверь и дверь в уборную — ничего.

А стеклопакет усилен, с улицы не доносится ни звука, и разбить его невозможно. Да и опять-таки нечем. Кровать, единственный предмет мебели в комнате, хвастается литой спинкой из металла, и я не представляю, сколько нужно приложить силы, чтобы оторвать хоть один прут. Мужской силы не хватит.

Тем временем за окном светает, пока еще неуверенные всполохи из-под линии горизонта, но их достаточно, чтобы очертить окрестности. Вокруг природа, невысокие деревья и зеленые поля вперемешку с сухостоем. Я никогда не бывала в подобных местах, но видно, тут на несколько десятков километров разбежался элитный поселок, что укрылся от чужих и заодно соседских глаз. До следующего дома не докричаться, и только бетонная двухполосная дорога указывает направление. А, может, там и нет ничего, дороги иногда обрываются внезапно и без всяких предупреждений.

Еще внизу я вижу запущенную лужайку, бордюр вокруг которой к тому же снесен в трех местах. Крузак как раз стоит у самой границы, подперев передними колесами вырванный к черту бордюрный камень. И теперь я могу разглядеть номера, я прокручиваю их в голове снова и снова, а потом каждые пять минут устраиваю себе экзамен, сверяя цифры и буквы. Еще один трюк, от которого, впрочем, уже тошно.

И, самое главное, я жду, когда он придет. 

Вчера я поддалась ему и сама, в его сопровождении, но без помощи его рук, поднялась наверх и вошла в комнату. Он закрыл ее на ключ, пообещав отпереть утром, и ушел. Размеренные шаги простучали по коридору, пока не стихли после хлопка двери. Я решила, что он тоже остался на втором этаже, хотя я все же засыпала... отключалась, поддавшись усталости. Как выяснилось, из меня никакой часовой.

Но его возвращение я не упускаю.

Он, наконец, снял пальто, и я всматриваюсь в новые детали. Рукава рубашки небрежно закатаны, обнажая жилистые руки, а верхняя пара пуговиц расстегнута. И его руки умеют напирать, сковывая настоящей силой, когда он захочет. Я выучила неприятный урок вчера, хотя его телосложение, спрятанное под пальто, оставляло надежду. Нет, он силен, и к тому же быстрый и резкий.

— Тебе лучше? — он начинает с вопроса.

— А с каким днем сравнивать?

Страх вновь уходит, стоит появиться мужчине перед глазами. Я чувствую злость и раздражение, но от изматывающей тревоги, что рождала закрытая на замок дверь, не остается ни следа. Как в ужастиках, пугают шорохи и тени, еще больше собственные догадки, но, когда показывают монстра крупным планом, обычно испытываешь разочарование или отвращение, если декоратор проявил больную фантазию. Но страх уходит.

— Тебе лучше, — он отвечает за меня и проходит вглубь комнаты. — Я отослал сообщение твоей матери, чтобы она не беспокоилась. И просмотрел историю, вы редко созваниваетесь, так что ее нервы мы убережем.

Удивительная забота.

— А работа? — я снова отмечаю, что он едва касается меня взглядом.

Он пристально и прямо смотрел мне в лицо лишь однажды, когда я очнулась на том стуле, но с тех пор он избегает меня. Если и смотрит, то на руки или корпус.

Я пытаюсь собрать воедино все фразы, что он сказал вчера. Он говорил о близком человеке, которого потерял. Наверное, одна из убитых девушек на фотографиях. Мы все похожи и он уверен, что меня ждет та же страшная судьба. Поэтому он выкрал меня? Хочет спасти? Но от кого… Серийного убийцы, у которого есть излюбленный женский типаж? Господи, что за глупости! Мы же не в кино… 

Он просто болен. Бредит.

— Фриланс? — он хмурится, словно это не считается за работу. — Там привыкли к пропажам.

— Друзья? Парень?

— А он есть? Я не заметил. Друзьям я тоже что-нибудь напишу. Я уже уловил твой тон и стиль общения.

Он определенно выспался. Стал резче и жестче.

— Значит меня не хватятся, — киваю, едва сдерживая более нервную реакцию. — Ты к этому ведешь?

— Да. Полиция будет мешать.

— Мне нет, я вообще люблю полицейских.

Короткая усмешка окрашивает его сосредоточенное лицо, и оно оживает на мгновение.

— Я ждал истерики, если честно, — произносит он после паузы. — Препараты уже не действуют, прошло много часов... 

Он по привычке замолкает на половине фразы и отвлекается на большое окно за спиной. Мужчина неспешно разворачивается и несколько секунд молча смотрит перед собой.

— Нам нужно найти общий язык.

Я не знаю, какой смысл он в это вкладывает, и поэтому молчу.

— Чего ты ждешь? — неожиданно резко спрашивает он. 

— Я не понимаю...

— Шанса? Поэтому не плачешь, не теряешь самообладание и ведешь диалог со мной? Собрала все силы и выжидаешь момент?

— Я не...

— Да, Саша. И нам незачем тянуть. Держи.

И он плавным жестом протягивает мне ладонь, в которой лежат ключи.

Глава 3

Я нахожу себя в доме, Кирилл донёс меня, пока я пыталась успокоиться. После истерики приходит затишье, я вымотана и чувствую себя так, словно мне дали дозу успокоительного.

Хотя это обычное безразличие. Он добился своего, я убедилась в невозможности побега и затихла.

— Чай должен быть здесь, — протягивает мужчина, смотря на полки.

На отделке кухни планы как раз сломались. Она стоит полусобранная, с шкафами без фасадов и пустыми отверстиями в каменной столешнице. Дорогая техника пылится в заводских картонках у дальней стены, там же стянуты тележки на колесиках, на которых стоят коробки поменьше. И целые россыпи дизайнерских буклетов — плитка, покраска стен, авторская мебель, витражи — кто-то просматривал их, странички смяты и надорваны, и кто-то выбирал, цветные стикеры выглядывают над корешками.

— Пусть будет черный, — отзываюсь я, когда зеленый чай не находится. — Неважно.

Я смотрю, как он надрывает упаковку крепкими пальцами.

— Здесь никто никогда не жил?

Он замирает на мгновение, будто ждал такого вопроса меньше всего, а потом коротко смотрит на меня. И вновь поспешно останавливает простое движение, на этот раз его взгляд касается мочки моего уха. Но не выше, лица он по-прежнему избегает.

— Здесь ремонт, — отвечает он и ставит высокую кружку с чаем передо мной. — Еще много дел... не получается завершить.

— Дом твой?

— Да.

— Наверное, один из?

Кивает. И вновь молчит, с ним сложно вести светскую беседу ни о чем.

— И несколько машин, — добавляю я.

Я никак не могу уложить его образ и его действия. И деньги мне мешают больше всего. 

Какого черта, другими словами? 

Неужели, ему больше нечем заняться и приходится тратить часы на нервные взгляды незнакомой девушки. Я думала, большие деньги почти синоним разнообразия. Или это новое то ли изощренное, то ли изысканное развлечение для закрытых клубов? Когда гольф окончательно приелся?

— Тойота не моя, — он протягивает руку и указывает на окно, что выходит на лужайку.

Да, машина, на которой он меня сюда привез, по-прежнему стоит под окнами. И, когда мы вновь возвращались в дом, я заметила съезд в подземный гараж, мужчина еще молча кивнул, когда прочитал немой вопрос. Бежать с врученными ключами стоило туда.

И ведь он даже не обманул, он дал шанс, дал ключи, просто не уточнил от какой именно машины. Похоже он запрятал важный урок в пробежке сквозь дом и по полю, только я невнимательный зритель. Нечуткий... Мне нужны слова, а не ребусы, хотя, быть может, решение проще, чем кажется — он дал мне выдохнуть. Выкричать страх на ветер.

— Я одолжил ее, чтобы забрать тебя, — мужчина поддается мне и начинает строить предложения длиннее. — Нужна была неприметная.

— Она неприметная по-твоему?

— Из тех, что были под рукой, самая.

— Мой Акцент неприметный.

— Хорошо, я запомню, — он опускает взгляд на свою чашку, к которой не притронулся, и проваливается глубоко в себя.

А я вдруг понимаю, что мы говорим не о том, о чем следует.

— Значит ты спасаешь меня?

Мне страшно произносить прямые вещи, в голове сидит мысль, что он может быть обычным сумасшедшим и кто знает, где у него больное место.

— Тебе нужна защита.

— От убийцы?

Как по тонкому льду. Я слежу за его реакциями и разглядываю волевое лицо.

— Да.

— Как ты понял, что он выбрал меня?

— Типаж.

— Я не чернокожий альбинос.

Неудачная шутка. Он кривится.

— Объясни мне, — я нервно сглатываю, понимая, как рискую.

— Я долго искал его, научился думать как он, — мужчина на мгновение прикрывает глаза, отдаваясь своим образам, а потом продолжает. — Я смотрю на тебя, и понимаю, что он видит, что и как испытывает.

— Но ты не смотришь на меня.

Сорвалось. Я не собиралась касаться этого, не сейчас... И он замирает, словно я ударила его наотмашь, а потом на ощупь делает шаг в сторону.

— Это сложно, — выдыхает он. — Слишком сложно, я оказался не готов.

— Кирилл, — я с трудом решаюсь произнести его имя, — послушай, тебе самому нужна помощь. Если ты говоришь правду...

— Я лгу, — он резкой вспышкой обрывает меня. — Я тут и там лгу, и мне уже тошно от этого. Черт! Здесь нет правды! Никогда не было!

Он рывком отталкивается и поворачивается ко мне лицом, и теперь воспаленный взгляд мужских глаз буквально режет меня. Вскрывает.

— Почему я не смотрю на тебя? — скребущая неприятная интонация ввинчивается в его голос. — Ты хочешь знать?

— Нет, это неважно.

— Потому что ты она. Одно лицо, — он надвигается, сжимая мои плечи, — даже глаза, живые, глубокие...

— Кирилл, прошу.

— Она смотрит из твоих глаз. Прямо сейчас смотрит. Что мне делать с этим? Скажи, что?!

И он грубо встряхивает меня, требуя ответ. Но я молчу, даже не стараясь прорвать слова через окаменевшее горло.

— Мне не нужна помощь, — он переходит на шепот, — я не прошу о помощи. Что мне нужно, того уже нет.

Злость отпускает его пальцы, он выдыхает, и я вижу, как приходит другая эмоция. Он продолжает смотреть на меня, вглядываясь в черты, которых только что избегал, и смягчается. Проглядывает то самое живое, сокровенное. И его взгляд опускается на мои губы, которые я нервно закусываю и инстинктивно дергаюсь прочь.

— Я поняла тебя. Да, я услышала...

— Я напугал тебя, — кивает он и делает паузу, за которой я отчетливо слышу немое «прости».

Глава 4

Дневник жены. 14 июня.

Я запуталась, и я идиотка. Я живу чужой жизнью, жизнью мужа… Иногда мне кажется, что он везде. И, когда мы трахаемся, я все чаще думаю, что так хотя бы честно. Я и без влажных стонов в висок чувствую его постоянно, нет ни минуты без него. 

Не могу больше.

Я хочу развод, но никак не наберусь смелости. 

Хотя дело не только в смелости, мне нужно подготовиться, чтобы потом не бегать полоумной нищенкой по знакомым. Я знаю мужа, как нежного весельчака, но в бизнесе он другой. Есть, как минимум, двое бедолаг, которым он переломал хребет в финансовой плоскости. У них муж забрал все, просто прошелся тараном из сделок и судов и подмял под себя чужие активы. Он умеет быть жестоким, особенно если чувствует за собой право.

Поэтому я терплю.

Я боюсь его.

На прошлой неделе он вдруг сказал, что нам нужно завести детей. Его любимое бессмысленное «нам», за которым стоит его приказ. Нет, это он созрел и теперь хочет детей. А я хочу отсосать его другу.

Мне смешно, я сейчас не могу сдержать нервный смех, потому что ЭТО моя жизнь. Вот к чему всё пришло, я хочу почувствовать себя последней шлюхой, которая готова сама себя сервировать, чтобы ее грязно поимел другой. Муж знаком с... нет, здесь не будет имен. Просто N. Ведь в моей жизни нет места, чтобы спрятать дневник. Я до сих пор не знаю, куда его деть.

Кирилл все равно найдет тетрадь. Рано или поздно...

Милый, ты его нашел? Читаешь? Еще рано, я только фантазирую. Я много фантазирую. И помогаю себе руками или твоим телом. Я думаю о нем, когда с тобой. И иногда мне хочется назвать тебя его именем. Специально, чтобы увидеть твое лицо без вечной улыбки. 

Вы разные, и это хорошо. N сдержанный, молчаливый, с пронзительным взглядом, от которого мне было не по себе первое время. Мне и сейчас не по себе, но по совсем другой причине. И N всё видит, он не слепой и верно прочитал многое по моим глазам. Я стала задерживаться на его руках, смотрю на длинные с очерченными костяшками пальцы и представляю их на своем теле. 

Он умеет ими пользоваться, по нему видно, от него исходит пронизывающий импульс из секса и силы. Опасный типаж, по которому обречены сходить с ума голодные дамы, вроде меня. Я даже иногда ловлю себя на мысли, что боюсь его... боюсь того, что он может сделать со мной. Я слишком много думаю о нем, перебирая в памяти последние дни.

Как N коснулся меня, когда помогал доставать коробки из багажника. Как крепко обхватил ладонь, помогая подцепить ручку, и, играя в неуклюжего помощника, навалился сзади. Всего на мгновение, но я почувствовала тугое сильное тело, и теперь образы в голове стали ярче, почти наваждение, болезненное и тягучее. Он этого добивался? Играет со мной? Черт, я уже проигрываю. И он даже не представляет, насколько легкая добыча перед ним, меня можно просто поманить пальцем. 

Я так хочу, чтобы это был именно он. Друг Кирилла.

Хотя это всегда друзья — закон измены и жизни. Помню, как одна наивная знакомая хвалилась, что у нее прекрасные подруги и они никогда даже мысли не допустят и взгляда неосторожного не бросят. Ведь дружба — это святое. Да, святое, и муж ее святой кусок дерьма, который никому не нужен. Вот и весь секрет исключительной честности подруг, конкуренции нет только там, где приходится скидываться на благотворительность.

А вокруг моего мужа толпа конкуренции. 

И он, вряд ли, отказывает себе. Хотя тут он не подонок, и я ничего не вижу, до меня не доходят намеки или легкие звоночки, ничего... Но я прекрасно знаю, из каких он мужчин, как он привык иметь всё, что ему нравится и ни в чем себе не отказывать. У нас умолчание благополучия, когда я догадываюсь, но делаю вид, что не в состоянии сплюсовать два и два. И не помню даже столь простую арифметику, как то, что он зависим от секса, а между нами осталась однообразная чинная механика. 

Оно и к лучшему, я всей душой благодарна девушкам из номеров отелей и уборных ресторанов, что они забирают его у меня, пусть ненадолго, но со всеми его аппетитами. Я бы доплатила каждой.

— Любишь недорогие духи?

Не хочу больше о муже. Спокойный голос N и его вопрос, это лучше. Как лекарство. Он интересно говорит и строит фразы не по шаблону. Я помню каждую фразу.

— Не играешь в роскошь? — N смотрит внимательно и то и дело соскальзывает к моим губам, но каждый раз запоздало вспоминает приличия. — Надоело? Или бунтуешь?

— Против кого мне бунтовать, — я усмехаюсь и пытаюсь поймать его взгляд.

Мне тесно и душно, и я едва заставляю себя следить за реальностью, потому что фантазии желаннее и насыщеннее, я хочу верить в них, я хочу быть в них. Я буквально вижу, как он делает шаг и нависает надо мной, как дотрагивается, тягуче проведя по бедру и собрав край платья...

— Хилфигер, да? — он вновь возвращает меня в нашу столовую, где ничего не происходит, а только томится на пороге.

— Ты знаток духов?

— Женских.

Он позволяет себе легкую улыбку и делает тот самый шаг ко мне. Резко надвигается, что я рефлекторно подаюсь назад от неожиданности, но он чуть отклоняется в последний момент и ставит кружку с недопитым чаем на столешницу. В нескольких сантиметрах от меня, так что его ладонь почти касается моей руки.

— Чего ты хочешь? — вдруг спрашивает он и, наконец, смотрит мне прямо в глаза.

Они бездонные и манящие, я окунаюсь в них с головой и не могу ничего поделать. Меня как будто парализует, я смотрю на него, как завороженная, и просто-напросто жду, что он будет делать дальше. Что принесет этот неожиданный всплеск.

— То есть какие именно? — он поправляет себя, давая мне выдохнуть. — Я хочу подарить тебе.

— Это будет странно...

Глава 5

Он хочет вновь запереть меня на втором этаже.

Господи, нет!

— Так не спасают, — произношу на выдохе. — Твои слова ничего не значат, когда ты творишь такое. Я боюсь, Кирилл, боюсь тебя, ты понимаешь? И мне не станет спокойнее в четырех стенах...

— Остановись.

Он приказывает холодным тоном и я осекаюсь. Я не понимаю, как с ним нужно разговаривать. Я вижу перед собой запутавшегося и упрямого мужчину, который уверен в своей правоте. Он не слышит меня… Может ли? Откуда мне знать, что происходит в его голове? Я стараюсь не вспоминать ужасные фотографии, которые он показал мне в первый день, иначе всё мое самообладание пойдет прахом.

Он ведь может оказаться кем угодно. Может обманывать меня и играть в свою игру.

— Я должна остановиться? — переспрашиваю я, заставляя его обернуться и посмотреть на меня. — А то что? Это угроза?

— Просьба.

— Просьба? Значит я могу ослушаться?

Я поднимаюсь на ноги и смотрю на мужчину.

— Саша, — он слегка растягивает мое имя и качает головой.

— Мне не нужна твоя помощь. Я хочу домой.

Быстрый шаг в сторону не застает его врасплох, Кирилл реагирует молниеносно и вдруг оказывается рядом. Он преграждает мне путь, закрывая телом все вокруг, и так вновь случается душная близость. Внутри все обрывается, и жалобный голосок подает сигнал — «доигралась».

— Так не просят, — произношу я спокойнее, пытаясь справиться с слабостью, которая впивается в тело и подсказывает самое простое — закрыться руками и начать клониться к полу. —  Я больше не пойду на второй этаж.

— Ты уверена? Нам обоим станет сложнее.

— Зато честнее. Я слабее физически и нахожусь здесь против своей воли, а еще ты поцеловал меня и у тебя ключ от всех спален. Даже не знаю, где ты здесь нашел сложность для себя. Ты все отменно продумал.

Я запоздало понимаю, что провоцирую его. Специально и устав от подвешенного состояния. Словно хочу проверить, что стоят его слова. На что он способен…

— Хорошо, я покажу тебе, — он кивает через себя. — Я нашел дом, в котором он держал одну из девушек. Там были личные вещи…

Он делает шаг к лестнице, но останавливается.

— Я же могу оставить тебя одну? 

— Все ключи у тебя, куда я денусь.

Ему не нравится мой ответ, но он уходит. И комната тут же оживает, я слышу прилипчивый шепот каждой двери и закрытого ящика. Открой, толкни, найди... Если не выход, то хотя бы защиту. Что-то тяжелое, острое, ведь больше шанса может не быть. Или это проверка? И он стоит за углом, притаившись, и высматривает мои движения.

Слишком быстро, его отлучка занимает не больше минуты, так что я не успеваю уговорить себя на лишний выдох. Может, оно и к лучшему. 

Он возвращается с другой стороны. Тихо открывается задняя дверь, которую не видно за выступом кухни, и уверенные шаги чертят дорожку в дом. Когда коридор, наконец, иссякает, я вижу перед собой незнакомого мужчину, и мое замешательство отражается эхом на его хмуром лице. 

Я инстинктивно делаю шаг к нему и протягиваю руки.

— Вызовите полицию, — боюсь говорить громко и поэтому сбивчиво шепчу, — прошу вас, вызовите...

Меня обрывает сработавшая сигнализация. Со стороны ворот наплывает неприятная волна из коротких вскриков сирены и ритмичного мерцания. Я замечаю, как окна ненадолго окрашиваются в желтый оттенок, а потом снова и снова... Это аварийка, тот самый крузак, который я пыталась открыть неправильным ключом, кричит на всю округу и вспышками освещает двор перед домом.

— Он услышит, — произношу я, возвращаясь взглядом к вошедшему мужчине.

Тот, наконец, отходит от удивления.

— Где он? — спрашивает он, быстро оглядываясь по сторонам. — Он в себе?

Я накрываю уши ладонями, чтобы приглушить крик сигнализации, и стараюсь не потерять мужчину из виду. Потому что он очнулся и задвигался, уверенно и быстро, и в каждом его жесте я читаю простой смысл — ему не надо объяснять ситуацию. Он всё знает.

— Оставайся здесь, — командует мужчина и направляется к входной двери.

Он собрался на улицу... Да, шаг, еще шаг, и злая решимость, что исказила его молодое лицо.

— Нет, нет, — качаю головой, как заведенная, и быстро обгоняю его, чтобы преградить  путь, — не уходите! Дайте мне телефон, я прошу вас, я сама позвоню...

— Я поговорю с ним, и всё закончится, — произносит он с нажимом и в следующее мгновение оказывается рядом, и теперь я могу ощутить его напор всем телом, он сжимает мои плечи и грубым касанием заставляет замолкнуть. — Послушай, я его друг и знаю, как с ним нужно разговаривать.

Я вывожу усталым шепотом «нет» и не могу поверить в его слова. Замкнутый круг, я даже сейчас не различаю их, просьбы/приказы повторяются и мужские голоса звучат для меня хором, они буквально вторят друг другу, окутывая. И никто здесь не собирается слушать меня.

— Только не глупи, — добавляет он мягче, — не кричи или еще что-то... Сделаешь хуже.

— Вы на машине?

Я ловлю его ладонь, когда он почти проходит мимо, и вцепляюсь со всей силой. Да, силу я не жалею и вижу, как он болезненно морщится и первым делом опускает взгляд на мою хватку, словно не может поверить, что женские пальцы могут так зверски сжимать.

— Да, — он отвечает, чтобы отмахнуться.

И выдергивает руку, с его рывком я ничего поделать не могу, успевая сдавить лишь воздух.

— Тогда уедем, просто уедем. Не нужно с ним разговаривать.

Сирена замолкает, и я понимаю, что Кирилл выключил сигнализацию и сейчас возвращается в дом.

Глава 6

Разговор приводит нас в тупик, и в такой глухой, что я боюсь настаивать, потому что боюсь почувствовать его решимость. Поэтому я молчу, а когда открываю рот, задаю пораженческий вопрос.

— Что вы предлагаете? — я провожу взглядом по столбику с цифрой «37», попутно отмечая что мы проехали много таких.

— Вас ищут? Или он придумал решение?

— Не знаю. Кирилл говорил, что писал маме с моего телефона, обещал, что она не будет беспокоиться.

— Хорошо, — Итан задумчиво кивает, и я буквально вижу, как крутятся его шестеренки, он что-то обдумывает и прилаживает, и не торопится говорить, пока собирает факты в свой план. — Уже первый час, нужно переночевать где-нибудь... Утром будет легче всё осмыслить.

Он хочет добавить еще фразу, но правильная формулировка, которая настырно ускользает от него, заставляет хмуриться и слепо смотреть перед собой.

— Я правда на нее похожа?

— Что?

— На супругу Кирилла?

— Да, — он медленно кивает и подчеркивает искренность ответа усталым выдохом, — я опешил, когда вошел и увидел вас.

— Когда вы вошли, вы обратились ко мне на «ты», — припоминаю. — Да, точно... И тон был резче.

— Наверное.

— Вы чередуете, то приказываете, то просите.

— Я растерялся в комнате, а, если быть честнее, запаниковал.

— Так вы давите, когда паникуете?

Следом я вспоминаю всю охапку его указаний в первую минуту — не кричать, не глупить, оставаться на месте.

— Нет, я бегу, — он поворачивает голову и дожидается моей улыбки, после чего позволяет улыбнуться себе. — И я привык общаться с людьми на «вы».

— А я нет.

— Я сказал на «вы»? Я перепутал, дело обстоит точно наоборот.

Я отворачиваюсь к окну, чтобы он не заметил, как легко меня рассмешить. Мне впервые за последнее время становится спокойно. Вновь чувствую свое тело, нет той болезненной скованности, когда любое движение приходится прорывать сквозь невидимую бетонную преграду. Нет, я могу двигаться, отвечать, и в голове больше не сталкиваются десятки голосов, которые без устали спорят друг с другом.

Итан сидит рядом, и он, конечно, виновник. От него идет осязаемое тепло, которое незаметно, но верно убаюкивает меня. Мне спокойнее, мне легче, мне почти хорошо.

А, когда город встречает нас широким проспектом, я забываю подстраховочное «почти». Я узнаю улицы вокруг, с которыми связано столько воспоминаний и которые становятся по-настоящему родными именно сейчас, в эту секунду, когда их вдруг вернули назад. Они полустерты поздним часом, но приглушенного света фонарных столбов достаточно, чтобы угадать знакомые места.

И я запоздало понимаю, что то уютное спокойствие было сном, да, я все-таки заснула... Мне показалось, что я только моргнула, но куда тогда подевался пригород с заводскими трубами? Ведь мы уже в центре, в самой гуще из рекламных вывесок и дорожных указателей. И, самая главная радость, я вижу других людей. Полуночники у дверей круглосуточных заведений и вечные таксисты с желтыми огоньками, продавщица в цветочном ларьке, пара патрульных у машины...

Патрульные.

— Я отвечу.

— Что? — голос Итана заставляет меня отвлечься и перевести взгляд на него.

— Я сбрасывал его звонки, не хотел выслушивать все оскорбления сразу.

Он обреченно улыбается, а потом нажимает кнопку на экране и подносит телефон к лицу.

— Кирилл, — произносит Итан спокойным голосом, словно правда надеется, что собеседник возьмет с него пример.

Видимо, он выкрутил громкость динамика на минимум, я не могу различить слова на том конце. Только шум, эмоциональный, но непонятный шум.

— Подожди, стоп, — Итан пытается вклиниться в него и машинально отпускает руль, выставляя ладонь перед лобовым стеклом. — Черт, да выслушай меня! Она со мной, и она чертовски напугана ... Нет, Кир, нет ... Ты себя слышишь? Конечно, я не вооружен, зачем мне? ... Ей ничего не грозит, хватит! Только если ты, потому что ты совсем съехал и не понимаешь, что творишь. Ты ломаешь собственную жизнь...

Итан резким движением опускает телефон и прижимает его к груди.

— Он ничего не хочет слышать, — выдыхает мужчина, — бесполезно.

— Я успела заметить.

Тут ко мне приходит неприятный вопрос — что тогда стоят гарантии Итана? Кириллу плевать на его слова, он верит только собственной паранойи, и так случилось, что, согласно ей, я должна сидеть на окраине города под десятью замками.

— Кирилл, — Итан возвращается к разговору, смягчая тон. — Ты в бешенстве, я уловил, и ты беспокоишься за девушку, хорошо. А теперь заткнись на мгновение, иначе я отключусь.

И он подвешивает звонкую паузу в воздухе.

— Ты хочешь всё исправить, — продолжает Итан, — переиграть эту проклятую жизнь... Я понимаю. Я закрывал глаза на твое расследование, когда ты копировал отчеты полиции и рисовал круги на картах, каждый справляется по-своему, черт с ним. Но сейчас ты даже не заигрался, я не знаю, как это дерьмо назвать, но тебе явно нужна помощь ... Нет, стоп, не начинай, этого я не говорил ... Ты опять ... Твою мать, Кир, полиция не может найти, а ты да! Я подключил все связи, там целый отдел днем и ночью сидит.

Итан шумно выдыхает, заставляя себя сбавить обороты.

— У тебя всё сходится, потому что тебе это нужно. Ты сам придумываешь ниточки, совпадения... Как ты нашел Сашу? Тупо самая похожая девушка?

Он умолкает, давая ответить Кириллу, и невозможно не заметить, как улетучивается его решимость. Итан качает головой, отмечая простым жестом каждое слово с той стороны, но начинает задумываться, замедляться.

Глава 7

Я вбиваю цифры пароля. И внутри царапает неприятное чувство, подозрительная часть меня ждет, что ничего не получится, что таких наивных дурочек еще поискать... но Итан не соврал, и мне становится неудобно за свои сомнения. Да, он друг Кирилла, но не он же придумал похищать девушку в пятничный вечер и везти ее, обездвижив, загород.

Я трачу пару минут, чтобы вспомнить номер подруги.

— Кассир решил, что я пьян, — бросает Итан, ставя поднос на столик.

Он коротко смотрит на экран сотового, где горит окошко мессенджера, а потом молча садится напротив. Но он все равно мешает собраться с мыслями, отвлекая одним дыханием, а я так не хочу вываливать на подругу неконтролируемый поток из десятка предложений. Надо точно и по делу, правильно использовать ситуацию...

Ведь Итан не придумывает насчет Кирилла, с ним придется считаться. Какой бы бред он не нес, надо попытаться всё уладить мирно и лучше этой ночью. Мне только нужна страховка на случай, если ситуация выйдет из-под контроля.

— Не знаешь, что писать? — Итан замечает мои сомнения, которые не дают набрать текст.

— Минутку.

Он картинно поднимает руки перед собой и отклоняется назад, облокотившись на спинку стула. Ко мне же, наконец, приходят фразы. Я пишу, что «познакомилась с классным парнем и уже ночь, а мы сидим в Маке у химчистки... Всё ok, на маньяка не похож, но позвони мне утром на этот номер, я свой где-то забыла».

Что придумала, то придумала.

Я указала адрес, подруга хорошо знает это место, и останется время отправки сообщения, уже неплохо. Она забеспокоится, если я не отвечу утром. Отправляю сообщение, а потом удаляю его и убираю телефон в карман. Смотрю на Итана, который успел надкусить бургер и отбросить его в сторону.

— Не ешь такое? — спрашиваю, раскрывая свою упаковку.

— Я не настолько голоден.

— А я в самый раз.

— Это хорошо, значит ты успокоилась, — он обхватывает длинными пальцами стаканчик с кофе, и я в который раз замечаю, как привычные вещи в мужских руках смотрятся иначе, меньше, уязвимее. — Кирилл кстати отлично готовит.

Он сам смеется тому, как причудливо в его голове цепляются друг за друга темы для разговора, и опускает голову, собирая ладонью густые волосы.

— Нет, правда, он любит итальянскую кухню и многое умеет. Я сперва не верил, думал он с доставкой из ресторана мухлюет.

— Интересно, — я растягиваю слово, а потом все же говорю, что пришло в голову на самом деле. — Хочешь напомнить, что он обычный человек? Со своими привычками и хорошими сторонами.

— Вроде того. Ты знаешь одного Кирилла, я другого, и я тоже не хотел бы знакомиться с твоей версией. Он бывает невыносим, конечно, Кирилл слишком правильный и... — Итан пожимает плечами и безотчетным движением перебирает пакетики с сахаром. — Мне до сих пор не верится, что он сделал... С парковки, да?

Киваю.

— Его жена пропала с парковки.

Я убираю сахар прочь, шорох бумаги начинает скрести прямо по нервам.

— Черт, я боялся, что он начнет спускать деньги без счета. Знаешь, частные детективы, экстрасенсы, взятки, много кто готов поживиться на чужом горе... А он придумал еще хуже. Хотя я ждал плохого, если честно, мы мало общались в последнее время, он перестал звонить, писать, и лишь иногда отвечал. Да и то, чтобы я не начал серьезно беспокоиться и проситься в гости. Я как-то поспрашивал, кто из знакомых когда его в последний раз видел, и понял, что он оборвал контакты со всеми.

— Может новые появились?

— Я надеялся. Есть же всякие группы поддержки, не знаю, форумы родственников... Но он нашел тебя.

— Он толком не объяснил, как именно.

Итан поднимает на меня взгляд, и я читаю в нем немой вопрос — ты правда ждешь логического объяснения?

— Ему нужно дать выговориться, — произношу я с сомнением, с которым ничего не могу поделать, — и позадавать вопросы. Может, он сам увидит слабые стороны, засомневается... А, если нет, то тогда полиция, другого выхода я не вижу.

— Да, его можно убедить. Еще не поздно.

— Позвони ему, я готова разговаривать здесь.

В людном месте под камерами видеонаблюдения я смогу говорить ровно и чувствовать себя хоть немного в безопасности.

Так что здесь, и точка. Если разговора не избежать, то хотя бы место буду выбирать я. А никак в прошлый раз: вот стул, вот спальня, а вот неврозы незнакомого мужчины.

— Кирилл выбрал не ту девушку, — Итан задумчиво смотрит сквозь меня, свыкаясь с новым планом. — Ты справляешься лучше меня... думаешь яснее, это уж точно.

Я протягиваю ему телефон, и Итан принимает его небрежно, захватывая мои пальцы.

Их разговор выходит коротким и скомканным. Итан не дает Кириллу говорить и давит жесткими условиями из места, времени и отсутствия другой перспективы, а, когда тот начинает протестовать, отключается.

— Он приедет, — Итан протягивает мне телефон обратно, — у него уже и голос другой.

— Какой?

— Потерянный. Он извелся, это слышно.

Итан вспоминает о стаканчике остывшего кофе и делает небольшой глоток, и по лицу становится ясно, что кофе тоже оставляет желать лучшего. Но он продолжает пить.

— Мне кажется, он потерял разницу.

— Ты говоришь загадками.

— Прости, я для себя не могу толком объяснить... Кирилл как будто не понимает, что ты не она. Не Ольга.

— Ольга?

— Его супруга. Он в панике сейчас, и самой настоящей, так переживают за родных.

— Поняла, — я киваю, прикрывая глаза. — Он уже пугал меня этим, ее имени не произносил, но вдруг посмотрел по-другому и потянулся ко мне, поцеловал в губы...

Глава 8

Дневник жены, 17 июня.

Я получила смс с незнакомого номера. Там адрес, день и вечернее время. Вплоть до минуты. 23.16

Это N.

У меня дрожат руки, а по телу гуляет шторм, мне страшно и хорошо одновременно. Я решилась на встречу… нет, не так, я раздумывала пару минут, а потом гоняла мысли по кругу для приличия. Я бы поехала в любом случае, даже если бы извела себя доводами «унизительно» и «опрометчиво». Плевать.

Уже поздно...

Я не сомневалась, от кого сообщение и что это первый реальный шаг. Ни намеки, ни легкий флирт, а приглашение в номер. И это только больше заводило.

Пришлось ехать на выставку в откровенном платье. Нет, я не дура с распродажной скидкой на тело, чтобы носить глубокое декольте или мини, но с моей фигурой любое атласное платье смотрится чертовски откровенно.

Я сказала мужу о выставке, которая плавно перетечет в закрытую вечеринку для своих, поэтому ждать меня рано не стоит. Он кивнул, хотя удивился, ведь я с трудом переношу многие мероприятия. 

И проклятая выставка не становится исключением: душно, скучно, стрелки на часах замирают. И мне приходится уворачиваться от вспышек приятеля-фотографа, который плохо понимает слово "нет".

К счастью, меня немного развлекают острые взгляды местных бабочек, которые оценивающе смотрят в мою сторону. Девушки потирают руки, глядя как я оделась на картинную выставку. В их глазах, я в отчаянии и кризисе, что-то из бабской классики — муж охладел, так хоть жадными взглядами чужаков подпитаться. И они уже начинают строить планы и тихо ненавидеть друг друга, на горизонте замаячил перспективный мужик, а тут столько желающих.

Дурацкое развлечение, в общем.

Я собираюсь на выход, когда отбываю положенный срок. Время как раз подходит. Не верится, что я устояла и не стала изводить себя, думая о том, что скоро случится. Как именно случится... Я нарисовала слишком много картин за последние дни, и эти картины одна грязнее другой, я и забыла, как далеко умею заходить.

Как я люблю это.

Спускаюсь по лестнице, чтобы поймать такси, и пытаюсь удержаться мыслями на границе. Но ничего не выходит, фокус предательски расплывается. Я в деталях представляю лицо мужа. Мне интересно, что будет с его свежим ухоженным лицом, когда он узнает? Когда узнает, как я отплатила ему за вчерашний вечер?

Я умею мстить как все женщины. 

Ловлю желтый фирменный седан и оказываюсь в нем после взмаха руки. Произношу водителю адрес… Это последнее несмазанное воспоминание. Потом же случается стук, кто-то грубо бьет по капоту, еще секунда и открывается задняя дверь.

N. Он вдруг оказывается рядом.

— Здравствуй, Ольга.

Он садится и, не отрывая от меня жадного взгляда, подает водителю знак ладонью. Мужская раскрытая ладонь опускается вниз, но уже не на сиденье, а на мое колено. N резко рвет дистанцию и нависает, уткнувшись грудью в мое оголенное плечо.

— Я не ошибся, — произносит он с хитрой улыбкой. — Я никогда не ошибаюсь.

Мне жарко от него, и он плавно выдыхает, касаясь моих волос. Стоит поднять лицо и можно почувствовать его дыхание на щеках.

— Я ждал в кафе напротив, долго... У тебя сумасшедшая выдержка, я уже хотел идти и брать тебя под руку.

— Ты сам назначил время, — я, наконец, нащупываю свой голос, — до минуты.

— И ты наплевала на него, — он улыбается еще шире и закусывает нижнюю губу, когда опускает взгляд ниже. — Тебе нельзя носить такое, я чувствую себя животным.

— Это плохо?

Я чувствую его поцелуй на волосах, хотя это даже не поцелуй. Он дразнит и забирает последние сантиметры, касаясь моего виска. Слишком невинно, мало. Черт возьми, сукин сын издевается... И я запрокидываю голову сама, чтобы уже почувствовать его горячие губы, с которых слетают все эти слова, от которых мне только жарче и теснее. И еще его пьяная расслабленная интонация, будь она проклята!

— Ольга, ты...

— Заткнись.

Он подхватывает мое движение и впивается в губы, забывая весь недавний торг. И я верю, что он извелся в том кафе, он буквально врывается в меня, так жадно, неистово... Я ничего не могу сообразить, проваливаюсь в тягучую сладость мужских прикосновений и плавлюсь.

Всего лишь поцелуй. Первое касание.

— У тебя нежные губы, — его взгляд плывет, не в силах сфокусироваться, — и это точно плохо.

— Почему?

— Не смогу остановиться, я уже чувствую... Не отпущу.

Теперь глубже и медленнее, я закрываю глаза, представляя, как его губы скоро перетекут ниже.

— Что ты сказала ему? — N выдыхает вопрос мне в рот, отодвигаясь всего на миллиметр.

— Что?

— Что ты сказала мужу?

— Я не хочу говорить о нем.

— Уверена? — он вновь целует, нежно касаясь языком, и тут же отстраняется. — Я думал, игра в этом.

Он говорит «игра», а я отчетливо слышу «весь кайф». Весь кайф в этом?

— Хочешь трахнуть его жену? — произношу с усмешкой.

— Хочу много и долго трахать его жену.

Я прячу раскрасневшееся лицо ему в плечо. Моя алая помада останется на его белой рубашке, даже не надо проверять, так и будет. Оставляю свой отпечаток и вбираю его запах. Он идеален, запах в мужчине — самое главное и сексуальное, и вот он идеален. Из-за него туман в голове только сгущается, и меня можно сейчас уговорить на любое безумие. Я абсолютно пьяна им.

— Я вся мокрая.

— Вся? — N повторяет мою недавнюю усмешку и подгибает под себя.

Я за мгновение оказываюсь у противоположной двери, и он теперь давит сверху, а его рука... Я пытаюсь поймать ее, хотя хочу ощутить касание, да, хочу, и поэтому плохо стараюсь, безвольно проскальзываю пальцами по его локтю и позволяю ему.

— Сумасшествие, — сдавленным голосом говорит N, находя кружевную ткань белья, — ты чистое сумасшествие...

Глава 9

Я пересаживаюсь на другую сторону. Устраиваюсь рядом с Итаном и жду Кирилла, который должен скоро появиться. Итан чувствует, как нарастает моя нервозность с каждой минутой, и произносит пустые мелочи, чтобы отвлечь меня. Он мягко улыбается и я на мгновение забываю, почему сжимаю край стола. Дешевый пластик скоро не выдержит и пойдет на излом.

Скоро...

Я замечаю Его на пороге, Кирилл как раз поворачивает голову в правильную сторону и находит наш столик. Наши глаза встречаются, и он замирает на месте, так что стеклянная дверь с доводчиком подпирает его сзади. Но он не реагирует на толчок и продолжает неотрывно смотреть на меня. 

Я же отмечаю, что он выглядит иначе, хотя вновь закутан в серо-голубое пальто. Уставший, заторможенный… Он не сразу вспоминает, что надо двигаться. Его приводит в чувства Итан, когда встает со стула и делает шаг навстречу, чтобы привлечь внимание.

— Кирилл, — вполголоса зовет Итан, поднимая ладонь.

Кирилл приближается, и я вдруг вижу, что его руки не пусты. Он сжимает черную папку, которая набита бумагами. Или фотографиями. Нет, пожалуйста, только не ими! 

Кирилл молча садится напротив и кладет папку на стол, под правую ладонь, а потом переводит тяжелый взгляд на Итана.

— Ты зря вмешался, — произносит Кирилл холодно, — и я хотел бы получить все ключи назад.

— Ничего важнее сейчас нет? — Итан хмурится и едва скрывает раздражение.

— Ключи, Итан.

— Они в машине...

— Проверь карманы, ты всегда носишь ключи с собой.

Итан качает головой, не веря в происходящее, но тянется к карману пиджака. Угадывает нужный карман с первой же попытки и протягивает связку с электронным брелком через стол.

— Спасибо, — Кирилл кивает. — Теперь к делу.

Он замолкает и вдруг смотрит на мое лицо. Кирилл сбивает меня с толку, но потом я понимаю, что он показывает, что готов слушать. 

Слушать!

Я едва удерживаю злые слова на языке, хотя безумно хочется сообщить, что из него дерьмовый эмпат, который опаздывает на автобусную остановку. Я хотела говорить в его доме, чтобы не быть пустым силуэтом, к которому можно приладить любую роль и любой фетиш. Я хотела достучаться и крикнуть о себе, что я живая! Или хотя бы прошептать... Но теперь, за столиком полупустого кафе, я хочу слушать сама. 

— Я почти набрал Артема, — наконец, выдыхает Кирилл, и следом кривится, словно сказал не то, что следовало.

— Но, к счастью, одумался, — отвечает Итан, подаваясь вперед навстречу другу.

— Кто это?

Итан поворачивает голову на мой вопрос.

— Старый приятель, который знает кучу крепких ребят без мук совести. Или у него уже всё официально?

— Официально, — кивает Кирилл. — И черная военизированная форма, как полагается.

— Могли бы запросто положить всех в пол, у него лютые парни, а теперь и с корочками, — Итан мягко усмехается и запрокидывает голову, утыкаясь взглядом в светлый потолок. — Последний раз мне руки заламывали лет шесть назад.

— У меня последний раз воровали тогда же.

— Я не вещь, — я улавливаю намек Кирилла, что Итан украл меня у него, и встреваю в дружескую беседу.

— Да, прости...

— И я по-прежнему хочу домой, — ловлю взгляд Кирилла, в котором вдруг отражается чистая усталость. — Я хочу разобраться в этом деле, чтобы покончить с ним. Не надо тянуть время и говорить о пустяках, вы можете мило пообщаться о своем без меня. Я здесь, чтобы получить ответы, ясные и разумные, Кирилл. Ты должен мне после всего, что сделал, я же напротив... Я могу встать и уйти, могу творить со своей жизнью, что угодно. Ты мне не указ.

— Кажется, я не напугал тебя, а разозлил.

— Угадал, — показываю на папку, которая по-прежнему лежит под его широкой ладонью. — Что там? Ты хотел мне что-то показать в доме, это оно?

— Сперва ответь мне,  почему ты доверяешь ему? — Кирилл указывает на Итана. — Совершенно незнакомому мужчине...

— Кирилл.

— Ты не знаешь ни его прошлого, ни его мотивов, — он грубо перебивает меня, опаляя живой эмоцией. — Он мог оказаться кем угодно.

— Мы не будем говорить о доверии.

— Ты села в его машину.

— Черт, Кирилл, ты взялся за психоанализ? — скептический голос Итана снимает возникшее напряжение. — Люди в панике плохо соображают и тянутся к первой протянутой руке.

— Вот именно. Ты в большой опасности, Александра. Пусть ты не доверяешь мне, но это не повод доверять первому встречному. Мне пришлось караулить тебя на парковке и применять силу, а Итан лишь открыл дверцу машины.

— Тебе не кажется, что в этом есть твоя вина, — огрызаюсь.

— Моя вина будет, если тебя найдут мертвой на пустыре. И я себе этого не прощу, можешь не сомневаться.

— Можешь не мучиться даже в таком случае, я тебе разрешаю.

— Видишь? — Кирилл кидает вопрос Итану и резко отворачивается прочь, теряя всякий интерес к моей персоне. — Поэтому я действовал, как действовал. Это не работает по-другому, либо контроль, либо бесконечные дебаты.

— Но Саша права, это ее жизнь.

— Представь на ее месте пятилетнего ребенка...

— А еще лучше слепого, — я не могу больше терпеть происходящий бред и рывком поднимаюсь на ноги, — слепого пятилетнего ребенка.

Я решаю уйти. Здесь не будет диалога, он приехал не разговаривать, а издеваться.

Не знаю, чего он добивается, и есть ли в его голове вообще план? Или Кирилл просто развлекается, а кожаная папка набита пустыми листами… на столе может лежать обычная наживка.

Глава 10

Я беру записки в руки и читаю их по одной.

«Три комнаты и чердак, но там большой навесной замок. Я не буду даже трогать его, пытаться как-то открыть, на замке останутся зацепки, и он заметит».

«Я считаю дни, пока немного — шесть, но надо придумать, как отмечать их, чтобы не сбиться».

«Холодно».

«Странно, как всё быстро меняется. Я ведь приезжала сюда раньше по своей воле, и мне нравился запах дерева, мягкий свет, темная мебель».

«Он так уверен в себе и во всем, что делает. Он был абсолютно уверен, что я никому не расскажу, не оставлю адрес или хотя бы упоминание о нем. Ведь он рисковал... Или нет? Он, наверное, видел меня насквозь».

«Надо писать короче. Большие записки трудно прятать».

«Он нашел. Заставил показать все, прочитал и сжег некоторые. Но разрешил мое баловство, только без имен и его описаний».

«Я по-прежнему пишу и прячу записки по дому. Под плинтус, в щель двери, под обивку. Обживаю дом как могу».

«Из проехавшей машины прогремела музыка. Здесь обычно одна тишина».

«Он сказал, что перережет мне горло».

«Я нашла способ. Кухонные шкафы украшены маленькими треугольниками из металла. Я переворачиваю на другое ребро по одному каждый день и так веду свой календарь».

«В ванной начал течь кран, и звук воды очень раздражает по ночам. Кап-кап. Кап-кап».

«Я плакала всю ночь и не могла себя успокоить. Ничего не помогало. А теперь я боюсь, что он вдруг приедет и увидит меня такой, с красным опухшим лицом».

«Подарок. Он привез две тарелки, настоящие, а не одноразовые из дешевого пластика. Очень красивые».

«Тянет костром».

«Он был нежен, он мягко целовал и касался. И мне было хорошо... Как прежде с ним».

Я не дочитываю, потому что чувствую, что вот-вот не смогу сдержать слезы. Каждая строчка отдается глубоко внутри, и хуже всего от сухого лаконичного слога. Словно незнакомая мне девушка писала о чем-то обыденном, возможном в привычной жизни. Как запись в девичий дневник, где-то между красивыми наклейками и полосками разноцветных фломастеров. 

Ведь кран правда может подтекать, а сосед громко включить музыку. Это возможно, да, но не тогда, когда тебе обещают перерезать горло. Это события вычитающие друг друга, ты не можешь думать о монотонно капающей воде, когда тебе пообещали такое. 

Хотя со мной происходит то же самое. Я сижу в круглосуточной кафешке и думаю об убитой девушке и ее предсмертных записках. И пульс даже успел прийти в норму, мой организм чертовски быстро адаптировался.

Так что я могу сделать собственную пометку, столь же буднично и лаконично. «У официантки пятно над бейджиком. Кажется, кофе».

Я иду на выход, чтобы глотнуть свежего воздуха, и на мгновение забываю, что найду на улице Итана и Кирилла. Мужчины стоят у спортивного седана Итана и смотрят под ноги. Они молчат, и почему-то одного взгляда на них хватает, чтобы понять, что молчат они давно и тяжело. Кирилл курит, медленно затягиваясь, а потом забывая о сигарете на целую вечность. И он ежится, то ли от ночной свежести, то ли от собственных размышлений.

— Забери, — я протягиваю ему папку, в которую втиснула все до единой записки, измяв их в сотый раз.

— Открывала?

Я киваю и ловлю вопросительный взгляд Итана.

— Я говорил тебе, что нашёл дом, в котором он держал одну из девушек. Записки были повсюду, — продолжает Кирилл, — не уверен, что отыскал все... Дом небольшой, но старый, там каждую трещину надо проверять.

— Так что в папке?

— Записки, оставшиеся от второй жертвы, — Кирилл отвечает Итану и забирает папку из моих рук.

Итан хмурится, отпуская тяжелый выдох, а потом машинально поднимает руку, словно хочет дотронуться до плеча друга, но останавливается, оставив жест незавершенным и корявым.

— А Ольга была первой, — произносит он сдавленно. — Я рассказал о ней, прости.

Кирилл явно проводил черту честности в другом месте, и о погибшей жене мне знать не следовало.

— Ты много болтаешь, — зло выдыхает Кирилл.

— Ты сам проговорился, — я вмешиваюсь и вхожу в их тесный круг, — сказал, что я похожа на нее. Я бы все равно догадалась на кого именно.

Кирилл отворачивается от меня и выдыхает сигаретный дым, а потом щелчком отбрасывает сигарету подальше.

— Догадалась бы, — соглашается он с кивком. — Писала вторая убитая девушка, записки из дома, который я нашел в области. Я купил его...

— Ты что? — вспыхивает Итан.

— Чтобы никто не мешался под ногами.

— Ты идиот, Кир, это же вещдок. Это все вещдок! — Итан сжимает край папки и с силой встряхивает. — Если дело выйдет на федеральный уровень, с прессой и звонками из Москвы, к тебе будет очень много вопросов. Тебя затаскают по допросам, никакие связи не помогут.

— У меня есть ответы, мне бояться нечего.

— Да? Ты уверен? Тогда отлично продумано, на ура просто. Но я на твоем месте уже сейчас бы начинал ползать в ногах у Александры, потому что у нее тоже есть ответы.

— Итан, — я останавливаю его и смотрю на Кирилла, которого явно не тревожит обрисованная по его душу следственная перспектива. — Что было в доме? Он держал ее насильно, мучал? Я хочу знать всю историю.

— Я не знаю всю историю.

Господи! Ну почему с ним так сложно?

—  Ее имя Альбина, — добавляет Кирилл после паузы, будто почувствовал, что уж слишком скуп на слова. — Он убил ее после Ольги, но начал с ней намного раньше. Он держал ее в доме месяца два-три, в записках нет привязок к конкретным датам, но она считает недели.

Глава 11

Дневник жены. 2 июля. 

Он смеется. Нагло и в голос, и его смех заразителен, черт возьми.

— Я в клетке, — произношу и отпускаю воздух так, словно выдыхаю дым после глубокой затяжки.

Белые простыни валяются на полу, а номер в отеле задумывался специально для помешанных парочек вроде нас. Я смотрю на зеркальный потолок поверх его плеча и наслаждаюсь прекрасной картинкой. В этом есть что-то нездоровое, но я могу смотреть на обнаженные тела часами. На изгибы, бархат кожи, перетекающие друг в друга силуэты и их плавные движения... N щедрый подарок судьбы, по-настоящему красивый мужчина всегда трофей, но N самое совершенное, что я видела. Трогала.

Его хочется запечатлеть на фото. В золотые рамы для коллекций. Как делает мой приятель-фотограф Сил. Он бы точно поблагодарил меня за столь выдающуюся фактуру и остал бы от меня хотя бы на месяц.

Пытаюсь отвлечься и перевожу взгляд на позолоченный карниз, с которого свисают тяжелые шторы. N захлопнул их наглухо, чтобы нас не тревожил дневной свет и стеклянная высотка, которую возвели преступно близко. Впрочем, в центре по-другому не бывает, каждый драгоценный сантиметр земли на счету и всем плевать на клаустрофобию.

В мою голову приходили идеи получше, чем остановиться в крупном отеле, где можно нарваться на взгляд знакомого или знакомого знакомого, но я страшно устала от второсортных мотелей. От условно свежих простыней и унылых интерьеров с неожиданными вкраплениями Египта. Почему они так любят орнамент с усыпальниц? А загородные дома, как ни странно, за городом, дорога забирает почти всё время, которого и так никогда не хватает.

N вновь и вновь зовет в свою квартиру, в которой я бывала в роли супруги лучшего друга, но я не хочу портить жанр. Интрижка должна происходить в стенах вроде этих. Необжитые светлые номера, которые не знают личных мелочей и старых воспоминаний, они лишь сиюминутно твои и не притворяются чем-то большим. Ничего не обещают и не дают поводов задержаться. В конце ты захлопываешь дверь, оставляя случившееся за спиной. Пытаешься во всяком случае, чтобы не усложнять себе жизнь.

Зачем устраивать беспорядок в собственных квартирах? Вдруг там еще жить...

Верхний свет слишком яркий, N зря нажал все клавиши. Можно закрыть глаза, но светлая пелена все равно будет стоять перед глазами.

— Ты обо мне? — N кривится сквозь улыбку и перекатывается на бок, чтобы оказаться надо мной.

— И о тебе тоже. Твои руки как прутья.

— Я не держу...

Я уворачиваюсь в сторону и наклоняюсь к краю кровати, но N ловит меня, сковывая в тесных жарких объятиях. Он горячий во всех смыслах.

— Ладно, ладно, я храбрился, — он целует меня, влажно лаская языком. — Ты никуда не пойдешь и останешься со мной.

— Я пойду в душ. И без тебя, иначе в этом нет никакого смысла.

Он решает добиться своего без слов, используя лишь пальцы и язык. Но он уже закормил меня, так что отбиваться не так уж сложно. И потом, если я и знаю что-то о мужчинах наверняка, так то, что останавливаться надо прежде, чем он получит всё, что хочет. Поэтому я перехватываю его руки и качаю головой, одновременно пытаясь спрятаться за подушкой, которая так кстати оказывается рядом.

— Ты слишком выносливый, — я едва могу говорить из-за смеха, потому что N решил, что я отчаянно дразню его и продолжает бороться со мной, — а я слабая женщина. Я больше не могу, я прошу пощады.

Он все же расцепил мой корявый блок и стянул пальцы вокруг запястий, заставив опустить руки вдоль тела. И теперь навалился сверху на правах победителя, со счастливой улыбкой заглядывая в мое раскрасневшееся лицо.

Он слишком выносливый, да. И слишком щедрый. Две недели встреч открыли неожиданную правду, и я увидела, какой он на самом деле. Хотя раньше, скорее всего, не смотрела на него, а придумывала человека в своей голове.

Я никогда не врала себе на свой счет, и знаю, как чувствительна к мужскому обаянию, как мне сносит голову и не остается ни одной достаточной преграды. Жестокий сладкий прилив…  меня не поймут те, кто привык держать желание в душной комнатенке метр на метр. Не поймут счастливые жены, которых всегда спасала любовь мужа. Меня вот не спасала. И я научилась бороться по-своему, ведь на мир можно смотреть под определенным углом, накинув очки с ледяным фильтром.

Помню, как N казался мне холодным и сдержанным, я даже ловила удивленный взгляд мужа, когда поделилась мнением. Сказала, что N отлично бы смотрелся в военной форме с командирскими погонами и чеканкой вместо фраз.

Я видела N таким годами, как будто знала, как опасно разглядеть его в истинном свете. Как сейчас, когда он умиротворен и в то же время полон сил. Он невыносимо нежен, даже когда проигрывает слепой страсти, его руки не знаю грубости, хотя умеют сминать, брать, вести... черт, они умеют всё на свете!

Я тону в них и не хочу искать никакой берег, мне плевать, что будет, когда он рядом. Я хочу только чувствовать и слышать его голос, как он пошловато заигрывает или глупо шутит. Второе даже лучше. N не боится показаться смешным, произнося нелепицы, чтобы развеселить меня, впрочем, он ничего не боится. Он буквально распахнулся мне навстречу, не тратя время на обычные подозрения и примерки. «Вот он я, бери».

— Пощады значит?

— Да, — я быстро киваю, чтобы он не успел передумать. — Или ты можешь взять меня в плен. Например, послезавтра после обеда.

N опускает голову на мою грудь и касается меня языком.

— Ты можешь задержаться? У меня есть еще время.

Черт.

Не могу, он прекрасно знает. Мне нечего ответить, и я провожу ладонью по его густым мягким волосам.

— На час?

— Нельзя, чтобы он заподозрил, — я наклоняюсь, чтобы поцеловать N в макушку. — Так станет намного сложнее встречаться, придется оглядываться и искать стопроцентные отговорки. Или вообще взять паузу, а я не выдержу долго без тебя.

Глава 12

Я снова кручу в руках фотографии девушек, к которым добавился снимок Ольги. Я запомнила, что их нельзя переворачивать, ведь Кирилл для чего-то придумал кровавый оборот. Как напоминание? Которое всегда под рукой? Неудивительно, что он заговаривается и творит вещи, выходящие за рамки нормы. 

Теперь я знаю одну из девушек по имени. Альбина. И ее фотография по-настоящему пугает меня. Я согласна с Кириллом – Альбина выпадает, и внешне тоже. Если остальные девушки, как я, похожи на его жену на уровне типажа, то Альбина родная сестра, если не близняшка. Не хватает только денег. Плохая прическа, уставший взгляд, опущенные вниз уголки губ, общее ощущение замученности. Но, если закрыть глаза на состояние банковского счета каждой из них, то остается только удивительное совпадение. 

Так бывает, конечно. Природа иногда ленится и подсовывает уже использованные варианты.

Но свою фотографию в этом ряду я больше видеть не хочу. Я верю, что ужасная история девушек произошла на самом деле, а Кирилл искренне хочет мне помочь, только это ничего не значит. На ту парковку, с которой он силой забрал меня, его могли привести не доказательства, а голоса в голове. Или обычные домыслы... он где-то увидел мою фотку, в соцсетях, например, и триггер сработал. Сумма черт как повод, ведь я действительно похожа на его погибшую супругу. Не как Альбина, но измученному рассудку достаточно соломинки... легкого намека и вот оно! Цель! Есть для чего жить завтра.

Итан предупреждал меня, что логического объяснения не стоит ждать, не будет никаких ясных «почему именно ты?» и «как убийца выбирает жертв?», и Кирилл действительно молчит. Вернее, он уже давал ответ в своем доме. Он просто знает, что я следующая.

И так всё. Он выдает выводы, но не рассказывает, как к ним пришел. Откуда Кирилл взял психологический портрет насильника? Тот самый трафарет действий. Оттуда же, откуда мое имя?

Что-то знает, что-то придумал. Где-то правда, где-то ложь. И он похоже границ уже не чувствует, верит собственному вымыслу также сильно, как фактам.

— Откуды ты столько знаешь о поведении убийцы? И что с другими девушками? Кроме Альбины и Ольги есть еще две жертвы.

Я сижу на заднем сиденье в ленд ровере Кирилла, пока мужчины копаются в навигаторе. Мои слова заставляют их остановиться, а Кирилла – посмотреть в зеркало заднего вида. Он смотрит на мое лицо и будто припоминает, что говорил раньше.

— Ольга любила эту машину, — произносит он невпопад и отворачивается, возвращаясь к цветному дисплею. – Старая, не жалко... Она терпеть не могла ездить аккуратно, даже не старалась, по всему кузову царапины, любила открывать дверь прямо в ограждение. Пару раз при мне, она еще так наигранно кривилась и выдыхала с улыбкой «ой». Я смирился, да и плевать по большому счету, она не лихачила, не подрезала поток, просто ненавидела парковки и тесные места.

Я откидываюсь на спинку, чувствуя, что к моему вопросу мы уже не вернемся.

— Я как-то взял ключи, чтобы отогнать в мастерскую, но она вдруг устроила скандал. Самую настоящую истерику, хотя слез не было, Ольга вообще не умела плакать, но у нее тряслись руки, и она не могла продохнуть, заикалась на каждом слове. Кричала, что я вечно беру ее вещи, делаю всё молча и ничего не спрашиваю, что я слепой мудак... Я положил ключи от машины обратно на стол и подумал, что они трахаются в ней.

Мне вновь неудобно слушать его, я как будто подглядываю в замочную скважину за чужой жизнью. Ведь Кирилл сейчас слаб и поэтому позволяет себе прозвучавшие слова, он не стал бы изливать душу перед малознакомой девушкой в другой ситуации, как не стал бы рассказывать интимные подробности.

— Это была не интрижка, а серьезно, она не изменяла мне до этого. Я доверял ей, хотя иногда думал «а вдруг?», она была очень красивой, эффектной, я видел, как на нее смотрят другие мужчины... Я, когда по календарю понял, что она врет, взбесился, не знаю, каким чудом остановился, я буквально поймал себя в дверях спальни. Развернулся и уехал на пару дней, иначе я мог бы что-нибудь сделать с ней.

Наверное, как раз за таким охотятся папарацци, ловят подобные моменты, за которыми стоит не искренность, а обычная отупляющая усталость. Человек забывается, не в силах больше контролировать себя, и произносит лишнее.

— И я обрадовался, когда появилась вторая жертва, — добавляет Кирилл хрипло. – Через Ольгу я бы не нашел... я не знал с чего начинать и боялся подробностей. Копаться в ее жизни, черт, да она знала сотню людей! Постоянные встречи и проекты, она работала не только в моей компании, еще консультировала в других городах. Она ушла в искусство и устраивала выставки... И это только работа, а еще миллион увлечений. Она выучила датский, просто так, и у них был своего рода клуб, где они общались, потом она любила гоночную тусовку, ездила с подругами в Сочи на Формулу-1. У нее осталась любовь ко всей этой спортивной истерии после второго мужа, он сноубордист, и она просто выбрала другой вид спорта. Она...

Итан не выдерживает и кладет ладонь на плечо Кирилла, останавливая поток его слов.

— Но любовника найти легче, — произносит Кирилл после паузы. – Это всегда отели.

Итан машинально кивает и отнимает руку. Я же начинаю смотреть на свои ладони, которые сами собой сцепились в нервный замок.

— Я из-за него не искал. Подумал, начну искать убийцу, а найду любовника.

— Я только предположил, — отзывается Итан, который явно уже не рад, что навел Кирилла на мысль, что любовник может быть убийцей. – Мы можем посмотреть через других девушек...

— Я уже смотрел. В навигаторе есть история.

Кирилл возвращается к экрану, прощелкивая меню вниз. Я слышу, как напряженно дышит Итан, и как вдруг затих Кирилл. Новая задача поглотила его, он, наконец, получил направление, в котором можно двигаться.

Глава 13

Всё стремительно катится к черту.

Я вновь оказываюсь с Кириллом наедине. Итан после брошенных слов за мгновение очутился у спортивного седана, рявкнул «Поехали!» и сел за руль. Так что Кириллу ничего не оставалось, он тоже запрыгнул во внедорожник и вырулил на дорогу. И теперь мы вдвоем в одной машине.

Но я, слава богу, не в багажнике, как в прошлый раз. Прогресс.

— Что это значит? – Кирилл тихо произносит вопрос и по его тону становится ясно, что ответ уже сидит в его черепной коробке, он просто не хочет доставать его наружу. — О чем говорил Итан...

Кирилл смотрит на телефон, который по-прежнему сжимает в ладони, и подносит ближе. Я догадываюсь, что он хочет набрать друга, но не останавливаю. 

— Он отдал тебе телефон? – спрашивает Кирилл и сбрасывает звонок, когда телефон Итана отзывается в моем кармане.

— Да, в кафе, — я киваю и ловлю его потерянный взгляд через зеркало заднего вида. – Чтобы я могла позвонить...

— Кому?

— Кому захочу.

Кирилл вдруг зажигает широкую улыбку, обнажив белые зубы, и отводит глаза. Он скверно выглядит сейчас, я не знаю, как правильно выразить... Но это такая нервная всепоглощающая усталость. Вымотанность даже. Если издать резкий звук, он болезненно вздрогнет всем телом, а потом зажжет злость, ведь он сбит с толку. 

Итан нашел прекрасный момент, конечно.

Я вижу его спортивный седан, Кирилл нагнал машину друга и держится позади, подсвечивая задний бампер ярким светом фар. Он не идет на обгон и подстраивается под чужой темп, перекресток за перекрестком, и редкие красные светофоры не уговаривают его на глупости. Кирилл игнорирует пустующий правый ряд и раз за разом останавливается за седаном. Он слепо смотрит сквозь лобовое стекло, показывая странное удивительное терпение. 

— Почему не в полицию тогда? – он неожиданно бросает очередной вопрос.

— Что?

— Я не заметил патруль. Почему не позвонила в полицию?

— Я решила, что у тебя связи.

— Это у Итана. Но вы, я вижу, подружились, так что тебе нечего опасаться.

— Меня пугаешь ты, когда такой.

— Черт, опять? Я не сделаю тебе ничего плохого, сколько раз я должен повторить? – Кирилл резко оборачивается ко мне, забывая о дороге. – И если широкие жесты так отменно работают, то забирай.

Он протягивает мне телефон и не дает ни секунды на замешательство, бросая его на сиденье рядом со мной.

— Забирайте всё, к черту! — выдыхает он со злостью.

Вот и нерв.

— Ты меня не слушаешь, — усмехается Кирилл, качнув головой. – Совершенно.

— А ты слушаешь Итана? Слышишь его?

Кирилл хмурится на мои слова, и я замечаю, как он ловит порыв вновь обернуться и посмотреть на меня.

— О чем вы с ним разговаривали? Он что-то...

— Я слышала то же, что и ты. И еще я помню, как он говорил тебе по телефону, что не вооружен. А ты все-таки вооружен, Кирилл?

— А как ты думаешь?

— Я думаю, что да. Ты ведь ищешь убийцу. И ищешь давно, а по твоему характеру можно сделать вывод, что ты подходишь к делу серьезно и ответственно. Я думаю, что ты и стрелять умеешь, специально тренировался в тире, готовился к встрече.

— Тренировался, — кивает Кирилл. – И с ножом тоже, с ним даже лучше получается.

Он разгадал мою игру и отвечает колкими интонациями, за которым легко читается вызов. 

— Отлично, — я повторяю его кивок, — пригодится, когда найдешь убийцу.

— Убийцу? Не любовника? – он открыто усмехается, дразня меня. – Боишься, что я перепутаю встречи?

— Я боюсь, когда ты такой. Сколько раз я должна повторить?

Монотонная дорога забирает ночь, она начинает выцветать прямо на глазах, когда из-под горизонта медленно выплывает рассвет. Сперва лишь осторожный всполох света, но он постепенно набирает силу и разгоняет черные краски. 

Частный сектор крадется над лесополосой, за которой пустота из серого пейзажа. Мы сворачиваем к улицам старой постройки и оказываемся посреди полузаброшенного уныния, хотя вдалеке угадывается современный коттеджный поселок с бастионами в два и три этажа.

Здесь же другая жизнь, дороги давно и безнадежно избиты. И они обрываются, вскоре вместо асфальта начинается грунтовка, из-под колес летит пыль и так округа становится только грязнее, обреченнее... 

— Он знает короткую дорогу, — бросает Кирилл.

Мы по-прежнему едем за седаном Итана, пока он, наконец, не отмечает красными задними огоньками пункт назначения. Седан паркуется у высокого забора из черных досок, оставляя нам место у калитки. Над забором выглядывает острая крыша, покрытая старым шифером.

— Нет собак, — произношу я вслух, устав от собственного затянувшегося молчания, — в таких местах всегда ждешь лай собак.

Кирилл молча открывает дверцу и спускается с подножки. Идет к седану Итана.

разворачивается и направляется ко входу в дом. Нагнувшись, он нажимает на доску, и та подается назад. Я ничего не вижу за его широкой спиной, но, видимо, Кирилл достает ключ, потому что следом он подходит к калитке и отпирает ее.

Дверь он бросает раскрытой нараспашку, оставляя смутное приглашение, а сам исчезает из поля зрения. Я подбираю с сиденья его телефон и тоже выхожу из авто. Я ведь хотела увидеть дом, и именно изнутри, его стены и комнаты, зачем-то сравнить с тем местом, в которое Кирилл привез меня. 

И второй дом выглядит хуже, мне чертовски повезло не оказаться здесь сразу. Я бы билась в истерике, потому что дом старый и неуютный. Что-то висит нехорошее в воздухе и я непроизвольно ежусь.