— Пожалуйте, Ахмад-хон, располагайтесь! — трактирщик явно лебезит, и есть с чего. Судя по тому, что рассказал мне Азамат, пока мы шли от моего целительского шатра до этого постоялого двора, у хозяина рыльце в пушку. Наместника-взяточника Азамат уже вывел на чистую воду, а вот тех, кто ему давал на лапу, ещё предстоит определить. К счастью, это уже не наша забота, а Эцагана и его ведомства, а мы можем просто пообедать.
Азамат перелистывает объёмистое меню два раза и тяжело вздыхает.
— А где раздел блюд для хозяев леса? — привычно интересуется он.
— Простите ради богов, Ахмад-хон, а вам-то зачем?
Мы с Киром заунывно стонем. Этот диалог повторяется с завидной точностью всякий раз, как на выезде мы заходим в трактир, в каком бы уголке Муданга тот трактир ни стоял.
— Закон такой есть, — негромким доверительным голосом сообщает муж. — Держите пищевое заведение — обязаны обслуживать всех граждан Муданга в соответствии с их потребностями. А в вашем ассортименте вообще ничего съедобного для хозяев леса нет. Это штраф в размере среднемесячного дохода. Впрочем, я сейчас не буду с вас его брать.
— Ахмад-хон м-милосерден, — блеет трактирщик, сминая нервными руками фартук. — Изволите откушать наших деликатесов? У меня кое-что припасено на особый случай, как знал, что сам Ахмад-хон пожалует…
— Холодный суп и гриль по-хотонхонски, — обрывает его Азамат. — И какого-нибудь сока с водой и льдом принесите кувшин, больше ничего не надо.
— Как будет угодно, — мямлит трактирщик и испаряется.
— Чего ты его со штрафом пощадил? — интересуется Кир, когда мы остаёмся одни.
— Пощадил, — усмехается Азамат. — Пускай сначала налоговую проверку пройдёт, тогда и взыщу. У него этот среднемесячный доход в два раза больше на самом деле, если не в три. Будет приятное вливание в Фонд культурной взаимосвязи.
Я хихикаю в воротник.
— Ты бываешь совершенно ужасен, дорогой.
Азамат довольно улыбается, вальяжно откидываясь на подушки. Впрочем, он тут же снова собирается и принимается зачем-то заползать под столик.
— Ты куда? — изумляемся мы с Киром, придерживая норовящие скатиться со столешницы соусники.
— Да тут клеймо мастера, — объясняет муж, уже наполовину уползший из зоны видимости. — Никак свежее…
Внезапно он одним рывком выскальзывает наружу и кричит трактирщику через весь зал:
— Эй, хозяин! Подойдите, вопрос есть!
Трактирщик спешно подбегает, не выпустив из рук пакет со сладким перцем.
— Скажите, вы этот стол у Рубчего заказывали, так? — интересуется Азамат.
— Так точно, Ахмад-хон. Отличный мастер, и бригада у него как на подбор. Это-то потоковая модель, а вот фонарики у нас резные, видите? Это его собственная ручная работа, полный эксклюзив…
— Знаю я, какой он мастер, — перебивает Азамат. — Вы лучше скажите, где он теперь живёт?
— Да как же, вот, от города к югу артунчик, там дорожка такая лесная, у него там и лесопилка, и мастерская, и живёт там же.
Азамат быстро находит по карте в телефоне предполагаемое место.
— Тут?
— Да, похоже… Да там не заблудитесь, это вот как от лавки пряностей по улице пойти на юг, там и дорожка эта начнётся. Ну знаете, лавка пряностей, розовый такой домик и пахнет там…
Азамат кивает.
— Да, представляю. Спасибо за указания, найду.
— Всегда рад! Вы вот только… Фонарики-то он тому уже несколько лет делал, сейчас не знаю, сможет ли такие же, так если что, мне для Императора ничего не жалко…
— Спасибо, не надо, — снова обрывает его Азамат. — Вы лучше переберите свою зелень, а то что-то у вас сомнительное в этом пакете, лежалая она как будто.
Трактирщик растерянно переводит взгляд на пакет, где верхний перчик сверкает очень выразительным подмокшим боком.
— Ох щас кто-то у меня взбучку получит! — обещает он, наконец сориентировавшись в ситуации. — Вы не волнуйтесь, Ахмад-хон, я бы всё равно всё сам проверил!
— Хорошо-хорошо, идите суп заодно проверьте, — отправляет его Азамат, снова располагаясь поудобнее.
— Чем тебе этот столик так глянулся? — интересуюсь я, когда трактирщик нас покидает. Столик, конечно, симпатичный, но у нас вроде бы нехватки мебели нет, да и слишком на нём много резьбы на мой вкус — только и выковыривать пыль и крошки из всего этого.
— Да не столик, — мотает головой Азамат. — Я этого мастера знаю. Мы в школе вместе учились, только я по звездолётам, а он по мебели. Дорогой был друг для меня. Но потом я наёмничать начал, а он уехал куда-то в глубинку, вот и перестали общаться.
— Хочешь навестить? — понимающе киваю я.
— Да как обычно, и хочется и колется. Ты же знаешь, как у меня со старыми друзьями… Кое-кто, как я Императором стал, прибежал обратно в друзья проситься, а от этого так и не было весточки. Я уж думал, может, нет его больше… А значит, просто не захотел. Не знаю, может, и не стоит его трогать.
— Ну ага, а потом получится, как с матушкой, — фыркаю я. — Не знаю, мне кажется, лучше уж точно знать, что он общаться не хочет, а не строить тут догадки. Мало ли в чём может быть дело.
Не то чтобы я в норме брала утренние дежурства, но Алёнка меня стабильно поднимает в шакалью рань, пока Алэк отвлекает всех трёх нянь каким-нибудь хулиганством. Говорила же, давай подождём, когда ему будет хотя бы пять… И Азамат не то чтобы спорил, просто так невыносимо страдал, хотел дочечку, шантажист клятый. И вот нет бы эта дочечка ему спать не давала по ночам, так нет же, всё внимание мне!
Вот так и выходит, что ещё в предрассветных сумерках на следующий день я уже сижу глушу кофе в ординаторской, когда туда является Арай.
Я сразу понимаю, что что-то не так: девушка бледная, прям синюшная, губы дрожат, глаза на пол-лица.
— Хотон-хон, — начинает она неверным голосом. — Я у… ухожу.
— Куда? — моргаю я, ещё не очень хорошо соображая. — В смысле, тебе сегодня надо отлучиться?
— Нет, совсем… Из программы.
— Так. Присядь-ка и расскажи толком, что случилось, — распоряжаюсь я, изо всех сил сбрасывая сонливость.
— У меня времени мало…
— На поезд опаздываешь?
— На шаттл…
Я бросаю взгляд на часы.
— До шаттла ещё два часа. Рассказывай.
Она нерешительно опускается на краешек дивана и так долго молчит, что я начинаю сомневаться, что она куда-то спешит.
— За мной отец приезжает, — выдавливает наконец.
— И что? — пожимаю плечами. — Он что, не знает, что ты учишься?
Она мотает головой.
— Я сбежала. А теперь он меня нашёл.
Вот тут я просыпаюсь на самом деле.
— В смысле — сбежала? Он что-то тебе сделал?
— Нет, — она пожимает одним плечом. — У него… ну, у него магазин… и дела идут не очень. И есть там в городе один богатей… В общем, отец хочет, чтобы я за него замуж вышла. А я не… не…
Она принимается мотать головой и наконец заливается слезами.
— Так, — снова говорю я. — По муданжским законам принудить к браку невозможно. Учишься ты бесплатно. Живёшь в общаге, так?
— Нет, снимаю, — всхлипывает она. — Украшения продала и…
— А чего ж не в общаге?
— Там нужно указать источник доходов, чтобы зарегистрироваться, и для незамужних женщин — контакты родителей… А это отец…
Я потираю переносицу.
— Ты бы раньше объяснила, придумали бы что-нибудь. Ну, в любом случае, максимум, что он может сделать, это не давать тебе денег. Ты можешь получить дотацию на обучение, она хоть небольшая, но если поселить тебя в общаге, то в принципе можно…
Она снова мотает головой, даже не дослушав.
— Он меня заберёт, ничего слушать не будет. Деньги у меня пока есть, я лучше уеду на Гарнет, там он меня не найдёт.
— В смысле — заберёт? — таращусь я. — Вызовем полицию.
— Полиция меня и сдала! — внезапно повышает голос Арай. — Он им сказал, что я пропала, они меня и нашли. Вчера вечером ко мне полицейский пришёл, говорит, вот, тебя отец ищет, а ты… И, мол, мы ему сказали, что ты здесь, он утром приедет. Утренним поездом.
— Ну хорошо, найти тебя они нашли, но всё равно он не может по закону тебя силком забрать. Полиция обязана тебя защитить, если ты объяснишь им всё чётко.
— Вы не понимаете, он же не оставит меня в покое! — рыдает Арай. — Он меня будет изводить, потихоньку, в мелочах, я всю жизнь буду озираться. Мне только бежать, и там за кого-нибудь замуж выйду, тогда отцу будет нечего с меня взять…
— Ну ты же не будешь выходить замуж за кого попало, лишь бы отмотаться от замужества, навязанного отцом, — пытаюсь урезонить девушку.
— Да мне всё равно за кого, лишь бы… Понимаете, этот его жених, я с ним встречалась уже, он меня посадит под замок на всю жизнь. Мне, вот честно, вообще всё равно, что за мужик, лишь бы ему до меня дела было поменьше. Здесь вот, в Доме целителей, так хорошо — никому дела нет, хочу — работаю, хочу — своими делами занимаюсь, никто нос не суёт. Отец во всё суёт нос, он всё про меня должен знать, и где у меня какое кольцо лежит, и каким кремом я на ночь руки мажу, и почему не тем, что вчера. Это невозможно, понимаете?!
— Понимаю, — соглашаюсь я. — Но я также понимаю, что Гарнет — это опасное место, а у тебя маловато опыта самостоятельной жизни, это во-первых. Во-вторых, ты уже прошла часть образовательной программы, за которую платит государство, и вообще-то в договоре об обучении написано, что ты обязана получить все часы, а потом ещё и, когда закончишь образование, проработать на Муданге десять лет. И твоя подпись стоит. Это не говоря уже о том, что мне не хотелось бы терять самую успешную студентку, к тому же образец для подражания другим девушкам, которые могут захотеть получить профессию. Ну и наконец, если уж тебе так всё равно, за кого выходить замуж, лишь бы не за того хмыря, почему не найти себе кого-то здесь?
— Сейчас уже не успею, — всхлипывает она. — Да и как знать, что он не такой же…
— Слушай, — меня внезапно посещает идея. — Я как раз вчера разговаривала тут с одним пациентом… Помнишь, который глаза лечит? Так вот, он, по-моему, как раз то, что надо. Он тут разглагольствовал, мол, хорошо, когда жена при деле и нервы не треплет. И он, кстати, вполне обеспеченный и живёт не в столице.
Лифт был просторный, рассчитанный на каталки с пациентами, но всё же по сравнению с холлом это было маленькое пространство, и расстояние между мужчинами было коротким до дискомфорта. Арай понимала, что Исар её нарочно загораживает собой, и стыдилась того, что стала обузой постороннему хорошему человеку, которому ещё и отплатить за доброту толком не могла. Конечно, она знала, что теоретически женатое положение должно вернуть ему статус серьёзного, преуспевающего и надёжного партнёра, но это была разовая польза, значение которой скоро стёрлось бы и забылось, а чем ещё Арай могла его порадовать, не поступаясь собственной свободой, она не представляла.
Она проводила мужчин в переговорную, где напротив друг друга стояли два дивана, разделённые чайным столиком.
— Ты это, — начал отец с порога. — Сумму надо бы обсудить. А то кто вас знает, во сколько у вас тут принято невест оценивать.
Арай покраснела. Этого вопроса она боялась с самого начала аферы.
— Понятия не имею, — пожал плечами Исар, усаживаясь на диван. — У нас в семьях с певчими именами выкупов не платят, так что назначайте сами.
Медведь скрипнул зубами — имени своего он не называл, но выдал себя тем, что затребовал выкуп. Пройдя ко второму дивану, он присел, подался вперёд, сощурился и назвал сумму:
— Пятьдесят мингей.
Арай ахнула.
— Ты что!
— Цыц, девчонка! — рыкнул Медведь. — Мне за тебя и больше предлагали. Сама подумай, если он даже выкуп не потянет, как он тебя-то будет содержать?
— Моё содержание столько не стоит, — огрызнулась Арай, оставшаяся стоять за спинкой дивана. — Рубчий, вы ему не верьте, он врёт всё, никто ему за меня больше двадцати пяти не давал!
— Это всего или за год жизни? — уточнил Исар, переводя взгляд с отца на дочку и обратно.
Медведь беззвучно открыл рот, но не успел собраться с мыслями.
— Всего, конечно! — выпалила Арай, пунцовая от стыда. — И то много, он на меня больше мингя в год никогда не тратил, наоборот, украшения, что мне дарили, закладывал!
— А что они лежат без дела, — заоправдывался Медведь. — Ценности надо в оборот пускать!
— Ну, открывайте приём, — предложил Исар.
Что значит «открыть приём», Арай не знала, но у отца с этим возникли проблемы. Исар внимательно смотрел на его манипуляции с телефоном, потом стал подсказывать, а там и вовсе диктовать, что и как делать. Отец пыхтел, хмурился, но слушался. Наконец загадочный приём был открыт, и Исар в два движения перевёл деньги.
Судя по лицу Медведя что-то пошло не так. Он потыкал в телефон, пару раз проверил, то ли у него открыто, что нужно. Потом поднял ошеломлённый взгляд. Арай стояла не дыша, а Исар откинулся на спинку дивана, как будто пришёл смотреть хорошо знакомый спектакль.
— Мне только что, — наконец обрёл дар речи Медведь, — сто мингей пришло. Это от вас?
— От меня, от меня, — кивнул Исар. — Я, конечно, в выкупах не разбираюсь, но меньше ста мингей за такую девушку давать — это себя не уважать, а уж просить… А ещё говорите, большой бизнес. Кстати, я не спросил, что у вас за бизнес-то хоть?
— Дак это… — Медведь не сразу вник в суть вопроса, всё ещё отходя от потрясения: за сто мингей его контору можно было купить полностью. — Магазины у меня… Ручки всякие продаём, петли там…
— Надо же, вот только недавно с Ахмад-хоном о фурнитуре говорили! — заинтересовался Исар. — И что, много филиалов?
— Да вот, у нас, откуда я родом, это от Долхота через Ирлик-хонову реку городок, там головной, а ещё на островах есть, и на Орле вот недавно открыл магазинчик. Я сам-то не кузнец, понимаете, я распространяю, мне самая дорога в большие города. Теперь хочу в Долхоте обосноваться, а если дело выгорит, то можно и в столицу…
— И с глухим именем? — поразился Исар.
Медведь со стуком захлопнул рот, чувствуя, что его развели на откровенность.
— Он на меня фирму зарегистрировал, — подала голос до сих пор молчавшая Арай. — Потому и отпускать боялся, и за своего партнёра выдать хотел, чтобы не делась никуда.
— А почему нет?! — Медведь решил предвосхитить осуждение. — Раз дали боги дочку с певчим именем, так надо пользоваться! Конечно, доступа к финансам у неё нет, да и сделать с фирмой она ничего не может, это всё мне делегировано, но, главное, в документах везде написано, мол, у владельца имя гласное, а приходят работать ко мне, я ж не буду им представляться!
По ходу своего монолога он развеселился и под конец даже хохотнул. Гордость от собственной смекалки в сочетании со внезапной прибылью его немного опьянили.
Рубчий собирался что-то ответить, но тут створки лифта выпустили в коридор прямо напротив переговорной гигантскую фигуру Байч-Хараха.
— А, вот и ты! — улыбнулся Исар, рассматривая давнего друга. Он наконец-то смог разглядеть, как тот теперь выглядит. Не так уж и страшно, не многим хуже, чем на известном портрете работы молодого мастера Бэра. Но комментировать это Исар не стал, по себе зная, что эту тему лучше вовсе не поднимать. — Наслышан уже о том, какое у меня было плодотворное утро?
— Да уж ещё бы, — озадаченно улыбнулся Байч-Харах, заходя и присаживаясь рядом. — Лиза сказала, ты тут знакомишься с новой роднёй?
Пару часов спустя в переговорную ворвалась мечущая молнии Хотон-хон и потребовала, чтобы пациент вернулся в койку. Исар не стал спорить — с отцом его новоявленной жены, судя по всему, можно было вести дела, но вот для удовольствия Исар бы лучше с кем другим пообщался. У него вообще последние шесть лет к медведям душа не лежала. Байч-Хараху тоже пора было идти, он и так уж полмесяца каждый день выкраивал время, чтобы развлечь друга беседой. Друзей у Исара осталось — пальцев на руке многовато для пересчёта, и внимание так высоко вознёсшегося однокашника даже смущало. Можно подумать, Байч-Харах, сделав такую карьеру, по дороге не разжился хорошими друзьями. Да чего там, сам рассказывал, что разжился.
— Друзей много не бывает, — отрезал Байч-Харах, когда Исар попытался на это намекнуть. — Да и потом, знаешь, как говорят: враг может быть новым, а друг только старым. А старше тебя у меня разве что Алтонгирел, и то он мне скорее младший брат, чем просто друг.
Исар откинулся на подушку и прикрыл глаза. Видели они так чётко, что он с непривычки быстро устал, как будто несколько часов смотрел кино с яркими спецэффектами. Со всеми этими событиями он даже не успел осмыслить, как теперь изменится его жизнь — можно будет вернуться к резьбе, да и работать не только в самые солнечные часы, а как раньше, когда приспичит. И, главное, не пытаться прожить всю жизнь за два года.
— Я даже в зеркало на себя не взглянул, — вспомнил он. Конечно, ничего хорошего он бы в том зеркале не увидел, но с глазами всё же должно выглядеть лучше, чем без глаз.
— Тебе здесь, кстати, и лицо подлатать могут, — заметил Байч-Харах. — Только не сразу, надо подождать, пока от этой операции отойдёшь. Лиза говорит, много сразу нельзя, нагрузка на тело большая.
Исар поморгал, прислушиваясь к ощущению — оба века двигались. Одно при этом побаливало, как потянутая мышца, и это было приятно: напоминало, что оно есть и работает.
— Мне вот недавно руки сделали, — продолжал Байч-Харах, рассматривая свои ладони. Исар присмотрелся. Кожа на руках Императора была розовая, незагорелая — даже на тыльной стороне, где всегда загорает. Пара ногтей казались толще остальных. В остальном руки как руки — сильные, но редко делающие грубую работу. Исар невольно глянул на свои — грубые, с заусенцами. Последнее время ему было не до того, чтобы следить за маникюром. Как бы жену не напугать такими лапищами…
— А ты эту девушку знаешь? — невпопад спросил он.
— Которая выскочила за тебя? — усмехнулся Байч-Харах. — Только от Лизы наслышан. Старательная, говорит, соображает неплохо. Из всего набора самой перспективной оказалась.
— И что, — Исар припомнил подколы друга, — днюет и ночует на работе?
— Этого не знаю. Но Лиза их ого-го как гоняет, у ребят ни минуты свободной нет, только спать и есть успевают.
Исар снова закрыл глаза. Да, он понимал, что его выбрали за непритязательность. И да, ему всегда казались наиболее гармоничными отношения, в которых каждый занят своим делом и не тянет жилы из другого. Но одно дело — абстрактная жена, которой Исар уже не надеялся обзавестись, а совсем другое — эта маленькая, напуганная девчушка с такими тонкими пальчиками, что в них страшно представить что-то тяжелее ковылинки.
— А твоя жена не устаёт от этого? — спросил он, припомнив, что Хотон-хон немногим менее эфемерна, да и руки у неё на вид такие же фарфоровые. Байч-Харах всегда был падок на экзотику.
— Наоборот, подзаряжается, — объясняет Байч-Харах. В голосе его слышна улыбка. — Она тут полноправная властительница судеб, её почитают и слушаются. Уж на что я не любитель официоза, но вот это чувство отлично понимаю — когда хорошо делаешь свою работу и в чужих глазах выглядишь героем. Этому чувству трудно что-то противопоставить. И если твоя Ветка доучится и станет хорошим целителем, она это тоже ощутит.
Исар покивал. Да, конечно, он понимал, что это не взаправдашний брак. Девочке нужна защита от отца-самодура. Максимум она согласится пару раз показаться в компании мужа на какой-нибудь встрече, чтобы партнёры не смотрели совсем уж пренебрежительно. Но в целом всё как он хотел — у неё своя жизнь, недоступные ему интересы, и чем меньше он ей станет мозолить глаза, тем лучше. Ладно, и на том спасибо.
Байч-Харах ещё что-то говорил, но Исар отключился. Как и предупреждала Хотон-хон, привыкание к новому зрению было делом трудоёмким и утомительным.
***
Проснулся он от каких-то неприятных звуков по соседству. Дело было к вечеру, Байч-Харах ушёл, оставив ему на прикроватном столике записку: “Отдыхай и набирайся сил!”. Звук — высокий повторяющийся писк — доносился от кровати слева, на которую пару дней назад положили того парня, что высоты боялся. За это время парень пару раз просыпался, но очень быстро засыпал обратно, как будто отрабатывал годовой недосып.
Сейчас парень лежал с открытыми глазами и, с выражением мучительной боли на лице, смотрел в окно. Надрывался рядом приборчик — Исару объяснили, что это штука, меряющая, как часто бьётся сердце. Судя по писку, сердце у парня готово было выскочить через глотку.
— Эй, — позвал Исар хриплым спросонок голосом. — Тебе плохо?
Парень дёрнулся и обернулся, но тут же снова покосился на окно, как будто за тонированным стеклом бродил его злейший враг.
— Там на стекле пятно, — сообщил парень, как будто это всё объясняло. Исар решил, что он бредит. — А я не могу встать, чтобы его оттереть.
Законника я к пациенту всё-таки пригоню на следующий день — не столько ради помощи, сколько ради проверки. Есть у меня одно подозрение по поводу его личности… Не то чтобы на Муданге все были нормотипиками, но естественный отбор тут непуганый благами цивилизации, да и стоит кому-то показаться странноватым, слухи расползаются в мгновение ока. И мне кажется, я знаю, к какому слуху прислушиваться.
Эцаган уже нашёл тех гопников с фотографии, и заявление пострадавшего ему очень поможет их привлечь к ответственности. Ну а пока законник разговаривает с пациентом, я этого пациента потихоньку щёлкаю, чтобы идентифицировать.
— Ну как он? — спрашиваю между делом нашего нового психиатра. К счастью, несколько месяцев назад штат Дома Целителей пополнился, и теперь я счастливо могу свалить всех скорбных душой на господина Ягелло. Он, конечно, хватается за голову от непаханости муданжского поля, но выкладывается на полную и сдабривает наши рабочие будни характерным профессиональным юморком.
— Декомпенсацию купировали, — довольно отзывается врач. — Сказал, что после побоев его всегда накрывает. Как я понял, это с ним случается нередко, по его собственному выражению, “из-за профессиональных качеств”. Необычная личность, интересная. Ему бы, конечно, полежать ещё недельку тут, но ему от скуки только хуже сделается. Я его попросил хотя бы работу искать в столице, чтобы иметь возможность регулярно ходить на приёмы. Но он к КПТ отнёсся скептически, не знаю, станет ли… Закрывается чуть что.
Я киваю и проверяю сообщения — да, всё так, как я и думала.
На обед дорогой супруг не является. Это уже давно не норма, и я даже беспокоюсь, не случилось ли чего. Я как-то уже отвыкла без него выдерживать Алёнкину осаду и боюсь, что меня колонизируют, хоть у нас теперь помимо Тирбиша ещё двое нянь. От такой судьбы я сбегаю и заявляюсь в кабинет к дорогому выяснять, кто ему на сей раз по мозгам ездит. И нахожу его там в гордом одиночестве.
— А что, уже обед? — осоловело моргает Азамат и растирает лицо. — Ох, прости, я утратил счёт времени.
— В чём это ты тут завяз? — интересуюсь, заглядывая ему в экран. Там какие-то бесконечные буквы.
— Да тут… — он отмахивается, вставая. — Я был уверен, что прочитал все отчёты ещё первого числа и могу гулять свободно, и тут вдруг нашёл ещё двенадцать штук.
— В смысле “нашёл”? Тебе разве их не приносят на серебряном подносике?
Мы выходим в коридор, и дверь кабинета с тихим жужжанием запирается.
— Ну вот те первые и принесли. А проверить дворцовую почту не почесались. Понимаешь, все же думают, что все умные, и если отчёты предназначаются мне, особенно если там ещё данные конфиденциальные, то никто не будет слать их на общедворцовую почту, — он драматично разводит руками.
— То есть шлют? — качаю головой я. — А ты потом сам их там ищешь?
Азамат раздражённо вздыхает.
— Я начинаю подумывать, что твоё предложение кое-кого тут проклясть — не такое уж чрезмерное.
— Может, эффективней будет поувольнять пару особо выдающихся да заменить на кого посообразительнее?
Азамат фыркает смехом.
— Лизунь, так я уже дважды так делал. Понимаешь, они когда собеседование проходят, голову включают и кажутся умными. А через несколько месяцев расслабляются — и выключают! Я уже думаю, как бы это так организовать собеседование, чтобы на нём кандидат уже сразу был с выключенной головой, я бы хоть посмотрел, что я реально получу в итоге.
У меня есть пара идей — от бутылки хримги до бейсбольной биты, но в этот момент мы доходим до жилой зоны и обнаруживаем за столом помимо детей и нянек ещё и Эцагана с какими-то бумажками.
— А, Лиза, извините, что я без приглашения! — ухмыляется он, спешно проглотив ложку супа. — Свидетельские показания свои подпишете? Тогда завтра бы уже этих красавчиков на Судный день привели.
Азамат тяжело вздыхает.
— У меня на завтрашний Судный день уже и так очередь на двенадцать часов. Что они натворили? Лизунь, я надеюсь, ты свидетель только как целитель?
— Нет, это которые напали на того странного парня, помнишь? — я примащиваюсь на уголке стола, где Алёнкины загребущие ручки не дотянутся до листов. Понятное дело, показания свои я Эцагану отправляла по электронке, а на электронные подписи муданжская полиция пока не перешла, поскольку большинство граждан недостаточно технически подкованы, да и подходящих устройств у многих нет.
— А! — оживляется Кир. — А выяснили, чего они с ним не поделили?
— Да вот, — Эцаган потрясает ещё одной стопкой бумаг, — как раз собирался капитану представить дело, чтобы завтра долго в нём не копаться. В общем, парень этот недавно нанялся к одному купцу секретарём. А тот хотел вложиться в дело этих ребят, они краски делают всякие. Уже сделка была на мази. Ну а секретарь их проверил и хозяину своему говорит, мол, не стоит, у них финансовая история сомнительная. Воруют, проще говоря. Купец ему не поверил, мол, твоё дело кофе подавать да бумажки перекладывать, куда ты лезешь с глухим именем в хозяйские дела? И вышвырнул его. А эти молодчики подкараулили и побили, чтоб неповадно было у хороших людей в грязном белье копаться.
— Хм, — Азамат теребит губу. — Это как же он так их проверил?
Времени и так была потеряна уйма, Исару даже пришлось выплатить неустойку паре заказчиков, а потом нанять ещё троих работников, чтобы делали хоть что-нибудь, пока он тут валялся. Конечно, восстановленное зрение стоило того, но тратить лишнего он не собирался. Поэтому даже обед с Байч-Харахом в день выписки завернул, отговорившись срочными делами. Тот и так уделил Исару непростительно много времени от государственных забот, и Рубчий понятия не имел, чем расплатиться за такую щедрость.
Однако про дела он не соврал. Выкуп выкупом, а новообретённой жене он пока кроме статуса ничего не предоставил, и это был непорядок. Жена нашлась в служебном помещении рядом с палатами, где пыталась одновременно причесаться и заварить чай.
— Сходишь со мной пообедать? — предложил Исар, стараясь не думать о том, что этой девушке с таким, как он, и в публичном месте зазорно появляться, не говоря уж о замужестве.
— Я пока не голодная, — промямлила она с перепуганным видом. Немудрено, смотреть-то на него и правда страшно. Сам как-то привык, да и ближайшие подчинённые тоже, а Арай его и не видела до свадьбы, если подумать. Но ему в любом случае нужно было сегодня ещё с ней встретиться.
— А через пару часов?
Она заколебалась, шаря взглядом по полу у него под ногами, как будто искала там люк, в который можно нырнуть и спрятаться. Исар шагнул назад, чтобы поменьше давить на неё своим видом.
— Хорошо, давайте, — наконец согласилась она. — Только недалеко. Обеденный перерыв всего час.
Исар кивнул и пошёл сразу бронировать столик в “Щедром хозяине”, а то в обед можно было и не у дел остаться. Затем он отправился в ювелирную лавку, которую рекомендовал Байч-Харах. Может, после пары подарков девица хоть немножко расслабится в его присутствии…
Не расслабилась. Сидела, сгорбившись, засунув ладони под себя, и буравила взглядом стопку коробок, даже не пытаясь открыть. Как будто в них были распылители с ядом или взрывчатка, а не драгоценности.
— Мне не нужно ничего, — наконец выдавила она, опуская взгляд в тарелку. Исар заказал ей морскую рыбу на гриле, рассудив, что в столице она такое ела нечасто. Но, возможно, она не любила рыбу.
— Не могу же я тебе на свадьбу совсем ничего не подарить, — заметил он, сглатывая комок в горле. Ему и самому кусок в глотку не лез в такой атмосфере.
Она рассеянно покивала, но к коробкам так и не притронулась. Пригнулась, понюхала рыбу и всё-таки отщипнула кусочек.
— Вы… часто в столице бываете?
Она не хочет тебя видеть, подумал Исар с выработанной годами покорностью. Потом честно задумался об ответе. На встречи с клиентами он давно уже посылал помощника, чтобы не спугнуть, но теперь, когда зрение восстановлено, имело смысл почаще бывать на ярмарках, смотреть, кто что делает, чтобы не отстать от моды.
— Теперь, наверное, раз в два-три месяца буду, — прикинул он.
Она снова сжалась, и он понял, что она приняла его “теперь” на свой счёт.
— По работе, — уточнил он дрогнувшим голосом. — Раньше трудно было ездить, ничего не видя.
Арай чуточку расслабилась, не отводя взгляда от блюда. Потом аккуратно ногтями оторвала один сегмент поджаристого, карамельного рыбьего мяса, отправила в рот и жевала так долго, будто это был вяленый балык.
— Я… — заговорила она, дожевав и чуть не подавилась. — Кхм. Я… могу… быть чем-нибудь полезной?
Исар моргнул. Стол ломился от непочатых блюд.
— Ты хочешь уйти?
Она наконец подняла голову достаточно, чтобы взглянуть на него исподлобья.
— Нет, я имею в виду… вообще?
Он удивился ещё сильнее. При том, как тяжело ей давалось его общество, он не ожидал, что она предложит. Он неловко почесал затылок.
— Ну, так, если подумать… Я иногда встречаюсь с заказчиками или поставщиками. Обычно они ко мне приезжают, но, думаю, теперь и в столице буду встречаться. Было бы неплохо, если бы ты могла иногда ходить со мной. Чтобы… — он усмехнулся, — чтобы они на тебя смотрели, а не на меня.
Она часто закивала.
— Да, хорошо, я так ходила с отцом раньше. Не проблема. Только мне выходной надо заранее просить.
— За месяц нормально? — уточнил Исар и, получив быстрое подтверждение, немного успокоился. Что ж, по крайней мере, девица своими обязанностями прямо не пренебрегает. Во всяком случае, в разумных пределах. Может, и есть правда в словах Хотон-хон, что она на этой своей работе на всякое насмотрелась. На задворках сознания жужжала мысль, что такую кралю надо не в Доме Целителей в распыл пускать, а разместить в тереме с пушистыми коврами и расписными стенами, чтобы её там дюжина слуг ублажала ваннами, маслами и сладкими фруктами. Но он помнил, что этот фрукт ему достался только потому, что он обещал ничего такого не делать. Хочет девица спину гнуть и в чужих болячках ковыряться — её право. Может, ещё перебесится с возрастом. Хотя, судя по тому, что говорил Байч-Харах, не перебесится.
— Что-то не по нраву или не радует? — громко спросила подошедшая официантка, и Исар с Арай оба подпрыгнули, тут же в один голос начав заверять, что всё отлично. Остаток обеда прошёл в полном молчании: Арай старательно перепробовала все блюда, а Исар жевал сам не знал что, внимательно следя за её реакцией. Ему не последний раз её кормить, а по опыту женитьбы он знал, что за промахом в выборе угощений следуют месяцы наказания.
Чачу я ловлю как раз вовремя — за мрачным чтением договора о рассрочке. Он уже собрался и полностью одетый, со всеми вещами, сидит на ресепшене. На столике в зоне ожидания стоит квадратный стакан с пятью ручками. Четыре из них аккуратно прислонены по углам стакана, а вот для пятой своего угла не нашлось. Чача то и дело отрывается от чтения, чтобы переместить пятую ручку от одного бортика стакана к другому, но результат ему всё равно не нравится.
Понаблюдав за ним с минуту, я подхожу и решительно вынимаю ручку.
— Как самочувствие? — спрашиваю я преувеличенно бодро, приземляясь в соседнее кресло.
Черты у Чачи ясные и хорошо сбалансированные, но впечатление портят мимические складки — слишком явные для его возраста и как будто немного не на месте. Вот и сейчас он при виде меня сразу сморщился, как будто съел что-то кислое.
— Было хорошим, пока вот это не начал читать, — он помахивает бумажками.
— Условия невыгодные? — хмурюсь я.
— Да тут половины условий вообще нет, — ворчит он, принимаясь листать. — Вот, например, обстоятельства непреодолимой силы. А где приложение со списком? Мало ли кому что непреодолимо… В обязательствах сторон воды налито больше, чем смысла. Это же документ! Если по нему претензию в суд подать, это будет стычка законников, кто интереснее интерпретирует…
Я чешу в затылке. Договора на лечение у нас составляют законники, я только одобряю. Но я в муданжском канцелярите до сих пор плаваю, а нагружать мужа ещё и этим как-то не хочется. Я начинаю прикидывать, как можно улучшить текст договора так, чтобы Чача побыстрее всё подписал и был свободен, а то у меня тоже время небесконечное, но тут он решительно откладывает документ и отодвигает от себя.
— Нет, я не буду это подписывать, лучше сразу всю сумму оплачу, это только нервы себе трепать весь срок рассрочки.
— А у тебя есть такая возможность? — уточняю. Сумма там не то чтобы неподъёмная, но откуда мне знать, как у Чачи с деньгами.
— Есть, — снова морщится он, — только не знаю, когда новую работу найду, а с пустым кошелём до неизвестно когда жить — это по ночам не спать. Тем более ещё поддерживающую терапию оплачивать…
— Новая работа тебя уже ждёт, — тут же вставляю я. — Уут-хон написал на тебя рекомендательное письмо, и оно очень заинтересовало Ахмад-хона. Так что давай решай свои дела здесь, и я тебя к нему провожу.
Чача раскрывает круглые совиные глаза и принимается нервно поглаживать большими пальцами ногти остальных.
— Это большая ответственность, — неуверенно произносит он.
— Бить не будем, — обещаю я. — Договор можешь сам написать.
— Я и так всегда сам пишу, — фыркает он. — Да только где те договора потом оказываются… За последние два года один Уут-хон мне и выплатил неустойку.
— Ты думаешь, Император тебе неустойки пожалеет? — приподнимаю бровь. — За тем, насколько он соблюдает собственные законы, вся планета следит, знаешь ли.
Чача пару раз дёргано кивает, молча встаёт и отправляется на кассу.
Азамат ждёт нас в кабинете и только что руки не потирает. Он уже с вечера составил список задач и обязанностей, который намерен повесить на нового работника. Даже ночью два раза подрывался, чтобы туда что-то добавить.
Я завожу Чачу внутрь, быстренько представляю мужиков друг другу и намерена уже сделать ноги, пока на меня из уст супруга не сошла лавина государственных дел, но тут я понимаю, что Чача на представление вообще не реагирует, вместо этого уставившись негодующим взглядом на Азаматов стол. Тот самый, инкрустированный.
— А где моё рабочее место? — спрашивает он вместо здрасьте.
Азамат кидает на меня обеспокоенный взгляд.
— Напротив через коридор.
— Мгм, — Чача обхватывает рукой подбородок и перестаёт поджимать плечи к ушам. Склоняет голову набок, потом на другой бок. Потом переводит пытливый взгляд на Азамата. — А вы не хотите от этого избавиться?
Муж на секунду подвисает, потом напрягает уголки губ, чтобы не разъезжались.
— Я бы пользовался чем-то более практичным, но выбора нет. Старейшины настояли, что у меня в кабинете должен быть хоть один предмет обихода старых Императоров.
В ответ он удостаивается подозрительного прищура.
— Выбор есть всегда.
— Безусловно, — соглашается Азамат. — Но это не очень актуальная проблема.
Чача снова дёргано кивает.
— Хорошо. Я посмотрю своё рабочее место.
С этими словами он разворачивается и двигает на выход.
— Может быть, позже? — предлагает Азамат. — У меня есть кое-что срочное для вас…
— Срочность — это иллюзия, — бросает Чача через плечо и исчезает за дверью.
Азамат переводит недоумевающий взгляд на меня. Я только развожу руками, пожав плечами так, что шею заломило.
— За что купила, за то продаю. Уут-хон очень его хвалил, а он превыше всего ценит порядок в делах. И потом, в Доме Целителей этот кадр вёл себя тише воды, ниже травы. Ну, разве только особого пиетета ни перед кем не проявлял.
За следующие два дня Чача представляет Азамату законченный список дел. Я при этом не присутствую, но муж делится со мной подробностями за обедом.
— Невозмутимый абсолютно, — поражается он. — Ни намёка на гордость, похвалу слушать не стал. Выложил мне свой собственный список, с какими проблемами он столкнулся в процессе, какие смог решить, а какие требуют моего вмешательства. Я его спросил, не считает ли он проблемой, что его теперь весь дворец ненавидит.
— Не считает? — ухмыляюсь я.
— Вообще не впечатлён, — качает головой Азамат. — Как будто так и надо.
— Ну и как, ты придумал ему ещё две тыщи дел, чтобы он чего-нибудь не наворотил?
— Да нет, — Азамат кривит губы. — Я так больше ничего и не придумал. Но он вроде на рожон не лезет, так, наводит порядок по мелочи. Я видел, он в облачном архиве сделал новую классификацию документов, но даже не вместо, а в дополнение к существующей. А так сидит себе, почту мою фильтрует. Вроде всё нормально…
После обеда меня вызывают к пациенту, поэтому запланированные на сегодня министерские дела приходится отложить. Сначала думала — до завтра, но освободилась за три минуты до конца рабочего дня канцелярии. Конечно, шанс кого-то застать невелик, но мне всё равно во дворец… В итоге через десять минут после конца рабочего дня я являюсь к ребятам из министерства строительства. В надежде всё-таки урвать чьего-нибудь времени и внести правки в проект больницы в Сирии, а то оттуда в Ахмадхот не навозишься. Я понимаю, конечно, что у людей годовой отчёт, но это же не повод меня динамить, правильно? Проект-то ещё пёс знает когда начали согласовывать.
Захожу к ним в офис и… вижу Чачу. Кадр наш сидит за стандартным дворцовым буком — уж не знаю, своим или местным, ещё вопрос, что Ирнчина больше выбесит, — а вокруг него толпятся несколько сотрудников министерства, таращась в экран через его плечи. По обе стороны от двери застыли телохранители.
— А это — сюда, — наставительно комментирует Чача свои действия. — Понятно теперь, какая разница между первым полем и шестым?
Собравшаяся у него за спиной публика согласно мычит.
Я озадаченно крякаю, и сотрудники наконец обращают на меня внимание.
— А-а, Хотон-хон, — с явным разочарованием протягивает министр. — Вы по поводу Дома Целителей, да? Я тут… немного…
— Да вы идите, мы вам потом расскажем, — заверяет его один из архитекторов.
Чача невозмутимо что-то печатает.
В итоге министр всё-таки приглашает меня в переговорную, где мы просиживаем часа два. Когда я выхожу, Чача всё ещё хреначит за буком, но хотя бы все остальные расселись по рабочим местам и тоже воткнулись в экраны.
— А что это ты тут делаешь? — не выдерживаю я, зависнув над его столом.
Он поднимает на меня рассеянный взгляд, не переставая печатать.
— Люди не разобрались с новой базой. У меня свободное время. Решил помочь.
Министр, маячащий у меня за плечом, нервно хихикает.
— Да-а, вот, господин секретарь был так любезен, всё нам показал, какие данные куда вносить… Оказывается, у нас почти всё есть, мы просто неправильно поняли…
— А вам, когда базу эту сделали, разве не проводили тренинг? — удивляюсь я. У меня весь медперсонал по любой программулине экзамен сдаёт.
— Да как-то… не до того было… — разводит руками министр.
— В отчёте отдела разработки значится, что они отказались, — флегматично сообщает Чача. — Сослались на то, что разберутся сами.
Я тяжело вздыхаю. Нет, Азамат их определённо разбаловал.
— Не переусердствуй, — замечаю я Чаче. — А то министерств много, тебя одного не хватит за всеми подтирать.
Чача бросает на меня быстрый взгляд, тут же возвращая его в экран, но лицо его как-то расслабляется.
— Учту.
А я топаю рассказывать мужу, где его новый сотрудник проводит своё свободное время. Смех и грех. Ну хоть, надо надеяться, министерство строительства не наймёт на него киллера.
***
За последующие пару недель Чача примерно таким же образом помирился и со всеми остальными отделами канцелярии, разве что Хос его до сих пор боится. Я ожидала, что Ирнчин его со свету сживёт за нарушение протоколов безопасности — секретарский бук нельзя приносить в другие отделы и подключать к их базам, а за министерские буки не полагается садиться посторонним. Но, как оказалось, Чача и это предусмотрел и запросил в службе безопасности себе временный бук со временным доступом для каждого визита ко всем, кому успел наступить на ногу.
Ирнчин возненавидел его за другое: Чача отлично отыскивает уязвимости во всех уровнях системы безопасности. Как будто они сами на него прыгают, честное слово. И вроде хорошо, что их отыскивает Чача, а не кто-нибудь злонамеренный, но кулаки у Ирнчина ой как чешутся — Янка аж время от времени приходит ко мне пересидеть, пока он дома метелит боксёрскую грушу. Не потому, что за себя боится, конечно, а просто тяжело смотреть, как его колбасит.
Но дела идут в гору, работа канцелярии всё больше начинает напоминать качественный часовой механизм, у Азамата появляется больше свободного времени. Чача исправно внушает трепет всем дворцовым службам, но при этом исключительно корректен, когда принимает звонки или по просьбе Азамата отвечает на письма.